Улица Калинина (теперь Зосимовская) идет от железнодорожного вокзала в сторону Заречья до Советского проспекта. И хотя от вокзала до нашего дома довольно далеко, дыхание дороги мы чувствовали всегда. В то время по железной дороге ходили паровозы, и снег зимой никогда не был чист, а между рамами собиралась черная угольная пыль. И дома наши, сколько бы их не красили, не подновляли, никогда не были нарядными. А еще по ночам или рано утром, когда на улице было тихо, мы слышали дальние гудки паровозов, словно сказочные гигантские слоны передавали нам привет.
Наш дом светлого желтого цвета выделялся среди других домов, т.к. был построен по оригинальному проекту пленными немцами, сразу же после войны. Наш дом стоял среди деревянных домов и хотя был невысок, всего то два этажа, выделялся среди общего ряда. В доме было 8 квартир - четыре на первом и столько же на втором этаже. И жило в них более 30 человек. В то время редко кто имел свою отдельную квартиру.
На второй этаж дома вела широкая лестница с хорошими деревянными перилами, с которых я как-то, катаясь, летел на первый этаж и здорово ушибся. Был у дома и чердак, где некоторые соседи сушили белье. К дому примыкал большой двор, со всех сторон огороженный крепким деревянным забором, войти во двор можно было только через калитку, или через забор. В конце двора, напротив дома, стояли деревянные сараи, в которых жильцы хранили дрова, кислую капусту и всякий хлам, который не хочется держать в квартире, но жалко выбросить. Слева от сараев, в самом углу двора, было таинственное и привлекательное место - помойка, запрятанная в особый маленький дворик. Спины наших сараев упирались в спины таких же сараев соседнего враждебного двора, который граничил с нами справа. У заборов жильцы возделывали грядки, на которых в основном росли цветы. Одно время я вдруг заинтересовался растениеводством. Кончилось это тем, что в нашем северном краю я вырастил початки кукурузы, правда, восковой зрелости, которые потом гордо демонстрировал в школе. У левого забора, как правило, складывалась поленица дров на зиму, а за высоким забором находилось еще одно притягательное для нас, детворы, место - это детский сад. Между детским садом и непосредственно домом, было темное и таинственное местечко - там, в узкой щели между забором и домом можно было спрятаться, перелезть через забор на улицу или в детский сад, залезть на пожарную лестницу, пописать, если вдруг прихватило.
Вся наша жизнь проходила во дворе, на улицу выходили редко, ведь мальчишки из соседнего двора запросто могли побить. Зимой во дворе лепили что-нибудь из снега, играли в полярников. Весной по лужам и ручьям пускали кораблики. Если корабликов не было, довольствовались щепочками и горелыми спичками. Летом было раздолье. Можно было играть в казаки-разбойники, в двенадцать палочек, в прятки, в лапту, бегать только по дереву, играть в футбол, да мало ли что еще. Для маленьких во дворе была песочница. А если кому-то покупали велосипед, то меньше всех катался его владелец, во всяком случае, в начале. Не всегда наши игры были безопасны. Так играя в городки поленьями дров, я рассек губу своему другу по двору Вовке.
А если наскучило играть во дворе, то перелезали во двор детского сада, тогда, когда конечно там никого не было. Детский сад привлекал нас двумя вещами. В центре его было большое бетонное кольцо с наклонными стенками, по которым мы с удовольствием и бегали, воображая себя мотоциклистами, мчащимися по вертикальной стене. Для чего было это кольцо, я так и не знаю. Может, когда-то, это был фонтан. А еще в детском саду, в сторонке, стояло одно загадочное сооружение в форме большой перевернутой серой миски с рваной дырой на макушке. И оно тоже было изготовлено из бетона. Мы очень любили забираться на этот "дот". Летом бетон сильно разогревался, и было приятно полежать на покатом боку этого чудовища. Кругом летали гигантские стрекозы, а в полутьме "дота" через дыру можно было увидеть внутри всякий хлам - сломанные стулья, столы и пр. И как было весело, с холодком в груди, убегать в свой двор от вдруг появившегося откуда, то сторожа.
Практически все мои ровесники и были моими друзьями. Сложные, вроде бы сопернические отношения у меня были лишь с Игорьком. Его семья жила в отдельной квартире, жили они побогаче, посолиднее, что позволяло Игорю иногда хвастаться передо мной какой-нибудь новой игрушкой. Это мог быть какой-нибудь необыкновенный мини-фонарик, записная книжка, да мало ли что может показаться громадной ценностью в глазах пацана! Он был горд собой, он был единственным ребенком в семье. Нередко его гордыня вызывала во мне протест. Но этого было мало и ему, порой, хотелось утвердится надо мной физически. Поэтому бывали у нас и драки. Его мама много лет тщательно следила за моей дальнейшей жизнью, сравнивала, не проигрывает ли Игорек в "жизненной гонке", не верила в мои успехи.
Моим лучшими друзьями по дому был сосед Вовка, и ровесник, и друг сестры - Саша. С Вовкой было интересно играть во дворе, с тихим Сашей в квартире - что-то рисовать, мастерить.
Наша семья жила на втором этаже в квартире с еще одной семье. В квартире из трех комнат проживало 9 человек - 4 взрослых и 5 детей. Мы были в привилегированном положении, все же мой отец был офицер, а глава другой семьи - простой шофер, и поэтому нас четверо располагалось в двух комнатах, а они все - в одной. Несмотря на это, все мы жили дружно. Мои родители располагались в одной комнате с печкой, мы с сестрой в другой. В родительской комнате стоял диван с полочкой, на которой, как тогда было модно, шагали в ряд слоники (для счастья). Была еще кровать, стол, наверное, шкаф. Телевизора тогда еще и в помине не было. В нашей детской, куда можно было войти из родительской комнаты, стояли две кроватки, стол и шкаф. На стене висел портрет нашего папы неизвестного мастера, на другой ружье, которое я никогда не видел в действие и чеченский кинжал, который папа привез с Кавказа.
Туалет, кухня, конечно, были общими с соседями. О ванной не было и речи, ходили в баню. В прихожей был встроенный шкаф, в который было так здорово забираться, прячась в пальто. Сидя в шкафу, было хорошо слышно соседей из квартиры рядом, чем мы и пользовались, воображая, что говорим по телефону с соседскими мальчишками. На кухне была большая чугунная плита, которая топилась дровами. Уже потом появился газ, душ, исчезла печка. С соседями, жили дружно. Так, даже спустя десятилетия, разъехавшись по своим квартирам, мы встречались, дружили. Разногласий с ними не помню, если только из-за нашего домашнего кота Васьки, который, конечно приносил известные неудобства. Исчез потом наш Васька, может, почувствовал свою скорую кончину от старости и ушел куда-то помирать.
Весь дом представлял из себя некоторую более-менее дружную семью. Конечно, одни соседи были более близкими друзьями, другие менее и редко никакими. Жители дома нередко в теплые воскресные вечера выходили во двор, чтобы сыграть в домино или карты, просто поговорить. Были и поездки за город практически всем домом, позагорать, покупаться. Дружили семьями, дружили детьми, ездили за грибами, катались за город на велосипедах. Взрослые собирались на праздники и дни рождения, ходили к друг другу в гости. Мужчины любили сыграть в картишки, все остальные не брезговали сыграть в лото. Ведь так весело! "БАРАБАННЫЕ ПАЛОЧКИ!", "ТУДА-СЮДА!", "ДЕД!", "ОЙ, У МЕНЯ КВАРТИРА!", "ЧЕРТОВА ДЮЖИНА!", "Я ЗАКОНЧИЛА ВНИЗУ"...Особенно хороши были новогодние вечера, ведь нас, детвору, ждали подарки и нарядная елка.
Осенью в нашем дворе начиналась заготовка дров. Весь двор был завален бревнами. Нашей любимой игрой было бегать по этим бревнам, залезать в пустоты между ними. Взрослые боялись за нас, гоняли нас, мы их не понимали. Начиналась пилка и колка дров. Мы, пацаны, помогали своим родителям. В воздухе стоял аромат свежераспиленных дров, и всюду было слышно вжикание пилы. Укладывать поленницу - это тоже было большим событием. Иногда неудачно сложенная, она разваливалась и все начиналось сначала.
Отдельное слово о помойке. Да, конечно, место было вонючее, и взрослые всегда гоняли нас оттуда. Но сколько там было всего интересного. Мы отважно прыгали в эту громадную деревянную коробку, заваленную всяким хламом за каким-нибудь необыкновенным градусником со шкалой Рюмера или за игрушкой. Запах нас не пугал. Но после того, как все содержимое помойки стали обильно посыпать хлоркой, мы перестали ее навещать, она для нас перестала существовать.
Притягательным местом были и крыши сараев, где мы бегали, перепрыгивали на соседние крыши, прыгали с них зимой в глубокий снег. А где еще в середине мая можно было найти снег, как не между сараями?
Наш быт, конечно, не кончался заготовкой дров. Время было тяжелое, многое было в дефиците. И поэтому надо было стоять, например, в очередях за сахаром, многократно их занимая, или становясь в несколько очередей. Были скандалы - "ВАС СДЕСЬ НЕ СТОЯЛО", были огорчения, когда дефицит заканчивался. Нашей детской обязанностью была покупка керосина, на котором работали наши керосинки и керогазы. Ведь печку топили в исключительных случаях, когда пекли пироги или затевали большую готовку. У каждого района была своя керосинная точка, где стояла бочка, а за ней вился большой хвост из таких же пацанов. Керосин покупали обычно раз в неделю. Родители нашего дома были очень занятыми и серьезными людьми и потому мы с детства приучались к самостоятельности. Выражалось это в основном в том, что в обед надо было разогреть пищу как для себя, так и для родителей, забежавших на несколько минут с работы. Обычно это был суп или щи и вареная картошка, которую надо было поджарить.
По домам утром ходили дородные женщины из села, продававшие молоко. Каждая семья пила молоко от "своей знакомой коровы". Продавали по домам и сушеные грибы, сущик. Сущик - мелкая сушеная подсоленная рыба очень выручала зимой, как впрочем, и грибы. Из нее получалась неплохая уха.
Раз в неделю ходили в баню, что возле Золотухи. Собирались тщательно, в бане мылись не торопясь. Терли спины друг другу. Если рядом не было своего знакомого, просили потереть спинку любого. Начиналась баня с предбанника, где тебе выделяли шкафчик. Ты раздевался, шкаф запирался банщиком, ты получал номерок и шел в банный зал. В бане пар, шум, сначала ничего не видно и неслышно, здесь даже какое-то особое эхо. Было здорово зажимать и открывать одновременно два уха. Получалось что-то вроде "АА-АА-АА...". Сначала надо было найти свободный таз и ошпарить его горячей водой из под крана. Не приветствовалось, если человек занимал второй таз под свои ноги. Потом найти свободную скамейку и то же облить ее кипятком. Далее уже набиралась вода из двух мощных кранов с холодной и горячей водой. Голову мыли мылом, никаких шампуней не было в помине. Мыли два раза и так, чтобы волосы скрипели под пальцами. Потом обязательно с мочалкой мыли все тело. Притягательна была парилка, но выдержать я там мог совсем недолго. Нередко после этого ходил в предбанник отдышаться и попить воды. Заканчивалось мытье обливанием из таза, температура воды подбиралась по вкусу.
Город в то время ограничивался для меня нашей улицей и прилегающими улицами, где жили мои друзья по школе. В школу, в магазины, в Дом пионеров я ходил пешком. Раз в неделю с отцом мы ходили на рынок за мясом. В праздники всей школой проходили демонстрацией по главной пло¬щади с привычной фигурой Ленина. Заречье, в основном, было для меня чужой, непознанной стороной.
***
Привлекательными местами города были для меня - центр с Каменным мостом и Советской улицей, улица Мира с Золотухой, Соборная горка с Кремлем и река Вологда.
Каменный мост, зажатый административными зданиями, переброшенный через Золотуху, с табличкой "Каменный мостъ" всегда удивлял своей необычностью. Пройдя, как бы через узкое горлышко моста мимо стоящих на нем магазинов, выходишь с одной площади на другую, главную, с памятником Ленина. Тебя охватывает невообразимо вкусный аромат пирожков. И действительно трудно устоять, чтобы не зайти в знаменитую пирожковую, где на выбор пирожки с мясом, грибами, рыбой, картошкой, творогом, да мало ли еще с чем. Помню, как на той, неглавной площади, было многолюдно и весело, когда город отмечал свое 810-летие.
Советская улица, одна из самых длинных, связывающая речную пристань и центр города была мне всегда интересна и симпатична. Конечно в первую очередь пристанью, где наверху всегда пыхтела какая-то странная машина, периодически изрыгающая пар, а внизу стояли пароходы, зовущие в путешествия в неведомые края. Именно отсюда я не раз плавал на пароходе в Кириллов и не разу в далекий загадочный Великий Устюг, до которого аж 500 км! В начале улицы, уже в центре города, я всегда любовался старинной гостиницей "Северный якорь", мой взгляд не пропускал и парк, где в обезглавленной церкви был расположен кинотеатр "Искра".
Улица Мира шла от в центра уже от другого вокзала, железнодорожного, вдоль Золотухи. Золотуха, маленькая вонючая речка, куда сбрасывались все городские стоки, в том числе от нескольких бань, в центре города впадала в реку Вологду. В центре города ее долина по обе стороны представляла из себя дикий парк с редкими кафешками. В ряде мест берега ее были довольно круты. Городу этот парк придавал определенный колорит. Улица Мира в центре города и была главной торговой улице с многочисленными магазинами. Именно здесь совершались все воскресные покупки.
Особый разговор о реке Вологде. Вот она красавица, хорошо видная с "нашего" высокого берега, украшенная старинными храмами и зданиями. Надо мной громадная колокольня и купола Софийского собора, внизу женщины полощут белье, кто-то плывет на лодке, а вон есть и купающиеся. Через реку переброшены мосты, их немного, всего два, но один из них уникальный - деревянный.
Наше излюбленное место в городе - это городской сад железнодорожников и клуб КОР, которые находились недалеко от дома. Сад казался нам просто громадным и непроходимым. В последний раз, будучи в Вологде, и увидев сад, я удивился - это наш большой сад железнодорожников? Тогда жизнь там кипела. Вечером на площадке были танцы, а мы, дети, смотрели на танцующих через прутья. Были аттракционы, пруд, на котором в праздники устраивались фейерверки. В клуб КОР (Клуб Октябрьской Революции) мы ходили смотреть новые фильмы. Ходили целыми семьями, заранее договаривались и покупали билеты. Хотя это и не был поход в театр, но чувствовалась в душе некая торжественность.
Когда мы подросли, то забирались от дома довольно далеко. На велосипедах, с соседями выезжали за город. У нас, детей, на определенных километрах были свои тайники, где мы прятали свои сокровища - цветные камешки и стеклышки, а потом их проверяли. Хороши были привалы, где так вкусно поедались захваченные из дома бутерброды.
Летом, в теплую хорошую погоду, ходили на реку купаться. Купались обычно в районе пристани. Если было много времени, то ехали в зону отдыха, в парк Мира, что в Прилуках. От автобуса до парка надо было пройти через кладбище с громадными тополями, кричащими на них грачами и запахом свежей краски. Всегда замирало сердце. В парке было великолепно, а река особенно чиста. Неподалеку слышался стук проходящего иногда поезда.
Зимой ходили на лыжах или по замерзшей реке в сторону Прилук, или шли кататься в Кирики - Улиты. Маленькая деревушка, которую, кажется, так никогда и не видел, знаменита своей церковью, где любвеобильный Есенин в очередной раз, проездом, обвенчался опять же с очередной женщиной, ставшей ненадолго его женой. Чтобы попасть в Кирики - Улиты, надо было дойти до вокзала. Затем перейти через Горбатый мост мимо угрюмого, заросшего, старого кладбища с храмом, в котором говорят, когда-то случилось несчастье - обвалился пол второго этажа во время многолюдного праздника и погибли люди. Пройти на лыжах через большое поле, это уже за городом; и выйти, наконец, к лесу. Именно там, в лесу, нас и ждала награда - горки, с которых мы без устали катались, ловко заворачивая между елок. До темноты надо было вернуться обратно в город. Иногда, при ветре, в поле было ох как не сладко.
Вот так и прошло детство в домике, который уже сорок лет снится мне по ночам…