Сюжет, достойный прославления

Михаил Беленкин
(о картине А.А.Иванова «Явление Христа народу»)

         Осенью 1831 года молодой художник-пенсионер Российской Императорской Академии  в приподнятом настроении сошёл на берег Неаполитанского залива. Имя молодого человека было Александр Андреевич  Иванов. Никто, ни проводивший его из Петербурга отец и наставник Андрей Иванович Иванов, известный художник-академик, ни его учителя и покровители, ни сам Александр не догадывались, сколь долгой будет эта поездка и, что в конечном итоге, она подарит миру  одно из величайших живописных творений, полотно, равных которому не было и не будет в истории мировой живописи - картину «Явление Христа народу».
        А. Иванов родился 16 июля 1806 г. в Санкт-Петербурге в семье профессора живописи Императорской Академии Художеств. В одиннадцать лет он поступил “вольноприходящим” учеником в академию, где воспитывался под руководством своего отца. Получив за успехи в рисовании две серебряных медали, Александр был награжден в 1824 году малой золотой медалью за написанную им по программе картину: “Приам испрашивает у Ахиллеса тело Гектора”, а в 1827 г. — большой золотой медалью и званием художника XIV класса. Это с очевидностью показывало, что молодой живописец обладает выдающимся талантом, совмещавшим в себе образное мышление блестящее мастерство рисовальщика и живописца и глубокое вдумчивое отношение к предмету своего творчества. В 1830 году Императорская Академия Художеств  послала его с выделением пансиона за границу (в Апеннины), для «дальнейшего усовершенствования исторической живописи». Все единодушно ждали от молодого многообещающего живописца выдающихся успехов и великих творений, и он оправдал в конечном итоге эти ожидания. В 1830 г. Иванов отправляется в Италию. По дороге он посещает Вену и  Дрезден, где знакомится с шедеврами мирового искусства. Перед тем как остановиться для выполнения работы в конечном пункте своего путешествия – в «вечном городе» Риме, он объезжает города Италии. Блистательная Флоренция с ее бесценным собранием Уффици, Венеция, Неаполь – все это оставило неизгладимый след в душе художника. В Риме, начиная работу по пенсионерской программе, Иванов увлекся библейскими сюжетами, что вылилось в серию рисунков. В 1833 году он  занялся проектом  большой картины, которая должна была стать отчетом о его пребывании в Италии. Планируя эту работу, Иванов сообщал отцу, что «заметил в евангельском тексте сюжет достойный прославления».  Это один из ключевых моментов Нового Завета, когда в мир приходит Спаситель Христос. Постепенно работа над картиной захватила его. Но чем дальше  художник продвигался от первоначальных набросков, тем сложнее и колоссальнее становилась его конечная задача.  На огромном  полотне (5.5 на 7.5 метров) Иванов не просто изобразил группу людей, описанных в Евангелии. Он пытался передать всю глобальность того поворота в жизни человечества, который, по его мнению, произошел после пришествия в мир Христа. Иванов в соответствии с легендой, изложенной в Евангелии, изобразил момент, когда Иоанн публично провозгласил мессианство Христа и его превосходство над собой. «Иоанн сказал им в ответ: я крещу в воде; но стоит среди вас Некто, Которого вы не знаете. Он-то Идущий за мною, но Который стал впереди меня. Я недостоин развязать ремень у обуви Его (Инн.1:26-27). При этом художник изобразил Иоанна Крестителя на первом плане и Христа на втором.
 Облик Иоанна  на полотне– яркий и вдохновенный.
«Его чудесные черты,
Осанка, поступь и движенья,
Во блеске юной красоты,
Полны огня и вдохновенья;
Его величественный вид
Неотразимой дышит властью,
К земным утехам нет участья,
И взор в грядущее глядит».
Несмотря на то, что фигура Христа  - на втором плане, она является центральной и доминирующей. И художник сумел с помощью композиции и изобразительных средств подчеркнуть это.
«В его смиренном выраженье
Восторга нет, ни вдохновенья,
Но мысль глубокая легла
На очерк дивного чела.
То не пророка взгляд орлиный,
Не прелесть ангельской красы,
Делятся на две половины
Его волнистые власы; (…)
Ложась вкруг уст его прекрасных,
Слегка раздвоена брада,
Таких очей благих и ясных
Никто не видел никогда».
 А.К. Толстой  написал эти стихи как раз в 1858 году сразу после прибытия картины Иванова в Россию. Влияние грандиозного полотна Иванова на это произведение писателя несомненна.
      Во время долгой и мучительной работой над картиной художник сблизился с Н.В.Гоголем, который стал и критиком и вдохновителем и советчиком его в этой грандиозной работе. Яркая личность писателя, его живой и парадоксальный ум и горячая эмоциональная поддержка служили важной опорой для Александра Иванова.
Гоголь так описал суть произведения: «Предмет картины, как вы уже знаете, слишком значителен. Из евангельских мест взято самое труднейшее для исполнения, а именно - первое появление Христа народу. Картина изображает пустыню на берегу Иордана. Всех виднее Иоанн Креститель, проповедующий и крестящий во имя Того, Которого еще никто не видал из народа. Его обступает толпа нагих и раздевающихся, одевающихся и одетых, выходящих из вод и готовых погрузиться в воды. В толпе этой стоят и будущие ученики самого Спасителя. Все... устремляются внутренним ухом к речам пророка, как бы схватывая из уст его каждое слово и выражая на лицах своих различные чувства: на одних - уже полная вера; на других - еще сомненье; третьи уже колеблются; четвертые понурили главы в сокрушеньи и покаяньи; есть и такие, на которых видна еще кора и бесчувственность сердечная. В это самое время, когда все движется такими различными движениями, показывается вдали Тот Самый, во имя Которого уже совершилось крещение - и здесь настоящая минута картины... И вся толпа... устремляется или глазом, или мыслию к Тому, на Которого указал пророк. Сверх прежних... впечатлений пробегают по всем лицам новые впечатления. Чудным светом осветились лица избранных, тогда как другие стараются еще войти в смысл непонятных слов, недоумевая, как может один взять на Себя грехи всего мира. А Он тихой и твердой стопой уже приближается к людям».
            Люди, собравшиеся на берегу Иордана, разделяются на две группы: справа – те, кто жаждет получить избавление. Рядом с группой апостолов простые люди разных социальных слоев – в их облике отчетливо видна радость  и  надежда. Слева изображены те, кто не желает избавления. Среди них и явно враждебно настроенные фарисеи и левиты, римские воины. В их глазах настороженность, сомнение, страх и ненависть. Как писал сам художник: «Я бы хотел, чтобы без рассказов были понятны мысли, в нем помещенные… Сзади Иоанна ученики его, из коих некоторые были впоследствии Христовыми. Я представлял подле Иоанна Крестителя молодого Иоанна апостола и евангелиста, далее Андрея, брата Петрова…»  Не случайно и изображение самого Н.В.Гоголя как одного из героев полотна, которого художник изобразил рядом с Христом.
     В ходе написания картины Иванов создал более 600 этюдов и эскизов. В них отражен грандиозный и вдохновенный труд художника. Каждое лицо, ткань, поворот туловища, выражение глаз - все это годами тщательно отрабатывалось и отшлифовывалось.
Александр Иванов с детства воспринял академические каноны живописи с классическим построением композиции и тщательной прорисовкой деталей. Однако в процессе творчества он, как и положено гениальному живописцу, как и великие "титаны Возрождения", все больше и больше учился у натуры, строя картину как изображение реального события.  Художник один из первых в мировой живописи использовал в  пейзаже световоздушную среду, «пленэр» которая позже  была с блеском  использована и развита импрессионистами. При написании художественных типов и одежды художник следовал историческим канонам.
              Образы, созданные художником в некоторых этюдах, превзошли те, что были позже помещены в картину. На её написание Иванову было отведено четыре года. Но работа растянулась на двадцать с лишним лет, причем Иванов так и не посчитал её завершенной. Это не могло не вызывать раздражения у  чиновников,  курирующих пенсионеров Академии, особенно их руководителя- генерала Л.И. Киля. По свидетельству графа Федора Толстого: «Он (Киль) особливо Иванова не терпит и выставляет сумасшедшим мистиком и успел уже надуть это в уши Орлова, Адлерберга и нашего посланника, с которым он до гадости подличает, как везде и у всех». Только визит в декабре 1839 года в мастерскую художника Императора Николая Павловича прекратил эти интриги, сильно затруднявшие работу живописца.  «Государь был … у живописца Иванова. Нашел его картину прекрасной, сделал некоторые замечания; удивлялся его труду, рассматривая его этюды, и на слова одного из присутствующих, что столько тут наделано рисунков и, кажется, было сказано: "Для чего?" - Государь изволил сказать: - "Чтоб сделать картину; иначе и нельзя". Очень расхвалил картину и велел Иванову оканчивать, с Богом»
       Поддержка царя вдохновила художника на продолжение  работы, невзирая  на трудности. Грандиозность философской и живописной задач вылилась в многолетние мучительные поиски, огромный подвижнический труд. Иванов создавал свое произведение не для славы и денег, он пытался наиболее полно выразить ее глубокую  философскую суть- надежду на избавление мира от зла через жертву Спасителя. Именно поэтому все эти годы, художник творил, несмотря на нужду.  После посещения его мастерской Императором положение несколько улучшилось, но через несколько лет жалование стало выплачиваться очень нерегулярно. Это было связано с тем, что художник сорвал все мыслимые сроки создания картины. Поля многих его рисунков были сплошь и рядом испещрены столбиками цифр домашних расходов, напоминающими о презренной прозе, которая так отвлекала его от творческой работы.При этом многие знатные русские семьи обращались к нему с предложениями написания  заказных портретов. Иванов неизменно отвечал отказом, несмотря на то, что стоило заняться этой деятельностью и существование его могло быть безбедным.
Но художник предпочитал творить для вечности и не отвлекаться на ничтожные заказы, которые  как, он прекрасно понимал, отнимали бы много времени и сил. Иванов не умел работать быстро и угождать чьим-то вкусам. Гоголь в своей повести «Портрет» написал о  талантливом живописце Чарткове,который получив от Дьявола крупную сумму денег, бросает служить высокому искусству и губит свой талант, работая над заказными портретами.
При этом в качестве противопоставления нравственному падению героя повести, Гоголь написал «о новом,  присланном  из  Италии,  произведении  усовершенствовавшегося  там русского художника. Этот художник был один из прежних его товарищей, который от ранних лет носил в себе страсть к искусству, с пламенной душой  труженика погрузился в него всей душою своей, оторвался от друзей, от родных, от милых привычек и помчался туда,  где  в  виду  прекрасных  небес  спеет  величавый рассадник искусств, - в тот чудный Рим,  при  имени  которого  так  полно  и сильно бьется пламенное сердце художника. Там, как отшельник, погрузился  он в труд и в не  развлекаемые  ничем  занятия…
     Вошедши в залу, Чартков нашел уже  целую  огромную  толпу  посетителей,собравшихся перед картиною. Глубочайшее безмолвие, какое редко бывает  между многолюдными  ценителями, на этот раз царствовало всюду. Он поспешил  принять значительную физиономию знатока и приблизился к картине; но,  боже,  что  он увидел!
     Чистое,  непорочное,  прекрасное,  как   невеста,   стояло   пред   ним произведение художника. Скромно, божественно, невинно и просто,  как  гений,возносилось оно над всем. Казалось, небесные  фигуры,  изумленные  столькими устремленными на  них  взорами,  стыдливо  опустили  прекрасные  ресницы.  С чувством невольного изумления созерцали знатоки новую, невиданную кисть. Все тут, казалось, соединилось вместе: изученье Рафаэля,  отраженное  в  высоком благородстве  положений,  изучение  Корреджия,  дышавшее   в   окончательном совершенстве кисти. Но властительней всего видна  была  сила  созданья,  уже заключенная в душе самого художника. Последний  предмет  в  картине  был  им проникнут; во всем постигнут закон и внутренняя сила...  Почти невозможно было выразить той необыкновенной тишины,  которою  невольно  были объяты все, вперившие глаза на картину, - ни шелеста, ни  звука;  а  картина между тем ежеминутно казалась выше и выше; светлей и чудесней отделялась  от всего и вся превратилась наконец в один миг,  плод  налетевшей  с  небес  на художника мысли, миг, к которому вся жизнь  человеческая  есть  одно  только приготовление. Невольные слезы готовы были покатиться по лицам  посетителей,окруживших картину. Казалось, все вкусы, все дерзкие, неправильные уклонения вкуса слились в какой -то безмолвный гимн божественному произведению».
   Нетрудно понять о каком художнике и о какой картине идет речь.

      Возвращение в Россию для Иванова было безрадостным. Когда картина была выставлена, публика ее не поняла и не приняла. В журнале «Сын Отечества» появилась статья критика Толбина, главной мыслью, которой было: «Картина г. Иванова не вполне оправдала те несомненные надежды, которые порождала она, будучи окруженной запретом таинственности».  Несмотря на высокую оценку произведения Иванова Николаем I, его царствующий наследник не торопился  с оценкой труда художника. Александр II получил внешне блестящую Империю в плачевном состоянии. Политика жестокого подавления всякого свободомыслия, консервативное нежелание что-то менять и проводить либеральные реформы,- привела к позорному поражению в Крымской войне, всеобщей деградации, тяжелому отставанию во всех сферах общественной жизни. Поэтому Государь в тот период был занят совсем другими мыслями и делами. Молчание правительства привело к тому, что распространились слухи, что  “Явление Христа народу”  хотят купить, вместо предполагавшихся 30 тысяч,- только за 10 или даже 8.  "Прозрачным намеком" для художника стало извещение о необходимости убрать картину из зала Шереметьевского дворца, где она экспонировалась. Еще более неприятным было  то, что новаторство художника в живописи не оценила и прогрессивная часть русского общества. Лучше всех  это позже  выразил Т.Г.Шевченко: "В академии выставлена теперь картина Иванова, в которой было много и писано, и говорено, и наделала синица шуму, а моря не зажгла. Вялое, сухое произведение... Жаль, что это случилось с Ивановым, а не с каким-нибудь немцем, немцу бы это было к лицу. Бедный автор не выдержал приговора товарищей, умер, мир его трудолюбивой душе".
  3 июля 1858 года Александр Иванов умер от холеры. Через несколько часов после его смерти явился лакей с конвертом из придворной конторы с уведомлением о том, что император покупает картину «Явление Мессии» за пятнадцать тысяч рублей  и жалует художнику орден  Святого Владимира в петлицу.
Очень скоро язвительная критика канула в лету. Грандиозность и величие шедевра Александра Иванова стали очевидны и непреложны. Об этой картине мечтал П.М.Третьяков, когда начинал создавать свое знаменитое собрание.  В то время он даже не мог надеяться увидеть у себя в коллекции это полотно. Его мечта исполнилась через  много лет после его смерти, когда коллекция Румянцевского музея, где хранилась картина, была передана в Государственную Третьяковскую Галерею.
Илья Ефимович Репин писал, что каждый раз, приезжая в Москву, он «как паломник к святыне» приходит к «Явлению Мессии».
Павел Дмитриевич Корин считал  Александра Иванова высшим идеалом живописца и своим главным учителем. В его музее-мастерской на Малой Пироговской и сейчас хранятся фрагменты коринской копии “Явления Христа народу” в натуральную величину.
Художник мечтал создать нечто подобное грандиозному полотну А.Иванова на столь же значительный религиозный сюжет, однако задуманную им картину «Русь Уходящая» ему так и не удалось создать в суровые времена сталинского деспотизма. Однако, Корину выпала высокая честь отреставрировать в 1932 году  шедевр Александра Иванова перед передачей его в Государственную Третьяковскую Галерею.
               До сих пор, когда мы смотрим на это огромное полотно мы снова и снова ощущаем его грандиозность – ее необычайное воздействие. И подвиг великого живописца, который  не ради славы и собственного благополучия положил на алтарь этого творения всю свою жизнь.