Черты твоего лица едва различимы. Темные волосы аккуратно подстрижены под каре. Твой силуэт на фоне окна, за ним – множество огней. Ты одета в просвечивающий сарафан. Твое тело исполнено плавных линий. Ты смотришь в объектив, держа в руках сигарету. Ее дым едва заметно струится ввысь. В твоих глазах печаль.
На обороте выцветшей фотокарточки все еще едва различима надпись.
«Мадрид. 1992»
1992 год, я не знаю, сколько времени прошло с той поры. Ты могла бы быть моей бабушкой.
- Ты так прекрасна…
Я провел рукой по снимку, задержав палец на твоих устах. Улыбнувшись, я посмотрел вверх, где в проеме между небоскребами беззвучно проплывал огромный наутилус, испуская желтоватое сияние.
- Там, откуда я родом, верят, что наутилусы – священные животные. Души давно умерших людей, что спустились с растерзанных небес, давным-давно. – Мой голос, проходящий через множество фильтров – искажался, превращаясь в едва различимый шелест. – Тебе может показаться странным, что я разговариваю с фотографией, но на самом деле кроме тебя и Винчи у меня больше никого нет. Вообще-то это Винчи нашел тебя. Достал из кучи рассыпающихся в пыль книг федеральной библиотеки. – Я взглянул на поскуливающего во сне пса, и глубоко вздохнул. – Мадрид, где это? Далеко на севере говорят, что где-то есть место, где сбываются все желания. Мне хотелось бы найти его, чтобы стать немного ближе к тебе. Спокойной ночи, милая…
Я положил фотографию между страничек записной книжки, и спрятал ее во внутреннем кармане потертой защитной куртки.
- Спокойной ночи, Винчи. – Пробормотал я уснувшему псу.
Я потушил костер и лег, уткнувшись спиной в огромную спину Винчи, положив голову на рюкзак.
Еще некоторое время я смотрел, как высоко над нами проплывает наутилус. И перед тем как уснуть я думал про Мадрид.