Кукла

Крюкова Юлия
          Люди часто задают нелепые вопросы. Порой, даже и не знаешь, что ответить. Например: «Где ты умудрилась простудиться?» - если б Полина знала! Или на работе задержишься, а тебе участливо так: «Ты чего домой не идешь?» - стала бы она тут без дела сидеть… На днях у нее даже терпение лопнуло! И на очередное:
 - А ты чего домой не ушла?
 Полина раздраженно ответила:
 - Да вот, хожу тут, думаю: «Сейчас все разойдутся, а я кассу вскрою».
А в последнее время начали спрашивать: «Замуж еще не вышла?». Ну что за наказание! Это уже даже не смешно!
          Когда тебе за тридцать, и судьба вдруг выбрасывает тебя за борт семейной жизни, ты  оказываешься в мире двадцатилетних женщин со стройными жирафьими ногами, лебедиными шеями, тонкими змеевидными руками и повадками борзых. Изящные смеющиеся монстры в стильных прическах, рядом с которыми ты, в юбке до колен, выглядишь скучно. И твои чулки все равно никому не видны в отличие от их плоских животов. И не забудьте про пучок! То есть волосы, уложенные в пучок, потому что шеф на этом настаивает и это уже вошло в привычку. И, глядя на тебя, никто уже не сомневается, какой ВУЗ ты закончила. Да, педагогический. Хоть и не проработала в школе ни дня, а вот поди ж ты, отпечаточек остался. Но это еще не кошмар. Кошмар — это когда друзья, которых к тридцати годам накапливается некоторое количество, вдруг решают, что твое вынужденное одиночество — это трагедия.
Полина сказала:
 - Это не трагедия!
Они сидели в баре, и бармен был щедр. Он искоса поглядывал на нее целый вечер, и по ее напряженной фигуре, которая то сжималась, то разжималась, словно пружина, понимал — ее пятая «отвертка» далеко не последняя.
Она сказала:
 - Читайте Шекспира! Трагедия — это когда кто-то умер! А никто же не умер, верно?
Андрюха кивнул, Юрка пододвинул ей пепельницу, а Маринка сделала знак бармену, чтобы он смешал очередной коктейль.

 - Это драма. - Сказала Маринка и сдула со лба свою каштановую челку.
Она всегда была готова поддержать  подругу. Она литературовед. У нее наготове точные определения, примеры из классики... И никакой надежды на счастливый финал — Маринка поклонница Достоевского.
 - Да, точно. Драма. - Юрка с Андрюхой не спорят с Маринкой. У них техническое образование, и они не сильны в литературоведении и связанных с ним определениях.
 - Мы все исправим, - сказала Маринка, - одна ты не останешься.
 - Хорошо.  - Кивнула Полина и заказала очередной коктейль.
          Достоевский помахал ей из толпы танцующих, намекая, что финал может быть не таким радужным, как ей представлялось. Но очередная «отвертка» убеждала, что все еще возможно. Желтый — оптимистичный цвет.
А потом трагедия все-таки случилась. Полина умерла в такси.
Двенадцать лет она была замужем за прекрасным человеком, хотя ее мама сказала, что они не подходят друг другу, потому что он Кот, а она Тигр. Он Близнецы, а она Стрелец. Это важно. Наверное. Они подходили друг другу двенадцать лет, а потом перестали подходить. Однажды вечером, поздней осенью, когда в воздухе пахло свежевыпавшим снегом, она пришла домой, где ее муж стоял посреди коридора, перед зеркалом, в шапке-ушанке и клетчатых шортах, за ношение которых был прозван шотландцем. Он отрабатывал прыжок на сноуборде: подгибал колени и подпрыгивал, доска звонко щелкала об пол. Соседи терпеливо ждали окончания тренировки или отсутствовали. Он сказал, не оборачиваясь:
 - Я уезжаю покататься.
Полина ответила:
 - Угу. - Присела на маленький стульчик у шкафа.
          За последние полгода она уже привыкла разговаривать с его затылком. И в какой-то момент ей даже стало страшно, что вот он сейчас повернется, а сказать ему в лицо будет совершенно нечего. Он словно поставил ее на полку и там забыл. Полина будто и была в его жизни, - смотрела, как он ходит по комнате, пьет чай, разговаривает по телефону, стоя у окна, - и не была. Наблюдала со стороны и ждала, когда, возьмут в руки и смахнут пыль. Так что она даже не удивилась, что он не зовет ее с собой. Он же знал, что она никогда не любила падать в снег. И, кстати, его подружка ей тоже никогда не нравилась — слишком высокий голос по телефону.
«Прости, дорогая, - подумала Полина, - если бы я сказала по-другому, это было бы не правдой. А как нас учит классик, правду говорить легко и приятно». Хотя ей всегда казалось, что он врет.
 - Ты меня любишь? - Полина замерла, ожидая ответа. Шея вытянулась, как у собаки во время охоты.
 - Меня дня четыре не будет.
 - Понятно. - Может и правда, так лучше?

В конце недели, стоя с большой багажной сумкой в коридоре, она получила в подарок куклу.
 - Я знаю, тебе нравятся такие штуки. - Муж (бывший, пора привыкать) протянул ей коробку, с которой на Полину смотрела довольная тряпичная девчушка с рыжими толстыми косами и в платье в горохах. «Сшей куклу своими руками. Уровень сложности 3. От 7 до 99 лет»
 - Что ж, времени у меня полным-полно. - Сказала Полина и спрятала коробку в сумку.
 - Полин...
 - Не надо ничего говорить.

Больно-то как. Как же это может быть, чтобы так больно было.
Как шары в бильярде они оказались на одном столе, а потом раскатились по разным лузам. Когда Полина воскресла, этот стук шара о шар раздавался в ее голове. Голова болела нестерпимо. Она вспомнила, как перед ее смертью, таксист предложил ей сигарету. Полина сморщилась:
 - Я не курю. И вам не советую.
  - Да?  - Брови таксиста выгнулись коромыслом. - Зато я не пью. И вам не советую.
Как-то унизительно это было сказано.
Тем утром кто-то должен был произвести контрольный выстрел. И его произвел Григ «Песнью Сольвейг» из мобильного телефона.
 - Что тебе нужно? - Голос Полины прозвучал недостаточно грозно.
 -  Я хотел узнать, как твои дела? - Спросил Женька. Муж (бывший, бывший, надо привыкать).
 - Тебе какое дело?
 - Ну, ты вчера...
 - Звонила? Я тебе звонила? О Господи...
 - Вообще-то да...
          Женька был смущен. Еще бы! Она бы тоже смутилась, если бы он позвонил ей среди ночи с криками: «Зачем ты это сделал со мной?». Да она и смутилась. Почувствовала, как покраснели уши. Сказала:
 - Прости. Это пройдет. Я надеюсь.
          Надежда довольно ненадежный транспорт, далеко не уедешь. Поэтому, когда спустя три недели ей позвонила Маринка, Полина уже была готова доложить о более серьезных реабилитационных мероприятиях. Она была в тряпичном магазине и вертела перед собой  джинсы бирюзового цвета. Иногда бирюзовые джинсы — это вопрос выживания.
 - Я переспала с Андрюхой. - Сказала она скороговоркой.
 - Дорогая, надеюсь, продавщицы тебе аплодируют!
Полина ответила:
 - Нет.
 - Вы же друзья!
 - Я являюсь автором новейшей теории, что хороший секс дружбе не помеха.
 - Ну и как, не помеха?
 - Вообще-то он уже неделю не звонит.
 - И?
 - И я стою в плавках в примерочной. Ты мне что-то сказать хотела?
 - Я нашла тебе мужчину.
          Если Маринка говорит, что нашла кому-то мужчину, это заявление нуждается в специальной проверке. Потому что Маринка живет в собственном доме. И это не особняк. Печное отопление, удобства во дворе, баня, собака и еще она литературовед. Сорокалетний литературовед в деревянной хибаре с печкой. У нее наличествуют любящие Гумилева поклонники с шампанским, конфетами и без навыков владения топором. А один из них, буквально год назад, пытался покончить с собой прямо у нее на глазах. Тогда Полинка отпаивала ее валерьянкой в заляпанной кровью гостиной. И эта женщина сообщила, что нашла ей мужчину. Полина спросила, так,  на всякий случай:
 - Любит Гумилева?
 - Нет.
 - Достоевского?
 - Нет.
 - Женат?
 - Нет.
 - А что с ним не так?
 - Представления не имею, я его не видела. Нашла по переписке.
 - Ты святая!
 - Я знала, что ты это скажешь! - Маринка положила трубку.
          Полина растерялась, потому что подруга не сказала ни имени, ни времени, ни места. Но он прислал смс. Нынче никто не разговаривает. С тех пор, как она ходила на первое свидание, мир очень изменился. Теперь в нем хозяйничает кто-то другой. О чем теперь говорят на свидании? Может быть, о кино? Вполне нейтрально и помогает выяснить схожесть интересов. Полина любила кино. Потому что там все почти так же, как  в жизни. Только люди одеты по-другому. Нет, женщины почти так же, а вот мужчины по-другому. Или просто она никогда не видела, чтобы по улицам ходили мужчины в алых рубашках? Говорят, некоторые ходят. Но, во-первых, считается, что они не вполне мужчины, а во-вторых, в маленьких городах они себя не афишируют. А этот парень пришел в алой рубашке. Сказал, что у него и ярко-синяя есть, такая, цвета «вырви глаз». И он оказался из нормальных, даже был слегка небрит. Или старался себя убедить, что он из нормальных? Потому что до этого, в прошлой Полинкиной жизни, мужчины перегибали женщин напополам в районе поясницы только на обложках дамских романов. Короче говоря, она сама все испортила. Из этой встречи она уяснила три вещи: неразумно сразу приглашать мужчину домой; африканские страсти это смешно; но не стоит смеяться мужчине в лицо, когда он опрокидывает тебя на пол. Потому что он же, наверное, добра хотел. И потом, это же почти как в синематографе!
Он назвал ее ведьмой и ушел, нарочно громко хлопнув дверью. А она сказала Маринке, что   не искала для себя роли резиновой куклы. И вообще с сегодняшнего дня  предпочитает Гумилева. На что Маринка ответила, что он умер.
          После этого Полина затаилась на несколько месяцев. Перестала сворачивать волосы в пучок, вросла в бирюзовые джинсы. Попробовала пару раз позвонить Андрюхе, но он так и не ответил. И Юрка не смог дать объяснения этому обидному факту.
 - Представляешь, я ему пишу: «Давай встретимся. Ничего необычного, просто выпивка и треп». А он мне отвечает через сутки! Да еще: «Не сегодня»! Представляешь? У меня сразу два вопроса: «Какого хрена?» и «Какого, черт его раздери, хрена?» - Размахивая руками, возмущалась Полина.
Юрка после секундного раздумья повертел в руках свою бейсболку и попытался ее утешить.
 - Может, он скрытый гей?
Еще через секунду:
 - Я бы его понял, если бы ты его в театр пригласила!
И еще через секунду:
 - Хотя, гей в театр бы согласился. Может, пригласишь его в театр?
 - В театр я могу сходить и без сопровождения. - Отмахнулась Полина. - Знаешь, откровенно говоря, я уже чёрт-те сколько на свидании не была. Так бы и вступила с кем-нибудь в противоестественную связь.
 - В автобусах бывает кнопочка такая, над дверью, «Связь с водителем». - Юрка явно издевался. Разумеется, ведь для этого и нужны друзья.
Она пожала плечами:
 - Да я уже столько раз нажимала и — ничего... Знаешь, по-моему, меня совсем никто не любит.
          Когда тебе за тридцать, в любовных отношениях нужно идти вперед как можно более осторожно. Потому что любая оплошность может разрушить все. А значит, надо продвигаться так, словно идешь по обледеневшей улице на высоких каблуках. Не понятно, да? Тогда, как будто едешь в гололед на лысой резине. Так понятней? Это в юности все происходит иначе. Вы безрассудны и плевать хотели на этот гололед, потому что кости еще крепкие, а машину купить пока не на что. Сначала вы кружите друг возле друга. Как животные трогаете лапой, кусаете иногда, а потом — ты смотришь ему в глаза, он смотрит тебе в глаза, вы целуетесь, он говорит, что ты пахнешь горьким шоколадом, а после вы просыпаетесь утром и живете долго и счастливо, лет, например, двенадцать. А затем, этот человек рушит твое первое за полгода свидание.
Душ, гель с запахом шоколада, черные шелковые трусики, лифчик на «косточках», чулки, зеленое платье, тональный крем, пудра, помада, тушь, туфли.  Все. Сорок минут. Лицо немного бледное, как фарфоровое. Чашка кофе, такси. Она на месте. А он милый. Илья, без гневного взгляда пророка. Легкие кудри, хороший пиджак, аккуратные руки, начищенные ботинки. Выглядит лучше, чем на своей фотографии. Вино в пузатом бокале на свету похоже на зерна граната. На танцплощадке в такт музыке покачиваются пары. Дамы и господа, для вас всю ночь играет джаз!
          И совсем некстати она подумала о том, что из окон ее прежнего дома были видны деревья. Они качались на ветру. А еще в их первый с Женькой Новый год, когда  еще не успели сделать ремонт, они приклеили к потолку много-много «дождика», чтобы комната смотрелась уютнее. Полина заворачивала кончики серебристых нитей в вату, обмакивала ее в воду, а Женька подбрасывал «дождик» к потолку. Она и сейчас это помнила: пустая комната, живая елка и новогодний «дождик» висит с потолка
 - Какие у тебя красивые пальцы. - Говорит Илья.  – И профиль, как у статуэтки.
Полина отставила бокал в сторону.
 - Просто мясо так наросло. - Улыбнулась.
Она думает:
Ты будешь любить меня хоть недолго?
Ты будешь держать меня за руку?
Ты позволишь мне заснуть на твоем плече?
Ты положишь руку свою на мой живот?
Ты назовешь меня своей татарской княжной?
Ты позволишь мне положить голову тебе на грудь?
Ты обнимешь меня?
Я почувствую себя защищенной.
Я почувствую себя в безопасности.
Если ты будешь любить меня хоть недолго.

          Она почти готова поехать с ним и узнать, что чувствуешь, когда пальцы погружаются в курчавую шевелюру. Самое загадочное словосочетание в мире: «а вдруг...»
Вдруг звонит телефон.
 - Ты не помнишь, как звали того ведущего, он еще вел передачу про тяжелый рок?
 - Женя?
 - Такой длинноволосый был.
 - Извини, Илья. - Она виновато кривит рот и показывает пальцами «одна минута».
 - Илья? Полина, это ты?
 - Да, я просто, я... - Она представляет, как он стоит у окна рядом с этажеркой, на которой всегда разбросаны диски. Одна его рука сжимает телефон, а другая ерошит волосы на затылке. Его руки никогда не находятся в покое. - Ты... уже не важно, ладно. Так что там про ведущего?
Полина видит, как Илья пытается развлечь себя разглядыванием визиток в своем бумажнике. Она коротко вздыхает — все ясно, момент упущен.
 - Полин, ну помнишь, такая передача была?
 - Да, Эд Старый.
 - Да? Дурацкое имя.
 - Наверное. - Она наблюдает, как Илья застегивает пиджак. Упаковывается в футляр. Зачехляется.
 - Мне просто не с кем было его вспоминать. - Говорит муж (бывший, пора привыкать).
Он говорит в ее голове и в пятнадцати минутах езды от ресторана. Во дворе — деревья, в комнате - «дождик», и ее сердце где-то в горле.
 - Ты назовешь меня своей татарской княжной?
 - Что?
 - Ничего. Теперь ничего, прости, у меня в голове какая-то вата.
Илья просит счет и оставляет ей свою визитку. В такси водитель подарил ей пачку бумажных носовых платков. Самый функциональный подарок за последние полгода.
В чужой квартире, которую она теперь зовет своим домом, она говорит себе:
 - Так! Я решительная, смелая и самодостаточная! Я — английская королева Елизавета Тюдор, черт меня раздери! В этом мире нет ничего, с чем я не смогла бы справиться самостоятельно. Я смогу, я смогу, смогу.
Три дня спустя Юрка спросил, не хочет ли она с ним переспать. Полина спросила:
 - А ты меня любишь, Юр?
Он в ответ пожал плечами. Полина улыбнулась и сказала: «Нет».
 - Во-первых, потому что ты женат. - Сказала она. - А во-вторых, потому что тогда мне останется только переспать с Маринкой, и круг замкнется. У меня и так друзей почти не осталось.
          Отчего-то, когда тебе за тридцать, никто уже не зовет в кино, поесть мороженое и не провожает до подъезда. Скорость жизни невероятно увеличилась. Из Сибири до Таиланда можно долететь за десять часов. Микроволновка разогревает обед за полторы минуты. Губы, приоткрытые для поцелуя, подразумевают мгновенно распахнутые бедра. «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Спальня».
 - Видимо, я отстала от поезда. - Вздыхает Полина.
          А к лету стало казаться, что она окончательно выпала из жизни. Как будто ее отгородили от мира толстым стеклом, за которым мелькают люди, они что-то говорят, но все это доносится словно издалека. Сама она оказалась в новом мире, на расстоянии вытянутой руки от реальности, но преодолеть это расстояние не было сил. Ее  теперешняя жизнь складывалась из цепочки каких-то искусственно придуманных, ненастоящих событий, как будто все было   понарошку. Словно это какая-то игра, в которой хоть и знаешь правила, но все время проигрываешь, как ни стараешься. Потому что не везет. Потому что не повезло. Вот, помнится, в детстве играли с подружками в дом во дворе. Собирали у магазинов коробки — вот эта будет шкаф, а эта — стол. И самой большой удачей было занять для своего дома место под горкой. Потому что тогда и крыша была и вроде как стены, очерченные горкиными опорами. В песочнице тоже было неплохо домик построить, но чаще это был магазин. А если и не там и не тут, то домик мог и не получиться. Стоишь себе в чистом поле среди коробок, да и все. Вот у нее домик и не получился. Не повезло. Хоть и скребла в наемной квартире дощатый пол до блеска, и залезла во все щели, и начистила ванну, а все равно — не свое. И посуды тут нет, только чашки да блюдца. Развесила платья в шкафу, уложила белье в ящик и коробку эту, с куклой, спрятала на полку за книжки. Пусть посидит пока, ведь 99 лет еще не прошло. Так и не научилась подарки выбрасывать. Зато научилась есть из блюдца, сидеть в пустоте, в тишине, в четырех стенах, как в коробке.
Но лето настырно. Оно гладит кожу, забирается под платье, щекочет ступни зеленой травой, брызжет дождем, играет, дразнит. У воды пахнет прелыми водорослями. Ноздри Полины трепещут, улыбается пухлый рот. Тонкие пальцы зарываются в траву.
 - Я уже сто лет не загорала. Спасибо тебе. - Она поворачивает голову и смотрит на Маринку.
Та отвечает:
 - Да тебя теперь вообще не дозовешься.
 - Прости.
 - Увидимся в суде. - Маринка поправляет шляпу, которая спасает ее  лицо от солнца. - От этой жары можно с ума сойти.
 - Я и сойду, наверное.
 - Давай-ка, говори. Я обожаю душераздирающие истории. - Тон у Маринки шутливый, но Полина видит, как напряглись ее остренькие плечики. Не дождавшись ответа, Маринка переспрашивает:
 - Он звонит, да? Ведь звонит, верно? Играет с тобой.
 - Нет, пишет. Теперь никто не разговаривает, знаешь?
 - Я в этом специалист самой высокой категории! Вся личная жизнь по переписке. - Маринка оглядывает пляж, где юные девушки в нескромных лоскутках ткани подставляют солнцу и взглядам свои тонкие тела. - Посмотри на них. В этом мире больше нет сорокалетних женщин. Я последняя.
 - Марина, перестань. - Полина морщит нос.
 - Что — перестань? Я даже не о возрасте. У меня иногда ощущение такое, что между мной и другими людьми пропасть какая-то непреодолимая! Вот мне на днях тут пишет один, что выбрался на пляж, а там такое количество прекрасных женщин! И вот он, буквально в линии прибоя, и дефлорирует и дефлорирует, и дефлорирует и дефлорирует.
 - Что, прям на людях?
 - Нет, - Марина обреченно качает головой, - просто мужчина не видит разницы между дефлорированием и дефилированием. Ладно, что пишет наш герой?
 - Вот. - Полина раскрывает телефон и дает подруге прочесть «Сунахьо дука еза». - Я даже не знаю, где здесь ударение ставить, не говоря о том, что это значит. Но в контексте со следующим «Ih libe dich. I love you.», наверное, про любовь.
 - А куда, интересно было бы узнать, подевалась пони-Аня?
 - Почему «пони»? - Спрашивает Полина.
 - Потому что назвать девушку твоего мужа кобылой мне воспитание не позволяет. Ну, а ты что?
 - А я молчу.
          Полина молчит и о том, что это похоже на ампутацию. Пришло сообщение — отрезали руку, пришло другое — ногу. И от нее уже почти ничего не осталось. Вместо человеческого тела — набор человеческих запчастей. Из внутренних органов  живым осталось  только сердце, из органов чувств — только слух. Тело утратило чувствительность. С месяц назад ей показалось, что плита не работает и она приложила к конфорке ладонь. Отдернула кисть только когда почувствовала запах паленого. Кожа  пальцев потянулась за рукой, словно оплавившийся пластик, стала неприятно розовой и сморщилась. Потом слезла и на ее месте выросла новая, почти прозрачная. А вот боли так и не было.
 - И что будешь делать? - Интересуется Марина.
 - Покрашусь в рыжий.
 - ?
 - Лето все-таки. И отпуск.
          После открытого простора пляжа, солнечного, яркого  дня, съемная квартира показалась какой-то тесной и темной. Громоздкая мебель давила со всех сторон.  Тело на короткий миг утратило прочность, ноги сделались ватными, голова закружилась и стала пустой, как воздушный шар. Полина опустилась на пол посреди комнаты. Старый неказистый шкаф выглядел небоскребом, ножки стола уходили куда-то под потолок, люстра висела на недостижимой высоте. О том, чтобы взобраться на стул не могло быть и речи -  Полина всегда боялась высоты. Она закрыла глаза и посидела так, некоторое время, глубоко дыша, прогоняя накатившую дурноту.  Подумала: «Перегрелась, наверное». Через несколько минут все пришло в норму. И только блюдце с бутербродом, забытое на столе после завтрака, показалось на мгновение непропорционально крошечным.


          Конечно, Полина замечала происходящие в ней перемены. Невозможно не заметить, что юбки стали непомерно велики, а бирюзовые джинсы даже пришлось выбросить. В том, что талия стала тоньше, она не находила ничего удивительного, новая жизнь привела ее к мысли, что на свежих огурцах и чае можно протянуть довольно долго. Но вот о том, чтобы худели даже ступни, она прежде никогда не слышала. Привычные, удобные «лодочки» шлепали при ходьбе, как разношенные тапки. Разбирая ящик с бельем, которое тоже требовало замены, Полина обнаружила коробочку с прокладками и вдруг поняла, что не пользовалась ими уже месяца… да, два, как минимум. Доктор сказал, что от стресса такое вполне возможно, прописал препараты и велел прийти на повторный прием. Полина положила рецепт в сумочку, где он немедленно потерялся. Мир вдруг расширил свои границы, стал таким огромным, что Полина чувствовала себя слишком маленькой и ничтожной, чтобы противостоять этой громаде. Вечерами она сидела, забравшись с ногами в кресло, обхватив себя за плечи, словно стараясь удержать себя от распада. Ей казалось,  что пока она чувствует  под руками собственную плоть, ее тело прекратит истончаться, и она не исчезнет. Она сидела, покачиваясь, уставив взгляд в стену и шептала:
 - Где мой дом, где мой дом, где мой дом?... – Пока рот не пересыхал и не требовал освежиться стаканом воды. 

***
           В автобусе было немного душно. Воздух на улице напитался влагой, дело к дождю. Знакомый голос, раздавшийся откуда-то из-за плеча, заставил ее вздрогнуть и обернуться.
- Я бы тебя издалека и не узнал, наверное. – Женька разглядывал ее длинные рыжие волосы, свободно спадающие на плечи, просторную, летящую юбку с неровным, будто растрепанным краем.  – Хорошенькая, как куколка.
- Привет, Жень. – Полина впервые за долгое время посмотрела в его лицо. Она и забыла, какой он высокий. Даже голову пришлось запрокинуть, надо же! Выглядел он, как волк из «Ну, погоди!» - такой же взъерошенный, длинный и в незнакомой полосатой водолазке. Желто-коричневые полосы превращали Женьку в самого худого шмеля, которого Полине доводилось видеть.
 - Занятная у тебя водолазка.
 - Что, на пидора похож?
 - Есть маленько. – Полина усмехнулась.
 - Анютка подарила.
 - Понятно.
 - Откуда путь держишь? – Он коротко взглянул на пакет, зажатый в ее руке.
 - Гардероб вот меняю.
 - Я вижу, ты похудела.
 - Есть маленько. – Полина снова улыбнулась. Уголки губ слегка дрожали, сердце, как сумасшедшее, металось в груди. – Кажется, я это уже говорила, да?
 - Может, пройдемся?
 - Ну, не с пакетом же. – Подумала: «Чем я рискую? Всем». Ладони сделались неприятно влажными. – Я тут теперь живу недалеко. Давай зайдем, я его оставлю, а потом пройдемся.
 - Давай.
Она думала, что не сможет с первого раза попасть ключом в замочную скважину, но на удивление легко справилась с задачей. Поставила пакет в прихожей и обернулась.
 - Ну что, пошли?
 - У тебя такое случается, что по ком-то жутко скучается? – Спросил Женька и обхватил ладонью ее затылок.
          Тело может быть гуттаперчевым. Выгибаться дугой, как будто нет в нем костей и суставов, подставляясь рукам, губам, языку. Оно, как губка, впитывало в себя такой знакомый запах и выступивший на Женькиной коже пот. Руки обвивают его шею, мягкий живот коротко вздрагивает, в такт учащенному дыханию.
 - Где ты был? Где ты был?  - Полина кричит, запрокинув голову к потолку. Забыв о соседях, о том, что она на втором этаже, а на улицу, прямо во двор, распахнуто окно.
          Она засыпает с улыбкой, Женькина рука лежит на ее животе. Рыжие волосы разметались по подушке, тело под пледом кажется маленьким и очень хрупким.
Проснувшись, Полина слышит тишину. Не шумит душ, не греется чайник. Никто не дышит ей в шею и не ходит по комнате. Никого. Только что-то тихо бормочет радио. Она встает с дивана, подходит к столу, но там нет никакой записки. Она ждала чего-то вроде: «Скоро приду», но там нет даже глупого «Прости».
 - Как с куклой. – Сказала Полина и села на стул у окна.
          Смотрела, как наползает за окном темнота. На небо взобрался месяц, тонкий и блестящий, как будто нарисованный. И так же внутри нее что-то поднималось, кипя. Ползло, как смола, заполнило рот и вырвалось наружу воем. Она и не знала, на какой голос оказалась способна ее гортань. Она почувствовала как в ее голове взошло раскаленное солнце. Огненный шар, выкатившийся в зенит безоблачным июльским днем, готовый лопнуть, как нарыв, и залить все вокруг своими обжигающими внутренностями. Оно ворочалось внутри, опаляя все, к чему прикасалось, заставляло сжать зубы и шипеть, втягивая воздух. Внутри у нее солнцеворот, кто-то разжег костры и танцует, танцует, танцует.  Полина хватает крик зубами, и он лопается и заливает ее рот своим соком. Пальцы Полины крадутся по губам так осторожно, что движение могло бы показаться почти эротичным — легкое касание, словно бабочка нашла себе приют на вдруг побледневшей коже. Пальцы касаются горячего и скользкого языка. Она подносит руку к носу — пахнет железом. Сердце бьется о ребра, как животное, попавшее в капкан. Еще немного, и эта сила просто разорвет ее на части.
Полина оглядела свою кухню. Увидела две чисто вымытые, перевернутые вверх дном чашки, сохнущие на клетчатом полотенце. Она услышала, как по радио на завтра пообещали порывистый ветер. Она потянулась к телефону, повертела его в руках и, подумав, вернула на место. Посекундно сглатывая, Полина идет к шкафу, долго, медленно роется на полках. Вот она, за книжками, смешная тряпичная девчонка, запертая в картонной коробке. Она знает, что делать. Все еще можно изменить.
 - В этом мире нет ничего, с чем я не могла бы справиться. – Говорит Полина. – Я смогу, смогу, смогу.
          Вытряхнув содержимое на стол, она оглядела расчлененную куклу. Голова с рыжими косичками, тельце в гороховом платье, мягкие розовые ручки, ножки в мешочках-ботиночках — все отдельно. И еще глянцевый прямоугольник, фирменный бланк, «Дай кукле имя».
 Надо собрать все части вместе, сложить человечка. Когда работа закончена — иголка воткнута в катушку ниток, онемевшие пальцы исколоты, во рту солоно от крови из прокушенного языка, - она выводит на   скользком глянце «Полина» и погружается в спасительную, мягкую темноту.
Через неделю после исчезновения Марина приехала в Полинкину квартиру, чтобы забрать ее личные вещи. Квартирная хозяйка, добродушная пожилая  женщина в растянутой вишневой кофте, открыла дверь и впустила Марину в просторную, светлую комнату.
 - Вы уж меня простите, - сказала она виновато, - квартира простаивает. А когда Полиночка вернется, не понятно. Я ж знаю, в милиции ничего дельного не говорят.
 - Они ищут. – Марина присела к столу, на котором лежала коробка, а рядом с ней тряпичная кукла. Повертела игрушку в руках.  – Вы не возражаете, если я тут недолго одна побуду.
 - Да, конечно, что вы. Только у меня к вам просьба одна. Вы уж не говорите никому, что у меня тут человек пропал. Сами знаете, начнут сплетничать, а для меня это нехорошо. Доход от квартиры небольшой, конечно, но к пенсии все-таки прибавка.
 - Я вообще в другом районе живу. – Марину почему-то рассердила такая щепетильность. – Мне тут разговаривать не с кем.
- Ну, вы тут сами, да? А я пока во дворе побуду.
Через час Марина вышла на улицу.
 - Нина Григорьевна, - позвала она хозяйку, которая расположившись на скамеечке, кормила семечками голубей. – Я только альбомы забрала, отнесу ее маме, остальное не нужно. Выбросите или продайте. Как хотите.
 - Спасибо, спасибо.
 - Да не за что.
          Марина повернулась и пошла к своей машине. Забралась в ее уютную утробу, вынула из альбома одну из последних фотографий. На ней улыбающаяся Полина стояла на детской площадке, прислонившись к облупившейся горке. Ветер трепал ее цветную просторную юбку, через плечо была переброшена толстая рыжая коса с ярким бантом. Разве скажешь, что ей тут за тридцать перевалило? Ни дать ни взять гимназистка. Даже ни одной морщинки на слегка бледноватом лице. Марина спрятала фотографию в бумажник и выехала из двора. К Новому году искать Полину, в общем-то, перестали.

          Весна в том году наступала медленно. Солнце с трудом пробивалось через низкие облака и шарило по земле своими тонкими, немощными лучами, как слепой ощупывает пальцами незнакомую поверхность. Снег нехотя оседал под этими слабыми прикосновениями, чернел, превращался в водянистую кашу, но все равно день становился длиннее, и уже можно было чуть дольше играть во дворе. Лиза тщательно вычищала снег под горкой, где вот-вот должен был появиться ее обустроенный дом. Картонные коробки терпеливо ждали своего часа, чтобы превратиться в шкаф, стол и телевизор. Сегодня она вышла во двор первой и заняла для своего домика самое лучшее место. Даже принесла с собой свой раскладной стульчик, чтобы было совсем, как у взрослых. Она  отбрасывала в сторону снег, который не успел растаять в тени, и, зачерпнув очередную пригоршню, увидела, что из белого крошева на нее смотрит круглое лицо, обрамленное толстыми рыжими косами. На подбородке налипло что-то красное, вышитые  глаза грустно глядят перед собой, будто их обладательницу кто-то обидел. Лиза торопливо заработала руками и уже через минуту держала в руках промокшее тельце в платьице в горошек.
 - Замерзла, да? - Спросила куклу Лиза. И заторопилась домой, забыв про коробки и раскладной стульчик.
 - Господи, где ж ты ее нашла такую чумазую? - Мама разглядывала куклу в перепачканном платье. От игрушки заметно пахло сыростью.
 - Мамочка, давай мы ее посушим! Ну, пожалуйста! Она же там была совсем-совсем ничья! Это будет моя доча.
 - Ну давай, устроим твоему найденышу банный день.
          Четыре руки опускают куклу в таз с теплой мыльной водой. Ее аккуратно трут щеткой, моют нитяные волосы. Потом Лиза нетерпеливо пританцовывает, пока мама сушит игрушку феном. А кукла улыбается. Лиза это точно видела! Ночью, в темноте уютной спальни, освещенной мягким светом ночника, Лиза укладывает пятнадцатисантиметровое тельце на подушку, ложится рядом, укрывшись одеялом с головой.
 - Спи, кукла, - шепчет, засыпая, Лиза, - я тебя не обижу.
Тикают часы. В тишине и покое под теплой детской рукой в маленьком кукольном теле размеренно бьется  сердце Полины. В котором еще есть место для любви.