Ну мы даём
Свершилось! Сегодня Украина суверенное государство со своим правительством, со своим президентом и со своей историей. «Незалежнi». Правда, история даже «незалежного» государства, на самом, деле таковой являться не может. А именно такой её пытаются преподнести нам сегодня некоторые чересчур «незалежнi» историки. Несомненно, украинский народ, равно как и российский, и белорусский, как жители Дона и Волги, и любого другого района Земли, имеет свою личную, неповторимо уникальную историю. Но, эта наша история является и частью истории россиян, белорусов, поляков, литовцев, и других народов, - частью всемирной истории. Звенья исторических событий того или иного народа, или государства, его взаимоотношения с ближними и дальними соседями, взаимоотношения между собой, как раз и образуют золотую цепочку всемирной истории. Выкинь пару – тройку звеньев, и цепочки нет. Есть только её обрывки. А ведь это жизнь наших предков, наших отцов, дедов, прадедов… - их беды и радости, потери и находки, их труд. И вот этот труд, эту ювелирную золотую цепочку рвут и заменяют её драгоценные звенья ржавой проволокой вранья.
«Ми дедалi частiше переконуємося, що незнання власної історії, підміна об;єктивного і суто наукового аналізу політичними догмами завдають нашому суспільству непоправні шкоди й обходяться надто дорого. Iсторія повторюється, повторюється кожен її поворот…». Эта аннотация к одной из многочисленных книг Грушевского, являясь неоспоримой истиной, в то же время, по отношению к некоторым работам известного историка, скорее может служить чем-то наподобие предупредительного ярлыка на пачке сигарет: - «Минздрав предупреждает…». Возможно, Грушевский и был великий историк, во всяком случае его многотомные труды сегодня можно встретить в любой библиотеке и книжной лавке. И, слава Богу. Но вот только относиться к его умозаключениям следует с большой осторожностью, особенно если они касаются истории Украины и её народа. Уж очень хотелось Грушевскому, (надо думать не во вред другим народам) что бы украинцы были народом особым, избранным (в хорошем смысле слова), а потому и был он уверен, что «Досить відкрити людині очі на те хто вона, щоб бути певним в її вірності націонльній дисціпліні. З сею міцною єдністью Український народ становить велику силу, суцільну глибу, моноліт, якого нема іншого в східній європі». Что касается «суцiльної глиби» и «монолiта» то о них и сегодня говорить как то некорректно, но, а чтобы «відкрити людині очі» как можно шире, (пусть даже от удивления) историк доказывает, что «Украінство се те що було од віків на українській землі». Но, разрабатывая свои многотомные труды, Грушевский не мог не натыкаться на те подводные камни истории, которые говорили совершенно об ином прошлом Украины и её народа. Справедливости ради надо сказать, что, по-видимому, любовь не только к Украине, но и к истории заставляли его не обходить эти «камни», а добросовестно отмечать их. Но, отмечая их для будущих лоцманов-историков, он сам даже не подозревая, и не желая того, рушил им же построенную теорию о древности украинского народа. И тем не менее, именно его работы, в немалой степени, как раз и дали историкам от политики почву для замены «об;єктивного i суто наукового аналiзу полiтичними догмами».
-«А в чём собственно проблема?» – Может спросить недоумевающий читатель. – «Что, великодержавные, шовинистические взгляды присущи только украинским историкам и писателям, неуж-то подобных ура – историков нет в других странах, и в той же Росси?»
- Помилуй Бог, я такого сказать не хотел, - их хватает везде, и в России тоже но, существование российских историков – националистов, такому государству как Россия не несут абсолютно, ни какой угрозы, тогда как наличие таковых в Украине чревато весьма непредсказуемыми последствиями. Почему? А вот почему. Дело в том, что Россия – государство, существующее уже не одно столетие, государство с многовековой историей, все зигзаги и повороты которой зафиксированы десятками и сотнями, как отечественных, так и зарубежных источников, начиная с Татищева и Карамзина или даже первых летописцев, и заканчивая современными академиками и профессорами. Изменить или заново переписать историю России невозможно. Россия государство выросшее, можно сказать на глазах у всего мира. Точно так же как Франция или Китай, или США. Но Украина государство молодое, история которого, неразрывно связана с историей сразу четырёх государств: Литвы, Польши, отчасти Турции и, разумеется, России, и если даже не является их прямой историей то, во всяком случае, всегда затенялась ею. Можно, конечно, говорить о том, что история Киевской Руси тоже является не чем иным, как историей Украины. Да что там история Киевской Руси, вот доктор политических наук Валерий Бебик, ссылаясь на археологические данные И. Шовкопляса (1965г) и С. Бибикова (1981г) считает, что украинской цивилизации не менее 20 тысяч лет. Испоконвечной (од вiкiв) её считал Грушевский, а вслед за ним и …, ну, в общем, «летописцев» не существующей истории Украины хватает. Но только историки, ставшие на путь «бебиков» и «грушевских», торят для Украины, как мне кажется, опасную тропу, ведущую в никуда. Давайте просто вспомним Германию, которая, как государство, сформировалась только в XIX веке, и куда привела это молодое государство нацистская теория арийской сверхрассы. Потому-то я твёрдо убеждён, что подмена подлинной истории надуманной, не только вредна, но и опасна для молодого государства. Тем более, когда ура-история преподаётся в школах и ВУЗах. Возьмём, к примеру, предназначенную для абитуриентов и студентов книжонку «Iсторiя України» (подiї, факти, дати), авторами которой являются В. Ю. Крушинский и Ю. А. Левенец, изданную в 1992г. в Киеве, на м. п. «Вета». Из неё, в частности, можно узнать, что в Киевской Руси в период с первой половины XI столетия по XIV век: «Українське населення займало бiльш як половину заселених прострiв Київської держави, поруч з ними мешкали рiзнi племена і народи бiлорсы, великоруси, фiни, тюрки…». Не правда ли очень полезные сведения для будущих учителей, инженеров, да и для всего населения Украины. Не беда что в те годы и в помине ещё не было не только «бiлорусов» и «великорусов» но и самого «українського населеня». Главное, что бы молодое поколение твёрдо себе усвоило, что «бiлоруси» и «великоруси» являются для «українського населеня», то есть для нас с вами, абсолютно далёким по духу, по своей природе и культуре народом, наподобие финнам, тюркам и, как сказал бы поэт, «разным прочим шведам». Отец теории «первородства» украинцев Грушевский, в своё время писал, что «народ той (украинский) називав себе в давнiх вiках народом руським, а як ся назва стала означати і великоросiв і тих що вiд українського народу його права вiдбирали, то вiн не схотiв далi сим iменем називатися і пошукав собi іншого іменi». Вот так вот. А как же – мы обиделись. Это что ж такое, - почему это вдруг, эти «рiзнi племена і народи» стали называть себя не своим именем? Ну, на худой конец называли бы себя «цыганами» или там «румынами» или ещё кем, коль своё имя не в кайф, так нет же именно – «русские». Назвались так, чтобы нам, настоящим русским досадить. Ну какие они русские, если живут в Новгороде, Смоленске, Рязани, а тем более в Москве? Да каждый, кто читал Грушевского знает, что настоящие русские всегда жили «…коло Києва, Чернiгова і Переяслава. Тут була Русь справжня». Вы слышите шановнi Крушинський і Лiвенець, что вам говорит «батько» украинской истории. «Справжня Русь», а, по-вашему «українське населеня» жили то только «коло Київа, Чернiгова і Переяслава», а вы что пишите? – « Українське населеня займало бiльш як половину заселених просторiв Київської держави». Ну и кому из вас верить? А впрочем, чего там гадать «верю – не верю», кто желает – идём со мной, тут неподалёку. Киевская Русь от нас всего, каких-то 1000 лет с гаком. В наше время это не расстояние. Ну что пошли, - посмотрим, как оно было на самом деле?
Часть I
Помни имя своё.
Невесёлая встанет година, и поднимется птица Обида, вступит девой на Матушку-Землю, лебедиными крыльями всплещет и прогонит годы обилия. Вы начнёте ковать крамолу и про малое молвить – большое! Говорить: сё – моё, то моё – же!»
Свято - Русские веды
Киевская Русь
Официальной датой дня рождения Киевской Руси принято считать 882 год от рождества Христова, когда некий варяг Олег, придя из Новгорода, коварным обманом, а скорее всего при помощи заговора местной знати против своих правителей, князей Аскольда и Дира, овладел Киевом. Объединив, таким образом, славянские земли по бассейну рек Днепра, Ловати и Волхова, и объявив город Киев «матерью городов русских», он и заложил начало существования княжества – государства со столицей в Киеве. Отсюда и название – «Киевская Русь». Но название это не знакомо ни Олегу, ни его приемнику Игорю, не, даже, Владимиру и Ярославу Мудрому. При этих князьях земли от Киева до Ладоги были известны на юге, как «Русский каганат», византийский император Константин Багрянородный называл их «Росия», скандинавы их именовали «Гардами на востоке» или просто «Гардами», германцы и финны – «Венедией». Это уже позже, когда земли Южной Руси вошли в состав Великого Княжества Литовского и Речи Посполитой, - эта территория стала называться Киевской Русью или Киевским воеводством, а историки присвоили это название Руси Олега, Владимира и прочих Рюриковичей. Тех, кто желает подробней узнать о «Гардах» и «Русском каганате» я отсылаю к своей книге «Дела давно минувших дней или путешествие в историю в поисках первых русичей», а о «Венедии» "талантливо" расскажу в этой главе. (Краткость сестра таланта)
Начну с того, что известный историк И. П. Шаскольский, в результате своих расследований, в 1981г. пришёл к выводу, что: - «В IX веке уже существовал путь по Днепру в Чёрное море…» Это, конечно, не новость – об этом можно узнать и из русских летописей. Зато дальше он пишет: - «Но…данные археологии делают очевидным, что этот путь ещё не был в IXв. варяжским, он не был (как предполагали до недавнего времени многие учёные) проложен норманнами, а использовался… местным восточнославянским племенем. «Путь из варяг в греки» как транзитный, установился не ранее рубежа X столетия». В своей выше указанной книге, я тоже отстаиваю эту точку зрения, более того - считаю, что, даже, вплоть до XI столетия, водный путь не по Днепру, не по Волге варягам, в смысле норманнам-викингам, известен не был по той простой причине, что их туда не допускали венеды, то есть варяги-русь. Но только венеды это отнюдь не славяне хотя, именно так считает большинство современных историков. Ведь это слово совсем не славянского происхождения. Оно иностранное, и привнесено в славянский язык именно венедами, жившими, до того как они стали известны миру под именем варяги-русь, у южных берегов Балтийского моря, а затем по выше упомянутым рекам – пришедшими на юг. Но и на Балтике они тоже пришельцы. Оттуда их след ведёт к берегам Атлантики, где с ними вёл войну ещё Гай Юлий Цезарь. Ещё раньше, на «крайнем западе Европы» их поселял Геродот. Дальше, след их, нас приведёт к берегам Адриатики и Средиземного моря, где до сих пор, как памятник, воздвигнутый их руками, стоит один из красивейших городов мира, красавица Венеция. И теряется этот след в Малой Азии, под стенами легендарной Трои. В отличие от славян, предки которых жили в Центральной Европе и были совершенно не знакомы с морем – венеды никогда не отрывались от морских берегов и слыли как великолепные мореходы. «Путь из варяг в греки», эти самые венеды как раз и проложили. Благодаря своему мощному флоту, венеды издревле пользовались влиянием и авторитетом у славян и очень быстро с ними ассимилировали, и Иордан (VIIв. н. э.), по-видимому, именно по этой причине считал славян и антов живущих в бассейне Днепра тоже венедами. Но о том, что венеды-русь и славяне, это два разных народа красноречиво говорят, и названия на русском и на славянском языках Днепровских порогов у Константина Багрянородного, и различные паруса у руси и славян во время похода Олега на Константинополь, и то, что славяне имели много жён, а первые русичи, судя по всему, только одну. Венедами были и Дир с Аскольдом, княжившие до Олега в Киеве, и Бравлин, ходивший со славянами и русью в конце VIII в. на Сурж и опустошивший Крымский полуостров, и даже «вероломное племя росомонов» о котором писал Иордан.(смотри «Дела давно минувших дней…»). И вот в связи с выше сказанным, скажите мне, пожалуйста, так где же «була Русь справжня», когда средневековая Русь в самые годы её расцвета и могущества называлась «Венедия». Правда некоторые средневековые авторы русичей называли ещё тавроскифами или просто скифами но, только к тому времени от скифов, наверное, остались лишь одни курганы и то не во всей Руси-Венедии, а только в небольшой, степной её части, и эта часть, по большому счёту, всегда была землёй кочевников. Там русские люди в средневековье никогда не чувствовали себя безопасно и комфортно, в отличие от кочевников, в том числе и скифов, которых иногда считают если не предками русичей, то уж славян, - точно. Но только, если и допустить, что это действительно так, то в родстве со скифами могла быть лишь какая то часть славян, причём, самая южная. Возможно, это были «поляне», которых древние греки называли скифами-пахарями, и которые были подвластны истинным скифам, то есть «царским», ведшим кочевой образ жизни. Древняя скифская легенда как раз и говорит о двух скифских народах напах и палах (полянах?) произошедших от двух братьев. Остальные же славянские племена к скифам, очевидно, никакого отношения не имеют. И когда скифская звезда скатилась с исторического небосклона, то: - «по прошествии времени, - как доносит до нас «Повесть временных лет» - … стали притеснять полян древляне и иные окрестные люди», в том числе и венеды, которые со скифами ничего общего не имели, и которых славяне называли «варягами» так как постоянно сталкивались с их кораблями на реке «Вар» (ныне Днепр), Иордан же называл их «росомонами».
В «Книге Велеса» есть один, на первый взгляд, странный текст на одной из его деревянных страничек (табличке). Вот он: - «… Но другой враг Германарих пришёл на нас с севера, внук Оториха. И он привёл на нас воинов своих с рогами на голове. Тогда варяги предложили нам идти с ними: и не могли мы воевать на два фронта (на две стороны), хоть они враги как и первые». А. И. Асов, да и не он один, слово «варяги» переводит как «враги», хотя написание слова «враги» в табличках несколько иное чем «варяги». Оно конечно понятно – какие варяги могут быть в IV веке? Если следовать общепринятому понятию о варягах то, конечно, варягов в те годы там быть не могло. Но если допустить, что «вероломное племя росомонов» и есть летописные «варяги – русь» то, становится ясно, почему в «Книге Велеса» варяги оказались рядом с готами Германариха.
В связи с выше изложенным, возникает вопрос. – «Справжня Русь», то есть украинцы это кто: поляне притесняемые «иными окрестными людьми», «иные», которые «стали притеснять полян», возможно древляне, которыми, скорее всего, и заложен был город Киев или это варяги – венеды? Если следовать Грушевскому и стоящим под его знамёнами то, украинцы это живущие в этих краях «од вiкiв» поляне, то есть античные «палы» или «скифы-пахари». Но тогда почему на гербе Украины геральдический символ северных пришельцев «варягов–руси» - «тризуб»? Если же мы русь то, как же тогда быть с «українством» которое, как утверждает Грушевский «од вiкiв на українськiй землi»? А если мы те кто притеснял полян: древляне, хорваты, сиверяне, дреговичи или возможно ещё какие то славянские племена, жившие в Восточной Европе то, чем тогда мы отличаемся от остальных славянских народов России, Белоруссии и Украины? Почему именно возле Киева, Чернигова и Переяславля «Русь справжня», а возле Новгорода, Смоленска или Рязани, какая-то не такая, не справжня, бутафорская? А тем более в Московской земле, там вообще…
Московская Русь (москали)
Видимо, где-то в глубине души, внутренний голос авторов пособия для абитуриентов, с громким названием «Iсторiя України», всё же возмущается такому несправедливому делению на Русь справжню и не справжню. А возможно слишком малой показалась им территория «справжньої Русi», но только их «українське населення» занимает уже «бiльш як половину… Київської держави».
Не надо быть ясновидящим или крупным специалистом в области истории, что бы догадаться, какая часть «Київської держави» не была в средневековье заселена «українським», то есть русским «населенням», - нужно только мыслить так, как мыслит «справжнiй руський», то есть укранец. Ну а кто так мыслить не умеет, тот пусть приедет к нам, на Украину, желательно в западную её часть, и там ему любой встречный-поперечный скажет, что - это Московия, и что там живут не русские, а москали. Если вы поинтересуетесь: - «А что же это за народ такой москали?» - то однозначно вам вряд ли ответят. Ясно только одно – они не наши, не такие как мы, а главное, они «кляті». Но почему? Ведь Грушевский писал (вот вам один из многих «подводных камней» историка): - «Та коли стали татари наши краї пустошити, стали з Київа й iнших сусiднiх мiст люди заможнi багатi, а головне книжнi, духовнi, переїздити в дальшi затишнi сторонни – на Волинь до Галичини і до країв московських. Стара Київська держава за той час роздiлилась, Київ пiдупав і київських князiв уже нiхто не слухав. Київський митрополит і вище духовенство осiлися замiсть Київа в Москвi». Выходит, что «справжня Русь» переселилась, как в земли Западной Украины, так и в Московскую землю. Так в чём же тогда различие между «западенцами» и «москалями»? Ведь как к тем, так и к другим, переселились «люди заможнi, багатi, а головне книжнi духовнi», а в московские земли переехал даже сам митрополит с высшим духовенством. До их же переселения, по идее, и там, и там «мешкали рiзнi племена і нарди». Но сегодня вопрос, почему-то, ставится так, что в Западной Украине живут истинные украинцы то бишь русские, сохранившие самобытную культуру Руси ещё той, Киевской, а в России (Московии) какие то гоблины и орки. А куда же делись те «книжнi» и «духовнi», куда делось духовенство, что-то я не слышал, что им там не понравилось и они вернулись. Так почему же всё культурное наследие Киевской Руси надо искать в Галичине и на Волыни? Почему именно оттуда нас учат, как нам жить, как надо любить «державу», (кстати, жители именно этих областей своей державы никогда и не имели), почему они должны учить нас всему «справжньому руському», учить как «посправжньому» пишется, или произносится то, или иное «справжнє руське» слово и т.д. и т.п. Ведь ещё в конце XIX столетия один из самых первых и самых одиозных борцов за украинскую автономию Б. Гринченко писал, « що галицькi помилки в мовi шкодять нашiй мовi навiть і на Вкраїнi Надднiпрянськiй, бо є вже люди й тут, що переймають їх у Галичинi та й собi вживають». Кстати, эта тенденция наблюдается и сегодня. Так сколько же таких «помилок» ещё до Гринченка, и вплоть до наших дней, искаверкало украинскую речь. А нас пугают, что русский язык представляет угрозу для украинского, и как более могучий, способен его поглотить. Да его уже, почти, поглотил не понятно какой, но совсем не могучий и даже не украинский, язык Западной Украины. Более того, борясь за чистоту украинского языка, и чтобы избавить нас от иностранных (то есть москальских) слов, на западе (в Канаде, США) для украинцев придумывают новые истинно украинские слова, которые должны гармонично вписываться в нашу спiвучу мову, такие как ШВИДКОНIГ (велосипед) МIЖПОВЕРХОВИЙ ДРОТОТЯГ (лифт) и прочие, а так же предлагают нашим дiтЛОХАМ перейти на латинскую «АБЕТКУ». Наверное, латынью пользовались ещё древнерусские летописцы. Во всяком случае Гринченко, который о себе заявляет, что «вiн не iсторик… і не хоче бути iсториком» точно знает, что «… зовсiм не «всеросiйська» лiтература « видiлила з себе» (та ще й пiд Гоголевим впливом) лiтературу вкраїнську, а що вкраїнська лiтература icнувала на Русi-Вкраїнi з часiв князiвських, бо завсiгди українська нацiя почувала духовну потребу виявляти своє духовне життя в письменствi…». Ну не историк человек, ну что с него спросишь: потому, наверное, и быть им не хотел, что так легче, и князей, и украинскую нацию, которую ещё до сих пор толком не создали, и Украину с Русью, и даже украинскую литературу на один «шампур» нанизать. Но на беду таких вот «українських патрiотiв», и во благо исторической справедливости, находятся люди, которые не считают, что правдивое освещение истинного прошлого нашего народа, противоречит такому понятию как патриотизм. Например, украинский историк с мировым именем П. П. Толочко, в отличие от «не историка» Гринченко, украинский язык столь архаичным, а стало быть, и свойственным для жителей «часiв князiвських» совсем не считает, и пишет: - «Подтверждением языкового единства древнерусских земель XII – XIII вв может быть следующее обстоятельство. Известно, что в это время происходили освоение и заселение суздальско – залесского края. Особенно мощным колонизационный поток был из Южной Руси (Киевщины, Черниговщины, Переяславщины и других земель)… выходцы из Южной Руси, если они в XII – XIII вв являлись уже украинцами должны были принести с собой на северо-восток не только гидрокимическую и топонимическую номенклатуру (Лыбедь, Почайна, Ирпень, Трубеж, Переяславль, Галич, Звенигород, Перемышль и др.), но и украинский язык. Между тем ничего подобного здесь не наблюдается». Становится очевидным, что против такой аргументации «гринченкам», чтобы не выглядеть смешными, лучше промолчать. Отлично понимая, что с историей, если ей не выкручивать руки, спорить очень трудно, ещё один украинофил, видный публицист, мыслитель, литературовед, экономист и в отличие от Гринченко историк, М. Драгоманов, писал: - «Ми мусимо требувати права для нашої народної мови як і других полiтичних прав, не iменем iсторiї, котра часто буде протии нас, а iменем здорового розуму». Этот подход к проблеме, конечно, гораздо серьезнее, чем у Гринченко, но всё же, чтобы смысл был действительно здравый (здоровий розум) сначала надо всё расставить по местам именно «iменем iсторiї» (правильно - в iм;я iсторiї) Извиняюсь, не удержался, ведь нельзя же так безграмотно «требувати (правильно - вимагати) права для нашої народної мови.
Так вот, возвращаясь к истории. История нам говорит, что Грушевский немного слукавил, когда писал, что переселяться русские люди из Южной Руси в Северо-Восточную стали только после нашествия татар. Толочко, как видим, относит «освоение и заселение суздальско – залесского края» к XII – XIII векам, но летописец опускает эту шкалу ещё ниже. В 990г. сюда приходит со своей дружиной киевский князь Владимир Святославич «нарубати мужи лучших от славян, и от крвичь, и от чуди, и от вятичи, и от сих насели грады (на юге Руси) бе бо рать от печенег». Хотя «меря», коренное население Ростово-Суздальского края, здесь не упоминается, но оно, по-видимому, уже не было в нём доминирующим. Ведь уже в IX веке с севера и запада сюда переселились новгородские словене и смоленские кривичи, которые, как можно узнать из летописей, уже были в русской дружине пришедшей в 882 г. к Киеву вместе с Олегом. А стало быть, можно говорить о том, что уже в 882 г. на этих землях проживала «русь». Владимир же по приходу сюда заложил в свою честь город Владимир. Но киевский князь не только «поча нарубати мужи лучшие», то есть переселять в Киевскую землю местную знать, но и для того, что бы закрепить там своё влияние, стал заселять Северо-Восточную Русь киевскими людьми. И видимо уже в 991 году одно из первых таких переселений возглавил киевский митрополит Михаил и дядя Владимира, воевода Добрыня. Под этим годом в Никоновской летописи летописец напишет: - «Иде Михаил митрополит по Русской земле и до Ростова с четырма епископы Фотеа патриарха и з Добрынею и с Анастасом… И учаши митрополит всех с епископы веровати в единаго бога в троице славимаго… и крести без числа людей и многиа церкви възвиже…».
Археологические же данные говорят, что уже в конце X в. здесь происходит резкая смена погребального обряда, и на смену трупосожжению приходит ингумация, активное распространение которой наблюдается в XI – XII веках. Быстрое распространение христианства способствовало не только усилению влияния в Суздальской земле киевского князя, но и сближению народов северо-востока и юга Руси. А так как плотность населения была здесь очень мала, и население жило не большими, разбросанными по обширной территории посёлками, а местная знать (лучшие мужи) была переселена в Киевскую землю, то ассимиляция местного населения с переселившимися сюда южанами происходила довольно быстро. Вскоре наместник этих земель, сын Владимира Ярослав, строит здесь город Ярославль, а правнук Ярослава Юрий Долгорукий, начал планомерное строение новых городов, и заселял их, закликая людей со всех уголков Руси, давая им «немалую ссуду». Так что, выражаясь языком карточного игрока, в XI – XII веках на всей территории Киевской Руси произошла довольно добросовестная перетасовка народонаселения во всех её землях, в том числе и Киевской, и В. О. Ключевский по этому поводу писал: - «Надобно вслушаться в названия новых суздальских городов: Переяславль, Звенигород, Стародуб, Вышгород, Галич, - всё это южнорусские названия, которые мелькают чуть ли не на каждой странице старой киевской летописи… Имена киевских речек Лыбеди и Почайны встречаются в Рязани, во Владимире на Клязьме, в Нижнем Новгороде. Известна речка Ирпень в Киевской земле… Ирпенью называется и приток Клязьмы во Владимирском уезде… В древней Руси известны были три Переяславля: Южный или Русский… Переяславль Рязанский (нынешняя Рязань) и Переяславль Залесский. Каждый из этих трёх одноименных городов стоит на реке Трубеже. Это перенесение южнорусской географической номенклатуры на отдалённый суздальский север было делом переселенцев, приходивших сюда с Киевского Юга…».
А в 1155 году произошел вообще беспрецедентный случай в средневековой Руси. Вскоре после столь желанного Юрием Долгоруким вокняжения в Киеве, его помощник, надежда и опора, старший сын Андрей, не пожелал остаться в Киеве и унаследовать великокняжеский престол, чем очень огорчил своего отца. Он уехал в своё захолустье, в провинциальный Суздаль, и с этого времени, вдруг как-то совершенно неожиданно история Киевской Руси, Руси Ольги, Святослава, Владимира, Ярослава Мудрого, как будто сменила своё старое русло. Песочные часики истории Руси были перевёрнуты властной рукой Андрея Боголюбского и стали отсчитывать новое время. М.С. Грушевский увидел в этом поступке Анрея желание отомстить Киеву и киевлянам за долгое не желание признать старейшинство и законное право дома Юрия Долгорукого на киевский престол. Так после смерти в 1194г. киевского князя Святослава, как пишет Грушевский: - «по родовым счетам старейшим приходился Всеволод (Большое Гнездо) но Всеволод, подобно брату, не желал вокняжаться в Киеве: это всё та же политика пренебрежения, унижения Киева, которую практиковал раньше Андрей». Но так ли это? И так уж вдруг, не с того не с сего политический и экономический центр средневековой Руси из Киева переместился в Северо- Востчную Русь? Давайте ещё раз внимательно рассмотрим те обстоятельства, благодаря которым Киев в X – XII веках приобрел значение центра и первостепенного города восточных славян и стал «матерью городов русских».
Всем известно, что город Киев, как административный и торговый центр возник и расцвёл благодаря своему выгодному расположению на оживлённом торговом пути «из варяг в греки». Варяги, как уже говорилось, это не скандинавские викинги. Ведь скандинавы, по большому счёту, только лишь в VII веке стали активно приобщаться к мореплаванию, и до средины IX столетия вы не найдёте сколь нибудь достоверных сведений о хотя бы мало-мальски регулярной торговле с югом датчан, норвежцев или шведов. Но зато на севере, у берегов Балтийского моря жил другой народ – венеды, который издревле, ещё со времён древней Греции и Рима вёл активную торговлю с выше упомянутыми странами. Именно благодаря этому народу, а не малокультурным в те далёкие времена славянам и, тем более, совершенно диким скандинавам, как раз и появился этот летописный торговый путь, и как следствие – богатый и многолюдный средневековый город Киев. Но почему вся торговля Восточной Европы с югом, вплоть до X века проходила в основном по, хоть и пересекающей с севера на юг, но не совсем удобной для навигации, из за своих труднопроходимых «порогов» реке Днепр, а не по более подходящей для этих целей Волге. Ведь археологами совершенно точно установлено, что активная торговля по Волге северных стран с южными, начала осуществляться гораздо позже, чем по Днепру. На мой взгляд, ответ совершенно прост. Этот путь был перекрыт, и перекрыл его, образовавшийся здесь, уже в VII столетии, Хазарский каганат. Грабительская пошлина, возложенная хазарами за провоз товара через их страну, заставляла купца лучше продать товар по дешевой цене в Хазарии, нежели везти его транзитом в страны востока. Становясь, таким образом, посредниками в торговле востока с западом и перекупщиками практически всех товаров, хазарские купцы – рахданиты сказочно обогащались, и уже в IX веке стали монополистами в этой области. О чём красноречиво свидетельствуют и клады найденные в Европе, и в частности в Скандинавии относящиеся к IX – X векам. Большинство из них составляет исключительно арабское серебро, и лишь с конца X века арабские монеты в кладах начинают исчезать, а появляются византийские и германские. Дело в том, что рахданиты, прибрав к своим рукам почти всю мировую торговлю того времени, рассчитывались исключительно арабскими монетами, которые, кстати, само хазарское государство и чеканило, являясь одним из первых фальшивомонетчиков в мире. Но, не имея собственного флота, - предпочитали сухопутные караванные пути или эксплуатировали заплывавшие к ним корабли. Поэтому то «варяги» и выбирали, как правило, менее удобный но, зато, более доходный торговый путь по Днепру, ведя торговлю в основном с Византией. О чём свидетельствуют и первые договора о торговле Руси с Константинополем, но не Хазарией или Арабским халифатом и прочими странами востока.
Но вот в 964 году киевский князь Святослав нанёс сокрушительное поражение хазарам, и сразу же это сказалось на скандинавских кладах. Серебро исчезло. Правда Хазария не была повержена окончательно, так как с хазарами пришлось воевать ещё и младшему сыну Святослава Владимиру: - «… на Козары шед победи я и дань на них положи», повествует « Память и похвала…Иакова Мниха» о его деяниях. Но закрепиться на Волге не смог, ни Святослав ни Владимир. Очевидно Нижнее Поволжье, по договорённости, должно было остаться за союзниками Святослава в войне с Хазарией печенегами (торками). Эту договорённость, по-видимому, старался не нарушать и Владимир, но, тем не менее, планы на выход к Волге, а через неё и к странам востока он уже имел, и в 981 году идёт на вятичей и, покорив их, возложил на них дань. В 982 году вятичи восстали и пытались привлечь на свою сторону печенегов, но те не выступили протии Владимира и тот легко усмиряет восставших. А в 995 году, после того как киевский князь твёрдой ногой стал во Владимиро-Суздальской земле, он с Добрыней попытался овладеть Волжской Болгарией: - «Иде Володимиръ на Болгаръ съ Добрынею… в лодьях, а Торки берегомъ приведе на коненехъ» - повествует Новгородская летопись. Но, по-видимому, с болгарами Владимиру не повезло и, согласившись с Добрыней, что «симъ намъ дани не даяти», то есть «эти дань давать не будут», киевский князь, заключив с болгарами мир, вернулся в свою столицу. Понимал значимость этой земли и Владимир Мономах. Ведь не простым кокетством или благородным жестом можно объяснить тот факт, что лишь со второго раза, видя крайне тяжёлую ситуацию (мятеж киевлян) сложившуюся в стольном городе, Мономах согласился стать Великим князем и «сесть» в Киеве. До этого он ведь был не только князем в Переяславской земле, но и в Суздальской. А как ценил он эту землю видно из того, что, когда шла война за неё между Олегом Святославичем и сыновьями Мономаха, (сначала Изяславом, а затем, после его гибели в 1096 году, другим его сыном Мстиславом) то Мономах, видя серьёзные намерения Олега, захватить Северо-Восточную Русь, и не имея возможности вести затяжную войну вдали от Киева, решил даже простить Олегу гибель сына, и оставить все свои притязания на его вотчину, Черниговскую и Сиверскую земли, и сам предложил заключить мир. Так что совершенно напрасно обижается Грушевский на Андрея Боголюбского. Он совсем не собирался унижать Киев, а просто увидел то, что великий историк не смог увидеть и восемь веков спустя.
- Старый, избитый, торговый путь по Днепру «из варяг в греки», свой ресурс исчерпал. Пришло время нового караванного пути по Волге, пути из Руси в Индию, Китай и другие страны востока. Осознавал это и приемник Андрея его брат Всеволод, и тысячи, и даже сотни тысяч людей в Южной Руси. (В то время всё население Киевской Руси составляло, что то около 5 миллионов человек) С юга на север потянулись целые караваны переселенцев, ремесленники, купцы, зодчие, воины, а так же кормильцы земли Русской – крестьяне. Что поделаешь? – Рыба ищет, где глубже, а человек где лучше. И уже в XIII веке, до нашествия татар, всё население Руси, проживавшее от Киева до Новгорода и от Карпат до Волги, представляло собой, в основном, единый народ, с единым языком (с неизбежными, конечно, диалектными различиями), единой культурой, вооплащённой в религии, зодчестве, народных сказаниях, и прочее, и прочее, и прочее. Именно по этой причине былины – жемчужины русского народного творчества, вне всяких сомнений, родившиеся на Киевской земле, стали своими, родными и кровными потомкам древних русичей в Северном Поморье, на Дону и Волге, и даже на бескрайних просторах Сибири, хотя у нас на Украине они не сохранились. Почему? – «Как могло случиться, что народный исторический эпос расцвёл там, где не был посеян, и пропал там, где вырос? Очевидно… эти поэтические сказания перешли вместе с тем самым населением, которое их сложило». К такому выводу приходит историк Ключевский.
Собака, грызущая свой хвост.
В своей книге «Блудные сыны Руси-Матушки или первые казаки – кто они?» я уже говорил о том ужасном опустошении юга Руси, которое ей пришлось пережить с момента приход Батыевых орд. Сначала Ордынцы, а затем крымские татары, ногайские орды и турки, а отчасти и сами украинцы сделали все, для того чтобы превратить некогда одну из самых густонаселённых областей средневековой Восточной Европы в плодородную пустыню. И лишь ославянившиеся татары («люди татарские») да отатарившиеся славяне («сидящие за татар»), фактически, в основе своей, и являлись в XIV – XV той «справжньой Русью» которую сегодня у нас принято называть «українська нацiя». И только в XV столетии, сюда потихоньку начинают возвращаться русские люди, и появляются первые их поселения между Тясьмином, Синюхой и Росью («грунты уманский и звенигородский»). Но, не смотря на то, что уже в XIV столетии литовские князья Ольгерд, а затем Витовт, вытеснив татар, владели территорией от Балтийского до Чёрного моря, земли за Росью ещё долго не знали плуга. Эти земли народ в те годы назвал «диким полем», и хоть считались они русскими, вошедшими в состав Литовского княжества, но хозяйничали там всё же татары. Потому варшавский сейм в 1590 году постановил: - «Просторы пустых мест на границах за Белой Церковью, не приносят ни какой пользы не государственной не частной, необходимо чтобы от них была польза, чтобы они не пустовали без пользы. А посему с разрешения и полномочия от всех чинов сейма утверждаем, что мы будем отдавать те пустыни в частную собственность особам шляхетского сословия за заслуги перед Речью Посполитой по воле и умыслу нашему». Только лишь после появления здесь казаков сюда постепенно начинают заселяться пришельцы с севера, в том числе и из Московии, а в конце XVI века правительство Речи Посполитой вынуждено официально признать факт проживающего здесь русского населения. Признать то оно признало, а вот защищать это население от набегов татар было не в состоянии, и предоставило «защиту отчизны», как об этом писал Михаил Литвин, «перебежчикам – москвитянам и татарам». И если поверить В. А. Брехуненко, одному из соавторов коллектива двухтомника «Истории украинского казачества» (ИУК), что днепровское казачество «становили на сам перед представники мiсцевої людностi» то, стало быть, как раз эти «перебежчики» и были его пресловутое «первiсне ядро» украинских казаков. Что же получается – выходит, и первое «українське населеня», и первые «защитники отчизны» отнюдь не аборигены и совсем не «справжня Русь»? Поди, узнай сейчас, кем были те первые переселенцы, каких кровей и какого роду-племени. Грушевский же утверждая, что украинцы это потомки «антов» и что они «од вiкiв на українськiй землi» вновь всей массой своей неуклюжей теории натыкается на огромный «подводный камень», который обойти невозможно, и потому пишет: - «Подивиться на вигляд Українцiв – зараз можна помiтити, що се люди не єдної породи: однi чорнявi, iншi бiлявi, однi мають голову круглу, iншi подовгасту, однi тiлом худi і костистi, iншi товстi, тiлистi. Видко, що се потомки людей з рiзних народiв і племен». А разве могли эти «потомки людей з рiзних народiв і племен» знать и помнить старинные русские былины, сохранить культуру и традиции «справжньої Русi», Руси которую покинули люди «книжнi» и «духовнi»? Конечно, нет. Вот почему и ушли с Украинской земли русские былины. Ушёл вместе с былинами и «справжнiй» русский язык. (Сравни язык былины и украинской народной думы) Ушёл он на Волгу, на Дон, ушёл в Московию, ушёл в Крым. Ведь уже в средине XVI века значительную часть населения Крымского полуострова составляли русские невольники, а Боплан, в первой половине XVII столетия, описывая Крым, писал: - «Кафа – это столичный горд Крыма… Здесь может быть 5 – 6 тыс. дворов, но около 30 тыс. невольников, так как в этом краю используются только слуги такого рода». И даже в Турции, в виду огромного количества, в те годы, русских невольников, ещё сегодня, очень многие местные жители неплохо изъясняются на русском языке. Вот почему население Крыма и сегодня, считая русский язык родным для себя, отстаивает его всеми доступными и возможными методами. Многие, наверное, знают, что легендарный кошевой атаман Иван Сирко, безжалостно приказывал рубать, не желающих возвращаться из татарской неволи в растерзанную (льющими ради гетманской булавы кровь своего народа) гетманами, продажными полковниками и старшиной, Украину. Да только не тех, ох не тех, кого надо, рубал Сирко и его запорожцы. Невольники то, как раз Руси-Украине угрозы никакой не составляли, а вот её новое панство казацкая старшина, эти да, этим плевать и на Украину, и на её народ. Самойло Величко, по-видимому, хорошо зная эту категорию людей, о гетманах и старшине писал: - «Для срiбла і злата не тiльки кожний iз них дав би виколоти собi око, але брата й отця не пощадив би; то як би мав жаловати матки – погибающої України?» Помните: - «Iсторiя повторюється, повторюється кожен її поворот…»? Так вот, прекрасным образцом таких повторений была, и по сей день, остаётся наша Украина, с её антинародным руководством, фактически, ни чем не отличающимся от «героев» Величко. Не «москали» губили украинский народ и Украину. Губили, пришедшие на место польских свои, зачастую, из грязи в князи вылезшие паны. Вот кто действительно приводил на Украину и поляков, и татар, и турок, а россияне, в результате такой политики старшины и гетманов становятся, в зависимости от того «куда ветер подует», то есть от политической ориентации старшины, то «загарбниками», то «единокровными братами». Более того, старшина и полковники сами толком не знали, что они хотят, и как писал не состоявшийся поэт и хитровымудренный гетман Мазепа:
Всi покою щире прагнуть,
А не в еден гуж тягнуть,
Той на право, той на лiво,
А все братя, тото диво!
Не маш любви, не маш згоди
От Жовтої взявши води…
То есть уже от битвы состоявшейся в 1648 году у Жёлтых вод старшина не могла найти общего языка, а после смерти Богдана Хмельницкого Украина и по сей день напоминает собаку, грызущую свой хвост. Есть такая странная болезнь, когда собака грызёт свой хвост, пока не загрызёт себя досмерти. «Iсторiя повторюється». А потому, не надо быть пророком, что бы предсказать будущее Украины. И что – опять будут виновны «клятi москалi»? А вина то их всего лишь в том, что «москалi» после всех бед, междоусобиц, нашествия татаро-монголов, «смутного времени» ( по сути гражданской войны) смогли сами подняться и объединиться вокруг Москвы, пусть и не столь славного и старинного города как Киев, а вот украинцев даже Киев объединить не смог. А не смог потому, что не было уже возле Киева той изюминки, той «справжньої Руси», а были к средине XVI столетия две – три тысячи казаков да, как писал в 1536 г. киевский воевода «iнший люд общий» и «люды прихожии». Михаил Литвин, живший примерно в это же время писал о них, что это были люди, «…которые бежали от отцовской опеки, рабства, казни, долгов и прочих неприятностей…». А этих «прочих неприятностей» хватало не только на Руси, но и в других регионах Европы, а стало быть, тут можно было рядом с беженцами из Литвы и Московии встретить и поляков, и венгров, и молдаван, и евреев, и чехов, и ряд иных народностей. Людей, пришедших на пустовавшие почти два столетия земли, пришедших неизвестно откуда, сегодня наши историки (слава Богу, не все) называют украинской цивилизацией, которой не менее 20 тысяч лет. Да, слово «украина» пришло к нам, как говорится, из глубины веков, и ещё в XII столетии «украиной» называли земли Переяславского княжества, но ведь это не 20 тысяч, если конечно не считать библейским летоисчислением, где у Бога, как известно, один день, это - 100 лет. Люди же жившие в том же Переяславском княжестве были вовсе не «украми», а русскими, возможно с некоторой примесью крови кочевников. И если уже в те годы, украинцев называть народом (этносом), то почему бы жителей живущих на окраине (украине) моего родного города Луганска в Вергунке, не назвать «вергунами», а жителей, ну скажем, Киевских Жулян – нацией жуликов? А если откинуть в сторону все если, то самый ранний на сегодняшний день документ известный историкам, в котором впервые мы сталкиваемся с таким понятием, как «Українська Держава» относится только лишь к 1672 году. Я не сомневаюсь что, сильно постаравшись, наши «историки» скоро «найдут» и более ранние бумаги, а возможно даже глиняные таблички или «скрижали», но пока Бучацкий турецко-польский договор 1672 года, является первым реальным документом, в котором впервые Украина фигурирует, как держава. Но только вот была ли это держава на самом деле?
Держава или конгломерат кланов
Сегодня многие украинские историки считают, что Украина, как самостоятельное государство, состоялась уже в средине XVII века, когда народ Украины, в авангарде которого стояло казачество, возглавляемый Богданом Хмельницким, поднялся на борьбу за независимость. В этой освободительной войне украинского народа против засилья польской шляхты, эти историки видят попытку южнорусского народа создать своё независимое государство. Но так ли это? Хотел ли этого Богдан Хмельницкий, стремился ли он к этому, и за это ли боролся русский народ с «украин»?
Прежде всего, надо заметить что, не смотря на многовековую порабощённость народа Южной Руси, сначала монголами, затем Литвой и Польшей, не смотря на, почти, полное его искоренение, он никогда не переставал осознавать своё культурное, историческое и религиозное единство с народами России и Белоруссии. Ощущение этнического единства («мы русский народ») не под силу было разрушить ни годам, ни границам, ни массовому «вливанию» чужеземной крови. Именно по этой причине «чернь», то есть основная масса украинского народа, видела свою независимость не иначе как в слиянии с братским народом, свободной от иноземного гнёта, России, и под эгидой московского царя. Это отлично знала и казацкая старшина и, по-видимому, понимая, что народу, в сущности, плевать на гетмана и его окружение, один из ближайших сподвижников Богдана Хмельницкого П. Тетеря, по поводу избрания на гетманство Богданового сына Юрия говорил: - «Стоит раду ему собрать, и на раде без бунта не обойдётся: всяк станет мыслить по-своему, один захочет в гетманы его, гетманова сына, другой кого другого, а кое-кто захочет, чтобы всем владел его царское величество…»(ИУК). То есть, Тетеря опасается, что могут найтись такие, которые не захотят, вообще, признавать власть гетмана и старшины, обойтись без их посредничества, и станут ратовать за прямое подчинение Москве, а стало быть, и лишение тех привилегий, которые выторговала себе старшина на раде в Переяславле, и подтверждённые в Москве в 1654 году. Надо сказать прямо – эти «прiвiлеї» они смогли получить, во многом, благодаря именно Б. Хмельницкому, и его незаурядным способностям политика и дипломата. Видя, что народ «волит идти под царя единого православного», он отчётливо осознавал невозможность создания самостоятельного государства, а потому изо всех сил старался с максимальной выгодой для себя использовать поднятое им же народное восстание. Не имея возможности стать лидером государства, но, являясь лидером сбросившего чужеземное ярмо народа, он называет уже в 1650 году вольным и себя. Но, в чём заключается эта воля? Вольным - от короля и Речи Посполитой, но отнюдь не самостоятельным правителем независимого государства, и заявляет, о чём свидетельствует варшавский «Архив главных древних актов», что «... я вольный и кому захочу, тому и буду вассалом, тому и буду служить». И хотя он всё ещё не решался окончательно порвать отношения с Польшей, и считал себя подданным короля и Речи Посполитой, подписываясь, не иначе как «гетман Его Королевской милости Войска Запорожского» он, по сообщению «Самовидца», после того как «взялся ропотъ в народе и мятежъ на гетмана» из за этой его нерешительности, «началъ соглашатись съ россiйскимъ государемъ, царёмъ, и тайны лядскiе его царскому величеству открывать». То есть, решил стать вассалом московского царя.
Именно быть вассалами и служить тому, кому, на их взгляд, более выгодно, стремилась казацкая старшина, и не о какой суверенности и государственности никто не помышлял. Ясное дело «свiдомi» с такой реальностью будут не согласны, и с большей верой отнесутся, ну, скажем, например, к выводам Олэны Апанович, которая в своей книжонке «Українсько-Росiйський договiр 1654р. Мiфи і реальнiсть» пишет: - «Коли укладався українсько-росiйський договiр 1654 р., Україна вже була незалежною державою – вона мала всi ознаки притаманнi поняттю «держава», територiю, що пiдлягала державнiй органiзацiї , населення, яке визнавало тiльки владу гетьмана; гетьманський уряд, який здiйснював владнi функцiї на територiї України; збройнi сили…». Но, «збройнi сили» - это, какие? Это те, которые устанавливала Речь Посполита и её король (40тыс. по Зборовскому, а затем 20 тыс. по Белоцерковскому договорам) или те, которые, вопреки волии гетмана, («владу» которого «визнавало все населення») принудило признать его это самое «населення», при этом, грозясь «скинути» и даже убить гетмана. Испугавшись угроз этого своего «населення» гетман, в сердцах обложив его благим матом, махнул рукой и решил: – «Да хрен с вами, хотите быть казаками, будьте ими, а не хотите – будьте кем хотите, только меня не троньте». Уж кто-кто, а Хмельницкий отлично знал нравы украинской «черни». Чуть что не так – сдадут панам-шляхте с потрохами. Или может быть это те «збройнi сили», которые с королевскими клейнодами шли против королевских же «крылатых гусар»« защищать «територiю» «держави» меняющую свои условные границы после каждого нового договора всё с тем же королём Речи Посполитой? Так что с «незалежною державою» наша пани Олэна погорячилась. Помимо того, государство (держава), кроме того, что должно иметь своё правительство, территорию, войско, население, - должно ещё и заботиться об этом населении, осуществлять охрану экономической и социальной структуры. Что делают гетманы? Они отдают население Украины на поругание и разграбление своим временным союзникам. Так, даже Богдан Хмельницкий, после Жванецкой битвы, не смог воспретить своим союзникам - татарам набрать, с позволения польского короля в счёт оплаты, полон в «державі». Правда они должны были набирать его в Украине польской, но гетман то отлично знал, что татары в отличие от него, польской считали всю Украину, и на двое её, как гетман, не делили, а потому, возвращаясь домой, жгли и грабили всех подряд. Тогда, как сообщают казацкие летописцы, только «шляхетных семейств с детьми и жёнами» было захвачено 5 тысяч. А сколько было сожжено городов и сёл, сколько было убитых и ограбленных? И вообще, политическое, экономическое и социальное положение этого края было абсолютно не ясным и висело в воздухе. Так «держава» ли это? А главное (простительно пани Олэне - она женщина), но подлинные историки знают, в том числе и «свiдомi», что в те времена понятие государственного суверенитета отождествлялись лишь с персоной законного, помазанного на царство монарха. Так, когда в Нидерландах в конце XVI века, народ поднялся против гнёта, не менее спесивых и заносчивых нежели польская шляхта, испанцев, - победа в этой борьбе стала возможна, скорее всего, только потому, что власть заранее предназначалась принцу Оранскому. И хотя для этой победы принц Оранский сделал полезного не более чем УПА и ОУН в освобождении Украины от фашистских захватчиков, всё же, после его смерти, долго ища, и не найдя кандидатуры на освободившееся место среди монархов в европейских дворах, руководство страной возглавил сын принца Оранского Мориц Нассауский. Правда, сын в отличие от отца, оказался человеком деятельным и решительным. Будучи к тому же талантливым полководцем, он успешно проводил военные операции, чем укрепил свою власть и авторитет в стране. Бесспорно, были талантливые полководцы и среди наших гетманов и старшины но, предъявить такой «мандат» на управление государством, как «королевская кровь», не мог не один из них. Отлично понимая такую вопиющую, на его взгляд, несправедливость, несчастный гетман Мазепа писал:
От всiх не маш зичливостi
А ни слушної учтивостi,
Мужиком називають,
А подданством дорiкають.
А потому и стремились они все, начиная с Хмельницкого и кончая Мазепой, найти себе такого хозяина, который бы мог защитить их от соседних государей, но чтобы, как можно меньше отдачи требовал от них самих. И уже в 60-х годах XVII столетия, закрепляя за собой права правящей элиты, казацкая верхушка не желает терпеть невзгоды жизни воина наравне с рядовыми казаками. В связи с этим, царский воевода Г. Касогов в 1664 году докладывал : - «…а черкас в моём полку немного, все наймиты овчары из винниц, и малых робят много, а сами казаки живут в домах своих». И если раньше под московского царя «волила» идти в основном «чернь», а большинство старшины ещё подумывало вернуться к польской «короне», то разжиревшая и численно увеличившаяся старшина, от боевого, казацкого духа которой, почти, ничего не осталось, но зато власть которой, к концу XVII века, почти, везде становится наследственной, думала лишь об одном – как ещё больше обогатиться, и под чей бы протекторат ради этого податься, чтобы к тем «привилеям и маеткам» которыми наделил их царь добавить ещё лакомый кусок. Ей, основной массе этой старшины, было как-то очень даже фиолетово, кто стоит над нею, гетман или сам царь, и многие, предпочитая царя, уходили с Гетманщины в московские земли, на «слобожанщину». Но, почему-то всё это зная, на Украине есть не мало историков которые, уже в гетманстве Б. Хмельницкого склонны видеть зачатки украинского монархизма и считают, что если бы Хмельницкий прожил ещё несколько лет, и его сын Юрий принял бы от него «булаву» уже окончательно сформировавшимся «мужем» то, в Украине уже тогда могла бы образоваться государственность со своим наследственным монархом. – «Iї утвердження сприяло б консолiдацiї элiти й нацiї навколо овiяного харизмою роду, як символу эаконної верховної влади, її носiїв і цiлiсностi України». Но… «Призначений регентом при неповнолiтньому Юрiєвi I. Виговський, котрий входив до клану Б. Хмельницького, замiсть того щоб усiляко змiцнювати крихку споруду українскої монархії зруйнував її, усунувши вiд влади представника найвпливовiшого, оповитого харiзмою роду». (ИУК)
Ай-я-яй-я-яй, как вам не стыдно, - взрослые люди, «вченi», а такие наивные. Ну, во-первых, кто мог являться представителем «законної верховної влади» в те далёкие, полные социальной несправедливости годы, выше уже говорилось. Во- вторых, выходит, что Выговский, советов которого прислушивался сам гетман, бывший при Хмельницком генеральным писарем, фактически, исполняя обязанности современного начальника штаба, своему гетману и в подмётки не годился, и завалил всё дело начатое Хмельницким? Да ведь дело то вовсе не в узурпаторе Выговском, и не в недоросле Юраське Хмельниченко, а вот именно, что в кланах. И эти кланы стали возникать уже в самом начале освободительной войны («От Жовтої взявши води») Уже тогда Максим Кривонос заявлял Хмельницкому: - «Ти не є нашим присяглим гетьманом, так і я ним можу бути як ти». (ИУК) И не зря Б. Хмельницкий посылал Кривоноса, войско которого составляли, в основном, не казаки, а восставшие плохо вооружённые крестьяне, в самые горячие точки сопротивления шляхты. Побьют, – знай своё место. А если даже побьёшь ты – столько людей положишь, что на народную любовь и доверие, а стало быть, на гетманскую булаву рассчитывать уж вряд ли сможешь. И лично я затрудняюсь сказать, с сожалением или облегчением вздохнул гетман, когда не стало Кривоноса. Но уже в феврале 1650 года против Хмельницкого поднимаются запорожцы во главе со своим, запорожским гетманом Худолием. Хмельницкий отреагировал быстро и правильно. Он посылает туда карательную экспедицию – недовольство удалось погасить, а Худолий был арестован, привезён в Чигирин и казнён, но в 1657 году Запорожье вновь восстаёт против гетмана, и вновь потребовались репрессивные меры, чтобы укротить запорожцев.
Дело в том, что у Хмельницкого, особенно в первые годы восстания, даже и в мыслях не было рвать с Польшей, а тем более создавать самостоятельное государство. А пролитая кровь и победы под Жёлтыми Водами, Корсунем и Пилявою, они сродни демонстрации мускулатуры культуристом, который, выставляя их на показ, совсем не собирается устанавливать рекордов в тяжёлой атлетике. По всей видимости, Хмельницкий и сам на первых порах не понял того, что он натворил, и Костомаров по этому поводу писал: - «Хмельницкий уже из-под Львова думал было воротиться, и только уступая народному крику, ходил к Замостью. Хмельницкий мог идти прямо на Варшаву, навести страх на всю Речь Посполитую, заставить панов согласиться на самые крайние уступки; он мог бы совершить коренной переворот в Польше… Но Хмельницкий на это не отважился. Он не был ни рождён, ни подготовлен к такому великому подвигу. Начавши восстание в крайности, спасая собственную жизнь и отмщая за своё состояние, он, как сам потом сознавался, очутился на такой высоте, о которой не мечтал, и потому не в состоянии был вести дело так, как указывала ему судьба». Взмыв на гребне волны народного восстания на неожиданную для себя высоту, Хмельницкий явно испугался этой высоты и искал любой подходящий повод к примирению, и этим поводом стала смерть короля Владислава. Он и до его смерти, уже после первых сражений попытался замириться но, как свидетельствует «Самовидец», «…Чернята, Кривонос, Остап, Калина, Воронченко, Лобода, Бурляй, Полкожуха, Небаба, Нечай, Тиша и прочие старшина и чернь не позволили ему с ляхами мириться…». А тут, по-видимому, мотивируя тем, что прежний король был болен и не мог навести порядок в Речи Посполитой, тогда как новый король, несомненно, это сделает, Хмельницкому и его сторонникам удаётся склонить казаков к миру. Во всяком случае, неизвестный автор «Краткой истории о бунтах Хмельницкого…» писал, что когда посланный от нового короля посол иезуит Анзельма вручил Хмельницкому письмо короля, тот, прочитав его, сказал: - «Того только я и ждал, чтобы у меня был король, к которому бы я мог прибегать с моими обидами…». И уже 21 ноября 1648 года под Замостьем, где и было вручено Хмельницкому это письмо, состоялась генеральная рада Войска Запорожского на которой, под давлением гетмана и его клана, было принято решение о замирении с Речью Посполитой и её новым королём Яном Казимиром I. После этого войско, как пишут современные летописцы, вернулось «в Украину». – «Тогда же возвратился Хмельницкий в Украину, пришёл в Киев воздать Богу благодарение, и встречали его, приветствуя и ублажая всякого чина и возраста люди, и называли его освободителем Малой России».
Опираясь на выше указанное сообщение, хотелось бы отметить для «свiдомих» и «справжнiх», что отнюдь не «москали» первыми начали делить Украину, а сами украинцы во главе со своим гетманом. Ведь получается, что Галич, Львов и прочие города и сёла Западной Украины Хмельницкий уже Украиной не считал и довольствовался только Украиной Надднепрянской. Причём «москальский» раздел как-то, почти, забылся, а вот тот гетманский и по сей день, тревожит сердца и души украинцев. Почему так? – Мы попробуем разобраться с этим позже, а пока продолжим следить за событиями в «державi»
Своим возвращением в Украину Хмельницкий продемонстрировал всем, что для него не столь важно, как будет выглядеть Украина, где будут проходить её кордоны, и будут ли они вообще. Важно наладить отношения с Речью Посполитой, а потому сразу по возвращению гетмана «в Украину», на оставленную территорию стала возвращаться и польская шляхта, а вскоре там появились и польские войска, причём зачастую набранные из местного населения. Те же, кто не желал оставаться под поляками, стали покидать украинские земли оставленные казаками, особенно после Белоцерковского мирного договора состоявшегося 1651 году. Так что ко времени заключения Андрусовского договора, большая часть Правобережной Украины была скорее польской, чем русской, и ответственность за этот «ганебний дговiр» лежит, как мы увидим позже не только на Москве, но в ещё большей степени на казацкой старшине во главе, с уже покойным к тому времени, Богданом Хмельницким. «Жители южной Руси, – писал Костомаров – не желая быть в порабощении у панов, во множестве бежали в Московское государство на слободы. Уже в прежние годы совершались такие переселения и появились слободы около Рыльска, Путивля, Белгорода. В этот год (1651) переселение произошло в несравненно большем размере. Первый пример показали Волынцы. Казаки, возникшего было Острожского полка, под предводительством Ивана Дзинковского основали с царского дозволения, на берегу реки Тихой Сосны Острожск и перенесли с собой всё казацкое устройство. Таким образом, явился первый слободской полк. За ним – малорусы начали переселяться в огромном количестве в привольные южные степи Московского государства, с берегов Днестра, Буга и других мест… так основаны были Суммы, Корча, Белополье, Ахтырка, Лебедин, Харьков и другие». Польская шляхта стремилась не допустить этого переселения. На пути переселенцев выставлялись заслоны из воинских гарнизонов, поэтому переселенцам не редко приходилось пробиваться с боями. Но почему они уходили в московские земли, почему не оставались в «державi»? Одной из важнейших причин было то, что люди не видели никакой «державы» и не верили в то, что Хмельницкий до конца будет верен идее освобождения края из под ярма польской шляхты, а потому и шли в московские края. Ведь гетман, как мы уже убедились, первое время, не помышлял не то что об какой-то там державе, но даже о боле менее серьёзной борьбе, о чём откровенно и говорил в беседе с главой польского посольства, православным шляхтичем Адамом Киселём, когда тот уговаривал его вернуться в подданство «короны»: - «Было бы прежде со мной толковать; теперь я уже сделал то о чём не думал… Прежде я воевал за свою собственную обиду, теперь буду воевать за православную веру». То есть, даже когда он понял, что переусердствовал, и назад уже пути нет, (Ведь отказ от продолжения дальнейшей борьбы, это – подписание себе собственной рукой смертного приговора. Причём на роль исполнителя этого приговора в равной степени претендовали, как польская шляхта, так и весь поднявшийся на борьбу русский народ и казаки.) всё равно не о какой державе, и не о какой монархической власти он и не помышлял. Просто, ощутив себя в шкуре загнанного волка и хорошо помня участь предыдущих мятежных гетманов, Хмельницкий лихорадочно искал выход из создавшегося положения, искал покровителя. Лично ему, скорее всего, было всё равно, кто им будет, но чтобы не лишиться поддержки народа, он должен был просить «царское величество, гетмана и всё Войско Запорожское под свою властную руку принять…». И как только это произошло, сразу же после Переяславской рады стал, титуловать московского царя не «всея Руси самодержцем», а «всея Великой и Малой Рус самодержец». Так о какой же государственности может идти речь, про какую «крыхку споруду української монархії», разрушенной бестолковым писарем Выговским, говорят учёные мужи, если о ней не на Раде, не в договоре Хмельницкого с царём не было и слова. Наоборот, из договора следует: «А буде судом Божим смерть случитца гетману, и мы, великий государь поволили Войску Запорожскому обирати гетмана по прежним их обычаем самим меж себя». Вот уж действительно, как говорится, не в бровь, а в глаз, здесь уместно будет высказывание Голохвостова, одного из героев широко известной комедии Старицкого «За двумя зайцами», где он объясняет преимущество учёности так: - «Потому ежели человек ученый, так ему уже свет переменяется; тогда, примером, что Хивре будет белое, то ему рябое…». Ну и чёрт с вами, пусть оно вам кажется «рябым», но зачем же убеждать в этом тех, у кого от чрезмерной учёности «крыша» ещё не съехала. Причём делать это зачастую, примерно, таким образом, как делал это В. Лыпынскый, который отчётливо видел «белое», то есть то, что действительно было на Украине, перед заключением договора с Москвой, и писал: - «Становище гетьмана було дiйсно трагiчне. Хан кримський, перекуплений 100 тисячами дукатiв через Короля польского, одержавши крiм того вiд нього ж дозвiл брати в Ясир коло Львова і в дальшiй Українi, зрадив Хмельницькому в найбiльше критичнi хвилини – пiд Жванцем. З послом казацьким Виговським, поляки в нiякi новi переговори вступати нехотiли, бо сенатори польськi знов казакiв за своїх «пiдданих» стали уважати. Татари – як писав до Царя Хмельницький – хотiли його й Виговського видати Королевi, а на початок 1654 року, готовила Польща величезний похiд, для остаточного приборкання «збунтованої» України». Всё предельно ясно – труба дело - спасайся, кто может. Нет. Надо чтобы «белое» стало «ему рябое». Ведь гетман перепробовал уже всё. Так 2 декабря 1651 года путивльские воеводы писали в Москву, что их разведчик «…слышал от черкас ото многих людей, что полковники де и черкасы на гетмана на Богдана Хмельницкого негодуют. А говорят, что он, гетман, помирился с поляками не делом, не по их совету…». - Опять облом, опять не получилось примириться с Польшей. В 1653 году некоторые полковники приняли всерьёз намерение Богдана уйти под «турка». Что тот и хотел, наверное, сделать на самом деле, иначе, зачем он приказал казнить своих соратников, полковников не желавших иметь дело с «басурманами». Правда «живота» лишился один миргородский полковник Гладкий – остальные недовольные попрятались, но Хмельницкий понимал, что это – до поры, до времени. Ведь каково было настроение народа? Путивлец А. Мисков в марте того же 1653 года в посольском приказе в Москве свидетельствовал, «как де он ехал ис Киева в Путивль, и в литовской де стороне в Киеве и в-ыных городех за государское многолетное здоровье бога молят и молебны поют. А говорят то, чтоб де царское величество изволил их принять под свою государскую высокую руку». Как тут под «турка» подашься с таким настроением. Попробовал, было, гетман, но вовремя одумался. Но, зато этот демарш Хмельницкого под турецкого султана, поторопил Москву принять «гетмана и всё Войско Запорожское» под «государскую высокую руку», причём принять поспешно и далеко не на тех условиях, которые бы Москву полностью устраивали. Есть историки, которые считают, что многие условия договора между были навязаны московским правительством. Так, Москвой и Войском Запорожским Украине например, небезызвестная нам Олэна Апанович пишет о посольстве, возглавляемом Бутурлиным и прибывшем в Перяславль в начале 1654 года: - «Бояри намагалися нав;язати козацтву тi принципи на яких тримався московський лад…». Почему она так решила, не знаю, - только у меня лично, складывается впечатление, что это гетман и старшина с первых же дней попытались навязать свои условия московскому посольству. Они стали требовать от бояр, фактически, невыполнимого, добиваясь, что бы те присягнули им от имени царя. Требовать присяги от царя, помазанника Божьего, это ведь по тем временам, в понятии русского человека, прямое унижение царского достоинства. Могли ли пойти на это царские послы, его холопы? Естественно нет. А потому и не удивительно, что бояре поначалу слегка опешили и даже растерялись. Но, придя в себя, в довольно резкой форме ответили, что это именно царь «изволил принять их под свою высокую руку по их челобитию, и им надлежит помнить сию милость великого государя». Ведь если мы внимательней присмотримся то, наверное, увидим, что договор, скорее всего, был навязан Москве, которой в те годы, ну ни как не нужна была мятежная Украина. До этого московское правительство не однократно уклонялось от предложения гетмана принять Войско Запорожское, что даже позволило Ключевскому сделать такое вот заключение: - «Москва специально выжидала, чтобы Украина растратила все свои активные силы в борьбе с Польшей и стала более послушным «подданным» московского царя». Тут конечно знаменитый историк дал маху. Дело в том, что Московия сама была в те годы не совсем «здорова». Всё московское государство потрясали многочисленные и многолетние народные волнения (бунты), и дела внутреннего характера совсем не оставляли времени для осуществления каких либо планов внешнеполитических. Так из-за «пятой деньги», воеводского кормления и «волокиы» поднялись «чёрные» люди в Великом Устюге (1632г.), Соли-Вычегодской (1637г.), Кай-городке (1636г), Вятке (1634г.), Тотьме (1647г.). Происходили волнения и в Калуге, Чебоксарах, Яренске, но самые крупные восстания вспыхнули в 1648 году, и начались они с Москвы, где «восстала чернь на бояр». На сторону восставших перешли рядовые стрельцы. Народ требовал выдачи бояр: Плещеева, Траханитова, Морозова. Войска «иноземного строя» с трудом сдерживали восставших, стремившихся ворваться в Кремль. Опасаясь за свою судьбу, бояре выдали Плещеева, которого «убили всем народом – каменьями и палками до смерти». Народ не успокоился. На следующий день пришлось выдать восставшим Траханитова. Его казнили на Красной площади. Морозова царю удалось спасти, выслав его из Москвы. Слухи о восстании в Москве быстро распространились по всему государству. Восстали стрельцы, казаки и мелкий служилый люд «по прибору» в Козлове. Опять стали вспыхивать восстания в Сольвычегодске и Устюге Великом, поднялись Воронеж, Курск, Чугуев, Томск и некоторые другие города. Едва удалось усмирить эти «бунты», как уже в 1650 году вспыхивает восстание в Пскове, которое перекинулось на Новгород. Тут уж, как говорится, не до жиру… Потому то Москве совсем не нужны были конфликты на международной арене, а тем более, свежи ещё были в памяти тяжкие поражения от той же Польши при жизни царя Михаила. Принять же под свою «высокую руку» Войско Запорожское, означало не что иное, как объявить войну Речи Посполитой. Могла ли себе позволить такое Москва? Конечно нет. К тому же, в Москве не верили ни в успешное завершение восстания Хмельницкого, ни самому Хмельницкому, а Запорожского Войска опасались не менее чем татар. Но когда поняли, что у Хмельницкого уже нет никакой возможности замириться с поляками и что он действительно может отдаться турецкому султану, Москва запаниковала. А ну как к «турку», действительно, такая сила переметнётся, да соединится с татарами – беды тогда не оберёшся. И решили в Москве быстренько, на любых условиях «гетмана с Войском Запорожским принять». А то царскому правительству было и невдомёк, что уже тогда бы, на 10 лет раньше, не при гетмане Дорошенко, а при великом стратеге Хмельницком, прими он патронат турецкого султана, началась бы на Украине «руина». И в итоге, всё равно, Украина пришла бы (правда без сильного войска) под ту же самую «высокую руку». Зато, отлично это понимал Хмельницкий и, видя, как боятся союза Войска Запорожского с Турцией в Москве, он поймал кураж. Но, конечно, не на столько как, выдавая «белое» за «рябое», это преподносит Лыпынский, когда пишет, что Хмельницкий «…хотiв, щоб цей новий протектор (царь) «державою» надiлив його – Гетьмана, фактичного «Самодержця руського» - бiльшою чим була вона на Українi не тiльки за Королiв польських, але й за своїх Князiв руських».
Поверьте, я переворошил целую гору различной литературы, но нигде не нашёл даже намёка на то, что когда либо гетман на Украине был «Самодержцем» и управлял хотя бы крошечной «державою» при королях польских, а уж тем более, при «своих князьях русских». Правда, если за «державу» принять хутор Суботов, то конечно, Чигиринское староство, которое «Самодержец» выхлопотал себе у «нового протектора» - «держава» ещё та. Если же «держава» имеется в виду как власть, то властью наделяют только подданных, самодержцы же ею владеют. Ведь даже в 1656 году, когда Украину и впрямь можно было назвать государством, а точнее, по выражению профессора Сокольского, «государствоподобным образованием в составе Московского государства», семиградский господарь Ракоци, инструктируя своего посла к гетману, отмечал, «что мы (Ракоци) – абсолютный самодержец, при Божьей помощи ничего кроме смерти, не может изменить нашего положения, и правим мы персонально. У них же (казаков) дело обстоит иначе: сохранение гетмана или замена его зависит от свободной воли подданных и гетман не имеет персональной власти». Как-то не заметил Ракоци в «Самодержце русском» равного себе господаря. Ну да простим его – он ведь не учёный – историк.
Ещё в начале XX века, историки – правоведы ломали головы над вопросом, как можно сформулировать взаимоотношения между Московским государством и Украиной начиная с средине XVII столетия, то есть, после Переяславской рады. И так по сей день не смогли прийти к общему знаменателю и решению этой проблемы. Профессор Сергиевич, например, считал, что после Переяславской рады между этими государствами была заключена личная (персональная) уния, Дьяконов видел тут тоже унию, но реальную, Сокольский и Коркунов увидали здесь вассальную зависимость, Алексеев находит, что это были инкорпоративные отношения, Нольде – автономия… Так кто же из них прав? Я, лично, понимаю так: раз спор продолжается и по сей день, то, по-видимому, правых в этом споре нет, и истину ищут не там, а стало быть, ее, и не найдут. Поэтому, «учена» женщина Олэна Апанович, не желая острую саблю своего ума тупить в этом бесполезном споре, приходит к выводу, что «в природi не iснувало нi Переяславської угоди, нi переяславського договору» Вот и всё. И спор можно закончить. Но мужчины с этим не согласны. Что поделаешь - так уж устроен мир, что мужской и женский менталитет всегда существенно отличались. Так видно было угодно Богу. И если женщина, предпочитая покой и уют, старается иметь как можно меньше проблем, то мужчина без проблем просто не может. Он упорно ищет их и мужественно преодолевает, а если не находит то, сам создаёт их себе. Вот и в данном случае проблема создана искусственно. Зачем же ловить рыбу там, где она не водится, зачем искать грибы в пустыне, а бананы на берёзе? Зачем пытаться выяснять правовые взаимоотношения между не существовавшими государствами? Да-да, именно не существовавшими. Я ничего не имею против Московии, но Украина… Я уже отмечал, что до 1672 года Мир о таком государстве не слышал. Выше так же говорилось, почему во время освободительной войны, Украину невозможно называть государством. И если вы не согласны, то попробуйте вспомнить хоть одно государство средины XVII столетия, которое юридически признало Украину, как государство ( королевство, царство, княжество), а Хмельницкого, как государя и обращалось к Богдану Хмельницкому как к законному господарю, а не временному правителю, пригодному лишь для того, что бы его использовать для достижения своих личных целей. Так даже шведский король Карл Густав, к которому в приятели набивались сначала Хмельницкий, а затем и Выговский, в разговоре с польскими послами, которые предлагали избрать его на польский престол, не нарушая вольностей шляхты, о казакх говорил: «Они служат мне». То есть, считал их простыми слугами. Правда, стараясь сыграть на струнах самолюбия гетмана и привлечь его на свою сторону, некоторые европейские государи называли его своим другом, приятелем, иногда даже братом, но всё же, своим послам, на всякий случай, напоминали, что «мы абсолютный владетель (монарх)», а «гетман не имеет персональной власти». Справедливости ради надо заметить, что гетман тоже был не из простачков, и сам был не прочь использовать на благо Войска даже законных государей, - но кто такой гетман? Гетман, это главнокомандующий войском, а стало быть, и распоряжаться он мог только войском. С войском (Войско Запорожское), через гетмана и с одобрения этого войска заключались и все договора, войско под «свою высокую руку», по одному из таких договоров и принял «на веки вечные» московский монарх. Правда, войско это, по тем временам было не совсем обычное. Всем известно, что в то время регулярное войско встретишь не часто, и состояло оно в основном из наёмников, не редко иноземных. В основном же, во время серьёзных боевых действий, войско составлялось из дворян, то есть касты воинов, которые, как правило, старались не допускать доступа в свои ряды людей из других сословий. Реже, когда дела на войне становились совсем никудышные, набиралось народное ополчение.
Что же представляло собой Войско Запорожское? Это войско, в отличие от других, имело своё собственное, если можно так выразиться, подсобное хозяйство. Хозяйство это составляла территория, где проживало войско и население этой территории, которое состояло из казаков (воинов) и «прочего люду». Причём, казаки, эта своеобразная каста воинов, в отличие от дворян, никогда не отказывались пополнять свои ряды за счёт «прочего люду», а бывало и сами, вдоволь навоевавшись и нажив в походах, немало добра, отложив оружие, становились этим «людом». Таким образом, казачье войско, в зависимости от надобности, могло трансформироваться из нескольких тысяч в несколько десятков тысяч, а иногда, как это было во времена войн Богдана Хмельницкого, и сотен тысяч, и представляло собой вооружённый народ. Лично мне такой строй чем-то напоминает кельтские племена галлов, которые покорял Цезарь. Они тоже имели свою территорию, своего вождя (рикса), часто наследственного, но не всегда и не у всех. Имели свою знать, своё духовенство в лице друидов, своё войско – вооружённый народ. Но, почему-то не один из этих кельтских народов, ни «гельветов», ни «секванов», ни добровольно принявших сторону Рима и получивших статус «друзей римского народа» «эдуев», не принято называть государством. Ни сегодня, ни в античные времена их так не называли. Это были племена, или как выражался Цезарь «вооруженный народ гельветов», «вооруженный народ белгов». Так вот, Москва заключила договор и приняла под свой протекторат именно «вооружённый народ», а уж черты государства Украина стала приобретать именно в составе Московии. Как не странно, но об этом писал даже Грушевский, когда утверждал, что «…територiя України мислиться як територiя козацького вiйська… Iї люднiсть стоїть пiд протекторатом вiйська – мислиться навiть в поняттю вiйська». Но, не смотря на это, противореча сам себе, далее пишет, что «Козацька Україна в момент її переходу пiд протекторат царя становила фактично самостiйну державу…». Ну не может государство быть войском, - слишком дорогое это удовольствие. Неуж-то это надо объяснять профессорам? И даже Богдан Хмельницкий осознавал тот факт, что он является всего лишь предводителем войска, дислоцирующегося на территории, которую это войско, волею случая, отвоевало у захватчика и теперь, восстанавливая историческую справедливость, вернуло законному владельцу. А потому, вернувшись в 1656 году, из совместного похода российских и казацких войск в Польшу, Хмельницкий собрал совет «и написалъ обще отъ всЪхъ грамоту до его царского величества» в которой благодарил за протекцию, а так же «желая скораго и прочиих княженiй его же величества наслЪдственных привращенiя». То есть, присоединения к Московскому княжеству прочих земель по праву принадлежащих некогда Рюриковичам. И коль уж сам Богдан Хмельницкий присоединение Украины считал актом «его величества наследственных возвращений», то о чём спор господа?
Надо заметить, что Хмельницкий, до самой смерти, видимо осознавая, что счастье вещь изменчивая и, что дважды в одну и ту же реку не войдешь, старался оставаться верным данной в Переяславле присяге на верность московскому царю, хотя и не всегда был согласен с политикой московского правительства. Чего нельзя сказать о его приемниках. И первым, кто по-настоящему узнал, как тяжела она, гетманская булава, оказался ближайший помощник Хмельницкого генеральный писарь Иван Выговский.
Я не верю в сколь ни будь высокую долю достоверности сведений о том, что Выговский, ещё при жизни Богдана Хмельницкого открыто, стал заявлять претензии на булаву гетмана, за что тот, распорядился распластать Выговского на земле вниз лицом и приковать его в таком положении цепями. Так, тот пролежал, якобы, целые сутки моля о пощаде и прощении. Мало вероятного, что такой факт имел место в нашей истории. Ведь в таком случае, вряд ли после смерти старого гетмана его избрали бы опекуном Юрия. Да и не такой это был человек, чтобы так дёшево, попросту говоря, проколоться. Ему, как известно, удавалось выходить сухим из воды в ситуациях и покруче чем «делёж шкуры не убитого медведя». Но, тем не менее, проверочку на вшивость своим полковникам и старшине, перед тем как отправиться в мир иной, старый гетман всё же устроил. Желая узнать мнение своих приближённых о том, кого они видят наследником его славных дел, он собрал их и, по сведениям казацких летописей, предложил выдвинуть, ещё при его жизни кандидата на гетманскую булаву. Предварительно, правда, дав понять, что хотел бы видеть таковым своего сына, единственным недостатком которого, по его мнению, являлась молодость и неопытность. Но намёк, очевидно, был так прозрачен, что не смеющая перечить своему гетману старшина, как пишет Г. Грабянка, в один голос стала кричать, что мол «никого кроме твоего сына Юрка, мы не желаем иметь гетманом…». Старый Хмель для порядка, как это водится у казаков при избрании нового гетмана, немного поломался, делая вид, что он против, но старшина и полковники «Хмельницкого неустанно о том просили», и тот вынужден был согласиться. Но, надо полагать, не только из-за одного уважения и, отдавая дань славному гетману, старшина ещё при его жизни, фактически, избрала себе нового гетмана в лице Юрка. Вне всякого сомнения, уже тогда многие полковники и старшина отчётливо осознавали, чем могут кончиться выборы нового гетмана. Вспомните, хотя бы высказывание П. Тетери на счёт рады по поводу избрания нового гетмана. Все знали, что после смерти Богдана претендентов на его булаву найдётся не мало, и что это может привести к большому кровопролитию. И тогда, никакая «властная рука» не остановит развал той, действительно «крихкой споруды», которую, сам того не желая, с перепугу, соорудил их гетман. Но, всё же крови и братоубийственной войны избежать не удалось. Не удалось потому, что «…український патрiот… щiро вiдданий справi побудови і змiцнення Української держави», так характеризует нашего следующего борца за незалежнiсть Ивана Выговского Олэна Апанович, «задумал – как писал королевский посол Казимир Беневский – одними тиранскими способами заставить казаков покоряться, иначе бы (он) не мог удержаться». Да и как тут удержишься, ежели все знают, что гетманство Выговским, фактически украдено. По сведениям «Самовидца», Грабянки, Величко и прочих современников, после смерти Б. Хмельницкого над молодым гетманом было назначено опекунство. Предполагалось, что опекуны: генеральный обозный Тимофей Носач, генеральный судья Григорий Лесницкий и генеральный писарь Иван Выговский будут консультировать и помогать управлять «Войском» молодому Хмельницкому. При этом последний выхлопотал себе, на первый взгляд, сущий пустяк, доселе не ведомый титул « на той час гетман войска запорожского», то есть что-то вроде временно исполняющий обязанности гетмана. Воспользовавшись им, он отправил молодого Хмельниченко на учёбу, присвоил себе булаву и клейноды, а за одно и деньги Богдана Хмельницкого, и «уже послђ клейнотовъ ему (Юрию) прямому гетману не отдавалъ… началъ къ себђ полское войско и драгунђю затягать… и против государя злоумышлять». Что интересно, историк XVIII столетия А. Ригельман сообщает, что уже на похоронах Б. Хмельницкого он изложил свой план отложения Малороссии от России, прибывшему на похороны польскому послу Беневскому. Правда, казаки тогда выгнали поляка из Чигирина, но Выговский всё же успел поделиться с последним своими планами. Казалось-бы, что надо было этому «патриоту», который о народе Украины, думал меньше всего и «тиранскими способами» решил подчинить его своей воле, зато для себя от московского правительства получил практически всё что желал. Так Крипякевич И. П. писал: - «Уже С. Зарудный и П. Тетеря, которые в марте 1654г. вели переговоры с Москвой, получили царские грамоты на маетности «со крестьянами и со всеми угодьями» для себя и для гетмана. За ними и остальная старшина, и шляхта отправилась к царю. Немало владений получило семейство Выговских».
Интересно, а с какого это перепугу паны шляхта и старшина попёрлись за три-девять земель, в Москву, за царскими пожалованиями, если «Україна вже булла незалежною державою…населення… визнавало – как утверждает Апанович – тiльки владу гетьмана», а «Переяславської угоди взагалi в природi не iснувало». А если этот договор и существовал то, как обычный «мiлiтарний союз», и такие союзы, как считает ещё один знаток истории Украины В. Лыпынский, Б. Хмельницкий не раз заключал, как с крымским ханом, так и с Турцией. Ну и выпрашивали бы у Хмельницкого, которого Лыпынский приравнивает к царю, себе маетки и грунты. Но вот незадача, сам Хмельницкий, если вы обратили внимание, в том же марте, того же 1654 года, просит у царя подтвердить его «привилеї», и пожаловать его, кроме Суботова ещё сёлами: Медведевка, Жаботин, Каменка и Новосельце, а так же, пожаловать на гетманскую булаву Чигиринское староствво. И, кроме того, совершенно секретно, на словах, посланцы гетмана передали царю ещё одну его просьбу: - «Чтоб государь пожаловал его, велел ему («Як Царевi рiвному»?) и детям его дать в вотчину город Гадяч, что наперёд того бывало за Концепольским». Понятное дело, лишний город в «царстве» состоящем из половины десятка сёл не помешает. Вот только интересно, - отчего такая секретность? Оказывается, тенденция приобретения старшиной обширных владений вызвала широкий протест со стороны рядового казачества. В связи с этим Выговский жаловался царскому правительству: - «Хоть царское величество его, писаря и отца его, и братьев и пожаловал, только они тем ни чем не владеют, опасаясь от Войска Запорожского». Тетеря, который тоже не позабыл о себе и выхлопотал у царя грамоту на город Смелы, просил чтобы «царское величество в войско ни про что, про то, чем кто от царского величества пожалован объявляти не велел…, а только де войско про то сведает, что он, писарь с товарищи упросил себе у царского величества такие великие маетности, и их де всех тот час побьют». Царь, вроде бы, ни в чём не отказывал своим новым подданным, и их «государственные» тайны «Войску» не разглашал. Так чего же тогда не хватало «выговским», «тетерям» и прочим «патриотам»? Им, оказывается, как пишет Апанович, не по душе были «тi принципи на яких тримався московський лад». Более того: - «Такi поняття були чужими для свiтогляду українцiв, сформованного у вiдповiдностi до захiдноєвропейських констiтуцiйних норм». Опа на! Вона оно оказывается как! А чего же это тогда мы, такая «горда і вольнолюбива нацiя», так настойчиво, начиная с гетмана Сагайдачного, и кончая Хмельницким, просились под московского царя? И каким это образом и где, уже в средине XVII столетия, «українцi» успели нахвататься этих самых «захiдноєвропейських констiтуцiйни норм»? Уж не в полыхающей ли кострами инквизиции империи Габсбургов, под пятой которых в XVII столетии стонала почти половина Западной Европы? Или может в одной из самых процветающих в те годы стран Западной Европы, - королевской Франции, где функции жандарма и верного пса монархии взял на себя знаменитый кардинал Решелье? Он яростно боролся со всеми противниками королевского абсолютизма, кем бы они не являлись – светскими феодалами, членами королевской семьи или представителями папской курии. В своём «Политическом завещании» он писал: - «Моей первой целью было величие короля, моей второй целью – могущество государства». Как видим, конституцией и демократией в Западной Европе еще и не пахло, а если и пахло то, может быть только под самым носом, и на кухне у тех, кто делал первые робкие шаги в этом направлении (Швейцария, Голландия). Разве только что, вот, ещё Польша? Так это и не Западная Европа. А «констiтуцiйнi норми» в ней были такие же, как в курятнике, то есть – кто выше сидел, тот гадил на ниже сидящего. Эта демократия и конституционная норма, в конце концов, и развалила такую мощную страну средневековья, как Речь Посполитая. Именно такая демократия со слов профессора В. Б. Антоновича, «слишком сильно манила их (русскую шляхту и знать)… она им обещала почти полную независимость от «господарской» власти, участия во всех правах приобретенных польской шляхтой, дававших волю самому буйному своеволию и произволу, и, наконец, бесконтрольное, ничем не ограниченное владение крестьянами». О том же писал и современник тех событий русский шляхтич, дворянин Данила Братковский, казнённый поляками в 1702 году. Он не понаслышке знал о той хвалёной польской демократии, и вот его слова: «Равенство шляхетское – только фраза, покрывающая олигархические замашки богатых панов. «Вольности шляхетския» состоят в том, что шляхтич может чинить зло и не подчиняться даже требованиям разума. Крестьяне порабощены окончательно…». Именно таких «констiтуцiйних норм» очевидно и не хватало Выговскому, бывшему ротмистру «кварцяного вiйська». Норм, которые позволяли бы, не скрываясь от «Войска», владеть всеми полученными от царя владениями, в которых он мог бы, мало празднуя все законы и порядки, бесконтрольно владеть своими подданными, в то время как Москва, по мнению украинских шоу-историков, «лицемiрно ставала у позу захисника iнтересiв народних мас». Да к тому же, хитромудрый писарь решил к тем «маєтностям» и «привилеям» которые он получил от русского царя, выудить за своё предательство у короля себе и своему роду пожизненно ещё «Великое Гетманство» и «Киевское воеводство». Истекая кровью в войне против Швеции и России, польская «Корона» вынуждена была согласиться на притязания Выговского. Но не получив гарантий на свои требования Выговский, не смотря на то, что уже с первых дней после смерти Хмельницкого, решает вернуть Украину под Польшу, терять то, что получил от царя, не хочет. Потому то, почти, до самого «Гадячского договора» (16 сентября 1658 г.) старается казаться вполне лояльным подданным московского царя, при этом, активно налаживает отношения с правительством Польши, выдавая ей, все секреты и планы московского правительства, кстати, как и секреты Польши, Москве, получая вознаграждение, как от тех, так и от других. Такую работу Выговского на двух хозяев неоспоримо подтверждают документы как московских, так и варшавских архивов. Установлен так же факт получения Выговским жаловальных грамот и от русского царя, и от польского короля. Как говорится, ласковое дитятя двух маток сосёт. О том же, что одну из «маток» это «дитятя» собирается, вскоре, очень больно укусить, первыми узнали запорожские и донские казаки, которые в конце 1657 года организовали несколько совместных походов под Очаков. В одном из таких походов и был перехвачен гонец Выговского к крымскому хану, у которого казаки нашли письмо. Казаки «вычитали те листы на раде и из них открыли, что Выговский задумал вместе с миргородским полковником Григорием Лесницким изменить московскому царю, соединиться с польским и шведским королями и крымским ханом, и воевать государевы города». В начале 1658 года донской казак Г. Савельев, вернувшись на Дон, рассказал о планах Выговского воеводе С. Львову и дьяку Богомолову, а те, в свою очередь, известили о том царя. Но в Москве не поверили словам какого-то казака – гуляки, не поверили в такое коварство Выговского и Лесницкого. Да и как можно было поверить, ведь не силой же Малороссию загоняли под скипетр московского царя. Сами, по своей воле просили о такой милости, и Выговский в числе первых. К тому же, бывшие в Чигирине при избрании Выговского гетманом московские послы Кикин и Роклов, никакой измены со стороны нового гетмана не усмотрели, а Выговский «исправно» оповещал царя о всех кознях «короны». Даже когда об измене Выговского пришли сведения от полтавского полковника Пушкаря и старшого коша запорожского Барабаша – Выговский сумел убедить Москву, что это некоторые из полковников, в числе которых и Пушкарь, желая отобрать у него гетманскую булаву, плетут против него интриги и клевещут на него. Царь опять поверил, и в своём указе Пушкарю и Барабашу велел, «бунтов не чинить и быть у гетмана в послушании», и прислал в Малороссию боярина Хитрово для вручения Выговскому государевых клейнодов. Тем самым царь официально утверждал Выговского на гетманство, но на всякий случай потребовал, что бы тот ещё раз присягнул ему на верность. Мало ли что, а клятва, есть клятва. (Для порядочного человека)
Вряд ли Выговскому понадобились, для подкупа Хитрово, похищенные деньги Богдана Хмельницкого, как об этом сообщает Самовидец, ведь боярин всего лишь исполнял волю царя, разве только, эти деньги ему могли пригодиться для того, что бы уговорить боярина утихомирить Пушкаря. Выговский не готов был ещё померяться силами с одним из лучших боевых полковников покойного Хмельницкого, в распоряжении которого находился один из самых многолюдных и боеспособных полков Гетманщины. Поэтому он уговаривает Хитрово чтобы тот поехал к Пушкарю и остановил уже выступившее на Чигирин войско Полтавского полковника. Пушкарь с 20000 войском был уже в Лубнах, но Хитрово, встретив его там, сумел убедить его вернуться назад в Полтаву. Но, получив государевы клейноды, да к тому же, вскоре, заручившись поддержкой Польши и крымского хана, который, как только узнал о намерениях Выговского, наверное, заплясал от радости. Давно ведь не доводилось заниматься любимым делом – помогать освобождаться братскому народу Украины. Ведь, как считает заведующий Центром социальной истории Института истории Украины НАН Украины - доктор исторических наук Виктор Горобец, «украинско-российский договор 1654 г. расстроил казацкое братство с Крымом», и «братаны» лишились возможности ежегодно уводить в Крым (чисто погостить) десятки тысяч украинцев. Правда, Самовидец об этом братстве говорил, что «нестатечная приязнь вовку з бараном», но эти современники и самовидцы они вечно всё путают. Они и Выговского называли «заколотником» и даже «супостатом и явним зрадником», но мы то знаем, что он был просто такой, своеобразный, «патрiот». Так вот, гетман-«патрiот», заручившись, вскоре после отъезда боярина Хитрово ещё и поддержкой поляков и крымцев, решается всё же, наконец, показать кто в доме хозяин, и высылает на взбунтовавшегося полковника Неженский и Стародубский полки. Но, по-видимому, не настроенные так патриотично как их гетман, казаки этих полков, не желая междоусобной брани, разошлись по домам. Не зря новоиспечённый гетман, с замашками польского магната, с самого начала не доверял этому казацкому быдлу, а потому и «началъ къ себђ полское войско и драгунђю затягать». Эти раздумывать не стали. Одна беда - не местные были (сербы). Заблудились. А посланный Пушкарём Барабаш с запорожцами ( 600 – 700 человек), всех их (около 2000) нашёл, и как говорится: -«кто не заховался – я не виноват». Иван Богун, тот местный, тот заховался, а вот другой Иван, который Сербин, тому не повезло. Здорово тогда расстроился Выговский, и если бы не братская помощь татар – хоть булаву отдавай. Вовремя они подоспели. Сначала в Чигирин прибыл Карач-бей и с ним 600 татарских всадников, а по весне и сам крымский хан с 40 тысячной ордой пожаловал. Вот тут то, Выговский понял, что народ его по-настоящему любит, и, что никакие запорожцы с Пушкарём, которые, по выражению Апанович, «пiдняли заколот проти законного гетьмана», ему не страшны. При этом, надо заметить, что простой народ, благодаря которому Украина и вырвалась из польского ярма, а теперь поддерживающий Полтавского полковника, Апанович называет «наймитами» и «гультяями». Так вот «з цими силами, загальним числом 40 тисяч чоловiк Пушкар і Барабаш виступили проти Виговського. Вони розбили гетьманськi вiйська на чолi з полковниками Iваном Богуном та Iваном Сербином.(Как это произошло уже описывалось выше.) Пiсля цього Выговський мобiлiзував полки численicтью 20 тисяч козакiв, приєднавши нових союзникiв – татар. Була взята в облогу Полтава, пiд її стiнами два тижнi точились бої. 15 травня бунтiвники зазнали поразки, полягло їх 15 тисяч, серед них і Мартин Пушкар». Вообще то, специалисты, когда упоминают о погибших в этом сражении говорят о 50 тысячах, имея виду потери с обоих сторон. Апанович ещё забыла упомянуть, что, по сути, именно плохо вооружённые «гультяї», ведь Полтавский полк вместе с запорожцами насчитывал, что-то порядка 4000 человек, в первом же открытом бою наголову разбили казацкие полки гетмана, и только подоспевшие татары спасли положение и подарили Выговскому победу. Победители, в «патриотическом» порыве, сожгли Полтаву, захватили и разграбили Гадяч, Веприк, Рашевку, Лютенку, Сороченцы, Ковалёвку, Барановку, Обухов, Богачку, Устивицу, Ярески, Шишак, Бурки, Хомутор, Миргород, Беспальчинцы и множество других населённых пунктов. Из этих городов и сел, татары набрали ясырь в счёт оплаты за «братскую» помощь. (Надо заметить, что это нынешних патриотов и «свiдомих» здорово не волнует, их больше беспокоит то, что российские войска Ромодановского грубо обращались с местным населением и обзывали их хахлами.) Затем Выговский осадил Зиньков, где четыре недели ничего не мог сделать с оборонявшим город полком запорожского наказного гетмана Силки. В этом эпизоде сведения летописцев расходятся. Одни говорят, что, не сумев взять город, Выговский с татарами ушёл. Другие же уверяют, что утратив надежду сломить сопротивление запорожцев, «доблестный рыцарь» Выговский пообещал им свободный проход в Запорожье, если они сдадут город, а когда те, поверив ему, вышли из города - «героически» напал на них и пленил полковника Силку. Я думаю второй вариант событий более подходящ для Выговского, о котором даже Грушевский говорит, что он «более ловкий, чем талантливый», а Киевский воевода В. Б. Шереметьев оставил нам такую характеристику этого человека: - «…языком говорит, как бы походило на дело, а в сердце правды нет». Если ещё вспомнить, (что не так-то просто сделать) сколько раз и кому Выговский присягался служить верой и правдой, то исчезают все сомнения в том, что второй вариант и есть правдивое отражение истории.
Окрылённый успехом, Выговский посылает своего брата Данила, подкрепив его двенадцатью тысячами татар Каплан-мурзы, на Киев где, как сообщает один из казацких летописцев и участник тех событий киевский полковник Дворецкий, который, «заедино з воеводами был» и вместе «з Москвою киевскою», во главе которой стояли воевода Василий Борисович Шереметьев, Иван Чаадаев, и князь Юрий Барятинский наголову разгромили войско брата гетмана, и тот едва спасся бегством. Сам же гетман в это время ходил на государев городок Каменный где, тоже особо ни чем не отличился, а потому, отпустив татар пустошить Московскую землю, сам вернулся в Чигирин. Пришедших с ним поляков, которые тоже участвовали в его походе он «корогвами по городах українних поставил, которіе ведлуг свого звичаю стацiю брали». Прошла зима и боевые действия разгорелись с новой силой. Стычки, которые ещё с зимы происходили между сравнительно не большими отрядами продолжались до тех пор пока, в средине апреля, князь Трубецкой, соединившись с Ромадановским и наказным гетманом Беспалым «з великими войсками, которих было больше ста тысячей, облегли Гуляницкого в Конотопi». Число обороняющихся, по разным подсчётам, составляло от 2 до 4 тысяч казаков, которые героически держались в городе (почти два месяца), пока на помощь осаждённым не пришёл Выговский. Войско Выговского, по разным данным составляли: от 16 до 25 тысяч казаков, 30 – 40 тысяч крымских татар, а так же, возглавляемые Андреем Потоцким влахи сербы немцы и польские рейтары численностью 3800 человек. В общем итоге, это войско насчитывало, примерно 50 – 70 тысяч воинов, вместе с теми которые оборонялись в городе. И вот это войско, наголову разбило огромную армию московских бояр под Конотопом. Во всяком случае так стало модно считать у нс в Украине со времён её «незалежностi».
Выговский не Ганнибал – Канны не Конотоп
В 216 году до нашей эры близ местечка Канны произошло грандиозное сражение, которое и по сегодняшний день преподаётся во всём мире, как классический образец военного искусства. В этом сражении сошлись два войска - карфагенская армия Ганнибала, насчитывавшая 40 тысяч пехотинцев и 14 тысяч конного войска, и армия Рима, во главе которой стояли консулы Луций Эмилий Павел и Гай Тернций Варрон. Римская армия, почти, в два раза превышала численность армии Ганнибала и, имела 80 тысяч пехоты и 7 тысяч конницы но, не смотря на своё подавляющее превосходство, была окружена и почти полностью уничтожена. При этом надо заметить, что обычно в армиях античных полководцев людей погибало не так уж и много. Сами понимаете, оружие было не то. Но потери были не велики только в том случае, когда воины чётко выполняли команды своих командиров и держали боевой строй (фалангу). Стоило же строю распасться или, поддавшись панике обратиться в бегство, тогда жертвы становились огромными и бой превращался в настоящее избиение, что и случилось в битве при Каннах с римлянами. Окружённые, они не смогли перестроиться сбились в отдельные кучки, превратившись из строя в обыкновенную толпу, и были почти все перебиты.
Возможно, то же самое случилось с войском московских бояр под Конотопом. Тогда непременно нужно переписать все учебники по истории и по военному делу, и восстановить справедливость. Обидно – две с лишним тысячи лет назад, какой-то там Ганнибал, с пятидесятитысячным войском разбил в два раза превосходящие силы римлян, и он уже классик военного искусства. А тут, всего каких-то 350 лет тому, наши земляки (татары не в счёт) разгромили, по подсчётам тех, кто умеет правильно считать, аж в 5 раз превосходящие силы москалей, и во всём мире об этом, почему-то, ни кто не знает или делает вид, что не знает.
Может кто-нибудь, не очень «подкованный» в истории, читая эту книгу, скажет: - «А откуда это пятикратное преимущество?». – Отвечаю: - Надо внимательно читать. Ведь сказано же – по подсчётам тех, кто умеет правильно считать. Так, например С. Махун насчитал 120 – 200 тысяч. И из этого войска 10 – 15 тысяч попали в плен, а 30 – 40 тысяч погибло. Впечатляет? Ну это ещё что, вот у Мыцыка у того действительно размах. У того, войско московских бояр до полумиллионного, правда, не дотянуло но, 360 тысяч – как с куста. Жаль, что не поимённо. Можно было, конечно, написать и полмиллиона, ведь «больше ста тысячей» у Самовидца ни чем не ограниченно, а стало быть – стремится к бесконечности. Но тогда, - это ж сколько убитых будет. И так у него их число ещё б чуть и под 100 тысяч подкатило - аж 50 тысяч.
Информация к размышлению. В Тридцатилетней войне (1618 – 1648гг) у французов и их союзников, за все годы войны, в боях погибло 80000 человек, а у их противников, Габсбургов - 120000 человек. И вообще-то, в те времена войско более 50 тысяч встретишь не так уж часто, а 100 тысяч, это - страшная редкость и предел мечтаний каждого полководца, а может быть даже и не мечтаний, а наоборот.
Я не стану отсылать читателя к тому или иному автору, доказывающему путём сложных математических подсчётов, что длительное содержание войска численностью более 100 тысяч, для полководца, по тем временам, было не такой уж и радостью, а скорее – обузой и практически нерешаемой проблемой, связанной, в первую очередь, со снабжением и выплатой жалования. Не стану, так же, призывать к внимательному изучению казацких летописей и прочих архивных документов тех времён. Во-первых, не у каждого хватит на это времени и терпения, во-вторых, не у каждого есть такая возможность ознакомиться с этими документами, но возможность подумать и сделать логический вывод может, наверное, каждый. Я подозреваю что, сообщения, приведенные выше, уже дают повод засомневаться в правдивости «исторических» повествований «мыцыков» и «махунов». Дальше - больше.
И так, давайте исходить из того, что Мыцык и Махун правы. Прав и хороший приятель Т. Г. Шевченко историк Н. Маркевич, который тоже считал, что московского войска было гораздо больше 100 тысяч. Разница только в том, что по Махуну и по Мыцыку часть войска московских бояр уцелело. Если посчитать то, у первого это примерно 150 – 80 тысяч, у второго – тысяч 300 – 200. Кстати, и Величко, и Самовидец (вероятный участник тех событий) свидетельствуют, что «Трубецкiй видячи же на войско трудно от орды, табор, справивши и войско ушиковавши, третьего дня рушил зпод Конотопу, и так оборонною рукою аж до Путивля пришёл юже без шкоды». Зато Г. Грабянка, который, надо полагать, свидетелем тех событий быть не мог, откуда то знает, что после упорного сопротивления россияне дрогнули, и стали с большими потерями отступать, а «…пiд Путiвлем Виговський розбив останнiх…». Ему вторит Маркевич, который, каким-то образом прознал, что татары «три дня гнали бояр, а под Путивлем всех перебили».
Информация к размышлению. От Конотопа до Путивля около 50 километров пути. За сколько вы преодолеете это расстояние? Во время Великой Отечественной войны партизаны Ковпака с обозом и пушками, по пересечённой местности, часто по лесу, умудрялись покрыть такое расстояние за одну ночь.
Теперь коротко о себе, но по - теме. Когда-то давно, когда я был ещё совсем зелёным пацаном, но уже испытывал тягу к прекрасному полу, я поехал провожать домой мою бывшую одноклассницу. До восьмого класса мы учились вместе, а потом она с родителями переехала в расположенный неподалёку, соседний, шахтёрский городок. Проводил. У подъезда мы расстались. И только я вышел на находящуюся рядом с её домом прекрасную аллею, с обеих сторон обсаженную густым, аккуратно подстриженным кустарником, вдоль которого тянулся заборчик из сетки рабица, высотой не менее метра, как вдруг, передомной выросли три парня. Я сразу понял, что намерения у них отнюдь не дружественные и приготовился к самому худшему. Но вдруг, о ужас – в одном из них я узнал боксёра-тяжеловеса, которого недавно видел на районных соревнованиях. Моя реакция была мгновенной. Я с места перемахнул широкий и довольно таки высокий забор из кустов и проволоки, и через миг был в зоне недосягаемости не то что удара, но, наверное, и выстрела. В связи с выше сказанным, я ни как не могу понять – почему так медленно бежали бояре? Наверное, потому, что никто и не думал никуда бежать, а в полном боевом порядке «табор, справивши и войско ушиковавши» боярское войско отошло к Путивлю. Вот если идти в колонне окружённой возами, на которых установлены пушки, при этом, постоянно, огрызаясь ружейным и артиллерийским боем от наседавшего, время от времени, неприятеля, то три дня, наверное, как раз то время, за которое могло пройти войско расстояние в 50 километров. Выходит, никакого беспорядочного бегства не было, а стало быть, и сильно больших потерь при отходе быть не могло. Московские архивные документы говорят о том, что при отходе погибло немногим более ста человек. Сто человек из такой огромной колонны… . А действительно, какой должна была быть колонна из 200 – 300 тысяч человек шествовавших в окружении лошадей и подвод?
Когда 7 октября 1812 года стотысячная армия Наполеона покидала Москву – она, сжатая с двух сторон российскими армиями растянулась по Старой Смоленской дороге на несколько десятков километров. Так что можно предположить, что колонна из двухсот, тем более трёхсоттысячного войска бояр, жёстко сжатая «стеной» из подвод, расстояние между которыми порядка 50 (возможно чуть более) метров, растянулась бы так, что когда её «голова» начинала подходить к Путивлю, - «хвост», ещё только бы начинал пылить у Конотопа. Это ж, сколько надо такой «змее» пушек чтобы успешно отражать наскоки татар? Я думаю, счёт пойдёт не на десятки и не на сотни, а на тысячи, иначе «юже без шкоды» до Путивля добраться было бы нелегко. Но в то время такого количества пушек не было не то что в армии Трубецкого но, наверное, и во всей Европе. Так в знаменитом сражении при Бородино, где сосредоточилась почти вся боевая мощь Европы тех времён, Российская армия имела 640 орудий и французы – 587. Да и трудно себе представить, что такое огромное войско, Трубецкого укрепившись лагерем, будет не то что обороняться, а даже начнёт отступать от соперника в 5 раз уступающего ему в численности и вооружении. Ведь татары, которые составляли две трети войска Выговского, были уже совсем не те, отлично вооружённые, скованные железной дисциплиной, а главное, глубоко убеждённые в своей непобедимости воины, которые пришли на Русь с Батыем. Конокрады и охотники за безоружными людьми; луки, ременные арканы, копья и сабли, (и те не у всех) и практически полное отсутствие огнестрельного оружия, вот портрет крымской орды. Потому-то у многих историков, специалистов в области запорожского казачества, (Яворницкого, Грушевского и пр.) можно прочесть, что татары не отваживались напасть на застигнутых в степи казаков, если те успевали построить оборонительный лагерь из повозок, так как опасались убийственного огня казацкого огнестрельного оружия, даже, когда имели десятикратный перевес. Казацко-боярское войско применило ту же тактику и, отступило, будучи намного сильнее противника? Думаю, что после такого позорного отступления, боярам в Москву лучше было бы не возвращаться. Царь Алексей Михайлович, хотя и слыл «Тишайшим» но так опозоривших его бояр, посчитал бы не иначе как изменщиками и ворами, но этого не произошло, а князь Трубецкой даже стал крёстным отцом будущего императора Петра Алексеевича. Так что никакого огромного войска московских бояр под Конотопом не было. Более того – не было там и «больше ста тысячей» о которых пишет Самовидец. Ведь уже давно историкам знаком тот факт, что если сражение описывает лицо заинтересованное то, как правило, его сведения особой объективностью не отличаются. Таким заинтересованным лицом и являлся Самовидец – Роман Ракушка, который, будучи в то время сотником неженского полка, был сторонником Выговского, и даже выполнял некоторые его дипломатические поручения. Логика тех событий подсказывает, что Самовидец исключением из правила, к сожалению, не является. Тогда каким же было казацко-боярское войско под Конотопом? Чтобы ответить на этот вопрос надо знать, как слаживались отношения между старшиной и Москвой после Переяславской рады, и как слаживались, после неё, отношения между старшиной и народом Малороссии.
В 1654 году гетман Богдан Хмельницкий с Войском под давлением народа Малороссии попросился в подданство к русскому царю и был принят «под высокую руку». Но Москва не верила гетману и старшине, зато отлично знала настроение народных масс, мещан и рядовых казаков, поэтому пошла на беспрецедентный шаг. Прибывшие для заключения договора бояре, помимо присяги на верность царю, принятой в Переяславле от гетмана и старшины, объездили все города, освободившиеся от польского влияния, и провели, нечто, вроде первого всеукраинского референдума. Малороссия изъявила всенародное желание войти в состав московского государства – все горда и полки дали присягу, быть с Россией «на веки вечные». (Те, кто называет это «мiлiтарним союзом» пусть приведёт хоть один пример из мировой истории, чтобы такие союзы, так заключались.) Окрепшая под царским скипетром, но зажатая в глухой угол таким вот необычным «мiлiтарним союзом» старшина, искала любую лазейку, что бы вывернуться из под, давившей на её шляхетский гонор, «высокой руки» но, «…народ – как правильно замечает Грушевский - не звiряючи панським нахилам старшини, боявся, щоб вона не помирилась з Польщею і не повернула на Україну панiв. Тому раз у раз мiшав старшинську полiтику…». И вот, пользуясь тем, что это не шло в разрез с политикой Москвы, старшина заключает, на этот раз настоящий, «мiлiтарний союз» со шведским королём, который, не чуть не церемонясь, сразу начал называть их своими слугами, благодаря помощи которых считал, что уже окончательно покорил Польшу. Но когда фортуна повернулась к шведам задом, Густав Адольф пожелал заключить с поляками перемирие. Поляки же, боясь потерять Литву, в которой уже хозяйничали союзники шведов российские войска, предпочли помириться с московским царём, пообещав ему польский трон, но только, после смерти ныне здравствующего короля. В виду столь лестного предложения, которое окажется не чем иным, как политическим трюком шляхты, 24 ноября 1656 года было заключено Виленское перемирие. Хитромудрая старшина сразу нашла повод для скандала и антироссийской агитации. На переговоры не были допущены люди Хмельницкого. Так настояла польская сторона. Это дало повод старшине распустить слух о том, что Россия хочет примириться с Польшей, а казаков вернуть в подданство «короне». Хотя это и была откровенная ложь, но воспользовавшись ею, уже в январе 1657 года, вопреки воле царя, был заключен новый союз между Швецией, семиградским господарем Ракоци и казацкой старшиной. Казацкое войско во главе с наказным гетманом Антоном Ждановичем вторглось в Польшу. Но стоило казакам узнать, что этот союз заключён вопреки воле царя, как довольно успешно проводившее военную кампанию войско, взбунтовалось и, не спрашивая позволения гетмана, повернуло назад в Украину. Взбунтовались и казаки возглавляемые Юрком Хмельницким, которых предполагалось отправить в помощь Ждановичу. Доведённое до крайнего нервного истощения, событиями последних лет, здоровье гетмана не вынесло такого удара. И опять Апанович во всех бедах винит Москву. Это её агенты «агiтували серед народу протии гетьманського уряду, намагались дискридитувати його полiтику. Царський дворянин Желябужський провiв серед козацтва у вiйську Ждановича провокацiйнi розмови… Желябужський вiв агiтацiю і серед казаків Ю. Хмельницького…».
Мне живо вспоминаются девяностые годы XX столетия, когда слухи о том, как коварное ЦРУ развалило Советский Союз были притчей во языцех, наверное, у трети населения бывшего СССР. Хотя, если разобраться, то станет ясно, что произошла обычная, далеко не первая в этих краях, правда, в нарушение всяких традиций – бескровная революция. А что говорил на счёт революции самый крупный спец и знаток по этой части - В.И. Ленин? А он говорил, что революция возможна только там, где созреет такая обстановка, когда низы уже не хотят жить по-старому, а верха уже не могут по-старому управлять. Так вот, если бы хоть одна из двух сторон, «низы» или «верхи», не пожелала перемен, никакому Желябужзкому-ЦРУ не под силу было бы развалить СССР.
Вот уже лет 10, может быть и более, а особенно с приходом к власти оранжевых, народ Украины всякими правдами и неправдами тянут в НАТО. Но, не смотря на то, что, как только не «агiтували серед народу» «ющенки», «шкили» и десятки других «поморанчовыых желябужских» причём, на вооружении нынешних «желябужских» все СМИ: телевидение, радио, печать, интернет и так далее, и тому подобное но, пока что – увы, дохлый номер.
Что же тогда за силой, обладал этот московский дворянин Желябужский, что так легко на его «провокацiйнi розмови» поддавались казаки целых полков. Колдун? Нет,- просто он говорил людям правду, а на правду душа у народа всегда отзывчива. И вот что говорили казаки, с которыми он беседовал: - «Мы с ним ходили, (со Ждановичем) думали, что по государеву указу, а как узнали, что Антон добывает королевство для Ракоци, мы от Антона разъехались. И тут в войске казаки говорят: - «Без государева указа на войну не пойдём». Это было в 1657 году. Но, и два года спустя отношение малоросского народа к Москве не изменилось. Выговский пытался новой порцией лжи привлечь казаков на свою сторону. Он рассылал по Украине универсалы, в которых говорилось, что, якобы, ему стало известно от перебежчиков, будто бы Ромодановский получил царский указ - старшину и гетмана придать казни и лишить всех привилегий, казаков обратить в крестьян, сократив реестр до 10 тысяч. Но не многие верили этой байке, и если универсалы Хмельницкого, призывающие к борьбе с польской шляхтой, доводили численность его войска до ста, а иногда и боле тысяч, то казачье войско Выговского не превышало 25 тысяч. Об этом отлично были осведомлены в Москве. О том же что в помощь Выговскому пришли крымские татары, воеводы узнали только в последний момент, под Конотопом. Так зачем же царскому правительству было высылать стотысячное войско, которое и на северных рубежах московского государства могло понадобиться в любую минуту.
Анализ крупнейших сражений, сравнительно не далеко отстоящих по времени от Конотопской битвы, тоже говорит о том, что такие крупные силы, которые рисует воображение некоторых, вроде бы историков, на европейских полях сражений – явление исключительное. Так в Бородинском сражении, когда сошлись две величайшие армии тех времён: армия Наполеона насчитывала 130 – 135 тысяч, армия Кутузова – 120 тысяч. Потери убитыми и ранеными: у французов - 50 тысяч, у россиян – 44тысячи. В битве при Аустерлице, французы - 73 тысячи, раненых и убитых 12 тысяч; войско союзников - 86 тысяч, потери убитыми и ранеными 27 тысяч. Битва при Ватерлоо – Наполеон 72,5 тысячи, раненых убитых и пленённых 30 тысяч; у Веллингтона – 70 тысяч, потери – 22 тысячи. При этом погибло с обеих сторон лишь 15750 человек. Ещё ближе по времени к Конотопской битве стоят крупнейшие сражения Семилетней войны, которую вёл в Европе прусский король Фридрих II Великий. Крупнейшее сражение под Прагой, которое состоялось в мае 1757 года. Прусская армия – 67000, потери – 14300; Австрия – 61000, потери – 13 700. Сражение под Купердорфом. Австро-Российская армия насчитывала 59500 человек, потеряла убитыми 5000 человек, ранеными 10000 человек. У пруссаков было 48000, убитых - 6000, раненых – 13000 и пленных 26000. Если постараться можно найти ещё 2 – 3 подобных сражения, остальные, а их в этой войне было не мало, редко превышали число 50000 солдат, пои чём, в обеих армиях вместе взятых. Я специально обошёл стороной битву под Берестечком. Численность сражающихся в этой битве, по разным источникам, весьма противоречива. Польское войско, если не считать слуг знати (повара лекари, брадобреи и пр.) не превышало 90000, зато казаков, даже без татар (30 – 50 тысяч) было больше 100000 человек. Откуда такое огромное войско у поляков? Ну во-первых: Польша, до пятидесятых годов XVII столетия обладала одной из сильнейших армий в мире, в которой, кроме поляков, находились наемники чуть ли не со всей Европы. Во-вторых: по некоторым данным число польских солдат не превышало и 70000. Что же касается казацкого войска, то я уже говорил, что это была не армия, в том понятии, в каком её привыкла видеть Европа, а именно Войско, в смысле вооружённый народ. Вот если бы у Выговского был вооружённый народ тогда, боярам «больше ста тысячей» воинов, наверное, не помешало бы, но против 25000 казаков, с лихвой хватило бы и в два раза меньше того количества, о котором говорит Самовидец. Кстати, историки так и поступают - когда видят явное завышение несовместимое с реальностью они, просто, делят это число на два. А стало быть, войско московских бояр насчитывало порядка 50, максимум 60 тысяч человек. То есть силы были примерно равными. Поэтому, придя к Конотопу, Выговский с ханом решили перехитрить бояр и заманить их войско в засаду. Замысел почти удался. Казакам Выговского, вступившим в бой, удалось, эмитируя отступление, заманить в засаду, бросившуюся преследовать их боярскую конницу князя Пожарского. Увлёкшись погоней, они были отрезаны ударившими им в тыл татарами, и если верить Величко все погибли или попали в плен «…бо з тої поразки мiг утекти до свого обозу пiд Конотоп хiба що хто мав крилатi конi». Но так как крылатых коней не существует, а боярин Ромодановский из засады всё же вырвался, то надо полагать, Величко тут несколько сгустил краски, и часть конницы всё таки прорвалась к своим. Но сколько было людей в отряде Пожарского, сколько их погибло и сколько вырвалось из окружения?
Известно, что бой был короткий. «За один час, болей нiж на двадцять тисячей албо на тридцять люду царского величества полегло» - пишет Самовидец. Как видим, Самовидец и сам не знает точного количества погибших, и слышал о том только понаслышкам таких же, как и сам, ничего конкретно, не знающих людей. По-видимому, сам он в этой битве участия не принимал или находился в осаждённом Конотопе. Но, раз бой был коротким, то и разбитое войско, было не большим. Оно должно было быть ровно таким, какое могло бы без труда разгромить, примерно, 10 тысяч казаков Выговского, напавших утром 28 июня «на росiйськi й козацькi вiйська». Ведь именно такое войско было в то утро с Выговским, если верить Самовидцу и Величко. Так Величко пишет, что всех татар, а с ними половину казаков Выговский оставил в засаде, «а сам з другою половиною казакiв несподiвано вдарив на свiтанку…». Известно, что всего казаков в его войске было 16 – 25 тысяч, вот и выходит, что в отряде Выговского находилось 8 – 12 тысяч казаков. Теперь посмотрим, что о численности отряда Выговского говорит Самовидец: - «…юля 28 дня, в середу рано, гетман Виговскiй войско вшиковавши козацкое и полскiе корогви, просто на Сосновку рушил, а хан з ордами с тилу от Конотопа ударивши…». Казалось бы, Самовидец полностью опровергает сказанное ранее Величко, и кроме казаков Выговский взял с собой ещё и «полскiе короггви». Возможно и так, но только опять, же отряд Выговского численно изменится мало. Дело в том, что в корне неверно представлять казака, как лихого рубаку-наездника. В те годы, во всём мире, казаки известны были, больше, как стойкие и умелые в обороне пехотинцы. Так что, если половина казаков Выговского была при конях, то и это уже, как говорится, - выше крыши. Остальные, были пешим войском которые, как правильно пишет Величко, оставшись в засаде, как раз и приняли на себя удар боярской конницы, остановили её, и предоставили возможность татарам всей своей мощью ударить в тыл противнику.
Так вот, что бы разгромить конный отряд Выговского численностью около 10000 казаков, примерно, двадцати – тридцатитысячное конное войско, и должно было броситься за, якобы, отступающим противником. Так что, скорее всего, это число не погибших, как пишет Самовидец, а тех, кто попал в засаду. Далее из троих воевод находившихся в войске, попавшем в засаду, погибли двое, Львов и Пожарский. Причём второй был пленён, и позже зарублен за нанесённые хану оскорбления. Третий воевода, с какой-то частью войска прорвался к своим, так что, как не крути - российские показатели числа погибших в бою под Конотопом (4769 человек), выглядят, хоть и не чистой правдой, но куда правдивей, не то что астрономических чисел «мыцыков» и «махунов», но даже анекдотического предположения, «гдэта сэм – восым», Самовидца. А автор исторической поэмы «Домовая война», поляк Твардовский, который умер, буквально, через год после этой битвы, называет, пожалуй, самое точное число погибших -10000 человек.
Потеряв большую часть конницы, примерно 10000 всадников, Трубецкой ещё пробовал переломить ход сражения в свою пользу, но видя численный перевес в силах противника, на третий день начал организованный отвод войска к Путивлю. Почти лишившись конницы, но сохранив, практически, всю пехоту, воевода закрылся в Путивле. Вот почему Выговский не смог развить успех в ходе этой войны, и напрасно его наши ура-историки обвиняют в том, что, дескать, он не решился продолжить боевые действия и вторгнуться в московские пределы. Помилуй Бог, господа – какое наступление, если за спиной довольно сильное войско, способное в любой момент ударить в тыл или отрезать путь к отступлению. Да и в самой Украине дела складывались совсем не так, как хотелось бы гетману. Правда об этом сегодня стараются здорово не распространяться, иначе получится совсем не та «картина маслом», о какой поют наши «нахтигали» (соловьи). Дело в том, что Выговский не мог, не то что идти на Москву, а и оставить, не рискуя своей головой, Украину. Знаете историю с коротким одеялом? Так и Выговский – не закончив начатое под Конотопом дело, он кинулся к Гадячу, где ещё один гетман, Павло Апостол совсем не разделял «патриотических» взглядов Выговского. Промурыжив своё войско под Гадячем, и так и не сумев «переубедить» Апостола, Выговский направляет войска под Киев, а тут, как на грех, Переяславский полковник Цюцюра начал громить «патриотически-настроенные» польские «хорогвы» на левом берегу Днепра. На юге запорожцы во главе с Иваном Сирко решили вернуть булаву Юрку Хмельниченко, и вскоре в Белой Церкви состоялась рада, где Юрий был провозглашён гетманом. Выговский, не смотря на так расхваливаемый Апанович Гадячский договор, который, уже только тем, что предусматривал возвращение польской шляхте их владений в Украине, фактически, перечёркивал все завоевания русского народа Украины, невзирая на попытки Выговского преподнести его как альтернативу Переяславскому договору 1654 года, не приняла даже большая часть старшины. Да и сам Выговский, который, так усиленно пытался убедить московское правительство в том, что полякам верить нельзя, сам вдруг, почему-то, оказался таким наивным и доверчивым, что когда ознакомился с изменениями внесёнными в Гадячский договор, уже, вскоре, после ратифицировавшего его «сейма», только и смог сказать гонцу польского короля: - «Ты со смертью приехал, и смерть мне привёз…». На самом же деле, смерть ни кто не привозил. Смерть на Украине посеял сам Выговский, и взошла она вскоре, кровавыми всходами «Руины».
На пути к «Руине»
Как не расхваливают Выговского нынешние перекройщики истории, как не стараются обвинить народ Малороссии в неумении определиться – что есть для них добро, а что – зло, но только не пришлись Гадячские пакты по душе, не только простым казакам, но и многим полковникам и старшине. Видимо расположенные на постой польские «хорогвы», живо напомнили всем, что их ожидает, когда в «Великое Княжество Русское» (именно с таким названием должна была войти в состав Речи Посполитой Малороссия) вернётся польская шляхта. Потому то, уже к осени левобережная Украина вышвырнула польские и татарские орды «гетмана-патриота». Выговский, поправляя дела на Левобережье «…городи тiе с которих козаки были при войску московскому якото: Ромен, Миргород, Веприк и инiе казал зганяти за Днепр, а городи палити». (Самовидец) Но, это никак не дало ожидаемого результата. Наоборот, против Выговского стали выступать и правобережные полковники, и уже в сентябре он вынужден был передать булаву и клейноды Юрию Хмельницкому, которого ещё летом провозгласили гетманом запорожцы во главе с Иваном Сирком. Затем, съехавшись на раду у Жердева, казаки единогласно подтвердили своё желание иметь гетманом сына Богдана Хмельницкого. На гетманскую булаву претендовал также Яким Сомко, дядя гетмана, который уже успел зарекомендовать себя, как откровенный сторонник Москвы, но казаки предпочли Юрия. Этот выбор красноречиво показывает, что царь и бояре абсолютно не вмешивались во внутренние дела казаков, (по крайней мере, до избрания гетманом Брюховецкого) и совсем не желали той братоубийственной войны, которая началась уже при Выговском и в которой сегодня кое-кто нагло обвиняет Москву. Хотите Выговского – ради Бога, хотите Юрия – на здоровье; но если дети никак не поделят игрушку…. Ну, а в общем, вроде бы, ничто не предвещало беду. В октябре Юрий Хмельницкий с приличествующими гетману почестями, с полковниками, старшиною и духовенством прибыл в Переяславль для официального подтверждения его полномочий представителем государя А. Н. Трубецким, который, в то время находился там с сорокатысячным российским и казацким войском. Там же были прочитаны и переданы гетману и старшине статьи заключенные с Богданом Хмельницким в 1654 году, правда, с внесёнными в них небольшими изменениями, а так же новые статьи, которые существенно ужесточали те условия, на которых был заключён договор 1654 года.
И тут опять начинается спекуляция тем, что царское правительство с каждым годом всё сильнее «закручивало гайки», лишая украинский народ тех привилегий, на которых был заключен изначальный договор. Но только изначальный договор заключён был так расплывчиво, что свежая струя украинских национал-историков, как-то вдруг, перестала его замечать, считая, что его «взагалi в природi не iснувало», а Богдан Хмельницкий «не зважав і на тi додатковi умови договору, що були результатом царських указiв» (Апанович). Естественно - московское правительство, как отмечает Грушевский, в связи с этим предъявляло «рiзнi докори гетьмановi». Действительно, коль уж пожелали быть под «высокой рукой, на веки вечные», то уж будьте добры – под ней и будьте, но «українська сторона до їх не признається». Отсюда колебания и междоусобная вражда малорусских феодалов-старшины, отсюда недоверие к ней народа и как следствие – братоубийственная война. Московское правительство, видимо чувствуя, чем всё это может кончиться, ещё при избрании гетманом Выговского, предложило расставить все точки над i. Выговский пообещал приехать в Москву и лично с царём уладить все спорные вопросы, но, видимо, не надеясь на свои «блискучi дипломатичнi здiбностi», которые обнаружила у него Апанович, он мир и благополучие которые, по заключению Переяславского договора 1654 года, после шести лет непрерывной войны стали приобретать реальные очертания, променял на кровь и войну, ради достижения авантюрных намерений клана Выговских. Как раз эта война и укрепила царское правительство в решении, как выражается В. Горобец «закрутить гайки». Момент для этой цели был выбран самый подходящий. Старшина, прибывшая в Переяславль с Ю. Хмельницким, конечно же, осознавала свою вину за развязанную войну и за пролитую в ней кровь, а потому согласилась с принятием даже тех пунктов нового договора, которых, наверное, можно было и не принимать. Тем не менее, договор был заключен, и как событие знаменательное для обеих сторон, был отмечен грандиозным банкетом, в котором принимали участие даже простые казаки. По окончании этой пьянки казаки разъехались по домам, а гетман и старшина отправились похмеляться в Чигирин. И только там старшина стала выражать недовольство новыми статьями «бо побачила в них дещо новододане, якого не було в статях Хмельницького». Можно подумать, что раньше они этого не заметили – не всё же время они пьянствовали. Ведь не стал же их подписывать, присутствующий там Иван Сирко, не смотря на то, что он находился в лагере врагов Выговского и придерживался московской ориентации. Всё прекрасно видели, и полковники, и прочая старшина. Но как надебоширивший пьяница, который смутно помнит, что он вытворял вчера, виновато молчит, когда его отчитывают за вчерашнее, стараясь, не осторожным словом ещё более не усугубить свою вину, так и старшина молчала в Переяславле. В Чигирине же её прорвало. «Особенно выражали неудовольствие Богун, Ханенко, Гоголь и остальные, которые не были при утверждении в Переяславле Хмельниченка гетманом… и крепко упрекали за нерасторопность старшину, которая была в Переяславле при Хмельницком» - пишет Величко. Оно, конечно, других упрекать легче, чем самим открыто отстаивать то, что хотели бы иметь и то, что имеете, и чем дорожите. Но только сами то, видимо, опасаясь своего весомого вклада в пролитии братской крови и обвинения их в прямой измене, поехать в Переяславль не решились, а теперь, конечно, они герои упрекать остальную старшину и гетмана. Конечно больше всего доставалось новому гетману и тот, доведённый чуть ли не до слёз, не нашёл ничего лучшего, как предстать перед «наезжающей» на него старшиной в роли мученика, которого те бросили на произвол московских бояр. – «Я две недели был у москвитов узником; что хотели то и делали со мной, не было мне к кому податься». – Мол, дескать, где вы были тогда, умники?
А сегодня вдруг стало ясно, что статьи эти «молодоумный» гетман, как нежно называет его Величко, принял, чуть ли не под пыткой. Я извиняюсь за неточность, ясно это стало конечно не сегодня, а сравнительно недавно, и одним из первых кому это стало ясно, был Грушевский. Он живо представил как «московський уповноважений кн. Трубецкой, зрадливим способом постарався заманити до свого табору гетьмана з старшиною, і, маючи їх в своїх руках, примусив зложити присягу царевi на статтях мовляв Б. Хмельницького, з різними новими московськими додотками… - и - …Гетьман з старшиною бачучи себе в московській засаді заявили, що приймають сі статті і нові московські додатки…». Вот так вот бедную старшину сначала сломали, а потом споили или наоборот, но только вот интересное наблюдение; «зрадив» Выговский – началась война, а после Переяславского договора, который был заключён в 1659 году «зрадливим способом» - «…почали у Подніпров;ї війни вщухати» - писал Г. Грабянка. А когда, почти через год, в августе 1660 года Шереметьев с сорокатысячным войском выступил против Польши, с намерением пленить самого короля, то его сорокатысячное войско на половину состояло из казаков. Другое же тридцатитысячное войско, в котором были одни казаки, возглавляемое гетманом-невольником, выступило следом.
Информация к размышлению. В июле 1942 года командующий 2-й ударной армии генерал Власов, с остатками своей армии сдался в плен. 3 августа 1942 года он обратился с письмом к Гитлеру, в котором предложил создать Русскую освободительную армию из числа добровольцев-военнопленных и русских эмигрантов. Немцы согласились, и 27 декабря 1942 года Русский комитет объявил о создании Русской освободительной армии (РОА). Но только 13 апреля 1945 года РОА приняла боевое крещение. Гитлер не доверял русским «добровольцам», и ввёл их в бой только от безысходности и нехватки пушечного мяса в собственных войсках. До этого он, если и использовал их то, только небольшими группами, как полицейские или диверсионные отряды.
Так почему же тогда Шереметьев, присутствовавший при принудительной присяге, когда Трубецкой «примусив зложити присягу» гетмана и старшину, идя в поход на ляхов, так верил в непобедимость своего войска и так доверял гетману и старшине? Почему, палкой загнанная под присягу старшина и гетман, отрезанные от войска Шереметьева, ещё 7 – 8 октября отчаянно противились польским войскам, и лишь узнав о безвыходном положении армии Шереметьева, в средине октября согласились подписать Слободищенский трактат или как его ещё называют Чудновский договор? Кстати, вот этот то договор как раз и был заключен в «засаді», и явно не по доброй воле молодого гетмана, который, смалодушничал и пошёл на поводу у пропольски настроенной старшины. Вскоре после заключения договора с поляками, уже в конце октября гетман даже писал о том, что его принудили заключить этот договор насильно воеводам Ю. Барятинскому и И. Чаадаеву. Но, чтобы снять с себя всю вину перед государем за поражение в кампании, воеводы просто взяли и сделали гетмана козлом отпущения. Тем более что сразу после Слободищинской капитуляции, на раде, которая состоялась в Корсуне, польские эммисары подтвердили легитимность гетмана Юрия Хмельницкого, вручив ему булаву, а тот прямо оттуда, надо полагать тоже под давлением, отправил в Москву письмо, в котором отказывался от покровительства царя и требовал вывода московских войск из Малороссии. Узнав о поражении под Слободищами и Чудновом, дядя гетмана Яким Сомко, поспешил в Переяславль, где левобережные полки, не признавшие Чудновский договор, избирают его наказным гетманом. Естественно и он, лелея мечту стать полновластным гетманом, тоже не верил раскаяниям племянника. Обиженный таким оборотом дела, направляемый поляками и подстрекаемый такой старшиной как Тетеря и Дорошенко, Юрий решает силой вернуть себе полное гетманство и изгнать дядю-узурпатора. Он посылает на Левобережье 5000 казаков во главе с полковником П. Дорошенко, который в январе 1661 года овладел Зиньковым, Ромнами и Гадячем но, не дождавшись подкрепления, теснимый Сомко, вынужден был отойти на правый берег Днепра. Видя, что своих сил для захвата Левобережья у него маловато, Юрий обращается за помощью к полякам и заключает договор о «вечной дружбе» с Крымским ханом Магометом IV Гиреем. Эти ребята никогда не отказывались помочь многострадальному народу Украины, и уже в феврале татары Каммамбет-мурзы вместе с поляками С. Чернецкого и казаками Юрия вновь вторгаются на Левобережную Украину. Но и на этот раз поход был не удачным, хотя татары в обиде, ни остались. Ведь кто бы ни побеждал в братоубийственной войне развязанной тем или иным гетманом – они почти всегда оказывались в выигрыше. Надо сказать, что в лагере «молодоумного» гетмана, которому, как выразился боярин Шереметьев «…прилично бы гуси пасть, а не гетмановать», были как сторонники польского короля, так и приверженцы царя, поэтому слабовольный Юрий, попадая под влияние то одних, то других, что бы вернуть себе булаву, кидался из крайности в крайность. То он с татарами, не щадя даже церквей, жжет и пустошит Левобережье, а то вдруг летом 1661 года, видимо разуверившись в силах своих союзников, пишет письмо московскому царю Алексею Михайловичу. В этом письме он вновь выражает желание возобновить своё подданство государю и жалуется на Левобережную старшину за то что они его «не допускають до того бажання». Но так как «бажання» так и не было удовлетворено он, в октябре вновь, вместе с поляками и татарами атакует Левобережье. И вновь, в январе 1662 года ни с чем вынужден вернуться в свою ставку в Чигирин. В 1662 году он организовывает ещё три похода на левый берег Днепра, и в то же время в феврале 1662 года вновь выражает желание перейти под покровительство Москвы, посылая в Константинополь некоего монаха Шафронского, чтобы Константинопольский патриарх «освободил его от присяги Чуднивской».
Постоянные войны, которые не прекращались с момента Слободищенской капитуляции, изматывали и озлобляли народ обоих сторон Днепра. Причину этих войн все отлично понимали, и потому гетманская булава Юрию казалась всё тяжелее и тяжелее. А тут ещё и запорожцы, невзирая на то, что гетман доводится сыном великому Богдану, выставили его наследнику ультиматум, в котором в откровенной и даже грубой форме, выражали своё недовольство гетманом. Они требовали, что бы он порвал все отношения с польским королём, вернулся в подданство к московскому государю и прекратил проливать казацкую кровь в своих попытках отнять булаву у своего дяди. В противном случае они грозились достать его даже в Чигирине и лишить не только булавы, но и жизни. Но, так как Москва не хотела верить в благие намерения гетмана, а поляки и татары чересчур близко принимали к сердцу трагедию «обворованного» сына Богдана и постоянно толкали его к новым походам за булавой, то запуганный и совершенно сломанный ударами судьбы молодой человек, не нашёл для себя иного выхода, как податься в монахи. Казалось бы, на этом и закончилась эпопея с дележом власти, и соберутся казаки на Раду, и изберут себе полным гетманом Сомка который, по словам летописца, и статен был, и воин отменный, и с головой дружил. Не сумел он, правда, подружиться с неким отцом Методием, (Мефодий) личностью в Малороссии весьма в то время влиятельной. Дело дошло до того что хотели они даже на пистолетах стреляться, но Господь не допустил такого сраму. Так вот, этот отец Мефодий уж очень невзлюбил, по-видимому, за подобные же чувства к его персоне, гордого переяславского полковника, и вместе с Васютой (неженский полковник Золотаренко), который тоже был не прочь погетманувать, всячески старались оклеветать и опорочить Сомка, что в итоге плохо кончилось для обоих полковников.
На Правобережье же тоже нашлась подходящая кандидатура на гетманскую булаву – зять Хмельницкого Павло Тетеря. Странно, но за этого героя, который с 1663 по 1665год был гетманом на Правобережной Украине, даже чересчур самостийные самостийныкы как-то мало говорят хорошего и стараются лучше промолчать. Даже столь любимая мной Олэна Апанович не нашла в нём ничего симпатичного, потому что он «виявив ненаситне користолюбство і жорстокість», хотя, как мы видели, «патриот» Выговский тоже не страдал излишней сентиментальностью и безвозмездной любовью к «рідній маткє Україні».
Да, кстати, может быть, кто-то посчитает что выражение «любимая мной Олэна Апанович» надо понимать в переносном или ироническом смысле. Так вот, ничуть небывало – в самом прямом. Ведь не будь её и ей подобных историков, я бы никогда не сел писать эту книгу, и умер от скуки. Не знаю, как обходилась бы без подобных историков Украина, но я без них себя в нашей державе просто не представляю.
Так вот, на мой взгляд, Тетерю просто недооценили и он тоже, если бы его «припудрить» и «подкрасить губы», мог бы потянуть на «патриота». Вы только посмотрите, как он возмущается тем положением дел, что достались ему в наследство от Юрка. – «Трудно описать, - писал он польскому королю Яну Казимиру, – какие бесчинства творит орда, оставленная в Украине только лишь для помощи: она отбирает у бедных людей всё имущество, наносит им нестерпимые мучения, пленяет, попирая всякую справедливость, вопреки дружбе освещённой присягой».(ИУК) Правда, вторгнувшись на левый берег Днепра, почему-то, вдруг, решает, что и бедные люди потерпят, и справедливость подождёт, а вот дружить с ордой, ему нужно позарез и прямо сейчас, и отправляет в Бахчисарай посольство во главе с сотником Деменко, которое должно было уверить крымского хана в искренней «любви и дружбе». Из большой ли любви к своему народу или еще, по какой другой любовной причине (в корыстолюбстве ведь тоже что-то есть от любви), но Тетеря продолжил политику силового давления на Левобережье, начатую Юрком Хмельничеко. И уже по окончанию зимы 1663 года правобережные полки совместно с татарами овладели Кременчугом, Потоком, Переволочью и пытались взять Гадяч, Голтву, Лохвицу, Лубны и другие города. Но вскоре Тетеря был вынужден вернуться назад на Правобережье, где вспыхнуло восстание крестьян и отдельных полков, недовольных как внешней, так и внутренней политикой гетмана. Вот уж действительно – «как аукнется, так и откликнется». Несчастный Тетеря, вернувшись, был крайне удивлён и, недоумевая, писал королю: - «…тут неожиданно меня застало превращение домашних овец в хищных волков». А главное, эти волки совсем не хотели иметь себе такого вожака как Тетеря и подняли восстание которое, как он пишет, «…разорило меня, пошатнуло моё здоровье и, наконец, неустойчивое сооружение счастья Украины, частично уже обновлённого моими усилиями, вновь разрушило». (ИУК) Интересно, о каком это «неустойчивом сооружении счастья Украины» толкует наш гетман с полномочиями польского комиссара? Уж не о счастье ли - видеть постоянно на Украине радостные лица крымских татар, угоняющих ясырь, или во всенародном удовольствие, раздражать своим присутствием у себя же дома, вновь понаехавшую в Украину польскую шляхту? Но, как бы там не было, Тетеря верит что «счастье» на Украину вернуть ещё можно, и пишет: - «Мы должны силой оружия Вашей Королевской Милости, Пана нашего милостивого и с помощью орды, которая прибыла недавно с Селим-Гиреем, привести в порядок почти всю Украину». (ИУК) И конечно бы привели, если бы не противилась «счастью» Левобережная Украина, куда в большом количестве устремились «счастливые» беженцы с Правобережья. И с чего бы это они вдруг от своего счастья решили отказаться и броситься прямо в пасть хозяйничавшим здесь клятым москалям. А может они в те времена и не кляти вовсе были, может, совсем и не хозяйничали на Левобережье, а действительно помогали, как могли. Но трудно, ох как трудно помогать, если между старшиной «не маш любви, не маш згоды».
Довольно успешно отражал нападение Юрия, затем и Тетери наказной гетман Левобережья Сомко, но Неженский полковник «Васюта зЪло желайя гетманства» оклеветал Сомка «зачимъ оба въ подозрЪніи стали». Этим не преминул воспользоваться ещё один соискатель гетманской булавы. Им был бывший слуга Б. Хмельницкого, учитель и опекун его сына Юрия, и кратковременный сподвижник Выговского Иван Брюховецкий. Он быстро понял, что поставил не на ту лошадку - Выговскому долго не продержаться, а с Юрием каши не сваришь, и недолго думая, переметнулся в стан его противников – запорожцев. Там, во многом благодаря своим способностям умело развешивать лапшу на уши чубатым дядькам, он вскоре выдвинулся в кошевые атаманы Войска Запорожского. Видя общее отрицательное настроение казацких масс, особенно на Левобережье, к Слободищенскому договору, он как представитель Войска едет в Москву, где заверяет государя в верности низового войска и в своей личной преданности. Уже этим он обозначил свой путь к гетманской булаве, которую вскоре и получит. Умея искать и находить расположение и дружбу нужных ему людей, он, вскоре, заводит дружеские отношения с отцом Мефодием, и располагает к себе князя Григория Ромодановского, при этом, старается сохранять популярность среди запорожцев. Они то, в сущности, и поставят его гетманом, хотя и тут нынешние украинские историки находят руку Москвы. Лично мне, трудно понять почему? Ведь на самом деле Брюховецкий выбран был тем самым демократическим методом, о котором так любят трубить на весь мир наши историки. «Чёрная Рада», то есть, общенародное собрание всех желающих, фактически, та же «Оранжевая революция», тот же «Майдан». Ан – нет, оказывается эта «Чёрная Рада» «відбулась за підтримки царського уряду…– и –…цей акт ознаменував розкол козацької України на два Гетьманати, що грало на руку інтересам Москви та Варшави в справі поділу держави» (ИУК). Господа академики, ну оденьте вы очки и посмотрите внимательно – где вы увидели «державу»? А на счёт раскола Украины, так это к Богдану Хмельницкому. Это он ещё 1648 году, дойдя, практически, до исторической границы Польши, примирился с панами шляхтой и оставил им половину Украины. А вы представьте себе, что «царський уряд» не поддержал или, что ещё хуже, не допустил бы этой рады. Ох, что бы сегодня пели наши историки-лохотронщики. А так, всё чин-чинарём, кандидатов было двое – Сомко и Брюховецкий. Нормально? – Нормально. Правда Москва поддерживала кандидатуру Брюховецкого, но, ведь и оранжевую коалицию, вместе с её недотравленным врагами вождём, тоже поддерживали, и не только морально, добрые люди из-за «бугра». Да и победители в тех и нынешних «змаганнях» практически – братья близнецы. Что один, что другой «чистыми руками» били себя в грудь, не скупясь на обещания, и всё порывались сделать «шаг навстречу народу», а получалось, что делали его не в ту сторону. Так что всё было, так как должно было быть. Но, толи тогда были таковы «констітуційні норми», толи гетманская булава как-то влияла на память, но только все гетманы, начиная с Хмельницкого, очень быстро забывали о демократии, а всех кто о ней могли напомнить старались держать от себя подале. Брюховецкий не являлся исключением и, что бы его демократичному правлению не мешали разные тираны типа Сомко и Золотарнека да ещё кое-кто из полковников, он их (благо уже до него оклеветанных) быстренько пустил в расход. В противовес ему Тетеря, никаких кровавых жертв во благо демократии, по пришествии к власти на Правобережье не делал. По крайней мере, первое время. По-видимому, о передаче гетманства заранее всё было обусловлено с польским королём и никаких демократических выборов не понадобилось. Гетман был назначен. Поэтому и сегодня ещё толком никто не знает, когда конкретно Юрий отрёкся от булавы, а так же когда и где проходила та рада, которая, якобы, избрала Тетерю гетманом. Говорят, была. Но бескровное начало гетманства Тетери вылилось в целые реки народной крови в протяжении всех лет его гетманства. Во-первых, на его призыв «…привести в порядок почти всю Украину», польский король Ян Казимир откликнулся довольно быстро и уже в конце 1663, начале 1664 годов Польское войско перешло на левый берег Днепра. Величко говорит, что оно насчитывало более 100 тысяч. Более конкретную цифру называет французский герцог Грамон, будущий маршал Франции. Он, участник осады Глухова, вспоминает, что польский король выступил, имея 70 тысяч отборного польского войска, 10 тысяч немецких наёмников, 20 тысяч татар и 20 тысяч казаков. При этом большая часть войска шла с королём, часть вместе с Тетерей и Собецким наступала на юге, а Маховский с четырьмя казацкими полками и немногие польские хорогвы остались на правом берегу. В планы короля входило: вернуть себе всю Украину, вторгнуться в московские земли и загнать московитов за Урал. Поначалу всё складывалось хорошо. Один за другим захватывались левобережные города, некоторые сдавались добровольно. Российские войска остались только в крупных городах, в Киеве, Переяславле, Нежине и кое-где ещё. Остальные для сосредоточения покинули территорию Украины и ждали шедшую на выручку пятидесятитысячную армию во главе с князем Черкасским, и только небольшие их отряды вместе с казаками Брюховецкого вели что-то наподобие партизанской войны. Так без особых трудностей, минуя крупные города, король дошёл до города Глухова.
Осада города Глухова одно из самых интересных событий русско-польской войны. Интересно оно не только героической обороной этого города четырёхтысячным гарнизоном русско-казацкого войска, но и теми противоречивыми показаниями относительно количественного состава осаждающих. Некоторые источники говорят, что королевское войско ограничивалось двадцатью тысячами, что неправдоподобно мало. Другие, в том числе и Величко, говорят о ста тысячах и больше, что неправдоподобно много. Очевидно, если взять нечто среднее, то мы не здорово погрешим против истины. Нет так же точных данных, как долго длилась осада. Разница ощутимая, от двух до девяти недель. Последнее явно из области фантастики, так как король, узнав о приближении российского войска Ромодановского и казаков Брюховецкого, оставил Глухов, и 18 февраля был уже под Новгородом-Сиверским, а штурм Глухова, это хорошо известно, начался 23 января. Вероятно, более правдоподобно, ну может с небольшим преувеличением, о днях проведённых в осаде, говорит один из руководителей обороны города киевский полковник Дворецкий – 4 недели. За такое время осаждающие вполне могли потерять убитыми 8 тысяч, как сообщает участник осады, не раз, водивший своих солдат на штурм герцог Грамон. Так вот, сведения весьма противоречивые. Величко пишет, что от осады город избавил Брюховецкий «з сьогобічними казаками», который с меньшим чем у поляков числом войска переміг під Глуховом тьму-тьмушу, більш ста тисяч поляків з королем Казимиром». Утверждение конечно весьма сомнительное, но ведь не более чем о численности русской армии под Конотопом. Тем более победа, по словам Величко, добыта одними украинскими казаками. Им не помогали ни россияне, ни, тем более, людоловы-татары. Господин президент Ющенко, видно, не дочитал ещё историю Украины до этого места. Надо же и тут памятник-мемориал ставить, а то как-то некрасиво получается. Татарам под Конотопом ставим, а своим «козаченькам», разгромившим польско-немецко-татарскую орду с приставшими к ней «козаками-запроданцями», вроде бы как в падлу. Ну, в общем, президент дочитает историю до этого места и расскажет, как оно было на самом деле. Подождём. А пока пойдём по проторенной историками дорожке, где всё ясно, как божий день.
Не удалось Казимиру не то что Москву за Урал шугануть, а и на левом берегу Днепра сколь-нибудь долго продержаться. С большими потерями отошел он на Правобережную Украину, а с ним и Тетеря, который спешил усмирять поднявшееся там вновь восстание. Ещё осенью 1663 года И. Выговский, Ю. Хмельницкий, И. Богун, И Сирко, Ф. Коробка, Г. Гуляницкий, О. Гоголь, Иосип Тукальский; знакомые всё лица, не правда ли? Как писал Мазепа, «…а все братя, то то диво!». Задумали эти «братя» скинуть «брата» Тетерю, и стоило королю расквасить нос о стены Глухова, как восстание подготовленное вышеуказанными полковниками полыхнуло на Правобережье похлеще того которое пошатнуло здоровье гетмана ещё совсем недавно. В результате этого восстания, которое то, затухая, то вновь разгораясь, полыхало ещё и в 1665 году, только на правой стороне Днепра было убито и уведено в рабство более 200 тысяч жителей. Ещё в 1664 году Чернецкий хвастался, что уничтожил как минимум порядка 100 тысяч украинцев. Тогда же были расстреляны поляками Иван Богун и, уготовивший своими же руками, ещё в 1658 году себе такую участь Иван Выговский. Недолго продержался и Тетеря. Так уже 23 марта 1664 года И. Сирко сообщает с Умани царю Алексею Михайловичу: «Услышав обо мне Иване Сирко, сразу же, когда я с войском к их городу ещё и не подошёл, сами мещане стали ляхов и жидов сечь и рубать… мною, Иваном Сирко к вашему царскому величеству возвращена вся Малая Россия, города над Бугом и за Бугом, а именно: Брацлавский полк, Кальницкий, Могилёв, Рашков, Уманский повет, до самого Днепра от Днестра…». На севере в полесье громил поляков и казаков Тетери, которых возглавлял П. Дорошенко, придерживавшийся московской ориентации, полковник Дрозденко. Сам же Тетеря, собрав все ценности и прихватив булаву, подался от греха подальше, так сказать, в глубокий тыл. Сначала он сбежал в Польшу, а там дружелюбно ограбленный панами шляхтой, побежал ещё дальше, к туркам. Опять правобережье осталось без гетмана и почти без казаков, опять появилась возможность объединить, разорванные на части Ю. Хмельницким, казацкие полки, но в это время «…отозвался гетманом Опара и на королевскую руку много орды затяглъ». Здорово возмутился такой наглости Тетерин есаул Дорошенко. Как же так какой-то там сотник Опара и - гетман, а «с прадеда казак», как он любил о себе говаривать, душитель всех народных антипольских восстаний Правобережья, опять впролёте. А потому и пролетел, что опять поляков выпроводили с Правобережной Украины, и некому было посадить, так как был посажен некогда Тетеря, верного Тетериного есаула на гетманское кресло. Но кто знал Опару? Да толком никто. Зато Дорошенко отлично знали, и поляки, и россияне, и татары тоже. Потому ему ничего не стоило убедить хана, что он для орды будет на много полезней какого-то сотника. А кого ещё было убеждать, ведь с Опарой было всего 1000 казаков. Остальные все склонились к тем полковникам, что придерживались московской ориентации. Стараниями «казака от прадедов» «…орда Петра Дорошенка, асаула Тетериного, на гетманствЪ поставивши, Опару съ его старшиною до короля отослали, которыхъ тамъ смертно кзнено». Вот уж действительно - «пути Господни не исповедимы». Дед Петра Дорошенка Михаил, будучи гетманом реестровых казаков в 1628 году ворвался с казаками в Крым и такой там погром устроил, что татары запомнили его надолго, хоть сам он и погиб у столицы крымского ханства Бахчисарая. Внука же, татары поставили гетманом на Левобережье. Дожились, паны-казаки.
О Петре Дорошенко часто говорят, что это личность трагическая, неординарная и очень сложная. Но что такое сложная? Я думаю, всем когда-то доводилось решать математические задачи, которые никак не сходились с ответом. И что вы тогда говорили? Вы говорили: - « О-о, это сложная задача». То есть, ответ есть, но, подогнать под этот ответ решение не получается. Точно так же и в нашем случае. Гетман Петро Дорошенко личность в новой украинской истории положительная – это ответ. Но вот как сделать, что бы это было действительно так – это задача. Ведь с одинаковым успехом можно доказывать, что Дорошенко как ни кто другой «виявляв ненаситне користолюбство і жорстокість» и был обычным беспринципным карьеристом. А потому давайте больше внимания уделим этой фигуре и посвятим этому «сложному» гетману целую главу, как ни как – личность неординарная. А я, как раз и постараюсь доказать, что ответ под который сегодня стараются подогнать решение не верный.
Дорошенко - строитель «Руины» по турецкому проекту.
Описывая биографию Петра Дорошенка, обязательно указывают на быстрое продвижение в его молодые годы из рядового казака к полковничьей должности. При этом как-то упускают из вида, что «казака от прадедов», а тем более внука гетмана реестровых казаков, то есть казака «шляхетного» происхождения, называть простым казаком, как то негоже. Поэтому было бы удивительно, если бы он, отпрысок знатного казацкого рода, не стал уже к тридцати годам полковником. Именно потому, что он никогда не был простым казаком, Дорошенко ещё при жизни Богдана Хмельницкого, возглавлявший Прилуцкий полк, с первых дней гетманства Выговского стал на его сторону и принял активное участие в подавлении восстания Пушкаря и Барабаша. Но после поражения в 1659 году казаков поддерживающих Выговского под Хмельником, прилуцкий полковник на какое-то время лишается полковничьей должности и действительно становится рядовым казаком. Но новый гетман Юрий Хмельницкий, разве мог допустить чтобы такая «неординарная личность» как внук гетмана ходил в простых казаках? Дорошенко получает в своё распоряжение Чигиринский полк и становится его полковником. Он был первый кто с 5000 корпусом правобережных казаков пришёл с мечом к своим братьям- казакам на левый берег Днепра, первым кто развязал кровавую бойню между Правобережной и Левобережной Украиной. При гетмане Тетере он уже генеральный есаул, и льёт кровь своих же собратьев уже и на Правобережье, подавляя антигетманское восстание в 1663 году. До последних дней он, верно, служит гетману, руки которого по локти в крови своих соотечественников. А когда брацлавский полковник Дрозденко окончательно разгромил Тетерю и тот бежал в Польшу, его верный пёс Дорошенко опять остался без хозяина, и опять простым казаком. Ведь в это время в основном все казаки, и Правобережья в том числе, опять стали служить московскому царю, и лишь небольшой отряд в 1000 человек во главе с сотником Опарой прибился к татарам и те поставили его гетманом. Но Дорошенко и его приятель – поляк, белоцерковский комендант Ян Стахорский сумели выставить Опару, как тайного сторонника Москвы, и татары, оковав его и его ближайших товарищей, отправили их к польскому королю, где те и были казнены. Затем, было это в октябре 1665 года, татары предложили что бы «Войско Запорожское» в котором едва набирался полнокровный полк, избрало себе нового, правда временного гетмана и естественно выдвинули Дорошенка. А в январе 1666 года в Чигирине Дорошенко окончательно был утверждён гетманом. Но что это за гетман, под булавой у которого всего 1000 казаков, многого ли с ними добьешься? А где взять больше? Ведь никто не хотел признавать своим гетманом верного пса Тетери, этого палача украинского народа, бежавшего от возмездия. Благо хоть не всё награбленное прихватил с собой Тетеря, кое-что осталось и его есаулу. И Дорошенко на свои кровные (в смысле, залитые кровью украинского народа) вербует себе наёмное войско, так называемых «сердюків». В нём были украинцы, поляки, сербы, венгры и прочие «рыцари удачи» и «романтики с большой дороги» которым, как и их гетману, совершенно чужды были какие-то принципы, идеалы и патриотические чувства. За деньги они готовы были поднять меч на любого, на кого укажет их хозяин, хоть на родного брата. Набрав двадцатитысячное наёмное войско «сердюків», Дорошенко отправился склонять под свой, а точнее королевский «регемент», ту часть Украины где, до него гетманами были сначала «молодоумный» Юрко, а затем «жорстокий і користолюбивий» Тетеря. – «Петро Дорошенко началъ заднЪстрские полки под державу королевскую преклонять, иные насильно» - читаем в «Кратком описании Малороссии» (КОМ). Первым на кого он кинул свою наёмную гвардию, были разорённая им Киеово- Могилянская академия, которая после её «посещения» наёмниками Дорошенко не работала долгих четыре года и промосковски настроенный брцлавский полковник Дрозденко который, разгромив Тетерю стал чуть ли не личным врагом Дорошенка. Тот засев в Брацлаве «четверть года от него боронившійся», по известным причинам, о которых будет сказано ниже, вынужден был сдаться и был казнён в Чигирине. Видимо понимая, что Дорошенко мало чем отличался от Брюховецкого во всех отношениях, летописец напишет, что именно с его приходом к власти на Правобережье «…стали быть по обЪим сторонам ДнЪпра два гетмана». Но, только, не сделай Брюховецкий в 1665 году свою роковую ошибку, неизвестно как долго пробыл бы у власти на Правобережье Дорошенко.
Осенью 1665 года, незадолго до того как татары выбрали гетманом для правобережных казаков Петра Дорошенка, Брюховецкий, не видя для себя никакой опасности с того берега Днепра, едет в Москву, как он сам выразился «власті собі прибавлівать». Он – «Ивашка» «подножка» государева готов был на всё лишь бы не лишиться царской милости, и как один из героев известной кинокомедии «Иван Васильевич меняет профессию» управдом Пунша, случайно попав на царский трон, раздавал шведам волости, так Брюховецкий раздавал царским воеводам города. Присутствующий при его свите писарь Захар Шейкевич, по-видимому, возмутился: - «Да ты что, сукин сын, гетманская твоя морда.… Так никаких городов не напасёшся..», (это следуя жанру всё той же комедии) за что по ходатайству гетмана был награждён от царского правительства бесплатной путёвкой в Сибирь. Брюховецкий так же просил о назначении митрополита из Москвы, но Москва отказала, считая себя не вправе распоряжаться киевской митрополией без благословения константинопольского патриарха. На первый взгляд покажется странным – с чего бы это так попёрло гетмана. Неужто это всё из-за боярского чина и бабёнки из захудалого боярского рода. На самом же деле всё обстояло гораздо сложнее, и бедняга гетман из кожи лез, чтобы угодить московскому правительству. А виноваты во всём, вы не поверите, легендарный кошевой Иван Сирко и закадычный (в смысле схвативший за кадык) друг гетмана митрополит Мефодий. Ведь ни кто иной, как Сирко, очищая от поляков и приверженцев Тетери правый берег Днепра, весной 1664 года, минуя гетмана, писал царю: - «Мною Иваном Сирко вашему царскому величеству возвращена вся Малая Россия… до самого Днепра от Днестра». Именно Иван Сирко, захватив правобережные города, «…для их обороны, а особно, для городов крепких, - просил – посылайте ваше царское пресветлое величество, ратных русских людей в Бряслав, в Умань, в Кальник и в иные надобные городы». Возмущению гетмана не было придела. Эдак он себе всю славу победителя присвоит, а главное распоряжается городами, что гетман. Он строго потребовал от запорожцев прекратить общаться с государем через его голову, а государя просил, чтобы тот запретил своим указом делать это низовикам. А тут как на грех исчезло взаимопонимание с епископом Мефодием. Видимо рано вычеркнул его гетман из списка полезных друзей. А тот весной 1665 года едет в Москву со своим проектом реформации политического устройства Украины, где предлагает, вывести из подчинения гетмана и старшины украинные города, сбор налогов производить напрямую в царскую казну, усилить военное присутствие московских ратных людей. Может быть, сам по себе Мифодий для гетмана был не очень то и страшен, как ни как есть статьи Хмельницкого, и не Мефодию их менять. Но, что если он в заговоре с Сирко и, как некогда сам гетман вместе с этим коварным митрополитом расставлял сети Сомко и Золотаренко, теперь Сирко готовит западню уже ему самому. Ведь хоть и выдаёт отец Мефодий этот новый проект за свой, но гетман, то знает, что корни его сидят в Запорожье, и что ещё недавно он сам заронил там это зловредное семя. Что же сидеть и ждать участи Золотаренка и Сомка? Нет, такого Брюховецкий допустить не мог, и в сентябре 1665 года в окружении верных ему полковников и роскошной свиты из казацкой охраны он выехал в Москву.
Такой оборот событий помог Дорошенко крепко стать на ноги на Правобережье. Уже вскоре по отъезду Брюховецкого он рассылает на левый берег Днепра свои универсалы, в которых, пользуясь отсутствием гетмана, призывает соединиться под его булавой обоим сторонам Днепра и даже смог подбить к бунту Переяславский полк. А когда в начале 1666 года «…во всЪ начальнЪйшие городы малоросійскіе» гетман привёл воевод и российские войска, то только бы круглый идиот не воспользовался таким моментом скомпрометировать своего врага. Ведь даже запорожцы, не говоря уже о городских казаках и мещанах, были недовольны таким, фактически ими же самими продиктованным, ходом гетмана. В марте этого же года, бывший на то время кошевым атаманом Ждан Рог писал Брюховецкому, что Войску Запорожскому нужен не боярин, а гетман, намекая на то, что за своё предательство, за подписание «Московских статей» тот получил боярское звание. Казаки же в городах, не скрывая, поговаривали: - «Соберёмся в Запорогах, да и пойдём на гетмана». Удача сама шла в руки к Дорошенко. Чтобы ещё больше привлечь на свою сторону народ, 22 февраля на раде в Лисянке, по инициативе Дорошенка было принято решение «…вигнати всіх ляхів із правобережя…». Правда, особого рвения в этом направлении новый гетман проявлять не спешил, но зато, лишь почувствовал силу, напал на брацлавского полковника Василя Дроздецкого. Напрасно ждал помощи с левого берега Днепра храбрый полковник. Там было не до него. Воеводы обустраивались на новых местах, вводили новые порядки, присматривались на всякий случай, где что плохо лежит. Брюховецкий, видя как всё больше, и больше народа склоняется на сторону Дорошенка, принялся сочинять ответные универсалы, призывающие «братию единоутробную» отступиться «от поганцов и от иноверцов» и приклониться «к дедичному своему монарху единоверному российскому». Но Дорошенка уже одни универсалы не удовлетворяли и он направляет свои наёмные полки на левый берег Днепра и в августе 1666 года пишет польскому королю, что горит желанием «…схилити Задніпровья до вірного підданства Иого Королівському Маєстатові». И «схиляв» до тех пор, пока Россия с Польшей не заключили перемирие.
Истерзанные более чем 12 лет длившейся войной, Речь Посполитая и Россия уже не могли продолжать эту войну. В Польше разгорелось восстание под предводительством Любомирского. В России ширилось волнение, связанное с религиозной реформой Никона, а на Волге стали появляться предвестники разинского мятежа «воровские» казаки Василия Уса. Поэтому правительствами обеих государств было принято решение заключить перемирие, которое вошло в историю как Андрусовское. Одним из главных условий перемирия являлся раздел Украины по Днепру между Россией и Польшей. Левый берег оставался за Россией, тогда как правый отдавался Польше, а один из пунктов этого договора гласил: - «А шляхте в тех уступленных уездах дозволено будет отбирать свои маетки…». Вот тут-то паны-казаки на Правобережье всполошились, и так наложили в штаны, что и сегодня ещё этот духан на Украине стоит. – «Предали! Москали предали!» Бедняга Дорошенко как узнал эту новость, даже заболел. А как тут не заболеешь. Придут опять Концепольские, Вишневецкие и прочие старые приятели, и заберут к чёрту не только то, что царь пожаловал, а и то, что «…през шаблі маем…». И, держа нос по ветру, нынешние нагнетатели «вони» вторят: - «Андрусівська угода мала катострофічні наслідки для України. Ця угода перекреслювала українсько-російський договір 1654 р.,(договор то оказывается был двуличные вы мои – Н. Г.) найважливішою й першорядною умовою якого було, захист українського народу від ворогів, а також зобов;язання Москви ніколи не віддавати Україну польскому королю. Тому передання половини України Польщі, протии панування якої в кількавіковій бородьбі український народ пролив багато крові, було справжнім злочином, підступною, чорною зрадою Москви».
Ай-я-яй-я-яй – что же они наделали эти кляті москлі! А действительно, что же они наделали такого, чтобы сегодня сыпать на них все шишки и винить во всех смертных? Может, это московские послы шептали на ушко Выговскому, чтобы он переходил в подданство к польскому королю, тогда как поляки усиленно отговаривали беднягу от необдуманного поступка? Или, наверное, это московскому царю надоело нянчиться с «молодоумным» Юрием и он, предложил ему попроситься под польского короля, а на его светлейшее царское имя написать ходатайство, чтобы тот дал наказ и все «москвиты» убирались с Украины куда, подальше? Должно быть, это московские бояре упросили Тетерю, чтобы он уговорил польского короля Яна Казимира привести на Украину 100-тысячное войско, и добросовестно проредить и так не густое население Украины? И это не Дорошенко ли порывался «…схилити Задніпровя до вірного підданства Його Королівському Маєстатові»? Хотел – получи.
Почему-то когда у вас появляется нарыв, да ещё и в неудобном месте, вы стараетесь от него побыстрее избавиться любым способом, вплоть до хирургического вмешательства. Так почему этот нарыв в самом, что не на есть неудобном месте который, именовался Правобережная Украина, и который с самого момента смерти Богдана Хмельницкого не давал никому покоя, нужно было терпеть. Кстати, Ордын-Нащёкин предлагал царю полную ампутацию, то есть избавиться от всей Украины, но тот, видя, что Левобережье действительно желает оставаться с Москвой и, только, политические ветры с противоположного берега Днепра мешают спокойной жизни в государстве, отказался от такого предложения, и отдал лишь ту часть, которая ему не подчинялась и фактически тяготела к Польше. Во всяком случае, большая часть её старшины и православной шляхты. И это вы называете «чорною зрадою»? Почему же тогда вы не вините в «чорній зраді» Богдана Хмельницкого, который 1648 году без зазрения совести, не испытывая никакого силового давления со стороны Речи Посполитой, просто так, по старой дружбе уступил панам шляхте Львов, Холм, Галич, Перемышль, Ярославль и десятки других исконно русских городов? Ведь если мы посмотрим на Украину тех времён то, увидим, что её территория не была так велика, как сегодня – какой она стала в составе России. Давайте откинем южные земли и Крым, тогда принадлежавшие татарам, а так же восточные, лежащие тогда в московских пределах, и мы увидим, что Хмельницкий просто так, за здорово живёшь, отдал полякам половину Украины. Где ваши вздохи и проклятия по этому поводу? Ах – да, Москва ведь в Переяславском договоре 1654 года гарантировала «захист українського народу від ворогів». Так ведь «від ворогів», а не от самих же себя. Вы толкуете о «зобов;язаннях Москви ніколи не віддавати Україну польскому королю». Так вы же упрекаете Москву и в том, что она пролила реки крови украинского народа (российского кстати тоже). А ведь кровь и проливалась именно там где нас не отдавали польскому королю, и защищали от тех, кто отдался ему или ещё какому-то новому «благодетелю», от «наших же проводцов, на вас и на жён, на детей ваших намеренную погибель» несущих. Так что это ещё большой вопрос, что в то время «було справжнім злочином і підступною чорною зрадою», попытаться разделить государственной границей непримиримых врагов-братьев или оставить всё так как есть - и пусть режут друг друга как баранов. Другой вопрос, что междоусобную резню, так и не удалось остановить, но опять же, это не вина Москвы или Варшавы, у которых и без проблем казачьей верхушки забот хватало, и они, навоевавшись досыта, искренне хотели перемирия. Кстати, в Глуховских статьях, которые были подписаны в 1669 году, московское правительство во избежание дальнейших кривотолков популярно объясняло, что правобережные казаки «…сами захотели быть отлученными от царского пресветлого величества, и сами стали под руку королевского величества ещё до съездов и Андрусовских договоров, и договор в Андрусове заключён уже после ихнего отлучения». Может тут что-то не так, что-то неправильно? Может быть Дорошенка выбрали так как было обусловлено в договоре 1654 года, где говорится, -«…мы, великий государь, поволили Войску Запорожскому обирати гетмана по прежним их обычаем самим меж себя. А кого гетмана берут и о том писати к нам великому государю, да тому ж новообраному на подданство и на верность веру нам, великому государю, учинити, при ком мы, великий государь укажем». С каких же это пор в обычай у казаков вошло, чтобы гетмана татары назначали? А заодно, наверное, государь указал татарам, чтобы они приняли от Дорошенка присягу на верность? - Нет. - Так ото ж і не треба про чорну зраду Москвы базікати, а называйте вещи своими именами. Уж если кого и называть зрадником, так это обоих гетманов. И предали они не царя и Москву, они оба предали Украину. Да, это Брюховецкий одной своей поездкой в Москву чуть было не лишил Украину той автономии, которую она, как бы там не «закручивало гайки» московское правительство, но всё же имела. Это он, после того как народ Украины стал проявлять недовольство его политикой, сделал ещё один необдуманный и конечно же не самый лучший в его положении ход. Он посылает своих послов к крымскому хану и турецкому султану, ища в них своё спасение. Тем самым ещё раз предаёт народ Украины к тому же, нарушает присягу государю. Всё - он обречён. Изгоняя им же приглашённых в украинские города воевод он, по сути, развязал войну с Москвой. Но хотел ли этой войны народ, хотели ли её казаки? В основной своей массе, конечно же, нет. Именно этого и добивался Дорошенко. Восстановить народ Левобережья против своего гетмана. Хотя если посмотрим на правый берег Днепра, то и здесь мы увидим ни чуть не лучшую картину. Во многих городах сидят польские коменданты со своим гарнизонами; с тех пор как гетманом стал Дорошенко, орда чувствует себя на Правобережье как у себя дома. Польскому королю, который недавно стал хозяином Правобережной Украины, естественно очень не хочется видеть в своих законных владениях незваных гостей и он посылает шеститысячный отряд Маховского навести в «доме» порядок. Тут мы опять видим как наши историки «подкрашивают губы» «национальному герою» и пишут, что это Дорошенко узнав о нападении поляков, призвал татар и разбил Маховского, тем самым как бы приводя в действие свой, более года назад, принятый план об изгнании поляков. На самом же деле всё было немножко не так. Вот что по этому поводу крымский хан писал польскому королю: - «Наруддин-салтан, будучи в Украине послал письмо к гетману (Яну Собескому), а ему не прислано ни одного письма. Когда он узнал, что Маховский хочет ударить по нашему войску, вышел против него, и после большой битвы ваше войско разгромлено». Вот как было дело. А «нейтралист» Дорошенко, как называет его Величко, просто вынужден был, как собачка на поводке, идти со своими тогочасными хозяевами, поставившими его гетманом, биться с войском своего фактического господина, польского короля. Узнав о поражении Маховского, против татар выступил Ян Собеский и встретился с татарско-казацким войском у местечка Подгайцы. В это время Иван Сирко с запорожцами напал на Крым и наголову разбил войско крымского хана. Надо сказать, что хоть Сирко никогда не был гетманом не на одной из сторон Днепра, но на политической и судьбоносной сцене Украины долгое время занимал одно из первых мест, и его популярность в среде казацких масс уступала разве, что, только популярности Богдана Хмельницкого. Известный исследователь украинского казачества Яворницкий писал о нём, что это был истинный казак с наиболее ярко воплотившимися в его личности чертами характера запорожца: - «Він був хоробрий, відважний, завзятий, не завжди стійкий, не завжди вірний своїм союзникам…».
Сегодня часто можно услышать от наших политиков, историков и вообще тех, кто называет себя патриотами: - « Как, мол, так, не может быть, чтобы все кто стоял во главе «украінської держави» были предателями и предавали свой народ». Ну почему не может, судя по нашим нынешним руководителям, которые только это и деелают, и тихо по-предательски стараются затащить нас в НАТО, ещё и как может. И судя по характеристике украинских казаков, которую в лице Ивана Сирко рисует нам почтенный историк, мы смело можем говорить о наследственности традиций. Не стоит уповать на то, что Яворницкий ошибался, ведь примерно за три столетия до Яворницкого аналогичную характеристику казакам давал и, долгое время живший среди казаков, Боплан. Он тоже восхищался их отвагой и смелостью, их выносливостью и призрением к смерти, но и он заметил, что казаки, «…кроме всего этого люди вероломные, предательские, коварные…». Но хоть Сирко и был самым ярким образцом казацкой натуры, хоть и любил поговаривать, что мол «…нужда закон меняет...», то есть по нынешним понятиям, полный беспредельщик, но одного закона он, пожалуй, придерживался строго. В отличие от всех гетманов и многих полковников, он всегда избегал братоубийственной бойни между казаками; как бы враждебно он не относился к тому, или иному гетману или полковнику, но казацкую кровь он ценил дорого. Поэтому, хоть в начале 1667 года он и заявил Собецкому, что он враг Дорошенка, но кровь казацкую проливать не стал. Он нашёл другой способ, как расправиться со своим противником, направив удар на союзника своего врага крымского хана. Так он поступал не один раз. Точно также, напав на Крым в 1659 году, он лишил союзников Выговского и в итоге, тот был разбит, и бежал в Польшу, так же он сделал и в 1663 году, и польский король не дождался подмоги из Крыма. На этот раз погром Крыма сохранил жизни многим казакам Дорошенка, а возможно, чем чёрт не шутит, даже спас того от полного разгрома. Ведь неизвестно чем бы кончилась битва под Подгайцем, а так она закончилась, практически не начинаясь, Подгаецкими пактами. Как говорится, лучше плохой мир, чем хорошая война. В результате татары отправились домой, а Дорошенко стал тем, кем он и являлся на самом деле, то есть подданный польской короны, и продолжал «…схиляти Задніпровья до вірного підданства Його Королівському Маєстатові». Ему даже удалось склонить Брюховецкого к совместным действиям против Москвы, обещая, что булава останется у левобережного гетмана. Но при первой же, очной встрече на Сербином поле, которая состоялась в начале 1668 года, Брюховецкий по сигналу Дорошенка был убит недовольными его правлением казаками. А вскоре на Будищенской раде Дорошенко был избран гетманом обеих сторон Днепра. Достигнув того к чему он давно стремился, Дорошенко заколебался – как ему быть дальше. От намерения быть в подданстве у короны он отказался уже задолго до рады в Будищах, и давно искал благосклонности турецкого султана. Теперь, когда он стал гетманом на обоих берегах то, возвращаться или нет в подданство к московскому монарху, он ещё не решил, и был в раздумье. Поэтому, как мне кажется, Величко действительно был знаком с какими-то документами или даже возможно владел ими, из которых он узнал, что Дорошенко, не желая восстанавливать против себя царское правительство, предупредил Ромодановского о воссоединении под его булавой казаков обеих сторон Днепра, и что если дело дойдёт до сражения, то Ромодановский наверняка проиграет. И тот, не дожидаясь, когда Дорошенко выступит против него, покинул территорию Украины. Дорошенко начал ссылаться с Москвой, и для переговоров из Москвы даже приехал дьяк Василий Тяпкин. Но неожиданное нападение на Украину поляков заставило Дорошенка вернуться на правый берег Днепра. Хотя, почему неожиданное? Ведь ещё в 1667 году, едва оклемавшись от потрясшего его Андрусовского договора, Дорошенко посылает посольство в Стамбул и слёзно просится в подданство к турецкому султану. Видимо перспектива остаться в подданстве у польского короля, за которую он много лет обильно лил кровь своих соотечественников, после заключения Андрусовского перемирия оказалась настолько реальной, что наш гетман даже испугался. Испугался когда понял, что Москве он не нужен, там уже есть «нижайшая подножка», а поляки ему, только недавно прикоснувшемуся к власти, погетманувать даже так, как это дозволял своей «подножке» московский «тиран», никогда не позволят. Вот и решил он податься под турка. Но толи турецкому султану было не до него (шла затяжная война Турции с Венецией), толи просто его там всерьёз не восприняли, и не захотели связываться с «подножкой» крымского хана, но посольство, толком ничего не добившись, вернулось назад. Зато теперь, когда он стал гетманом на обоих берегах Днепра, его там непременно зауважают. Это поняли и поляки, и решили притормозить строптивого подданного польской короны.
В июне 1668 года, срочно покинув Левобережье, переговоры, начатые с Тяпкиным, Дорошенко поручил вести своему брату Григорию. На переговорах Григорий говорил, что «…им же де казаком невозможно в подданстве царского величества быть…» - так как - «…многие вольности и правы казацкие стали нарушены…». Говорил что Левобережные гетманы и полковники «неприродные» и что они «…прямые воры и заводчики свободы…», упрекал царское правительство в том, что «…добрые и верные люди, и слуги его царского величества: Сомко гетман, и Васюта Золотаренко, и Аника Черниговский полковник, и иные многие добрые люди, старшина и рядные казаки горькою смертью невинно казнены и замучены…». Хотя, судя по письму Дорошенка к запорожцам, написанном в марте 1676 года, самого гетмана это совсем не беспокоило, так как через них «…заговорщиков и амбициантов тогобочных, - пишет он - начиная с полтавского Пушкаря и переяславского Сомка, аж до нынешнего гетмана Самойловича ваша отчизна, Малая Россия, разорилась по обеим сторонам Днепра…». Так что попадись ему эти добрые и верные люди, он непременно бы отправил их туда же куда, он отправил Дрозденка, Опару и других добрых людей. В общем, переговоры велись с одной лишь целью – тянуть время. Тянуть как можно дольше, чтобы удержать московских ратных людей от активных действий на Левобережной Украине.
О нападении польских войск Дорошенко немедленно оповестил татар, а так же, через молдавского господаря, которому писал, что поляки «…позабыв боязнь, Бога и отбросив в сторону пакты (Подгаецкие), начинают наступать всей своей военной мощью на Украину…», об этом узнал турецкий султан. На помощь были высланы татары и вспомогательное турецкое войско и к осени поляки были отбиты. А зимой 1669 года Дорошенко созывает раду, которую он классифицирует как генеральную потому, что там, якобы, присутствовали «…всі полковники, старшина і чернь Війська Запорозького…». То есть эта рада ни чем не уступала генеральной раде в Нежине, когда в 1663 году в гетманы был избран Брюховецкий, и там присутствовало «…сорок тисяч і більш…» казаков. Примерно столько же было на раде под Будищами, когда гетманом обоих сторон избирали самого Дорошенка. И на этой раде, которая состоялась в Корсуне, принимается решение перейти под патронат турецкого султана. Но можно ли действительно назвать раду в Корсуне генеральной, имела ли она право, коль уж и впрямь называть Украину демократичной, заявлять, что народ Украины желает перейти под турецкий патронат?
Из донесения киевских казаков Степана Ерёменко и Василя Глущенко отправленных царскими воеводами на Правобережье для сбора информации следует, что на раде присутствовало правобережной старшины «человек с пятьсот» и левобережных «человек с двадцать». Если учесть тот факт, что далеко не вся старшина поддержала этот «патриотический» порыв Дорошенка, то получается, что кучка заговорщиков отдала Украину в подданство к турецкому султану. Но Дорошенко поспешил об этом решении сообщить в Стамбул и в марте посылает туда посольство во главе с полковником Портянкой. Тот, кроме всего, за предательство Дорошенка должен был добиваться для последнего пожизненного гетманства и передачи его по наследству потомкам гетмана. Турецкий султан дал на это согласие, но в письме своем предупредил: - «Я за вами не посылал и не очень в вас нуждаюсь. Если искренне желаете помощи от меня, чтобы защищал вас от ваших неприятелей, то могу вашу просьбу уважить. Но и вы учтите, что должны быть верными. Я не король польский, не царь московский и не король венгерский, которых вы надурили и предали свою же веру. На вашу просьбу сделаю, что вас приму, чтобы вы держались, но если не сдержитесь, сами увидите, что с вами будет». Вот такой ответ привезло посольство, но правда, вернувшееся уже без Портянки, который как явствует из летописи Дворецких «…в том посольстві головою своею наложил, здох в поганской землі, як пес, бо он юж то два разы из тым посольством до турчина ходив, юж тому літ дві, Украіну турчинови в моц поддаючи и у вічное подданство…». Вот так в начале 1669 года Дорошенко стал турецким подданным, что вдруг вызвало негодование крымского хана. Ведь он же ставил его гетманом не для того чтобы он служил султану. У хана были свои планы, и в планах этих Дорошенко отводилась не последняя роль, и вдруг такой оборот дела. Поэтому когда весной 1669 года, узнав, что оставленный им наказным гетманом черниговский полковник Демьян Многогрешный, заключив Глуховский договор, вновь перешёл в подданство к царю, Дорошенко собрался идти войной на левый берег, то крымские татары его не поддержали. Зато к месту сбора под Мошны пришла Белгородская орда которая, постояв там какое-то время, ограбила местность и, взяв ясырь на Правобережье, вернулась домой. Когда Дорошенко пожаловался турецкому султану, то в Стамбуле всё обернули на шутку. Крымский же хан, вынашивая свой план, предложил запорожцам избрать себе гетмана на Сечи. И те, видя неустойчивое положение Левобережного гетмана Многогрешного, которому до 1670 года подчинялись не все левобережные полки, а также не популярное среди казаков решение Дорошенка, принять турецкое подданство, так и поступили. На Сечи в мае 1669 года гетманом был выбран двадцати трёх летний Петро Суховей который, принял предложение крымского хана Адыль-Гирея помочь татарам отложиться от турецкого султана, за что те, в свою очередь, должны были помочь казакам избавиться от патроната, как польского, так и московского монархов. Хан и Суховей поделились своими планами с Многогрешным и Дорошенко и предложили им присоединиться к их освободительной борьбе. Многогрешный наотрез отказался. То же самое сделал и Дорошенко. Но, кроме того, что он отказался, он ещё поспешил сообщить о затееном турецкому султану и предложил тому поставить в Крыму более лояльного и послушного хана.
Не знаю как вас, а лично меня, ну очень сильно, интересует такой вопрос: - «Почему так желавший освобождения Украины Дорошенко, не поддержал такое многообещающее начинание? Почему когда татары, чуть ли не впервые в жизни, предложили помощь не взамен за военную добычу и ясырь, а на взаимовыгодных условиях, когда они и впрямь могли стать братьями, Дорошенко мало того что отказался, но, как говорится - «…казачёк оказался засланным…», стукачём оказался. А ответ самый, что не на есть простой. Гетманская булава в случае успеха задуманного дела, конечно же, досталась бы Суховею. А в таком случае, гори она огнём такая «самостійність», ведь пожизненное гетманство, за которое он так долго страдал, пролил столько крови, у него в кармане и что… - на Петруха гетманюй? Да уж нет, ему с гетманской булавой и под турком неплохо.
Узнав о предательстве Дорошенка, татары и запорожцы выступили против правобережного гетмана и обложили его в Каневе. Пять недель держался гетман. Он даже предлагал выдать замуж за Суховея свою дочь, а пока тот раздумывал, из Стамбула, куда Дорошенко послал за помощью, прибыли турецкие послы, которым удалось уладить дело миром.
После неудачной попытки объединить Украину под булавой Суховея, запорожцы в июле того же 1669 года выбирают гетманом уманского полковника М. Ханенка. Принято считать, что Ханенко был избран не без помощи Польши и был пропольски настроенным полковником. Но это не совсем так. Дело в том, что по Андрусовскому договору Запорожская Сечь формально становилась, как частью Речи Посполитой, так и частью Московского государства, то есть она служила двум фактически враждебно настроенным друг против друга государям. И Олэна Апанович совершено справедливо называет такое политическое положение Сечи «історичним нонсенсом», но здорово ошибается на счёт того, что он (договор) «…ставив запорозьке казацтво в найтяжще становище…». Я бы сказал даже, что ошибается она с точностью до - наоборот. Никогда в XVII столетии запорожцам не жилось так привольно, как после Андрусовского договора. Кто жил при Советской власти, тот помнит, как в народе любили говорить: - «…Общее - значит ничьё». Так вот – Сечь тоже становилась общей, то есть ничьей, и несколько десятилетий принадлежала сама себе. Это как раз то о чём и мечтали всегда Запорожцы. Но, если у Левобережного гетмана не болела голова за то, что происходило в Украине на правом берегу Днепра, а гетман Правобережья не имел права вмешиваться в дела Левобережья, то запорожцы, получалось, были в ответе за всю Украину. Вот почему, когда Дорошенко принял сторону турецкого султана, на Украине появляется третий гетман. Имей право Д. Многогрешный вмешиваться в дела Правобережья, такой надобности наверняка не возникло бы. А так, функцию защитника христианства на правом берегу взяли на себя запорожцы. Но так как Правобережье являлось территорией польской короны, то и сотрудничать запорожцам здесь приходилось с поляками, против наёмных казаков Дорошенка, которые как писал турецкий султан, «…предали свою же веру…». Поляки же, после официального перехода Дорошенка под турка и тех ультимативных требований, которые он выдвигал через своих посланников, чуть ли не как победитель, конечно же, только приветствовали такое начинание и всячески поддерживали Ханенка. Ханенко, в свою очередь, по принципу «враг моего врага – мой друг», конечно же, должен был придерживаться польской ориентации. В это время левобережный гетман Многогрешный, выдержав несколько стычек с Дорошенко и татарами, не без труда, сумел, наконец то, в 1670 году подчинить себе все левобережные полки и в следующем году уже чувствовал себя полновластным хозяином Левобережья. Вот такая вот ситуация сложилась в Украине к 1671 году. В этом году Дорошенко теряя города, людей и авторитет, едва отбивался от войск Яна Собеского и пришедших к нему в помощь 4000 запорожцев во главе с И. Сирко и М. Ханенко. Но по осени наконец-то пришли, так долго выпрашиваемые Петром Дорошенко, крымские татары и янычары турецкого султана и вскоре уже Дорошенко перешёл в наступление. А в начале августа 1672 года, разбив Ханенка и соединившись с войском самого султана, Дорошенко осаждает Каменец – Подольский, который 18-го был уже взят. «Не заболіло его серце…» - с душевной горечью говорит «Самовидец» о Дорошенко, когда турки, входя в город, «…образи божіе беручи з костёлов и церквей, по улицах мощено…, по которых турчин вехал в Камянец и его подданній Дорошенко гетман…». После взятия Каменца, Дорошенко с татарами, захватывая и грабя горда и «местечки», подошёл к Львову и осадил его. Но Львов традиционно, как всегда, откупился и Дорошенко направился к Чигирину, как победитель. Но своим триумфом и громкими победами в 72 году Дорошенко обязан не только туркам и татарам. В немалой степени содействовали этому и те события, которые происходили в этом году на Левобережье.
Левобережный гетман Демьян Многогрешный сумел всё же подчинить своей булаве все левобережные полки. Но, не смотря на то, что ему, заключив с царём Глуховские статьи, удалось вернуть многие казацкие вольности и автономию края, ему, выходцу из простого народа, не удалось добиться расположения к себе левобережной старшины. Видимо гетман был неплохим полевым командиром, но совсем не обладал дипломатическими навыками, был прямолинеен и груб. Он даже московскому представителю подьячему Савину мог без всяких дипломатических ужимок, прямо в глаза заявить: - «Если царское величество позволил наши земли понемногу отдавать королю, то пусть бы отдал уже нас всех, король нам будет рад. Но у нас есть на этой стороне (Днепра) войска тысяч сто, будем защищаться, а земли своей не уступим. Ждал я к себе царского величества милости, а царское величество изволил нас в неволю отдать». Поводом же для такого пылкого высказывания, послужили, распускаемые гетманом Дорошенко слухи о том, что россияне хотят отдать Киев полякам. Естественно, такие неосторожно высказанные реплики были только на руку той части полковников и старшины, которая давно решила избавиться от «мужицкого гетмана». Они очень тщательно продумали все мелочи своего плана. В Москву шли доносы о том, что Многогрешный переписывается с Дорошенко и собирается передаться в подданство турецкому султану. Гетман и не скрывал своей переписки, но и сегодня не найдено, ни одного письма, где бы он хоть намекал о таком своём желании. Наоборот известно, что в своих письмах Многогрешный отговаривал Дорошенка от турецкого подданства и призывал его вернуться под руку московского царя. Но заговорщики смогли использовать эту переписку для достижения своих целей. К своему заговору они, каким-то образом, смогли залучить и правобережного гетмана Ханенка, и тот писал польскому королю: - «Дорошенко и Многогрешный, Бога забыв и между собой сговорившись, то постановили, что бы ни под Вашей Королевской Милостью, ни под Москвой, но под татарами быть… и подданство что бы как влахи и другие, турчину отдавать». Королевские послы немедля донесли об этом Царскому правительству и царь, не раз уже сталкивавшийся с изменой гетманов и осыпаемый наветами заговорщиков, отдаёт приказ заговорщикам схватить Многогрешного и доставить в Москву. В ночь с 12 на 13 марта 1672 года П. Забела, И. Домонтович, И Самойлович, П. Уманец, Д. Дмитрашко-Райча, П. Рославец, возглавляемые генеральным писарем Карпом Мокриевичем схватили спящего гетмана и, накрыв его шкурами, в санях отвезли к Путивлю, где отдали прибывшим туда царским людям. Но этим заговор не закончился. Видимо давно подобрав кандидатуру на гетманскую булаву, заговорщики боялись, что бы их труды, не пропали даром. Ведь не факт, что на подготовленной ими раде все проголосуют за их кандидата, а стало быть надо убрать и того кто мог бы вмешаться в этот спор. Таковым в то время виделся лишь один человек, но человек этот был ни кто иной, как Иван Сирко, в популярности с которым соперничать было практически невозможно. И хоть многие нынешние историки, идеализируя образ славного кошевого атамана, уверяют, что его «…ніколи не вабили гетьманські клейноди…», верить этому не стоит. Если бы это было действительно так то, вряд ли бы уже на следующий месяц после захвата Многогрешного, та же самая старшина вместе с полтавским полковником Фёдором Жученко, пригласившим к себе Сирка, по предательски схватив и сфабриковав обвинение против сечевого атамана, отправила его в Москву. Возможно, что Сирко и сам был участником заговора против Многогрешного, и попал в им же самим вырытую яму. «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом» - говаривал Суворов. Сирко был очень хорошим солдатом. Но схватив Сирка, в Москве практически никаких серьёзных обвинений против него выдвинуть, не смогли. И лишь единственно то, что он в 1668 году поддержал восстание донских казаков, которое возглавлял Степан Разин, стало поводом для ссылки его в Сибирь. Заметьте, что к этому времени ещё кое-где в России оставались очаги этого восстания и ещё продолжались расправы над разинцами. Ещё не везде были убраны виселицы, поджидающие свою несчастную жертву. Так что нет ничего удивительного в том что «…Москва не бажала мати в Україні гетьманом таку енергійну, неспокійну, популярну, заповзяту людину…». И если бы Сирка схватили двумя тремя годами раньше, вряд ли он отделался бы ссылкой в Сибирь. Но для заговорщиков было всё равно, что ждёт славного атамана. Главное что планам заговорщиков теперь помешать ни кто не мог, и в июне 1672 года на раде которая состоялась в Казацкой дубраве гетманом, «вольными голосами» был избран генеральный судья Иван Самойлович.
Вот так вот одновременно лишив Левобережье гетмана, а Сечь кошевого атамана, заговорщики, практически, лишили возможности каким то образом, активно или даже пассивно, влиять на ход событий на Правобережье этих двух, далеко не безразличных к судьбе Правобережной Украины, военно-административных структур (Сечи и Левобережья). Правда вскоре по просьбе запорожцев, и польского короля, которые ссылаясь на невероятно возросшую активность татар, уверяли царя, что одно только имя славного кошевого, отбивало у орды всякую охоту к набегам, Сирко был отпущен. Уже в 1673 году он с запорожцами захватил Арслан, Очаков и успешно громил татар, которые до этого успели вместе с Дорошенко разбить под Стеблевым Ханенка. А в марте 1674 года на раде, состоявшейся в Переяславле, Ханенко отказался от булавы в пользу Самойловича и тот был провозглашён гетманом двух сторон Днепра. Приглашённый на раду Дорошенко не явился. Тогда русские войска и казаки во главе с гетманом Самойловичем и Григорием Ромодановским перешли на правый берег Днепра. Ведь Бучацкий договор, который турки вынудили в 1672 году подписать Польшу, лишал её всяких прав на правобережную Украину. Подолье отходило туркам, а казацкая территория оставалась за казаками, так что, начав боевые действия на Правобережье, Россия не опасалась претензий со стороны польского правительства за нарушение Андрусовского договора. Все правобережные полки, практически, без оказания сопротивления переходили на сторону Самойловича. Уже тогда было ясно, что кроме как на наёмников у Дорошенка опереться было не на кого, но он продолжал упорствовать. Закрывшись в Чигирине, он опять призвал на помощь Турецкого султана. Когда тот, подключив татар, вновь вторгся на Украину, Ромодановский приказал отходить на левый берег Днепра. Говорят, что поступил он так, потому что султан грозился, что если российское войско не уйдёт с правого берега, то находившийся в турецком плену сын Ромодановского умрёт мучительной смертью. Возможно это действительно так, во всяком случае Ромодановский и Самойлович ушли, не дав ни одного сражения. Все города, которые передались Самойловичу, подверглись ужасному опустошению турецких и татарских войск. В Умани, например, «…турки, отъ побитыхъ християнъ головы отрЪзывая, за всякую у паши по червонцу брали…» (КОМ). Уже после первой «братской» помощи турок в 1672 году наблюдалось массовое переселение украинцев на левую сторону Днепра. Причём переселялись не только крестьяне и рядовые казаки. Так в феврале 1673 года, рассказывая о тайном визите к каневскому полковнику Я. Лизогубу, агент И. Самойловича говорил: - «Рад бы він Яків з усім своїм домом і пожитками в сторону й. ц. пр. в-ті. за Дніпро перейти, але славу свою загубить: тут жэ він начальним значним чоловіком і всі того боку люди його слухаються» (ИУК). (Посули такому гетманскую булаву, он ни то, что Украину – душу чёрту продаст) Так что, как видим, даже начальные люди не прочь были покинуть турецкий берег. В этом же году турки с татарами так опустошили города и прочие населённые пункты, что Дорошенко не с кого было взять хоть что-нибудь для оплаты своим наёмниками и он «…пЪхоте своей вЪлелъ на шляхахъ купцовъ разграбляти» (КОМ). Короче - с «большой дороги» взял, на «большую дорогу» и отправил. Вояки поняли, что у «батьки нема золотого запасу» и…, ну в общем уже в следующем 1675 году «…пЪхота Дорошенкова новому польскому королю Яну Собецкому поддалася…». Им то, какая разница кому служить, гетману или его врагу польскому королю, лишь бы платили. Король их «…до двора своего… узял и барву, и плату оним дал…»(КОМ), а гетман что - гол как сокол, пусть его татары обороняют. Новая волна беженцев на Левобережье оставила Дорошенка тем, кем он и начинал в 1665 году – гетманом без войска; всего 1500 наёмников осталось у гетмана, боявшегося и нос высунуть из Чигирина. В. Б. Антонович писал: - «После неудачной попытки Дорошенка, пробовавшего искать спасения в союзе с Турцией, вся Западная Украина опустела: народонаселение её или бежало от шляхетского ига на левую сторону Днепра, или уведено было в полон турками». «И так тая Україна стала пуста…», напишет в 1675 году Самовидец. Даже видя ту ненависть к себе народа, которую он возбудил, отдав его туркам, понимая, что крах неизбежен, Дорошенко всё равно цепляется за власть. Он через Ивана Сирка, зная, что обратиться к Самойловичу с таким предложением равносильно, что предложить - «жену отдай дяде, а сам иди к …» обращается с просьбой к царю, и просит его принять в подданство с сохранением гетманской булавы. Разумеется такое наглое предложение принято не было. А осенью 1667 года войско Самойловича и Ромодановского вновь подошло к Чигирину. Видя полную неспособность обороняться, Дорошенко вынужден был сдаться на милость победителей. А жестокие варвары москвиты, во главе с кровожадным деспотом московским царём, в отличие от цивилизованного польского короля и благородных шляхтичей, которые даже сотника Опару особо то и ни чем им не насолившего, казнили, Дорошенка прощают. Более того, в 1679 году его ставят воеводою в Вятке, а спустя три года он получает в Подмосковье село Ярополче и 1000 крестьянских усадеб, где спокойно живёт ещё 16 лет до самой смерти, которая нашла его в 1698 году. А вот останься он в Украине, вряд ли бы Самойлович позволил прожить ему так долго и спокойно. Надо заметить, что судьба Дорошенка не уникальна. Очень многие из опальных гетманов и полковников доживали свой век на службе у московских государей в довольно приличных условиях и хоть не в привычном климате Южной Руси зато, не опасаясь, что завтра или немногим позже будут казнены «брюховецкими», «дорошенками», «самойловичами», «мазепами» или оклеветанные ими выданы польскому королю, турецкому султану или московскому «кровожадному» царю. Так, например, гетман Многогрешный заканчивал свою жизнь в Сибири начальником Селенгингского острога. Сохранились известия о нескольких успешно проведенных им боевых операциях против «мунгулов». С ним там же находился и его сын. Местные буряты восхищались их отвагой и мужеством, а в 80 лет Многогрешный ушёл в монастырь, где вскоре и умер. Мне кажется, ему тоже нет особого повода обижаться на свою судьбу. Ведь это именно ему принадлежат эти слова, произнесенные, когда он ещё был гетманом: - «Желаю прежде смерти сдать гетманство. Если мне смерть приключится, то у казаков такой обычай – гетманские пожитки все разнесут, жену, детей и родственников моих нищими сделают; да и то у казаков бывает, что гетманы своею смертью не умирают; когда я лежал болен, то казаки собирались все пожитки мои разнести по себе…». Там же он умер спокойно и память о нём жила ещё очень долго.
Теперь скажите, чем же Дорошенко был лучше ну хотя бы того же Брюховецкого, к которому наша учёная публика относится крайне неблагожелательно. Да, он не раздавал города турецким «пашам», (не считая Каменц) как Брюховецкий боярам, но он и не защищал их от нашествия татар. Более того он сам приглашал к себе этих «людоловов» и молча наблюдал как те грабят Украину. Когда же, приняв турецкое подданство, он попробовал пожаловаться на бесчинства татар турецкому султану, над ним просто посмеялись. А когда турки грабили и жгли города Украины, он не только не противился им, но и сам принимал в этом участие. Может он замолвил словечко королю за Опару или отпустил Дроздовского или брата Ханенка? Нет, он поступил точно также как и Брюховецкий с Золотаренко и Сомко. Может быть, он готов был на самопожертвование, на отказ от гетманской булавы ради благополучия Украины? Мы видим, что нет. В этом отношении он хуже Выговского и даже Юрия Хмельницкого. Те видя свою неспособность править во благо, сами отрекались от булавы, не ожидая когда они станут виновниками опустошения Украины. Дорошенко же с 1500 головорезов закрылся в Чигирине посреди обезлюдненной его же стараниями страны и ещё чего-то ждал – может быть придут опять турки или татары, но пришли войска с Левобережья. Пришлось сдаваться. Так что довольно прост, оказался «сложный» гетман, видно понимл толк в людях классик когда писал - «…на всякого мудреца довольно простоты…».
С 1674 года гетманом фактически на обоих берегах Днепра, на какое-то время становится Иван Самойлович. Этот гетман не обладая особо выдающимися полководческими способностями, ни иными, какими либо качествами, которые могли бы выделить его как выдающегося политического и государственного деятеля, пробыл у власти сравнительно долгое время – более 15 лет. Но, как свидетельствуют летописи, и в частности Лизогубовская, в 1687 году«…вернувшися зъ подъ Перекопу, по доношеню старшины, въ обозЪ на Коломаку гетмана Самойловича взято Іюля 30 дня. Сей гетманъ сперва очень былъ благосклонный и благопокойный, посля богатствомъ возгордовалъ и въ высокомЪріе впалъ непомЪрное и не толко на козаковъ, але и на духовный станъ нимало взгляду не имилъ: до двора его жаденъ съ палицею не йды; въ церквЪ никогда дари браты не ходилъ, але священникъ до него ношивалъ; также сыны его чинили: и ежели где колвекъ выездилъ на полеване, жебы никгды священника не побачилъ, понеже то себЪ за нещастіе имЪлъ; будучи самъ поповичемъ, а зъ великою помпою издилъ: безъ кареты и за мЪсто не поЪхалъ, ани самъ, ани сынове его; а зъ дЪтства вшелякими способы вымышлялы: аренды, станціи великіи; затягивалъ людей кормленіемъ и прочіе утиски; за що Государь и Богъ отмстилъ: ибо перве безъ чести всякой зосталы яко якіе злочинци; и такъ голо самого Самоловича и сына его молодшого Якова на простой телегЪ московской повезено на Моску; сына же его старшаго Григорія, сыскавши въ скорости, когда уже Иванъ Мазепа бывшій асаулъ енеральній гетманомъ оглашенъ, по многихъ пыткахъ въ СЪвску голову ему отрубано и погребено безъ похорону; понеже ко исповЪди и священника не дано; а жену гетманскую убого велми отослано до Седнева на мешканя; а пріятели же его вси въ безчестіи и ненависти зостали отъ людей. На томъ скончалося гетманство Ивана Самойловича…». И хотя гетманство Самойловича закончилось столь печально и в народе популярностью не пользовалось, но дольше его булаву в своих руках удерживал только лишь Иван Мазепа, рассказ о котором у нас ещё впереди. Не прощаемся мы и с Самойловичем. С ним ещё не раз мы встретимся в следующих главах нашего повествования, а пока, перед тем как перейти к следующей главе хочется сказать, что и в Петре Дорошенке и в Иване Самойловиче некоторые историки, в том числе и авторы «Истории Украинского казачества», реально видят стремление к монархическому правлению, и даже считают что арест Самойловича как раз и связан с его стремлением быть самодержцем обоих сторон Украины. Правда, «…на відміну від П. Дорошенка він не усвідомлював ролі у розбудові держави незалежної Церкви. Тому в супереч національним інтересам погодився на підпорядкування у 1686 р. Київської митрополії Московському патриархові. Цей крок не лише започаткував відокремлення від митрополії окремих єпархій і монастирів, а й наддав Росії потужний важаль для руйнування підвалин українського проваслав;я й проведення через церкву політики зросійщення українців, позбавлення їх національної свідомості, мови, культури, а відтак державної ідеї». Это высказывание из «Истории Украинского казачества» является виновником того, что нам придётся оставить на время гетманов, казаков и их старшину - обратиться к авторам этого глубокомысленного высказывания и тупо спросить: - «О, мудрейшие из мудрейших – а шо это вы тут написали?» И, ведь для того чтобы понять что ровным счётом ничего, нам понадобится целая глава. К сожалению, на этой главе временно прервётся хронологическая последовательность этого повествования. Возможно, кому-то это покажется не к месту и не вовремя, но уж довольно часто по ходу описания истории не существующего государства и народа мы сталкиваемся с таким понятием как «національна свідомість». Хотелось бы сразу уточнить - чья?
Чтобы не было стыдно потом.
Мне не хотелось бы расстраивать тех, кто уже успел поверить нашим историкам-сказочникам, но я вспоминаю себя, как я расстраивался когда узнавал всё новые и новые факты, свидетельствовавшие о том, что история, написанная советскими историками, мягко говоря, не совсем история как наука. Грустно и тяжело было поверить, например в то, что легендарный комбриг Котовский был по жизни обычным бандитом, что по приказу Троцкого были расстреляны из пулемётов тысячи тех, кто не раз спасал Советы, кто взял Перекоп, кто громил тылы белогвардейцев – крестьянские полки батьки Махно, что Ленин был совсем не добрый дедушка, а скорее наоборот. Я не хочу, чтобы через 10 – 20, может чуть более лет, горькое разочарование постигло моих внуков или правнуков. А потому и не взыщите за ту правду, которая сегодня ещё хоть и с трудом, но просматривается в мусорной куче лжи, и которую я пытаюсь вытащить оттуда всем на показ. Так что вы извините меня, о учёные мужи, но вы пишете такую хренотень, которую ещё можно простить, ну скажем, «не историку» Гринченко, но вы, профессора, академики, кандидаты и прочие члены…, вы, превзошли всех проституток вместе взятых (не все, но отдельные, способные – есть). И это не только потому, что ради учёных званий, степеней и премий вы торгуете историей, а ещё и потому что из пальца можете высосать такое, что ни одна проститутка за всю свою трудовую деятельность не высасывала; причём, не только из пальца но и из… - ну, в общем, вы поняли.
Скажите ради Бога, о какой «…національній свідомості, мові, культурі, державной ідеї» в XVII веке можно говорить. Или вы всерьёз считаете, что тогда уже существовала украинская нация, у которой была своя культура и свой язык? Тогда позвольте мне напомнить, что представляли собой ещё в XVI, начале XVII - го столетий земли Уманьщины, Белоцерковщины, земли Переяславского и Киевского княжеств. Это были пустыни, которые подобно Северной Америке только начинали заселяться разного рода колонистами. Так даже в Киеве в 30-х годах XVII столетия Боплан насчитывал всего лишь 5 – 6 тысяч жителей. При этом их «…жилища построены по московскому образцу, одноэтажные, очень низкие, редко выше одного этажа». То есть можно с уверенностью говорить о том, что земли Киевщины и Переяславщины заселялись в основном русскими людьми из Московского княжества. А стало быть, не надо быть большим умником, что бы предположить, что язык здесь не очень отличался от языка «москвитов». Можете убедиться. Возьмём хотя бы вот это стихотворение:
Сия удивлейна нынче учинилась,
А что любовь сама во глупость вселилась. Тебя уязвила,
Мыслила тую болей в ум вселити,
А ан! Стала тая ещё глупее быти,
Ревность пресильна в ней пребывает и себя мертвит.
Стишок конечно не фонтан, но зато написан в тридцатых годах XVIII столетия самой императрицей Елизаветой, дочерью российского императора Петра Великого, то есть россиянкой всех россиян. Теперь сравните с классикой.
Що то за вольность? Добро в ней какое?
Ины говорять, будто золотое –
Ах не злотое: если сравнить злато,
Против вольности ещё оно блато (болото)
Это произведение самого, что не наесть украинского украинца, который жил в одно и тоже время, что и Елизавета и был потомственным казаком Лубенского полка. Я даже не стану называть его имя, а предложу вашему вниманию ещё один из отрывков его творчества, и вы сразу узнаете кто это.
Всякому городу нравъ и права;
Всяка имЪет свой ум голова;
Всякому сердцу своя есть любовь;
Всякому горлу свой есть вкус каковъ,
А мне одна только въ свЪтЪ дума,
А мнЪ одно только нейдеть съ ума
Пётръ для чинов углы панскіе треть,
Федька купец, при аршинЪ всё лжеть,
Тотъ строитъ домъ свой на новый манеръ,
Тотъ всё въ процентахъ, пожалуй, повЪрь,
А мнеъ одна только въ свЪтЪ дума…
Вот вам не переведённый на украінську мову вариант произведения великого украинца. Для тех, кто ещё не узнал автора, скажу, что это поэт, философ и гений украинского народа Григорий Сковорода. Где вместо лжёт – бреше, где вместо процентов – вітсотки, где украінська мова? Нету! Не найдёте вы «мову, и в казацких летописях, естественно в тех, которые не переведены на ураинский язык. Ну тогда, скажете вы, наверное, она чётко себя проявляла на правом берегу Днепра, ближе к Бугу или Горыни. Вообще то, Западная Украина меньше страдала от татарских набегов и наверное именно там и сохранилась та самая «українська нація», «свідомість» и всё остальное чего не хватало в то время населению Левобережья. Именно там Грушевский, надо думать, увидел тот самый «моноліт» и «суцільну глибу», которые, я как не стараюсь, не могу найти и сегодня. Но, вот закавыка, если верить Грушевскому, то тогда нельзя верить другому великому украинцу Костомарову, который писал о переселенцах из Западной Украины следующее «Вся южная часть Воронежской губернии населена малороссами, пришедшими в разные времена из разных краёв Южной Руси. Предки одних пришли из Волыни, другие из Подолии, третьи из Северской стороны; разные наречия Южной Руси отпечатались в говоре и способе речи их потомков, и одно село смотрело на другое как на особый от него народ». Ему вторт Г. Титов, известный этнограф первой половины XIX столетия и пишет, но теперь уже о тех кто живёт непосредственно на великой украинской реке Днепр: «Какое разнообразие в происхождении, нравах, образе жизни и языке моих любезных земляков. Все народы и племена земные имеют здесь своих представителей». Так что же получается, братцы академики, блин, и в ваших заповедных краях, откуда вы сегодня черпаете всё украинское как-то, совсем не видно нации, не видно «мови». Более того, я не вижу повода обижаться на то, что при батюшке царе некоторые чиновники находили в ураїнській мові не южнорусское наречие, диалект или акцент, а, извините, жаргон. Ведь что такое жаргон? Это речь, какой нибудь социальной или иной объединённой общими интересами группы, содержащая много слов и выражений, отличных от общего языка, в том числе искусственных и иностранных. Сегодня существует довольно много жаргонов. Существует армейский жаргон, студенческий и даже школьный. Широко известен жаргон уголовного мира, в котором сегодня более тысячи различных слов. Некоторые слова и выражения из этого жаргона уже давно и прочно вросли в «великий и могучий» и мы, зачастую произносим их в повседневной жизни сами того не замечая. Связанно это скорей всего с тем, что при Советской власти, особенно в сталинские времена, « на кичи парилась» едва ли не половина советских граждан. Раньше жаргонов было меньше, но они всё равно были – купеческий (феня), разбойничий, и конечно же был казачий жаргон. Во всяком случае, когда послы Стеньки Разина прибыли в 1668 году к персидскому шаху в его столицу Испагань и предъявили грамоту своего атамана, то прочитать ее никто не мог, потому что написана она была, как поведали шаху находившиеся там в то время европейцы, на особом казацко-русском языке. На казацко-русском языке (жаргоне) разговаривали и казаки в Украине, которые, если верить харьковским исследователям В. Семененко и Л. Радченко в средине XVII столетия совсем не представляли собой «моноліт», в смысле этнического единства – «націю». По мнению харьковских историков, всего лишь 32% казаков было славянского происхождения (русские, белорусы, поляки, чехи и пр.), 27,9% составляли выходцы из Азии (турки, татары), 21% народы Средиземноморья (греки, итальянцы, испанцы, евреи и др.) и народы Кавказа - 17,4%. Вы представляете какой богатейший жаргон должен был быть у этой разноплемённой «…социальной и объединённой общими интересами группы…» людей. А так как при Богдане Хмельницком в казаки подался весь народ, то не удивительно, что и многие слова из жаргона казаков стали достоянием народных масс. Именно поэтому кандидат филологических наук Павленко И. Я. находит и сегодня в низовьях Днепра очень своеобразный фольклор отличный от других регионов Украины и пишет: - «Многолетняя работа по собиранию и изучению фольклора Запорожской и Днепропетровской областей позволяет говорить о специфической фольклорной традиции на украинских землях, находящихся ниже Днепровских порогов. Особенности регионального фольклора здесь обусловлены историко-географическими и демографическими факторами, поскольку долгое время на этой территории проживало мужское воинское сообщество – запорожское низовое войско, что обусловило особый гендерный характер фольклорного репертуара, мощный исторический пласт в культуре региона». Если ко всему этому добавить многовековое влияния польского и литовского языков, то мы можем себе составить представление, что это была за «мова». Это, действительно был настоящий винегрет, из наречий разных народов обильно приправленный словами из русского языка. При этом какая то часть населения, в зависимости от места проживания, больше употребляла слов из польского, другая из литовского или русского языков, а кто-то отдавал предпочтение казацкому жаргону. Вот почему Костомаров и отметил тот факт, что «…одно село смотрело на другое как на особый от него народ». Грушевский же, Гринченко и другие стоящие под их знамёнами, признали в этом суржике язык древних русичей, язык Киевской Руси, хотя сами владели им очень скверно. Язык то ведь древний - подзабыли. Вот несколько выдержек выписанных мною у наших «провідних українців», которые нуждаются в переводе с украинского, на украинский. Грушевский: - 1) «…про це не можна було писати свобідно», а надо – вільно. 2) «…видимо, московське правительство знало…». Здесь, как мы видим, исковеркано целое предложение, так как писалось он на «мові» и должно выглядеть так: «…вочевидь, москвський уряд знав…». 3) «… оповідання інтересне тим…» - «…оповідання цікаве тим…». 4) «…Мих. Драгоманов… виїхав за границю (за кордон)… двадцять літ (років) прожив там…». Такие же коверканья слов: діло – справа, зіставатися – залишатися, я сподіюсь – я сподіваюсь и т. д., и т.п. часто и густо можно встретить у Драгомаова и Гринченко. О чём это говорит? А говорит это о том, что даже для наших «провідних» украинцев, украинский язык не был тем языком который, как это принято говорить, они впитали с молоком матери. Так, например, Борис Гринченко(1863 – 1910 гг.) автор первого в мире «Словаря украинского языка», который был издан в 1907 году, писал о себе, что «…змалку завсігди балакав по-московському, бо інакше у нас у сімї не балакано...». Зато уже его дочь, «…очаровательная девочка Натка, семи лет – вспоминает Алчевская – не говорила ни слова по-русски…». А создатель «суцільной глиби» Грушевский о «мові» «моноліта» писал: - «Плохо знаю я язык (украинский) – многих слов не знаю, выразить не могу мыслей имеющихся у меня… Но что делать – необходимо, насколько можно упражняться в языке». Драгомнов, (1841 – 1895 гг.) когда опубликовал свою «Громаду» в Женеве на украинском языке, писал, что при этом инициатива написать по украински, исходила от «…дуже гарячих українців, навіть, націоналістів… I що ж?... Послідком було те що 10 з 12-ти головних сотрудників «Громади» не написали в неї ні одного слова… З двох десятків людей, котрі обіцяли працювати для «Громади»… зосталось при «Громаді» тільки 4… Iнакше не могло бути, бо нам зразу прийшлось, та ще на чужині, заговорити по-українському про сотні речей з світу науки, політики, культури, про котрі по-українському не говорив ніхто ні в Росії, ні навіть в Галичині… По правді треба сказати, що ми потратили страшну працю майже задурно: нас не читали навіть найближчі товариші». Ну, действительно, попробуй сейчас «ботать по фене» о политике, искусстве, науке, - не получется. Если же написать какой-то рассказ или стихотворение – легко. Можно даже заниматься собиранием блатняцкого фольклора, как Драгоманов собирал украинский – получится. Вот хотя бы такая песня для начинающих:
Канает пёс насадку ливеруя,
Где шермачи втыкают вилы налегке,
Он их хотел покрамзать, но менжует,
Ох как бы шнифт не вырубили мне.
Идёт этап, канает гад я буду,
А жучка локши хавает сполна,
И вот клянусь, клянуся гадом буду
Ты не уйдёш парсючка от меня…
Ну, и чем не фольклорный экземпляр? Замечу – слово из блатного жаргона «ботать» произошло путём устранения буквы «Л» из русского слова болтать, то есть разговаривть, и слово «мова» (казацкий жаргон) произошло так же путём удаления буквы «Л» из русского слова молва (молвить, болтать). А нации, такой как ЗКа, почему-то, пока нету, хотя в Союзе ЗэКов было больше чем украинцев. Шутка. Но, как говорится, - шутка дело серьёзное, и вся серьёзность этой шутки в том, что украинский язык, фактически, в немалой степени состоит из жаргона, а создавали его, такие как Кулиш, Драгоманов, Гринченко, Шевченко и им подобные энтузиасты «мовы». И ещё их современник профессор В. Б. Антонович писал что «…украинофилы до сих пор не установили одного общего правописания для своего наречия; до сих пор все согласны признавать недостатки првописания употребляемого г. Кулишом, называть археологической ветошью правописание г. Максимовича и музыкальными нотами правописание г. Гацука; подшучивать над джетой и дзетой, и запятыми, поставленными в средине слова г. Шайковским, отрицать правописание «Галицкого Слова», но никто ещё не придумал правописания общепринятого, никто не подчинился безропотно одному из проектов существующих. Если такая безурядица существует в элементарном лингвистическом вопросе, то нечего говорить о несогласии насчёт всяких частностей и оттенков, касающихся самого языка, а тем боле этнографических и исторических данных восстанавливающих проявление местного отличительного характера…». Между прочим, эти слова принадлежат человеку, который и сам принимал участие в созидании «мовы». Он, в средине XIX столетия вместе со студентами медиками Фёдором Панченко, Николаем Ковалевским и некоторыми другими членами студенческой организации «хлопоманов» «пошёл в народ», и долгое время разъезжая по хуторам и сёлам выискивал давно позабытые в городах слова на «мови», записывал народный фольклор. А в 1859 году был в числе организаторов украиноязычной семилетней школы в Киеве для бедняцкой молодёжи. Туда удалось набрать аж целых 15 человек желающих. Среди них оказались два родственника Шевченко, двоюродный брат Фёдора Панченко и некий Дмитрий Пихно, который со временем станет доктором экономических наук и почему-то непримиримым врагом всего украинского. После 1905 года он даже возглавит киевское отделение черносотенного «Союза русского народа». Видимо, не понравилась ему с первых дней учёбы та самая «безурядица», о которой писал Антонович и которая продолжается даже сегодня. Возьмите, хотя бы, заморочку с буквой «Г», которую сегодня, почемуто, произносить надо не так, как она произносилась в советское время. Я не говорю уже о тех новых словах и правилах, которые «грузят» нам из Западной Украины и которые коробили даже Гринченко и Драгоманова. И Драгоманов, как всегда, корректный и сдержанный писал: - Мова та (галицкая) російським українцям видаеться важкою, мішаною, часто зовсім варварською». Ну и что, подумаешь варварскою. Надо будет, мы заговорим и языком неандертальца, лишь бы все поверили, что мы не один народ с москалями, и что «українська нація» видела даже живых мамонтов, которых и зныщила вщент оставив москалям только лошадь Пржевальского.
Вот так вот и живем, возвышая нашу «горду націю» до небес, и закапывая её корни, всё глубже и глубже. Иногда так, что даже сами забываем, на какой они глубине. Так Грушевский, опустивший первых украинцев на самое дно кладезя жизни, вдруг заявляет, что только лишь «…Шевченко то, можна сказати й рішив се питання, як мають себе називати його земляки – люди, котрі говорять українською мовою…». Вот те на, выходит столетиями жили – жили, всю жизнь говорили «українською мовою» и не могли подобрать из этой мовы подходящее для себя название и если бы ни Шевченко, то мы бы и до сих пор не знали кто мы есть и назывались бы «жидами» или «ляхами», а может быть даже просто – «эй». Ведь писал же Гринченко, что «…наш мужик не знав навіть своего национального імені… Ми мужики, ми хахли! – каже так, мов би існувала така нація…». Странный какой-то он был этот Гринченко – думает раз он такой грамотный, что может даже словари составлять, так и все такие. Ну откуда мужику знать, как его вчера назвал какой-то там Шевченко, которого он и в глаза не видел. Зато «мужик-хахол» отлично знал то, что видимо, подзабыл от большого ума Гринченко. Он знал, что от деда и прадеда, он русский. Так даже в Галицкой Руси, которая, начиная с XIV столетия, находилась то в составе Польши, то с 1772 года под Австро-Венгерским владычеством, русский человек знал и помнил кто он, и никогда не называл себя ни поляком (ляхом) ни австрияком, даже тогда когда в Австро-Венгрии само слово русский было в не закона. Когда в ноябре 1890 года на Галицком сейме 16 депутатов, членов «Русского клуба», во главе с Юлианом Романчуком публично заявили, что население Галицкой Руси не имеет ничего общего ни с Россией, ни с русским народом, тем самым, предав свой народ, и лишив его национального статуса. Когда в 1895 году при новых выборах, в угоду австро-венгерскому правительству, в сейме вместо русских депутатов появились «украинцы», а «украинский» депутат Барвинский заявил, что каждый украинец должен быть добровольным жандармом и следить, и доносить на «москвофилов», то есть тех русских, которые упорно не хотят признавать себя украинцами. И хоть в семье, как говорится, не без урода, но создать искусственную нацию в противовес русской, Австро-Венгерскому правительству всё же, не удалось. Следующую попытку повторить этот эксперимент, перед самым началом Первой Мировой войны взял на себя министр внутренних дел граф Черни. Он пригласил к себе руководителей общины русинов и вновь предложил объявить себя особым народом и отречься от русских и России. Правда, взамен пообещал помощь правительства в организации автономии, создании печати на своём языке, преподавание на родном языке в школах и кое-что ещё не столь важное. При этом, выбора практически не было. В случае отказа русские будут подвержены репрессиям, как жители враждебного государства. И хоть руководители общины согласились, а община была вынуждена присоединиться к решению своего руководства – репрессий избежать не удалось. В это время 350 тысяч жителей переселяется в Соединённые Штаты Америки. Тысячи русских семей были выселены вглубь империи насильно. По малейшему подозрению в неблагонадёжности людей хватали и отправляли в концлагерь в небольшом австрийском городке Телендорф, где только с сентября 1914 года по март 1915 из 7000 заключённых погибло 1350 человек.
Во время переписи населения в Польше в 1931 году (проводилась она и в Галичине входившей тогда уже в состав Польши) на вопрос о национальности 1196855 человек галичан ответили, что они русские, 1675870 человек назвали себя украинцами. И это после всего того что русским людям пришлось пережить в составе Австро-Венгрии, а потом, когда Галицкая земля вновь была присоединена к Польше, польская администрация всячески поддерживала украинский национализм противопоставляя его русским, и всячески стараясь заглушить память о русских корнях галицкого населения. Но, ох, как горько они пожалеют об этом во время Второй Мировой войны, сколько крови и слёз прольётся в Польше по вине украинских националистов. Как говорится – за что боролись на то и напоролись.
В 1937 году в Закарпатской Руси находящейся в составе Чехословакии, под влиянием украинской сепаратистской пропаганды встал вопрос, на каком языке, русском или украинском вести преподавание в школах. 86% населения проголосовало за русский, и только 14% пожелало обучать своих детей на украинском. Так что, как видно, напрасно переживал господин Гринченко на счёт того, что «…наш мужик не знає навіть свого національного імені…». Знает, и очень хорошо знает в отличие от «гринченков» и « грушевских».
Так вот господа учёные мужи; ни Московский патриархат, ни Самойлович который чего-то там «неусвідомлював», той «мові», которой ещё не было и, которая действительно как единая для определённого общества «мова», только - только начинала о себе заявлять лишь в XIX столетии, ни чем навредить не могли. Никакой опасности не нёс Московский патриархат и «національній свідомості» людям с «украины» (окраины) потому, что не может быть «національной свідомості» там, где нет нации как таковой. Культура. Культуры тоже нет. Ведь что такое культура. Культура – это обычаи, традиции, религия, короче – это непрерывная связь времён и поколений. На Украине в то время её не было, она прервалась. Это видно хотя бы из того, что никто толком не может сказать ничего конкретного о родословной Б. Хмельницкого или И. Выговского, никто с уверенностью не скажет, из рода литовских ли князей или от Рюриковичей ведёт своё начало род князей Вишневецких, давший украинскому народу славного Байду. В то время как при желании, мы сегодня можем найти родословник любой даже самой древней боярской фамилии в Московском княжестве. Былинный этнос. Сегодня все в Украине знают о могучих богатырях киевского князя Владимира Красное Солнышко, (замечу, киевского, а не московского) а тогда не знали. Шло формирование этноса - как раз тот период, о котором Л. Н. Гумилёв писал: - «При возникновении этноса эти черты (язык, культура, самосознание) обычно отсутствуют, а появляются позже, когда разноплемённая и разноязычная масса спаивается в тесный коллектив, (что как раз и происходило тогда на Украине Н.Г.) роднится друг с другом, беседует на общем языке (каковым в данном случае являлся русский Н.Г.) и в процессе совместной жизни вырабатывает навыки, становящиеся потом культурной традицией». Часто ли историкам удавалось наблюдать за рождением нового этноса? Это, на мой взгляд, равносильно наблюдению группой учёных-астрономов за рождением новой звезды или галактики. Пользуйтесь же моментом господа академики, вот где работы не початый край, дерзайте, не сосите палец – «…это неприлично, негигиенично и несимпатично вам говорят…». Притом, при всём случай-то, какой – совсем неординарный. Ведь как раньше-то бывало. Сначала формировался этнос, а уж потом этот этнос создавал своё государство, и то не всегда, а лишь при удачно сложившихся исторических обстоятельствах. А тут ещё и нация (этнос) толком не сложился, а государство уже есть. Будь всё наоборот, как у людей, вряд ли бы народ допустил гетманам и старшине устроить вместо государства «Руину». И именно различия социальное и этническое, и отсутствие культурных традиций, привели к тому, что стоило лишь появиться на горизонте чему-то в общих чертах напоминающему государство, как тут же остро встал вопрос, кто есть «природный» гетман или полковник, а кто «неприродный». А народ что, народ - далеко за примером ходить не надо, давайте посмотрим на себя сегодня. Тогда было ещё хуже. Так что может, отчасти, и прав Кулиш П. А., собрат Т. Г. Шевченко по Кирилло-мефодиевскому братству, воздавая хвалу «единому царю» (Петру I) и «единой царице» (Екатерине II) и вообще всему русскому царизму, который смог навести порядок в Украине.
Но в XIX веке после выступления «Декабристов», «Южное общество» которых находилось в Малороссии, начинает расти недовольство царским режимом, которое в Украине постепенно перерастает в национльно-политическое движение. Но не успело это движение приобрести национальную окраску, как новые «гетманы» - «ющенки», «януковичи» и «тимошенки» тех годов, вцепились друг другу в горло и Гринченко пишет: - «Iнтелігенція розжеврює братовбивчу війну, нерозумну зненависть… народовці кричать радикалам: - «Ви народні зрадники і тільки з опортунізму признаєте рідну мову». А радикали їм на те: - «Ви наші вороги, що з ними мусимо битися до згину!»
Не правда ли аж что-то в душе защемило – узнаешь что-то родное и близкое каждому современному украинцу, прямо, не дать – не взять, визитная карточка Украины на все времена. И в это время, замаскировавшись бородой, (вдруг самому стыдно станет и покраснеет) Грушевский уверяет всю эту вырывающую друг другу кадыки публику, что своею «…міцною єдністю український народ становить велику силу, суцільну лгибу, моноліт якого нема іншого в східній Європі», и придумывает для этой «глиби» историю народа, который вроде бы и «…од віків на українській землі…», но как он должен называться, додумался только Т. Г. Шевченко. И не мудрено, ведь если жители Левобежья называли себя ещё в XIX столетии малороссами, то Правобережная Украина до XVIII века называлась Польшей, а её жители поляками. Области Харьковкая, Сумская, Луганская, северная часть Донецкой, а так же Воронжская, Белгородская и Курская, назывались Слобожанщиной, и в XVII – XVIII веках были исторической частью России. Южные области нынешней Украины принадлежали запорожцам, а морское побережье и Крым прочно захватили татары. А потому оставив эту главу, предлагаю вновь вернуться к временам боле отдалённым и рассмотреть историю Украины более подробно, и каждую из указанных вышее «украин» персонально.