Часть V
XX век – начало.
…и будет кровь по всей земле… (Библ. «Исход» 7. 19)
Украина «в двух вагонах».
Если не брать во внимание борьбу поляков за независимость и выступление декабристов «Южного общества» то, фактически, весь XIX век до самого начала XX, в пределах Южной Руси, в политическом отношении, всё было относительно спокойно. Свидоми, при всём своём старании, не найдут сколь-нибудь значительного факта народного возмущения, не то что против москалей как народа, но даже против московского правительства. Крестьянские восстания, конечно, иногда наблюдались, но происходили они в Малороссии не чаще чем в остальных регионах России. Пожалуй, самые серьёзные волнения происходили в 30-е годы. В 1830-1831 годах отмечались крестьянские волнения на Волыни, в 1833 году - в Киевской губернии, в 1834 - Харьковской. Особенно широкое и массовое движение развернулось в эти годы на Подолии, под руководством Устима Кармалюка. Оно охватило всё Подолье и соседние с ним районы Бессарабии и Киевщины. Более чем за двадцать лет борьбы с помещиками крестьянские отряды Кармелюка совершили более тысячи нападений на помещичьи усадьбы. За эти годы в восстании принимали участие около 20 тысяч человек. Захваченные у помещиков деньги и ценности часто раздавались крестьянам беднякам. Но опять же, эти вспышки народного возмущения, не преследовало каких либо политических или национальных целей, а являлись протестом крестьян против жестокого гнёта помещиков. В этом повстанческом движении принимали участие не только малороссы, но и поляки, евреи и другие народности. Так, долгие годы верными соратниками Кармелюка были евреи Аврум Ель Ицкович, Абрашко Дувидович Сокольницкий, Арон Виняр и Василий Добровольский, а так же поляки Ян и Александр Глембоцкие, Феликс Янковский и Александр Витвицкий. Восстания эти, как можно заметить, происходили в основном на правобережной, можно сказать польской Украине, где практически все помещики были поляками, а о их отношении к русским людям выше уже говорилось. После подавления последнего польского восстания в 1864 году и отмены крепостного права, сведений о народных возмущениях становится совсем мало. Даже советская историография, любившая ярко осветить любую вспышку народного возмущения в царской России, с сожалением констатировала, что крестьянское движение после реформы было невелико.
Но, к концу XIX века состояние украинского села ухудшилось. Слишком высокий выкуп за землю, подати, голод связанный с неурожаями - все это отнюдь не способствовало процветанию крестьянства. И хотя к началу XX века примерно 3/4 всей пашни (без лесов, водных массивов и неудобий) принадлежали крестьянам, и около 1/4 – всем остальным сословиям (в первую очередь – дворянству), земли крестьянам не хватало. Из-за нехватки земли многие крестьяне были вынуждены эмигрировать на восток – в Сибирь, Казахстан и на другие земли. В 1914 году там находилось более 2 миллионов выходцев из Малороссии.
Дворянские сословия, как и прежде, обладали как общими, так и особенными правами и преимуществами. Дворянство по-прежнему имело право на особые титулы, родословные книги, гербы, особые формы землевладения (майоратные, заповедные земли), оставалось собственником земли, хотя уже не единственным. Экономический вес дворянского землевладения падал, ибо часть дворян, не умевших выживать в новых рыночных условиях, разорялась, закладывала свои имения, или продавала их в руки разбогатевших крестьян и буржуа. Всего к началу XX века в России насчитывалось 1 миллион 800 тысяч потомственных и личных дворян (вместе с членами семей), что составляло около 1,5 % населения. Национальный состав дворянства в России был чрезвычайно пёстрым. Лишь чуть более половины дворян считали родным русский язык, за русскими шли поляки, составлявшие около 30% российского дворянства, далее грузины, турецко-татарская, литовско-латышская и немецкая группы.
Не смотря на ухудшившееся к началу XX столетия положение крестьян, Малороссия тех лет всё же являлась житницей Европы. 90 % всей экспортированной Россией пшеницы вывозилось из Украины. Крупнейшие помещики стремились превратить свои имения в сельскохозяйственные капиталистические предприятия, и около 2 тысяч дворян влились в начале XX века в состав крупных предпринимателей России.
На территории Украины интенсивно (по тем временам) строились железные дороги, которые предназначались и использовались в основном для вывоза сельскохозяйственного сырья.
В период с 1870 по 1900 год активно развивается Донецкий угольный бассейн и Криворожский бассейн по добыче железной руды. Здесь добывалось 70% всего угля империи и более половины железной руды. Из-за нехватки земли и обнищания многие крестьяне переселяются в города, формируя тем самым пролетарские массы города. В связи с этим явлением быстро растут города Малороссии. Так, с 1860 по 1897 год население Одессы выросло с 113 тысяч человек до 404 тысяч человек, Киева - с 55 тысяч до 248 тысяч.
Ухудшившееся к началу XX века положение крестьянства вызвало в самом его начале новую волну возмущений охвативших Харьковскую и Полтавскую губернии. И если раньше мы видим единичные крестьянские выступления, то в 1902 году оно имело совершенно новое проявление. Выражалось оно в том, что выступление крестьян одного селения по самому заурядному поводу (непомерно высокие цены за аренду земли и непомерно низкие цены за рабочие руки, скверные условия труда, произвол и т. п.) служило детонатором дня выступления крестьян в соседних селениях, а эти в свою очередь детонировали выступления в других. Но, не смотря на различия поводов выступлений, все они уходили своими корнями в крестьянское малоземелье. Многие выступления сопровождались захватами помещичьих земель, взломом хлебных амбаров и вывозом зерна, поджогами усадеб, часто принимали характер восстаний с открытым сопротивлением полиции и даже войскам. Вот характерное описание крестьянских действий в телеграмме одного из пострадавших помещиков на имя министра внутренних дел (1 апреля 1902 г., Полтавская губерния): «Несколько дней совершается систематический грабеж крестьянами помещичьих хлебных запасов, грабят же неимущие. Обыкновенно являются в усадьбу поголовно целые соседние деревни с подводами, с мешками, в сопровождении жен, детей, врываются в усадьбу, требуют ключи от амбаров, при отказе отбивают замки, нагружают в присутствии хозяина подводы, везут к себе... В дома не входят, но что попадается в амбарах сверх хлеба, все забирают». В ряде случаев крестьяне захватывали земли и торопились их запахать и засеять в надежде, что отобрать ее не посмеют.
Материалы судебных процессов (суду было предано 1092 крестьянина) позволяют отчётливо увидеть причину, которая поднимала деревню на революционные действия, на прямые столкновения с карательными силами, она отнюдь не национально-освободительная.
«Позвольте рассказать вам о нашей мужичьей, несчастной жизни. – Говорит на суде обвиняемый, некто Киян. - У меня отец и 6 малолетних (без матери) детей и надо жить с усадьбой в 3/4 десятины и 1/4 десятины полевой земли. За пастьбу коровы мы платим... 12 руб., а за десятину под хлеб надо работать 3 десятины уборки. Жить нам так нельзя, - продолжал Киян. - Мы в петле. Что же нам делать? Обращались мы, мужики, всюду... нигде нас не принимают, нигде нам нет помощи».
Высокопоставленный сенатский чиновник писал в Министерство юстиции: «Присматриваясь к длинному ряду лиц, проходящих перед моими глазами на суде, - прислушиваясь к их показаниям и говору, я выношу убеждение, что крестьяне устрашены, но вовсе не убеждены. Крестьяне меня поражают еще и не замечаемой в годы моей бывшей службы на местах не то своей одичалостью, не то особой сосредоточенностью. Во всяком случае, недоверчивость к начальству, полная от него отчужденность проглядывается во всем».
Полтавская и Харьковская губернии, выделявшиеся помещичьим засильем и крестьянским малоземельем, сыграли решающую роль в событиях 1902 года. За март - начало апреля крестьянское движение охватило здесь 165 селений, оказались разрушенными 105 помещичьих экономий. Движение было подавлено с использованием войск. Случались и прямые столкновения, и огнестрельные залпы по толпе с убитыми и ранеными. Волна крестьянских выступлений в 1902 г. прокатилась и по другим губерниям Украины и России, отмечавшимся высокой концентрацией помещичьего землевладения - Киевской, Черниговской, Орловской, Курской, Саратовской, Пензенской, Рязанской... Всюду отмечались небывалые раньше решимость в поведении крестьян и радикализм их требований. Можно говорить, что уже в 1902 году на историческую сцену выступил новый крестьянин - крестьянин эпохи социальной революции, а социальный взрыв 1902 года не был напрасным и бесследным. Самодержавие начало «уступки» крестьянству: в феврале 1903 года было провозглашено обещание облегчить выход из общины, в марте ликвидирована круговая порука общинников, в августе 1904 года отменены, наконец, телесные наказания крестьян - позорный пережиток крепостного рабства.
Одновременно с крестьянским движением усиливается и борьба за свои права городского пролетариата. Борьба рабочего класса усилилась в период экономического кризиса, наступившего на рубеже XIX – XX столетий. Главным оружием промышленного пролетариата, как известно, являлись стачки. Если в 1895 году прошло 214 стачек, то в 1901 - 353, а в 1903 - 382. При этом рабочее движение развивалось не только количественно, но и качественно. Забастовщики все чаще выдвигали политические требования: в 1903-1904 гг. политическими являлись свыше 50% стачек. Стачки приобретали наступательный характер: рабочие требовали не возвращения сниженных заработков, а новых повышений. Рабочие начали оказывать сопротивление. Появилась новая форма забастовки - всеобщая, когда бастовали рабочие всего города, региона или отрасли. Такая стачка охватила в июле-августе 1903 года весь юг России - от Киева и Одессы до Тифлиса и Батума. В ней участвовало свыше 200 тыс. рабочих различных национальностей. Но, опять же, нет ни одного указания на то, что рабочий Малороссии требовал автономии или федерации, требовал, чтоб его называли украинцем.
Начало XX столетия совпало и с началом первых политических партий в Малороссии. Уже в начале 70-х годов XIX столетия в Российскую империю начинают проникать марксистские идеи, которые быстро овладевают умами студенческой, а вслед за нею и рабочей молодёжи. В Малороссии же в это время, с отъездом за границу таких видных украинофилов как Драгоманов и Кулиш, многие деятели украинской культуры Малороссии, входившей в состав Российского государства, вообще не выдвигали никакой политической программы для своего движения. «Старая Киевская громада», организация украинской интеллигенции, членами которой были М. Ковалевский, М. Лысенко, М. Старицкий, П. Чубинский и другие лица, в 1886 году были даже вынуждены разорвать отношения с Драгомановым, считая его политическую деятельность вредной. Революционно настроенную молодёжь, ту, более национальных привлекают идеи и идеалы социализма. Она считала, что освобождение от царизма можно получить через освобождение социальное, через совместную борьбу наряду с другими нациями против существующего в России социального устройства.
В январе 1900 года в Харькове была создана Революционная украинская партия (РУП). Это была первая в Малороссии политическая партия. Ее учредителями были студенты Дмитрий Антонович, Михаил Русов, Лев Мациевич и Бонифатий Каминский. Революционная украинская партия представляла собой конгломерат национал-радикальных, марксистских, народнических, эсеровских и социал-реформистских политических течений. Такой обширный спектр идей объединенных партией, объясняется тем, что РУП являлась первоисточником всей дальнейшей партийной системы Малороссии. Некоторое время идейно-тактическую разницу во взглядах членов партии удавалось сглаживать отсутствием чёткой партийной программы, которая бы определяла цель деятельности РУП и пути ее достижения. Поначалу, правда, РУПовцы приняли, как программу, выступление перед участниками Шевченковских праздников в Полтаве и Харькове в феврале 1900 года Николая Михновского, где он призывал к вооружённой борьбе за права украинского народа: «Хоч-би й не було у нас державно-історичної традиції, то це не може мати значіння для дужої, бадьорої нації, що відчула свою силу і хоче скористатись своїм правом-силою...» - провозглосил он. Руководители РУП предложили Михновскому представить свои идеи в отдельной брошюре. Они появилась в том же году в брошюре под названием «Самостийна Украина», которая была издана во Львове, тиражом 1000 экземпляров. Какое-то время «Самостийна Украина» в которой впервые публично высказывалась идея: «…одна, єдина, вільна, самостійна Україна від гір карпатських аж по кавказські», считалась программой РУП, но вскоре эта программа подверглась острой критике. Малороссийская интеллигенция приняла этот манифест крайне враждебно. Недовольство позицией Михновского началось и в самой РУП, поскольку «Самостийна Украина» не содержала социальной программы, тогда как члены РУП тяготели к социализму. В результате Михновского обвинили в шовинизме, чрезмерном радикализме, в «оригинальничаньи» и Михновский с родным братом примкнули к «Братству тарасовцев», которое в 1901 году образовали Гринченко, Вороной, Липа, Черняховский и Коцюбинский. Михновский, хотя и не был среди основателей данного Братства, очень быстро стал его идеологом и проповедником. «Братство тарасовцев» провозгласило своей целью борьбу за «самостоятельную суверенную Украину, соборную, целую и неподелённую, от реки Сян до Кубани, от Карпат до Кавказа, свободную, без пана и хама, без классовой борьбы, федеративную республику». Но Михновский уже тогда был противником федерации и выступал за самостийну Украину, и главным врагом «украинства» считал «чужие нации» – русских, евреев, поляков и призывал к бескомпромиссной борьбе с ними, отбрасывая в сторону наличие в них тех классовых прослоек, которые так же, как и малоруссы ненавидели царское самодержавие и добивались установления в стране демократического строя. Михновский не видел в них своих союзников. Он призывал украинских пролетариев бороться против российских пролетариев, которые, по его словам, находятся под опекой российских промышленников и банкиров. «Одним словом, - говаривал Михновский, – украинская нация должна бороться против всех враждебных наций, независимо от того, какие классы наличествуют в них и за что они борются».
Ежедневная Всеукраинская газета «День» №64, суббота, 14 апреля 2007года, в статье «Вечный оппозиционер. Жизнь и борьба Николая Михновского» автор, которой кандидат исторических наук Владимир Горак пишет: «Некоторые историки и мемуаристы изображают «Братство тарасовцев» как очень немногочисленную и невлиятельную структуру, но это не соответствовало действительности. Ячейки этой тайной организации существовали в Киеве, Харькове, Одессе, Екатеринославе и в других городах Украины. Наиболее многочисленной ее ячейкой была, конечно, киевская (его работой непосредственно руководил сам Михновский). К тому же, «тарасовцам» удалось распространить свое политическое влияние на большинство других нелегальных студенческих кружков, которые действовали в других городах, и даже на селянство...».
Заявление конечно смелое – за смелость можно поставить 5, а вот за знание истории... Я, конечно, не имею права экзаменировать учёных мужей, но мне, привыкшему на факты смотреть именно в той плоскости, в которой они лежат, очень трудно понять, как можно совместить историеподобную сказку кандидата вроде как исторических наук Горака с воспоминанием о Николае Михновском его лучшего друга и единомышленника Сергея Шемета, который писал: «За ним пішла і його підтримала невелика ґрупка молоді, найблизчих його товаришів, що в «Братство Тарасовців» була зорґанізувалася, їх було чоловік 6. Я знав чотирьох з них. Це булла завязь українського самостійництва». Более того Шемет утверждает: «Проти них було все: і старе — культурницьке, і молоде — соціялістичне українство.… Пропаґанда «Тарасовців» не мала замітного успіху. Гурт «Таросовців» майже не збільшався, а як покінчали науку осново-положники гуртка і розійшлись по світу, то й сама організація перестала істнувати. Виступи маленького гуртка «Тарасовців» на велелюдних сходинах ріжно-племенного київського студентства робили вражіння якогось дон-кихотства. Це були виступи людей якогось иншого світогляду, зовсім тоді не модного і масою студентства не визнаного».
Как историк может проигнорировать такой весомый контраргумент, такой, можно сказать, нокаутирующий удар по своей «научной» мысли, и утверждать, что «…«тарасовцам» удалось распространить свое политическое влияние на большинство других нелегальных студенческих кружков…»? Может быть, Горак не верит самому близкому другу Михновского? Тогда отчего он не объясняет почему? Лично я верю, и объясню почему. Верю потому, что видный украинофил Е. Чикаленко, не без иронии писал в своих мемуарах, что если бы поезд, в котором в 1903 году ехали из Киева в Полтаву делегаты на открытие памятника Котляревскому, потерпел крушение, то это означало бы конец украинского движения на многие годы, если не десятилетия — практически все его активисты помещались в двух вагонах этого поезда. Если все свидоми вмещались в двух вагонах, то «тарасовцев» можно было всех разместить на двух тачанках у батьки Махно, ещё бы и место осталось.
Или может тот факт, что Михновский, пробыв в «Братстве Тарасовцев» всего год, создал в 1902 году Украинскую народную партию (УНП) о которой тот же Шемет пишет, что «…та »Українська Народня Партія«, ініціятором якої він (Михновский) колись був і яка до революції майже нічим себе не проявляла, підчас революції хоч і ожила ... але, на думку Міхновського, вона не подавала надій на серіозний розвиток…», не доказательство не популярности его идей. А то, что после того как «осново-положники гуртка розійшлись по світу», а «організація перестала істнувати» является и лучшим доказательством непопулярности «тарасовцев». И не доказательство ли непопулярности идеи Михновского то, что один из трёх лидеров выходившего в 1909 – 1914 годах в Киеве журнала «Украинская хата», стоящего на позициях самостийнычества, один из ее ключевых теоретиков М.Сриблянский (Микита Шаповал) писал в 1911 году: «Украинское движение не может основываться на соотношении общественных сил, а лишь на своем моральном праве: если оно будет прислушиваться к большинству голосов, то должно будет закрыть лавочку,- большинство против него». Другой украинский деятель тех времен В. Андриевский отмечал: «Українські соціялісти поставили собі за першу і з початку за одиноку ціль: поділити після Марксового катехизму українську націю на кляси. Одно тілько вони забували, що на Великій Україні тоді ще не було Української Нації!»
Наталкиваясь на вышеуказанные факты, свидетельствующие о том, что спустя десять и даже более лет после создания «Братства» украинство было крайне не популярно, напрашивается вопрос - кто же тогда пошёл за «Тарасовцами», где то «большинство» которое сквозь столетие разглядел «историк»? Его не было. Поэтому, будущий член Центральной Рады В. Садовский будет вспоминать: «У той час, коли я прибув до Києва в РУПівських колах закінчувалась еволюція перетворення партії з групи з невиразним соціялістично-революційним світоглядом — в організацію, що стояла на грунті ортодоксального марксизму. Джерелом цього марксизму в нас були в першу чергу російські соціял-демократичні видання, при чому з тих двох фракцій, що на них незадовго перед тим поділились російські с.-д., більші симпатії серед нас мали більшовики, а твори Леніна мали спеціяльну популярність». Уровень національної свідомости «…не стояв... високо. Безперечно більшість нас виховувалася на читанні загальної економічної й соціялістнчної літератури, а не на читаннях українознавства. Навіть знання української мови не стояло на належній висоті; дехто говорив жаргоном, що з літературною мовою мав небагато спільного…».
И тогда в 1902 году в ответ на расширение в обществе марксистко-ленинских настроений, и равнодушие общества к национальным идеям, Михновский вместе с немногочисленными единомышленниками и создаёт партию, которую называет Украинская народная партия (УНП) в которой он, не отрекаясь от своих взглядов, для её популяризации вынужден был принять и некоторые идеи социализма. Он же разработал для неё 10 принципов (заповедей), в которых отражено националистическое сознание их автора. Вот эти «принципы»:
1. Единая и неделимая – от Карпат до Кавказа – свободная Украинская Демократическая Республика – это национальный всеукраинский идеал.
2. Все люди – твои братья, но москали, ляхи и жиды – враги нашего народа. Они господствуют над нами и грабят нас.
3. Украина для украинцев, а по сему не сложим оружия, пока хоть один чужинец будет находиться на нашей земле.
4. Всегда и всюду пользоваться украинским языком. Пусть ни жена твоя, ни дети твои не позволят очернять себя чужеземцам-угнетателям.
5. Уважай деятелей родного края, презирай его врагов, отвергай перевертышей – отступников и хорошо будет твоему народу и тебе.
6. Не убивай Украину своим презрением к всенародным интересам.
7. Не становись ренегатом - отступником.
8. Не обдирай собственный народ, работая на врагов Украины.
9. Помогай своему земляку прежде всех.
10. Не бери себе супругу из чужеземцев, ибо дети твои будут тебе врагами.
В 1920 году в Турине вышла книга князя Волконского «Историческая правда и украинофильская пропаганда» в которой он писал: «Украинского сепаратизма как народного движения не существует, есть только работа политической партии (!) из среды интеллигенции и преимущественно полуинтеллигенции; работа эта, большей частью своекорыстная, крайне обострилась под влиянием нездоровой революционной атмосферы и воздействия Австро-Германии и «союзников», которым в целях отторжения южной России и понадобилось придумать нацию «украинцев».
Я уже говорил, что украинец, ещё и сегодня это не нация. Как по мне - украинец, это состояние душы. Души, действительно, сформировавшейся «под влиянием нездоровой атмосферы», и не обязательно революционной – просто нездоровой. Судя же по Михновскому, можно предположить что с человеком вообще что-то не в порядке, что он в своё время перенёс очень тяжёлую душевную травму, которая и отразилась на дальнейшей его жизни и смерти (покончил жизнь самоубийством). Давайте же посмотрим, что же могло так покарёжить душу этого человека.
Родился Михновский в 1873 году в семье сельского священника в селе Турковка Прилукского уезда Полтавской губернии (теперь — Згуровский район Киевской области). Мировоззрение его сформировалось под влиянем отца который, не менее чем в Бога верил «поэту-историку» Т. Г. Шевченко и псевдоистории Конисского-Полетики («История Русов»), и воспитывал на её дрожжах в «самостийницком духе» своего сына. Он (отец) свято берёг национальные (в его понятии) традиции и даже богослужения проводил на местном, украинском языке. Словом, был одним из немногих кто фанатично верил в героическое прошлое казацкой Украины и в Бога который, как бы между прочим, завещал «…не бери из дочерей их (другого нпрода) жён сынам своим, дабы дочери их блудодействуя вслед богов своих, не ввели и сынов твоих в блужение… » («Исход» 34. 16). Поэтому когда в 1898 году, будучи сотрудником одной из адвокатских контор, Николай, влюбившись в супругу своего начальника, смог добиться её взаимности, и в 1900 году увёз несчастную грешницу в Харьков, имея намерение жениться на ней, то папа Михновского, решительно выступил против брака своего сына с «чужестранкой» (избранница сына не была украинкой). Брак не состоялся, а все случившееся, естественно, негативно отразилось на сознании Николая.
Может комуто покажется что это всё ерунда. Ведь далеко не все знают что такое разбитая любовь. Но зато многие знают, что такая любовь, бывало, кончалась даже случаями самоубийства. Вот, например, какой траги-комичный случай из жизни моего деда я прочёл в его автобиографическом дневнике.
Дед мой родился примерно в тоже время что и Михновский, в 1885 году, влюбившись, в недавно осиротевшую еврейку Фролю, он хотел на ней жениться, но его родители были категорически против брака с еврейкой, хотя та и была из богатой семьи. Тогда влюблённые решили уехать в Америку к родственникам Фроли. А когда моего деда, в виду его призывного возраста туда не пустили, то они с горя решили застрелиться. Но в последний момент мудрая Фроля передумала, и решила – пусть лучше погибнет любовь, но не они сами. Она оставила моему деду на поминки их погибшей любви 200 рублей (его полугодовой заработок), а сама уехала. Мой дед после этого, заливая огонь души, долго не вылазил из питейных заведений и деньги оставленные его «любимой Фролечкой» кончились довольно быстро. Так вот и закончилась первая романтическая но несчастная любовь моего деда. А ведь едва не закончилась трагедией гораздо более печальной чем пропитые 200 рублей.
Трагедией, но совершенно иного масштаба, окончилась и несчастная любовь Михновского – он возненавидил иностранцев, а особенно евреев, поляков и русских. Тяжёлым ударом для Михновского было и то, что от него отвернулись практически все его товарищи по РУП. Это была ещё одна душевная катастрофа подобная той, которую испытал Драгоманов при попытке сформировать украинский отряд добровольцев для отправки на Балканы. Михновский увидел что силы, которые он рассчитывал поднять на борьбу за национальную идею все пошли на службу социалистическому интернационалу в его всероссийской национальной форме. Молодёжь и интеллигенция были совершенно равнодушны к его националистическим устремлениям, и плевать они хотели на состояние его души.
Украинскую же интеллигенцию, а к ней перед Первой мировой войной относило себя около 32% всей интеллигенции Малороссии, Михновский делил на три поколения. По его мнению, первое поколение украинской интеллигенции служило Польше, второе – России, а третье, по его словам, должно создать новую самостоятельную Украину. Находивщуюся между ними прослойку старых украинофилов и умеренных украинцев он вообще выбрасывал из истории украинства и считал что «…сі покоління зробили український рух чимсь ганебним, чимсь смішним, чимсь обскурантним! Сі покоління надали українофільству характер недоношеної розумом етноґрафічної теорії». И это он так о тех кто, по сути, стоял у истоков украинства. Неблагодарный! «Тактика і політика українофілів довела до того, що ціла Україна з відразою від них одсахнулася…». Бедолага, он ещё не знал, что такая же участь ждала и его. «Таким чином українофіли лишилися без потомства, і сучасна молода Україна уважає себе безпосереднім спадкоємцем Шевченка, а її традиції йдуть до Мазепи, Хмельницького та Короля Данила, минаючи українофілів. Між молодою Україною й українофілами немає ніяких звязків — крім однієї страшної і фатальної звязі, своєю кровю заплатити за помилки попередників».
Помните, как Духинский заявлял, что украинцы «…должны жертвой крови своей в борьбе против врагов Польши искупить ошибку своего отрыва...». По-видимому между этими двумя заявлениями существует самая прямая связь. Ведь незадолго до того как стать оголтелым националистом, в 1897 году Михновский посетил Львов, где установил тесные контакты с западноукраинскими деятелями и закупил большое количество запрещённых изданий, среди которых могли быть и труды выше указанного «мыслителя». Полиция в то время считала Михновского «крайним по убеждениям украинофилом с грубыми и крайне несимпатичными методами и формами и направлением, безусловно, антигосударственным». Но, по-видимому приехав из Австро-Венгрии, он уже был не совсем украинофилом.
Именно в Галичине в рядах РУРП (Руська-українська радикальна партія) впервые среди украинцев возникла идея самостийности. РУРП - фактически первая галицкая украинская политическая партия - была создана в 1890 году. Члены РУРП придерживались социалистических позиций, но с самого начала партию раздирали внутренние противоречия. Старших радикалов – «драгомановцев» возглавляли Иван Франко и Михаил Павлык, видные украинские писатели, публицисты, общественные деятели. В группу молодых радикалов – «марксовцев» (в отличие от Драгоманова они считали себя сторонниками К. Маркса) входили Вячеслав Будзиновский (1868-1935), Юлиан Бачинский (1870-?), Семен Витык (1876-?), Владимир Охримович (1870-1931) и др. Уже на первом съезде РУРП в октябре 1890 года В. Будзиновский предложил включить в партийную программу требование создания собственного национального государства. Тогда, правда, такое предложение не встретило поддержки со стороны членов партии, а Иван Франко, один из основателей и лидер РУРП, категорически возражал против этого пункта. Но после смерти Драгоманова ситуация изменилась. На IV съезде РУРП (декабрь 1895 г.) Бачинский предложил указать конечной целью «самостийну Украину». Дискуссия была вялой. Франко хмуро отмалчивался. Павлык заметил, что это идет вразрез с принципами Драгоманова. Кроме того, он высказал мысль, что мол, говоря о единстве Украины, нелишним было бы посоветоваться с жителями Надднипрянщины. Это вызвало приступ ярости у Бачинского: «А что касается надднипрянцев, - сказал тогда он, - то, если ждать пока они бросят клич на борьбу за политическую независимость украинского народа, то будете ждать этого целую жизнь и не дождетесь!» (Ещё одно яркое подтверждение непопулярности, надуманности и химерности идей самостийности в Малороссии) Тогда, в преддверии 1896 года предложение Бачинского было принято съездом. Именно это время и считают датой начала самостийнической идеи. Побывавший в 1897 году во Львове Михновский, вернувшись из Галичины, в начале XX века трансформировал идею государственности Украины в идею национализма. Но как уже показывалось, не то что национализм, но и идея самостийности в Малороссии не прижилась. Может быть потому, что идея эта отнюдь не являлась идеей автохтонной, идеей малороссов или даже галицких русинов.
Впервые идея создания украинского государства прозвучала со страниц берлинского журнала «Гегенварт». В номере журнала за январь 1888 года была напечатана статья немецкого философа Эдуарда фон Гартмана, в которой предлагался план создания из украинских земель «Киевского королевства» с целью ослабления России. Для австрийских, российских и немецких политических кругов, среди которых статья Гартмана вызвала большой резонанс, уже тогда не было секретом, что появление статьи было спланировано самим прусским канцлером Бисмарком. Она отражала высказанную им ещё 1877 году идею украинизации, а именно идею: «…создать сильную Украину за счет передачи ей максимального количества русских земель». Вот эту идею и стал воплощать в жизнь вернувшийся из Австрийской Галичины украинец Михновский. Его УНП была единственной партией в Малороссии, которая стояла на позициях самостийнычества, а её лидер, до самого 1917 года, был мало симпатичен даже себе подобным. Так Михаил Грушевский видел в Михновском человека «со способностями и с ещё большими амбициями, с сильной склонностью к авантюризму, интригам и демагогии». Симон Петлюра критиковал его на страницах издания «Украина», обвинял его в «ограниченности» и «узкости». Владимир Винниченко в одном из своих ранних юмористических произведений «Умеренный и широкий» создал непривлекательный образ самостийника Данилы Неприкосновенного, в котором можно узнать черты Николая Михновского.
А в РУП уже в апреле 1903 года появился новый проект политической программы, предложенный Киевским комитетом партии. Идеологической основой проекта был марксизм, что не могло не вызвать возражений у членов партий народнического направления. Основное противоречие лежало в отношении к сельской общине. Тогда как народники видели в ней зародок социализма, проект требовал ликвидации общины как феодального пережитка. В результате конфликта народники во главе с Никитой Шаповалом, Александром Мицюком и Виктором Чеховским покинули РУП. Позднее, в 1907 году, они создали Украинскую партию социалистов-революционеров (эсеры).
Программный документ – «Проект программы Революционной Украинской партии, созданный Центральным комитетом», был подготовлен Н.В. Поршем. В проекте программы РУП заявляла о признании основных принципов, конечных целей и тактики международного социал-демократического движения. Для осуществления радикальных демократических преобразований в Российском государстве программа требовала установления демократической республики, высшая власть в которой должна принадлежать Законодательному собранию народных представителей, избранному на основе всеобщего равного избирательного права, широких демократических прав и свобод (слова, печати, совести, собраний, союзов, забастовок, референдумов и др.), уничтожения сословных, классовых, религиозных, национальных и иных привилегий, замены постоянной армии народным ополчением, выборность и независимость судей, отделения церкви от государства, всеобщего бесплатного образования, прогрессивного налога, широкого местного и краевого самоуправления. В национальном вопросе – гарантии права каждой нации на свободное культурное и общественное, развитие, национальное самоуправление, автономия Украины. В рабочем вопросе установление 8-часового рабочего дня, запрещение использовать детский труд, ограничение труда женщин, государственные пенсии по старости и инвалидности, запрещение штрафов и платежей натурой. «В интересах свободного развития классовой борьбы на селе и развития сельского хозяйства» – уничтожение выкупных, оброчных и иных платежей, чересполосицы, законов ограничивающих право крестьян свободно распоряжаться землей; предоставление права раздела общественной земли; конфискация кабинетских, удельных, церковных и монастырских земель, передача их в собственность местных (краевых) органов власти. Необходимым условием проведения этих преобразований являлось «свержение революционным народом с пролетариатом во главе самодержавного режима» и созыв Народной исполнительной рады (совета) на основе всеобщего избирательного права.
Но РУП постоянно пребывала в состоянии конфликтов, которые не редко возникали даже не по политическим разногласиям, а в борьбе за лидерство в партии (как и сегодня Рада). Внутри ее шла и идейно-политическая борьба между представителями левого (социалистического) и правого (национал-демократического) течений, завершившаяся, как уже отмечалось, в начале 1902 года выделением представителей последнего в Украинскую народную партию. Большинство РУП (Д. Антонович, П. Андриевский, С. Андриевский, А. Жук, Б.Н. Мартов) настойчиво стремилось к превращению партии из аграрно-социалистической в пролетарскую, социал-демократическую, к сотрудничеству с российской социал-демократией. В 1903 году в партии уже доминировали представители социал-демократического течения. С осени 1902 года упрочились контакты партии и с представителями городского пролетариата. В июне 1903 года в РУП влилась Украинская социалистическая партия, созданная ещё в 1900 году украинцами польской культуры Богданом Ярошевским и Марьяном Меленевским. Но объединение было непродолжительным: в декабре того же года Б. Ярошевский с группой бывших социалистов вышел из партии. К расколу привела борьба руководителей обеих партий за лидерство.
В 1904 году А. Гуком был создан еще один проект программы РУП, в котором наряду с другими содержалось требование автономии для Украины. Это вызвало протест со стороны Заграничного комитета РУП, который в условиях эмиграции находился под влиянием российских социал-демократов и воспринял их позицию по национальной проблеме. Вначале конфликт носил скрытый характер. ЦК продолжал «украинизацию» партии, а Заграничный комитет в своей деятельности (он выполнял функции партийного издательства) избегал освещения спорных вопросов. Открытым конфликт стал на съезде во Львове в конце декабря 1904 года. Поводом для противостояния стало непризнание полномочий ряда участников съезда, что дало повод сторонам обвинить друг друга в подтасовке делегатов. В ходе дискуссии сформировалось три группы. А. Гук, Н. Порш, С. Петлюра, В. Винниченко выступали за разрешение украинской проблемы путем создания национальной государственности в виде автономии в составе федеративной России и объединение с РСДРП только в случае признания последней этих требований. М. Меленевский, П. Канивец, Н. Ткаченко стремились к принятию национальной программы российских социал-демократов и полному слиянию с их партией. Промежуточную позицию занимала группа во главе с Д. Антоновичем, который считал национальный вопрос «несуществующим», и ликвидацию национальной социал-демократии - невозможной. После нескольких дней безуспешных дебатов на съезде, сторонники полного объединения с РСДРП объявили о своем выходе из РУП и создании новой организации под названием «Украинская социал-демократия». Вскоре она примкнула к меньшевикам. Съезд прекратил свою работу, но конфликт продолжался. Теперь он проявил себя в споре за имущество РУП: библиотеку, кассу, архив. Лишь при посредничестве Украинской социал-демократической партии Галичины и РСДРП спор был разрешен. 13 января 1905 года группа Меленевского выпустила декларацию под названием «Раскол РУП» и вскоре оформилась в «Спилку» (Украинский социал-демократический союз), вошедший на началах автономии в РСДРП. Группа Порша созвала в декабре 1905 г. II съезд РУП, объявивший о ее преобразовании в Украинскую социал-демократическую рабочую партию. В 1905 году возникла и Украинская Радикально-демократическая партия, которая в 1908 году эволюционировала в Товарищество украинских поступовцев (прогрессистов), которое возглавил «великий историк» Грушевский.
Но сделанный мною набросок бурных политических событий Украины первых лет XX столетия был бы далеко не полным, если бы мы обошли вниманием ещё одно движение. Это националистическое движение русских монархистов, так называемых «черносотенников». Доменом черносотенного движения, на ряду с центральными губерниями России, отличавшимися прочными православно-монархическими традициями, как не странно, в первую очередь являлась Украина, где социально-экономические проблемы, характерные для всей империи, дополнялись ещё и национально-религиозными противоречиями.
Не маловажным фактом для нас, который следует отметить, является то, что и монархические, и русские националистические партии черносотенцев не делали различия между великороссами и малороссами и потому на Украине они объединяли в своих рядах и тех, и других. По сведениям, представленным генерал-губернатору Юго-Западного края, «чисто великорусских организаций не имеется, а те, в которых эти элементы являются преобладающими, называются просто русскими и в них входят как великороссы, так и малороссы». Украинцы здесь, как правило, не идентифицировались как отдельная нация, тогда как представителям других, а в особенности неславянских национальностей, на вступление в черносотенные организации требовалось согласие общего собрания.
Если в национальном вопросе черносотенники были весьма щепетильны, то в сословно-классовом ограничений не существовало. Тут можно было вместе с разного рода лавочниками и торгашами, мелкими буржуазными элементами и деклассированной публикой встретить и интеллигенцию и дворян и священников. Так что интеллигенция, как и всё русское общество, оказалась расколотой и не малая часть из тех 32% считавших себя этнично-украинской интеллигенцией входила в эти ультраправые организации. Так в период с 1906 по 1913 годы среди активных деятелей правых можно назвать академика А.И. Соболевского, ректора Новороссийского университета С.В. Левашова, профессоров А.С. Вязигина и Д.И. Пихно, известного историка Д.И. Иловайского, писателя Д.И. Голицына (Муравлина) и ещё много других.
Большим влиянием черносотенный Союз русского народа (СРН) пользовался и в среде украинского пролетариата. Только в Киеве Союз русских рабочих, согласно донесению киевского вице-губернатора в Департамент полиции от 7 декабря 1907 года, объединял в своих рядах 6500 человек, то есть, фактически каждый десятый мужчина из рабочей среды Киева, и это не считая черносотенцев из других сословий города. Существовало несколько филиалов этой организации: в Чигирине (85 членов), в Бердичеве, Екатеринославе, в Каменске Екатеринославской губернии (3000 членов) и на рудниках Ауэрбаха Бахмутского уезда той же губернии (300 членов), а также в городе Каменце-Подольском (512 членов) и в местечке Дунаевцы Ущицкого уезда Подольской губернии (78 членов). В Николаеве Херсонской губернии тоже имелся Союз рабочих русского народа. Часто рабочие не создавали свои черносотенные организации, а входили в обычные местные отделы существующих монархических партий. Подтверждением этому служит факт создания Кассы взаимопомощи рабочих-членов Харьковского СРН при местном отделе этой организации. В Одессе к СРН присоединилось свыше 600 рабочих из Партии правого порядка, прекратившей свою деятельность после выборов в 1-ю Думу . Кроме того, еще 1350 человек работало в принадлежащих Союзу портовых артелях грузчиков.
Особой популярностью черносотенные идеи пользовались среди железнодорожных рабочих и служащих. Так к примеру в Славянске СРН поддерживало 2000 рабочих железнодорожных мастерских. По сведениям начальника Киевского губернского жандармского управления, в 1911 году «рабочие в железнодорожных мастерских, за исключением молодежи, все элемент консервативный». Результатом таких верноподданнических настроений стало создание в Киеве сразу четырех железнодорожных отделов черносотенных организаций: два входили в Союз русского народа, один железнодорожный и извозопромышленный отдел находился под эгидой Союза Михаила Архангела и еще один являлся филиалом независимого Киевского СРН. Известна численность только одной из этих организаций. По данным Киевского охранного отделения, в 1909 г. в составе 2-го железнодорожного отдела СРН насчитывалось 523 члена.
Активную агитацию черносотенцы развернули и среди крестьян, где особым успехом она пользовалась опять же таки на Украине. Крестьяне здесь, как правило, продавали произведенную продукцию не прямо потребителю, а посреднику, которым чаще всего выступал еврейский торговец, теряя, естественно, при этом часть своей прибыли. Так по некоторым данным, в черте оседлости на тысячу торговцев зерновыми продуктами приходилось 930 евреев. Многие товары для собственных нужд крестьяне покупали у этих же торговцев. В отчете Киевского губернатора за апрель 1913 года говорилось: «Отношения между крестьянами и евреями по-прежнему недружелюбные, и это особенно резко замечается в тех местах, где наряду с еврейской торговлей открыты русские потребительские общества, терпящие убытки от конкуренции… в торговле». Другой официальный документ свидетельствует: «Евреи остаются верны себе в отношении стремления к засилью в сельских местностях. Поведение их получает должную оценку в глазах крестьянства и отношения между последним и евреями далеко не дружественные». Агитаторы СРН всячески поддерживали антиеврейские настроения на селе, а иногда их разжигало и местное духовенство. Агитаторы Союза (в основном из числа тех же священников) выступали также за передачу земли помещиков-католиков крестьянам, чтобы ослабить позиции сторонников католической церкви в регионе. Поэтому крестьяне вступали в СРН целыми селами, но вступали они конечно не для борьбы с «врагами Престола и Отечества» и противодействия «засилью инородцев», а для того, чтобы диктовать свои условия помещикам. В итоге в Юго-Западном крае СРН за счет крестьян значительно пополнил свои ряды, но вместо предполагаемого укрепления на селе «порядка и законности» участились крестьянские волнения и выступления. Положение в Киевской, Подольской и Волынской губерниях стало настолько серьезным, что министр внутренних дел Н.А. Маклаков вынужден был в письме к начальнику Юго-Западного края требовать «принять самые решительные меры к недопущению подобной деятельности местных отделов Союза русского народа».
Затянувшийся с начала века экономический кризис, поражение в русско-японской войне, вылились и в кризис политический в виде первой русской революции 1905 года.
Началась она 3 января 1905 года стачкой на Путиловском заводе в Петербурге. Рабочие требовали восстановления на работе уволенных с завода четырех рабочих. Стачку поддержали другие заводы. 8 января стачка стала всеобщей и в ней участвовало 150 тысяч рабочих. Руководитель «Собрания фабрично-заводских рабочих» печально известный священник Гапон предложил устроить шествие к царю и подать ему петицию с изложением рабочих нужд. В воскресенье 9 января 1905 года празднично одетые рабочие двинулись к Зимнему дворцу искать у царя справедливости и защиты. В мирном шествии участвовало более 140 тысяч человек. Но доступ рабочим к царю преградила полиция и войска. У Нарвских ворот и Дворцовой площади войска открыли стрельбу. В этот день на улицах было убито свыше 1 тысячи человек и около 5 тысяч ранено. Это событие всколыхнуло всю страну. Трудящиеся массы Украины также активно включились в революционное движение. В знак солидарности с антисамодержавным восстанием в Петербурге забастовали рабочие Киева, Харькова, Екатеринослава. На улицах Одессы появились лозунги «Долой самодержавие!» Рабочие Днепровского металлургического завода в поселке Каменское (ныне г. Днепродзержинск Днепропетровской обл.) прислали в Петербург обращение, в котором писалось: «Мы приветствуем вас, петербургские рабочие, и присоединяем наш голос к вашему могучему призыву: «Да здравствует народная революция!» В ходе забастовочной борьбы во многих городах и поселках Украины, в частности в Киеве, Екатеринославе, Луганске, Каменском, Горловке, Енакиево, возникали Советы рабочих депутатов. В создании и деятельности Советов рабочие опирались на свой предыдущий опыт организации забастовочных комитетов. С Советами сотрудничали представители русских и украинских партий - социал-демократы и эсеры. Местами недовольства народа вылились в вооружённые столкновения с войсками и полицией. Своего наибольшего развития вооруженная борьба против царизма достигла в декабре 1905 года. В Украине вооруженные восстания вспыхивали в Харькове, Екатеринославе, Александровске (ныне г. Запорожье). Самый широкий размах приобрело вооруженное восстание рабочих Донбасса. Центром событий стала Горловка. Тут 16 декабря полиция и войска открыли огонь по безоружным забастовщикам машиностроительного завода. Было убито 18 и ранено свыше 50 рабочих. В тот же день забастовочный комитет телеграфировал всем боевым рабочим дружинам Донбасса: «Мы все без оружия, нуждаемся в немедленной помощи…». И уже на следующий день из разных городов, поселков и железнодорожных станций в Горловку прибыло 8 поездов с дружинниками. Вместе их собралось около 4 тысяч. Но повстанцам катастрофически не хватило оружия. Они имели в своем распоряжении только 100 винтовок, 500 револьверов и охотничьих ружей. Большинство вооружалось чем придётся: самодельными саблями, копьями и кинжалами. Созданный при Горловском забастовочном комитете штаб повстанцев объединил все боевые дружины в три больших отряда: первый возглавил преподаватель горного училища большевик А.Гречнев, другой - горный мастер угольной шахты беспартийный П.Гуртовой, третий - школьный учитель эсер П. Дейнега. На рассвете 17 декабря восставшие отряды пошли в наступление против царских войск и после двухчасового боя заставили их отступить в степь. Но через несколько часов, получив значительное подкрепление, царские войска уже превосходящими силами пошли в атаку. Повстанцы проявили стойкость и мужество, они решительно отбросили предложение сложить оружие. После шестичасового боя, потеряв убитыми около 300 своих товарищей, дружинники оставили Горловку. Несмотря на поражение, декабрьское восстание в Донбассе сыграло значительную роль в утверждении и развитии рабочих традиций борьбы за социальную справедливость. К тому же это восстание ознаменовалось тем, что рабочих Горловки поддержали крестьяне из окрестных селений, которые пришли на помощь восставшим.
Вообще же осенью 1905 года крестьянское движение охватывало более половины Европейской России, практически все регионы помещичьего землевладения. Современники говорили о начавшейся в России крестьянской войне против помещиков, за передачу всей земли тем, кто ее обрабатывает своим трудом. По разным подсчетам за 1905 - 1907 гг. в Европейской России было уничтожено от 3 до 4 тыс. дворянских усадеб - от 7 до 10 % их общего количества. По числу разгромленных помещичьих усадеб выделились Саратовская, Самарская, Тамбовская, Курская, Киевская и Черниговская губернии.
Разгром помещичьих усадеб далеко не всегда являлся обычным актом вандализма. Зачастую крестьяне, по их собственным словам, сжигали жилые и хозяйственные строения для того, чтобы выдворить помещика из деревни хотя бы на два-три года и чтобы не допустить размещения там отрядов карателей.
О масштабах крестьянских выступлений говорит и приказ министра внутренних дел П. Дурного киевскому генерал-губернатору о том чтобы: «...немедленно истреблять, силою оружия бунтовщиков, а в случае сопротивления - сжигать их жилища... Аресты теперь не достигают цели: судить сотни и тысячи людей невозможно». Этим указаниям вполне соответствовало распоряжение тамбовского вице-губернатора полицейскому командованию: «меньше арестовывайте, больше стреляйте…» Генерал-губернаторы в Екатеринославской и Курской губерниях усмиряли артиллерийским обстрелом взбунтовавшееся население. Первый из них разослал по волостям предупреждение: «Те села и деревни, жители которых позволят себе какие-либо насилия над частными экономиями и угодьями, будут обстреливаемы артиллерийским огнем, что вызовет разрушения домов и пожары».
Подавление революции вооруженной рукой сопровождалось запоздалыми правовыми «уступками» крестьянству, включающими прекращение в 1907 году выкупных платежей за «освобождение» от крепостного права; созданием Государственной думы - псевдопарламента, где все же в 1906 - 1907 гг. крестьянские депутаты смогли заявить о действительных нуждах и интересах деревни; а, главное, аграрной реформой П. А. Столыпина, направленной на разрушение общины и передачу общинных земель в частную собственность отдельных общинников.
В 1905 году в политике правительства наметились и перемены в отношении украинского языка. После издания манифеста 17 октября 1905 года в России начинают выходить около 40 газет и журналов на украинском языке. Первую украинскую газету в России после наступления «свобод» в 1905 году стал издавать в городе Лубны лучший друг Михновского, неистовый украинский «діяч» небезызвестный нам Владимир Шемет, называлась она «Хлібороб». Правда вскоре её постигла та же участь что и большинство украиноязычных изданий, число которых значительно уменьшилось, в основном потому, что читать их было некому, и они не все смогли себя окупить. «Даже, микроскопическая Латвия, с населением около миллиона латышей, - пишет А. Дикий в «Неизвращённой истории Украины-Руси» - имела больший тираж своих газет, чем 35-миллионная Украина. Факт этот настолько известен и неоспорим, что его не решаются оспаривать далее сепаратисты. Они только дают этому свое объяснение: будто бы российская администрация препятствовала распространению органов печати на украинском языке и репрессировала подписчиков этих изданий. Но ни одного документального доказательства своих голословных утверждений привести не могут». Да и не мудрено, ведь такая же картина с «популярностью» украинских изданий в Украине просматривается и сегодня. Не зря же в мае 2000-го года известный политик (ныне глава Национального союза писателей Украины) Владимир Яворивский жаловался в своей авторской радиопрограмме, что на всю многомиллионную Украину лишь несколько десятков тысяч человек по-настоящему владеют украинским языком. И вот этот исковерканный русский у нас называется «рідна мова» - для кого?
В 1906 году основывается также ряд культурно-просветительных украинских организаций. – «Просвиты», «Наукове товариство», различные клубы.
Видимо, чтобы хоть как-то поправить дела с читательской потребностью населения украинской литературы, в марте 1908 года 36 депутатов внесли в государственную Думу законопроект об обучении на украинском языке в начальных школах Украины в 1908-1909 гг. с сохранением обязательного преподавания русского языка. Но этот проект был отвергнут на начальной стадии обсуждения комиссией государственной Думы по народному образованию. Совет министров так же категорически выступил против инициативы депутатов Государственной думы принять закон о начальном обучении украинцев на родном языке. В декабре 1909 года Дума отклонила законопроект о введении украинского языка в местном судопроизводстве. И вообще с приходом на пост председателя Совета министров правительства П.А.Столыпина, политика в отношении Украины вскоре вновь стала возвращаться в прежнее русло. Связано это было с тем, что в Австро-Венгрии всё более активно начали заявлять о себе украинофилы, а русское движение фактически загонялось в подполье. В своем усердии в искоренении русофильства в Галиции австрийцы дошли до того, что хранение сочинений русских классиков или Евангелия на русском языке почиталось ими государственным преступлением.
Посол в Вене князь Л.П.Урусов писал, что русское правительство не может ни официально поддерживать национально-русское течение в Галиции, ни развивать среди населения надежды на отделение от Австрии и присоединение к России. Но благоразумная и осторожная материальная и духовная поддержка русской народной партии желательна, «тогда как пропаганда соединения с Россией в более или менее ближайшем будущем» может «при нынешних условиях лишь повредить русскому национальному движению»
Поэтому формальная инициатива в организации поддержки русской партии в Галиции и Буковине принадлежала в начале ХХ века русским общественным организациям националистического толка. Распределение и передача государственных сумм на поддержание и развитие русских культурно-просветительных учреждений прикарпатских славян были полностью в ведении депутата Государственной Думы В.А.Бобринского и камергера Гижицкого. Правительство доверяло им указанные суммы, не контролируя их и не требуя отчета в расходовании денег. Это делалось, в первую очередь, для того, чтобы исключить возможные осложнения на дипломатическом уровне. Выделяя средства, российское правительство полностью устранялось от того, как и на что они используются. Помимо государственных субсидий еще 10-12 тысяч рублей ежегодно давали частные пожертвования. Все перечисленные средства в соответствии с уставом находившегося в Питере Галицко-русского общества должны были расходоваться на культурно-просветительные цели. Фактически это были самые разнообразные мероприятия как культурного, так и политического характера. Центральное место в культурной работе отводилось распространению русского языка в Галиции, поскольку вопрос о культурно-языковой ориентации составлял основу программы галицийских «москвофилов» и с 1909 года приобрел политическое звучание. Опасность проникновения в Россию идей украинского сепаратизма из Галиции заставила в 1909 году министерство внутренних дел и министерство финансов принять решение о регулярном выделении средств на «помощь прикарпатским русским», а на территории Российской империи принимались меры к ограничению украинофильских течений. 20 января 1910 года был издан циркуляр за подписью П.А.Столыпина, который обращал внимание губернских властей на несоответствие русским государственным задачам образования обществ, преследующих узкие национально-политические цели, так как, по его мнению, объединение на почве национальных интересов вело к усугублению национальной обособленности и розни и могло вызвать последствия, угрожающие общественному спокойствию и безопасности.
В записке по польскому вопросу чиновник МИД Олферев в 1908 году писал: «Пока в Галиции живет еще русский дух, для России украинство не так еще опасно, но коль скоро австро-польскому правительству удастся осуществить свою мечту, уничтожив все русское в Галиции и заставить на веки забыть о некогда существовавшей Червонной Православной Руси, тогда будет поздно и России с врагом не справиться». А граф В.А.Бобринский по этому поводу писал: «Если русское движение будет окончательно сломлено и восточная Галичина и Буковина будут совершенно обукрайнены, то тогда вся сила вражеского натиска будет направлена на нашу Малороссию и украинская пропаганда у нас значительно усилится. Поэтому ясно, что защита русского дела на Днестре и Сяне есть защита его на Днепре и, работая в Галичине, мы работаем для нашей национальной самообороны».
Когда же в 1910 году, согласно оперативных данных спецслужб России стало известно, что в Галиции состоялось тайное совещание, на котором присутствовали Эрцгерцог Франц-Фердинанд и деятели украинского движения как Галиции, так и Надднепрянщины: Е. Олесницкий, А. Шептицкий, Е. Чикаленко, Н. Лысенко и Н. Михновский, В. Липинский, Л. Юркевич, В. Степанковский и др., где решено было создать организацию, которая в случае войны выступила бы на стороне противников России, то очнувшись от спячки, российское правительство стало больше уделять внимания русскому движению Галичины. В частности, в 1911 году П.А.Столыпин отпустил единовременно 15 тыс. рублей на расходы по выборам в австрийский парламент. Естественно, что речь шла о помощи организациям «москвофильской» ориентации.
Но старания России - это, ни что по сравнению с теми потугами, которые предпринимала Германия, со стороны которой особенно мощная пропаганда украинизации началась накануне первой мировой войны. Правительство Германии израсходовало на подрывную деятельность против России 6 миллиардов марок, это на 20 % больше, чем за 15 лет строительства своего военного флота! Но немцы с лихвой вернули свои затраты после того, как в 1917 – 1918 годах, в Киеве к власти пришли их ставленники. Плоды трудов немецкой политики тех лет мы пожинаем ещё и сегодня («древняя» украинская культура в Галичине) Но если бы правительство России уделяло русским людям Галичины хотя бы половину того внимания которое уделялось немцами и поляками её украинизации, то вероятно не о каком сепаратизме и национализме сегодня не было бы и речи.
«У нас, на Руси, таких оснований и условий для сепаратизма нет,- говорил Семен Юрьевич Бендасюк, в докладе прочитанном 12 декабря 1938 года в Секции русских студентов во Львове, на курсе культурно-просветительной работы, - но он возник и держится вот уже десятки лет по двум главным причинам: мы, русские, не даем ему надлежащего отпора, а он получает всемощную поддержку извне, с вражьей стороны. Поскольку мы, русские, с ним не боремся, мы также его виновники. Поскольку он служит чужим силам, враждебным Руси, он - зло, несчастье для всего русского народа, и особенно для малороссов… Довоенная Россия несет ответственность за то, что во второй половине истекшего века дала у себя возможность возникнуть и развернуться украинскому сепаратизму. Здесь, в Галичине, наши предки, альтрутены, ответственны за то, что не воспрепятствовали образоваться здесь украинскому Пьемонту после известного неудачного царского указа 1876 года, заставившего украинцев перенести свой центр сюда и отсюда готовить расчленение России».
Если первое время, после русского возрождения австрийцы преследовали лишь оборонительную задачу: отстоять Галицию от влияния и поглощения ее Россией, то по мере того, как связи между Веной и Берлином становились все теснее и теснее и руководство австрийской внешней политикой переходило в руки Германии, оборонительный австро-германский союз обратился в наступательный. В связи с этим и возник в Берлине план - использовать Галицию в качестве плацдарма украинского сепаратизма, долженствующего в конечном итоге привести к отторжению всей Малороссии от России и присоединение ее к короне Габсбургов. Поэтому, не случайно депутат австрийского парламента, небезызвестный «украинец» Николй фон Василко, обратился 13 января 1917 года с письмом к австрийскому министру иностранных дел графу Черни напоминая о том что: »Уже сначала, после объявления войны, национально настроенные антирусские русины возбудили ходатайство об употреблении официального наименования «украинцы», чтобы не иметь ничего общего с старо-русинами и русинами-русофилами». Не нужно быть большим умником, чтобы понять, что русским людям Малороссии, мысленно уже захваченной немцами, заранее дали новое название, которое должно было окончательно оторвать Малороссию от России.
Кому война, а кому мать родна.
«В действительности Украина—это дело моих рук, а вовсе не плод сознательной воли русского народа. Я создал Украину для того, чтобы иметь возможность заключить мир хотя бы с частью России» - говорил начальник штаба Восточного фронта генерал Гофман.
Трудно поверить, что какой-то там немецкий генерал способен создать страну или народ, но, как это не парадоксально выглядит, огромная доля правды в хвастливом заявлении немца присутствует. Именно руководитель немецкой делегации на переговорах в Бресте генерал М. Гофман «убедил» украинских националистов полностью порвать все связи с Москвой и объявить УНР независимым государством. Так на свет появился IV универсал Центральной Рады, а германские войска получили возможность под видом «миротворцев» оккупировать Украину. Но давайте всё по порядку, давайте восстановим ту цепочку событий которая закончилась этим самым IV универсалом.
«Я был твёрдо убеждён, что всемирная война неизбежна, причём, по моим расчётам, она должна была начаться в 1915 году… - писал в своих мемуарах герой этой войны генерал А.А. Брусилов. – Мои расчёты основывались на том, что хотя все великие державы спешно вооружались, но Германия опередила всех и должна была быть вполне готовой к 1915 году…». Русский генерал немного ошибся в своих расчётах - Германия была готова к войне уже в 1914 году. И подготовилась она к ней не только технически, но и психологически.
В 1920 году в Токио была напечатана брошюра участника этой войны генерала Юрия Дмитриевича Романовского, которая была основана на секретных австрийских и германских материалах, раздобытых русским Генеральным штабом летом 1917 года. В ней в частности сообщалось: «В 1914 году в Вене состоялось тайное совещание по украинским делам, на котором кроме членов министерств иностранного и военного, присутствовал граф Бертхольд, Шептицкий и не более ни менее как главный большевистский агент и одновременно германский шпион знаменитый Парвус (Гельфанд). На этом совещании были окончательно установлены предстоящие мероприятия после занятия Малороссии австро-германской армией. План предстоящей деятельности Австрии в Малороссии, разработанный в деталях, с намеченными лицами для занятия административных должностей, был также найден в архиве Шептицкого. Одновременно Грушевский, проживавший в Галиции и бывший в курсе всех этих планов, через особо доверенных лиц поддерживал сношения со своими агентами в России».
Давайте внимательней присмотримся к вышеуказанным лицам, принадлежащим славянской нации. Начнём хотя бы с Шептицкого.
Андрей Шептицкий - польский граф из древнего боярского галицко-русского, вдальнейшем опляченного рода, младший брат будущего военного министра в правительстве Пилсудского. Начав свою карьеру австрийским кавалерийским офицером, он, впоследствии, из-за слабого здоровья принял монашество, сделался иезуитом и с 1901 по 1944 гг. занимал кафедру львовского митрополита. Все время своего пребывания на этом посту он неустанно служил делу отторжения Украины от России под видом ее национальной автономии. Деятельность его, в этом смысле, один из образцов воплощения польской программы Духинского на востоке. Но надеясь, что в случае победы Германии и Австро-Венгрии над Россией он получит сан митрополита всех завоёваных земель, а возможно даже и патриарха всея Руси, он полностью перешёл на позицию немцев отодвинув интересы Польши на второе место. Кандидат богословия В.И. Петрушко в статье «К предполагаемой беатификации униатского митрополита Андрея Шептицкого» приводит упомянутый выше разработанй Шептицким плап и жизненный путь митрополита. Считаю – выдержки из статьи кандидата богословия и приводимого в ней документа будет достаточно чтобы понять с кем мы имеем дело. Но сначала обратите внимание на высакзывание в германском учредительном собрании министра Эрцерберга: «Русский вопрос является не чем иным, как частью большого спора, который немцы ведут с англичанами в целях господства над миром. Нам нужны Литва и Украина, которые должны быть аванпостами Германии. Польша должна быть ослаблена. Если и Польша будет в наших руках, то мы закроем все пути в Россию, и она будет принадлежать нам. Для кого не ясно, что только на этом пути лежит будущность Германии». Вступив на этот путь, Германия 1 августа 1914 года объявляет войну России. Ну а далее цитирую В.И. Петрушко.
«С началом Первой мировой войны активность униатского митрополита возрастает еще более. Честолюбие тайного примаса русских католиков еще более подхлестывает Шептицкого, в случае победы Австрии и Германии он может надеяться на патриаршество всея Руси. Митрополит Андрей активно поддерживает акции австрийского правительства, направленные на формирование украинских военных подразделений - так называемых «сечевых стрельцов»,- призывая их к исполнению воинского долга во имя габсбургской Австро-Венгрии. Уже в первые дни войны Шептицкий обращается к своей пастве с посланием: «Дорогие мои, в очень важное время ведется война между нашим цесарем и московским царем, война справедливая с нашей стороны. Московский царь не мог перенести, что в Австрийской державе мы, украинцы, имеем свободу вероисповедания и политическую волю. Он хочет забрать у нас эту свободу, заковать нас в кандалы. Будьте верны цесарю до последней капли крови»
Правда, Шептицкий не считал за лицемерие еще в марте 1914 г. направить Николаю II тайное послание, в котором он уверял императора в своей верности и называл его «объединителем славянства». Очевидно, граф желал подстраховаться на случай неблагоприятного для Австрии исхода войны
Тем не менее в конце июля 1914 г. Шептицкий как сенатор участвует в тайном совещании в Вене, где его просят подготовить рекомендации относительно политики австро-немецкого командования на случай оккупации Украины. Граф выполнил это поручение правительства и создал грандиозный проект который в равной мере учитывал и запросы Австрийской монархии, и прозелитические интересы Ватикана, и личные амбиции митрополита. Вот текст этого документа (с незначительными сокращениями):
«Как только победоносная австрийская армия пересечет границу Украины, перед нами встанет тройная задача военной, социальной и церковной организации страны. Решение этих задач должно <...> содействовать предполагаемому восстанию на Украине, но также для того, чтобы отделить эти области от России при каждом удобном случае как можно решительнее, чтобы придать им близкий народу характер независимой от России и чуждой царской державе национальной территории. Для этой цели должны быть использованы все украинские традиции, подавленные Россией, чтобы возродить их в памяти и ввести в сознание народных масс так метко и точно, чтобы никакая политическая комбинация не была в состоянии ликвидировать последствия нашей победы.
I. Военная традиция должна быть построена на традициях запорожских казаков (отсюда и «сечевые стрельцы» в память о Запорожской Сечи - В П) <...> Самый выдающийся военачальник мог бы после великой победы быть наречен нашим кайзером «гетманом Украины» <...> (на роль будущего «гетмана» впоследствии был выдвинут австрийскими властями эрцгерцог Вильгельм Габсбург, который также перешел в униатство и стал именоваться на украинский манер - Василем Вышиванным - за ношение украинских вышитых сорочек - В. П.). Он мог бы в ранге походного командира или фельдмаршала получить определенную автономию в рамках нашей военной администрации, чтобы создавать верные военной администрации кадры, среди которых могли бы найти себе место восставшие украинцы. Национальный характер должен проявиться в названиях воинских должностей (атаманы, есаулы, полковники, сотники), далее - в обмундировании, воинских группах и т. п. Гетману должно быть позволено отдавать «универсалии» (приказы и обращения) к армии и народу, назначать есаулов, атаманов и др. К нему должен быть приставлен человек, знакомый с историей Украины, который мог составлять официальные бумаги, помогать советом, словом и делом. Подобная военная организация легко распространилась бы на всю страну, а также могла бы способствовать и регулированию движения украинцев.»
II. В продолжение войны должна быть принята во внимание также правовая и социальная организация, чтобы доказать населению, сколь многие направления русского законодательства были несправедливы и угнетали его. Наряду с провозглашением свободы, терпимости и т. д. (основные законы) должна быть также опубликована австрийская Конституция (в аутентично популяризованном украинском переводе) и всевозможные другие австрийские своды законов. Комиссия из австрийских и русских (украинских) юристов должна будет подготовить суммарную кодификацию. В первую очередь должны быть рассмотрены те стороны общественной и частно-правовой жизни, в которых украинцы - народ - массы чувствуют себя наиболее угнетенными.
III. Церковная организация должна преследовать ту же самую цель - Церковь на Украине необходимо по возможности полнее отделить от российской. Оставляя в стороне доктрину, сферу догматики, было бы необходимо издать серию церковных распоряжений, например об отделении Украинской Церкви от Петербургского Синода, о запрещении молиться за царя, о необходимости молиться за цесаря. Вместе с тем великорусские московские святые должны быть удалены из календаря и т. д. Все эти декреты должны быть изданы авторитетом церковным, а не исходить от гражданской или военной власти - чтобы таким образом избавиться от российской системы. Также было бы абсолютно нецелесообразно устанавливать Синод (по образцу Петербургского Синода). Митрополит Галицкий («и всея Украины») мог бы этими декретами устанавливать то, что согласно с фундаментальными принципами Восточной Церкви и традициями Митрополичьего престола и было бы одобрено военной администрацией. Я как митрополит мог бы это сделать, поскольку в соответствии с каноническими правилами Восточной Церкви и традициями моих предшественников имею право, подтвержденное Римом, пользоваться данной властью во всех сферах. Если начерченный мной план будет принят - а так оно, наверное, и будет,- на Украине будет установлен единый центр духовной власти и Церкви как организма, представляющего собой невидимое целое. И он будет целиком отделен от Российской Церкви.
Определенное число епископов, а именно те, которые родом из Великороссии, и те, которые откажутся присоединиться к унии, должны быть устранены и заменены другими - теми, кто признает украинские и австрийские убеждения. Рим бы согласился в этом случае на эти распоряжения и назначения. Восточные Патриархи, оплаченные из средств правительства, также одобрили бы их.
Оставляя народу все, что могло бы быть ему дорого в виде обрядов и обычаев, освобождая клир от тяжкого ярма синода и консистории и обращая клир от его полицейской и политической деятельности до чисто церковной и христианской сферы, можно надеяться на универсальное согласие и послушание.
Таким образом, единство Украинской Церкви будет сохранено или достигнуто, а ее отделение от Российской Церкви будет решительно и полностью утверждено. Канонические основания для таких действий с католической точки зрения являются благоприятными, а с точки зрения восточного православия они легальны, логичны и не требуют объяснения.
На все это я мог бы получить подтверждение из Рима или, если быть более точным, я в значительной степени уже закончил приготовления. Православие Церкви не было бы уничтожено. Оно должно быть сохранено во всей его полноте. Нужно только очистить его самым радикальным образом от московского влияния»
(подлинник - в Haus-Hof und Staatsarchiv Politishe Abteilung, Вена, Австрия, цит. по нем тексту из книги: Семен. В. Савчук і Юрій Мулик-Луцик Історія Української Греко-Православної Церкви в Канаді т 2, Winnipeg 1985 С 611-612).
Как видно из приведенного текста, «Украинский Моисей» абсолютно лоялен к австрийской монархии Габсбургов и отнюдь не помышляет ни о какой самостийности для Украины, предлагая для нее лишь куцую автономию в пределах Австро-Венгрии.
Однако планам Шептицкого не суждено было воплотиться в жизнь. Русская армия стремительно наступала, и уже 3 сентября 1914 г. российские войска вступили во Львов. 19 сентября митрополит Андрей был выслан в Россию. Вскоре из Киева униатский митрополит направляет письмо императору Николаю II, содержание которого способно вызвать немалое удивление после всего, цитированного выше. Письмо написано, как указывает в нем Шептицкий, по поводу «успехов российской армии и воссоединения Галичины с Россией, за что трехмиллионное население Галичины с радостью приветствует российских солдат, как своих братьев» (опубликовано в газете «Новое время», Петроград, август 1917, цит. по Семен. В. Савчук і Юрій Мулик-Луцик Історія Української Греко-Православної Церкви в Канаді т 2 С 619). Здесь есть такие строки «Православно-католический митрополит Галицкий и Львовский, от многих лет желающий и готовый ежедневно жертвовать свою жизнь за благо и спасение Святой Руси и Вашего Императорского Величества, повергает к ногам Вашего Императорского Величества сердечнейшие благопожелания и радостный привет по случаю завершающегося объединения остальных частей Русской Земли».
Перемены, происшедшие в настроениях «Украинского Моисея» за месяц с небольшим были столь разительны, что Государь на полях письма митрополита собственноручно начертал лаконичный ответ «Аспид?» При этом Николай II еще ничего не подозревал о существовании вышеизложенного плана переустройства Украины, черновик которого был обнаружен в тайнике под свято-Юрским собором во Львове в феврале 1915 г. 27 июля 1916г. министр внутренних дел Штюрмерг направил Николаю II донесение по поводу обнаруженного документа, в котором кратко излагались его основные положения. В связи с этим последовала еще одна резолюция Государя в адрес Шептицкого: «Какой мерзавец?»
Я думаю всякий порядочный человек согласися с мнением Николая II и далее описывать жизненный путь митрополита Шептицкого пока незачем. Поэтому перейдём ко второй личности.
Итак: Алекса;ндр Льво;вич Па;рвус, от латинского Parvus — маленький. Кличку (псевдоним) получил очеввдно за свой гигантский рост и массивную фигуру. Другие псевдонимы: Александр Молотов, Александр Москович. Настоящее имя и фамилия Изра;иль Ла;заревич Ге;льфанд, (родился 27 августа 1867г., Березино, Минская губерния — скончался 12 декабря 1924г., Берлин) — деятель российского и германского социал-демократического движения, публицист, сотрудник газеты «Искра» и журнала «Заря», доктор философии. Близко знаком с Плехановым, Засулич, Цеткин, Троцким и многими друими революционными деятелями. Именно от него перенял Троццкий теорию «перманентной революции». Своеобразной оценкой деятельности Парвуса в Первой русской революции могут служить слова М.Горького, который в письме к И.П. Ладыжникову в 1905 году о нём писал: «Противно видеть его демагогом а ля Гапон». Возможно высказывания по поводу Парвуса у «Буревестника революции» были несколько предвзятыми – повод для этого был. Вот что рассказывает в очерке «В.И.Ленин» сам пролетарский писатель: «К немецкой партии у меня было «щекотливое» дело: видный ее член, впоследствии весьма известный Парвус, имел от «Знания» (издательства И. Фроянов) доверенность на сбор гонорара с театров за пьесу «На дне». Он получил эту доверенность в 902 году в Севастополе, на вокзале, приехав туда нелегально. Собранные им деньги распределялись так: 20% со всей суммы получал он, остальное делилось так: четверть-мне, три четверти в кассу с.-д. партии. Парвус это условие, конечно, знал и оно даже восхищало его. За четыре года пьеса обошла все театры Германии, в одном только Берлине была поставлена свыше 500 раз, у Парвуса собралось, кажется, 100 тысяч марок. Но вместо денег он прислал в «Знание» К. П. Пятницкому письмо, в котором добродушно сообщил, что все эти деньги он потратил на путешествие с одной барышней по Италии. Так как это, наверно, очень приятное путешествие, лично меня касалось только на четверть, то счел себе вправе указать ЦК немецкой партии на остальные три четверти его. Указал через И. П. Ладыжникова. ЦК отнесся к путешествию Парвуса равнодушно. Позднее я слышал, что Парвуса лишили каких-то партийных чинов,- говоря по совести, я предпочел бы, чтоб ему надрали уши. Еще позднее мне в Париже показали весьма красивую девицу или даму, сообщив, что это с нею путешествовал Парвус. «Дорогая моя, - подумалось мне,- дорогая». И. П. Ладыжников, через которого Горький известил ЦК немецкой социал-демократической партии о неблаговидном поступке Парвуса, сообщает дополнительные подробности: «Парвус растратил деньги, которые он присвоил от постановки пьесы «На дне» в Германии, растратил около 130 тысяч марок. Деньги эти должны были быть переведены в партийную кассу. В декабре 1909 года по поручению М. Горького и В. И. Ленина я два раза говорил в Берлине с Бебелем и с К. Каутским по этому вопросу, и было решено дело передать третейскому суду (вернее, партийному). Результат был печальный. Парвуса отстранили от редактирования с.-д. газеты, а растрату денег он не покрыл».
8 января 1915 года Парвус явился к германскому послу в Константинополе фон Вагенхейму со следующим заявлением: «Российская демократия может достигнуть своей цели только через окончательное свержение царизма и расчленение России на мелкие государства. С другой стороны, Германия не будет иметь полного успеха, если ей не удастся вызвать в России большую революцию. Но русская опасность для Германии не исчезнет и после войны до тех пор, пока Российское государство не будет расчленено на отдельные части. Интересы германского правительства и интересы русских революционеров таким образом идентичны».
Германия не рассчитывала, что война на восточном фронте против России так затянется. Ее экономика не выдерживала дальнейшего продолжения военных действий. Поэтому германское руководство стремилось всеми доступными средствами принудить Россию к сепаратному миру. Одним из средств давления на нашу страну немцы избрали революционное движение, а именно живших в эмиграции революционеров. Они готовы были щедро профинансировать такую подрывную деятельность. Я не стану приводить здесь весь проект этого плана, он довольно объёмный скажу только что он не обходил стороной и Украину о которой в частности говорилось: «Образование независимой Украины можно рассматривать и как освобождение от царского режима, и как решение крестьянского вопроса». Стоит отметить, что при чтении документа становится видно, что Ленин в 1917 году действовал именно в соответствии с этим планом. Но эта очень интересная и обширная тема, в рамки наших поисков Украины, как государства или нации, не вмещается, и посему, давайте лучше обратим наше внимание на третью личность, упомянутую генералом Романовым. С ней мы сталкивались уже не раз и хорошо знакомы. И вот что говорит об этой личности американский историк доктор Джеймс Э. Мейс:
«Сегодня, присматриваясь к идейно-теоретическому наследию М.С.Грушевского, можно только удивляться, как смогли большевистские «теоретики» настолько исказить взгляды и содержание деятельности этого, безусловно, убежденного социалиста-демократа, великого гуманиста, что именно его имя надолго стало символом украинского буржуазного национализма и контрреволюционности. «Вина» Грушевского заключалась в одном — он слишком серьезно отнесся к идее украинского государства в рамках федеративной России, слишком искренне верил в интернационализм русских политиков, — короче говоря, он чересчур серьезно отнесся к идеям социалистического интернационализма».
Но, наряду с этим мнением, которое сегодня в Украине разделяют (или делают вид что разделяют) многие, существует другое. И вот что писал о Грушевском русский историк в эмиграции Н. Ульянов – отнюдь не «большевистский теоретик».
«Если враждебных выпадов его против России можно насчитать сколько угодно, то трудно привести хоть один направленный против Австро-Венгрии. Особого внимания заслуживает отсутствие малейшего осуждения Духинщины. Прежнее «поколение белых горлиц» не по одним научно-теоретическим, но и по моральным соображениям отвергло это расово-ненавистническое учение. Грушевский ни разу о нем не высказался и молчаливо принимал, тесно сотрудничая с людьми, взошедшими на дрожжах теории, которой так удачно воспользовался в наши дни Альфред Розенберг.
По отношению к России, Грушевский был сепаратистом с самого начала. Сам он был настолько тонок, что ни разу не произнес этого слова, благодаря чему сумел прослыть в России федералистом типа Драгоманова. Даже летом 1917 года, когда образовалась Центральная Украинская Рада и тенденция ее основателей ясна была ребенку, многие русские интеллигенты продолжали верить в отсутствие сепаратистских намерений у Грушевского. Кое кто и сейчас думает, что будь Временное Правительство более сговорчиво и не захвати большевики власть, Грушевский никогда бы не встал на путь отделения Украины от России. И это несмотря на то, что он летом 1917 г. выдвинул требование выделения в особые полки и части всех украинцев в действующей армии. Еще в 1899 г., в Галиции, при создании «Национально-Демократической Партии», он включил в ее программу тезис: «Нашим идеалом должна быть независимая Русь-Украина, в которой бы все части нашей нации соединились в одну современную культурную державу». Отлично понимая невозможность немедленного воплощения такой идеи, он обусловил его рядом последовательных этапов. В статье «Украинский Пьемонт», написанной в 1906 году, он рассматривает национально-территориальную автономию, «как минимум, необходимый для обеспечения ее свободного национального и общественного развития».
Заполучив себе в союзники униатскую церковь в лице митрополита Шептицкого, большевиков из РСДРП и сепаратистов – украинцев, правительство Австро-Венгрии и Германии 1 августа 1914 года объявило войну России. Но объявление войны вызвало неожиданный для немцев национально-патриотический подьём во всей Российской империи. Несмотря на то, что все три купленные ими формации добросовестно отрабатывали полученные ими от немцев деньги (униаты с первых дней войны благославляли свою паству и призывали «быть верными цесарю до последней капли крови», большевики вели активную агитацию проти войны с немцами, а самостийныки во главе с осторожным Грушевским хоть и высказывались против войны но, заняли выжидательную позицию), российская армия с первых дней войны перешла в наступление на всём фронте. В частности на юго-западном направлении, в самом начале Первой мировой войны в ходе Галицийской битвы 18 августа — 21 сентября 1914 года, российские войска одержали крупную победу, в результате которой 2 сентября был взят Галич, 3 сентября - Львов. После четырехмесячной осады 22 марта 1915 был взят Перемышль и вся Галиция была занята российской армией. В это время в Галичине было образовано Галицкое генерал-губернаторство. Военным генерал-губернатором Галиции был назначен граф Георгий Александрович Бобринский.
С. Ю. Бендасюк, в своём докладе, прочитанный 12 декабря 1938года в Секции русских студентов во Львове, на курсе культурно-просветительной работы говорил: «С занятием русскими войсками Галичины и Буковины в 1914-1915 годах здесь все украинское движение моментально и бесследно исчезло, как пыль, сдутая со стола, хотя репрессий никаких со стороны русских властей не было. Арестовывались ими и вывозились отсюда только украинцы, причастные к сечевикам и вообще к военной украинской акции против России. Оставшиеся здесь главари украинства - Грушевский, Шухевич, Павлик, Окуневский и другие - ориентировались на Россию и публично высказывали свою радость по поводу наступившей перемены».
Украинский же историк, кандидат истерических наук Виктор Гусев в своей с статье «Украина в Первой мировой войне: между молотом и наковальней» совсем иначе описывает приход русских войск в Галичину. «Путем террора и жестоких репрессий, - пишет он, - царская администрация, которая прибыла в этот край, стала превращать украинское население в «настоящих русских»…. Осуществлялись массовые депортации в далекую Сибирь представителей украинской интеллигенции, которые проявили себя как борцы за национальное возрождение».
Я отлично понимаю этого «талантливого» «историка». Он правильно, с современным понимание дела истинного свидомого украинца осветил всю несправедливость и жестокость «репрессии царской администрации». Его, несомненно, в перспективе ждёт светлое будущее в области той науки, которую он имеет честь представлять (брехология). Правда, он не подумал о том, что показывая с неприглядной, можно сказать с самой худшей стороны русских, он своим «истЕрическим поносом» здорово обгадил, прежде всего, украинцев. Ведь ещё перед началом Галиццкого наступления командующий Юго-западным фронтом генерал Н.И. Иванов («царская администрация») издал приказ за номером 40, который гласил буквально следующее.
«Обращаю внимание командующих армиями на отношение офицеров и нижних чинов всех частей и учреждений Юго-западного фронта к населению Галичины и предписываю своевременно озаботиться необходимыми разъяснениями применительно к нижеследующему.
При сношениях с поселянами помнить, что крестьянское население восточной Галичины представляет из себя коренной русский народ. Поселянин в этих областях говорит на малорусском наречии, а интеллигент – на чистом русском языке.
Необходимо помнить, что если в западной Галичине население главным образом составляют поляки, отношение наших войск к населению определиться в зависимости от отношения к ним галицких поляков, - в восточной Галичине, населённой русскими, отношение наших войск, особенно к крестьянам, должно быть доброжелательным и мягким, чтобы они могли видеть в нас действительно избавителей зарубежной Руси от австрийского гнёта.
Доброжелательное отношение к населению Руси может выразиться в следующем:
1.Особая осторожность при реквизициях.
2. Уважение к местным святыням. Необходимо помнить, что русские восточной Галичины – униаты, по духу и стремлениям весьма близкие к православию. Посещение униатских храмов и поддержка их нашими войсками рекомендуются. Желательна раздача населению крестиков и икон (бумажных) из Киева и Почаева, так как эти святыни особенно почитаются русскими галичанами.
3. При приветливом, без заигрывания, отношении необходимо усвоить некоторые местные русские обычаи, например приветствие при встрече: «Слава Иисусу Христу», и ответ: «Слава навеки»
4. В особо уважительных случаях войска должны пойти навстречу голодающему русскому населению, которое может встретиться, выдачей муки и хлеба.
5. Гуманное и предупредительное отношение к перешедшим на нашу сторону раненым и пленным русским галичанам, которые оказались в рядах австрийской армии.
Необходимо ознакомить всех офицеров армии с нынешним состоянием Галичины по разосланной в штабы всех армий брошюре «Современная Галичина», составленной при военно-цензурном отделении штаба главнокомандующего. Ознакомление командного состава всех армий с положением и знанием каждого из элементов (русского, польского еврейского и немецкого) поможет разобраться и установить необходимые отношения к той или иной части населения.
Необходимо помнить основы австрийской политики в Галичине, опирающейся на чиновников из поляков и в последнее время (с 1907 г.) на так называемую «украинофильствующую» интеллигенцию (мазепинцы), мечтающую об отложении от России нынешней Малороссии и распространяющей свои идеи в части крестьянского населения.
Таким образом нашим войскам придётся встретиться в Галичине наряду с пассивно-доброжелательным отношением к нам коренного русского населения с выжидательно-враждебным отношением «украинофильствующей» партии, особенно интеллигенции, и, наконец, с активным сопротивлением той части польского населения, которая заинтересована как держатель власти в крае и опирается на свои полувоенные сокольские организации (бойскауты), вооружённые австрийским правительством и обученные австрийскими офицерами. Активного сопротивления некоторой части населения (поляков, мазепинцев и социал-демократов) следует ожидать главным образом в городах: Тарнополе, Бережене, Львове, Стрые, Пермышле, Коломые, Станислове, Черновицах, Бориславе, Дрогобыче.
Во всех случаях рекомендуется опираться на русскую часть населения, сознательно идущую навстречу России.
К брошюре «Современная Галичина» приложена схема с показанием тех пунктов, в которых находятся стоящие «за Россию» члены галицкого «Русские народного совета» (необходимо отличать от «Народного комитета» - украинофильской организации) и сознательные сторонники русской народной партии. В числе последних на первое место надо поставить представителей читален имени Михаила Качковского (находятся во всех селениях с русским населением), а также «русские дружины». Что касается духовенства, то часть униатских священников, бесспорно, идёт навстречу России.
Католическое духовенство требует более осторожного к себе отношения. Особой бдительности и осторожности в отношении к себе требуют монахи «базилианских монастырей», являющихся в последнее время центрами мазепинской агитации в Жолкиеве, Крешове, Крестинополе, Дрогобыче, Михайловке, Уневе, (Холочевского уезда) и Львове.
При вступлении наших войск в Галицию мы во всех случаях должны смотреть на дружественное нам русское население как на родных братьев, сыновей единой Руси, от которой Галицкая Русь отпала в силу случайно сложившихся исторических условий.
Ныне, при объединении славянства, теснимого германским миром, родная нам по крови Галичина с открытым сердцем и добрыми чувствами должна войти в лоно великой матери-Руси».
Как видим, «царская администрация» никаких жестоких репрессий не предусматривала, и призывала «смотреть на дружественное нам русское население как на родных братьев». И коль Гусев смог обнаружить «жестокие репрессии» то, значит, войска не выполняли приказ главнокомандующего? Но кто они, эти войска?
В начале войны, русская армия после мобилизации насчитывала 5 миллионов 338 тысяч человек. До мобилизации вней насчитывалось 1 миллион 423 тысячи человек. Приказ о всеобщей мобилизации был отдан 30 июля, буквально за 2 дня до начала войны. Откуда в первую очередь производилась мобилизация? Естественно, с тех мест откуда быстрее солдат можно доставить к линии фронта. То есть, с Белоруссии и Украины. Позже уже подтягивались части из-за Урала, из Сибири, Кавказа и прочие. Стало быть, в первые дни войны армия более чем на половину состояла из украинцев. И чтож это вы господин историк так историю Украины похабите? Это украинцы-то, вопреки приказу командования, репрессиями занимались? В своём ли вы уме? Видать, не правильно вы понимаете свою задачу, как «правдивого историка». А вообще, на всякий случай, для гусевых, хочу сказать, что за невыполнение приказа, по крайней мере до Февральской революции, в российских войсках крали строго.
Мой дед был участником той войны и был солдатом Австрийской армии. Так вот в своём повествовании о свой жизни он описал один эпизод из этой войны. Было это в Перемышле. Когда город капитулировал после довольно длительной его обороны австрийскими войсками. Для подготовки города к сдаче русское командование дало сутки. За эти сутки, как вспоминает мой дед оброняющиеся решили уничтожить всё что могло бы послужить русским. Уничтожали спиртовые, продовольственные склады, оружие, боеприпасы, убивали коней. Дед вспоминает, как всюду солдаты готовили шашлыки из конины. Видимо запах шашлыка был так привлекателен, что русские солдаты не выдержали положенных 24 часа и вошли в город раньше времени – на шашлычёк, в гости. Ну естественно к шашлыку пытались раздобыть ещё кое что. Солдаты кинулись к уцелевшим складам. Многие нашли свой конец на спиртовых складах. Задохнулись в подвалах от разлитого спирта, так как нанюхавшись уже не могли выскочить назад из-за напиравшей у прохода толпы. Когда в городе появились российские офицеры они стали наводить порядок. Мой дед с каким-то русским солдатом, набрав в уцелевшем складе консервов, на выходе из него столкнулись с русским офицером.
- «Что это?» спросил офицер у солдата.
- «Да вот ваше благородие, решил консервами поживиться»
- «Приказ нарушать!»
- «Так, ваше благородие…»
Но договорить солдат так и не успел. Офицер выхватил наган и застрелил беднягу.
«И я понял – пишет мой дед – что русские офицеры «ще дурнише от наших».
Дело в том, что незадолго до этих событий австрийские войска попытались вырваться из перемышльской крепости. Солдатам раздали консервы на случай прорыва и длительного продвижения к своим. Но дед мой пишет - бой был такой, что он решил, что ему уже не жить. Не желая умирать голодным, он, забившись в какое-то укрытие, быстренько «приговорил» весь «НЗ». Когда же после боя с него потребовали вернуть консервы – их у него естественно не оказалось. За это он был подвешен за руки и провисел так до тех пор, пока не потерял сознание. Отсюда и такой глубокомысленный вывод. Ведь за те же самые консервы его только подвесили, а русского солдата офицер застрелил. (Я так понимаю как мародера) Так что как видите, в русской армии с нарушителями приказа разговор был коротким. А быть пристреленным только из-за того что из тебя вовсю прёт жестокость, желающих найдётся немного.
В 1996 году вышла книга моего земляк «Почётного гражданина г. Луганска» профессора, доктора философии Локотоша Бориса Николаевича «Записки штабс-капитана (Документальная повесть о почти забытой войне 1914 – 1918 гг.)» в основу которой положены письма и дневник участника этой войны, русского офицера – деда автора книги. Вот одна из записей в дневнике, в которой штабс-капитан рассказывает, как был взят город Станислов:
«Где было возможно, войска наши в города вступали строем, со знамёнами и музыкой. Первыми в Станислов вошли наши донские казаки. В ратуше Станислова были церемонии нашего коменданта с бургомистром. Ему вручались инструкции и приказы. Никаких утеснений не предписывалось ими, если нашим войскам не чинилось вреда. На улицах я нигде паники не видел. Улицы были весело оживлены, некоторые дамы чуть ли не «чепчики бросали в воздух», господа, (по местному «паны») были сдержаны, но не враждебны. Магазины и кафе открыты были уже к вечеру того же дня, когда наши войска вошли в город. Вывески на немецком и польском языках. От наших поляков в Луганске я немного научился по-польски. Боже, как мне это здесь пригодилось! Я уже не говорю о прислуге в ресторанах и кафе, но «паненки»…
Вообще к русским воинам здесь относились без вражды, а с любопытством. Нам приказано платить за всё. Мародёрства среди наших солдат почти нет».
Как видим, не о какой жестокости нет и речи. А вот у австрияков, как раз, с этим было налажено по полной программе. Так в «Записках штабс-капитана» можно прочесть отмеченное 23-м октябрём 1914 года такое печальное сообщение: «Должны вступить в бой в 7 часов утра… Не могу не отметить известные мне зверства противника, особенно мадьяр, по отношению к нашим пленным и раненым. Видел повешенного нашего казака. У которого были выколоты глаза. Австриякам, по рассказам пленных внушают, что русские пленных пытают и убивают. Доказать противное мы им можем только на действительных примерах, коим нет числа…». Не говорит ни о каких жестокостях и рукопись моего деда. Он пишет, что когда они были в плену в Казахстане, то кормили их там плохо, поэтому приходилось посылать кого-нибудь в город за покупкой продуктов.
Когда я служил в армии, нас даже в нашей «плоть от плоти народной» в город за продуктами за здорово живешь не выпускали. Да и с финансовым вопросом у нас, наверное, дела похуже, чем у австрийских пленных обстояли. А потом из Казахстана моего деда и ещё гриппу пленных перевели на шахты в Донбасс, где он вообще жил, как и все рабочие, здесь ещё раз женился на моей бабушке и остался навсегда.
Австрийские же войска не только с пленными обращались, мягко говоря, не гуманно но и с мирным русским, да и украинским населением не лучше. Хотя о том, какое это было «украинское» население, вполне доходчиво описал общественный галицкий деятель И.И. Тёрх, который писал, что накануне войны в Галичине проживало 4 миллиона, так называемых, украинцев: – «Да и эти четыре миллиона галичан нужно разделить надвое. Более или менее половина из них, т.е. те, которых полякам и немцам не удалось перевести в украинство, считают себя издревле русскими, не украинцами, и к этому термину, как чужому и навязанному насильно, они относятся с омерзением. Они всегда стремились к объединению не с «Украиной», а с Россией, как с Русью, с которой они жили одной государственной и культурной жизнью до неволи. Из других двух миллионов галичан, называющих себя термином, насильно внедряемым немцами, поляками и Ватиканом, нужно отнять порядочный миллион несознательных и малосознательных «украинцев», не фанатиков, которые, если им так скажут, будут называть себя опять рускими или русинами. Остается всего около полмиллиона «завзятущих» галичан, которые стремятся привить свое украинство (то есть ненависть к России и всему русскому) 35-ти миллионам русских людей Южной России и с помощью этой ненависти создать новый народ, литературный язык и государство». Так вот эти «завзятющие» украинцы, по возвращению немецких и австрийских войск, с великим удовольствием «сдавали» своих односельчан-украинцев, которые имели неосторожность угощать русских солдат, стирать им бельё или проявить ещё какое-то доброжелательное отношение к ним. О том, что ждало несчастных дальше документальных свидетельств огромное количество. Так один из узников Талергова пишет:
«ВсЪ тЪ случайныя свЪдЪнiя объ этомъ жестокомъ перiодЪ, какiя попадали въ печать, не могли претендовать на полноту и элементарную безпристрастность именно потому, что были современными и писались въ исключитительно болЪзненныхъ общественныхъ условiяхъ, въ oбcтановкЪ непосредственнаго военнаго фронта. Современныя газеты сплошь и рядомъ пестрЪли по поводу каждаго отдЪльнаго случая этой разнузданной расправы свЪдЪнiями беззастЪнчиво тенденцioзнагo характера. Этoй преступной крайностью грЪшила, за рЪдкими исключенiями особенно галицкая польская и „украинская" печать. Въ ней вы напрасно будете искать выраженiя хотя-бы косвеннаго порицанiя массовымъ явленiямъ безцеремонной и безпощадной, безъ суда и безъ слЪдствiя, кровавой казни нашихъ крестьянъ за то только, что они имЪли несчасгье быть застигнутыми мадьярскимъ или нЪмецкимъ (австрiйскимъ) полевымъ патрулемъ въ полЪ или въ лЪсу и при допросЪ офицера-мадьяра или нЪмца, непонимавшаго совершенно pyccкагo языка, пролепетали фатальную фразу, что они всего только "бЪдные русины"! А что пocлЪ этого говорить о такихъ случаяхъ, когда передъ подобными "судьями", по доносу въ большинствЪ случаевъ жалкаго „людця"- мазепинца, цЪлыя села обвинялись въ откpытомъ "pyccoфильствЪ"? He рЪдко кончались oни несколькими разстрЪлами, а въ лучшемъ случаЪ сожженiемъ села. Широкая публика объ этомъ не могла знать подробно въ тЪ знойные дни всеобщаго военнаго угара, а еще меньше она знаетъ сейчасъ».
Подобных указаний на жестокость австрийцев хватает с избытком, тогда как касательно россиян вы их, пожалуй, не встретите. Разве только у «специалистов историков», и первым кто «приловил» русских на «горячем» был, конечно же Грушевский. Именно с его подачи сегодня любят пописывать о том, как с Галичины «осуществлялись массовые депортации в далекую Сибирь представителей украинской интеллигенции, которые проявили себя как борцы за национальное возрождение». Более того сгоняли женщин, детей…. Так во всяком случае в своей «Иллюстрированной Истории Украины», вышедшей осенью 1917 года в Киеве, писал Грушевский. В ней он в частности пишет что ему «…рассказывал очевидец, врач из Москвы, как, принимаючи такие «беженские» (выселенческие) поезда, он видел товарные вагоны, набитые только детьми, которые поголовно вымерли или посходили с ума». Правда, приводя такое серьёзное обвинение, профессор истории не называет ни имя врача, ни станцию, где этот врач столкнулся с таким великолепным сюжетом для фильма ужасов. Скорее всего, Грушевский видел, что так действовали австрийцы, сгоняя русских людей перед войной вглубь империи и «пакуя» ими концентрационные лагеря. Как результат, когда была занята русскими войсками Галичина и канцелярия губернатора нуждалась в вольнонаемных «писцах», однако «среди местных галичан, владеющих русским языком и более или менее знакомых с канцелярскою работой, вовсе не оказалось подходящих лиц». Пришлось привезти «писцов» из России. Вся интеллигенция все грамотные люди оказались в лагерях или казнены. В лагерях оказались и многие униатские священники, не пошедшие за своим митрополитом. Гусев же излагает всё с точностью до наоборот: «Особым преследованиям, – пишет он, - подвергалась греко-католическая церковь, многие ее служители были отправлены в глубь России, проводилась работа по превращению ее приверженцев в православных. В сентябре 1914 года из Львова был вывезен и заключен в Суздальский монастырь А.Шептицкий, где он находился до свержения царского самодержавия, снискав себе авторитет у своих земляков бесстрашным поведением. Шовинистическая политика царской оккупационной администрации в Галиции вызвала возмущение демократической общественности».
Конечно, депортация явных врагов России производилась, но совершенно не в том громадном масштабе, как её показывают гусевы и грушевские. Что же касается Шептицкого, то Брусилов по этому поводу писал: «Униатский митрополит граф Шептицкий, явный враг России, который с давних пор неизменно агитировал против нас, по вступлению русских войск во Львов был, по моему приказанию, предварительно арестован домашним арестом. Я его потребовал к себе с предложением дать честное слово, что он никаких враждебных действий, как явных, так и тайных против нас предпринимать не будет, в таком случае я брал на себя разрешить ему остаться во Львове с исполнением его духовных обязанностей. Он охотно дал мне слово, но, к сожалению, вслед за сим начал опять мутить и произносить церковные проповеди, явно нам враждебные. В виду этого я его выслал в Киев в распоряжение главнокомандующего».
На самом деле, вероятно, религиозный вопрос русской администрацией решался вполне тактично. 28 сентября 1914 года Николай II дал указание «осторожного разрешения религиозного вопроса в Галиции». В особенности это касалось перехода жителей края из униатства в православие, что, как мы уже знаем, имело место в Галичине и на Буковине ещё задолго до прихода туда русских войск. Последовавшие же практические распоряжения если и вызывали недовольство, то только у местных русофилов, которые были более последовательными и решительными сторонниками пророссийской и антипольской политики, чем российская администрация. Методы российской администрации исключали насильственный и ограничивали стихийный переход греко-католических приходов в православие. Переход разрешался, только если 75 % явившихся на сход представителей дворов, вместо своего постоянного униатского священника пожелали бы иметь православного. Но и в этом случае православный священник обязывался предоставить оставшемуся униатскому священнику возможность совершать богослужения и пользоваться церковной утварью. От униатских и католических священников не требовались молитвы за российского императора, но были запрещены молитвы за австрийского цесаря. Не редко прихожане сами упрашивали, чтобы им поставили священника, так как прежние были схвачены австрийскими властями.
Вы никогда не задумывались над тем вопросом, что заставляет нас врать. Почему врёт своим гражданам государство: президент, депутаты, министры? Почему нам врут историки? Что порождает враньё?
Вспомните ваше детство. Вы приходите со школы, и насилу тащите свой портфель. Его оттягивает огромная пара в дневнике. А на вопрос родителей – «Как дела в школе»? Отвечаете –«Всё нормально».
- «А что сегодня получил?»
- «Да ничего не получил – не спрашивали».
Вы знаете, что всё равно не сегодня - завтра о двойке узнают, но всё же сказать боитесь. Вас накажут, посадят на весь день за уроки, и про улицу придётся забыть, а как раз сегодня у вас важный футбольный матч с ребятами из соседнего двора. Вы боитесь наказания. Именно страх заставляет вас врать. Врёт тот, кто боится.
Кого боится государство, а особенно, такое как у нас? Оно боится своего народа.
Кого боится историк - государства? Возможно. Но ещё он боится быть не признанным. Это особенно касается тех, кто чувствует, что силёнок и таланта, для какого-нибудь сенсационного открытия, для гениальной работы у него маловато. В мире науки сиять ему не светит, а хочется. Но есть выход. Помоги государству – оно поможет тебе. И историк помогает государству обманывать людей. Конечно, далеко не каждый, а только особо блистающий трусостью и бездарностью. Вот потому брехолог Гусев и пишет: «Отступление русских из захваченных западноукраинских земель принесло новые тяжелые испытания населению Галиции, откуда оккупационными властями начались массовые выселения украинцев. Значительная часть из них без необходимого обеспечения, продуктов питания, медицинского обслуживания, элементарных бытовых условий по дороге к Уралу и еще дальше погибла».
О массовых выселения жителей вглубь страны писал и современник тех событий Андрей Полетика. Тот самый Полетика, одного из предков которого считают причастным к написанию «Истории Русов» и который о себе писал: «Род наш, по-видимому, вышел из Польши и за время XVI-XVII столетий осел на левобережной Украине, где в XVIII и первой половине XIX веков Полетики владели большими поместьями на территории Полтавщины, Черниговщины и Харьковщины. Не занимая высоких государственных постов, представители нашего рода были связаны с политической и культурной жизнью России и Украины, отличаясь любовью к науке и литературе». Сам Андрей Полетика решил пойти по стопам своих предков и взял на себя не лёгкую задачу, описать для будущих поколений те бурные события начала XX столетия, свидетелем которых он был. В своих «Воспоминаниях» он пишет, что действительно: «Отступление армии сопровождалось эвакуацией населения, промышленных и торговых предприятий, скота и т.д. Но… - «Из Галиции вывезли, главным образом, военные учреждения, склады, подвижной состав Галицийских ж.-д. (12 000 вагонов), для чего на приграничных железных дорогах были построены более узкие пути». То есть, всё что удалось захватить решили не оставлять противнику и при отступлении отправляли в Россию. О мирном населении, сгоняемом за Урал, нет ни слова. В тоже время, опасаясь, что враг способен продвинуться вглубь Российской империи эвакуировали всё ценное - всё то, что могло послужить противнику и оттуда. «При эвакуации областей Российской империи, - пишет Полетика, - вывозилось не только огромное количество военного имущества, но эвакуировали и целые густонаселенные промышленные районы, и крупные города (Варшава, Лодзь, Вильно) с их фабриками и заводами, мастерскими, административными учреждениями, лазаретами и многими тысячами жителей». Действительно, с территории Российской империи которой угрожал захват противником выселения производились и условия в которых оказывались выселенцы, особенно евреи, которых, как известно, в России, мягко говоря, не жаловали, порой были очень тяжёлыми. – «Мне пришлось видеть некоторых из этих беженцев (евреев Н.Г.) осенью и зимой 1915 г. в Саратове, - читаем у Полетики, - и их рассказы об «эвакуации» нельзя было слушать без негодования и боли». Но, будучи сам в эвакуации в городе Саратове он об условиях своей эвакуации особо не возмущался и писал: «Угроза Киеву стала настолько осязательной, что правительство летом 1915 г. решило эвакуировать Киевский Университет в Саратов…
В середине сентября наш университет - профессура и студенты - уехали в Саратов. Нам дали 2 или 3 поезда. Библиотека, лаборатории и оборудование остались в Киеве. Базой наших занятий стал организованный накануне войны (1912 г.) Саратовский университет.
Новый учебный год в Саратове я начал хорошо. Нас, студентов, поселили в здании Саратовской консерватории, построив в аудиториях нары. Жизнь была шумная, неустроенная и неуютная. Студенты ходили группами по городу в поисках комнат на частных квартирах. И тут мне повезло…».
Если мы посмотрим на положение нынешних беженцев из так называемых «горячих точек», то увидим, что их положение часто бывает намного хуже. К тому же, читая мемуары участников войны, в том числе и записки моего деда я подозреваю Полетику в некоторой предвзятости и сгущении красок. Причина весьма банальная - он был, как и большинство молодёжи того времени, сторонником демократических перемен, и всё что делал царь и его правительство не могло не вызывает в нём справедливого негодования.
Действительно же в Россию с отступающей русской армией ушло более двухсот тысяч одних только галицких беженцев. Но только вот принудительным выселением ли это было? - как это пытается преподнести Гусев.
Священник из села Побережье Иван Бирчак рисует эту картину совсем иными красками: «Въ маЪ 1915 г. началось отступленіе русскихъ армій, a за ними тянулись длинными вереницами обозы бЪгущихъ изъ боязни передъ мадьярами, крестьянъ». – писал он в то время. Штабс-капитан Локотош (в книге он Михаил Сабов) в своём дневнике, подтверждая этот факт, записал что «…по всему фронту, особенно севернее нас дороги кишат обозами и беженцами». А генерал Деникин, вспоминая о генерале С. Л. Маркове, писал: «Помню дни тяжкого отступления из Галичины, когда за войсками стихийно двигалась, сжигая свои дома и деревни, обезумевшая толпа народа, с женщинами, детьми, скотом и скарбом… Марков шел в арьергарде и должен был немедленно взорвать мост, кажется, через Стырь, у которого скопилось живое человеческое море. Но горе людское его тронуло, и он шесть часов еще вел бой за переправу, рискуя быть отрезанным, пока не прошла последняя повозка беженцев». Вот так выглядело русское насилие и террор.
Так что, пожалуй, единственная правдивая информация, которую можно почерпнуть у Гусева это то, что после довольно успешного начала военных действий и захвата Галичины, удача отвернулась от российской армии, и она стала сдавать завоёванные позиции. Сказалась та не готовность к войне, о которой писал генерал Брусилов. Нехватка снарядов, отставание в современной военной технике, особенно тяжёлой артиллерии, слабое и не своевременное снабжение войск всем необходимым. А ещё, в неудачах русской армии есть большая доля наших знакомых, о которых шла речь выше.
Война стала приобретать затяжной характер. Воспользовавшись, и без того трудным положением России, свой план, предложенный Парвусом германскому командованию ещё в январе 1915 года, стали проводить в жизнь большевики. Часть этого плана выглядела так. Цитирую выдержку из него:
«Агитация в нейтральных государствах будет иметь сильное обратное влияние на агитацию в России, и наоборот. Дальнейшее развитие в большей степени зависит от военных действий. Русское патриотическое настроение первых дней пошло на убыль. Царизму нужны быстрые победы, а он получает кровавые поражения. Если русская армия в течение зимы также будет привязана к своим бывшим позициям, то разлад пойдет по всей стране. Планируемый агитационный аппарат будет использовать этот разлад, расширяя и углубляя его по всем направлениям. Стачки то здесь, то там, голодные бунты, нарастающая политическая агитация — все это введет в заблуждение царское правительство. Если оно прибегнет к репрессиям, это вызовет растущее негодование, если оно будет проявлять терпимость, то это будет воспринято как знак слабости, что приведет к возрастанию революционного движения. В этом отношении опыта 1904—1905 годов предостаточно.
Если тем временем русская армия потерпит крупное поражение, то движение против режима может принять небывалые размеры. Во всяком случае, можно рассчитывать на то, что если все силы будут направленно действовать по разработанному плану, то весной может произойти массовая политическая забастовка. Если массовая забастовка будет иметь большой размах, то царизм вынужден будет сконцентрировать вооруженные силы внутри страны…».
Большевики знали что говорили, и слов на ветер не бросали. Они начали ещё более решительно выступать против войны. Они разъясняли ее пагубность и указывали на смертельно опасный для России, но единственно, по их мнению, возможный выход: поражение в каждой воюющей стране своих правительств и превращение войны империалистической в войну гражданскую. В центре и на местах большевики развернули пропагандистскую работу, выпускали огромную массу листовок. В связи с этим уже с января-февраля 1915 года в стране начался подъем стачечной борьбы, связанный в первую очередь с усилением тягот войны. В том, что Украина являлась в те годы, во всех отношениях единым целым с Россией показывает тот факт, что большевистская агитация одинаково хорошо работала как в Москве и Питере, так и на юге России. Так, на Северном Кавказе уже с осени 1915 года стало заметно некоторое оживление стачечной борьбы, но особенно подъем произошел в мае-июне 1916 года. За этот период состоялись 84 забастовки, что в 8,4 раза было больше, чем в августе 1914 - июле 1915 годов. Большую активность проявили нефтяники Грозного и металлисты Кубани. Если в 1915 году на Украине было 113 забастовок (48 тысяч участников), в 1916 - 218 забастовок (свыше 196 тысяч участников). Только на предприятиях, подчиненных фабричной и горной инспекции бастовало: в Екатеринославской - 11,5 тысяч; в Харьковской - 42,6 тысяч; в Донской области - 11, 3 тысячи рабочих.
Летом 1916 года поднялась волна крестьянских выступлений. Возмущения крестьян проходили повсеместно. Активное участие в нем принимали женщины. Эти выступления носили стихийный, неорганизованный характер, сопровождались разгромами лавок и магазинов. Огромные массы крестьян и сельского пролетариата, достигавшие порой до 10 тысяч человек вступали в столкновение с полицией и казаками.
Не дремали и украинские сепаратисты. Правда в Малороссии им делать было нечего, зато в Австрии из четырех эмигрантов - В. Дорошенко, Д. Донцов, М. Зализняк и А. Жук, был создан «Союз Визволення Украiни» который 4-го августа 1914 года выпустил обращение к «Украинскому Народу в России» с призывом к измене России и сотрудничеству с Австрией. Вскоре, Союз Визволення Украіни (сокращенно СВУ) перебрался в Вену, где австрийский генеральный штаб, пополнивши СВУ еще двумя членами А. Скоропис-Йолтуховским и М. Меленевским, предоставил ему самые широкие возможности для его деятельности, чем незамедлительно воспользовался СВУ.
Ещё до вступления Турции в войну СВУ выступил с обращением к турецкому народу. Это обращение наши свидоми историки воспринимают как «первый официальный документ в новых отношениях между Украиной и Турцией». Само собой разумеется, что обращение СВУ нашло отклик в стоящей на позиции «Центральных государств» Турции. В турецкой прессе стали писать о тех ужасных притеснениях, которым подвергались украинцы под гнетом России. Это в той Турции, которая уже в 1915 году целенаправленно уничтожала народ Армении, где за три года геноцида погибло более полутора миллиона армян. Ну и друзей мы себе подыскивали. Как говорится, скажи мне кто твой друг, и я скажу кто ты. Кстати эта народная мудрость и сегодня не потеряла свою актуальность. И наш всеукраинский Кум в маленькой Грузии устроил бойню не хуже чем Энвер-паша в Турции. Правда нашим панам, своими повадками напоминающих «СВУшников», сегодня незачем утруждать себя эмиграцией и они неплохо устроились в Киеве, но от народа они так же далеки, как и те. Правда сегодня их гораздо больше.
Журнал «Терджиман-и-Хакикат» утверждал, что украинский народ мог сохранить свой собственный язык и себя как нацию только благодаря правам, которыми пользовались украинцы в Австро-Венгрии. Понятное дело, а как же иначе. А газета младотурок «Жен Тюрк» отмечала, что «интересы украинцев тесно связаны с интересами Турции. Украинское государство, к которому стремятся украинцы, отделило бы Россию от побережья Черного моря. Создание нероссийского славянского государства избавило бы Турцию от политики интриг и прихотей российской монархии, стремящейся господствовать над Константинополем и морскими проливами». Поэтому все враги России, в том числе и СВУ, были очень довольны, когда Турция вступила в войну на стороне Германии. Теперь можно было подумать и о более плодотворном сотрудничестве. Начали ломать голову над тем, как бы подготовить условия для создания украинского воинского соединения, которое бы вместе с турецкими войсками высадилось на Кубани или в северном Причерноморье, в районе Одессы, и создать там национально-освободительное движение украинского населения против гнета царской России. Восстание на Кавказе и на Кубани готовилось специальным немецко-турецким комитетом; рассматривалась возможность участия в акции украинских эмиссаров, чья деятельность распространялась также и на организацию восстания на российском Черноморском флоте. Планировалось, что после высадки в одном из пунктов российского побережья Черного моря небольшого украинского подразделения, естественно при поддержке значительных турецких сил, украинцы попробуют вызвать там революционное движение. Энвер-паша, поддержав такую операцию, назвал ее условием достижение абсолютного господства турок на Черном море. Но в последний момент руководитель СВУ А.Скоропис-Елтуховский, пересчитав на пальцах силы своей повстанческой армии, пришёл к выводу, что, мол, вы извините браты турки, но из этого рая не выходит ничего – маловато нас. К тому же национальное самосознание кубанцев невысокое, можно сказать никакое. Поэтому их нужно еще убедить, что запланированная в Константинополе акция будет осуществляться не ради турок и турецких интересов, а в пользу политических интересов украинского народа. Народ – это, надо полагать СВУ, то есть 6 эмигрантов, являющихся послушным орудием австрийского генерального штаба, на иждивении которого они и находились. А так как кубанцы народом не являются, то они и не поймут, почему это в их интересах, на Чёрном море должны господствовать турки.
О целях и задачах СВУ член «Союза» историк Д. Дорошенко в своей «Истории Украины» пишет: «Союз Освобождения Украины взял на себя представительство интересов Великой Украины перед центральными государствами и, вообще, перед европейским миром»... Вот так вот у нас украинцев – знай наших. Мы народ демократичный, а потому даже «сообразив на троих» вы можете представлять интересы «Великой Украины» где угодно и перед кем угодно. Можете даже решить какая форма правления будет в вашем государстве «на троих», а если соберётся две компашки по 3 человека, ну, то есть, «держава», то можно уже и выбрать «на два пана три гетьмана». «Формой правления Самостийной Украинской Державы, - пишет Дорошенко, - должна быть конституционная монархия с внутренним демократическим строем и однопалатной законодательной системой». Можно было бы конечно и две палаты, но людей пока маловато и на двухплаточную законодательную систему малость не хватает. Нет – серьёзно, украинцев действительно катастрофически не хватало. Правда, созданная во Львове в августе 1914 года из представителей национально-демократической, радикальной и социал-демократической партий во главе с К. Левицким Головна Українська Рада (с мая 1915 года – Загальна Українська Рада) вскоре на базе небезызвестных «Сечей» сформировала национальное военное подразделение - Украинский легион, который позже стал громко именоваться Легионом Украинских Сичевых Стрельцов, в состав которого вошло аж 2 тысячи молодых парней. Только это всё галичане, а там, как известно, украинцы «од віків» и как юный пионер, всегда свидоми. Учебник истории для 7-го класса повествует, наверное, именно о них, когда уверяет что «история украинского народа насчитывает 140 тысяч лет». Я думаю за это время можно, если хорошо постараться, нарожать такую кучу «непереможних вояків». Кроме этих из галичан набралось, правда, ещё несколько тысяч вояк, но они не в счёт о тех, в своём дневнике штабс-капитан Сабов (Локотош) писал «…у австрийцев по-прежнему русины толпами сдаются в плен…». Ну хоть так, и то австрийцам польза – хоть заботой о пленных противника обременяют. Ну, а что делать надднепрянским украинцам? Ведь 6 человек это же не серьёзно. И отправились «представители народа» с «Великой Украины» - паны из СВУ, с позволения своих хозяев австрийцев и германцев, в лагеря военнопленных перековывать в украинцев тех, россиян, что попали в плен. «С первого года войны пленные малороссы были выделены в отдельные лагеря и там подвергались «украинизированию», для наиболее восприимчивых было устроено в Кенигсберге нечто вроде «академии украинизации…» - писал современник тех событий князь А. Волконский.
СВУ принялся формировать из военнопленных национальные вооруженные подразделения по примеру Легиона украинских сичевых стрельцов, которые влились бы в армии Четверного союза. Эта их деятельность имела некоторый успех и привела к появлению Синежупанной и Серожупанной дивизий, которые вместе с УСС приняли участие в попытке присоединить Малороссию к Австро-Венгрии и посадить на престол «конституционной монархии с внутренним демократическим строем» австрийского принца Василия Вышиваного. Тот по такому случаю, как уже отмечалось, даже поменял свою католическую веру на униатскую грекокатолческую. Правда, за время гражданской войны в Украине «жупанники» почти все разбежались, кто к «белым», кто к батьке Махно, а кто и к большевикам. Но ещё до того как о этих ряженых «казаках» стало известно в Малороссии, российской контрразведкой, как писал генерал Романовский, «…было обращено внимание, что при обмене военнопленными-инвалидами немцы стали препровождать в Россию совершенно здоровых людей, преимущественно уроженцев Малороссии. Наблюдением и опросом их удалось установить, что они посланы немцами для пропаганды украинского сепаратизма и по прибытии в Киев должны были получить инструкции от специальных агентов, группировавшихся около газеты «Новая рада», руководимой ближайшим сотрудником Грушевского, неким Чикаленко». Сам же Грушевский, как известно, по подозрению в шпионаже, по приезду из Вены в Киев 28 ноября 1914 года был арестован и сослан в Симбирск, оттуда в Казань, а в 1916 году переведен в Москву и активно участвовать в событиях связанных, с так называемым, национальным движением в Украине не мог. «Тем не менее, несмотря на то, что Грушевский и его единомышленники обставили свою деятельность большой конспиративностью, русскому генеральному штабу удалось в течение лета 1917 года собрать исчерпывающие доказательства их сношений с Германией» - пишет генерал Романовский. И действительно после событий Февральской революции 1917 года и возвращении из Москвы в Киев Грушевского, забот у российской контрразведки поприбавилось.
«В июне 1917 года в руки нашего генерального штаба попала переписка между председателем швейцарского Украинского бюро графом Тышкевичем и одним видным румынским деятелем, отличавшимся германофильскими тенденциями. В переписке предлагалось тесное соглашение между Украиной и Румынией в целях заключения сепаратного мира с Германией, причем указывалось, что проект этот встретит поддержку со стороны Грушевского» (Романовский).
Подтверждением того что Грушевский был агентом австрийского командования служат и «Спогади» гетмана Скоропадского, который вспоминая о том как в начале июля 1917 года он ехал с фронта в Киев, писал: «Ми ночували в Житомірі у Франсуа. В реставрації — памятаю — сиділи якісь пани і розмовляли про пана Грушевського, якого, видко було, вони дуже не любили. Другого дня тільки аж над вечір ми добралися до Київа, де я зупинився у В. К. Він на мої запитання, що таке Центральна Рада, висловився проти неї вважаючи, що «це купка підкуплених австрійцями осіб, які провадять українську агітацію», що «в народі ця агітація не зустрічає співчуття», що »тут замішана ще таємна робота Шептицького, який стремить до того, аби наших малоросіян повернути до унії…».
Если к этому добавить тот факт, что в период Февральской революции 1917 года ещё заметнее активизировались большевики, и политические забастовки произошли в Харькове, Екатеринославе, Макеевке, Горловке, на ряде шахт Донбасса. В январе — феврале 1917 на Украине состоялось 50 забастовок (свыше 40 тыс. рабочих). Победа 27 февраля 1917 года революции в Петрограде вызвала в Киеве, Харькове, Екатеринославе, Луганске, Николаеве, Херсоне и других городах Украины многотысячные демонстрации и митинги солидарности. Повсеместно упразднялась царская администрация, создавались Советы рабочих и солдатских депутатов. Становится отчётливо видно, что выше указанное пересечение путей троицы: Парвус, Шептицкий, Грушевский на Австро-Германском перекрёстке было не случайным. И хоть у каждого из них интересы были разными, но с интересами австро-германского командования они совпадали почти полностью. И то что уже в июле 1917 года, практически за 8 месяцев до заключения сепаратного договора между у УЦР и странами «Четверного союза», в народе поговаривали, что Центральная Рада «це купка підкуплених австрійцями осіб, які провадять українську агітацію», кое о чём да говорит. Во всяком случае, понятно, почему в Центральной Раде, возникшей в Киеве в марте 1917 года, напрямую связанный с австрийским правительством профессор истории Михаил Грушевский, по той причине что сам он находился в Москве, был заочно избран председателем (спикером). «Никто так не подходил для роли национального вождя, как Грушевский», – писал член СВУ, известный сепаратистский деятель тех лет Дмитрий Дорошенко, которого после свержения самодержавия, в марте 1917 года, временное правительство утвердило краевым комиссаром Галиции и Буковины. Видемо не без оснований генерал Романовский писал: «В итоге к концу августа 1917 года в руках нашего генерального штаба было собрано достаточно данных для предъявления Грушевскому и ближайшим его сотрудникам совершенно обоснованного обвинения в сношениях с Германией, то есть - в государственной измене. Трагические корниловские дни и наступившее вслед за ними полное банкротство власти Керенского не дали возможности их использовать». В итоге Грушевский занял самое видное место в Центральной Раде.
Как была организована эта «Рада» описывают украинские мемуаристы, члены УЦР М. Жученко и Е. Чикаленко: «Сначала совет ТУП-а хотел сам стать общей объединяющей организацией, но на его заседание явились Стешенко, Антонович и Степаненко как представители украинских социалистических организаций и добивались, чтобы в совет было принято такое же число представителей этих организаций, какое есть в данный момент в совете ТУП-а. Чтобы не разбивать сил и не создавать двух центров, совет ТУП-а согласился на требования социалистических представителей с тем, чтобы в новый центральный орган, для которого принято название Центральная Рада, входили впоследствии и представители от разных новых организаций». В итоге число членов Рады составило 600 «представителей Украинского Народа» как об этом сообщала сама Центральная Рада. Что из себя представляли эти 600 «представителей Украинского Народа», сообщает в своих мемуарах бывший член пророссийски настроенной в Центральной Раде оппозиции В.М. Левитский. Вот что пишет он в своих воспоминаниях:
«Немедленно по получении депутатских карточек мы произвели подсчет, находившихся в зале, депутатов (на этом заседании решался вопрос о подчинении Временному Правительству и были мобилизованы все силы). Украинских депутатов в Раде оказалось 117 человек. Из них 1 священник, 20-25 представителей интеллигенции, несколько крестьян, остальные — солдатские шинели, мирно дремавшие в креслах. Мы сейчас же избрали своего представителя в мандатную комиссию. Появление его в комиссии вызвало в рядах украинцев настоящую панику. Пользуясь малокультурностью и растерянностью секретаря, наш уполномоченный завладел папкой с депутатскими документами и принялся за их внимательное изучение. Вечером мы собрались, чтобы выслушать его доклад. Доклад не вызывал никаких сомнений. Никаких выборов в Центральную Раду нигде не было. Депутаты из армии заседали на основании удостоверений, что такой-то командируется в Киев для получения в интендантском складе партии сапог; для отдачи в починку пулеметов; для денежных расчетов; для лечения; и т.п. Депутаты «тыла» имели частные письма на имя Грушевского и других лидеров, приблизительно одинакового содержания: «посылаем, известного нам»... В конце — подпись председателя или секретаря какой-нибудь партийной или общественной украинской организации. Наш представитель успел снять копию с полномочий депутатов г. Полтавы. Все они были избраны советом старшин украинского клуба, в заседании, на котором присутствовало 8 человек. Всего депутатских документов оказалось 800. На официальный запрос, секретарь смущенно ответил, что здесь не все документы. Остальные депутаты (около 300) — это Грушевский, Винниченко, Порш и другие члены президиума, которым «передоверены» депутатские полномочия и каждый из них равняется 10-15-25 депутатам.
Наконец, пояснил секретарь, часть депутатов еще не успела зарегистрироваться, но таким, успокоил он, мы выдаем вместо депутатских билетов, только квитки на обед.
Тайна украинского парламента была разоблачена. Мы, сложили свои полномочия и ушли из Рады».
Что собой представляли большинство из тех «депутатов» что фактически присутствовало можно прочесть и ещё у одного члена «Рады» В. Андриевского. Он вспоминал: «Нравственный и умственный уровень простых рядовых членов Центральной Рады я знал хотя бы по образцам полтавских депутатов: солдата Матяша и того солдата, который «в окопах кровь проливал». Огромное большинство было в том же роде. Поэтому и неудивительно, что люди, которым случалось заночевать в общежитии для депутатов (Институтская, 17), зачастую на другой день не отыскивали своих часов или кошелька».
Вот тут, по правде говоря, даже гордость за наших нынешних депутатов берёт. Чувствуется возросший уровень культуры, интеллекта, ну и потребностей. Нынешний депутат мелочь по карманам тырить не будет. Он ворует миллионами. Ворует газ, нефть, заводы и т.п. Прогрессируем.
В течение всего 1917 года шло формирование националистических органов власти в Киеве. Именно в Киеве, ибо, как уже показывалось, «никаких выборов в Центральную Раду нигде не было», поэтому никого кроме киевских националистов созданная 20 марта «Рада» и не представляла. Собралась горстка членов националистических организаций Киева и объявила себя правителями всего Юга Российской империи. Их право выступать от имени народа было примерно таким же, как и у эмигрантов из Союза Освобождения Украины (СВУ) живших в Австрии выступать от имени «Великой Украины».
Некто А. В. Стороженко (Царинный), наблюдения которого были напечатаны в 1925 году и который о себе сообщал: «Свой труд автор писал в беженстве, в провинциальной глуши одной из славянских стран, приютившей часть русских эмигрантов, постепенно спасавшихся от ужасов большевистского ада, — писал вдали от умственных центров и библиотек, без необходимых справочных книг. Поэтому возможно, что в изложение вкрались неточности, за которые автор просит снисхождения». Но мне кажется, что тем его работа и ценна, что писалась без «шпаргалок» из личных наблюдений, сугубо из памяти, отнюдь, не о далёком прошлом. Так вот он писал: «Центральная рада, Малая рада, кабинет генеральных секретарей (министров) — производили кое-какое впечатление только в самом Киеве. Но если «украинская» власть была почти призрачной в городе, то у городской черты она кончалась. Далее же открывалось широкое поле для анархии, которая все более усиливалась по мере того, как приливали с фронта разложившиеся вследствие крушения империи войсковые части. В течение всей осени 1917 года нам пришлось проживать в деревне вблизи Киева. Ни о какой «украинской» власти не было там и помина. Вся местность была наводнена бежавшими из-под Тарнополя частями тяжелой артиллерии особого назначения (ТАОН). Вырвавшиеся из уз дисциплины артиллеристы по целым дням митинговали, расхищали казенное имущество своих частей, и крали что попало у местных жителей. Чувствовалось, как постепенно разрушались все те скрепы, которыми держится нормальное человеческое общежитие. «Украинской» власти как будто не было до всего этого никакого дела».
Как же нам преподносят деяния Центральной Рады сегодня.
Доктор исторических наук Владислав Верстюк с появлением Рады и приездом в Киев Грушевского связывает какое-то «мощное развитие стихийного низового национального движения». Пишет что «Показателем его стали две украинские массовые демонстрации, 12 марта в Петрограде и 19 — в Киеве. Первая собрала 20 тысяч, а вторая — 100 тысяч участников». Есть в нашей историографии кое-где даже указания на то, что в Питере демонстрация собрала 100 тысяч, а в Киеве 200 тысяч человек. И не смотря даже на вот такое вполне реальное объяснение такой массовости: - «В украинском селе, благодаря его самоорганизации через Крестьянский союз и сеть крестьянских кооперативов, объединенных Центральным украинским кооперативным комитетом, украинские социалисты всегда могли мобилизовать тысячи крестьян для городских манифестаций. В этом ключ к разгадке силы украинского движения и его органа — Украинской Центральной Рады в Киеве». – Факты и свидетельства современников заставляют здорово сомневаться в правдивости их изложения. Спора нет, эсеры, входящие в состав Рады, имели определённое влияние на крестьянство и могли привлечь крестьянские массы выйти «помахать флажками». Но сознательно ли делал это крестьянин, считал ли он себя украинцем или он вместе с рабочим ориентировался на социалистическое, а не национальное движение.
В. Липинский, по вопросу о характере революции на Украине вынужден был признать: - «Понятие Украина подменивалось понятием «десятины» земли, обещанной тому, кто запишется в украинскую партию эсеров и будет голосовать «за Украину». Вместо патриотизма героичного, патриотизма жертвы и любви, создавался, нигде на свете невиданный, какой-то патриотизм меркантильный, с расценкой на земельную валюту: за Украину давали десятины».
После Февральской революции начинает строить свою Украину и Михновский, который с началом Первой мировой войны был призван в царскую армию. В звании поручика он служил адвокатом в судах Северного фронта. Накануне революционных событий 1917 года Михновского перевели в распоряжение Киевского военного окружного суда. Свержение царского самодержавия он воспринял как реальный шанс для образования самостоятельного украинского государства.
«Часи вишиваних сорочок, (видимо «вышиваная сорочка» первому украинскому националисту чисто украинским атрибутом не казалась Н.Г,) свити та горілки минули і ніколи вже не вернуться» - убеждал своих сторонников Михновский. «Наша нація у свойому історичному життю часто була несолідарною поміж окремими своїми частинами, але нині увесь цвіт української нації по всіх частинах України живе однією думкою, однією мрією, однією надією: одна, єдина, нероздільна, вільна, самостійна Україна від Карпатів аж по Кавказ. Нині всі ми солідарні, бо зрозуміли, через що були в нас і Берестечки і Полтави». А кто, собственно говоря, «всі»? Так, например, жена украинского премьера Голубовича – Кардиналовская в своих воспоминаниях о событиях 1917-1918 годов на Украине, писала, что киевская интеллигенция крайне негативно восприняла украинизацию. Сильное впечатление на жену премьера произвели печатавшиеся в газете «Русская мысль» длинные списки людей, подписавшихся под лозунгом «Я протестую против насильственной украинизации Юго-Западного края». 13 июня 1918 года газета «Голос Киева» опубликовала обращение правления Союза служащих правительственных учреждений Винницы к власти УНР. В нем говорилось, что нет никакой надобности переводить делопроизводство на украинский, поскольку «случаев взаимного непонимания между этими учреждениями, с одной стороны, и местным населением – с другой, никогда не было». «Более того, - говорилось в обращении, - такие случаи возможны именно при введении украинского языка, ибо последний в своей литературной форме почти ничего общего с местным просторечием не имеет».
Ни на какой подъём национального движения существенно не повлиял и приезд Грушевского о котором А. Дикий в своей «Неизвращённой истории Украины-Руси» писал: «В первое время непререкаемых авторитетом в Раде был Грушевский, который прибыл в Киев из Москвы, где он жил последнее время перед революцией, работая в Московских архивах. Но свой авторитет он не использовал для руководства массами и создания их настроений, а избрал другой путь — самому приспособляться к настроениям масс. Вместо положения вождя, ведущего и направляющего, он добровольно и сознательно избрал положение демагога, плывущего в бурных волнах переменчивых настроений народных масс».
Настоящей популярностью и авторитетом в простом народе Малороссии, как и в России, на самом деле, в то время пользовался Ленин. Так что доктору исторических наук Верстюку стоило бы сначала пояснить, с чего он взял, как додумался, как пришёл к выводу, что: «В результате взаимодействия этих факторов (стихийное народное движение плюс Грушевский) стихийное национальное движение приобрело определенную организационную форму, которую венчала Центральная Рада. Благодаря мощной поддержке масс она очень быстро приобрела политический вес и авторитет. Произошла любопытная метаморфоза. Украинское движение, которое в первые дни марта было политическим аутсайдером, к началу апреля превратилось в политического лидера в Украине».
Но вот у А. Дикого, этот подъём национального сознания описан иначе и он пишет:
«Одни записывались в «украинцы» в надежде скорее попасть на родину; другие, бросивши фронт и болтаясь по тылам, оправдывали свое дезертирство желанием воевать только в украинских частях. И когда, к концу апреля 1917 г., в Киеве накопилось много тысяч дезертиров и их начал «беспокоить» тогдашний Командующий войсками полковник Оберучев, они решили «легализироваться» путем превращения себя в «украинскую часть».
В последних числах апреля весь Киев был залеплен плакатами: «товарищи дезертиры! все, на митинг на Сырце 30 апреля!» Хотя я не был дезертиром, а, после ранения, находился на излечении в Киеве и передвигался с костылем, я на этот необычайный митинг поехал и был свидетелем всего на нем происходившего».
Не смотря на выступления многочисленных ораторов, оправдывавших свое дезертирство украинским патриотизмом и желанием бороться, но только «под украинскими знаменами», никто не за кого воевать идти не хотел. «Реальной пользы от этой «украинизации» было немного: - пишет в своей «Истории Украины» Дорошенко, - солдаты разбегались, не доехавши до фронта, а у себя в казармах ничего не делали. Только митинговали, а, в действительности, не хотели даже пальцем шевельнуть, чтобы помочь Украине». О том же что представляла собой в начале лета Центральная Рада, будущий гетман Скоропадский, посетив её, заметил: «В той час всі особи, що там засідали, ще не вбралися в пірря. Всі вони робили вражіння неуків у своїм ділі. Власне кажучи, ніякого діловодства ще не було і, здається, вся їх увага булла звернута на боротьбу з командуючим військами київської військової округи соціял-революціонером Оберучевим...». Но ещё неоперившись, еще ни чем себя не зарекомендовав, Центральная Рада уже вызывала глубокое недоверие к себе народа и судя по всему совершенно не пользовалась популярностью. Украинский деятель Могилянский, которого знали как «глубокого сторонника немецкой общественности, солидарности и культуры» в своих воспоминаниях откровенно писал, что: «в той исторической стадии, в какой жило тогда население Украины, оно было более чем равнодушно ко всяким попыткам и затеям украинизации. Украинцы слишком много лгали на эту тему». Действительно больше было разговоров и шума чем дела. «Возглавители движения, - писал Дорошенко, - начиная с самого Грушевского, не верили, что при помощи чисто национальных лозунгов можно потянуть за собой народные украинские массы. Поэтому они старались разжечь социальные аппетиты и стремления и, под их покровом, провести в жизнь украинские национальные постулаты. Конкуренция со стороны общероссийских левых партий, особенно со стороны большевиков (эта пропаганда выросла стихийно, когда осенью в села нагрянула масса обольшевиченных солдат и начала распространять и проводить в жизнь лозунг «грабь награбленное!»), принуждала и украинских эсеров все больше «склоняться влево», то есть привлекать крестьянство все более радикальными перспективами захвата и раздела помещичьей земли». Но понимая, что Рада никакой реальной властью не обладает, а украинизация населения кроме негодования широких масс иного результата не приносит, украинские сепаратисты пришли к выводу, что без посторонней реальной помощи им долго не продержаться. Украинский писатель, глава правительства Центральной Рады Владимир Винниченко писал: «Я в то время уже не верил в любовь народа к Центральной Раде. Но я никогда не думал, что могла быть в нем такая ненависть. Особенно среди солдат. И особенно среди тех, кто не мог даже говорить по-русски, а только по-украински, кто, значит, был не латышами и не русскими. С каким пренебрежением, злостью, с какой мстительной издевкой они говорили о Центральной Раде... И это была не случайная сценка, а общее явление от одного конца Украины до другого».
Предчувствуя свою закономерную и близкую кончину, «народные избранники», по-видимому, уже к лету 1917 года решили воспользоваться запланированным в начале войны покровительством врагов России и отдать Малороссию в руки австро-венгерского цесаря. Официально это конечно нигде не объявлялось, что даёт возможность кое-кому из наших историков утверждать, что к германскому командованию Центральная Рада обратилась только потому, что к власти в России пришли большевики, которые стали посягать на самостийнисть Украины. Но это далеко не так и ещё за долго до октябрьского переворота большевиков, в народе о Раде уже ходили слухи, что «це купка підкуплених австрійцями осіб, які провадять українську агітацію». Наверняка знал о том, что не о какой «самостийний державе» не помышляют в Раде и националист Михновский. Ведь если бы это было не так, то к чему бы ему было создавать своё войско («Полуботковский полк») и пытаться уже в июне сделать переворот.
«У Міхновського вже в червні 17-го року повстає план проголосити державну самостійність України, - вспоминал Сергей Шемет, - спіраючись на сили Богданівського полку. При тодішнім безвластї (и это при избранной-то «всенародно» Центральной Раде? Н.Г.) ця думка не була фантастичною. Було вирішено повезти полк пароплавами на Шевченкову могилу і там, на цій святій для всякого свідомого Українця землі, проголосити самостійність Української Держави.
За порадою Клима Павлюка був викликаний з Сімбірську кадровий офіцер Юрко Капкан. Він приїхав, на всіх Полуботківців зробив добре вражіння. Втаємничений в самостійницькі плани Полуботківців, Капкан на всі їхні пропозиції пристав. Міхновський взяв від Капкана урочисту присягу на вірність самостійній Україні і на виконаня цілого того плану проголошеня самостійності. Але Капкан, увійшовши в той-же самий час в зносини з головою обібраного Військовим Зїздом Військового Комітету Симоном Петлюрою і з петлюрівською соціялістичною більшостю цього комітету, присягу свою зломав. План проголошеня державної самостійности України таким чином упав. Верх взяв Петлюра, який вів політику піддержуваня Тимчасового Всеросійського Правительства і виконуваня всіх наказів Керенського. Такою політикою він змарнував весь український національний порив в військах, пропустив найзручніщий момент для сформування Української Армії і в той спосіб підготовив всі будучі катастрофи наших державних змаганнь».
Вот уж действительно, ни что иное как бардак представлял из себя в то время Киев. Ни кто толком не знал кто в нём власть, что она собой представляет и чьи интересы отстаивает. Находившийся в то время в Киеве автор «Неизвращённой истории Украины–Руси» А. Дикий, наверное и слышать не слышал о таком «великом» украинском деятеле как Михновский и поэтому, воспринял его попытку захватить власть в Киеве как что-то непосредственно связанное с попыткой в начале июля захвата власти в Питере большевиками. Поэтому и писал: «Пример «Богдановцев» (воинское подразделение сформированное из дезертиров Центральной Радой Н.Г.) был заразителен, и вскоре в Киеве сформировался еще один такой же полк — «имени гетмана Павла Полуботка».— Как и «Богдановцы» он о фронте и не помышлял, но зато принял активное участие в попытке захватать большевиками власть в Киеве, в дни большевистского восстания в Петрограде (3-5 июля ст. ст.)».
В это самое время в Киеве находился и прибывший туда с фронта генерал Скоропадский и об этом событии он написал так: «Другого дня почалася в Київі стрілянина. Був виступ так званих Полуботківців. Подробиць цієї справи я не знаю. Мені казали, що цей виступ було заздалегідь підготовано з метою поваленя влади Центральної Ради і захопленя влади, здається, полковником Капканом, що ніби збірався проголосити себе Гетьманом, але що в останню хвилю він на це не зважився. Полуботковці були здебільшого заарештовані».
Мне кажется лучше всех в ситуации разобрался А.В. Стороженко (Царинный) который писал: «Вожди украинских социал-демократов и социал-революционеров — Винниченко, Петлюра, Ковалевский, Порш, Антонович, Михура, Садовский и другие — никогда не питали национальных украинских чувств… И вдруг — «самостийность Украины». Можно предполагать, что этот шахматный ход на политической доске подсказан был австрийскими и германскими политиками старому их другу-приятелю М. С. Грушевскому, чтобы иметь предлог разговаривать о сепаратном мире с Украиной и об оккупации ее…». Это же подтверждает и Скоропадский; когда в начале июня он, придя в Раду «вперше зустрів Петлюру», то один из главных украинцев «тоді ще розмовляв зі мною по російськи, а не по-українськи, - вспоминает будущий гетман, и, - взагалі тоді українська мова ще не накидалася силоміць». А уже осенью, но ещё перед октябрьским переворотом большевиков, он вспоминает, «…як в половині жовтня командір 611-го полку доложив мені, що прапорщик Кожушко, повернувшись з Київа, розповсюджує чутки, що Центральна Рада хоче зробити з Німцями сепаратний мир.
Це була одинока звістка про відносини Центральної Ради до Німців, яка дійшла до мене за весь період мого командування корпусом. Через якийсь час я довідався, що між Генеральним Секретаріатом і деякими впливовими ґрупами корпуса істнують постійні зносини, що з Київа приїздять ріжні панове умовляти офіцерів і солдат не йти на фронт. Після зробленого розсліду вияснилось, що ця агітація виходила од Петлюри, бувшого тоді Генеральним Секретарем, себ то міністром». И хоть как утверждает будущий гетман «звістка булла одинока», но только уже 20 ноября (7 по старому) в III универсале УЦР было запрограмированно начать мирные переговоры с Германией и её союзниками.
Уже в начале лета Рада во главе с Грушевским начинает воплощение в жизнь плана разработанного Шептицким. А именно его первого пункта, где в частности говорится: «Военная традиция должна быть построена на традициях запорожских казаков… Национальный характер должен проявиться в названиях воинских должностей (атаманы, есаулы, полковники, сотники), далее - в обмундировании, воинских группах и т. п.». Скоропадский по этому поводу вспоминал:
«Другого дня, бувши в Секретаріаті, я одержав через Скрипчинського телеґраму про те, що 6 жовтня на Всеукраїнському Козачому Зїзді в Чигрині мене одноголосно вибрано Отаманом всього Вільного Козацтва. Про цю організацію »Вільного Козацтва« були такі відомости: Швидко після початку революції у декотрих Українців, вихованих в старих традиціях, зявилося бажання відновити українське козацтво. Ця думка виявлялась в ріжних місцях, але реально вперше була здійснена в Звенигородському повіті, де ще в червні місяці орґанізатором козацтва стала людина на призвище Гризло. Потім подібні ж козачі орґанізації повстали і по инших місцевостях, головним чином на Київщині. В перших часах оце козацтво не мало певної політичної партийної масти. Творилося воно з головною метою підтриманя порядку. Селянська молодь, почасти і старші селяне, охоче приставали до козачих орґанізацій — менше свідомі рада шапок з »китицею« і »жупанів« — більше свідомі захоплювались романтичними малюнками минулого. Було багато козачих організацій хоч-би на Полтавщині, що складалися з хліборобів, переважно заможніх. Ці останні були цілком різко антисоціялістично і антиреволюцийно настроєні. Поруч з цим деякі сотні приймали характер розбишацьких орґанізацій. На чолі останніх звичайно стояли всякі авантюрники, рідко ідейні, здебільшого такі, що мали в тому свої особисті інтереси, а то й просто шукали зручного випадку поживитись чужим добром. Таким чином завжди все залежало від того, хто стояв на чолі частин, будь то сотня, полк, чи кіш. Люде здебільшого на початку ще не були попсовані пропагандою і їх можна було справити в бажаному напрямку. Коли ці козачі орґанізації розповсюдились по Київщині, Катеринославщині, Поділлю, Полтавщині і Чернігівщині — був скликаний в Чигрині зїзд, що і обрав мене 6 жовтня Отаманом всього Українського Вільного Козацтва». На съезде присутствовало 2000 делегатов от 60000 вновь образованного войска «Вільного Козацтва». Кроме головного атамана там был выбран генеральный писарь, которым стал сотник Кочубей и прочие атаманы и полковники, многие из которых вскоре станут главарями бандитских шаек и банд-формирований. Как видим, всё шло как и планировал Шептицкий.
Вот и выходит, что подписанный 9 февраля сепаратный мир между немцами и Центральной Радой был тщательно спланированной операцией германского командования. Этим дипломатическим трюком германское командование убивало сразу двух зайцев. Во первых: сепаратный мир с украинской Радой заставил быть более сговорчивыми большевиков, которые с первых дней октябрьского переворота стали явно выходить из под контроля и вынудил советское правительство уже 3 марта принять тяжёлые условия мира продиктованные им немцами в Бресте – Литовском. Во вторых: немцы на правах защитников прав и интересов вновь образованного государства «Украина» добились своей давней мечты. Они откололи часть России и стали в ней практическими хозяевами.