Он был высокий, нескладный, с копной темных нечесаных сальных волос. На его лице всегда была блуждающая улыбка, часто обнажающая грязные желто-коричневые зубы, которые выглядывали между сухими потрескавшимися губами.
Его звали Лелик.
Точнее сказать, он сам так себя называл.
Когда его спрашивали, как тебя зовут, он с серьезным видом отвечал: «Лелик».У людей это всегда вызывало смех, но никто не знал, почему он так себя называет.
Конечно, на самом деле его звали не так. Возможно, его звали Алексей Петрович, а может – Алексей Иванович. Но, похоже, Лелик и сам не знал или не помнил своего настоящего имени. Да и оно ему было ни к чему.
Также Лелику было безразлично, сколько ему лет. Может двадцать, а может уже и тридцать. По его загорелому чумазому лицу трудно было определить возраст.
Жил Лелик с матерью в маленькой однокомнатной квартирке на первом этаже видавшей виды хрущевки.
Мать никогда не любила Лелика. Бывшая алкоголичка, сделавшая несчетное количество абортов, даже не знала, кто отец ее сына. Однажды, выйдя из очередного многомесячного запоя, она обнаружила себя уже на третьем месяце беременности. Аборт было делать поздно, а оставить ребенка в роддоме она не решилась.
Так появился Лелик.
С самого детства внешне кажущийся здоровым мальчик отставал в развитии от сверстников. Возможно, эта отсталость и могла бы быть преодолена при должном усердии родителей, но матери Лелика было наплевать на сына. Она продолжала пить, приводить домой мужчин, таких же беспробудных пьяниц, как и она, порой даже забывая накормить своего ребенка.
Но не смотря на все это Лелик очень любил свою мать. Даже терпя ее пьяные побои, он предпочитал находиться дома, а не на улице, где дворовые мальчишки непременно колотили дефективного, как им казалось, Лелика.
Но время шло. Мать Лелика из алкоголички и шлюхи превратилась в страшную сварливую старуху с мизерной пенсией. А Лелик из забитого мальчишки в забитого мужчину, местного дурачка с вечной улыбкой на лице.
Жил Лелик тем, что подрабатывал на местном рынке. Он убирал территорию, таскал мешки и ящики, выполняя самую тяжелую и грязную работу. Денег Лелику не давали. Платили в основном картошкой, морковью, яблоками, иногда перепадало старое подгнивающее мясо или курица. Все, что Лелик зарабатывал на рынке, он непременно приносил матери. До каждой луковицы. До каждой морковки.
Сердобольные продавщицы порой пытались подкинуть ему каких-нибудь фруктов или колбасы, чтобы он поел сам. Но Лелик упорно все волок в дом, не желая наслаждаться гнилыми мандаринами в одиночку.
И зимой, и летом на Лелике была одна и та же одежда: старый с заплатами спортивный костюм и сапоги, которые уже было невозможно идентифицировать. Зимой к этому наряду добавлялся потертый рваный пуховик непонятного цвета, а также черная вязаная шапочка. Руки Лелика всегда были черны от грязи, в которой ему приходилась работать. А волосы стриглись только тогда, когда они начинали лезть в глаза. Тогда мать брала в руки тупые ножницы и клоками выстригала мешающие копны волос.
Вечером после тяжелого дня на рынке и ужина из баланды, которую варила его мать, Лелик отправлялся гулять по микрорайону на окраине города, где жил. Все местные знали Лелика. Большинство относилось к нему безразлично, многие с сочувствием, а некоторые откровенно надсмехались над ним.
Люди любили спрашивать его:
- Как тебя зовут?
- Лелик!
- Ха-ха-ха! – заходились они смехом, часто награждая его щедрым пинком.
Но Лелик никогда не обижался на них.
Подрастающие местные мальчишки почему-то считали своим долгом хотя бы раз поколотить Лелика. Они подбегали к нему всегда толпой, валили с ног, а потом пинали ногами в худой живот и выпирающие ребра. Когда Лелика били, он закрывал лицо руками, поэтому с внешней стороны его ладони всегда были в коростах от ссадин, нанесенных беспощадными подростковыми ботинками.
Лелик всегда прощал своих обидчиков.
Когда после избиения кто-нибудь из них подходил и говорил, что все нормально, что больше они никогда подобного не сделают, то Лелик улыбался окровавленным ртом и кивал головой.
Через неделю все повторялось.
Так шла жизнь Лелика в течение многих лет. Неделя за неделей. Месяц за месяцем.
Пока он не повстречал Настю.
Настя была веселая жизнерадостная хохотушка двадцати лет с полными бедрами, слегка вздернутым носом и льняными длинными волосами, которые она заплетала в тугую косу.
Закончив ПТУ, Настя устроилась на рынок торговать конфетами и вмиг стала объектом ухаживания половины мужской составляющей этого тесного мирка. Мужчин привлекала ее пышущая здоровьем молодость, непосредственность и звонкий смех. Наконец, среди всех ухажеров Настя облюбовала одного. Это был Костя – долговязый парень лет двадцати шести – двадцать восьми.
Костя считался более или менее успешным молодым человеком. У него была кожаная барсетка, чистые туфли, а также девятка цвета «мокрый асфальт» на немецкой штамповке и тонированными стеклами. Каждый вечер Костя ждал, пока Настя закончит свою торговлю, заботливо открывал ей дверь своего автомобиля и увозил с рынка под завистливые взгляды подружек. Первое время он даже появлялся с маленькой красной розой на коротком стебле, что считалось мужчинами невообразимым пижонством, а женщинами - верхом галантности. Впрочем, скоро розы стали появляться в его руках все реже, а все чаще – пакеты двумя-тремя бутылками пива на вечер.
Жизнь Лелика изменилась в тот день, когда он увидел, как Настя бойко торгует конфетами, шутя с покупателями и задорно смеясь. Лелик остановился напротив палатки и с широко открытыми глазами смотрел на Настю.
Прошло пятнадцать или двадцать минут прежде, чем она и продавщицы из соседних палатках заметили стоящего, как вкопанный, Лелика.
- Что это еще за дурачок? – поинтересовалась Настя, обращаясь к тете Любе, пожилой женщине квадратной формы, торгующей солеными грибами и капустой.
- Это Лелик, дурачок местный, - с улыбкой ответила она, - эй, подойди сюда!
Лелик медленным шагом подошел к тете Любе, не сводя глаз с Насти.
- Ну все – влюбился похоже!
- Настя, как тебе новый женишок?
- Настя, посмотри какой красавец!
Шутки и смех понеслись со всех сторон. Настя звонко хохотала, глядя на грязного оборванного Лелика, который не отрываясь смотрел на нее, глупо улыбаясь желтыми зубами.
- Как тебя зовут? – нарочито громко обратилась к Лелику тетя Люба, чтобы услышали все.
- Я... – Лелик помедлил, вращая глазами, - я...
- Ну же! Вот потеха – забыл как себя зовут!
Со всех сторон снова послышались шутки и смех.
Наконец, Лелик поборол нерешительность, оглядел всех гордым взглядом и четко и громко произнес:
- Я – любовь!
- Да что с тобой? Какая любовь? Ты – Лелик! Ну? Как тебя зовут?
- Я – любовь! – уверенно повторил Лелик, восхищенно глядя на Настю.
- Вот дурень! Иди отсюда! Не мешай работать! – тетя Люба вышла из-за прилавка и толкнула Лелика, - Убирайся!
Лелик отошел подальше, но не скрылся совсем.
Он целый день простоял неподалеку, глядя на Настю, и шептал себе под нос: «Я – любовь, я – любовь».
Вечером за Настей приехал Костя.
- Здравствуйте, теть Люб! – поздоровался он с большим квадратом, выглядывающим из-за банок с огурцами и грибами.
- Здравствуй, Костя!
Он помог Насте закрыть палатку и положил в багажник автомобиля ее пакеты.
- Смотри, Костя, отобьют у тебя Настюху! – наигранно серьезно сказала тетя Люба, когда парочка уже садилась в машину.
- Кто же отобьет? – поинтересовался Костя.
- Да, вот появился у нее ухажер новый! – сказала Люба и засмеялась.
Костя посмотрел на Настю.
- Да, появился! – гордо заявила она, - целый день вокруг меня вьется, глаз не сводит! И даже сейчас наблюдает!
Костя огляделся по сторонам.
- И где же он?
- Вон! Через дорогу на ящиках сидит! – Настя засмеялась и обняла своего мужчину.
- Лелик что-ли? – улыбнулся Костя.
- Ага!
Весело смеясь ребята сели в машину и укатили, оставив Лелика в одиночестве на пустеющем рынке.
С этого дня Лелик не отходил от Насти ни на шаг. С самого утра он уже дежурил у ее палатки, в течение дня и до вечера сновал рядом, иногда подходя близко и говоря: «Я – любовь». Иногда он подходил совсем близко, чтобы подарить ей шоколадку или какой-нибудь банан. Настя брала эти подарки только для того, чтобы Лелик, наконец, ушел от ее палатки и не распугивал покупателей. Когда Настя покидала палатку, чтобы сходить в магазин за едой, то он плелся за ней, забегая вперед и постоянно твердил: «Я – любовь! Я – любовь! Любовь!»
Сначала Настя относилась к этому с иронией. Простой женской душе было жаль слабоумного парня, который к тому же влюблен в нее. Но через несколько недель это начало ей надоедать, и она рассказала обо всем Косте, попросив поговорить с Леликом, но без насилия и побоев.
И вот однажды вечером, когда Лелик сидел на старых коробках напротив палатки Насти, к нему подъехала серая девятка, из который вышел Костя.
- Слышь ты, недоразвитый! – обратился Костя к Лелику, - если я тебя еще раз увижу рядом с Настей, то пришибу! Понял?
Костя схватил Лелика за воротник и тряхнул его со всей силы.
- Ты понял меня? Я тебя спрашиваю!
Костя посмотрел в глаза Лелику, но вместо привычного испуга он увидел там решительность и ненависть. От неожиданности он даже отпрянул от дурачка, смело смотревшего ему в глаза взглядом опасного хищника.
- Я – любовь! – громко произнес Лелик, - Любовь!
Он с вызовом глядел на Костю, готовый если надо отстоять в драке свои чувства к прекрасной светловолосой принцессе, которую он боготворил.
Костя сплюнул себе под ноги и с размаху ударил Лелику между глаз, да так, что он ударился головой о стену, сполз по ней на землю и тихо заскулил, держась руками за голову.
- Не надо!!! Костя, прекрати!
Настя уже неслась со всех ног из своей палатки, чтобы остановить избиение Лелика.
- Ты же обещал не бить его!
- Я всего разочек ударил его! – начал оправдываться Костя.
- Зачем? Он ведь такой беззащитный! Такой слабый!
Настя с жалостью смотрела на сидящего у их ног Лелика.
- Не ходи за мной больше, понял! – крикнула она ему, - это ты виноват в том, что сейчас случилось! Не подходи больше ко мне!
Лелик убрал руки с лица и смотрел на Настю огромными грустными глазами.
- Больше, чтобы я тебя не видела! – говорила она, - а то еще получишь!
Костя с Настей направились к машине, а Лелик свернулся калачиком прямо на пустых коробках, поджал колени к груди, закрыл лицо руками и заплакал.
Боль, ни с чем не сравнивая боль разрывала его грудь. Он плакал, держась руками за сердце, он орал от боли, но никто даже не подошел, чтобы помочь ему. Ведь это был всего лишь местный дурачок – Лелик.
Через несколько минут крики затихли, а Лелик остался лежать на том же месте, пока два санитара из приехавшей скорой помощи не погрузили его на носилки.
Через несколько дней Настя, Костя и тетя Люба стояли возле закрытой палатки и смотрели на пустые коробки, на которых когда-то лежал и плакал Лелик.
- Ты не виноват, Костя, – произнесла тетя Люба, - врачи сказали, что он умер от сердечного приступа.
Костя молчал. Нет, он не чувствовал за собой вины за смерть Лелика. Просто было грустно от свершившегося факта ухода из жизни пусть даже такого никчемного, но все же человека.
- У него был врожденный порок сердца. Удивительно, как вообще он сумел дожить до своих лет без наблюдения врачей. Говорят, ему повезло, и он должен был умереть гораздо раньше.
Костя молчал.
- Нет, - вдруг проронила Настя, - это мы его убили. Мы.
- Что ты такое говоришь? Побойся Бога! – тетя Люба строго посмотрела на Настю.
- Мы все виноваты. Мы смеялись над ним. Мы унижали его. Мы не ценили. Мы не замечали. Мы думали, что этот дурачок был и будет здесь всегда.
Настя помедлила.
- А теперь он умер... Лелик умер. А точнее сказать, не Лелик, а Любовь. Любовь умерла...
- Пойдем, - сказал ей Костя и обнял за плечи, - вас подвезти, теть Люб?
- Нет, мне еще сходить надо кое-куда, - ответил смешной квадратик с серьезным лицом.
Девятка «мокрый асфальт» с визгом тронулась и скрылась за поворотом.
Тетя Люба еще недолго постояла над пустыми коробками, смахнула слезу со щеки и заковыляла по своим делам.