2 История государства, которого никогда не было

Геннадий Неделько
Глава II


Сколько было окраин.

                И держите Русь в своём сердце!
                Берегите Русскую Землю!
                Свято-Русские веды




Запорожцы «суцільна глиба» украинской нации?


Запорожская сечь, как это было показано в книге «Блудные сыны Руси-Матушки или первые казаки, кто они», образовалась в середине XVI столетия усилиями князя Дмитрия Вишневецкого (Байды). Создавалась же она по подобию воинствующего «Ордена», «…де рицарі – люди мешкають…». Первыми «рыцарями» этого «Ордена» были вольные казаки Южнорусских степей. Доступ в этот «Орден» был открыт для каждого, кто мог владеть оружием, и был согласен с «уставом» этого «Ордена». А устав, этот неписаный закон сечевого войска, гласил – казак должен быть непременно  православным христианином в независимости от этнической принадлежности. Ведь опираясь на казаков, Байда мечтал создать своё независимое русско-казакцкое княжество. А коль так, то и язык должен быть общий и один на всех. Отсюда ещё одно непременное условие - общаться все казаки должны на русском языке. Яков Собецкий в своих мемуарах о Хотынской войне, так писал  о запорожцах: - «Почти все они выводят своё начало с Руси, хотя в их числе находится немало шляхтичей с великой и малой Польши, присуждённых к лишению чести, а так же немцев, французов, итальянцев, испанцев и прочих вынужденных оставить свою родину из-за совершённого бесчинства или преступления. Все они исповедуют православную веру, пользуются только русским языком; они отреклись от своих имён и приняли клички простолюдин, хотя некоторые и принадлежали ранее к знатным родам».   
Ещё одним непременным условием для желающего вступить в сечевое войско являлся строжайший запрет приводить с собой в Сечь женщину, в независимости от того кем она тебе доводится. Это табу на женское общество появилось в связи с тем, что даже в те годы, когда образовывалась Сечь, очень многие казаки из-за кочевой и полной всевозможных опасностей жизни не имели жён. И чтобы чужая жена не стала яблоком раздора буйного братства, дорога в Сечь женщине была строго-настрого заказана до самого последнего дня существования запорожской Сечи.
Со смертью Байды, этого потомка славного рода Рюриковичей, его идея создать казацкое государство не умерла, хотя казалось бы, лишившись такого родовитого предводителя и атамана, казацкие ватажки должны были разбрестись со своими вольными ватагами кто куда. Нет,  этого не случилось. Не случилось этого потому, что казаки на Днепре, да и в других местах своего обитания поняли, что  объединившись в «Войско», они представляют довольно существенную силу, силу, которая не по зубам даже хищным татарам. Это показала оборона хортицкого замка, возглавляемая тем же Байдой. И хоть у казаков не стало «законного», по понятиям того времени, претендента на роль главы государства, но отчаиваться они не стали. Да, государства нет но, есть «Войско», есть «Орден» воинов, которые «през шабли» владеют определенной территорией, и уступать её кому-либо просто так не собираются. Конечно, трудно было в одиночку, без союзников и помощников делать первые шаги, а потому и считают многие, что запорожцы изначально являлись подданными польского короля. На самом же деле это далеко не так. Так, например польский шляхтич Самуил Зборовский побывавший в 80-х годах XVI столетия на Сечи отмечал, что казаки «…не дбають на короля – пана свого…» то есть, не считают его своим господином.  Папский нунций Маласкини, так тот в начале 90-х годов того же столетия был уверен, что запорожцы «…создали гнездо которое не подчиняется этой (польской) короне…». Ещё одним красноречивым доказательством тому, что запорожцы не признавали себя подданными короля, является тот факт, что посланник австрийского императора Рудольфа II Эрих Лясота, минуя все польские и литовские инстанции, в 1594 году ездил договариваться о военной помощи запорожцев его императору в войне с турками, прямо в Сечь, без всяких предварительных договорённостей с короной. Но, зато незадолго до этого, австрийское посольство побывало в Москве и вскоре московские послы одновременно с Лясотой прибыли в Сечь с указом от московского царя оказать поддержку Рудольфу II. До этого же в 1555 -1556 гг. казаки под предводительством Мишки Черкашенина воюют под Казанью, а в 1558 году запорожцы принимают активное участие в обороне Тулы от татар Махмед-Гирея. Известно так же, что в 1575 году Иван IV отдавал распоряжение старшому запорожских казаков Богдану Ружинскому идти на крымские улусы и писал: - «Если вам надобно в прибавку козаков, то я вам пришлю их, сколько надобно, и селитру пришлю, и запас всякий…».  В тоже время Речь Посполитая к запорожцам относится, скорее, как к врагам, нежели как к союзникам. Так в 1554 году на сейме в Вильно было принято решение, строжайше запретить принимать казаков в великокняжеских владениях, хотя ратных людей у государства всегда не хватает. Нехватку эту Речь Посполитая пытается восполнить даже за счёт наёмных татар. Известна грамота Сигизмунда II от 5 сентября 1561 года о наборе на «службу господарскую» по договорённости с «царём перекопским» 24 белгородских казаков – татар. Сохранились даже их имена так, например Ясе-ходжа, Муса, Карача-ачкай и прочие.
Создаётся впечатление, что запорожцы издавна служат не королю, а московским государям. Но и это тоже не совсем так. Запорожцы служили той идее, которую заронил в их сердца Байда. Служили они ей даже после его смерти, но несколько видоизменив её. В моей книге о первых казака есть более подробное описание всего этого, а здесь же скажу только, что они стремились существовать сами по себе. Создав не от кого не зависимый «Орден» - братство вольных воинов, они нанимались на службу к тому государю, в котором видели больше выгоды для своего дела. Но, стоило почувствовать, что их кто-то желает прибрать к рукам, как из друга и союзника они немедленно превращался во врага. Потому-то в 1590 году «черкесы» пришли помочь донцам,  захватить и разрушить крепость Воронеж, выдвинутую на юг вплотную к владениям донских казаков московским правительством.  Аналогично тому, как поляки несколькими годами позже пытались запереть запорожцев построением крепости Кодак. Но, тем не менее, отношения с русским царём у запорожских казаков были в XVI веке гораздо лучше, чем с королём. Возможно, это было потому, что царь и бояре находились гораздо дальше, чем король и польские паны, и меньше вмешивались в дела запорожцев, а возможно царь был более щедрым работодателем. Ведь царское правительство охотно нанимало казаков для всякого рода поручений в «диком поле», а также для ведения войн, которые в те годы вспыхивали довольно часто, и не скупилось на оплату. В то время как коронные старосты нанимали казаков на службу на свой страх и риск, и зачастую нарушая королевские запреты.
Правда в 1568 году Речь Посполитая спохватилась, видимо поняв, что с казаками лучше дружить, а не враждовать, и Сигизмунд II отсылает в Запорожье грамоту, в которой предлагает запорожцам поступать на королевскую службу. Имеются сведения, что в этом году несколько сот запорожцев, впервые в истории Ливонской войны  примкнули к полякам, и вместе с войсками гетмана Ходкевича довольно бесславно участвовало в осаде русской крепости Улы.  Но, всё же, запорожцы не здорово торопятся воспользоваться  предложением короны, и только в 1572 году ещё 300 сечевиков приходит в войско коронного гетмана Юрия Язловецкого. После смерти Сигизмунда II новый король Речи Посполитой Стефан Баторий начинает новую кампанию по усмирению казаков, и весной 1578 года совместно с татарами предпринимает ряд мер для полного подчинения или уничтожения запорожцев. А уже 27 июля называет их «молодцами запорожцами» и желает заполучить себе на службу. 15 сентября во Львов прибывает посольство от запорожцев во главе с Андреем Лиховским и Баторию удаётся завербовать 500 казаков. При этом стремясь сделать их более «ручными», он передаёт во владение перешедших к нему на службу, в вечное пользование, город Трахтемиров. Около 1583 года, по указу  Стефана Батория  казаков разделяют на реестровых (законных) и не реестровых которые, оказываются как бы в не закона, и тем самым навечно вбивает клин вражды между ними. Вскоре этот клин начнёт действовать, и казаки реестровые будут нередко противостоять  запорожским. Так служивые казаки, возглавляемые Северином (Семерем) Наливайко примут деятельное участие в подавлении казацкого восстания, во главе которого стоял гетман «Войска Запорожского» Криштоф Косинский. Что не помешает, вскоре, тому же Наливайко, при поддержке запорожцев, стать во главе нового восстания против польской шляхты. А против его повстанцев, в свою очередь, в 1596 году в битве под Белой Церковью вместе с жолнерами гетмана Станислава Жолкевского будут сражаться 1338 «панцирных казаков». А так как не одно восстание не обходилось без участия и даже инициативы запорожцев, то это вызывало раздражение реестровиков. Конечно, открытой вражды реестровые казаки к запорожцам не проявляли, потому что Сечь была надёжным тылом и убежищем каждого казака. Случись чего, он всегда мог найти там укрытие и поддержку но, и в том, что шляхта с каждым годом всё больше и больше отбирала казацкие привилегии и сокращала реестр, реестровики винили только запорожцев. Потому, не редко, заботясь о своём благополучие, реестровые казаки оповещали корону о задуманном против шляхты выступлении и были в числе тех, кто жестоко расправлялся с повстанцами. Известны даже случаи кода реестровые казаки, выполняя королевский указ, пытались разогнать Сечь. Правда, без всякого намёка на успех. В виду этого готовясь в 1638 году выступить на поляков Остряница в своём универсале обращаясь к братьям казакам по обеим сторонам Днепра «…на Украйне Малоросійской…» живущих и приглашает присоединяться к ним «…кгди зъ Войскомъ Запорожскимъ на Укрину прибудем…», но предостерегает: - «А козаків реєстрових, виродків і відщепенців наших, що задля власних користей і приватів не дбають про занепад вітчизни, стережіться, як отруйної єхидни, і крийтеся перед ними». И хотя почти все реестровые казаки сами или их предки, вышли в основном из Запорожья, хотя и те, и другие считались казаками, но разница между ними была заметна, как в визуальном, так и в ментальном плане, поэтому Яворницкий писал: «Поддерживая тесную связь с Украйной, они (запорожцы) жили совершенно независимой от неё жизнью». Такой же самой независимой жизнью Запорожцы жили и при малороссийских гетманах. Так, к примеру, они с воодушевлением восприняли решение Б. Хмельницкого и народа Украины воссоединиться с народом России, но присягать на верность московскому царю, в отличие от гетмана и старшины, наотрез отказались. Не стали они подписывать и Гадячский договор Выговского в 1658 году, и Переяславские статьи Юрия Хмельницкого 1659 года. Более того, отношения с  донскими казаками у запорожцев были более дружественными, чем с реестровыми, а позже и с Гетманщиной.  Запорожцы были частыми гостями у донцев и наоборот, донцы чувствовали себя в запорожской Сечи, как дома. Именно, в основном, с донцами, а не с реестровиками они совершают свои знаменитые морские набеги на Крым и Турцию, в то время как с Гетманщиной зачастую находятся в состоянии открытой вражды.   Известно что уже в 1650 году против Хмельницкого поднял Сечь выбранный там гетманом Я. Худолий. В 1655 году по приказу того же Хмельницкого казакам и крестьянам было строго-настрого, под страхом смертной казни, запрещено уходить на Дон и в Запорожье. В 1657 году запорожцы вообще собирались выступить «…на гетмана и на писаря, и на полковников, и на иных начальных…». Запорожцы были врагами у Выговского и Тетери, не раз сходились на поле брани и с гетманом Дорошенко который, так же как и Б. Хмельницкий держал в городах над Днепром заставы, не пропускавшие казаков к низовикам. В конце 1707 года запорожцы, не смотря на приказ царского правительства и Мазепы схватить, прибывшего на Сечь предводителя казацкого восстания на Дону Кондратия Булавина, не только не исполнили этого требования, но и постановили на «кругу» послать в помощь донцам «охотное войско». И уже зимой 1708 года Д. М. Голицын писал Мазепе, что будто бы ему стало известно о том, что в урочище на речке Кальмиус собрались 9000 запорожцев готовых выступить в помощь Булавину. В чём же причина такой симпатии между донцами и запорожцами? Дело в том, что донские казаки были ближе по духу запорожцам, чем казаки реестровые. Реестровые казаки уже в XVI столетии по указу короля Стефана Батория  получали плату, старшина имела свои «маетки», свои участки земли, которые возделывали, используя наёмных крестьян, в то время как о запорожцах Г.Ф. Миллер ещё в XVIII веке писал: - «Жён не держат, землю не пашут, питаются от скотоводства, звериной ловли и рыбного промысла, а в старину больше в добычах, от соседстенных народов получаемых упражнялись». То же самое можно говорить и о донских казаках. Они, как и запорожцы, по ряду причин, пренебрегали земледелием. Только лишь под конец XVII столетия у донских казаков, и то в северных, верхних областях Дона начинают появляться первые пахоты. Сообщая об этом новшестве в жизни казаков, тамбовский воевода писал в 1685 году: - «Наперёд же до сего по реке Хопру и по Медведице отнюдь пашни не пахивали и никакого хлеба не севали… а ныне де… они, казаки пашню пашут и хлеб сеют». Далеко не все донские казаки даже во второй половине XVI столетия имели жён, и до подавления восстания Стеньки Разина не желали присягать на верность царскому правительству. А главное, как и запорожцы, ещё в XVII столетии, основное  средство выжить находили «…в добычах, от соседственных народов получаемых…». И ещё Булавин, призывая казаков в свои ряды, писал в своих посланиях: - «Атаманы молодцы, дородные охотники, вольные всяких чинов люди, воры и разбойники. Хто похочет с военным походным атаманом Кондратием Афанасьевичем Булавиным, хто похочет с ним погулять по чисту полю, красно походить, сладко попить да поесть, на добрых конях поездить, то приезжайте в терны вершины самарские. А со мною силы донских казаков 7000, запорожцев 6000, Белые орды 5000». Вот что объединяло донцев и запорожцев – стремление «…погулять по чисту полю, красно походить, сладко попить да поесть, на добрых конях поездить…».
Сегодня, после того как марксистско-ленинскими историками, которые всякое движение «черни» возводили в ранг классовой борьбы и борьбы за счастье народа, нашим современным украинским историкам-националистам можно отдыхать. Как не странно это покажется, но историки-марксисты всё сделали для того чтобы историк-националист мог сказать, что казак, в частности  и запорожец, всегда был борцом за народное счастье и православную веру, более того - борцом за национальное единство и свободу Украины. Мало кто обращает внимание на то, что даже в народных песнях запорожец, далеко не всегда тот народный герой, каким его стараются выставить писатели романтики, а вслед за ними и историки. Взять хотя бы народную песню о том как: - «Iхали казаки із Дону додому, підманули Галю – забрали з собою…». Бедная Галя, лучше бы её схватили татары и продали в гарем, к какому нибудь мурзе или бею. Эти же вдоволь натешившись девочкой: - «Привязали Галю до сосни косами» – и ради форсу бандитского – «Підпалили сосну від гори до низу». Ну а что делать, ведь в Сечь везти её нельзя – табу, а выбросить жалко, девочка то ведь смазливая, ну и решили спалить чтоб никому недосталась ( не зїм так понадкусюю) вот так и сгорела бедняжка. Так же сегодня мало кто вспомнит, что запорожцы не редко нападали на украинских солепромышленников (чумаков), спускавшихся за солью из малороссийских городов в турецкий город Кочубеев (Одесса), «…розбивали по Чёрному море християнские купецтво заодно с басурменским, а дома плиндрували руськи, свои городи, татарским робом…». Так запорожский гетман Лобода в 1596 году, глядя на бесчинства банд Северина Наливайко, и сам вывел запорожцев к северным рубежам Киевского воеводства и, став там в мирное время на постой, стал брать с населения «стации» или как он сам выразился «хлеба-соли». При этом, как писал Яворницкий, «…как и ватажане Наливайко, они делали внезапные наезды на обывателей, забирали у них деньги, лошадей, волов, коров, наносили побои людям, насиловали женщин…». Наливайко занялся этим гораздо раньше, и сегодня многие признают, что выступление этого «народного героя» носили чисто грабительский характер,  хотя он и писал королю, что борется за создание казацкой автономии. И это, наверное, тоже, правда и он не лукавил. Ведь казакам, создавшим воинствующий «Орден», точно так же как и крестоносцам нужны были зависимые от них земли и крестьяне, способные кормить такое скопище людей, если, что и умеющих хорошо делать, так это убивать, грабить и воевать. Так что если что-то можно твёрдо сказать о культуре запорожского казачества так это то, что это - многовековая культура войны насилия и грабежа. Весьма красноречиво отобразил поход запорожцев один из потомков казацкого полковника Гоголя великий писатель Н. В. Гоголь: - «Всё всполошилось: кто менял волов и плуг на коня и ружьё и отправлялся в полки; кто прятался, угоняя скот и унося, что только было можно унести. Попадались иногда по дороге и такие, которые вооружённою рукою встречали гостей, но больше было таких, которые бежали заранее. Все знали, что трудно иметь дело с буйной и бранной толпой, известной под именем запорожского войска, которое в наружном своевольном неустройстве своём заключало устройство, обдуманное для времени битвы. …весь табор подвигался только по ночам, отдыхая днём.…  …И часто в тех местах, где меньше всего могли ожидать их, они появлялись вдруг, - и всё тогда прощалось с жизнью. Пожары обхватывали деревни, скот и лошади, которые не угонялись за войском, были избиваемы тут же на месте. Казалось, больше пировали они, чем совершали поход свой. Дыбом стал бы ныне волос от страшных знаков свирепства полудикого века, которые пронесли везде запорожцы. Избитые младенцы, обрезанные груди у женщин, содранная кожа с ног по колена у выпущенных на свободу…». Я так думаю, что, наверное, не только за то, что Гоголь писал на русском языке его наши националисты не признают украинским писателем, но и за то, что он так правдиво, и далеко ни в самых красочных тонах описал то, что свято и дорого каждому «свідомому українцю». Ведь многие у нас считают себя потомками запорожцев. Взять хотя бы тех же «вояків» из УПА. Те же клички (Тарас Бульба), те же войсковые деления (курень), те же самые методы «полудикого века» воевать. 
Церковная уния 1596 года дала Наливайко этот - ещё один благовидный повод для грабежей, и поводом этим стала вера, «Русская вера – писал Костомаров – стала преимущественно (только с немногими исключениями) верою холопскою и не могла найти никакой поддержки внутри русского края; её знамя взяли казаки. Неудивительно, если после такого беззакония, какое испытало это древнее вероисповедание, более чем какое-нибудь другое в христианском мире чтившее законность, строгий порядок и древность предания, оно не нашло в земле Речи Посполитой других защитников, кроме таких, которые шли на ниспровержение всякой законности, порядка и преданий…». Так что  если раньше Наливайко грабил всех подряд, то теперь он переключился исключительно на тех, кто поддерживал эту унию, выставляя, таким образом, себя защитником православия и русского народа. До этого же повод к выступлению у него был практически тот же что и у запорожцев Косинского, восстание которого, как уже говорилось, помог подавить тот же Наливайко, и повод этот, стремление расширить зону своего влияния. Тот же Яворницкий о восстании Косинского писал: - «Пройдя с огнём и мечём волыно-подольские и киево-белоцерковские области, казаки не обмолвились не единым словом жалобы на притеснения их православной веры и высказывались только за то, чтобы одобычиться на счёт богатых людей и ввести казацкий присуд между не знавшими от польских судей правды селянами, мещанами и мелкими южнорусскими шляхтичами или дворянами». Захватывая города запорожцы «…оружие и порох забирали с собой, жителей или убивали или заставляли присягать на послушание…». Ещё как-то не осознавали запорожцы той силы, которая крылась в вере, потому и не стремились показать себя её защитниками, хотя притеснения на религиозной почве начались с первых же дней завоевания русских областей поляками. По этому поводу В. Б. Антонович писал следующее.
«Ещё в XIV столетии первые русские области были захвачены Польшей (Галицкие земли) и с первых дней после присоединения этих земель, польское правительство стремится к распространению в этой части Руси католичества и уничтожению православия. Так, уже Казимир III учреждает в 1362 г. Львовскую архиепископию, а при наследнике его Людовике возникает в 1375 г. четыре католических епископства: Галицкое, Перемышльское, Луцкое и Каменецкое; заметим, что два последние учреждены были для таких русских областей, которые ещё не входили в состав польского государства, но на которые оно лишь заявляло претензии, как на наследство галицких князей. Новым епископам короля были пожалованы имения, доходы и десятины. Кафедральные соборы учредили в русских церквях, которые насильно были отняты и переданы католикам. Так, в 1370 г. Во Львове была конфискована церковь Воздвижения Честного Креста и передана католическому архиепископу в качестве кафедрального собора. Такой же участи подверглись в Галиче православные церкви: Успения Присвятой Богородицы, св. Пантелеймона и св Анны. Православные галицкие епископы должны были удалиться в пригородное село Крылос и в местной сельской церкви устроить свою кафедру. Ещё бесцеремоннее католики-поляки поступили с кафедральным собором Рождества св. Иоанна Крестителя в Перемышле. В 1412г. Король Владислав Ягайло приказал занять эту церковь вооружённому отряду – затем взломаны были старые гробницы русских князей кости их выброшены, и храм, вновь освящённый по католическому обряду, передали во владение Перемышльского католического епископа. Православный владыка должен был удалиться в село Вильче. Польский хронист Долугош сообщает, что при этом русские священники и народ «…разразились горькими упрёками, возгласами и рыданиями…». Продолжала своё наступление католическая церковь на православие и в дальнейшем. Но только лишь после унии, (как раз в это время казаки почувствовали себя силой) запорожцы начинают выступать как защитники православия на Украине. Помните украинскую народную песню «…Славні хлопці пани запорожці…», где запорожцы скирду сена не могут отличить от церкви. Здесь народ метко подметил то, как первые сечевые рыцари разбирались в догмах веры, до той поры, пока она не стала их подлинным знаменем в борьбе за свою идею.
 Пока казаков было немного, всерьёз их не воспринимали и довольствовались тем, что нанимали их на службу. Но после того как Байде удалось сплотить их в «Войско», казаки стали претендовать на территорию бывших русских княжеств, которую Польша уже считала своими провинциями и естественно, что таким претензиям там были крайне недовольны, и уже в 1590 году Сигизмунд III требует чтобы запорожцы присягнули на верность короне. С тех пор и началось.… Ну, а чтобы быть более убедительными в своей правоте казакам пригодилась и православная вера. Правда, горячими поборниками православия они были только на Украине, то есть на той территории, где они собирались установить своё право. А когда в начале XVII столетия, в так называемое «смутное время» в Московской земле, «черкасские» казаки пришли «наводить порядок» среди единоверных братьев, то их зверства превосходили даже старания католиков-поляков. Даже Лжедмитрия II возмутили садистские методы обращения с мирным населением (московитами) некоего казацкого ватажка Наливайко, и он потребовал немедленной его казни, но за того вступился литовский канцлер Лев Сапога и Наливайко продолжал зверствовать в городах России. При захвате Вологды «…черкасы вошли ночью в город – пишет Яворницкий – и взяли его приступом, людей изрубили, церкви ограбили, город и посады до основания выжгли… архиепископа Сильвестра в полон взяли и хотели было казнить смертью, но потом еле живого отпустили». Короче - плевать им было на православную веру и на братский народ, а потому и действуют они так же, как и в Крыму или приморских городах Турции против иноверцев - мусульман. Я, конечно, понимаю, что такое было время, и что шла война, но разрушать, то, что свято тебе (обитель Господа своего), если ты действительно борец за веру…? Славно потрудились в 1618 году на этом  поприще и казаки гетмана Сагйдачного, «…винищиавши у них (россиян) багато человіків, жінок и дітей і спаливши кілька церков і монастирів…». Как видим, на совести у них не одна разрушенная церковь и монастырь, а так же, как следствие такого погрома святых обителей - смерть православных служителей Бога. Особое рвение проявлял дедушка нашего старого знакомого Петра Дорошенка, Михаил. и если подробно рассказывать о подвигах Сагайдачного и его казаков то, там Батыю, делать нечего. Слава Богу, в этом же году между Польшей и Россией было заключено на 14,5 лет «Деулинское перемирие», хотя «черкасы» во главе со своим гетманом, ну, никак не хотели покидать так понравившуюся им «Московскую Русь», и просили короля Владислава прервать переговоры об окончании войны. Когда же в 1618 году им всё же пришлось, согласно мирному договору, вернуться домой, то уже на следующий год «черкасы» и их гетман, «…в грамоте своей царскому величеству писали и в речи приказным людям посланцы говорили, что гетман, атаманы, сотники и всё войско, памятуя то как предки их, все запорожские гетманы и всё войско прежним великим государям повинности чинили, и им служили, и за свои службы милость и жалование себе имели, так в той же повинности и ныне царскому величеству хотят быть и, за порогами будучи, службу хотят против всяких неприятелей оказывать…». Во как! Не правда ли интересно – с чего это вдруг «гетманы, атаманы, сотники и всё войско» после того как огнём и мечём «до сущих младенцев» истребило десятки русских селений и городов вспомнили, что «предки их, все запорожские гетманы», «великим государям повинности чинили»?
По возвращении в 1612 году из Московского государства, воевавших там  долгие годы казаков, попросту говоря «кинули». Назначив реестр в 1000 человек остальных, порядка 20000 казаков, польское правительство обращало в простых селян. Естественно, казак отвыкший добывать хлеб своим трудом, но исключительно «през шаблю», с этим смириться не мог. Поэтому абсолютное большинство их подалось в Запорожье, где занялись привычным делом – набегами на турок и татар. Но 17 сентября 1617 года поляки заключили мир с турецким султаном и обязались укротить распоясавшихся казаков.  К счастью для запорожцев, польский король Владислав IV уже на следующий год решил оспорить трон у молодого российского царя, и вновь развязал войну с Московией.  20000 запорожцев во главе с гетманом Сагайдачным, в надежде на то, что хоть на этот раз им повезёт и, посадив на московский трон Владислава, они станут законными то биш, реестровыми казаками вновь ринулись в Московское государство. Но им опять не подфартило. Затея Владислава не удалась и реестровое войско Сагайдачного, который стал величать себя гетманом Войска Запорожского и реестрового, вновь было сокращено. Правда теперь его численность составляла 3000 человек, а остальные вновь подались за пороги, и вновь, невзирая на мир с Турцией ринулись на её города за «хлебом-солью». Вот тут то и понял Сагайдачный, что долго гетманом он не продержится. В конце концов, надо будет или идти со своими реестовиками усмирять запорожцев и рубать тот сук на котором сидишь или, отстаивая свой титул гетмана Украины, вступать на путь Косинского и Наливайко. Вот потому-то он и вспомнил что «предки их, все запорожские гетманы» служили царю, при этом без всякой присяги, а как вольные люди. Чтобы правильно понять ход мыслей гетмана надо просто взглянуть на его предсмертное завещание своим соратникам, в котором он говорит: - «Поляки – не друзья нам и не враги, собирать надо силы, чтоб избавиться от их власти. Только москали, хоть и воевали мы с ними, могут стать нам верными соратниками. Нужно искать союза с Москвой и биться с басурманами. Станут паны польские мешать – и с панами биться будем». И только испоконвечная привычка к грабежу, да надежда на то, что за их подвиги Речь Посполитая не станет покушаться на их свободу, и позволит им жить, так как они привыкли, толкали казаков сотрудничать с поляками в войне против Росси. Поверили казаки полякам и в 1620 году. И поэтому в этом же 1620 году, получив от короля обещание, что Речь Посполитая признает власть казацкого гетмана на Украине, ликвидирует должность казацкого старшого, и унию, а так же не будет притеснять казаков, Сагайдачный с 40000 казачьим войском выступил на войну против турок. На этой войне, в Хотынском сражении он был ранен и скончался от полученного ранения в 1622 году, оставив казакам вышеуказанное завещание. Очередное нарушение своих обещаний поляками, вновь и вновь заставляли казаков устремлять свой взор в сторону Москвы. Так известны посольства от «Войска» к московскому царю в 1624, 1630, 1632 годах с просьбой принять казаков под свою руку. Так что, как видим, Б. Хмельницкий не был первым в этом отношении, а лишь исполнил многолетнее желание казаков. Но только запорожцы, как и донцы, желали служить московскому царю «без крестного целования», то есть, не присягаясь. Так они и служили, не как сыны своего отечества - «державы», которой у них не было, а как наёмники. Вот потому-то, как явствует из письма гетмана Самойловича воеводе Л. Р. Неплюеву: - «Въ какой-бы  городъ они ни прiЪзжали, останавливаясь тамъ на дворахъ, окна въ избах вышибали и печи разбивали, питьё сами себЪ насильно у людей забирая, безпрестанно упивались, старшого городового или меньшого, побивали и за то никогда не несли наказания». Гораздо тяжелей жить стало запорожцам при гетмане Мазепе. Этот осторожный, умный и ловкий интриган, который мог бы занять достойное место при дворе любого из великих монархов того времени, став гетманом, быстро навёл порядок в Украине и завоевал симпатию и доверие российских царствующих особ. Прекратились междоусобные, братоубийственные  войны, а с ними и резко сократились безнаказные грабительские набеги татар, спокойно и сыто зажилось казакам Гетмащины. Чего нельзя сказать о запорожцах. Дело в том, что казаки Гетманщины стали притеснять крестьян и простых людей не меньше чем это делали поляки, и кошевой войска запорожского Иван Гусак писал гетману Мазепе: - «А теперь видимъ, что беднымъ людям хуже, чЪм было при ляхахъ, потому что кому и не слЪдуетъ держать подданыхъ, и тотъ держить, чтобъ ему сЪно или дрова возили, печи топили, конюшни чистили… А нынЪ слышимъ о такихъ у которыхъ и отцы подданыхъ не держали, а они держать… Такимъ людямъ подданыхъ держать не слЪдует, но пусть, какъ отцы ихъ трудовой хлЪбъ Ъли такъ и они Ъдятъ». И действительно – откуда в Украине взялось столько  панов, да к тому же «холопской», православной веры? К этой теме мы ещё вернёмся в главе о Гетманщине. А пока скажу лишь, что это люди, сумевшие поймать рыбку в мутной водице освободительной и гражданской войны, выбившиеся, как уже говорилось из грязи в князи.  Вот уж действительно – кому война, а кому и мать родна. А, как известно, люди, вышедшие из «грязи в князи», как правило, народ очень не порядочный. Впрочем, что я вам рассказываю. Мы-то с вами как раз и живём в такое время,  когда выходцев «из грязи» (пусть даже моральной) у нас, даже в правительстве - как грязи.
Так вот, это новое панство, особенно начиная со времён Самойловича и Мазепы, до того стало в тягость народу Гетманщины, что простой люд бежал  оттуда кто куда. Кто обратно, на опустевший правый берег Днепра, кто на Слобожанщину, а кто и в Запорожье. И не напрасно переживал за то, что «беднымъ людям хуже, чЪм было при ляхахъ» кошевой атаман Гусак. Ведь вход для всех и всегда на Сечь был открыт и выдачи, как с Дона, так и с Сечи не было. Вот и хлынул туда поток этой «черни», а это, как не странно, старым запорожцам не очень нравилось. Как говорится: - лишний рот хуже пистолета. Ведь царь платил жалование строго определённому количеству сечевиков, а кушать хотят все. «Видишь-ли – говорил кошевой присланному в Сечь Мазепиному соглядатаю Сидору Горбаченко – сколько здЪсь прихожей изъ городов голутьбы, а въ радЪ противъ всякаго говорить нельзя; если-бы по родЪнiи гетмана сотворилась война на басурманъ, то вся эта голутьба пошла-бы на войну и все пререкатели пропали-бы в бояхъ». Конечно, в Запорожье и раньше приходило немло беглых и обиженных но, то были воины, настоящие казаки. Так после окончании «смутного времени» в Сечь пришли тысячи закалённых в сражениях у стен российских городов, но не зачисленных в реестр казаков. Ещё больше их пришло по окончании Польско-Турецкой войны прославившей казаков в Хотынском сражении. Именно эти запорожцы вопреки всем запретам польского правительства ходили в морские набеги и захватывали турецкие и крымские города, именно они поднимались на борьбу против польской шляхты, они же помогли Б. Хмельницкому стать тем Хмельницким, о котором сегодня знаем мы. Возможно, что некоторые из них, возглавляемые славным кошевым Иваном Сирко, ещё ходили за Перекоп и опустошали Крым. А тем, что приходили в Сечь теперь до настоящих казаков было далеко, потому-то кошевой атаман Иван Гусак даже не сомневался, что в случае войны «…эта голутьба пошла-бы на войну…» и там бы они непременно «…пропали-бы в боях…». Вот такого, весьма не высокого мнения о боевых качествах своих запорожцев был их атаман. Многие считают, что со смертью И. Сирко не было больше на Сечи предводителя способного так умело руководить запорожцами и вести их к победам. Возможно это и так, но не было в конце века и тех запорожцев, которые вопреки всем запретам шли бы в походы и, добывая себе казацкий хлеб, добывали ещё и славу. Нынешних  же запорожцев гетману Мазепе, разного рода уловками,  угрозами и подкупами приходилось иногда натравливать на татар и гнать их в бой, но даже у этого коварного хитреца получалось это с трудом. Они, в отличие от своих предшественников, которые практически не знали что такое жалование, постоянно жалуются на то, что получают меньше «сердюков» и даже не столько сколько донцы. Так, Степан Трощанский посланный гетманом Мазепой в Сечь в 1693 году докладывал по возвращении гетману о том, что «…запорожские казаки просят подлинной ведомости в том, готовиться ли им весной к походу на Крым или нет: если цари и гетман не будут воевать татар, то казаки учинят вечный мир с ордой, как было при Хмельницком учинено, и, соединясь все сообща пойдут воевать Москву и убивать панов... Запорожцы поневоле-де принуждены держать с татарами мир потому что у них силы нет с таким великим царством воевать, а кроме того казаки принуждены держать с татарами мир ещё и потому, что они сыты и пьяны, и одежны от добычи рыбной и соляной. А что по милости царской они получают казну, то с той казной они давно бы от голода померли…». Вот так вот потихоньку загнивала былая слава «Войска Запорожского». К тому же запорожцы, как мы уже знаем, и раньше себя не считали, чьими-то ни было подданными. А тут за какие-то два десятка лет они побывали формальными подданными сразу Польши и России, а после Бахчисарайского договора 1681 года попали ещё и под протекторат турецкого султана. Такая неопределённость, конечно, не способствовала ни воспитанию патриотических («державних») качеств, ни моральных, ни боевых. Поэтому то и бежал гетмановский канцелярист Петрик на Сечь, в надежде завладеть умами этой «браги» и, возможно, с их помощью подразжиться гетманской булавой. Именно он и подзадоривал «чернь» казацкую, соединившись с татарами, «воевать Москву и убивать панов». На этот раз раскачать Запорожье не удалось, возможно как раз по причине отсутствия того бесшабашного боевого духа которым всегда и отличались запорожцы. Но войны начатые Петром I, сперва на юге, а позже и на севере Российской империи, заставили вспомнить запорожцев об их былой славе. Но вместе с воспоминаниями о  боевой славе они быстро вспомнили, что воюют они не только ради славы, но и ради грабежа и наживы. И если в двух южных походах особых нареканий со стороны командования к запорожцам практически не было (грабить татар не запрещалось) то, в «Северной войне», с первых же её дней, запорожцы показали всё, на что они способны. Уже по пути следования к месту боевых действий, идя отдельно от казаков малороссийских, они проявили крайнюю медлительность, занимаясь по пути грабежом как украинского, так и российского населения. Прибыв же к месту назначения они вскоре вследствие нанесения «кривдъ» московским людям и дороговизны их содержания из-под Пскова были отпущены в Сечь. Но и на обратном пути запорожцы занимались привычным для них делом, и дьяк Михайлов уведомлял Мазепу, что они «…разорили на возвратном пути несколько великороссийских сёл и деревень, и умертвили многих крестьян, и хотя за то должны были бы понести жестокую казнь, но милостивый государь простил их…». Действительно, Пётр I  простил запорожцев, но уже в 1704 году запорожская пехота и конница, не признавая над собой ни чьей власти, самовольно, покинув позиции, ушли в Сечь. Правда, о них, по-моему,  не здорово и сожалели, так,  в 1707 году недовольный казаками Пётр писал Мазепе: - «Из нынешних присланных некумпанейских ничего добра, разве худа есть, понеже не имеючи определённого жалования, только на грабёш и тотчас домой уйдуть». Но только и дома от запорожцев никому не было покоя. Они, по выражению Мазепы, «…яко трость, колеблемая ветром…» чуть ли не каждый день меняли свою политическую ориентацию. Решая свои противоречия, запорожцы зачастую прибегали к дракам, нередко заканчивающимися смертельным исходом для кого-либо из их братии. Часто драки происходили между куренями. И если одна часть из них ратовала за то чтобы оставаться верными русскому царю, то другая была за то чтобы перейти в подданство к турецкому султану и, заключив союз с крымским ханом идти войной на Москву и гетмана. Не редки были набеги запорожцев даже на поселения Полтавского полка, банды запорожцев бесчинствовали на дорогах возле Буга, Днестра, Егорлыка, Каменного затона. «Скаженные псы запорожцы» так достали гетмана Мазепу, что он даже предлагал «…искоренить силою оружiя проклятое гнЪздо их СЪчу…» но, вступив в смертельную схватку со шведским королём Карлом XII, Петру I было не до запорожцев. Он наоборот заигрывл с ними и старался любой ценой сохранить их верными российскому престолу. Но, тем не менее, как только шведы вступили в Украину, запорожцы вслед за гетманом Мазепой вскоре перешли на сторону Карла XII. В честь их прибытия Мазепа даже устроил для них банкет, на котором ужравшиеся «добрые молодцы», верные себе, стали растаскивать дорогую посуду, а начавшего их укорять за это Мазепиного дворецкого поначалу избили, а потом прирезали.
Многие считают запорожцев, как и Мазепу, предателями. Но это отнюдь не так. Наоборот, запорожцы остались абсолютно верными, но только сами себе. Ведь как вы помните они никогда и никому не присягались на верность. Ещё при заключении Переяславского договора в 1654 году московские послы поинтересовались у гетмана, почему царю не присягались запорожцы. Богдан Хмельницкий, зная, что привести к присяге запорожцев ему не удастся, чтобы не терять свой авторитет ответил, что «…запорожці у нас люди не великі…» и к тому же среди них находится часть «…чужеземців майже мізерна; до цього діла не надійна і до всіх зобов;язань не здібна…». Уж кто-кто, а Б. Хмельницкий о запорожцах знал всё и не стремился объять необъятного, то есть, окончательно подчинить их своей воле. В 1703 году потребовал присяги от запорожце и Пётр I, но и он её не получил. Так что запорожцы были людьми вольными и по большому счёту никому не изменяли. И ещё почти четыре года после разгрома шведов под Полтавой, они добросовестно помогали татарам и туркам разорять малороссийские и российские города и уводить в рабство их население. Но, пробыв четыре года под протекторатом крымского хана, запорожцы всё больше и больше начинают тосковать по «царскому ярму» и осознавать что «царское ярмо» им гораздо дороже «братской дружбы» с крымским ханом. И с 1715 года они настойчиво начинают просить, чтобы русский царь принял их обратно.  Но ещё раньше, уже с 1712 года запорожцы начинают просить посодействовать в их просьбе о возвращении, гетмана И. Скоропатского. Так, после нескольких обращений  в 1716 году к гетману Скоропатскому и, не получив от него ответа, кошевой атаман И. Малашевич пишет в мае этого года до слёз трогательное письмо к миргородскому полковнику Д. Апостолу, в котором просит его быть милосердным к запорожскому войску, которое «…покрывается волнами совЪсти душ своих, познаётъ свой грЪх и вину противно истиннЪ своего прародительного христіанского монарха…» и просит, «… будь отцомъ, а не губителемъ, и не уведи у пагубу, но изъ погибели изведи…». Не получив ответа и от Апостола он вновь апеллирует к Скороптскому и пишет: - «НЪби израильтяны отъ Египта въ землю обецанную, въ державу Царского величества изыйти желаніе имЪем и доземной нашъ поклон вашей панской милости воздаючи…», вновь просит о содействии гетмана в переходе под покровительство царя. Но не смотря на то что многие из запорожцев ещё с 1710 года, оставляя Сечь, были помилованы и селились в Гетманщине всё «Войско» находилось в опале аж до 1734 года и располагалось на турецкой территории. Желая заслужить прощение у российского правительства, запорожцы теперь всячески стараются уклоняться от набегов на Российскую империю и всё чаще используются татарами в дальних походах в районах Кубани, в Кабарде и даже в Персии.  Двадцать пять лет опальные казаки жили под крымским ханом, опасаясь татар, а те, в свою очередь, опасались казаков. Так, в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА) есть сообщение о том, как в 1733 году один из запорожцев ранее проживавший в Крыму оставил там свой дом и вмести с семьёй идя в Сечь говорил что «…ныне нам стало трудно жить в Крыму, того де и гляди что в полон возьмут…». Там же в РГАДА можно прочесть, как один из крымских беев говорил в 1731 году на совете у хана, где обсуждался план похода на Русь, что мол «…когда мы для добычи ясыря на российские городы пойдём столько не добудем, как сами себя от запоросцов утратим, понеже хотя и живут они в нашей крымской стороне и числятся под нашим владением токмо де серца их лежат все в России и тако де легко могут (ежели б мы тронулись) Крым разорять».
В 1731 году, состоящий на службе у Российской империи немец,  генерал фон-Вейсбах подал правительству на рассмотрение проект об укреплении её южной границы. Это была линия крепостей, тянущихся от Новобогородицкого городка на Самаре и до реки Северский Донец, получившая впоследствии название старой украинской линии. В Москве проект был одобрен, и ответственным за его выполнение был назначен, всё тот же генерал, губернатор Малоросси граф фон-Вейсбах. Он то и стал усиленно ходательствовать о возвращении запорожцев, которым в его проекте отводилась едва ли не главная роль защитников Российских рубежей по этой линии. Именно благодаря его стараниям запорожцы были возвращены под покровительство «…своего прародительного христіанского монарха…». Приемник Мазепы, гетман без «Войска» и человек без Родины Филипп Орлик который, до смерти Карла XII жил при нём в Швеции, как шакал из «Маугли» при тигре Шерхане, а когда шведский король  был убит, перебрался сначала во Францию, затем в Турцию, и наконец к татарам в Крым - изо всех сил старался не допустить возвращения запорожцев. В своих письмах он не жалел красок чтобы напомнить им о тех ужасах и муках которые довелось пережить казакам под русским царём. Описывал, как народ Украины ждёт не дождется, когда запорожцы освободят его от московского ига: - «Они на нас, послЪ Бога, имЪютъ постоянную надежду…» писал он. Правда, знает он это не из личных контактов с Украиной, где он не был  уже четверть века, а как пишет, «…о томъ мнЪ часто передавали монахи кіевскихъ и другихъ украинскихъ монастырей и разные купцы…». Потому-то он заклинал не верить царской лести и льстивым письмам Москвы, и оставаться в подданстве у крымского хана. Но, он ничего не знал не только о положении дел в Малороссии, но и в  самой Сечи, и поэтому был наверное очень удивлён, когда запорожцы в ответном письме написали ему, что никаких «прелестных» писем от государей они не получали, и что это они, казаки, уж много лет просят чтобы российское правительство простило им их вину и позволило вернуться. В конце же своего послания, обозвав его всякими бранными словами, просили больше их не беспокоить, и, что больше не хотят с ним иметь  никаких дел.  В 1734 году запорожцы перешли в Сечь в урочище Базавлук и принесли присягу на «…вЪрную службу и вЪчное бытіе императорскому величеству…», и присяге этой никогда не изменяли хотя, далеко не всё и не всегда складывалось так, как хотелось этого запорожцам, а отношения между Империей и казаками порой накалялись, что называется докрасна.  Ведь образ жизни их мало чем отличался от того, который они вели раньше. В связи с этим, по возвращению запорожцев даже произошёл один забавный случай.
Когда запорожцы вновь вернулись в Российскую империю, в Польше шла борьба за королевский престол между двумя партиями, одну из которых поддерживало российское правительство.  Для усиления русского корпуса находящегося в Польше были посланы три полка во главе с генерал-лейтенантом Шпигелем. Каково же было его удивление, когда  жители Польши неожиданно оказали ему крайнее гостеприимство. Происходило небывалое - поляки сами упрашивали российского генерала, чтобы тот располагал своих солдат на постой именно в их домах, имениях и городах. Шпигель  написал об этом губернатору Малой России графу фон-Вуйсбаху. На что тот ответил, что он специально пустил слух, будто бы в помощь российским войскам идут 15000 запорожцев, «…ибо – писал он - поляки ни отъ кого такъ какъ отъ запорожцовъ, опасенія не имЪютъ, понеже вЪдаютъ, что они во время войны безъ остатку разореніе чинятъ…». Потому то и стремились поляки оставить у себя регулярное российское войско, чтобы в случае прихода запорожцев тем стать уже было негде, и они бы искали постой у соседей.
Запорожцы участвовали в русско-турецкой войне 1735 – 1739 годов, где отлично проявили себя как разведчики и проводники, а также их лёгкая кавалерия использовалась для прикрытия флангов и тыла. Но, уже начиная с сороковых годов у них возникают конфликты из-за территориальной собственности с донскими казаками, Слобожанщиной, а так же с малороссами. Так, уже в 1743 году жители Гетманщины обращаются с просьбой к правительству разрешить им селиться за Самарой и заниматься там земледелием. В этот раз им было отказано. Но они самовольно, стали сначала косить там сено и заводить пасеки, а вскоре и занимать плодородные грунты. Запорожцы угоняли их скот, сжигали заготовленное сено и хутора, но заселение запорожских земель выходцами из Малороссии не прекращалось. Так, даже во время русско-турецкой войны 1768 – 1774 годов, наступление Украинцев на земли запорожцев не приостановилось, и кошевой атаман Войска Запорожского Пётр Калнышевский в 1772 году в апреле месяце, жалуется в своём письме командующему 2-й армии генерал-аншефу В. М. Долгорукому: - «Елико ж касается і до поселян Екатеринской провинціе, которые оставя свои собственные за Украенскою линиею земле и поселеныя, началы самоправно сами собою в земле Войска Запорожского влызать и, расселиваясь на оных жытелямы, знатнейшие войсковые места на свои хутора, слободки и сёла занимать, и тем кроме утеснения здешных подчиненных всякие войсковые угодия пустоша, которые единственно Войску Запорожскому высокомонаршимы грамотамы и королей полскых прывилегиями и другими заделками утверждены…». Заметьте, идёт последняя четверть XVIII столетия, а «моноліт», «нація» как-то совсем не просматривается, и запорожцы совершенно не отождествляют себя с Гетманщиной. Интересно, кто же из них тот носитель  «нціональної ідеї» запорожцы или малороссы? Наверное, все-таки запорожцы. И знаете почему? Потому что к ним как раз и подходит анекдотическое высказывание об украинцах – «…не з;їм так понадкусюю…». Сами - не сеют, не пашут - присвоили огромную территорию пустынного «дикого поля» и не пускают туда тех, кто хочет и может эту землю обработать, даже во благо тех же запорожцев. Правда, с приходам к власти в Сечи Калнышевского, сечевое воинство стало всё больше и больше напоминать Гетманщину столетней давности. Даже интриги и доносы стали там в моде. Так, например в 1767году полковой старшина Павло Савицкий написал  донос на имя графа П. О. Румянцева из которого явствует, что якобы кошевой атаман «…много говорили з своим войсковым писарем, чтоб выбрать в войску двадцать человек добрых и послать бы к турецкому императору с прошением, в случай принятия под турецкую протекцию…». Поверить в это конечно, очень сложно. Ведь в ходе войны турецкие войска постоянно терпят поражение, и даже ногайская и буджацкая орды признали протекторат России. Скорее всего, здесь та же борьба кланов за власть, что когда-то терзала Гетманщину.  Ведь став кошевым, Калнышевский сделал ежегодные выборы кошевого чистой формальностью и прочно сосредоточил всю власть в руках своего клана. Запорожская старшина всё больше начинает напоминать старшину Гетманщины времён Самойловича и Мазепы. Оно конечно и раньше запорожская старшина не относилась к числу бедных людей, но при Калнышевском Сечь преобразилась и стала напоминать настоящий город. Запорожцы стали людьми зажиточными. Сам Калнышевский обзавёлся модными покоями с коврами и шпалерами, выписывал из Питербурга газеты. Беглых теперь, как и на Дону, запорожцы определяли в основном в работники и, что бы не достались плодородные земли степей «зайдам», заставляли «голоту» их обрабатывать, появились первые пашни. Иногда для этих целей даже угоняли людей из Гетманщины. В 1768 году на Сечи против зажиточных вспыхнуло восстание, но те, при содействии российских войск жестоко подавили его, расстреляв повстанцев из пушек.
 Так же как это делали уже в 60-х годах полковники и старшина на Гетманщине, зажиточные, когда началась русско-турецкая война 1768 – 1774 гг., не желая рисковать своей драгоценной персоной, вначале послали воевать плохо вооружённую наёмную голоту. Но, когда зимой 1769 года набеги татар опустошили западные и северо-восточные пределы Запорожья и особенно густонаселённые Самарскую и Орельскую паланки, запорожцы по-настоящему взялись за оружие и не раз отмечались в этой войне командованием, как храбрые и умелые воины. И всё же, не смотря на ту воинскую доблесть и на верную службу Империи, Сечь была расформирована, многие предпочитают говорить разгромлена и объяснять это природной ненавистью Москвы к той демократии в какой жило «Войско». Хотя если присмотреться то, как раз за время правления Калнышевского от демократии ничего практически и не осталось. Но всё равно: - «Ох, кляті москалі що ж вони наробили. Загубили останню надію української нації…» и т.д. и т.п. - слышим мы от нещастных плакальщиков по бедной Украине, нынешних «свідомих» украинцев. Интересно, а так ли думали те несчастные, у которых  отняли и загубили последнюю надежду кляті москалі? Здаётся мне, что все, кто был соседями Войска Запорожского, разгрому Запорожья наоборот, были рады. Шутка ли, на территории принадлежащей «Войску», превышающей чуть ли ни в два раза по площади всю Гетманщину, к моменту расформирования Сечи проживало аж 72 тысячи человек. В то время, как только лищь на землях Гетманщины, к тому времени, проживало более 2 миллионов остальной «суцільной глиби».  И эти 72 тысячи до самых последних дней существования  Сечи вели, чуть ли не настоящую войну с теми, кто пытался осваивать эти фактически пустынные земли и даже с теми, кто «покладав на Запоріжя останю надію». Надежду на что? Что запорожцы вскоре ощутят себя единокровными братьями с «гречкосеями» и «свинопасами»? (Так назывли запорожцы всех тех кто жил в Гетманщине) Не дождались бы. Так что народ Украины только радовался, когда правительство разрешило заселять эти земли. Кстати туда устремились не только российские помещики, как это утверждают «свідомі». Туда ещё больше, чем в бытность Сечи устремились и беглые крестьяне, которые оседали в пустынных, ещё плохо контролируемых  правительством землях, и украинцы с Гетманщины и Слобожанщины, туда стали селиться болгары, сербы, молдаване, греки и даже немцы. Земли хватало всем.
А запорожцев конечно жалко. И воевали вроде бы славно, и бузить как раньше ни бузили и вдруг… . Просыпаются они как-то прекрасным июньским утром 1775 года и глазам своим не верят. Обложили их в Сечи, как волков. Прямо на них смотрят уже готовые к бою пуши, стоят стройные полки российских солдат, а командующий российским корпусом генерал-поручик Пётр Текели, предлагает решить дело полюбовно, без пролития крови оставить Сечь и разойтись. Подумали запорожцы, и решили, что сопротивляться бесполезно и согласились. Напоследок неделю попьянствовали с генералом и русскими офицерами, чем воспользовалось около 5000 запорожцев несогласных с предложенными условиями, и во главе с неким Ляхом, до того ни чем себя особо не проявившим, ушли к Дунаю, где образовали новую  Сечь  под протекторатом турецкого султана. Когда Текели узнал об этом, то толи с похмелюги, а толи от злости спалил  Сечь. При всём при этом погибло 7 запорожцев. Надо заметить, что при выборах нового кошевого иной раз жертв бывало и поболее. На том всё и кончилось. Никто больше не пострадал. Вот и весь разгром. Рядовым запорожцам было предложено организоваться в пикенерские и гусарские полки, старшине присвоены воинские звания и дворянский чин. Те земли и богатства, а они у них были не малые, за ними и оставались. И это вы называете жестоким погромом москалей?  А как тогда назвать поступок нашего, родного, украинского правительства которое, в одночасье вышвырнуло на улицу, не предложив ни чинов, ни работы, ни даже пособия, сотни тысяч шахтёров, разгромив их родную матку Сечь-шахты, позакрывав и затопив даже те, которые ещё десятки лет могли бы давать уголь стране и кормить тысячи шахтёрских семей? Где же вы современные кобзари? Все куплены, и только и знаете, что ноете о том, как Москва нам жить не даёт. Даже проходящий чемпионат Европы по футболу и тот превратили в мелкую антироссийскую склоку. Сидит какое-то … (оставляю место для творчества читателю) с рожей во весь экран телевизора и возмущается: - «Как это так, украинцы болеют за россиян!» Тебя не спросили за кого им болеть. Следующий раз, уж будьте добры, потрудитесь подсказать заранее, чтоб не раскалывать «суцільну глибу» на части.
Так вот, возвращаясь к теме; вас не удивляет то, что Сечь которая за неделю, а то и за месяц знала  о том, куда выступят татары или турки, или те же москали, когда с ними враждовала, вдруг проснулась и увидела себя пленённой. Лично меня нет. А о чём им было переживать, кого бояться? После последней войны с турками и Кучук-Кайнарджийского мира опасаться некого, враг далеко, можно отдыхать. Что такое мужик без дела все знают. А когда очень много мужиков без дела, что бывает, - знаете? Ну и не доведи вам Бог об этом узнать. А запорожцы как раз и оказались в таком положении. Власти всерьёз побаивались, что Сечь примкнёт к бунту Пугачёва и наверное не напрасно, а потому и ломали голову над тем, как поступить с запорожцами. И поступили с ними куда более справедливо чем наши властьдержащие с шахтёрами. Да и то взять ещё к примеру; никогда небывало в Луганске пограничников и таможенников. Теперь есть, потому что рядом проходит граница с Россией. Кому-то это нравится, кому-то нет, но никого это не удивляет. Так почему нас должно удивлять то, что казаков, по сути погрнцов тех времён, с центра страны переместили к границе. Тех кто не захотел, как уже говорилось, перевели в гусары.  Правда, очень не многие согласились стать гусарами. Как ни как, а там и дисциплина не та и свободы практически никакой, в общем не для казака всё это. Они подались кто куда. Кто к своей старшине в работники кто за Дунай, а кто и на Днепре в плавнях обжился. Но вскоре казаки вновь понадобились – замаячила на горизонте новая война с турками. И один из знатных запорожских казаков князь Потёмкин, призвал к себе  запорожскую старшину Сидора Белого и Антона Головатого и приказал им набрать «Верное казачье войско». Сначала их было 1000 казаков, к началу войны более 7000. Во время войны «Верное казачье войско» уже насчитывало 12000 человек, и было переименовано в «Черноморское казачье войско», которое совершало чудеса героизма, которыми восхищались такие полководцы как Суворов, Кутузов, Потёмкин и другие. Особо отличилась гребная флотилия черноморских казаков. По окончании войны, желая найти себе более обширную и вольную территорию, казаки во главе с Антоном Головатым едут в Питербург на приём к Екатерине II, где были милостиво приняты и «…за доблестную службу в минувшую с турками войну…» пожалованы по их просьбе поселением на Кубани, Куда вскоре и переселились. В 1793 году там их насчитывалось уже 25 тысяч, разбитых по старой запорожской привычке на 40 куреней. А в 1860 году черноморцы были переименованы в Кубанское казачье войско потомки, которых и поныне живут в тех местах. И вот странная вещь, мне не раз доводилось бывать в кубанских станицах, и я ни разу ни на ком не видал там национальной украинской рубашки типа «а ля Шкиль». Вот тебе и украинцы. Можно, конечно, и тут всё валить на москалей, что, мол, омаскалились под ними запорожцы, и возможно, что кто-то и поверит. Но я хочу под занавес главы о запорожцах рассказать одну историю.
Когда Россия готовилась к войне с Турцией, которая происходила в 1787 – 1789 годах, то все отлично понимали, что без классного флота войну у турок выиграть будет очень трудно. Поэтому Екатерина через своих послов постаралась раздобыть себе в Европе на службу всевозможных пиратов, каперов и прочих вольных морских волков. Очень громкую славу имел в то время  шотландец Поль Джонс. Ещё 13 летним подростком он устроился юнгой на корабль к некоему торговцу рабами, в 18 лет он уже был помощником капитана, а вскоре мир  услышал о молодом, но удачливом капере по прозвищу Чёрный Корсар. Дав предсмертное обещание старшему брату, что прекратит заниматься работорговлей, он поступил на службу борющимся против англичан Соединенным Штатам Америки, где получил флот и звание адмирала, но в 1785 году президент Франклин запретил каперство. Чёрный Корсар остался без работы. Его то и нашли послы Екатерины. В 1787 году с тремя кораблями он объявился в днепровском лимане, где русское командование собиралось штурмовать Очаков. Очень быстро он сошелся с запорожцами, о которых много слышал раньше. А посидев одну ночь за столом в компании с командующим казачьей гребной флотилией Сидором Белым, стал его лучшим другом. Сидор с казаками подарили ему одежду запорожского казака, в которой тот и провёл  совместно с казаками несколько успешных сражений против турецкого флота. В одном из таких боёв, английский офицер, находившийся на турецком корабле, на капитанском мостике флагманского корабля противника узнал знаменитого пирата. Но так как тот был одет в одежду запорожского казака, то в Европе скоро поползли слухи, что Чёрный Корсар стал мусульманином, а служит русским. Я - это к чему. Может и не вышитая рубаха «а ля Шкиль», а турецкий прикид больше к лицу нашей нации. Вы над этим вопросом подумайте мои «свідомі» соотечественники, сидящие в Верховній раді. Вам ведь без разницы над чем думать. Всё равно результат, и это известно заранее – нулевой. Так может заодно с тем как правильно национальный прапор разукрасить толи зверху блокитний, а знизу жовтий кольор, а то може й навпаки, заодно и над моим предложением поработаете. А хотите, пусть это будет вашей шабашкой. Если когда нибудь эту книгу напечатают – все вырученные бабки ваши, ведь вам так мало платят. Заранее благодарен и, извиняюсь, если загружаю непосильной  работой.








История болезни


Ещё  одним куском «суцільної глиби» со своей, подобно айсбергу, дрейфующей, по сути, в свободном плавании (как впрочем, и  все части «моноліта») историей, является правобережная Украина или как её называли до самого  конца XVIII и даже ещё в XIX столетии «польская Украина». Сразу поясню, что хотя она и называлась Украиной, да к тому же  ещё и польской, это исконно русские земли с проживающим на них исконно русским населением. И вот как их описывал в 1575 году Блез де Виженар, которому было поручено подготовить их подробное описание для вступавшего на престол Польши брата французского короля Карла IX, герцога Анжуйского Генриха Валуа.
Одна из частей этой Украины называлась Русь Червоная. Что она собой представляла? Де Виженар пишет, что она «…является частью всей Руси, о которой подробней будет идти речь в отдельном разделе, тянется вдоль Сарматских гор, которые местные жители называют Татрами. Они защищают её с юга аж до реки Днестр, возле границ Влахии. Эта территория самая широкая в этой области, так как, спускаясь в направлении Малой Польшы, по течению реки Буг, которая с востока отделяет Русь (Червоную – Н. Г.) от Волыни, территория её постепенно сужается подобно щиту, вершина которого заканчивается ниже Люблина и любленской земли, в том месте, где сходятся границы Литвы, Мазовшии и Волыни. В этой провинции много прекрасных городов, из которых главный Львов…». Далее де Виженар описывает историю  Червоной Руси, где рассказывает о том, как польские короли постоянно пытались овладеть этой частью Руси и о том, как в 1241 году татары «…подчинили себе большую половину Руси…». Рассказывает о том, как повинуясь воле татар, русские князья Лев и Роман сопровождали их во время набега на Польшу, о том  что «…их отец Данило Романович, устранивши всех соперников, стал, так сказать, монархом, единоличным владетелем этой Южной Руси…». Не забыл де Виженар упомянуть и о королевской короне привезённой русскому князю папским легатом, но тот «…вопреки своим обещаниям, вместе с остальными руссами кинулся опустошать и уничтожать польские провинции…». Но, после смерти короля Данилы и его сыновей «…в 1342 г. Казимир Великий взял Львов, а следом Перемышль, Санок, Галич, Теребовль, Любачев и весь край, аж до Каменца на краю Подолья. С тех пор он свёл  Русь (Червоную – Н. Г.)  к состоянию провинции, подчиняющейся Польскому королевству; такова она и поныне». Как видим, ещё в 1573 году, описывая Червоную Русь, де Виженар и словом не обмолвился об «укранцах» и «украине»  даже в смысле окраины. Он знает её как территорию, которая хоть  низведена поляками до состояния польской провинции, но всё же «…является частью всей Руси…».  Далее, описывая Волынь, он писал: - «Если бы не река Буг, которая отделяет эту провинцию на западном её рубеже, то не было бы надобности давать ей отдельное название. Это один народ с червоноруссами; у них один и тот же язык, одинаковые обычаи. Поэтому все, что говорилось в предыдущем разделе…, распространяется на весь край до реки Борисфен (Днепр)…». И на конец, его высказывание о Подолии: - «Что касается здешних обитателей, – пишет он – то нет никаких сомнений в том, что они как и остальные относятся к славянскому племени, так как и речь их и обычаи почти тождественны с теми, что бытуют в Червоной Руси, на Волыни и в Литве». То есть на всей территории русских княжеств подвластных в то время Литве, как на правом, так и на левом берегу Днепра.
Так вот, история этой Украины, этой части Руси, на мой взгляд, представляет для нас особый интерес, потому что её историю можно с грустью назвать историей болезни русского народа, причём, болезни смертельной. Ну посудите сами; ещё в конце XVI века,  даже для иностранца очевидно, что Подолье, Волынь и даже Червоная Русь это земли русские и проживают на них люди русские, но уже к концу XIX столетия русских здесь встретить всё труднее и труднее. Появляются  «укрїнці»,  «мовби існувала така нація», появились «русины», которые, хоть и встречаются в древнерусских летописях, но только лишь как синоним руси и русичей, и которые вдруг, как-то подозрительно быстро, без всяких исторических исследований и изысканий вычислили, что с русскими людьми России, а стало быть, в таком случае и со всеми русскими, проживавшими ранее  от «Сарматских гор» «до реки Борисфен» и далее по всей территории Великого княжества Литовского, у них (русинов) нет абсолютно ничего общего. То есть с теми, кто сегодня живёт в Пскове, Минске, Смоленске, Курске, Брянске и сотнях других российских, белорусских и даже украинских городов их не связывает ровным счётом ничего. Откуда же вы прилетели гуси такие, ведь ещё три столетия назад вы там не летали? Ответ на этот вопрос  можно найти в предыдущих главах, в частности в главе «Чтобы не было стыдно потом»  но, боле широко и подробно рассматривать его нам ещё предстоит, а пока вернёмся к «истории болезни».
Как же могло случиться так, что в краю, где ещё в конце XVI и даже в XVII веках жили русские люди, сегодня  слово русский равносильно - иностранный, а сам русский человек в этих краях - иностранец. Куда делись те русские люди, которые испокон веков жили там? Кто виноват в том, что сегодня там их почти нет? Что за болезнь выкосила их?
В предыдущих главах я уже обращал ваше внимание на то, как страстно клянут сегодня наши «свідомі» Москву за то, что она Андрусоввским договором разделила Украину на две части, левобережную и правобережную.  Я же, указывал и на тот факт, что деление это забылось очень быстро. При этом я не имею в виду те проклятия в адрес «російсських загарбників, які керувались гаслом «розділяй та влствуй», и жалостливые речи современных плакальщиков о загубленном москалями золотом веке Украины. Тут всё нормально – этим людям надо что-то говорить. Пускай себе «ля-ля».  Я имею в виду другое.
В 1793 правобережная Украина была вновь воссоединена с левобережной и это воссоединение быстро зарубцевало тот шрам, который порядка 125 лет кровоточил на теле Украины. Большинство людей как на одной, так и на другой стороне Днепра восприняли этот факт, как само собой разумеющееся, давно ожидаемое, и непонятно почему запоздавшее с логическим завершением событие. Ведь не зря же ещё в самом начале «Руины» Анжей Потоцкий писал польскому королю: - «Не соизвольте королевская милость ожидать для себя ничего доброго от здешнего края. Все жители западной стороны Днепра будут московскими, ибо перетянет их восточная сторона». Как видим, в этом вопросе всё было ясно  даже хоть мало-мальски умеющим думать и анализировать полякам. Поэтому полнокровная жизнь здесь наладилась очень быстро. Но присоединена была, опять же, не вся Украина, а фактически только та её  правобережная часть, которая принадлежала казакам по Зборовскому договору заключённому Б. Хмельницким в 1649 году, то есть, почти на двадцать лет раньше Андрусовского. Остальная же часть правобережной Украины уже тогда так срослась с Польшей, что оторвать её позже даже от трупа польского государства было не так уж просто. Особенно это касается Руси Червоной (Галичины). Поэтому когда через триста лет, в 1949 году историческая справедливость была восстановлена, то ещё и сегодня находятся такие, которые считают что произошло не воссоединение, а оккупация. И не мудрено, ведь к тому времени на территории бывшей Червононй Руси проживало порядка 40% одних только поляков, а такие города как Львов и Тернополь были заселены поляками более чем наполовину. Вот почему и по сей день эта рана ещё никак не зарубцовывается и очень болезненно реагирует  на непогоду во внутренней и внешней политике Украины.
А произошло это потому, что Богдан Хмельницкий, ещё надеясь наладить отношения с польской короной, придя в Западную Украину, только имитировал боевые действия, а захватывать города, освобождать русских людей из ярма польских панов и наводить дальнейший страх на ляхов в его планы не входило.  А ведь уже тогда в тех краях было в самом разгаре то время когда, по словам Антоновича «…дворянские русские роды пустились, наперерыв один перед другим, переходить из православия в католизм, перенимать польский язык и обычаи». То есть, русская нация уже была больна. Но это мало волновало Хмельницкого, который и сам был заражён этим вирусом, к тому же ему надо было расплатиться с ханом, его союзником, и ему нужны были деньги. Поэтому он занялся осадой городов и выколачиванием из их жителей денег, попросту говоря рэкетом. Несомненно, в то время, он был в состоянии захватить любой город, но тогда всё добро и деньги горожан растворятся в карманах его казаков и татар. Это в планы Богдана не входило. Так, например город Львов, защитниками которого, если не считать мирных жителей, было всего около 200 человек солдат, он мог взять, не напрягаясь но, зная о богатстве львовян и то, что поляки уже тогда считали его чуть ли, не своей второй столицей, он просто потребовал с города выкуп, но выкуп не шуточный – миллион золотых. (Татары, татарами, но и о себе подумать надо)  Западная Украина никогда не была истинно казацким краем, но туда доходили ещё отряды Косинского и Наливайко и там хорошо знали, что будет, если казаки ворвутся в город поэтому, указанная Богданом сумма была собрана вся и вовремя. Богдану было наплевать на то, что подумают о нём украинцы, а точнее русские люди которых там в то время было абсолютное большинство. Его в то время больше волновал вопрос, что подумают о нём поляки, если он не оставит этот край.  Поэтому, собрав контрибуцию и, дождавшись посла от нового короля, он  без малейшего сожаления оставил на произвол судьбы и польской шляхты тех, из местного населения, кто примкнул к его казакам, и вернулся к берегам Днепра. С этого времени и начинаются массовые переселения русских людей с берегов Буга, Днестра, с городов и местечек Западной Украины на левый берег Днепра и в московскую окраину, на Слобожанщину. Люди уходили десятками тысяч. Но ещё больше их перешло туда после заключения Андрусовского договора и хозяйничаний на правом берегу поляков, турок и их марионеточных гетманов. Так, например, о землях Волынского воеводства А. Оглоблин писал: - Маєтки Волині пустіли. Так у володіннях Яна Концепольского воєводи Бельзкого, в повітах Луцькому й Кремінецькому (частини колишньої Острожчини) до 1651 р. лічилось не менш як 3850 дворів, а в 1690 р. було лище 143 «дідичних», 291 «захожих» і 68 дворів дрібної шляхти (причому у 7 селах де колись було 194 души, в1690 р. не було вже жодного). Отже, від старого населення на кінець XVII ст. залишилось тільки близько 4%. Навіть коли взятии на увагу «захожих», то й тоді населення данної місцевості становило в 1690 р. лише 12% того що було тут перед битвою піб Берестечком». Иными словами, более чем 95% населения покинуло эти места, в основном это было русскоязычное население. Возьмите себе это на заметку. В данной «истории болезни» это важная деталь, которая  проясняет очень многое.
После того как Дорошенко сдался  на милость русского царя, турецкий султан выпускает из заточения Юрия Хмельницкого, как писал летописец «…ради возмущения и войскъ собиранія, и далъ ему титул князя Рускаго и Гетмана Запорожского…». Поляки в свою очередь ставят гетманом Правобережья полковника Евстафия Гоголя. В это время Самойлович и россияне на правом берегу Днепра завладели Чигирином, Черкассами, Медведевым, Жаботином, Мошнами, Драбовкой, и война разгорелась с новой силой. Чтобы лишить Юрия Хмельницкого материального обеспечения и возможности пополнять людской ресурс, гетман И. Самойлович 4 сентября 1678 года отдаёт распоряжение переселять и без того не густое население Правобережья на левый берег Днепра. Каневский полковник Д. Пушкаренко получает приказ переселить туда весь свой полк и даже тех, кто переходить не пожелает выводить насильно. Для переселения жителей с других мест в октябре был направлен отряд полковника Лысенко. После нескольких неудач в военной кампании 1678 года русские войска вновь выбили турков и Юрия из Чигирина и правобережных городов. И в конце февраля 1679 года сын гетмана Самойловича Семён, возглавив два компанейских полка и отдельные сотни полков Киевского, Переяславского, Прилуцкого и Неженского, а так же отряд воеводы Л. Неплюева занял Ржищев, а вскоре Канев и Корсунь. Жители этих городов вместе с населением Черкасс, Жаботина, Мошн и Драбовки были «…на сю сторону зігнані і від неприятеля відлучені, а села і містечка в той стороні всі без остатку спалені».(ИУК). Тогда же под Каневом Семёном был разбит и бежал родич Хмельницкого полковник Яненко, который с Белгородской ордой оставил Юрия и, объявив себя гетманом, грабил население Украины.
Опустошительные войны на Правобережье не приносили победных лавров ни одной из трёх воюющих сторон (Турция, Польша, Россия), поэтому в августе 1680 года в Крым были направлены стольник Василий Тяпкин, дьяк Никита Зотов и малороссийский генеральный писарь Семён Ракович, которые через посредничество Крымского хана должны были договориться с турками о мире. В результате этой поездки в конце 1680, в начале 1681 годов был заключён Бахчисарайский договор, который предусматривал перемирие сроком на 20 лет. Область от Днепра до Южного Буга признавалась как нейтральная и обрекалась на запустение. Вот выдержка из договора: - «А Киев город с принадлежащими его изстари пределами и городками и разорённые городки: Вассильков, Триполье, Стайки – киевская старая граница – под его Царской державой бытии; и от Киева до Запорог, по обе стороны Днепра, городов и городков не делать». А в 1686 году был заключён Московский договор между Россией и Польшей, в котором отмечалось следующее: - «А что у нас, Его Королевского Величества великих и полномочных послов и Их Царского Величества ближних бояр и думных людей, между нами зашла трудность о тех разорённых городах и местах, которые от местечка Стаек, вниз Днепра по реку Тясмину суть, именно: Ржищев, Трехтемиров, Канев, Люшны, Сокольня, Черкасы, Боровица, Бужин, Воронков, Крылов и Чигирин, о которых с нами Его Королевского Величества великими и полномочными послами Их Царского Величества ближние бояре и думные люди говорили и домогались, чтобы им быть в держании и владении Великих Государей Их Царского Величества вечно вниз Днепра, идучи рубежом от местечка Стаек по реку Тясмну. Мы (перечисление званий и титулов) согласно ту статью таким образом уговорили и положили; что те места оставатись имеют пусты как ныне суть…».
После заключения Бахчисарайского договора турецкий султан счёл за лучшее убрать Юрия Хмельницкого с Правобережья. Даже туркам не понравилась та бессмысленная и неоправданная жестокость, с которой сын славного гетмана проводил свои карательные экспедиции, как на левом, российском, таки на правом польско-турецком берегах Днепра.  Сожженные селения, тысячи ни в чём не повинных казнённых местных жителей, вот какими приметами выделялся путь, где прошёл «князь Русский и Гетман Запорожский». Поэтому султан Правобережную Украину «от Днепра до Случи», то есть территорию где его ставленниками были сперва Дорошенко, а затем Ю. Хмельницкий передал под контроль молдавского господаря Григория Дуки. Тот же в свою очередь назначает туда наказным гетманом своего боярина Ивана Дрешнича, который стал собирать остатки правобережного казачества и переселять на Украину жителей Молдавии и Влахии. Иногда туда бежали и притесняемые Самойловичем и его старшиной казаки и крестьяне с Левобережья но, тем не менее, край по-прежнему оставался пустынным. Желающих жить под протекцией турецкого султана, после тех подвигов, которые совершали против украинского (русского) народа его гетманы, находилось не много.  После победы в 1683 году над турками под Веной, польский король Ян Собеский, пожелал вернуть себе казаков, немалое число которых (в том числе и запорожцев) приняло участие в этом сражении. В 1684 году он издал универсал, которым, отдавал, практически не принадлежащие полякам земли между Тясмином, Тыкичем и границами киевского Полесья желавшим переселиться казакам. Некоторые из казаков последовали этому предложению и стали вновь заселять Правобережье. Но даже ещё в 1686 году Правобережье было практически пустым и, придерживавшийся польской ориентации, тогдашний гетман запорожец А. Могила, в своём письме к королю Яну Собецкому жаловался на то, что его казаки были размещены в совершенно пустынных землях: - «Кагальник зовсім без однієї людини, також і в Дашові, Комарові і Шаргороді – писал он, и просил короля чтобы король выдал – асигнайію на землі, де були б люди».(ИУК)  Летом 1689 года на службе у польского короля насчитывалось пять казачьих полков. Правда, состав их был очень не стабильным. Казаки то уходили, то вновь возвращались, иногда даже целыми полками. Так, например, в конце лета 1684 года войско Могилы насчитывало порядка 5000 человек, но уже в этом же году на левобережье ушло почти 4000 казаков. В 1686 году 2000 казаков во главе с Могилой пришло к Яну Собескому под Цецору, но потерпев поражение и получив плату за поход, полковники Кулик, Макуха и Штепа ушли на Левобережье.  Кроме того, были такие полковники как Сулимка, Барабаш, Корсунец, которые признавали себя подданными турецкого султана, и которые имели такой же не стабильный, колеблющийся от нескольких десятков до нескольких сотен состав своих полков. Самым мощным и стабильным по своему составу был в то время на Правобережье, пожалуй, полк, пришедшего туда, в 1685 году из запорожской Сечи полк полковника С. Палия. Но вот как его описывает проезжавший в «Святую Землю» через Хвастов, где располагался в начале 1702 года штаб (канцелярия) Палия российский поп Лукьянов: - «По земляному валу (в Хвастове) ворота частые; а во всяких воротах копаны ямы, да солома наслана в ямы; там Палиевщина лежит, человек по двадцати, по тридцати; голы, что бубны, без рубах, нагие, страшны зело; а в воротах из сел проехать нельзя ни с чем; все рвут, что собаки; дрова, солому, сено — с чем ни поезжай... А когда мы приехали  в Паволочь и стали на площади, так нас обступили, как есть около медведя, все козаки — Палиевщина; а все голудьба безпорточная; а на ином и клока рубахи нет: страшные зело, черны, что арапы и лихи, что собаки; из рук рвут. Они на нас, стоя, дивятся, а мы им и втрое, что таких уродов мы отроду не видали; у нас на Москве и на Петровском кружале не скоро сыщешь такова хочь одного». Заметим, речь идёт не о какой нибудь бандитской шайке, каких в то время на Правобережье было хоть пруд пруди, не о какой нибудь бродячей банде наёмников, которая нанималась на службу к спесивому шляхтичу для наезда на соседа, а о казаках полковника, имя которого грозно гремело по всей Украине. Его уважали даже не желавшие признавать над собой ни чьей власти «гультяи» запорожцы и дважды приглашали стать у них кошевым атаманом, и даже пророчили ему гетманскую булаву: - «Дадим Палию гетманство и клейноды все ему вручим, – поговаривали в 1693 году атаманы Паскагуба, Сагайдачный и другие представители запорожской элиты – и уж Палий пойдёт не Петриковою дорогой и знает он как панов украинских к рукам прибрать». Перейти в Сечь и возглавить запорожцев предлагало ему и российское правительство, когда начиная с 1688 года, Палий просит чтобы его полк со всеми людьми и подвластной ему территорией царь присоединил к Левобережной Украине и принял под своё покровительство. Но Москва не желала портить отношений с Речью Посполитой, а Палий не желал вернуться в запороги и писал: - «На Запорожье идти мнЪ не хочется, хотя войско и два раза туда звало меня и предлагало кошевое атаманство, и даже высшій чинъ, однако, я, привыкши къ городовому житью, идти в Сечь не желаю, потому что, пришедши туда, въ низовое войско, должен буду делать то, что войско захочет. Лучше мнЪ ещё вЪ ХвастовЪ до времени держаться, нежели вдругъ невЪдомо куда оттуда уходить». 
 И коль уж так выглядели люди самого прославленного в те годы полковника Правобережья, полковника о котором и по сей день ходят легенды и поются песни, то можно себе представить состояние других полков на правом берегу Днепра. Правда к этому времени польская шляхта вновь решила избавиться от казаков, которые причиняли ей огромное беспокойство и не позволяли жить так, как им бы хотелось в своих маетках на Украине. Поэтому после смерти короля Яна Собеского Варшавский Сейм в 1699 году вынес постановление о ликвидации казачества на Правобережье. Все казаки, кто не был согласен с постановлением сейма «…распустить и упразднить все полки…» стали прибиваться к не подчинившимся этому постановлению полкам Самуся, Искры, Абазина и конечно же Палия. Правобережные казаки вступили в новую стадию войны за выживание, и к ним устремились все, кому дорога была казацкая воля. «По все дни примножается к ним гультяйство, особенно из Запорожья» - поведомляет Мазепа канцлера Головина о событиях на Правобережье. События же эти развивались далеко не в пользу Речи Посполитой. Поспешили поляки, заключив в 1699 году мир с Турцией, отказаться от услуг казаков. Попробовав выбить их силой, они только раздразнили их после чего даже обороняться от казаков были практически не в состоянии, а не то что выгнать их с правого берега Днепра,  хоть казаков в мятежных полках было не так уж и много, Правобережье по прежнему было пустынно и уже известный нам поп Лукьянов, проезжая через Правобережную Украину писал: - «Бысть сіе путное шествіе печально и уныло; бяше бо видЪти ни града, ни села, аще бо и быше прежде сего грады красны,  нарочиты села видЪніем, но нынЪ точію пусто мЪсто».
 Вторгшийся в пределы Польши в 1701 году шведский король Карл XII, не дал Польше возможности сосредоточить свои силы на искоренении казачества, и в 1703 году казаки при поддержке местных крестьян уже овладели всем Правобережьем, Киевским полесьем, почти пустым после турецкого хозяйничания Подольем, и их отряды появлялись даже в Волынском воеводстве и в Червоной Руси. Казацкое восстание 1702 – 1704 годов и, последовавший вслед за ним, в марте 1704 года переход гетмана Мазепы с казачьим войском  на правый берег Днепра,  казалось, навсегда вернули казкам оба днепровских берега, и объединили их под булавой единого гетмана. Мазепа после того как оклеветав, а затем предательски захватив Палия и отправив его в Москву, почувствовал себя полновластным хозяином земель, удержанных за собой, восставшими правобережными казаками. И хоть московское правительство поначалу указывало гетману на то, что на Правобережье казаки всего лишь союзники польского короля Августа II в борьбе со шведами, Мазепе удалось убедить Петра I в том, что правый берег полякам оставлять нельзя.  После предательства Мазепы и поражения шведов под Полтавой гетманом был, уже скорей назначен, чем выбран, Стародубский полковник Иван Скоропатский, а на правом берегу вновь, правда недолго, распоряжался, возвращённый из ссылки и принимавший участие в Полтавском сражении, старый полковник Палий. Польская шляхта совсем было распрощалась с надеждой вернуть себе такой лакомый кусочек как Правобережная Украина. Но, подстрекаемая, укрывающимся на её территории шведским королём и, поддерживающим Карла XII, правительством Франции, 20 ноября 1710 года Турция объявляет войну России. А летом 1711 года в поход против турок с 38-ми тысячным войском выступил сам император российский. Видимо, Пётр I, находясь под впечатлением недавней победы над  шведами, недооценил своего нового противника и в этой военной кампании, известной в истории как Прутский поход, потерпел поражение. Его армия была окружена пятикратно превосходящими силами противника и вынуждена была просить мира, который и был заключён на весьма не выгодных для России условиях. В числе пунктов Прутского договора, который 12 июля 1711 года был заключён между Турцией и Россией, был и такой который запрещал России вмешиваться во внутренние дела Польши и в обязательстве признать польским королём ставленника Карла XII С. Лещинского. Тот же, в свою очередь потребовал, чтобы российские войска и казаки покинули польский, правый берег Днепра, и тем ничего не оставалось делать, как исполнять поставленное условие.
«Вследствие неудачного похода на Дунае, - писал профессор В. Б. Антонович - Петр I заключил Прутский договор. В числе его статей русское правительство обязывалось отказаться от Украины и вывести свои войска из пределов Речи Посполитой. На исполнении этих статей Турция настаивала безотступно и, после долгих переговоров, они были окончательно подтверждены в 1713 году. Таким образом, неблагополучный исход турецкого похода порешил на этот раз судьбу западной Украины — козачество должно было уступить в ней место шляхетству. 23 сентября 1711 года был издан указ царский, в котором сказано было, что «тогобочную, заднепрскую Украину надлежит оставить полякам, тамошним же полковникам, с полковою, сотенною и рядовою козацкою старшиною, с козаками и протчими, в подданстве нашем верно быть желающими, з женами и детьми, с их движимыми пожитками, на жилище перейти в Малую Россию, в тамошние полки, где кто пожелает... со всех местечек, сел и деревень обитателей перевесть в Малую Россию и тем землям быть впусте всегда». Итак, указ предполагал возвратить западную Украину к тому положению запустения, в котором она находилась до 1683 года — восстановить опять пустыню, начинавшую заселяться медленно и с большими усилиями. Гетман Скоропадский и козацкая старшина принялись ревностно приводить в исполнение предложенную меру. Многие жители приняли ее как лучшее из двух зол — как выбор между панами козацкими и панами польскими — остальные были переведены полковниками насильно. Еще в начале 1711 года Скоропадский предлагал правительству перегнать на левый берег Днепра народонаселение тех местностей, которые подчинились Орлику во время его набега; мера эта была одобрена и отчасти приведена в исполнение: 3-го мая Петр писал к Меньшикову: «Заднепровская Украина вся была к Орлику и к воеводе киевскому (Потоцкому) пристала, кроме Танского и Ґалаґана, но оную изрядно наши вычистили и оных скотов иных за Днепр к гетману, а прочих, чаю, в подарок милости вашей, в губернию на пустые места пришлем». После объявления указа переселение приняло гораздо большие и основательные размеры: с конца 1711 до половины 1713 года гетман Скоропадский, полковники: Танский и Иваненко, генерал Рен и другие начальники занялись усердно переселением; они переводили поочередно села и местечки западной Украины в восточную — потянулись Длинные обозы с семействами и имуществом переселенцев; в некоторых местах разбирали церкви, складывали на возы и увозили с собой — оставленные дома и строения зажигали. Начавшись от Днестра, выселение подвигалось к Днепру; в половине 1712 года очередь дошла и к Белоцерковскому полку. Здесь народонаселение было несколько гуще, переселение вследствие того представляло более трудностей; для облегчения их предложено было следующее средство: Танскому предоставили должность киевского полковника и поручили ему поместить жителей Белоцерковского полка в прилегавшей к нему полосе полка Киевского, лежавшей на правой стороне Днепра, между Вышгородом, Мотовиловкой, Васильковом, Трипольем и Стайками — полоса эта, в силу статей Московского договора, должна была остаться за Россией. В 1712 году началось переселение Хвастовщины, понуждаемое посольствами киевской шляхты как к Танскому, так и к русским начальникам, требовавшими скорейшего очищения края и сдачи Белоцерковской крепости; оно кончилось едва к исходу 1714 года, так как только в это время крепость была передана польским комиссарам».
То состояние Правобережной Украины которое было при гетмане Дорошенко и осталось после него, каким описал её 1702 году поп Лукьянов, ещё более усугубилось, когда ею стали владеть поляки, и всё тот же Антонович пишет: - «Поляки были теперь полными и единственными обладателями плодоносной пустыни. Едва кое-где на краях ее оставались слабые остатки народонаселения. Так, в богатой некогда и многолюдной Могилевской волости, лежавшей еще в Подолии, вне границ Украины, и выставлявшей в былые времена целый козацкий полк, все народонаселение — с женщинами и детьми включительно — состояло теперь из 76 душ; сам город Могилев на Днестре, процветавший некогда торговлею и служивший складочным местом для товаров, отправляемых из Турции, Молдавии и Валахии в Россию и Польшу, вмещал в себе теперь — христиан и евреев обоего пола и всех возрастов 142 души. Управляющий киевского католического епископа, явившийся в 1714 году принимать во владение Хвастовщину, не нашел в ней буквально ни одной души, а в другой обширной епископской волости — Черногородской, оставалось только 8 человек. Региментарь Галецкий, перешедший уже в службу к Августу II и отправленный с польским войском на зимние квартиры в Киевское воеводство, не находил возможности разместить 1200 солдат не только во всей Украине, но даже в части Полесья, лежавшей к югу от Тетерева. В плачевном письме к шляхте Киевского воеводства, назначившей ему квартиры в местах необитаемых, он писал: «Вы отправили несколько сот конницы на квартиры в Украину и прислали мне роспись дымов в пустыне... вы постарались вытолкать войско в незаселенные места на посмеяние. Назначили в Вильск 25 человек солдат, между тем как в местечке только 3 человека жителей, в Мирополь — тридцать шесть солдат, между тем как в нем нет теперь и живой собаки; штаб мой вы поместили в совершенно пустых Бердичеве и Слободыщах; присылаете мне квартирный лист в Карповцы и Мошны, — в Мошны, где уже тридцать лет нет ни собаки. Потрудитесь, милостивые паны, прибыть сюда лично и поверить мои слова». Шляхтичи, вероятно, должны были признать всю справедливость этих жалоб, потому что согласились выдать Галецкому на содержание войска 55.000 злотых, лишь бы он его не кормил на счет заселенного Полесья».
Образно говоря, между остатками русского кореного населения Западной Украины (Галичины и Волыни) и русским Левобережьем более полувека зияла огромная этническая дыра, которая постепенно заполнялась переселенцами с запада. Но переселенцы эти были отнюдь не часто русскими людьми, которых в Волынском воеводстве и Галичине, как выше уже показывалось, тоже практически не осталось. Это были поляки, евреи, молдаване, немцы, и прочие народности Западной Европы. Разделённое такой пропастью, и без того уж три столетия как, живущее под Польшей и Литвой, оставшееся здесь русское население Западной Украины, было практически обречено на вымирание, тем более что Речь Посполитая способствовала этому всеми своими силами. О том, что начиная с самого начала захвата русских земель, а особенно со времени Люблинской церковной унии 1596 года католическая церковь всячески старалась покончить с православием, выше уже говорилось. Андрусовкий договор, а позже и Московский договор о вечном мире запрещал католикам преследовать православие, но, невзирая на этот запрет, ещё в 1681 году при короле Яне Собеском была возобновлена церковная уния, а в 1691 году в униаты переходит епископ перемышльский Иннокентий Винницкий. Пройдёт девять лет и унию примет епископ львовский Иосиф Шумлянский, а в 1702 году епископ луцкий и острожский Дионисий Жабокрицкий. Уже тогда русские люди, если они хотели иметь, хоть какие-то условия к существованию, должны были принимать унию или переходить в католичество, а ещё лучше – забыть о том, что ты из, некогда славного в этих краях, народа русичей.  Живший в те страшные для русского человека годы, один из тех, кто не предал свою веру и свой народ, православный русский шляхтич Данила Братковский писал, что «…если русин нуждается в чём-нибудь, то он должен притаиться, льстить и успевает только в таком случае, если в нём русина не узнают». Вот и приходилось русскому человеку даже свой родной язык, на котором испокон веков общались его предки, прятать под польским или латинским. А в 1732 году вышел закон, который гласил: - «Церковь католическая не должна терпеть рядом с собой, никаким образом, других вероисповеданий; иноверцы, т.е. православные и протестанты, лишаются прав избрания в депутаты на сеймы, в трибуналы и в специальные комиссии, составленные по каким бы то ни было делам. Права их сравниваются с правами евреев. Духовные их не должны явно по улицам ходить со св. дарами; крещение, брак, похороны они имеют право совершать не иначе, как с разрешения католического ксёнза, за установленную последним плату. Публичные похороны воспрещаются иноверцам вовсе: они должны хоронить мёртвых ночью. В городах иноверцы должны присутствовать при католических крестных ходах. В сёлах не должны иметь колоколов при церквях. Дети, рождённые от смешанных браков, должны причисляться к католической церкви, и даже православные пасынки отчима католика должны принимать католичество. Канонические законы католиков должны быть обязательны и для иноверцев». В 1764 году на сейме было постановлено – карать смертью тех, кто вздумает перейти из католизма в другое вероисповедание. Не удивительно, что в таких условиях мало что осталось от той «справжньой Русі» которая по утверждению Грушевского перебралась в Галичину и на Волынь во время нашествия монголо-татар. И возможно пробудь она (справжня Русь) под Польшей ещё пару поколений (лет 50 – 60) и там бы (в Западной Украине) забыли бы не только слово «русь»  и «русин»  но возможно даже  и «украинец». Во всяком случае, когда в 1772 году Западная Украина вошла в состав Австрийской империи Габсбургов, она представляла собой самый бедный и безграмотный район Европы, далеко отставший от всех её стран в своём социально-экономическом и культурном развитии. Так что императору Иосифу II пришлось прямо таки спасать край, но это отдельная история и она ждёт нас впереди. Мы же, оставив в 1772 году Западную Украину на попечительство Австрии, сами вернёмся на Правобережную Украину.
Пустующие, но плодородные земли Правобережной Украины, конечно же, не могли вечно оставаться пустыми. Постепенно они заселялись, но заселялись очень медленно и не уверено. И сказать, что заселение их происходило только с одной - западной стороны значит заведомо покривить душой. Ведь не успел ещё гетман Скоропатский привести в исполнение указ Петра I о переселении всех  жителей Правобережья в Гетманщину, как на Правобережье появляются запорожцы. Их  отряды пытаются осваивать пустующие земли «плодоносной пустыни». Такое поведение турецких подданных приводит к кровавым столкновениям с отрядами коронных войск и надворной милиции польских шляхтичей. А через некоторое время после жалоб польской стороны турецкий султан запрещает своим подданным запорожцам вторгаться в земли Речи Посполитой, и польская шляхта начинает обживать опустевшую Украину. Предоставленные на  10 – 15, а кое-где и на 20 лет льготы в виде отмены барщины и налогов привлекали даже беглых из Левобережной Украины и России, но более всего переселенцев можно было встретить из Полесья и Белоруссии.  Переселенцами же из России чаще всего были старообрядцы. Но польские паны не были бы польскими, если бы, ни старались вернуть старые порядки и не считали за быдло всех кто, ниже его по социальному положению, а тем более крестьянина, да ещё к тому же и схизматика, обещание данное которому исполнять вовсе не обязательно. И льготные сроки зачастую сокращались вдвое, а то и более.
Но и запорожцы не были бы запорожцами, если бы слушались каждого, кто считал их своими подданными. Их небольшие отряды  порой не более двух – трёх  десятков человек  заходят на польскую территорию и занимаются грабежом купеческих караванов, угоняют лошадей доходят до Подолии и Волыни, нападая и грабя помещичьи усадьбы. Вскоре такие отряды составляются из людей различного рода занятий и сословий. В них можно встретиь рядом с запорожцами и донских казаков, и российских солдат, и татар, и даже калмыков, и крещёных евреев. Такие отряды вскоре стали называться гайдамаками и в течение чуть ли не полу века держали в страхе польскую шляхту и евреев, так как смерть для последних, часто мучительная, была, фактически, единственным исходом при встрече с этой  вольницей. Первое упоминание о гайдамаках встречаем уже 1717 году в универсале польского регаментаря Яна Галецкого, где обращаясь к правобережным помещикам, он пишет: - «Милостивых панов моих господ помещиков, всех вообще, усиленно прошу немедленно извещать моего наместника пана Ольшевского, о пребывании своевольных «куп гайдамацкой сволочи» где бы таковые ни находились, особенно же в воеводстве Брацлавском и части Киевского, то есть в Украине». Но подобные универсалы были малоэффективны, и гайдамацких банд становилось всё больше и больше, а их численный состав, уже в 30–х годах доходил иногда до нескольких сотен человек. Порой несколько ватажков таких формирований объединялись и тогда набегам подвергались даже укреплённые города и местечки. Известны нападения атаманов Гривы, Медведя, Харька, Гната Голого и ещё некоторых ватажков на такие города как Корсунь, Погребище, Паволочь, Рашков и др. (Наверное, так в «диком поле» три столетия назад формировались и действовали отряды первых казацких атаманов). Путешествовавший в тех местах в средине 30-х годов какой-то иностранец, записал в своём дневнике: - «Эта страна плодородна и приятна, но малолюдна, будучи подвержена набегам татар и гайдамаков, которые приносят величайшие разорения». Бороться же с этой бедой шляхта была не в состоянии. Главной причиной безрезультатной борьбы польской шляхты с гайдаматчиной было то, что угнетаемый ими народ видел в гайдамаках, которые были, как правило, православными, своих защитников и мстителей за панские обиды. Мелкие отряды гайдамаков часто находили радушный приём в украинских сёлах и даже в православных монастырях, где не редко скрывались и даже формировались. Немало гайдамацких отрядов было сформировано в Киеве и его монастырях, оттуда они выходили на своё кровавое дело. Естественно определённая доля прибыли от этого «дела» «отстёгивалась» его организаторам и покровителям. Российское же правительство к  гайдамацкому движению относилось двояко. С одной стороны ему выгодно было то, что гайдамаки не давали усилиться польской шляхте на Правобережье, с другой стороны, оно опасалось, как бы это движение не перекинулось на левый берег Днепра,  и потому часто бывало, что именно царские войска, а не надворная милиция польской шляхты или королевские рейтары проводили удачные карательные экспедиции против какого либо чересчур обнаглевшего гайдамацкого ватажка. Иначе и не могло быть, ведь королевских войск на Украине было очень мало что бы справиться с гайдамаками, которых всячески, вплоть до того что сами вливались в объявившуюся поблизости банду, поддерживало местное население. Надворная милиция, составленная из тех же крестьян, зачастую и сама занималась тем же что и гайдамаки, делая наезды на поместья соседей, иногда вместе со своим паном. Но уже в тридцатых годах гайдамацкое движение постепенно перерастает из  грабительско–разбойничьего в освободительное, и участники этого движения ставят перед собой задачу воссоединения с Левобережной Украиной и считают себя подданными российского правительства. Так, когда в 1733 году скончался король Август II то, на сейме королём большинством голосов был выбран Станислав Лещинский. Меньшинство было против этой кандидатуры и, образовав конфедерацию, объявило королём Августа III курфюрстра саксонского, и чтобы решить спорный вопрос в свою пользу пригласило помочь российское правительство, которое, по некоторым соображениям, Август устраивал больше чем Лещинский. Россия по просьбе конфедератов ввела в Польшу войска, что и послужило поводом к восстанию на Правобережье. Вот как эти события показывает профессор Антонович: - «Русский полковник Полянский, заняв Умань, отправил циркуляр к начальникам этих милиций в Брацлавском воеводстве, приглашая их действовать против шляхтичей партии Лещинского совместно с русскими войсками; циркуляр этот был своеобразно понят как милиционерами, так и народонаселением. Некто Верлан, начальник надворных козаков в Шаргороде, имении Любомирских, получив циркуляр, поднялся со своей сотней и стал созывать к себе надворные милиции из окрестных имений и вербовать крестьян в их состав; он принял титул козацкого полковника, раздавал другим начальникам титулы сотников, ротмистров и поручиков; сотни своего ополчения он разделил на десятки, группировавшиеся, смотря по происхождению из отдельных сел, входивших в их состав крестьян, причем каждый десяток избирал своего начальника; по мере поступления в полк, десятки вносились в правильно записывавшиеся регистры козацкого войска. Верлан объявил своим подчиненным, что он получил от русского полковника именной указ императрицы, которым будто предписывалось истреблять всех иноплеменников: ляхов и евреев, и разорять их имущество, и что после окончательного их истребления край будет присоединен к России вместе с образовавшимся в нем козацким войском; вследствие этого он привел свой полк к присяге на верность императрице. На отзыв Верлана народонаселение откликнулось сочувственно; в его лагерь спешили надворные козацкие милиции и жители волошских военных поселений, гайдамацкие ватажки и запорожцы, «винники, пасечники и вообще восставшие крестьяне», даже околичные шляхтичи и церковные причетники. Увеличивая постоянно свои силы, Верлан сделал несколько переходов по Брацлавскому воеводству, разоряя дома шляхтичей, истребляя дворян и евреев и приводя к присяге остальное население; затем он прошел таким же образом вдоль все Подольское воеводство и оттуда направился к Кременцу; после нескольких удачных стычек с встретившимися на пути польскими войсками, он занял города Броды и Жванец и, в половине июля 1734 г., пустил свои загоны по направлению ко Львову и Каменцу». В итоге, когда королём был поставлен ставленник конфедератов и России, восстание пришлось усмирять самим же россиянам. В 1740 году восстание против поляков поднял некий Василий Вощило, который стал именовать себя «великим атаманом» и назвался «внуком Богдана Хмельницкого». А закончилась эпопея гайдаматчины в 1768 году, воспетой Т. Г. Шевченко кровавой резнёй «Калиивщины». К этому времени Польша уже фактически утратила свою государственную независимость и шла практически, не отклоняясь от курса, намеченного ей Российским правительством. Такая постановка дела не понравилась правительствам Австрии и Пруссии. Находясь в состоянии войны с Турцией, российское правительство опасалось, что сторону их противника примут Австрия и Пруссия и потому согласилось на раздел влияния над Речью Посполитой, на чём настаивали правительства этих стран. В 1772 году произошёл первый раздел Польши, в результате которого к Австрии и отошла Галичина. России же отошла Восточная Белоруссия и часть Прибалтики. В 1793 году последовал ещё один раздел Польши и наконец, в 1795 году третий окончательный раздел, в результате которого польское государство престало существовать на карте Европы, а  к Украине была присоединена, фактически, вся её нынешняя территория к западу от Днепра за исключением той её части, которая в 1772 году отошла к Австрии.
Заканчивая эту главу, я задаю вопрос: - «Где в этой «мясорубке», в  этом хаосе, с постоянно меняющимся национальным составом населения, в этом винегрете народностей,  вы, дорогие мои «свідомі» земляки увидели хоть какую ни будь нацию, где вы увидели многовековую культуру? Кто её носитель? Ведь начиная с  Плано Карпини и кончая путешествующими по Украине XVIII столетия гуманистами из Западной Европы и «варварами» из России, типа попа Лукьянова, все только и ужасаются, глядя под ноги, и, находя там, груды не погребенных костей да черепов человеческих. Такого, наверное, и в фильме ужасов не увидишь. Пустыня, усеянная костями, пейзаж конечно печальный.  Но, если Плано Карпини мог почти, не колеблясь предположить что перед ним кости русичей, защитников родной земли по которым безжалостно прокатилась Орда, то чьи кости под ногами путешественника  XVIII столетия? Татарские, польские, русские, литовские или может турецкие, а может это сербы или молдаване или даже немцы? Кто сложил здесь голову за эту землю? Чья это земля? Земля, где забыты народные предания и былины,  где из памяти народной выпало, как минимум, целых четыре поколения князей или правителей. Ведь и сегодня никто не может толком сказать, кто правил Киевом  с момента захвата его монголами до захвата его в средине XIV века литовцами. Кто и чем заполнил эту, более чем на столетие растянувшуюся пустоту? Лично я ответить не могу. Зато, могу ответить, чем эта пустота не заполнялась. Не заполнялась она «націонльной свідомостью» украинца, а «державна ідея» даже рядом с той пустотой не лежала. Потом, почти триста лет в эту пустоту дули ветры с Литвы и Польши и опять… пустота. И это называется  «моноліт», это то «укрїнство» которое здесь «од віків»?











Слобожанщина


После развала Золотой Орды, степные просторы между Волглой и Доном, а также между Доном и Днепром, представляли собой совершенно безлюдное пространство, где время от времени появлялись небольшие кочевья степных жителей – осколки некогда грозной кочевой империи. Но уже в XV веке на берегах крупных рек, таких как Дон, Волга и Днепр начинают появляться первые казаки, а в XVI столетии там уже появляются их первые поселения – городки. Но обширные зоны степей и даже лесостепи между этими реками, в основном, это территория некогда половецких владений и  южные окраины русских княжеств, оставались пустыми, и там по-прежнему хозяйничали татары, которые постоянно делали набеги на тех, кто осмеливался поселиться в этих местах. Русские люди называли эти места «Полем» или «Диким полем». Н ачиная с  царствования Василия III (1505 – 1533 г.г.) Московское государство начинает планомерное наступление на «Дикое поле». На его рубежах располагаются служивые татары и казаки, а глубоко вперёд выдвигаются дозоры, так называемые сторожевые станицы, в обязанность которым вменялось зорко следить за «Полем» и предупреждать воевод о татарских набегах. А уже при  Иване Грозном в «Поле» начинают строить первые сторожевые городки, строительство которых особенно широкий размах приобрело во время царствования его сына Фёдора Иоанновича (1584 -1598 г.г.) и Бориса Годунова(1598 – 1605 г.г.). Так в 1586 году были построены города Воронеж и Ливны, к 1593 году уже целый ряд городов, таких как Белгород, Елец, Курск, Оскол, Валуйки, а в 1600 Кромны и Цареборисов преграждали путь к Москве татарским степным ордам. Эти города заселялись боярскими детьми, (дворянами) служилыми людьми «по прибору», казаками, стрельцами, пушкарями и прочими пригодными к несению нелёгкой пограничной службы людьми. Среди них не редко можно было встретить и тех же татар, принявших православную веру. Но, по-видимому, и до того как были построены эти города, и уже гораздо позже, весьма важную роль в становлении  в этих краях русского государства играл Святогорский монастырь первое упоминание о котором относится ещё к 1526 году. О нём писал, правда, не указывая, где он расположен, ещё австрийский посланник Сигизмунд Герберштейн который дважды, в 1517 и в 1526 годах подолгу бывал в Москве и прославился описанием Московского государства. После этого этот монастырь в московских летописях  XVI века упоминается довольно часто. Известно, что он не раз подвергался нападению татар, но благодаря своему весьма неудобному для штурма расположению, взять его так и не удалось. А раз так далеко в «Поле», уже в начале века располагался монастырь, то были и прихожане. Во всяком случае, судя по тому, что уже в 1632, 1633 и 1637 годах татары смогли набрать в этих краях боле 10 тысяч душ полона - в первой половине  XVII столетия постоянное население из Московского княжества здесь уже было. Начиная с 40-х годов этого же столетия, сюда всё чаще и чаще начинают переселяться русские люди с правого берега Днепра. Известно, что в 1635 - 1636 годах переговоры с московским правительством о переселении сюда и службе московскому царю черкасских казаков вёл ещё гетман Тарас Трясило. А  в 1638 году, с разрешения Москвы в эти края, после поражения от польского войска, с казаками порядка 1000 человек перешел гетман Острянин и основал город Чугуев. Видя, что переселенцев с Украины становится всё больше и больше царь Алексей Михайлович 14 мая 1641 года в своей грамоте позволяющей эти переселения пишет, что «… они из Литовския стороны в наше Московское государство пришли для того, что польские и литовские люди их крестьянскую (христианскую - Н.Г.) веру нарушили, и церкви божии разоряют, и их побивают, и жён и детей разбирая, и хоромы пожигают, и дворы их, и всякое строение разорили и пограбили. И мы, великий Государь, жалея, что они черкассы православные крестьянские веры греческаго закона, и видя их от поляков в изгнании и в смертном посечении, велели их принять под свою царскую высокую руку и велели устроить их». Вскоре появляются новые переселенцы из Украины и оседают возле Рыльска, Путивля и Белгорода. Особенно массовыми стали переселения казаков с Украины после поражения в 1651 году Б. Хмельницкого под Берестечком и заключения Белоцерковского договора. «Первыми, - как писал Костомаров – пример показали Волынцы». Они с боями пробились на левый берег Днепра, и под предводительством полковника Ивана Дзиньковского пришли в московские земли, где с царского позволения основали на берегу реки Тихая Сосна город Острогожск, перенеся с собой сюда, всё казацкое устройство и образуют Острогожский казачий полк. В это же время казаки из Корсуня основали Краснокутск, переселенцы из местечка Ставищ, во главе с Герасимом Кондратовичем, основали Суммы, в 1654 году основаны Ахтырка и Харьков. С тех пор  местность эта приобретает название Слободской Украины,  на территории которой образуются Острогожский, Сумской, Ахтырский, Харьковский, а в 1685 году ещё и Изюмский полки – всего пять.  Возводятся новые города-крепости Змиёв, Печенеги, Хорошево, Изюм, Салтов, Волчанск и другие. Зачастую казацкие городки вырастали у берегов рек и на местах древних поселений, так, например Змиев упоминается в Ипатьевской летописи и известен с XII века. На старых городищах построены Суммы и Харьков, на старом каменном городе VII – VIII столетий 670 переселенцев с Украины построили город Салтов. В общем же, уже в 1654 году по подсчётам профессора Д.И. Богалия на Слобожанщине проживало порядка 30 тысяч казаков, а  И.И. Срезневский  в том же 1654 году говорит о 80 – 100 тысячах казаков. Я здесь не ставлю себе задачу выяснять, кто из уважаемых историков прав, хочу лишь сказать, что в переселении брали участие не только казаки, но и простые селяне, и городские обыватели, мещане. Так, например, в самом начале переселения в 1652 году у одного только Острожского полковника насчитывалось 14 душ «челядників». О том что, переселяясь в Слободскую Украину, казаки агитировали всех желающих присоединяться к ним свидетельствует и давняя народная песня в которой поётся:

Покинь батька, покинь мати, покинь всю худобу,
Iди з нами козаками на Украйну, на слободу.
На Украйні всього много і паші і браги,
Не стоять там вражі ляхи, козацькії враги;
На Украйні суха риба із шапраном:
Будеш жити з козаком, як з паном,
А у Польші суха риба із водою;
Будеш жити з вражим ляхом як з бідою.

Московское правительство ставило условие переселенцам, не принимать беглых из московских земель, но активно заселять свои земли переселенцами из Правобережья и Гетманщины.  Оно оставило себе государственные интересы (защита казаками границ), а местные отдала переселенцам. То есть, в дела переселенцев правительство не вмешивалось. Оно выделяло землю тому или иному полку, а распределял её уже полковник, который имел в своём полку неограниченную власть. Но ещё не сформировавшаяся на Слобожанщине в XVII столетии аристократия и традиционная выборность старшины, позволяла даже простому крестьянину быстро подняться по социальной лестнице. Так, харьковский полковник Григорий Донец в 1660 году всего лишь простой казак, 1662 году он десятник, в 1666 – сотник, а в 1668 году он уже полковник. Правда, уже в 90-х годах XVII столетия слободские полковники получают боярские чины, что ничуть не уменьшает приток переселенцев с Украины в Слобожанщину и в 1732 году одного только мужского населения и только в четырёх полках Ахтырском, Изюмском, Сумском и Харьковском (об Острожском данных нет) насчитывали уже 153056 человек. Когда гетман Иван Самойлович начал переселять на свою сторону население Правобережья, то большинство переселенцев уходило сразу на Слобожанщину.  А мы уже знаем, что уходили не только казаки, знаем и то, что панов в Гетманщине развелось не меряно, а панам позарез нужны рабочие руки. А эти руки не проявляя ни малейшей «націоналної свідомості», а главное, способствуя «зросійщенню українців», (не так ли шановні пани патріоти) не задерживаясь под крылом у кровного батьки-гетмана чемчекують напрямую к злейшему врагу «української нації» - к «москалю». Ну, куда же это годится? Никуда не годится. И Самойлович отправляет в Москву своего племянника гадяцкого полковника Михаила Самойловича и будущего гетмана-предателя Мазепу, которые должны были убедить московское правительство, что так делать нехорошо и, что было бы неплохо расширить территорию Гетманщины за счёт московских земель куда от поляков и от гетманского уряду уходят не желающие больше проливать братской крови казаки и, исчерпавший своё терпение, рабочий люд. - « На сю сторону, с той стороны Днепра – говорили они в Москве – перешло одиннадцать полков, но теперь их осталась у нас одна треть, а две доли пошли прежде в слободские полки и там жительствуют. Пусть бы Великий Государь указал полки слободские, населённые малороссиянами, Сумской, Харьковский, Ахтырский и Рыбинский – отдать под гетманский регимент, потому что все эти полки, как и гетман, и всё войско запорожское, такие же малороссияне и одного государя подданные, и тогда бы гетман ведал, где этих правобережных жителей разселить, и над всеми начальствовал бы гетман…». Но вся, то и заковыка как раз в том, что все эти «полки» потому и уходили в Слобожанщину, что не желали что бы ими «гетман ведал» и, что им глубоко плевать на то, что они «как и гетман» «такие же Малороссияне». Это, кстати, они ясно показали уже в 1668 году  когда, не только не поддержали мятеж гетмана Брюховецкого, но и вместе с российскими войсками участвовали в его подавлении. Это говорит лишь об одном. Людям надоело непостоянство гетманов и их грызня за булаву, и они предпочли относительно спокойную жизнь на территории Московского государства. Относительно потому, что и здесь они так же часто подвергались татарским набегам. Приходилось, не расставаясь с оружием, строить и укреплять оборонительные сооружения. Но, зато люди знали, что им не ударит в спину какой ни будь Выговский или Брюховецкий, знали, что не приведёт тайными тропами татарскую орду полковник соседнего полка и что ни кто не будет отдавать их в ясырь за татарскую услугу. Даже песню по такому поводу сложили:

Да не буде лучче,
Да не буде краще,
Яку нас на Вкраїні:
Нема панів,
Нема ляхів,
Не буде й ізміни…

 И как-то совсем ни кто не замечал на Слобожанщине что российское правительство с каждым годом всё  больше и больше «закручивает гайки» и посягает на вольности казаков. Поэтому жизнь в Слободской Украине  была, гораздо привлекательней, чем в Гетманщине, где одной из главных привилегий слобожан было право вольного занятия пустых земель, так званное «старозаимочное землевладение». За то, что Слободские полки остались верными московскому правительству во время мятежа Брюховецкого, царь пожаловал им грамоты, в которых те освобождались от уплаты налогов и предоставил право свободно гнать вино и продавать его. А, «Українці дуже цінували право вільного викурювання та продажу горілки і пива» - подчёркивает Д. И. Богалий. В позднейших грамотах (1684, 1686, 1688, 1695 годов) давалось право вольной торговли, подтверждаются права на вечное безналоговое владение землями, право не платить налоги за мельницы, кабаки (шинки), кузни, лавки, рыбные и прочие промыслы. В 1700 году Пётр I так же подтвердил эти права с непременным условием защиты Российских рубежей от татар. При императрице Анне Иоановне Слободская Украина была лишена этих привилегий, но дочь Петра I Елизавета, вступив на престол, вернула их слободским казакам, которые и пользовались ими до Екатерининских реформ.
В результате дворцового переворота в июне 1762 года императрицей была провозглашена жена убитого заговорщиками Петра III  Екатерина II (до замужества принцесса Софья Фредерика Августа Анхальт-Цербстская) Её правление ознаменовалось многочисленными реформами практически во всех областях государственного управления. Коснулись эти реформы и Слободской Украины. Так в 1765 году все казачьи Слободские полки были расформированы и из них были созданы 5 гусарских полков. Много ли последних реформ радуют современного рядового украинца? Реформы, они почти всегда болезненны, в независимости от их конечного результата. Не вызвала особого восторга и та реформа Екатерины. Реформой недовольны были буквально все казаки Слободской Украины. Но…, ещё до реформы, в 1764 году, когда она только готовилась, о ней узнал, находившийся в то время в Петербурге, полковник Изюмского Слободского полка Фёдор Краснокутский. Он немедленно отослал письмо к старшине с просьбой, что бы те прислали в Петербург прошение оставить  в Слободских казачьих полках всё по-старому. Затем им были отправлены ещё два послания, первым из них он просил, немедля, всех полковников и старшину ехать в столицу отстаивать старые вольности и убеждал, что бояться им нечего и, что только так они могут рассчитывать на сохранение своих привилегий. Но в Питер ни кто из старшины не явился. Ни кого, не дождавшись, он отправил  второе послание, в котором укорял старшину и обывателей за то, что они не пишут и ни кого не присылают, в то время как в Питере все только и говорят о том, как на Слобожанщине желают реформ. «Пусть Бог направит слёзы бедного народа на нас, - писал он – так как старшинствовать умели, а чтоб помочь в беде и перстом шевельнуть не хотят». В результате, за одинокий протест Краснокутский был лишён полковничьего чина и выслан для прохождения дальнейшей службы в Казань. Потом, когда реформа была проведена на Слобожанщине все хором стали горестно воздыхать об утраченных вольностях. Но что теперь воздыхать, что возмущаться, когда дело уже сделано. Раньше думать надо было. Хотя вряд ли протесты старшины здорово повлияли бы на решение Екатерины II и российского правительства, но зато старшина могла бы с достоинством сказать своим казакам, что они сделали все, что от них зависело, а Краснокутский не стал бы упрекать своих товарищей в том, что они ни чем не помогли в беде своему народу, и не был бы разжалован и отправлен в Казань.  А в прочем, чем чёрт не шутит – может быть, и смогли бы отстоять своё казачье устройство и жили бы по старинке, ведь донских казаков оставили при их старинных правах. Но, наверное, прав был малороссийский историк  первой половины XIX столетия Д.Н. Бантыш-Каменский, когда писал: - «Малороссиянин вялый, беспечный – изворотлив, неутомим, когда надеется достигнуть через сие преднамеренной цели. Добродушие и простота, по-видимому, отличительные черты его характера; но они часто бывают следствием хитрости, отпечатка ума. Гордость, прикрываемая сначала ласковым, услужливым обращением, является во всей своей силе по получении желаемого. Она особливо разительна, когда малороссиянин обращается с младшими, возвысясь из низкого звания игрою случая, сгибчивостью, без особых достоинств». И действительно стоило нам достигнуть «игрою случая» «получения желаемого» и стать незалежними, как мы уже плюём с высокой колокольни на тех, с кем бок о бок, рука об руку прожили не одну сотню лет, на тех кому, по большому счёту и обязаны существованием такого государства как Украина. Всё правильно, ведь мы тот народ, который как уверял Грушевский «од віків», мы «Русь справжня», мы должны командовать парадом. Даже знаменитое (в Украине) «Кирилло-мефодиевское братство», созданное в 1845 году, членами которого являлись такие известные люди как Костомаров, Гулак, Шевченко и Кулиш, цель которого Костомаров в  своей  прокламации  «К  братьям  украинцам» выразил так: -  «Мы считаем, что все славяне должны объединяться, но так,  чтобы  каждый  создал свою отдельную республику и управлял своими делами независим  от  остальных, чтобы каждый народ имел  свой  язык,  свою  литературу  и  свой  собственный строй». Но, ещё даже не зачав своё детище «Братья» уже решили, что хоть управление в каждой республике и будет независимым, но всё же, вся эта утопическая, но, по сути, империя, в глобальном масштабе должна управляться из Киева, где будет собираться ежегодный сейм решающий все её проблемы. Надо заметить что даже Ленин, рассматривая национальный вопрос в Российской империи, не осмелился конкретно заявить, что в Москве или в Питере будут сосредоточены бразды управления будущего рабоче-крестьянского государства в котором он обещал «…обеспечить всем нациям право на самоопределение». «Под самоопределением наций – писал он в 1914 году – разумеется, государственное отделение их от чуженациональных коллективов, разумеется, образование самостоятельного национального государства». Но вот написать, что представители всех этих самостоятельных государств будут каждый год собираться в Москве для корректировки их дальнейшего политического и экономического курса как-то не решился.  Нам украинцам можно с гордостью сказать, что в этом отношении лидеры «Кирилло-мефодиевского братства» были честнее большевиков и в отличие от них не скрывали своих притязаний на лидерство среди свободных «отдельных республик».
Но вернёмся в Слобожанщину, где с ликвидацией казачьих полков и преобразованием их в гусарские, Слобожанщина была переименована в Слободско-Украинскую губернию с административным центром в городе Харькове, а  полковые территории стали провинциями: Харьковской, Сумской, Ахтырской, Изюмской и Острогожской. До этого, с 1708 года Слобожанщина   входила в состав огромной Азовской губернии, которая была составлена из пяти провинций: Воронежской, Елецкой, Тамбовской, Шацкой и Бахмутской, но с передачей туркам Азова, в 1725 году Азовская губерния стала называться Воронежскою. В 1775 году, с возвращением Азова, Слободско-Украинская губерния вновь стала называться Азовской, куда вместе с ней вошли ещё и земли Войска Донского, но уже в 1780 году создаётся Харьковское наместничество. В 1796 году указом Павла I Харьковское наместничество вновь переименовывается в Слободско-Украинскую губернию, а 1835 году за ней почти на 100 лет вновь закрепилось название Харьковской губернии. За время этих переименований и реформ, часть населения Слобожанщины отошло и было закреплено за  Воронежской, Белгородской, Тамбовской и некоторыми другими губерниями, которые находятся ныне в составе Российской федерации. Там и сегодня проживают сотни тысяч украинцев, которых, насколько мне известно, не здорово тянет на свою историческую Родину. Руками и ногами против воссоединения с Гетманщиной, вплоть до конца существования института гетманства была и Слобожанщина. Более того, известна попытка в 1676 году выйти из  Гетманщины и присоединить к Слобожанщине целый полк со всеми его землями и угодьями, и вот что об этом сообщает «Самовидец»: - «Того ж року полковник стародубовскій Петро Рославец, которій през килканадцять літ полковником будучи, а же не захотівши бити под послушенством гетмана своего, пойшол на Москову у килкадесят коней, хотячи поддати Стародуб, жебы зоставал як городи українніе московскіе: Суми и Рибное. Але тая надія оного оминула, бо на тое не позволено, любо зраду оного принято, але напотом за посланцями гетманскими за сторожу оного взято и отослано з Москви на Україну до гетмана и отдано на суд войсковій. Которій окован у гетмана сиділ и на зезді сужен зостал усею старшиною на горло у Батурині». И кто его знает, как бы долго ещё просуществовала Гетманщина включи тогда московское правительство Стародубский полк в состав своих земель и в прямое подданство государю московскому. Возможно, вскоре  примеру Стародубского полковника последовали бы и другие, но отказ  Москвы, не желающей вносить смуту и раздор, и  раздувать, начинающее угасать, пламя «Руины», а так же казнь в Батурине полковника Рославца, остановили возможное движение на полное слияние Украины с Россией, и Гетманщина продолжала своё автономное существование. Но как поживала ненадолго оставленная нами Гетманщина «…где - как писал в своей «Оде на рабство» в конце XVIII столетия В.В. Капнист – благо, счастие народно со всех сторон текли свободно»? Об этом и пойдёт речь в дальнейшем.





Гетманщина, гетманы
и
пример для подражания нации - Мазепа


И так, вернёмся в Гетманщину и посмотрим, какое же «счсатие народно» создали гетманы и старшина, на оставленной на их попечительство части «суцільної глиби». Надо сказать, что о своём счастье они начали заботиться   ещё во время переговоров с Москвой в 1654 году. Уже тогда шляхта, возглавляемая Выговскими (отцом и сыновьями), пришла к боярину Бутурлину просить о том, чтобы ей быть привилегированным сословием, стоящим по рангу выше казаков («чтобы шляхта была межи козаков знатна»). Делалось это, по-видимому, без ведома Хмельницкого потому что, когда Бутурлин стал их укорять, и сказал что посоветуется по этому вопросу с гетманом, те стали упрашивать московского посла чтоб он гетману ничего не говорил. А вскоре после того, как кусочек счастья, в виде городов и местечек выпросили у царя гетман и его приближённые,  в поход за счастьем, в Москву отправилась и остальная казацкая знать. Правда счастья на всех не хватило и рядовые казаки, и простой народ вскоре  стали остро ощущать его нехватку. Вспомним хотя  бы письмо кошевого Войска Запорожского Ивана Гусака, где он пишет, что живётся в Гетманщине «…беднымъ людям хуже, чЪм было при ляхахъ…», и возмущается тем, что там развелось такое множество панов, причём,  даже «…такихъ у которых и отцы подданыхъ не держали, а они держать…». Конечно, тяжело прокормить крестьянину такую «державу», где один с сошкой, а семеро с ложкой, что фактически и было в Гетманщине. А ведь ещё  в первой половине XVII столетия о русской знати Боплан писал: - «Шляхта у них весьма не многочисленна, подражает польской и, похоже, стесняется того, что принадлежит иной не римской вере, ежедневно переходят к ней…». Выходит что, они как качели, туда-сюда болтались – то ушли в католики, то опять вернулись в православие.  Конечно, во время освободительной войны украинского народа такое явление редкостью не являлось, и Г. Кониский в своей «Истории русив» писал: - «Нарешті, долучено статтю і про Шляхетство Польське, що залишилось через єдиновірство в Малоросії, щоб йому бути тут при своїх правах і привілеях, рівних з природною Шляхтою і під протекцією війська. Але стаття ця була згодом громовим уларом для уряду і найгіркішою пілюлею для тих котрі її допустили і в протекцію свою таких зловмисних людей прийняли…. Шляхетство теє, бувши завжди серед найперших чинів та посад в Малоросії і серед її військ, підводило під уряд її чимало мін підступами своїми, контактами та відвертими зрадами, задуманими на користь Польщі, а народові дало випити найгіркішу чашу запроданства і введенням його у підозру, недовір’я і в найбільш тиранські за те муки,… бо всім замішанням, неладові і побоїщам в Малоросії, що після Хмельницького сталися саме вони були причиною…. Iм позаздривши і приревнувавши, багато із природних  Малоросіян, а особливо із  поповичів, (яркий пример гетман Саммойлович – Н.Г.) котрі вибились у чиновники завдяки інспекторіям, пристали до їхньої системи і, достосувавши абияк прізвища свої до Польських, стали гоноритися їхнім походженням. А до сих ще примногії виниклі з Жидівства, змушені хреститися в часи минулих над ними масових вигублень і поверстані в шляхту відомим про перекрестів статутовим артикулом, склали, нарешті, із помішання всіх язиків і порід  єдиний бич для Козаків і всіх Малоросіян». И всей этой новоявленной знати нужны люди, которые могли бы их обрабатывать и кормить. Не зря же Самойлович возмущался тем, что народ уходит на Слобожанщину, а так же ставил по берегам Днепра заслоны, не пропускавшие людей к Палию и другим правобережным полковникам. При том же Самойловиче, который как вы, наверное, помните «…сперва очень былъ благосклонный и благопокойный, посля богатствомъ возгордовалъ и въ высокомЪріе впалъ…», стала шириться практика раздачи своим родственникам и близким чинов и селений вместе с их жителями и угодьями. Длительное пребывание у власти, дружба с Ромодановским и родственные связи с Шереметьевым делали, казалось бы, его гетманство неуязвимым. Возгордившись, он стал пренебрегать даже самыми знатными полковниками и старшиной, а простой народ изнурял всяческими арендами и налогами. С другой стороны нельзя приуменьшать его заслуг в устранении «Руины» и стремлении объединить всю Украину под своей гетманской булавой. Хотя он, как и все гетманы, исключая Мазепу, совершенно неверно понимали или, точнее сказать, делали вид, что неверно понимают те условия, на которых Украина была принята под «высокую руку» российского государя. Гетманы, по всей видимости, желали видеть себя в вассальной зависимости от русского царя. Вспомните как ещё Богдан Хмельницкий заявлял что он вольный и кому захочет тому и будет вассалом. Поэтому все, начиная с Богдана Хмельницкого, считали себя, чуть ли не удельными князьями и свою власть гетмана стремились сделать наследственной. Но, во-первых, если здраво поразмыслить, то гетман это человек, прежде всего военный, в обязанности которого, по большому счёту, входит распоряжаться войском. Следовательно, у него должен быть хоть какой-то мало-мальски, если не талант, то хотя бы военный опыт. Ну, к примеру, какой гетман из Юрия Хмельницкого, которого, кстати, за его бездарность и жестокость по приказу султана удавили янычары?  Значит, хочешь, не хочешь, а гетман должен или назначаться, или, как это было в Войске Запорожском, выбираться.  Далее, ведь московский царь, через своих бояр, присягу на верность принимал не от одного гетмана,  а от всего народа Украины, всех казаков, полковников и всей старшины. Ведь не напрасно же, бояре московские объездили все города, полки и местечки, принимая эту присягу. (Население Украины к тому времени составляло что-то порядка миллиона человек, так что сделать это было не так уж трудно.) Стало быть, формула «вассал моего вассала - не мой вассал» сюда совершенно не подходит, и в таком случае гетман, хоть и привилегированный, но всё же, подданный царя.  Вот почему когда гетманы пытались закрепить свою власть за своим потомством, это всегда раздражало московское правительство. Пытался, и это признают историки, закрепить за своим семейством пожизненную власть и Самойлович. Уже одно только это могло, как вы понимаете, возбудить недовольство гетманом в Москве. А надо заметить, что Самойлович был одним из самых лояльных к Москве и, как принято говорить сегодня, законопослушных гетманов. И возможно такое скромное желание ему бы и простили, если бы ни его «верные» соратники и товарищи по оружию (старшина и полковники) и не главнокомандующий российской армией в Крымском походе 1687 года Василий Голицын, который раструбил чуть ли не на всю вселенную, что завоюет Крымское ханство. Крымский поход, как известно, закончился полной неудачей, и, наверное,  можно не сомневаться в том, что именно Голицын, чтобы снять с себя вину за проваленный поход, весь негатив этой кампании скинул на плечи, недолюбливаемого им, гетмана Самойловича. Но что мог сделать главнокомандующий (пусть даже фаворит царевны) избранному «вольными голосами» гетману. Без этих «вольных голосов» - практически ничего. От того что он выставит в Москве гетмана бездарным полководцем с него, как с главнокомандующего этим походом, вину за неудачу ни кто не снимет. Вот если предательство, тогда другое дело. Слава Богу, почти всей старшине заносчивый гетман тоже порядком надоел, а желающих покрасоваться с гетманской булавой у «українськой нації» недостатка никогда не было. От украинской старшины на имя царствующих особ был написан целый фантастический роман, в котором перечислялись все грехи гетмана, и тот со слезами на  слепнущих глазах, взглянув в последний раз на своих «верных» полковников, отправился в края не столь отдалённые. А уже через месяц гетманом был выбран очень близкий и дорогой Самойловичу человек Войсковой есаул Иван Мазепа. Сегодня многие говорят, что, мол, Мазепа в заговоре участия не принимал. Но вот А. Оглоблин в своей работе «Гетьман Iван Мазепа та його доба» пишет следующее: - «Чи брав Мазепа участь у змові проти Самойловича? Підпису Мазепи на доносі старшини нема. Але й загальна ситуація на той час, і свідчення (хоч і не зовсім ясне) добре поінформованого П. Ґордона, і, найголовніше, визнання самого Мазепи стверджують факт його участи в цій справі. Пізніше (1693) Мазепа говорив московському посланцеві Вініусові: «Гетман бывшей зван Самойлов частию таких же враждебных клЪвет и лживых навЪтов оболган и пострадал; хотя де мы, будучи тогда в уряде воинском, и c протчею старшиною и c полковниками на него били челом, точию о едіной ево от гетманства отставки, для ево суровости и что очьми уж худо видЪл; а чтоб ево разорять, имЪние ево пограбить и в ссылку совсем в Сибирь ссылать о том де нашего ни челобития, ни прошенія… не бывало». Но, во-первых, лукавит Оглоблин, и подпись Мазепы, конечно же есть, в этом можно убедиться, читая «Историю Малой России» Бантыша-Каменского, в которой приводится множество разных документов, в том числе и донос на гетмана Самойловича с подписями всех кто участвовал в этом подленьком дельце. Вот небольшой эпизодик из этого доноса с подписями:
 - …А чтоб те все ево злые Гетманские дела, от нас выписанные, были приняты, и вера им была дана, имена наши, руками нашими подписываем, и в руки ясневельможнаго его милости Ближняго Боярина Князя Василья Вальевича Голицына покорне отдаем.
В таборе, над речкою Коломаком, в лето 1687, Июля в 7 день.

Вашего Царскаго Пресветлаго Величества верные поданные и нижайшие подножия:

Василий Борковский, Обозной войска Их Царскаго Пресветлаго Величества Запорожскаго Генеральной.

Михайло Воехевичь, Судья.

Сава Прокопов, Писарь Войска Вашего Царскаго Пресветлаго Величества Запорожскаго Генеральной.

Иван Мазепа, Ясаул войска Их Царскаго Пресветлаго Величества Запорожскаго Генеральной.

Костянтин Солонина.
Яков Лизогуб.
Григорий Гамалей.
Дмитряшко Райца.
Степан Петров Забела.
А в низу написано: Василий Кочюбей.

А заодно с Оглоблиным, в приведённой им выдержке, лукавит (бреше) и Мазепа, когда уверяет московского посланца что «ни челобития, ни прошенія»  о высылке Самойловича в Сибирь от старшины «не бывало». Хотя и впрямь о высылке в Сибирь в доносе не говорится, но зато говорится о том, что  «… желает всё войско и со слезами Господа Бога молим, дабы Великие Государи, для лучаго управления Монаршеских своих дел и для утоления многих слёз, изволили указать с него (гетмана) уряд снять, а на тот уряд, по правам войсковым вольными голосами, повелели обрать какова бодрственного, вернейшаго и исправнейшего человека». А далее, чего уж там мелочиться, Сибирь она хоть и далеко, но вдруг выяснится, что Самойлович почти, ни в одном смертном грехе в котором его обвиняли, не виноват. Ведь вернули же из Сибири в своё время Ивана Сирко и Семёна Палия, а потому…: - «И о том войско Запорожское бьёт челом, чтоб по снятии его с гетманства не был и не жил на Украйне, но со всем домом взять его к Москве и яко явный изменник Их Царского Величества и войска Запорожского был казнён». Да уж,- как не пытаются нынешние «свідомі» показать варварство «грубої і дикої» Москвы но, только до казацкой старшины и их гетманов, которых даже турки давили за их жестокость, Москве было не дотянуться. Поэтому там и решили, что достаточно будет и того, что сослать гетмана в Сибирь, о чём действительно «ни челобития, ни прошения» от старшины «не бывало».  В этом маленьком эпизоде проявляется  весь гетман Мазепа. Таким вот лживым, скользким, кривым и грязным, но для отвода глаз, присыпанный сверху золотистым песочком, был весь его жизненный путь. «Песочек» я трогать не буду, о нём можно прочесть в каждом нашем нынешнем учебнике истории, а вот то, что под песочком попробую показать.
 Не знаю, когда Мазепа вздумал  вскарабкаться на самую вершину власти но, то, что он об этом мечтал,  это факт, и, зависимый от Москвы или от какого либо другого европейского монарха гетман, - ещё далеко не предел его мечтаний. Он мечтал любой ценой стать на одну ступень с этими самыми монархами, ведь не напрасно его самой любимой и часто читаемой книгой была, «Государь» Макиавелли, где автор популярно разъясняет, как стать правителем и каким должен быть правитель. Известно, что Мазепа смолоду был очень способным к наукам, - учился: в Голландии, Франции, Италии, Германии, знал несколько иностранных языков, а потому, ему не стоило труда запомнить, что «...разумный правитель не может  и не должен оставаться  верным своему обещанию, если это вредит его интересам и  если отпали причины,  побудившие его дать  обещание. Такой совет был бы недостойным, если  бы люди честно держали слово, но люди, будучи дурны, слова не держат, поэтому и ты должен поступать с ними  так же. А благовидный  предлог  нарушить  обещание  всегда найдется.  Примеров  тому множество: сколько  мирных договоров,  сколько соглашений не вступило в силу или  пошло  прахом из-за того, что государи нарушали свое слово, и всегда  в выигрыше  оказывался тот, кто имел лисью натуру. Однако натуру эту надо  еще уметь прикрыть, надо  быть изрядным  обманщиком  и лицемером,  люди  же  так простодушны  и  так поглощены  ближайшими нуждами,  что обманывающий  всегда найдет того, кто даст себя одурачить». То, что Мазепа мечтал стать монархом смолоду, это конечно вряд ли, но то, что данная инструкция Макиавелли стала с молодых лет жизни первым правилом, которому он следовал всю свою жизнь можно не сомневаться. А благодаря своему лицемерию и образованности, он обладал удивительной способностью располагать к себе людей, поэтому был одним из самых любимых придворных польского короля Яна-Казимира. Несмотря на свою молодость, он неоднократно выполнял различного рода поручения короля и даже в 1663 году доставил новому гетману Правобережья  П. Тетере гетманские клейноды, чем привёл последнего в страшную ярость. Дело в том, что такие деликатные дела обычно поручались польским комиссарам, как правило, родовитым шляхтичам и даже гетманам, а тут, как выразился Тетеря «какой-то сопляк» да ещё и не польский шляхтич, а казак. Но в фаворе у польского короля Мазепе пришлось быть не долго. Будучи ещё молодым и горячим он, поссорившись с польским шляхтичем Пасеком, прямо в приёмной короля набросился на того с саблей, хотя обнажать саблю в королевском дворце строго воспрещалось. В результате из королевского придворного окружения он был удалён, и вскоре вместе с войсками Яна-Казимира оказался  в Украине, где и остался. После смерти своего отца, какое-то время  жил в родовом имении в селе Мазепинцы занимая должность королевского Черниговского подчашего. Инцидент в королевском дворце не прошёл даром способному учиться и у самой жизни Мазепе. Он больше ни когда  не делал не обдуманных поступков. Поэтому очень даже не случайно уже в 1669 году Мазепа оставляет службу у своего доброго господина и покровителя польского короля и переходит к гетману Дорошенко, где  становится ротмистром надворной охраны, а вскоре и генеральным писарем. Почему бы ему не оставаться, подобно своему покойному отцу, верноподданным польской короны? Да просто, оставаясь верным короне, после своего изгнания из окружения короля, у него ни осталось не малейшей надежды дотянуться даже до той ступени в социальной лестнице, на которой он находился в своей ранней молодости, а сидеть и обрастать плесенью в провинции,  это далеко не тот путь, который наметил себе  Мазепа. Можно было конечно пойти на службу к новому гетману Левобережья Демьяну Многогрешному и попытаться сделать карьеру  у него, но там было всё так неопределённо и шатко, - даже Левобережные полки и те не все признавали над собой его власть. Другое дело гетман Дорошенко. Как раз в этом, 1669 году, он стал подданным турецкого султана и тот закрепил за ним наследственный титул гетмана, а это уже, как, наверное, полагал Мазепа, всерьёз и надолго. Мазепа всё обдумал. С его-то образованием  и обаянием, здесь можно было  рассчитывать на многое, а там, чем чёрт не шутит, ведь пишет же Макиавелли, что «…тем, кто становится государем милостью судьбы, а не благодаря доблести, легко приобрести власть…». Возможно именно ему, как раз и будет судьбой оказана эта милость. Тем более что сама некогда страшная и могучая Османская империя, после заметного упадка, вновь стала расправлять свои могучие плечи. После того как пост главного визиря при  юном султане Мехмеде IV (1648 – 1687 гг.) захватил  в 1656 году энергичный и деятельный Мехмед Кепрюлю, сумевший навести порядок в армии, Турция вновь начала одерживать победы. В 1664 году она вынудила Австрию подписать не выгодный для неё договор в Версале, а в 1669 году захватила Кипр, так что мыслил Мазепа, почти, правильно. Единственным и существенным  недостатком нашего мыслителя было то, что он был очень скверным полководцем, можно даже сказать никаким, и при всей своей образованности не мог мыслить в этом направлении глобально и рассчитать результат боевых событий на несколько ходов вперёд. Это, в итоге, его и погубило. Он мог безошибочно определить, кто ему сегодня нужен для достижения своей цели и без труда привлечь его на свою сторону, великолепно анализировать и делать правильный вывод на день текущий, но не на завтрашний и далее. И ещё, проведя всю свою юность и молодость в чужих землях, он совсем плохо понимал нужды и чаяния народа живущего в Украине. Поэтому он не мог предвидеть, что уже через семь лет Дорошенко останется без армии, без турецкой помощи и, ненавидимый народом, вынужден будет сложить свои полномочия, а сам уедет доживать свой век в Подмосковье  к « диким и грубым» москалям, с которыми воевал целых 15 лет. А как бы сложилась дальнейшая судьба нашего героя, сказать трудно, если бы не случившееся  с ним однажды, на первый взгляд, очень печальное обстоятельство. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.
В 1674 году, выполняя поручение гетмана Дорошенко, Мазепа в сопровождении небольшого отряда татар отправился с письмами от гетмана в Турцию. С собой он вёл  в подарок султану 15 человек пленённых казаков с левого берега Днепра. Не смотря на то, что Запорожскую Сечь старались обойти как можно дальше - с запорожцами разминуться не удалось. Татары были перебиты, а  пленные казаки и незадачливый посланец  приведены в Сечь. Узнав, от освобождённых казаков, что за фрукт перед ними, запорожцы хотели тут же расправиться с предателем, но на его счастье, в то время там оказался легендарный, очень уважаемый казаками кошевой Иван Сирко который,  сумел убедить атаманов и казаков сохранить жизнь приговоренному и отправить его в Батурин к гетману Самойловичу.  И вот тут мы сталкиваемся,  чуть ли не с мистическим предвидением запорожского кошевого атамана. Он, увидав в Мазепе нечто такое, что не смогли увидеть остальные попросил: - «Не убивайте его,… возможно, когда-то он пригодится родине». И вот такое  довольно туманное пророчество легко убедило запорожцев, и будущего гетмана пощадили. Или ещё так: - «Мазепа сказав промову. Ані історія, ані легенда не передали нам цієї оборони генерального писаря козацької дипломатії. Знаємо тільки, що його красномовність, його природний хист промовляти до чужого пересвідчення, мали тим разом успіх. Дикий Сірко після довшої надуми сказав запорожцям: "Не вбивайте його... може, колись він стане в пригоді батьківщини». Вот так вот  некоторые любители мистики и всего чудесного преподносят сейчас один из эпизодов жизни Мазепы.
Здесь я хочу сделать небольшое отступление и рассказать об одной, на мой взгляд, парадоксальной телепрограмме  (не знаю, как она называлась), которую мне довелось увидеть в самом конце июля этого (2008-го) года. На ней серьёзные люди вполне серьёзно обсуждали вопрос о коммунистической мифизации украинской истории.  Говорили о том, как она исковеркана советскими мифами, как трудно узнать правду об истории Украины и о том, что мы должны покончить с коммунистическими мифами и…. – Мы должны создать свои мифы!!!?
Господи! Боже мой – зачем? Зачем нам мифы? Что бы потом кто-то и их опять развенчивал? Нам нужна история, история правдивая, не изуродованная политиками и авантюристами. Но к величайшему сожалению, в наших научно популярных и даже научных работах, мы всё чаще и чаще встречаем именно современные «свои мифы» из нашей истории.
 К мифам относится и всё выше рассказанное о похождениях Мазепы.  Но на самом деле всё было совсем не так, всё было гораздо проще, гораздо прозаичнее. Конечно же, Сирко и многие запорожские полковники и атаманы знали кто такой Иван Мазепа – фактически начальник штаба гетмана Дорошенко. Таких людей просто так в расход не пускают.
Один из моих родственников во время Великой Отечественной войны оказался в партизанах. Он рассказывал, что однажды им удалось взять живым немецкого генерала. Так они почти полмесяца, сами недоедая, кормили немца, и таскали его за собой, пока не подготовили приличную посадочную площадку и из Москвы за ним не прислали самолёт. Допрашивали генерала уже в Москве. Здесь ситуация аналогичная. И аргументация о помиловании Мазепы к казакам Сирко и атаманов выглядела примерно так: - «Паны казаки, мы просим вас не убивать этого человека, он нам и нашей отчизне ещё пригодится» Здесь, естественно имелись в виду те сведения относительно планов Дорошенко, которые Мазепа, хранил в голове и, по-видимому, пообещал сообщить их только лишь в Батурине. Вот и всё пророчество. Правда Сирко, наверное, какое-то время сам надеялся всё вызнать у Мазепы и долго держал его в Сечи, но, в конце концов, вынужден был уступить требованиям своего соперника и постоянного недоброжелателя гетмана Самойловича, и отдать ему столь ценного пленника. Мазепа в сопровождении знатного казака Ивана Носа и зятя Сирко Ивана Артёмова был отправлен в Батурин.
«Мазепу відвели разом із Дорошенковими листами, що їх найшли при ньому, під охороною варти до головного союзника Сірка, гетьмана Самойловича, що піддався Москві. За ті два дні, які провів Самойлович із Мазепою, він підпав під його чар і згодився вислати його до Москви; Мазепа дався намовити і рішив покинути Дорошенка. Самойлович сказав йому на прощання: "Ручу тобі своїм словом, що ніхто не торкне ані тебе, ані твого добра. Розкажи тільки щиро в Москві все те, що ти сказав тут про Дорошенка, його плани, про кримського хана. Щасливої дороги, а хутко вертайся"». Так вот описывают дальнейший ход событий И. Борщак и Р. Мартель в своей книге «Щаблі карьєри». – «Ми нічого не видумували, і коли читач хотів би переглянути використані тут джерела, побачить, що це не уявлене оповідання…» пишут авторы в заключение в своей книге. Из этой «правдивой»  книги выходит, что Мазепа сам упросил отправить его в Москву и Самойлович «…підпав під його чар і згодився вислати його до Москви…». А чё ему, он ведь знал что и в Москве там все такие же лохи, как попавший «під його чар» вислоухий Самойлович и, спасший его от запорожцев, «дикий Сірко», и, что там в Москве, где живут одни придурки ему такому умнику ничего плохого сделать не смогут. Он, такой умный,  даже не подумал о том, что  там, в Москве, могут попасться такие дураки, что могут  и не оценить его ум, и лёгко разлучить его с его мудрой головой. Да только и тут, если хоть чуточку пошевелить мозгами, можно откинуть  байку про Мазепин «чар» и найти правдивый ответ на то о чём толковали эти два дня Самойлович и Мазепа. Надо сказать, что два дня, на которые задержал Самойлович  в Батурине Мазепу, были совсем не обязательны. Из Сечи в столицу Гетманщины Мазепа прибыл в июле месяце, а уже 8 июля  Сирко получил царскую грамоту, в которой тот благодарил кошевого Войска Запорожского за столь знатного пленника и срочно требовал отправки того в Москву. Так зачем же понадобилось Самойловичу задерживать Мазепу на два дня в Батурине, когда его уже ждали в Москве?
Дело в том, что Самойлович отлично знал Мазепу, который ещё совсем недавно, в марте этого же года приезжал к гетману для переговоров по поручению Дорошенко. Возможно Мазепа действительно понравился Самойловичу, но это ещё не повод для того что бы, рискуя попасть в немилость к государям, вступаться за их врага. Для этого нужно что-то более весомое, нужен личный интерес, и такой интерес у Самойловича был. Этим интересом являлся Иван Сирко. Вот уже год, после того как оклеветанный старшиной среди которой был и Самойлович, сосланный в Сибирь Сирко, вернулся в Украину. И вновь его боевая слава загремела по обеим сторонам Днепра. Отголоски этой славы доходили и до Москвы. А надо заметить, что в те годы, Самойлович ещё не был таким уверенным в себе, глядящим сверху вниз на всех окружающих, паном. Да и как тут будешь уверенным, если даже сами выборы его на гетмана были не совсем, как бы сейчас сказали легативными, и производились на скорую руку, можно сказать набегу. Этот эпизод замечательно описал С. Родин в своей книге «Отрекаясь от русского имени».
 - «В апреле 1672 г. значные войсковые товарищи для обсуждения этого болезненного вопроса (избрания гетмана – Н.Г.) собрали в Батурине даже специальное совещание. На нем была составлена челобитная к Царю, в которой генеральная старшина просила провести выборы нового гетмана без участия рядового казачества, крестьян и мещан с той целью, как сказано в челобитной, чтобы «от великого совокупления поспольства не повстало какое-нибудь смятение». Просили также и о присылке на раду войск, чтобы в случае возникновения каких-либо беспорядков оно могло бы оборонить старшину. Раду предлагали провести в Конотопе, поближе к великорусским уездам (возможность бегства в глубь России от разъяренного народа постоянно держалась в уме), провести в летние месяцы, т.е. в самый разгар полевых работ, что уже сводило к минимуму число желающих на ней присутствовать. С этим прошением и был отправлен в Москву бывший черниговский полковник Иван Лисенко.
Правительство снова пошло навстречу пожеланиям старшины, но избежать «смятения» все равно не удалось.
Присутствовать при выборах гетмана, было поручено боярину князю Ромодановскому и думному дьяку Ивану Ржевскому. 25 мая в сопровождении стрельцов они выступили из Москвы.
Между тем слухи о предстоящей раде быстро распространились по Малороссии, и к Батурину, гетманской столице, стали стекаться толпы простого народа. 26 мая они отправили в город своих выборных представителей, заявивших войсковому обозному и судьям: «Мы под Батурином стояли для гетманского обирания долгое время, испроелись, выходите с войсковыми клейнотами из города в поле на раду!» Но старшина наотрез отказалась покинуть спасительные городские стены, опасаясь, что в чистом поле, без охраны войск будет просто перебита казаками. Тогда посланцы обратились к стрелецкому голове Неелову, начальнику батуринского гарнизона, с аналогичной просьбой, но Решение подобных вопросов не входило в его компетенцию, и он ничего не ответил, зато по просьбе старшин приказал запереть батуринский замок и не пускатвя в него посторонних.
Неожиданно оказавшись на осадном положении и  страшась народной расправы, старшина спешно отправляет к прибывшему в Путивль (12 июня) Ромодановскому своего посланца, киевского полковника Солонину, с представлением, что и в Конотопе отправлять  раду затруднительно и лучше учинить ее где-нибудь между Путивлем и Конотопом. Ромодановский отвечает отказом: он должен действовать в соответствии с Царским указом (который сама же старшина и инициировала), поэтому, переправившись через Сейм, продолжает движение к Конотопу. Но у местечка Казачья Дуброва  (в 15 верстах от Конотопа) к нему прибывает очередной  гонец, прилукский полковник Лазарь Горленко, умоляя « провести раду прямо здесь, у Казачьей Дубровы, потому как и в Конотоп стал сходиться народ для участия в выборах нового гетмана. Ромодановский опять отвечает отказом, однако, пройдя 3 версты от Казачьей Дубровы, неожиданно сталкивается со всей генеральной  старшиной, полковниками, полковыми чинами, значными казаками, которые, спешно покинув Батурин, устремились ему навстречу и снова принялись умолять, не теряя времени и не дожидаясь стечения народных толп безотлагательно провести раду прямо здесь, у Казачьей Дубровы. Ромодановский принужден был согласиться.  Старшина так торопилась провести выборы, что упросила боярина открыть раду, не дожидаясь даже приезда архиепископа Лазаря Барановича». Так что недостатка в не одобряющих такой выбор старшины,  было с самых первых дней, хоть отбавляй.
В Лизогубовской летописи относящейся к этому времени можно прочесть: - «Въ сихъ годахъ Рославецъ, полковникъ Стародубовскій, да Семенъ Адамовъ, протопопъ НЪжинскій, донощики были на гетмана Самойловича; когдажъ не доказали, осуждены были на смерть, но посланы въ Сибирь; съ которыми въ согласіи были Переяславскій Дмитрашко и Прилуцкій Лазарь, которыхъ за то имЪнія поотобрано, а ихъ въ турмЪ заключено было на время». Младшие сыновья гетмана находились в Москве на положении заложников, и он ни как не мог упросить царя вернуть их ему. Видя к себе такое недоверие Москвы, он ещё очень опасался конкурентов, которым по-прежнему считал и Сирко. Вот и вновь тот отличился, и захватил в плен такую важную птицу. Поэтому то и решил гетман, в бочку мёда славного кошевого подмешать ложечку дёгтя. На всякий случай. А сделать это, по его замыслу, должен был именно Мазепа. Каким образом?
 Дело в том что, как уже говорилось Мазепа долго (около двух месяцев) «гостил» в Сечи у Ивна Сирко. Как раз в это врем там, среди запорожцев, проживал некий Матюшка который, придя в конце 1673 года в Сечь, выдавал себя за сына царя Алексея Михайловича Симеона, скрывающегося от боярского заговора против него. Козе понятно, если это дело умело преподнести, то оно может стать неплохим козырем против «головного союзника». Ведь в Москве наверняка ещё хорошо помнили те беды, которые принесли ей с собой самозванцы в начале века; наверное, можно было ещё сыскать  и таких, кто помнил воочию те лихие годы. Так что, новый самозванец Москве был совсем ни к чему. Вот о том, как бы понеприглядней выставить в деле с этим самозванцем Сирко, как раз и обсуждали два дня Самойлович и Мазепа. Мазепа должен был рассказать всё о планах Дорошенко татар и турок, а заодно обрисовать отношения между самозванцем и Сирко так, как это надо было Самойловичу, а гетман, за такую небольшую услугу, пообещал всячески содействовать его освобождению. Вот примерно после такого взаимовыгодного договора Мазепа и был отправлен в Москву, где действительно понадобилось всё его красноречие и умение располагать к себе людей. Но и оно вряд ли здорово ему помогло бы, не ходатайствуй о его освобождении Самойлович, который среди прочего писал царю, что на него и так уже косо смотрят за то, что немало людей отосланных по его указу, за ту или иную провинность, в Москву, не вернулись обратно. Ну, в общем, всё получилось так, как и спланировал, на свою голову, Самойлович. Мазепа был отпущен и перебрался жить на левый берег Днепра к Самойловичу, где первое время воспитывал, вернувшихся из Москвы, детей гетмана. Но вскоре находим его уже войсковым есаулом, неоднократно ездившим с посольством от Самойловича в Москву, а в 1685 году он уже пишет свой первый донос на своего благодетеля. В этом же году летом,  умирают дочь, а вскоре и старший сын гетмана Семён, в смерти которого, племянник гетмана Гадячский полковник Михаил Галицкий обвинил Мазепу. Но, по-видимому, доказательств тому, что Мазепа отравил сына гетмана, у Галицкого не было, ни каких, и ему, ни кто не поверил. Через два года Мазепа активный участник заговора против Самойловича и, в результате, наверняка опять не чудом, - Гетман Войска Запорожского. Вот, например, как описывает этот эпизод нашей истории украинский историк в эмиграции доктор исторических наук профессор Оглоблин: - «Хоч головним кандидатом на гетьмана був Мазепа, але в старшини, що скинула Самойловича, були й інші, досить впливові кандидати, як, наприклад, генеральний обозний В. Борковський  або колишній полтавський полковник Прокіп Левенець. Перемогла кандидатура Мазепи, і саме тому, що в той час вона була прийнятна і для старшини, і для царського уряду. Старшина, скидаючи Самойловича за його самовладність, нічого не мала проти його зовнішньої політики. Старі прибічники П. Дорошенка, які відіграли активну ролю в поваленні Самойловича — М. Вуяхевич, Г. Гамалія, В. Кочубей, — висунули кандидатуру людини, яка своєю попередньою політичною діяльністю була відома як противник антитурецької коаліції, отже, могла б продовжувати в цьому питанні політику Самойловича. Царський уряд, зі свого боку, давно й добре знав Мазепу, який мав впливові зв’язки в московських урядових колах. Отже, на кандидатурі його зійшлися обидві сторонни». И совсем иначе этот эпизод видит кандидат исторических наук, сотрудник Санкт-Петербургского университета Т.Г. Таирова-Яковлева и пишет: - «Итак, Мазепа стал гетманом. Казалось, все было против него. Прежде всего, его окружала чуждая ему левобережная старшина, озлобленная тем, что власть над нею оказалась в руках пришельца. Получивший образование в Польше, служивший Дорошенко и не по своей воле оказавшийся на Левобережье, Мазепа действительно был чужд сложившемуся там за годы Гетманщины, переплетенному родственными связями клану старшины - Самойловичи, Кочубеи, Лизогубы, Искры, Полуботки, Жученки и т.д. Они, вероятно, ненавидели этого «пройдоху», выкравшего булаву у них из рук». Вы видите, как по-разному видят один и тот же исторический эпизод историки, а потому кому-то из них поверить – заведомо самого себя обмануть. Потому я лично во всех плохо освещённых вопросах истории всегда стараюсь разобраться сам. Возможно ошибусь и я, но это будет моя ошибка. В данном же эпизоде, на мой взгляд, Оглоблин гораздо ближе к истине, чем Таирова-Яковлева. Дело в том, что почти все вышеуказанные Таировой-Яковлевой полковники и старшина, действительно бывшие соратники Дорошенко и своего бывшего генерального писаря они знали очень хорошо. Другое дело, что, желающих, «сфотографироваться для истории» с гетманской булавой кроме Мазепы было немало, и действительно, пусть не «…решающая роль при этом принадлежала В.В. Голицыну, который стал покровителем Мазепы», как это пишет историк из Питера, но всё же, весьма весомая заслуга в этом именно этого российского влиятельного вельможи несомненна. Вскоре Мазепа «отблагодарит» за это и его, уже которого по счёту своего благодетеля.
 Смещение старого и выборы нового гетмана всколыхнули давно рвавшийся наружу гнев народных масс против гетманского правления, и в ряде полков и городов прокатилась волна расправ и самосудов. - «Тогда чернь и мужики пановъ своихъ, а паче ариндаровъ грабовали, а иныхъ мучили, въ смерть забывалы, по городамъ и въ войску». Попали под раздачу и кое-кто из казачьей старшины и полковников. Так, в Гадяцком полку прямо в лагере у р. Коломак был убит есаул Кияшко; было разграблено имущество в маетках сотника Ивана Сулимы и полковника Леонтия Полуботка, а его полковой судья был убит, «розшарпали худобу» гадячского полковника Михаила Бороховича. А предлагавшего, Григорию Самойловичу призвать на помощь татар и поднять восстание, Лазаря Горленко вместе с полковым судьёю, казаки бросили в горящую печь, а потом ещё живых закопали. Но так как казацкая чернь и мужики всего лишь «трохи були побунтувалися», то уже в августе новоизбранная старшина и полковники подавили недовольство, и  бунтовщиков было «…усмирено разными казнями смертними». Но, тем не менее, ещё опасаясь бунтов, и, недоверяя казакам, новоявленный гетман, после подписания Коломацких трактатов, с лагеря у р. Коломак отправился в свою резиденцию в сопровождении 3000 смоленских стрельцов и 1000 отряда конницы.
Заключение Коломацкого договора сегодня даёт  повод утверждать  «свідомим», что Россия уже тогда решила покончить с автономией Украины, так как в одном из его пунктов обусловливалось, чтобы гетман и старшина «…всілякими мірами й способами з’єднували малоросійський народ з великоросійським народом і приводили до міцної згоди через шлюби та інші дії, щоб був під одною, їхньої царської пресвітлої величності, державою спільно, як однієї християнської віри, і щоб ніхто не подавав таких голосів, що малоросійський край гетьманського рейменту, а відзивалися всі одноголосно: гетьман і старшина, народ малоросійський їхньої царської пресвітлої величності держави разом з великоросійським народом. І щоб був вільний перехід жителям із малоросійських міст у міста великоросійські». Ну, и что тут не нормального, что тут противоестественного. Каждый человек имеет право жить там, где хочет, с кем хочет и как хочет. А то, что тут россияне, якобы, способствовали «зросійщенню нації» и «позбавленню державної ідеї», так что это была за нация мы уже увидели. И то что Гетманщина, которой, как писал профессор Сокольский «…предоставлена была столь развитая автономия, что она являлась государствоподобным образованием в составе Московского государства», не смогла доказать свою состоятельность на это право, так здесь вина самого института гетманства. Ведь ни для кого не секрет, что гетманы и старшина в составе Московского государства хотели создать свою маленькую Польшу;  отсюда и все вытекающие последствия – Речь Посполитая и автономная Гетманщина развалились почти одновременно. И видимо не от хорошей жизни люди с правого берега Днепра, не задерживаясь в Гетманщине, шли в Россию. Уходили они и из самой Гетманщины, хотя местная шляхта «помішання всіх язиків і порід  єдиний бич» украинского народа и старались всякими правдами и не правдами их удержать. И чтоб в дальнейшем избежать жалоб и скандалов появился этот пункт который заканчивался словами: - «І щоб був вільний перехід жителям із малоросійських міст у міста великоросійські». Разве россиян в том вина, что уже гетман Многогрешный мог рассчитывать не на 60000 реестровых казаков, как обговаривалось в Переяславском договоре, а только на 30000, и в условия Глуховского договора включил, что «…коли старих козаків у полках не стане до 30 тисяч, то в те число приймати в козаки міщанських і селянських дітей…». Ведь ещё в 60-х годах воевода Г. Касагов докладывал, что казаков в его полку немного, а в основном «наймиты», «…а сами казаки живут в домах своих». Бедные казаки разорялись переходили в разряд селян или уходили на Сечь, зажиточные жирели, воевать не хотели, а вместо себя за плату посылали «голоту», а уже через три десятилетия, при  гетмане Мазепе, воевода князь Барятинский писал: - «У козаков жалоба великая на гетмана, полковников и сотников, что для искоренения старых козаков прежние их вольности все отняли, обратили их себе в подданство; земли все по себе разобрали: из которого села прежде выходило в службу козаков по полтораста, теперь выходит только человек по пяти, по шести». А где же им было взяться, если Мазепа, в отличие от Многогрешного, который старался пополнять казацкие ряды даже за счет селян и мещан, в один из пунктов договора с российским царём ввёл такой параграф: - «А з мужиків у реєстр у козаки не писати і не приймати». 
«І великі государі та велика государиня, їхня царська пресвітла величність, ударували, звеліли бути тому за їхнім чолобиттям, згідно до колишнього і до теперішнього свого государського указу та повеління».
Гетману и многочисленной старшине казаки были ни к чему, им нужны были «мужики», а потому и рассылал Мазепа универсалы, в которых строжайше указывалось, что мол «…упоминаем и приказуем, абы нигде ново казаки с тяглых людей не уписовались в реестр козацкий». А вот аренды введённые Самойловичем отменить как-то забыл, мало того - увеличил налоги и ввёл барщину. Ведь надо же кормить тех казаков которых уже нет (гоголевские мёртвые души), да ещё сердюков да компанейцев - охотницкие полки, а потому и… : - «Били чолом великим государям, їхній царській пресвітлій величності, гетьман, старшина і Запорозьке військо, щоб для зняття утяжень у малоросійському краю не було оренди. А оскільки охотницькі кінні та піші полки потрібні під ці воєнні часи для оборони малоросійського краю, то щоб їх було збережено так, як це було при бувшому гетьмані (то есть передумали аренды отменять – Н.Г.), а плату давати їм, збираючи гроші з посполитих людей, яких не записано в козацькому списку. А в який спосіб збирати ті грошові збори, то про те гетьман і старшина мають подумати і визначити міру. А коли визначать міру в тім ділі, то мають тоді написати до великих государів, до їхньої царської пресвітлої величності». Ну какая уж тут мера – нехватает в Гетманщине тяглых людей все в казаки подались. Приходится даже из «…протопопських та попівських маєтностей побори на козаків збирати згідно до уложення про козацькі маєтності. А з міст брати всілякі прибутки за їхніми правами». Одни только «…маєтності генеральної старшини і знатних та заслужених осіб мають бути вільні від усяких військових поборів і нічого в них у військовий скарб не брати». (Что-то типа нынешней депутатской неприкосновенности.)  И великие государи понимали, как тяжело гетману кормить такое «огромное» войско, и даже безжалостный реформатор Пётр I не трогал малороссийских панов и писал: - «Можем непостыдно рещи, что ни какой народъ подъ солнцемъ такими свободами и привиліями и лёгкостию похвалитися не можетъ, какъ – по нашей царского величества милости – Малороссийский, ибо ни единаго пенязя въ казну нашу во всёмъ Малороссийском краю съ нихъ брать не повелеваем». Ну, насчёт народа император, конечно, погорячился, а вот старшина (Богат и славен Кочубей… /Пушкин А.С./) и гетман, тем действительно жилось как опарышам на падали; только не дремай, шевелись да жуй поживей, чтоб другие больше тебя не сожрали.
Вот говорят, Мазепа старался объединить Украину. Может быть, но только вот интересно, с какой целью, чтобы всех разом из казаков превратить в «мужиков»? Похоже, что так. Ведь как мы видим, казаков с каждым годом, а особенно при Мазепе становилось всё меньше и меньше, ведь даже надеясь на то, что все казаки его поддержат, Мазепа обещает шведскому королю привести ни 60 тысяч и даже уже не 30, а только лишь 25 тысяч казаков, и это с обеих сторон Днепра. Заметим, что к 1700 году у гетмана было 10 казачьих полков общей численностью 20 тысяч казаков и 6 – 7 тысяч компанейцев и сердюков, которых казаками не считали. Это было обычное наёмное войско, служившее за деньги, которые платил им лично гетман. Спрашивается, какого дьявола полстолетия морочили голову своими вольностями и привилегиями, ведь получается сами же их и уничтожали.  Что сказано в статьях Б. Хмельницкого? А сказано там буквально следующее: - «Чтоб царское величество пожаловал велел им дать свои государевы жаловальные грамоты на пергамине; одну на вольности казатцкие, а другую на вольности шляхетцеие, за своими государскими (вислыми) печатьми, для того что они, то получивше, сами смотр меж себя учинят; хто казак, тот вольности казатцкие иметь будет, а хто мужик, тот будет повинность обыклую царскому величеству отдавать…». Выходит присягались царю «на веки вечные» все, и в городах, и в местечках, и «Войско», а «привилеї і вольності» полагались только казакам и шляхте, а остальные должны «повинность обыклую царскому величеству отдавать». А так как во время правления Мазепы, по сравнению с 1654 годом, когда заключался договор между Москвой и Войском Запорожским, мужиков стало больше почти в 3 раз (примерно во столько раз увеличилось население Гетманщины), а казаков в Войске  во столько же раз стало меньше то, число людей пользовавшихся  этими вольностями становилось всё меньше и меньше. Дело кончилось тем, что во второй половине XVIII столетия привилегиями пользовались практически несколько сотен человек, которые, в конце концов, были уравнены в правах с великорусскими дворянами, и надобность в привилегиях отпала, так как на «мужиков» она не распространялась. Ай да Мазепа, ай да молодец – а мы ему памятники, а мы его в герои…. Зато сегодня только и слышишь, что Россия «закручивала гайки», притесняла народ  Украины, изводила казачество. Да в том-то и дело, что казачество извели самойловичи, мазепы и прочие «керманичи». Ведь экономическая ситуация в Гетманщине была примерно такая, как и сегодня, когда в нынешней Украине, на фоне общего обнищания народа, как грибы после дождичка, на её теле стали прорастать паразиты с личным капиталом  превосходящим бюджет всего государства. Я уверен, что даже самый завзятий самостійник не посмеет сказать, что это способствует процветанию государства, причём государства, возникшего уже на крепком экономическом фундаменте бывшей советской Украины. Наоборот, сегодня от многих политиков и политических обозревателей можно услышать, что если и дальше политический и экономический кризис будет развиваться такими темпами (Население с 1991 г. по 2007 г. сократилось на 14%, и из нынешних 46 миллионов  7 миллионов работают за рубежом, не принося в бюджет государства ни копейки прибыли, 70% украинцев живёт в бедности и бесправии. Это всё наши потери. К приобретениям на сегодняшний день можно отнести 300 тысяч бомжей, 100 тысяч бездомных детей, 200 тысяч самоубийств в период с 1991 по 2007 годы, а ещё у нас самая большая, из всех стран Европы, скорость распространения СПИДа), - от таких темпов, говорят эти обозреватели, государство может развалиться. Как же в такой же самой ситуации, это самое государство (держава) могло образоваться при гетманах, если только  Мазепа после поражения шведов под Полтавой (извиняюсь свідоме панство - Полтавської трагедії), драпая в Турцию, уволок с Украины, если верить Яворницкому несколько мешков серебра и две бочки золота. Ходили слухи, что пройдоха Меньшиков, видимо, прослышав о богатствах гетманов, даже желал приобрести гетманскую булаву и стать гетманом.  А почему бы и нет, ведь для обогащения человека без совести, какими и были на самом деле Мазепа и Меньшиков Гетманщина являла собой неисчерпаемый золотой колодец. Ведь даже современник Мазепы Самуил Величко, служивший в его канцелярии, писал: - «Ещё надо отметить такой недостаток генеральной старшины и полковников времён гетманства Мазепы, что не назначили они меж собой генерального войскового казначея, чтобы тот в совершенстве знал о приходах и расходах войсковой казны, и в определённое время отчитывался о ней перед старшиною и полковниками. Но по старому обычаю (так было и при Самойловиче) доверили Мазепе и слугам его заведовать войсковой казной…». В результате в 1709 году, уже после смерти гетмана, его ближайшее окружение и племянник Андрей Войнаровский при дележе гетманского «скарба» ни как не могли определить, что же принадлежало лично гетману и его наследникам, а что «Войску». А как тут определишь, ведь казной заведовал лично гетман, разного рода сборами и налогами тоже он. Поди, узнай какой доход он имел с налогов и что из него он отстегнул «Войску», а что оставил себе.  При таком положении дела, гетманы являлись богатейшими людьми не только Украины, но и всей Российской империи.
Придя к власти Мазепа, по-видимому, с первых дней своего правления решил вернуть Гетманщину Польской короне (естественно с определёнными выгодами для себя лично), поэтому и стал медленно, но уверено изводить казачество. Он окружает себя родичами, бывшими дорошенковцами и приверженцами польской короны, таковыми являлись Иван Лисица, Павло Грибович, Василий Кочубей, Захар Шийкевич, о котором ещё Переяславский полковник Цюцюра писал что он «…лядского короля и ляхов хвалит, а Царскому Величеству и русским людям враг». А воевода Барятинский отмечал: - «Начальные люди теперь в войске малороссийском все поляки, при Обидовском, племяннике Мазепы, нет ни одного слуги казака…. Гетман держит у себя в милости и призрении только полки охотницкие, компанейский и сердюцкие, надеясь на их верность, и в этих полках нет ни одного человека природного козака – все поляки». Стараясь навербовать себе больше приверженцев среди старшины, Мазепа раздаёт надёжным людям большое количество земель с крестьянами. Это  заметили даже в Москве, и на предложение в 1692 году Мазепы, - для сдерживания в узде запорожцев в Каменном Затоне построить ещё одну крепость, ему указали на то, что как Петрик, так и запорожцы восстают на два зла: отдачу в аренду шинков и пожалование старшине маетностей или земель вместе с людьми. Конечно, раздача земель, с живущими на ней крестьянами, явление для царской России тех времён вполне обычное, но как это совместить с той свободой украинского народа, о которой так любят разглагольствовать наши «свободолюбцы».  За время своего гетманства Мазепа подписал около 1000 земельных универсалов. Значительная часть их выпадает на 1687 и 1689 – 1692 годы. Естественно новые хозяева владений были заинтересованы в сохранении власти в руках Мазепы и его команды, так как новый гетман мог произвести не выгодный передел собственности совсем не в пользу этих новых землевладельцев. При всём при  этом, Мазепа умудрялся выставлять себя перед Москвой самым надёжным и верным её сторонником.  За счёт внедрения своих людей в Сечи, Мазепа создавал дестабилизацию, как в ней самой, так и в Гетманщине, и сам же её «викривав» перед Московским правительством. В своих письмах в Сечь Мазепа называет запорожцев «милими пріятелями и братіями», в то время как в своих посланиях в Москву, они у него становятся «бешеными псами», и он неоднократно советует уничтожить Сечь как «гнездо мятежной черни». Хотя сам вовремя, не высылая в Сечь, даже того минимума всего необходимого, что требовали запорожцы, является подлинным инициатором этих мятежей.
«Много разъ мы писали до вашей вельможности трбуя отъ васъ, чтобы вы прислали нам всё необходимое и всё потребное для военного предприятия, денег на сторожу, хлЪбныхъ запасов на войско, свободного къ намъ прохода охочимъ людямъ, но вы ваша вельможность, того не дЪлали и теперь не дЪлаете, а только, утешая своей ласкою, тЪм нас впевняете». Такого рода переписка красноречиво показывает отношение между Сечью и гетманом. Запорожцы уже в первый год пребывания у власти нового гетмана  вступили с ним в конфликт, и конфликт этот не прекращался до самого дня предательства Мазепы. Умело раздражая запорожцев, он всячески старался направить их недовольство против Москвы, а Москву возбудить против Сечи. Именно Мазепа, продолжая политику Самойловича, убедил  московское правительство в целесообразности построения городков-крепостей на реках Орель и Самаре. Сам по себе этот план для народа Украины имел только положительные последствия. Так, когда крепость была построена, то пребывание рядом с Крымом нескольких тысяч казаков поостудило пыл крымского хана и он, по свидетельству «языков», опасался выступить в поход, ожидая удара по Крыму российско-кзачьего войска. В дальнейшем крепости на Самаре и Орели послужили плацдармом для нейтрализации и завоевания Крыма и успешных боевых действий против Турции. Но, зная запорожцев, Мазепа преследовал своим планом и совершенно иную цель. Узнав, в апреле 1688 года о построении Новобогородицкой крепости, запорожцы увидели в этом посягательства на их свободу и территорию и были очень возмущены. Они неоднократно писали гетману, требуя остановить работы но, видя, что это не даёт ни какого результата, отправили гонцов с протестом в Москву. И тут Мазепа опять сумел показать перед московским правительством своё рвение и старание, а главное умение служить. Он сумел убедить сечевиков дать добро на построение крепости. Убедительными аргументами гетмана были 1000 червонцев переданные кошевому Григорию Сагайдачному и давно уже требуемые запорожцами для более действенной защиты Сечи пушки. Страсти на время улеглись.
Вскоре Василий Голицын организовывает ещё один большой поход на Крым, который так же заканчивается неудачей, что конечно не способствовало поднятию боевого духа и общего настроения казаков. К тому же, в это же время князь Василий Голицын, стоя в Новобогородицкой крепости, отдал приказание построить на реке Самаре в урочище Сорок Байраков, выше Вольного брода, новый город «со всЪми городовыми крЪпостями и съ оборонною отъ непріятелей твердынею, въ которой бы крепости могло построиться и жить, кроме воеводского двора и церковного мЪста, и казенныхъ и зелейныхъ амбаровъ и погребовъ, 500 человЪкамъ ратнымъ людямъ пЪшого строя». Этот ход князя вызвал новое недовольство запорожцев, а неудачные походы фаворита расшатывали устойчивость трона под царевной Софьей. Не желая испытывать судьбу, и, пытаясь  окончательно закрепиться у власти, Софья решает устранить своего 17 летнего сводного брата Петра. Были устроены торжества по поводу, якобы, удавшегося похода Голицына, на которые был вызван со старшиной и знатными казаками и гетман Мазепа. Но истинная цель столь многочисленной казацкой  делегации (более 300 человек) заключалась в надежде на то, что казаки примут участие в свержении царевича Петра. Но, по-видимому, у Мазепы были к тому времени уже действительно обширные связи в Москве, и благодаря им, он сумел выбрать правильное решение и не примкнул к заговорщикам.
Не знаю, понравился ли Петру эрудированный гетман или молодой царь не хотел лишних хлопот и волнений в связи с избранием нового гетмана в Малороссии. Во всяком случае, после аудиенции у Петра, где Мазепа поднес заготовленную челобитную, в которой «сдавал» своего поверженного благодетеля, излагая как Голицын, вымогал у него деньги и подарки – из конфискованного у Самойловича и из собственного «именьишка». Далее перечислялось: 11 тысяч рублей червонцами и ефимками, серебряной посуды более трех пуд, драгоценностей на 5 тысяч рублей, три коня турецких с убором…. Не поддержавший своего бывшего благодетеля (теперь уже Ваську Голицына), Мазепа счастливо вернулся домой. Вернувшись, он стал опять концентрировать свои силы, и как раз на это время выпадет новый виток усиленной раздачи земель. А в 1691 он делает попытку вновь бросить Украину в братоубийственную войну. Дело в том, что большинство правобережных казаков начинают проситься в подданство к московскому царю. Особенно часто с такими просьбами выступал Фастовский полковник Семен Палий, то есть, вражда между Правобережьем и Левобережьем прекратилась, ознаменовав собой конец «Руины». Левобережные и правобережные казаки, зачастую, совместными усилиями совершают походы на Крымскую и Белгородскую орды, под Акерман и Очаков, и в этих походах всегда принимает участие Палий. Его воинская доблесть и талант полководца вскоре становятся причиной беспокойства поляков, и после неоднократных просьб о принятии его и его людей в подданство царю, в октябре 1691 года московское правительство наконец-то даёт добро. Но этому препятствует Мазепа, который не отсылает в Фастов этого решения Москвы, мотивируя это тем, что организованный переход казаков с Правобережья обострит отношения с польской короной, так как правительство Польшы обвинило Палия в убийстве пропольски настроенного наказного гетмана Павла Апостола-Щуровского. На самом же деле Апостола-Щуровскоо убили его же казаки, когда он повёл их против Палия, а сами перешли к фастовскому полковнику. Мазепа же просто не желал увеличения численности и усиления левобережного казачества. У него уже созрел план, как поднять низовое казачество против московской Гетманщины и оторвать её от Москвы. Поэтому казаки желающие, верно, служить московскому царю, ему были ни к чему. План же его заключался в следующем. Зимой этого же 1691 года на Сечь убегает старший канцелярист гетмановской канцелярии Петрик Иваненко. Возмущая запорожцев своими речами о том, как тяжело живётся людям Гетманщины под ярмом Москвы, он предлагает объединиться с татарами, и выступить против старшины и Москвы. Сегодня большинство историков утверждают, что Мазепа к этому совершенно не причастен. Дескать, как-то не логично, что он стал бы организовывать заговор против самого себя и своей старшины. Но только, что стоило этой самой старшине и гетману в нужный момент, взвалив все грехи на Москву, примкнуть к восставшим и даже стать во главе всего движения. Аналогичный случай уже был в той же Украине, когда к народному восстанию поднятому Хмельницким примкнула шляхта, среди которой были даже поляки,  некоторые из которых, как например польский шляхтич Морозовицкий (батько Морозенко) стали даже народными героями. Поэтому я не вижу причины не верить служившему, как раз в то время, в гетмановской канцелярии казацкому летописцу Самуилу Величко который знал, что именно Мазепа «…замисливши як підступник якісь хитрощі супроти своїх государів, дозволив йому (Петрику) при особливій своїй таємній інформації від’їхати з Полтави до Запорозької Січі, а звідти до Криму і почати те, про що була дана йому від гетьмана словесна наука». О прямом участии гетмана в попытке поднять запорожье намекал и сам Петрик, о тайных письмах гетмана к Петрику свидетельствовал в Сечи и прикованный за воровство к пушке казак, который неизвестно кем был освобождён и бежал. И даже А. Оглоблин, которого трудно заподозрить в негативном отношении к Мазепе писал что «…сам гетман Мазепа сочувствовал этой акции Петрика, а возможно, что даже Мазепа и поручил Петрику эту миссию…». И хоть поднять Сечь в тот раз не получилось, но недоверие и отчасти даже ненависть запорожцев к Москве, гетману посеять всё же удалось. Когда же молодой император направил всю свою кипучую энергию на выход России к берегам южных морей, и решил завладеть Азовом, Мазепа, наконец, начал понимать, что его идея (вновь воссоединить Гетманщину с Речью Посполитой) – чистая фикция. Ближе познакомившсь с Петром I во время военных кампаний 1695 – 1696 годов гетман понял и то, что с новым государем играть в прятки очень рискованно, а  когда в 1698 году Молдавия и Валахия признали верховенство московского царя, Мазепа окончательно решает в корне изменить свою политику. С этого времени Мазепа становится самым преданным и искренним сподвижником и соратником Петра и его реформ. Вскоре он оказывается одним из самых почитаемых людей из окружения молодого царя и другом канцлера Ф. А. Головина, который о гетмане писал: - «Против гетманских писем много я ему ответствовать буду и за крепость ево от себя благодарить». Царь настолько проникся доверием к умному, обладающему тонким юмором и, как опытный придворный, умеющему не менее тонко и не навязчиво льстить Мазепе, что практически во всех вопросах касающихся Малороссии полагался исключительно на гетмана. Не смотря на то, что Мазепа, чуть ли ни по-каждому самому мелочному вопросу, всегда обращался к Москве (что бы лишний раз показать свою преданность), он почти не сомневался, что в царском  ответе будет написано: - «СдЪлать гетману по собственному разсмотрЪнию, по тамошнему дЪлу какъ-бы лучше и пристойнЪе всё дело вышло», а старшина даже шутила, что государь «…не поверил бы и ангелу, если бы тот донес о злоупотреблениях гетмана». С  решением, верно служить российскому императору, изменил Мазепа и свой взгляд относительно Палия. В период с 1690 по 1694 годы войска Гетманщины, как уже отмечалось, совместно с казаками фастовского полковника Палия совершили не один удачный поход на иноверцев и почти всегда главным героем этих походов был Палий. Будучи в Константинополе (Стамбуле) известный нам поп Иван Лукъянов даже слышал от турецких солдат такое признание: - «У нас де про него страшно грозная слава, да мы де никого не боимся, что его…». Стал опасаться его и гетман Мазепа, и если раньше он был горячим противником переведения Палия на левую сторону Днепра, то теперь, становится не менее горячим сторонником его просьб и постоянным протеже фастовского полковника перед московским правительством. Казалось даже что они стали друзьями. Но надо знать Мазепу, и все иллюзии на счёт дружеских чувств гетмана к фастовскому полковнику исчезнут как мираж.
С тех пор как Мазепа убедил Москву в нецелесообразности переведения полка Палия на Левобережье (хотя другие полковники делали это, как мы видели, ранее не единожды) прошло не так уж много времени но…. За это время Палий стал, в отличие от Мазепы славным полководцем. Если все его боевые операции заканчивались успехом, то о Мазепе этого не скажешь, и затеянные им походы бывало, заканчивались полным провалом. Так, например в 1694 году Мазепа отправил в поход против татар к рекам Кальмиус и Берда казаков и конных компанейцев, всего 10000 человек. Но, перейдя Орель и Самару, казачье войско целыми толпами стало возвращаться назад, оправдываясь тем, что наступила пора жатвенных и сенокосных работ. Подобные случаи случались и во время «Северной войны». Естественно авторитету Мазепы, как полководцу, был нанесёт серьёзный урон. Многие казаки, как на левом, так и на правом берегу Днепра гетманом хотели видеть не Мазепу, а славного фастовского полковника. Дважды приглашали его запорожцы стать кошевым и даже грозились посадить его гетманом. Сегодня те, кто поют славу Мазепе и стараются скрыть его подлую натуру, машинально стремятся унизить и его антиподов, которым, прежде всего, являлся в те годы Палий. Так например Сергей Павленко, автор книги «Иван Мазепа» выводя на первый план тогочастной Украины фигуру Мазепы и затеняя Палия, пишет, что «…загравання з селянством та козаками, запровадження на підлеглій території невисокого й нерегулярного податкового збору, відкрите гоніння на польське панство сприяло зростанню його (Палия) авторитету». Далее, ни словом не обмолвившись о ратных подвигах фастовского полковника, он пишет: - «На початку 1703 р. Посол Петра I  Iван Паткуль мав зустріч з бунтівним полковником і вів з ним переговори. Перше їого враження про співрозмовника досить промовисте: «Палій, - за його донесенням – людина бездарна, яка нездатна навіть мислити, вдень і вночі п’яний, з ним не варто мати ніяких зносин». Усиливает негативный образ фастовского полковника  автор отпиской Мазепы, написанной не за долго до ареста Палия, где гетман сообщает, что Палий «…уже 4 недели как в обозе при мне находится и постоянно пьян и день и ночь: ни разу я его не видел трезвого…». Естественно, после такой характеристики каждый, кто плохо знаком с историей украинского народа скажет: - «И об этом алкаше на Украине песни слагали? Конечно, Мазепа, хоть он в своё время песен и не заслужил, но смотрится гораздо симпатичнее этого пьяницы». Ни чего не скажешь, вероятно, действительно, был за народным героем такой грех, как любовь к «зелёному змию». Но, наверное, частенько хитрый полковник и просто притворялся таковым, хотя бы в тех же переговорах , что бы прикинувшись пьяным, оттянуть время и всё хорошенько обдумать. Ведь не напрасно тот же Сергей Павленко писал, что «…у донесенні інформатора із Львова польській владі зазначалося, що полковник «гультяй, злий і пьниця» але «людина здібна і кмітлива». Ведь будь он таковым, как его показывает Павленко, он вряд ли смог бы так тонко и дипломатично маневрировать между враждующими польскими шляхетскими группировками и отдельными магнатами, используя их вражду с корыстью для себя. Кроме всего этого, он был ещё и отличным администратором и хозяйственником. О чём свидетельствует всё тот же Иван Лукьянов, который, возвращаясь через два года домой, не узнал «Палиивщину» и восхищался многочисленностью, военной ловкостью, богатством убранства и вооружения Палиевых казаков, и рассказывает, как об одном из самых приятных воспоминаний, о гостеприимном приеме, оказанном в Паволочи проезжим московским купцам в отсутствие Палия, его женою. А сам Палий уже давно передумал покидать Правобережье и писал: - «Жаль мнЪ сильно разставаться сЪ этимъ мЪстомъ не только потому, что тамъ много домостройства моего, просторное поле хлЪбом засЪяно, но и потому, что я взял это мЪсто пустое и населилъ его, не польскими подданными, но отъ рЪки ДнЪпра, частію изъ войска запорожского, частію изъ волохов, церкви божіи украшенныя устроил, чего непригоже покинуть». Да к тому же Павленко наверное не дочитал о том, к какому выводу после нескольких дней пребывания у Палия пришёл Иван Паткуль. А тот, уже через несколько дней после первого впечатления от встречи с казацким полковником в корне изменил своё первоначальное мнение и писал о нём же, буквально следующее: - «Клянусь, это единственный человек, который в это время мог бы еще оживить упадшие силы Речи Посполитой». Так что вот такой вот, совершенно не похожий на Мазепу, но ничуть не уступающий ему по колориту, а по моральны и человеческим качествам даже стоящий на несколько порядков выше его, истинный герой и пример для подражания жил когда-то на Украине. К сожалению его даже не включили в состав для голосования 100 великих украинцев. На Украине сегодня такие герои не в моде. Вот Мазепа – дело другое. Так вот, Мазепа очень сильно побаивался авторитета Палия и потому, как это не покажется на первый взгляд странно, начал всеми силами способствовать его переходу под протекторат России. Ведь как самостоятельный руководитель с его размахом хозяйственника и талантом полководца он, в конце концов, чем чёрт не шутит, мог приглянуться и московскому правительству, и тогда будут ли так благосклонны к нему в Москве, да и не только в Москве. Свою братию которая, как явствует из его же стихоизлияний: «Еден живет на поганы…. Другій Ляхам за грош служит…. Третій Москві юж голдует и ей вірне услугует…» он ведь тоже знал не понаслышке, а потому не здорово доверял даже самым проверенным из них. Поэтому он и стремился принять Палия под свою булаву. Ведь будь Палий под ним, он мог с ним сделать что угодно. Пользуясь неограниченным доверием Петра, он мигом расправился бы со своим соперником. Что кстати он и не замедлил сделать стоило ему в 1704 году принять командование над казаками на обоих берегах Днепра. Хочу сразу заметить, что тогда в голове Мазепы даже и мысли не было об объединении земель Украины. Ему нужно было достать, дотянуться до своего врага, в котором он видел явную угрозу своему уже пригретому местечку гетмана. Сперва Мазепа, добиваясь того чтоб царь отдал Палия под гетмановский регемент, пугал московское правительство тем, что Палий уйдёт к запорожцам и вместе с ними  переметнётся «к басурманской стороне». Так что, как он выразился: «Лучше малую искру загасить, чем большой огонь тушить»  Но стоило ему заполучить Палия к себе, как посыпались  на него доносы и обвинения в том что он сотрудничает с поляками, что посматривает в сторону шведского короля и т.д., и т. п., и уже в конце марта Мазепа писал Головину, что он хочет «…Ъхать в Кіев, жебы ПалЪя звабивши з БЪлой Церкви албо в руцЪ его взяти, албо в первое против поляков недоброхотство повернути». А далее объясняет: - «Бо если так з ПалЪем не поступити, то скорЪй Малороссійскому краю вящшаго зла от его сподЪватися, нежели от заграничных непріятелей, як чрез готовый и способный инструмент як на Запорожьи, так и тут на УкраинЪ свое злое намЪреніе снадно будет полякам исполнити, маючи себЪ готовое пристанище в ПалЪевой нынЪшней державЪ». А под конец просит у Головина совета: - «Если теды уваблю его, ПалЪя, з подручными его до себе в Кіев и прійму в свои руки преже имененнаго совершеннаго царскаго указа, его оковавши за караулом отослати в Батурин, чи инак з ним поступити?» «Инак» он, конечно, не поступил, и уже летом 1704 года Палей был предательски схвачен Мазепой и, просидев почти год в Батуринской тюрьме, в 1705 году был отправлен в Москву, а оттуда  в Сибирь. В наши дни не редко можно встретить умников, которые уверяют, что Мазепа к аресту легендарно полковника не причастен и выполнял лишь распоряжение Москвы. Они не верят даже фактам подобным  выше описанным, так может, поверят хотя бы песням, которые слагал в те времена украинский народ. Полностью привожу одну из них, специально для подобной публики.

Ой не знав, не знав, проклятый Мазепа, як Палия зазваты:
Ой став же, став проклятый Мазепа на бенкет запрошаты:
«Ой прошу тебе, Семене Палию, по чаши вына пыты!»
— «Брешеш, брешеш, вражый сыну, хочешь мене згубыты!»
А там Максым Искра сыдыть, про Мазепу добре знае:
Палиеви Семенови оттак промовляе:
«Ой годи, Семене Палию, в Мазепы вына пыты!
Ой хоче Мазепа проклятый тебе вбыты».
Ой пье Палий, ой ще Семен да головоньку клоныть,
А Мазепын чура Палию Семену кайданы готовыть.
Ой пье Палий, ой пье Семен — из ниг извалывся,
Дуже тому гетьман Мазепа, стоя, звеселывся.
Ой як крыкне проклятый Мазепа на свои гайдуки:
Ой возьмыте Палия Семена, да у тисны руки».
Ой як крыкне проклятый Мазепа на свои лейтары:

Ой возьмите Палия Семена, закуйте в кайданы!»
Ой як крыкне проклятый Мазепа на свою возныцю:
«Ой возьмите Палия Семена, да вкиньте в темныцю!»
Не дав гетьман Палию Семену ни пыты и йисты,
Докиль не выслав проклятый Мазепа на столыцю лысты.
— «Оттож тоби, промовляє, царю! есть Палий изминнык,
Вин тебе хоче вже отступаты, в пень Москву рубаты,
А сам хоче вже на столыци царем цареваты».

Наверное, так и прожил бы Мазепа до конца дней своих верноподданным  и законопослушным вельможей российского императора, если бы опять же не случай. Но если несчастливый случай возвысил нашего «героя» то, казалось бы, счастливый (для него лично), опустил его, ниже плинтуса и стал причиной преждевременной смерти. Хотя с другой стороны, если бы ни этот случай, я имею в виду, приход во владения гетмана шведских войск и их короля Карла XII, вряд ли Мазепа смог бы выбиться в герои нынешней украинской нации, и так и жил бы себе, строча доносы на своих соратников, а те отвечая гетману такой же любезностью доносили бы в Москву о каждом неверном шаге своего патрона. Ни кому бы и не пришло в головы воспевать интригана, ненавидящего свой народ, тот народ, который привык называть своих вождей не иначе как «батькой».   Так в этом народе называли Богдана Хмельницкого, Ивана Сирко, Семена Палия. Мазепу же так не называли, и кто бы стал называть «батькой» человека, который лицемерно, называя своих подданных, своими детьми, на самом же деле…. В общем, я попробую сейчас разбудить того, кто «спить у душі кожного справжнього українця» и пусть он сам скажет, что он думал и кем считал украинцев – наших предков. Итак, слушайте внимательно, говорит Мазепа: - «Наш народ глуп и непостоянен,  он как раз прельстится: он не знает польского поведения, не рассудит о своем упадке и о вечной утрате отчизны...». Вот мы сегодня хаем Россию, нас убеждают, что во всех наших бедах виновны «кляті москалі» и что это они нас «гнобили» всю жизнь, но слушай, слушайте, что говорил Мазепа в вышеприведённом послании к Петру, в порыве верноподданнических чувств, в январе 1704 года писал: - «Пусть великий государь не слишком дает веру малороссийскому народу, пусть изволит, не отлагая,  прислать в Украину доброе войско из солдат храбрых и  обученных, чтоб держать народ малороссийский в  послушании и верном подданстве». Это было истинное отношение Мазепы к  украинскому народу, ни какой-то там разовый всплеск гнева или недоверия к нему, а потому, о том же твердил он постоянно и даже в преддверии шведского вторжения (июль 1708): - «Вельми опасаюсь, дабы под сие  время внутреннее между здешним непостоянным и малодушным народом не произошло возмущение, наипаче - когда неприятель... похочет тайным яким-нибудь образом прелестные свои листы в городы посылать». Но, в итоге сам оказался тем, кого следовало опасаться; наверное правильно говорят что каждый думает о других в меру своей распущенности. Так, что все те писаки которые, убеждают нас в том, что Мазепа сострадальчески относился к тяжкой судьбе украинского народа, на долю которого, особенно за время «Северной войны», выпала какая то особая тяжесть, это, как раз те украинцы, в душе которых гетман Мазепа уже проснулся.
Несомненно, малороссийскому народу приходилось очень тяжело. Постоянная напряжённость, связанная с войнами Петра I на юге, естественно не способствовала процветанию края, но если честно ответить себе на вопрос, во имя чего и кого всё это делалось, станет ясно, что ради этой цели стоило покрепче сжать зубы и терпеть. И народ Украины это понимал. Иначе относились малороссы к участию казацких полков в «Северной войне». Эта война казалась им чужой,  и общее настроение было такое, что, мол, нехай москали сами и воюют.  Кроме того, в самой Украине, а иногда и не только в Украине, готовясь к большой войне со шведами, казаков привлекали к строительству укреплений. Начальство требовало с них как с простых мужиков, а козакам это не нравилось, иногда они бросали работу и расходились по домам. Не редко дезертировали и уходили с войны, иногда целыми полками, и казаки, находящиеся в войске. Так, после поражения саксонской армии при Фрауштадте и отхода русской армии к Киеву, воротились домой со своими казаками полковники Мирович и Апостол, один из Польши, другой из Саксонии, жалуясь на холод и голод. Царь даже хотел их повесить за самовольный уход со службы, но гетман выпросил для них прощение. Но только ведь трудно приходилось всем народам российской империи, да ведь и войны явление присущее не только России. В Европе они вспыхивали даже чаще, но во всех странах с дезертирами поступали одинаково. Тут мне, конечно, могут возразить, что, мол, российский народ является для большинства народов Российской империи народом-завоевателем, и коль он народ имперский, то есть, народ гегемон, то пусть и защищает завоёванные им народы, а им (завоеванным народам) это ни к чему. Но это далеко не так. Дело в том, что в число завоеванных народов империй попадают, как правило, народы слабые и отсталые. А потому, неизвестно как сложилась бы дальнейшая судьба того или иного народа присоединённого к империи, не попади он под защиту народа имперского. Во всяком случае, у завоёванного или добровольно вошедшего в состав империи народа, имеется больше гарантий на выживание чем у народа самостоятельного, но слабого, по территории которого наверняка будут прокатываться и давить всё живое войны между более сильными соседями. Поэтому, модное ныне в Украине высказанное, некогда лордом Актоном изречение: - «Благородная душа с удовольствием отдаст предпочтение тому, чтоб её страна была бедной, слабой и незаметной, но вольной, нежели могучая и богатая, но порабощённая», звучит, конечно, красиво, но на практике совершенно абсурдно. Слабый народ ещё и сегодня, не смотря на наличие разного рода международных организаций, защищающих его права, фактически, не в силах защитить себя от вторжения военщины близких и дальних воинствующих сильных государств. (Сербия, Абхазия, Южная Осетия и др.)  Поэтому империя является, в какой-то степени, гарантом безопасности такого народа, а стало быть, защита империи является задачей общей для всех её народов. Боле того – империя, до определённого времени, явление, вне всякого сомнения, прогрессивное и является как бы инкубатором для будущих государств. Так, ненавистная всем народам античной Европы Римская империя, подмявшая под себя, кельтские, германские, частично праславянские и другие народы, стала «квочкой» для многих современных государств. И даже ещё в средневековье многие королевства с гордостью именовали себя римлянами (Византия, Римская Империя Германского народа и др.). В империи слабые народы учатся управлять государством, защищать его от врагов, поднимаются на более высокий уровень развития, и когда настаёт такой момент, что учиться уже нечему или даже, что «ученик» превосходит своего «учителя» этот народ, как  показывает многовековая практика, выходит из состава империи и создаёт своё, вполне жизнеспособное государство. Так что нет абсолютно ничего страшного в том, что мы жили в составе империи. Значит, так было надо истории, так было надо Украине, а коль так, то и защита империи была нашей прямой обязанностью. И Мазепа защищал бы её  с пеной у рта, будь он уверен что, армия зарождающейся империи Петра, одолеет армию зарождающейся империи Карла. А уверенности такой, как раз и не было. Более того всё свидетельствовало как раз об обратном.
Уже в 1700 году русская армия  в составе 34 тысяч штыков и 145 пушек, проторчав под Нарвой полтора месяца, не могла сломить сопротивление трёхтысячного шведского гарнизона, а прибывший ему на помощь с 20 тысячами солдат  и с 37-ю пушками Карл XII, наголову разгромил своего неприятеля. После этой громкой победы Карл XII сосредоточил все свои основные силы в Европе, оставив Россию, что дало возможность Петру I собраться с силами, сформировать сильную армию и, заключив союз  с Саксонией и Польшей, перейти в наступление. В конце 1705 года основные русские силы остановились на зимовку в Гродно. Неожиданно в январе 1706 года Карл XII выдвинул в этом направлении крупные силы. Союзники рассчитывали дать бой после подхода саксонских подкреплений. Но 13 (24) февраля 1706 года шведы нанесли сокрушительное поражение саксонской армии в битве при Фрауштадте, разбив втрое превосходящие силы противника. Оставшись без надежды на подкрепление, русская армия была вынуждена отступить в направлении Киева. Но Карл вновь не последовал за войсками Петра, а развернул свою армию против саксонцев. На этот раз шведы вторглись уже на территорию самой Саксонии. 24 сентября (5 октября) 1706 года Август II в тайне заключил мирное соглашение со Швецией. По договору он отказывался от польского престола в пользу Станислава Лещинского, разрывал союз с Россией и обязывался выплатить контрибуцию на содержание шведской армии. Тем не менее, не решаясь объявить о предательстве в присутствии русской армии под командованием Меншикова, Август II вынужден был со своими войсками участвовать в сражении при Калише 18 (29) октября 1706 года. Битва закончилась полной победой русской армии и пленением шведского командующего. Это сражение стало крупнейшим с участием русской армии с начала войны. Но, несмотря на блестящую победу, Россия осталась в войне со Швецией в полном одиночестве. В течение 1707 года шведская армия находилась в Саксонии. За это время Карлу XII удалось восполнить потери и существенно укрепить свои войска. В начале 1708 шведы двинулись в направлении Смоленска. 3 (14) июля 1708 года Карл одержал победу в битве при Головчине над русскими войсками под командованием генерала Репнина. Это сражение стало последним крупным успехом шведской армии. Ожидая, что шведы решили нанести главный удар сразу по Москве, Пётр I приказал сжечь все населённые пункты на предполагаемом пути противника и вывести оттуда всё население. Этим он рассчитывал изморить и деморализовать противника голодом, а затем разбить его в генеральном сражении. Но Карл не пошёл по тому пути, который предназначил ему российский царь, а направился в Украину. Победы шведов в 1706 – 1708 годах, действия россиян избегающих генерального сражения и сжигающих свои же населённые пункты дабы не допустить шведов к Москве убедили гетмана Мазепу в том, что шведы непременно должны одержать победу над Россией. Ведь ещё в январе 1705 г. Мазепа был у царя в Москве. Его осыпали очередными милостями. В июне ему был дан указ, выступить с 30 тыс. казаков (т. е. почти со всем левобережным и недавно приобретенным, после пленения Палия Мазепой, правобережным войском) к Львову и далее - в Польшу, чтобы "знатными контрибуциями утеснять" имения Потоцких и прочих неверных Августу магнатов. Задача была выполнена Мазепой как никогда успешно. В начале августа его войска  достигли Львова, а в начале октября взяли Замостье. После этого гетман расположился на зимних квартирах в Дубно. Ему поручили собирать на Правобережье сборы для будущих военных действий. Это был апогей славы Мазепы. Именно в это время Мазепа знакомится в Дубно с княгиней Анной Дольской, вдовой князя К. Вишневецкого, сторонницей С. Лещинского, ставленника шведов. С ней гетман имел «денные и ночные конференции», а позже постоянную шифрованную переписку. Именно с этого время гетман начинает колебаться, его мучают сомнения. И, пришедшее в Дубно письмо, от наказного гетмана Д. Горленко о притеснениях казаков русскими во время их нахождения под Гродно, а так же царский указ об отправке киевского и черниговского полков в Пруссию для их переформирования в регулярные драгунские, (кстати, о переформировании казаков в регулярное войско уже давно царю говорил сам гетман)  это, только, вовремя доставленная ширма, для прикрытия вновь изменившейся политической ориентации гетмана. Если ещё в сентябре 1705 г. когда, С. Лещинский отправил к гетману своего посланца Вольского, Мазепа выдал его в Москву вместе со всеми письмами и предложениями короля то, уже летом 1706 года он ведёт тайную переписку с Дольской, открыто возмущается московскими властями и, как бы осторожно, подсказывает старшине каким путём им следовать дальше: - «Какого ж нам добра вперед надеяться за наши верные службы? – говорит он. – Другой бы на моем месте не был таким дураком, что по сие время не приклонился к противной стороне». И уже, наверное бы, и «приклонился» если бы в это время шведы были рядом. Идти же под марионеточного польского короля, как это не раз предлагала ему Дольская гетман не собирался. Поэтому когда, незадолго до первого серьёзного поражения шведов от русской армии под Клише, Мазепа получил шифрованное письмо от княгини Дольской, в котором та заверяла его от имени польского короля С. Лещинского о «всіх желаний» Мазепы  «неотрицательнаго исполнения» и предлагала ему чтоб он «діло намиренное зачинал», тот торопиться не стал.
- «Возможное ли діло, - делился Мазепа сомнениями со своим окружением, - оставивши живое, искать мёртвого и, отплывши одного берега, другого не достигнуть? Станіслав і сам не есть надёжен своего королевства; Речь Посполитая раздвоенная: який же может быти фундамент безумных той бабы прелестей?» Но, несмотря на все свои сомнения, контакты с польско-шведской стороной не прекращал, а в 1707 году они даже усилились. И не случайно в основном все факты обвинения Мазепы в измене, выдвинутые против него Кочубеем выпадают на 1706, 1707 годы, когда Мазепа действительно готов был изменить, не смотря на то, что чёрная кошка между ними пробежала ещё в 1704 году, когда 65-летний гетман соблазнил  шестнадцатилетнюю дочь Кочубея. И хотя Мазепа уже в 1706 году готов был на предательство, но, как он говорил Орлику «…пока не увижу с какою потенциею Станислав к границам украинским подойдёт, и якие будут войск шведских в государстве Московском прогреси…», открыто выступить врагом Москвы не решался. Король же в свою очередь, как вспоминали позже люди близкие к Карлу XII, мало интересовался гетманом и не хотел иметь дело с теми, кто ради собственной безопасности предают своих союзников. А то, что поступок Мазепы иначе как предательством не назовешь, сомневаться не стоит, хотя сегодня часто можно встретить заявления  подобные вот этому: - «Решение Мазепы перейти на сторону Карла до сих пор вызывает споры. Следует отметить, что с формальной точки зрения гетман не предавал Петра I. Всё дело в том, что царь отступил от договорённостей, достигнутых между Московским государством и Войском Запорожским в 1654 году на Переяславской раде. В связи с тем, что Пётр значительно урезал права и вольности Войска Запорожского, его действия можно считать предательством соглашения от 1654 года. Таким образом, действия Ивана Мазепы можно рассматривать обоснованными и такими, которые имели под собой политическое и юридическое обоснование». Выходит Мазепа не предавал, а виноват во всём Пётр I, который решил  любой ценой вывести своё государство, а заодно и Украину на лидирующие позиции в мировом сообществе народов. Но только почему-то даже ближайший соратник и приемник Мазепы Филип Орлик писал запорожцам в 1734 году: - «Правда сначала Москва поблажала всему украинскому народу, осыпала деньгами всю старшину и всё значное войсковое и городовое товариство, одаряла ихъ соболями, раздавала имЪния, но всё это дЪлала до тЪхъ поръ, пока не одержала побЪды под Полтавою, послЪ чего сейчасъ-же и прежде всего, вдвинула на Украйну войска свои…». То есть даже Орлик не замечает особых посягательств российского правительства на вольности и привилеи казацкие, до тех пор, пока Мазепа не совершил предательство. Но уж извините, таков был Пётр – не любил, когда предают его дело. А предательством, (изменой) то есть своим именем, называл свой поступок и сам Мазепа когда, в мае 1706 года отклонил предложение Дольской принять гарантии шведского короля и потребовал от неё прекратить корреспонденцию, и «…не помышлять, чтоб он, служивши верно трем государям, при старости лет наложит на себя пятно измены…». Интересно о каких это трёх государях писал наш «верный» гетман? Скорее всего, первый – польский король Ян Казимир, которого он предал, второй - российский царь Пётр, а кто же третий? Возможно, это турецкий султан, которому он служил вместе с Дорошенко? Может в Батурине, где сегодня ведуться раскопки, найдут трудовую книжку гетмана и мы узнаем, кому ещё «вероно» служил Мазепа. Но, когда в средине июля 1708 года шведы одержали очередную победу над русскими войсками при Головчине и после неё двинулись на Украину, «верный» гетман перестал сомневаться и «пятно измены» на себя всё же «наложил».
Надо сказать, что тут Таирова-Яковлева совершенно права  утверждая, что «…Меншикову было суждено стать роковой для Мазепы фигурой». Это действительно так, но отнюдь, ни потому, что ещё летом 1706 года он якобы по пьяни сболтнул Мазепе о необходимости преобразования Гетманщины и ликвидации старшины, и ни потому, что до гетмана дошли слухи, будто бы Меншиков сам хочет стать гетманом. Просто Меншиков спровоцировал Мазепу к предательству, выведя его из состояния раздумий, и, подтолкнул к действию. Ведь ещё в октябре гетман колебался, но 23 октября в Борзны, где находился Мазепа, примчался Войноровский и сообщил, что завтра сюда прибывает с войском Меншиков. До этого, как известно, Пётр I уже неоднократно призывал к себе в ставку гетмана с его войском, но тот, сказавшись больным, не являлся сам и, ни присылал войско. Надо полагать, что гетману так же доложили, что о его сношениях с поляками и шведами стало известно Петру I. Иначе как объяснить ту панику, которая охватила гетмана? Ведь в тот же день Мазепа сбежал в Батурин, а оттуда, прихватив всё ценное и войсковую казну, подался в лагерь шведского короля, куда и прибыл ночью 25 октября. И лишь через 4 дня, 29 октября 1708 года Мазепа был торжественно принят Карлом XII, а вскоре после пышного приёма он узнал о падении Батурина.  Конечно же Мазепа и всё его окружение, все 5 тысяч прибывших с ним казаков и наёмных сердюков и компанейцев, поняли что они «влетели» по крупному и казаки стали дезертировать из войска Мазепы с самых первых дней пребывания его в лагере шведов. Узнав о поражении 16-ти тысячного корпуса шведов под командованием Левингаупта  в сражении у белорусской деревни Лесная, состоявшемся 28 сентября 1708 года, даже те из немногих полковников и старшины, что ещё недавно поддерживали Мазепу, поразмыслив, решили воздержаться от протекции шведского короля и в лагерь к нему, как это по-видимому планировалось, по призыву гетмана не явились.  Большинство из рядовых казаков и даже старшины до самого последнего момента не знали, куда на самом деле в ночь на 25 октября вел их Мазепа, об этом свидетельствует в своих записках участник тех событий шведский полковник Юлленштерн: «Здесь я должен сказать, - пишет он, - как гетман сдал нам в руки всех бывших при  нем  людей, так как сами они об этом ничего не знали. Суть была в том, что большая часть  как старшин, так и рядовых  (казаков)  была московитского духа, и гетман не осмеливался раскрыть им свои планы прежде, чем его персона очутилась в безопасности, а они (казаки) столь далеко, (на противоположном берегу Двины) что должны были выполнять то, что тот хотел. Дело было так. Гетман притворился, что получил сведения о шведском отряде, на который он сам (вроде) хотел напасть и попытаться  его взять в плен. Старшины тут же вызвались  следовать за ним, что было в соответствии с его планами. Тем временем он принял меры, чтобы все его ценные вещи и деньги  пошли другим путем. Когда он оказался в паре миль от нас и выслал своих гонцов,  о чем я уже сказал,  он велел людям выстроиться, быть готовыми идти против неприятеля  и пошел прямо  на нашу деревню, пока не наткнулся на высланный нами отряд. Когда он получил  от (нашего) офицера  все сведения,  и попросил охраны для себя,  он созвал старшин  и сказал, что решил перейти к королю Швеции, чтобы с его помощью отвоевать утраченную свободу. И те, кто считает  так же и хочет свободы,  должны следовать за ним,  а также оповестить  и убедить рядовых,  что все делается для их блага  и сохранения свободы  и держать  всех вместе.  Если же кто-то  из них отделится  от основного состава и будет обнаружен валахами или шведами,  то тут же будет истреблен. Эта новость всех их очень поразила, потому что там было много разного люда:  и казаки, и калмыки, и татары.  И хоть они  и вынуждены  были держаться вместе  из-за этой угрозы,  но позже от большей части как старшин, так и рядовых и след простыл». А когда в лагере Мазепы узнали об указе царя о реабилитации тех, кто в течение месяца оставит шведов, от гетмана сотнями и даже полками стали уходить не только казаки но и его наёмники. Так с целым полком ушел компанейский полковник Галаган, прихватив с собой несколько десятков пленённых им шведов. С Мазепой осталось порядка 1000 его приверженцев.  Но и тут многие украинские, а заодно с ними и некоторые российские историки видят причину не в том, что казаки были обмануты гетманом и кучкой предателей, а совсем в другом.  Так, например россиянка, кандидат исторических наук Таирова-Яковлева пишет: - «Резня в Батурине, гражданская казнь и церковная анафема произвели угнетающее впечатление. Петр издал указы об объявлении изменниками тех из старшины, кто не покинет Мазепу в течение месяца. Они будут лишены званий и имений, их имущество конфисковано, а их жены и дети сосланы в Сибирь. Неудивительно, что начинается массовый переход старшины к Скоропадскому. Среди тех, кто перешел, были миргородский полковник Д.Апостол, корсунский А.Кондиба, компанейский Г.Галаган, генеральный хорунжий И.Сулима и др. Миф, созданный литературой, рисует восстание против гетмана-изменника. На самом деле имела место паника населения перед возможным повторением Батурина. К этому в дальнейшем добавилось и негативное отношение к шведам, с оружием в руках добывавшим провиант и корма». Конечно, правильно российский историк сделала когда, перечисляя имена предателей, она не стала себя сильно утруждать и скромно отметила «и др.» - просто «др.» там почти ни кого не осталось. Но только вот почему она не вписала имя главного Иуды, имя того, кто предавал всю жизнь и вновь готовый был предать - имя гетмана Мазепы? Ведь он тоже собирался воспользоваться этим указом о реабилитации. Что, может кто-то не верит или сомневается? Тогда судите сами.
Уже 21 ноября, в занятые Г. Волконским Сорочинцы прибывает, оставивший шведский лагерь Д. Апостол, и уверяет российского командующего, что должен сообщить нечто важное самому царю. Его отвозят в ставку Петра, и там он поведал (вы только не смейтесь), что Мазепа готов вернуться в подданство к русскому царю, если ему будет гарантирована неприкосновенность, а в доказательство своей дальнейшей верности он готов доставить государю в качестве пленника самого шведского короля. Действительно, какая прямо таки собачья верность. Правда, верность самому себе, своей натуре Иуды, но, согласитесь, все-таки верность. Вскоре эти сведения подтвердил и отколовшийся от шведов Гнат Галаган. Но только Карл XII хоть был и молод, но скудоумием не страдал, и, видя, как разбегается, даже тот мизер казацкого войска, который вместо обещанного сумел привести с собой гетман, приказал посадить нашего «героя» под домашний арест. Просто так, на всякий случай. К тому же, гетман был для него ходячим «сундуком» с золотом, часть которого король уже «повзаимствовал» у него для оплаты жалования своим воякам.  И караулить Мазепу поставил естественно своих, верных ему драгунов. Так что уже в декабре, гетман не то что кого-то или что-то похитить не мог, а и сам, даже на горшок без разрешения короля и сопровождающего его драгуна сходить не имел возможности.  Вряд ли заподозрил  что-либо шведский король; просто он, лишний раз убедился  в том, что он был прав и, что иметь дело с предателями опасно, а потому и засадил главного из них под стражу. Не правда и то, что не было ни какого «…восстания против гетмана-изменника, - а что, - на самом деле имела место паника населения перед возможным повторением Батурина». Ведь паника никогда не являлась поводом для вдохновения народного творчества. Не от страха люди слагали песни, а от переполняющих их душу чувств. А что это были за чувства, красноречиво говорит хотя бы вот этот отрывочек из народной песни:

"Про що-то, панове, у землі християнській
Не стало порядку ставати?"
"Про то, панове, що стали проклятії
Бусурмени християн братами називати".
"Хто ж теє зачинав?"
"Начинав теє проклятий Мазепа,
Як Іскру й Кочубея безневинно сам з сього світа зогнав,
Семена Палія на Сибір завдав".

Это ведь когда война шла далеко на севере России, для украинского казачества и народа она была чужая, но когда враг ступил на порог ихнего дома, она сразу стала для них своей, потому что им, в отличие от Мазепы и его окружения, ни исполняющий обязанности польского короля Станислав Лещинский, не, тем более, король Швеции  Карл XII, ничего не обещали, и обещать не могли. И совсем ни с гуманитарной помощью и подарками от короля вламывались к ним в дома голодные шведские солдаты, которым даже обогреться в холодную и морозную зиму 1708 – 1709 годов было практически негде. Так, когда шведы подошли к городу Веприку их туда не впустили. Город сопротивлялся до тех пор, пока не кончился порох, и отбиваться было нечем. При его штурме погибло около 2000 шведских солдат и офицеров. Затем Карл взял Зиньков, Опошню и Лебедин. Местечки сопротивления не оказывали. В основном они стояли пустые. Шведы грабили и убивали оставшееся  население, а, уходя, сжигали дома.   В конце января был предпринят поход на Слободскую Украину, в результате которого еще десятки сел и местечек были уничтожены, а шведские войска понесли  весьма ощутимые потери. И вот как события той зимы описал казацкий летописец: - «Тогожъ року малороссіяне вездЪ на квартерахъ и по дорогамъ тайно и явно шведовъ били, а иныхъ живыхъ къ Государю привозили. Разными способами бъючи и ловлячи блудящихъ, понеже тогда снЪги великіе были и зима тяжкая морозами, отъ которыхъ премного шведовъ погинуло; а хотя мало отъ войска какіе шведы удалялись, то тотъ уже и слЪду не зискалъ, блудили и такъ ихъ люди ловили, или, подкравшись ласкосердіемъ будьто, убивали; тожъ чинили шведомъ и за фуражомъ издячимъ и отъ того много войска шведсвого уменьшылося. Тогдажъ шведовъ, прійшовшихъ подъ городокъ Мглинъ, сотенный полку стародубовского, много побито и зъ города прогнано; — однакожъ послЪ всЪ зъ городка выступили въ лЪсы, а король шведскій самъ пришолъ и стоялъ болше недЪли у МглинЪ 1708 года, ишовши еще къ ПолтавщинЪ». Вот так вот выглядела «паника населения перед возможным повторением Батурина». Кстати, а что произошло в Батурине?
Если верить сегодняшним «летописцам» - там произошло нечто страшное. Если же мы взглянём на это беспристрастным взглядом, то увидим, что этим «нечто» была обыкновенная война, лицо которой  везде и во все времена одинаковое. Оно ужасное. Просто иногда и кое-кому хочется это лицо подпудрить, подкрасить и сделать его похожим на человеческое, а иногда наоборот, его ещё больше уродуют, заставляя корчить звериные гримасы. Так и в нашем случае. Кое-кому захотелось поюродствовать и исказить в  кривом зеркале и без того уродливое лицо войны.  Что мы имеем в нашем случае?
Так вот, - с одной стороны это была великолепно проведённая войсковая операция. От руководящего этой операцией А. Д. Меншикова  требовалось, буквально за каких-то 2 – 3 дня взять укреплённый город, оснащённый очень мощной артиллерией и с гарнизоном, ну, по крайней мере, порядка 3000 человек. Такая срочность обусловливалась тем, что, штурмующее город войско, число которого составляло примерно 12 – 13 тысяч могло быть отрезано противником, и последствия для него, возможно, были бы весьма плачевными. Некоторые правда говорят, что в корпусе Меншикова было не менее 30 тысяч штыков, но верить таким специалистам не стоит. Дело в том, что будь у него такое войско, ему можно было бы и не переживать о том, что его попытается отрезать противник примерно равный ему по силе. Ведь у Карла XII было людей не многим больше. (Запорожцы к тому времени к шведам ещё не присоеденились.)  При этом люди шведского короля были крайне измотаны недавно завершённым героическим переходом по лесам и болотам Белоруссии и украинского полесья, где их везде и всюду непрерывно атаковали казаки, как об этом в своих записках свидетельствовал уже знакомый нам полковник Юлленштерн. Можно с уверенностью сказать, что со своей задачей Меншиков справился великолепно. С другой стороны, в этой операции погибли мирные люди, дети и женщины, которые совершенно не собирались воевать. Кто виноват? Однозначный ответ здесь дать невозможно. Конечно, виноват Меншиков и русские солдаты, но виновен и Мазепа, который в панике бежал, и оставил на произвол судьбы мирное население, не дав даже распоряжение, выпустить собравшихся в город селян, пришедших сюда укрываться от шведов, а заодно и всех, кто не желает сражаться против Россиян. Виновен, несомненно, и  даже в большей степени, чем Мазепа и Меншиков Чечель, оставленный вместе с Кенигсеком Мазепой, командовать гарнизоном. Он не захотел вести переговоры с Меншиковым, пообещав содрать с него живого кожу, вместо того чтобы договориться хотя бы о том, чтоб из Батурина выпустили детей стариков и женщин. Такое уже тогда практиковалось и не редко. А ведь Меншиков обязан был выполнить приказ Петра и взять город, а времени было мало. Иначе в город могли бы войти шведы и завладеть всеми припасами: порохом, пушками, ядрами и всем прочим необходимым для войны, что хранилось на складах гетманской столицы. Я лично фаталист и считаю, что ход войны этим они конечно бы не изменили, но жертв среди тех же самых детей, матерей, стариков и казаков, пусть ни в Батурине, но в других городах и местечках, в результате - было бы намного больше, чем при взятии Батурина Меншиковым. Об этом сегодняшние любители покричать о геноциде, о зверях - россиянах и прочие платные и бесплатные крикуны и плакальщики даже не думают. А зря, ведь вы же так любите нашу нацию!  И опять в числе первых плакальщиц моя любимая Олэна Апанович. Вот этот плач нашей «днепровской чайки»: - «Неспроможний подолати козаків, Меншиков вирішив відступити від Батурина й навіть перейшов річку. Він мусив поспішати, бо вже наближалися шведи із Мазепою.(Они к тому времени ещё сидели в своём лагере – Н. Г.) Але тут на поміч Меншикову прийшов прилуцький полковник Ніс, який перебував у Батурині. Він відправив навздогін Меншикову свого прибічника Соломаху сказати йому, що в Батурин можна увійти засвіт, коли козаки будуть спати, потаємним ходом. Про нього знав дуже малий гурт довірених козаків.
Уночі зрадники ввели царські війська на середину майдану, й ті накинулися на сонних козаків. Потім почалося знищення жителів Батурина. Козаки і батуринці в перехресному вогні відчайдушно, геройськи боронилися. Військо московське палило й грабувало місто, ґвалтувало і вбивало жінок. Згодом пожежа несамовитим полум'ям охопила місце різні і грабунку. Меншиков дав наказ не щадити нікого й убивати навіть дітей. «Вибив усіх їх до ноги, не милуючи ні статі, ні віку, ні самих молочних немовлят», — писав автор «Історії русів». Козаки, які потрапили в полон, особливо старшини, були по-варварськи закатовані. Сам Меншиков із катами вішав і мучив людей. «Звичайна кара була для них живцем четвертувати, колесувати і на палю вбивати, а далі вигадано нові роди тортур, що саму уяву жахали». Один із сучасників свідчив: «Всі жителі перерізані — се звичай нелюдських московитів. Меншиков звелів прив'язати до дощок трупи начальних козацьких людей і пустити по річці Сейм, щоб вони подали звістку іншим про погибель Батурина». Виловлювати та ховати жертви під загрозою смертної кари було суворо заборонено».
Вся артилерія Мазепи (більше 70 гармат), його прапори, відзнаки, й усі дорогоцінності опинилися в руках Меншикова. Закінчуючи розповідь про страшний кривавий розгул терору Меншикова, що тривав два дні — 13 і 14 (2 и 3 ноября – Н.Г.) листопада 1708 року, про безглузде й жорстоке спалення і зруйнування Батурина, про вирізаних дітей і людей похилого віку, про знищення козацької залоги (понад 15 тисяч чоловік), автор «Історії русів» зазначав, що царські солдати руйнували навіть церкви, хоча були одновірцями з українцями. «Усе місто і всі громадські його будівлі, себто церкви і урядові будинки з їхніми архівами, арсенали і магазини із запасами з усіх кінців запалено і обернено на згарище. Тіла побитих християн та немовлят кинуто на вулицях і поза містом... Меншиков, поспішаючи з відступом і бувши чужий людяності, полишив їх на поталу птицям небесним і звірам земним, а сам, обтяжений незліченними коштовностями і скарбами міськими й національними і забравши з арсеналу 70 гармат, одійшов від міста і, переходячи околиці міські, палив і руйнував усе, що траплялося йому на дорозі, обертаючи селища народні на пустелю. Така сама доля спіткала більшу частину Малоросії. Загони війська царського, роз'їжджаючи по ній, палили й грабували геть усі оселі, без винятку, за правом війни, майже нечуваним. Малоросія довго ще курила після полум'я, що її пожирало». Впечетляет, не првда-ли? А вот так нашей, ныне почившей, кровожадной Апанович вторит её реанкорнация в Россие Т. Г. Таирова-Яковлева: - «Попытки взять хорошо укрепленный город штурмом не увенчались успехом. Тогда Александру Даниловичу удалось найти изменника, сотника И.Носа, который за хорошую награду показал подземный ход. Утром 2 ноября российские войска ворвались в Батурин. После двухчасового боя остатки гарнизона были перебиты вместе со всем гражданским населением. Всего в батуринской трагедии погибло около 15 тысяч украинцев, в том числе все женщины и дети, укрывавшиеся в замке. Современные исследования археологов рисуют страшную картину резни».
Вот ещё одно описание варварств безбожных россиян, принадлежащее Володимиру Голубицькому: «Російський цар, довідавшись про перехід до шведів Мазепи, впав у страшну лють. Не гаючи часу, він вирішив зігнати злість на столиці гетьмана Батурині. Туди з військом направив Меншикова. Батурин був добре укріплений і мав близько 10 тис. Штурм захисники відбили, та серед них знайшовся зрадник, який показав росіянам таємний підземний хід. Через нього нападники й увірвалися в місто. Почалася страшенна різня. Все населення Батурина поголовно знищили, навіть жінок і дітей. Козаків, що потрапили у полон живими, по-варварськи замучили».
 А вообще, большинство  авторов начала XVIII в., писавших о Батуринской трагедии   называет цифру около  5-6 тысяч погибших в Батурине. Поэтому мне, как не прфессиональному историку, очень трудно понять, из каких мутных источников черпают «историки» с учёными степенями (подобные выше указанным), такую вот чистую водицу. При этом умудряются факты, часто, совершенно пртиворечащие один другому, приводить как доказательство одного единого, но правильного на их взгляд целого. Возьмём хотя бы описание расправы над несчастными батуринцами.
Вот первое: «Много тамъ людей пропало отъ меча, понеже збЪгъ былъ отъ всЪхъ селъ; однакъ за вытрубленіемъ не мертвить, много еще явилося у князя Меншикова, который дать велЪлъ имъ писаніе, чтобъ никто ихъ не занималъ; — многожъ въ СеймЪ потонуло людей, утекаючи чрезъ ледъ еще не крЪпкій, много и погорЪло, крившихся по хоромахъ”
Вот второе: «Почалася страшенна різня. Все населення Батурина поголовно знищили, навіть жінок і дітей. Козаків, що потрапили у полон живими, по-варварськи замучили, а їхні змордовані тіла прив’язали до дощок і кинули в Сейм, щоб плили і лякали тих, хто думав перебігти до Мазепи».
  Всё это свидетельства современников. Но одно взято из «Лизогубовской летописи», второе Голубицкий взял из французских газет тех годов. Какое из них ближе к истине? Но истина для подобных «учёных» не является задачей первостепенной. Гланое наложить большую и вонючую кучу, а кто хочет добраться до зерна истины, пусть вней покпается.  Неважно, что по той-же самой реке,  в одно и тоже времягде, через тонкий лёд убегают от преследования «нелюдей» перепуганные горожане и казаки, и тут же рядом с ними проплывают ( по льду?) привязанные к доскам трупы их земляков. Ну чем тебе ни Билейский «Исход», где «…сыны Израилевы прошли по суше среди моря: воды были им стеною по правую и по левую сторону… а Египтяне бежали навстречу воде…», ну и естественно потонули. Так вот, чтобы история Украины и её народа не стала второй библейской историей израильского народа, где сказка переплетена с подлинной историей так что их теперь, как говороится и водой не разлить, для того и нужны историки. И впервую очередь,  чтобы что-то конкретно утверждать они должны устранить все противоречия. Ведь огромная разница между заявлением Голубицкого о том, что «…все населення Батурина поголвно знищили…» или Апнович «…вибив усіх їх до ноги…» и сведениями летописца о том, что «…за вытрубленіемъ не мертвить, много еще явилося у князя Меншикова, который дать велЪлъ имъ писаніе, чтобъ никто ихъ не занималъ…». Ощущается разница так же между 5 - 6 тысячами и 15 или даже  у некоторых 20 тысячами погибших. А главное чтобы выяснить истину, нет абсолютно никаких проблем кроме амбиций некоторых историков и их политических убеждений. Если их откинуть, то сразу всё становится ясно. Ясно, что жертвы действительно были и возможно большие, как среди защитников города, так и среди мирных граждан, попавших под горячую руку ворвавшихся в город солдат, много было сгоревших или задохнувшихся от дыма, прячась  от стрельбы  в погребах и «крившихся по хоромахъ». Ясно, что город чтобы лишить шведов опорного пункта  и складов был сожжён и разрушен. Но совершенно очевидно и другое, что уничтожение мирных жителей и даже сдавшихся в плен казаков в планы Меншикова абсолютно не входило. Наоборот Пётр I ещё до взятия Меншиковым Батурина издал указ чтобы офицеры строго следили за тем, чтоб не было обиды малороссийским людям, а кто будет замечен в том - того строго карать, вплоть до смертной казни. Так при захвате русскими войсками города Ромны солдаты, напившись пьяными стали грабить «…все домы во всём городе…», но не смотря на царский указ, «…ни малого порядку для унятия грабежу не учинено…». По приказу Петра было проведено расследование и виновные офицеры были казнены «в страх другим». А 6 октября 1708 года Г. И. Головкин докладывал Петру I:  - «Малороссийской, государь,  народ, как мочно, оберегаем и до озлобления  не допускаем, И для того  господин фельтмаршал  у конницы и у пехоты учредил  по маеору, дав им инструкцыи с полною мочью , дабы смотрели,  чтоб ни от кого  из войск  обид и разорения  чинено не было,  и кто в том злочинец сыщетца,  тех велено для постраху  иным  казнить смертью». Более того, есть свидетели со стороны противника, что ничего особенного кроме войны в Батурине не произошло. Вот записки барона Давида  Натаниэля фон Зильтмана, прусского подполковника, генерал-адъютанта, тайного государственного советника и представителя   прусского короля Фридриха I при   армии Карла XII во время Русского похода 1708-1709 гг., опубликованные в Karolinska Krigares Dagb;cker. Lund, 1903. T.3. S. 277:
 «17 ноября н.ст. (6 ноября старого стиля) Снова поднялись и шли 2 мили до д.Лухнов. Перед выступлением Мазепа от высланной им партии получил подтверждение о том, что произошло с Батурином и, восприняв всё с большим огорчением, сам сообщил об этом королю.
18. Шли три мили до большой, в 188 дворов, д.Атюша, где все крестьяне остались у себя в домах, также, как и в некоторых других деревнях на этом переходе, из которых они при появлении короля выносили ему хлеб, соль и яблоки.
(Тому, в чьей душе Мазепа уже проснулся: - Сотри улыбку, хлебом солью кое-где встречали и фашистов, но это отнюдь не значит, что им там были рады)
20. Оставались стоять, т.к. мосты через р.Сейм у Батурина ещё не были готовы.
   21. Снова выступили и шли 2 мили до д.Городище. Маршрут проходил совсем близко от Батурина, я был в городе и видел руины. Не имея возможности сидеть в осаде и не желая оставлять противнику батуринское «гнездо измены», Меншиков не только сжёг крепость, но и перебил большую часть гарнизона и жителей. Однако после двухчасового штурма из разорённого в страшной спешке Батурина всё-таки успела бежать не только часть населения, но и около одной тысячи мазепинского гарнизона».
Кроме этого, 14 ноября 1708 года царским указом полковником Прилуцкого полка был назначен «зрадник» наказной полковник Иван Нос. Вот выдержка из этого приказа: «И того ради мы, великий государь, наше царское величество, напоминаем и указом нашим, царского величества повелеваем: того прилуцкого полку полковой старшине ево, Носа, иметь за полковника и всякое послушание ему отдавать надлежит, как полковнику. А прежнего полковника, вора и изменника, Дмитрия Горленка (С первого дня предательства с Мазепой, и ушёл от него лишь после Полтавской битвы, уже из Бендер - был прощён и жил в Москве) прелестных писем и повелений и речей не слушать, как и вора и изменника». Спрашивается, каким старшинам, и какому полку повелевал царь слушаться нового полковника. Ведь Прилуцкий полк участвовал в обороне Батурина, где все поголовно (до ноги) были перебиты. Неужто из-за одного «предателя», Меншиков помиловал весь полк? Давайте попробуем отреставрировать ход событий. Или как выражается талантливый историк-лохотронщик Сергей Павленко: «Як що змоделювати ймовірність розвитку подій» то, получается такая вот картина маслом.
Направляясь в лагерь Карла XII, Мазепа объявляет казакам, что он решил выступить на крупный отряд шведов, и только считанные единицы знают истинные намерения гетмана. С собой гетман берёт около 5000 войска: два казацких полка и три наёмных. Почему именно 2 казацких и 3 наёмных? Казацкий полк по численности превосходит сердюцкий, а тем более компанейский, а тропка предателя очень скользкая. Вдруг казаки узнают, куда ведёт их ихний керманич? Поэтому он захватывает с собой три полка более надёжных - наёмных. Можно было, конечно, взять с собой одни наёмные полки, так было бы надёжней но, Мазепа надеется вскоре со шведами вернуться обратно.Он ведь не знал, что Карл XII  пожелает лицезреть предателя лишь спустя 4 дня после его прибытия его в лагерь шведов. Казаки же народ не надёжный и пока их гетман в отлучке, им сдать город москалям это, что два пальца об… асфальт. Поэтому он оставляет, на всякий случай (вдруг россияне окажутся проворнее шведов), для обороны Батурина Прилуцкий казачий полк во главе с наказным полковником Носом и два сердюцких полка под командованием Чечеля. Общее командование гарнизоном поручается начальнику артиллерии немцу Кенигсеку. Всю остальную старшину он забирает с собой. Ведь неудобно же явиться к новому «папе» всего лишь с 5000 войском вместо обещанных 25000, да ещё и без старшины. А теперь и посчитайте, сколько же войска осталось в Батурине.
Не успел Мазепа покинуть Батурин, как уже на следующий день Меншиков узнаёт о его измене от прибежавшего к нему казака Прилуцкого полка Семёна Соболевского, а вскоре и подтверждение от канцеляриста мазепинской канцелярии Семёна Боровского. От них ему становится известно, что гарнизон Батурина состоит из двух сердюцких и одного казачьего полка плюс батуринская сотня и пушкари. Если кому-то очень трудно подсчитать и его попрёт к 5 – 6 тысячам и выше, то тем я готов предоставить небольшую шпаргалку. Так вот, секретарь походной канцелярии Карла XII, некий Цедергельм имел достоверные сведения о том, что гетман оставил в Батурине «3000 или немногим более» солдат. Кажется всё ясно. Но мы хохлы народ твердолобый, для нас факты это пыль – фу, и нету. Смотрите, как легко сдувает эту пыль наш хитрец Павленко. Оказывается ему известно, что, прибыв в лагерь шведов, Мазепа почти всех казаков, а эти почти все составили, аж 5000 тысяч отправил обратно в Батурин. Ни Мазепа, а Коперфильд  какой-то. Пришел с 5000 (по некоторым данным даже с 4000) умудрился около 1000 с собой оставить и 5000 тысяч отправить обратно в Батурин. Ну да Бог с ним, может лишнюю тысчонку старшина по карманам рассовала, так, на всякий случай – в засаду. Но откуда Павленко узнал такую страшную военную тайну, о которой, ни кто до него не знал. Оказывается, был в шведской армии такой вредный и страшно не любивший Россию Густав Адлерфельд, который, описывая то, как гетман, переправившись со своими приближёнными и частью компанейцев через Двину, в лагерь к шведам, остальных оставил дожидаться на другом берегу.  Те же, поняв, что их обманули, стали разбегаться кто куда,  написал что «…некоторые полковники со своими частями вернулись обратно…». Конечно можно понимать слово «обратно» и как в Батурин, но только учитывая настроение обманутого Мазепиного войска и то, что казаки по выражению полковника Юлленштерна были почти все «московитского духа», скорее можно предположить, что «обратно», это в смысле по домам. Ведь откуда мог знать вредный швед, что Мазепа привёл их именно из Батурина, а не призвал  из полковых городов.  Так что 3000 пан Павленко, и ни как не больше. Естественно, добавим сюда ещё примерно столько же местных жителей и плюс селян пришедших искать убежище от шведов, тогда общее количество народа в Батурине составит, с огромной натяжкой те 8000 человек, которые у Павленко были казаками-защитниками. Теперь, - по свидетельству фон Зильтмана более 1000 человек убежало по льду, плюс те что «…за вытрубленіемъ не мертвить, много еще явилося у князя Меншикова, который дать велЪлъ имъ писаніе, чтобъ никто ихъ не занималъ…». К ним добавим пленных да почти полностью Прилуцкий полк с «предателем» Носом, и выходит что более половины тех, кто был в городе остались живы. Почему добавить полк? Объясняю, а точнее сказать «моделюю далі».
Как был взят Батурин? Как только Меншиков подошёл к городу и предложил впустить его войско в крепость, на что, как известно, он получил отказ, в крепости началась буза. Казаки, которые ничего не знали о планах Мазепы стали возмущаться. Тогда Кенегсек или Чечель, приказали наёмникам схватить зачинщиков и приковать их к пушкам. Этими возмутителями и подстрекателями впустить «Светлейшего», были переводчик татарского, польского, турецкого и влашского языков Стефан Зертис (дураком не назовешь; сын его вскоре станет архиепископом Московским Амвросием) и наш старый знакомый Иван Нос, который у Павленка «глуп» и «из памяти выжил». Казаки смирились, но большинство из них сочувствовали своему полковнику. Поэтому позно ночью в лагерь Меншикова от Ивана Носа пробрался человек, который подсказал «Светлейшему», что на участке, где держит оборону их полк, сопротивления российскому войску оказывать не будут, и, что именно в том месте, где сидит прикованный к пушке их полковник на следующую ночь с рассветом можно будет взять город. Для того чтобы усыпить бдительность обороняющихся, Меншиков сделал вид, что отводит свои войска. Сам же ночью 2-го ноября вернулся к городу и перед рассветом напал на него в указанном месте. Имеются сведения, что с уходом Меншикова в Батурине начали праздновать победу, ведь в таком быстром отходе россиян нет ничего подозрительного - видимо «Светлейший» получил сообщения, что шведы уже на подходе и решил смазать лыжи. Выпивки в гетманских погребах хватало, а потому, славное наёмное войско гульнуло по-взрослому,  пэотому, уже через два часа после начала штурма город был взят. Некоторые пьяные жители города (ведь гуляние было всенародное) наверняка проявляли излишние «чудеса героизма», чем вызвали ярость российских солдат и лишнюю кровь. Вот и вся  Батуринская эпопея, и вот почему Прилуцкий полк, если и понёс потери, то только в схватках с наёмниками Мазепы.
Конечно, Мазепе и его старшине было очень неловко за такое позорное фиаско, за такую никудышную боеспособность его войска, ведь казаки всегда славились своим умением обороняться. Вспомните героическую оборону Конотопа, когда 4000 казаков во главе с полковником Гуляницким, почти два месяца отбивались от  более чем в 10 раз превосходящего по численности войска тех же россиян. Вспомните, как 4 недели Выговский с татарами не мог взять Зеньков, где с полком запорожцев окопался полковник Силка или героическую оборону от турок полковником Мурашко Ладыжина. И ещё ни один десяток подобных примеров стойкости казаков можно вспомнить, а тут на второй день, ощетинившаяся пушками крепость, взята, не позор ли? А причина простая – казаки не захотели проливать кровь за предателя. Ну, не те уже времена, что при Выговском или Дорошенко, не те! А выглядеть в этой некрасивой ситуации хотелось попристойнее, вот и родился миф о подземном ходе, который якобы «предатель» Нос указал россиянам. Но, только откуда прилуцкому наказному полковнику, который совсем не входил в круг доверенных лиц Мазепы (кстати это он с зятем Сирко, если помните, конвоировал Мазепу к Самойловичу), знать о тайном подземном ходе, даже если допустить, что он и был.  Но только говорят и пишут о нём много и многие, а найти или  доказать что он был, пока не смог ни кто.
Сегодня в Батурине ведутся раскопки, и как  разафишировали на весь мир наши  энтузиасты «…доказательства жестокости российских солдат найдены. Ученые откопали около 170 останков, и половина из них – точно жертвы трагедии». Ни кто не собирается доказывать, что жертв в Батурине не было. Но я уверен, что если бы с таким же энтузиазмом велись раскопки в Тернах, где в 1708 году подполковник шведской армии Томас Функ вместе с  приданной его отряду сотней мазепинцев устроили резню и сожжение заживо 1600 украинце, в том числе женщин и детей, вы бы нашли там доказательств жестокости шведов гораздо больше. И знаете почему? Потому, что те тысячи и даже десятки тысяч жертв Батурина, о которых нам толкуют это только слухи, как и о подземном ходе, а там задокументированный факт. Так что любителям взглянуть в пустые глазницы жертв «Северной войны» лучше покопаться там. Если же  раскопки в Батурине ведутся ещё и с целью отыскать несуществующий подземный ход, то студенты и школьники искать его будут долго. Проще арендовать у нас на Донбассе бригаду проходчиков. Они вам за пару недель такой подземный ход «отыщут», что не то что солдаты гуськом по нему пройдут, но и Чечель верхом на коне даже шапкой не зацепится. Ведь как уверяет Павленко, Чечель тоже воспользовался подземным ходом. Значит, там был ещё один, (в Батурине жили гномы) иначе как же мог он уйти тем же ходом, каким проникли  в город и солдаты Меншикова? Или вы думаете что «Светлейший» не догадался бы блокировать эту лазейку, о которой могли знать только избранные. Кстати печальная кончина Чечеля ещё одно доказательство того как народ «любил» Мазепу и «ненавидел» москалей. Ведь, уставший и промокший Чечель, удачно избежав того чем грозился он Меншикову, прискакал на взмыленном коне ни к кому ни будь, а к своему родственнику, но и тот, дождавшись пока беглец уснул, привёл казаков и они взяли его тёпленьким.
Мазепа же после поражения шведов под Полтавой совсем занемог и вскоре умер в Бендерах, перед самой смертью едва не обворованый запорожцами, которых около 8000 человек в апреле 1709 года привёл с собой кошевой атаман Кость Гордеенко. По этому поводу Т. Г. Таирова-Яковлева высказывает интересную гипотезу. Как известно, к этому переходу запоржцев немало усилий приложил Мазепа, находясь уже в лагере шведов, и она пишет: «Кто знает, может быть, Мазепа, понимая, что гибнет, намеревался утащить в эту пропасть и Запорожье, которое он всегда считал врагом Гетманщины?»
А я бы сказал так. Мазепа своими стараниями, ещё за долго до прихода шведов в Украину,  сделал запорожцев потенциальными врагами России и, крепнущая мощь последней, налаживающая табу на все вольности разбойничьего ордена, всё равно бы привела их, в конце концов, если ни к шведам, то к татарам или туркам. Что на самом деле, как вы знаете,  и случилось; знаете, чем всё и кончилось.