Мы ищем не кости, мы ищем людей

Александр Раков
Никто не забыт?..

…В фургон заглянул человек средних лет — крепкий, боевой с виду, одетый в камуфляж:

— Вы не меня дожидаетесь?

В руках у него граната.

— А вы Евгений Васильевич? Профессор Ильин?

— Я Ильин. Только доцент, с вашего позволения, а не профессор. Это ребята погорячились. Профессором я стану, когда закончу тут копать и результаты поисков изложу на бумаге. А вы, стало быть, из газеты?

И вот мы сидим с Евгением Васильевичем Ильиным, директором Центра изучения военной истории, доцентом исторического факультета СПбГУ, командиром студенческого поискового отряда «Ингрия»; перед нами безкрайнее, поросшее цветами поле, над нами высокое летнее небо… Место, где мы находимся, называется Синявинскими высотами. И как бы ни было здесь сейчас мирно, тихо, тепло, солнечно, — какая-то давняя, навеки впитавшаяся в воздух тревога всё же витает над землёй и сердце её чувствует. Земля помнит ад 1943 года, земля хранит в себе кровь всех, полёгших здесь, — никуда эта кровь отсюда не делась, она остаётся в этой земле, в этой траве…

— Видали, какую гранатку мы сейчас раскопали? Боец, видимо, пытался вставить в неё запал, да не успел… Самого солдата не нашли, а граната его — вот она. За 20 месяцев работы наша «Ингрия» отыскала 8465 взрывоопасных предметов. Это несмотря на то, что здесь с 1945 года прошло три сплошных разминирования! А ещё местные власти нанимали фирму «Искатель»: она здесь два года работала и нашла 10 тысяч гранат и прочего… И после них мы сдали 450! Но я думаю, что к 1 сентября мы и 10 тысяч найдём.

— И они по-прежнему опасны?

— Конечно, конечно! Обычно различают четыре степени опасности; четвёртая степень, самая высокая, предусматривает 10 взрывоопасных предметов (начиная с гранаты и кончая бомбой) на гектар. А у нас на гектар приходится 81. Вот и думайте!
­
— Гранаты гранатами, а людей-то здесь сколько ещё лежит?

— Это очень сложно сказать. Потери наши, цена Синявинских высот, — 25 тысяч человек. Но вы представьте себе это поле, каким оно было после войны. У меня есть немецкая аэрофотосъёмка: лунный пейзаж. После Победы здесь сразу стали проводить разминирование — сколько было при этом останков утеряно? Кто его знает! Далее, поле попытались ввести в сельхозоборот: военную технику выдернули из земли, окопы заровняли… Провели мелиорацию.

А в результате этой мелиорации останки растянуло по всей площади: здесь ты нашёл руку, здесь нашёл голову… Потом поле пахали. И представьте себе: от дороги до леса — сплошные кости: пальцы, ноги, руки… Сколько человеческих тел разрушено плугом, я не знаю. Но ведь и поисковые работы велись, и хоронили найденных бойцов в Синявинском мемориале… Сколько? Я могу только о своём отряде говорить. Мы здесь работаем 20 месяцев и за это время нашли свыше 700 человек. По-моему, неплохо.

— Как вы думаете, можно ли эту работу вообще когда-нибудь завершить?

— Кто-то там, наверху, сказал: мы должны к 2010 году найти последнего солдата. Глупости всё это. Скажем, возьмём Невский пятачок… Там люди идут слоями, и ты с каждым годом копаешь всё глубже и глубже. Если ещё в 2003 году мы находили «верховых» на глубине в 30 см, то теперь берём их с полутора метров. Очень здесь было кроваво. Очень. Был такой случай на Ивановском пятачке: человек у себя на даче решил посадить деревце. Ковырнул три раза землю — кости посыпались человеческие. Медальон вывалился. Позвонил нам, мы приехали. Хорошо, что он нормальный человек: разрешил свой участок перерыть. Мы подняли у него 45 бойцов и 8 медальонов — три оказались пустые, один сразу прочитали, остальные отдали в экспертизу. Оказалось, что это люди из знаменитой 6-й стрелковой дивизии Симоняка — там 142 человека числятся как без вести пропавшие. Траншея с костями уходит на другие дачные участки. Мы договорились с одной хозяйкой, что осенью, когда она соберёт картошку, то запустит нас. А другой хозяин заявил: мы-де 60 лет жили на костях и ещё столько же проживём. Вот такие дела: можно ли завершить когда-нибудь поиски?

— Вот вы говорите: кости, кости, останки, руки, ноги… А люди? Ведь это же люди были — каждый со своей судьбой… Вы в этом пытаетесь разобраться?

— А как вы думали? Мы людей ищем, а не кости. Вот, представьте себе: идём как-то по лесу. Я смотрю: сапог. Поднимаю — а рядом лежат останки. Тут же и медальон: старший сержант Ларин, кадровый военный, из Липецкой области. Стали искать родственников, нашли дочь. Жена недавно умерла и, по рассказам дочери, так до последнего дня всё и ждала какой-то весточки о муже. Не дождалась. Узнали мы, что сержанта Ларина ранило в начале войны и после госпиталя его отправили домой на долечивание. Возвращаясь на фронт, Ларин наказал жене: «Если теперь родится сын, назови Иваном. Если родится дочь — назови Тамарой». Вот Тамару-то мы и нашли, она нам всё это и рассказала. Часто приходится беседовать с детьми погибших солдат,  но я как-то всё не привыкну. Поручаю своим ребятам с ними говорить, а сам отхожу в сторону… Плакать хочется… Или вот: вы знаете, что в ноябре 1942 года медальоны были сняты со снабжения Красной Армии и вместо них введены красноармейские книжки. Количество без вести пропавших сразу резко увеличилось: книжки не хранились. Но нам повезло: здесь рядом одна траншейка идёт, и в ней мы в мае 2008 года нашли бойца с красноармейской книжкой. Слава Богу, что она у него лежала в бумажнике! Сохранилась отлично. Развернули, прочитали: Агашин Николай Иванович, красноармеец. Нашли сына его.

— Сколько примерно процентов найденных удаётся опознать?

— Раньше считалось нормой один к десяти. А мы на Невском пятачке отрыли 24 человека и на них 3 медальона — это отличный результат. На 45 человек на Ивановском пятачке мы нашли 8 медальонов — это тоже хороший результат. Изучаешь всё: ложки, котелки, кружки — всё, что солдат мог подписывать. И так бывает радостно, когда на котелке читаешь: Андреев А.А. И находишь потом: да, был такой Андреев А.А., 270-й стрелковый полк, наводчик (а мы его как раз и нашли у миномёта). Есть шанс, что найдём и его родственников. Обязательно с родственниками работаем. Приглашаем их в Петербург, с помощью нашего ректора находим жильё, город показываем…

— Те, кто здесь лежит, — они из одного места были призваны?

— Да что вы! На Невском пятачке мы нашли лежащие рядом медальоны татарина, украинца и русского из Ярославской области. Много на Невском пятачке казахов: порою и фамилии-то выговорить невозможно…

— Вы ведь и немцев находите…

— Находим. Вы же знаете, у нас действует Народный союз Германии. Как найдём немца, сразу связываемся с ними. Они приезжают, забирают останки и хоронят на немецком кладбище в Сологубовке. Ох уж эта Сологубовка… Побывал я там один раз… Больше не поеду никогда: слишком больно на это смотреть.

— Хочу у вас как у историка спросить… Бои на Синявинских высотах — это славная страница в истории Великой Отечественной? Или в большей степени кровавая, чем славная?

— Да, Синявинские высоты — это не Сталинград, не Курская дуга… Те победы изменили ход войны, а здесь… А здесь и победы-то не было. Наши штурмовали высоты весь 1943 год — и не смогли их взять. Но как судить о степени славы? Вы вообще представляете себе, какая была здесь немецкая оборона? Мы между собой называем это «Синявинский Измаил»: совершенно неприступная крепость.

Да была ли вторая такая система обороны на Восточном фронте? Траншеи полного профиля тянулись на 18 километров — вам это что-нибудь говорит? Кто это сказал: «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны»? Легко нам, прочитав до середины книжку чьих-нибудь военных мемуаров, возомнить себя верховным судьёй: «Этот советский генерал воевать не умел, тот воевать не умел, этот и вовсе дураком был, а тот — попросту мерзавец!..» Я всех таких судей приглашаю к нам в отряд. Когда покопаешься в этой земле, посмотришь на окопы, забитые русскими и немецкими трупами вперемешку, — и у тех и других в руках только сапёрные лопатки, — тогда понимаешь всю ярость здешних боёв. И если говорить о наших солдатах, воевавших под шквальным немецким огнём, в болоте, в окопах, доверху залитых ледяной водой, — то что тут скажешь? Герои, герои. Железные люди. Командование? Да нет, и командование здесь было по меньшей мере не хуже немецкого. В чём же беда?

Думаю, что в отсутствии по-настоящему подготовленных кадров. Ворошилов в те дни докладывал: «Главная причина неудач состоит в том, что нам необходимо время, чтобы подготовить солдат к ведению боевых действий в лесисто-болотистой местности.

Естественно, месяца будет недостаточно, но за месяц мы сумели бы сколотить подразделения и научить офицерский и командный состав элементарным боевым действиям в лесу». (Это я по памяти цитирую). Война была такова, что не давала возможности спокойно подготовиться к бою, и приходилось бросать в пекло необученных, необстрелянных солдат. Да, наши потери были велики. Но ведь и вражеские генералы с ужасом вспоминали потом, сколько немецкой крови ушло в эту «бездонную Синявинскую бочку». Много сил отняло Синявино у противника,

— А ведь эти силы можно было использовать на других участках фронта.

— Вы знаете, что в Ленинградском военном округе из солдат срочной службы был сформирован батальон, специально предназначенный для поисковых работ…

— Был сформирован, потом министр обороны издал приказ о расформировании 90-го батальона специального назначения, и я тогда был согласен с министром: этот батальон надо распустить. Но теперь он вновь существует, и, кажется, правильно. Сама идея, не спорю, хороша. Кого туда сначала набирали? Да тех, от кого спешили избавиться все прочие подразделения, — вот и думайте. Им дали в руки лопаты и приказали копать от рассвета и до забора, а поиск, военная история, судьбы солдат — это им как-то всё равно. Он копает, где приказано, а если нужно будет отклониться на 20 см, он этого не сделает: зачем? Приказа такого не было! Это первое. А второе: вы думаете, что стоит взять в руки лопату, и ты сразу станешь поисковиком? Сразу что-нибудь откопаешь? Нет, извините: тут тоже нужен опыт. Прежде научись хотя бы щупом работать! А они ходили с металлоискателями или миноискателями — это значит, что им была доступна глубина не более 20 см. А на глубине полтора метра — попробуй возьми миноискателем!.. И кроме того, по моей информации, там поначалу пошло мародёрство: стали продавать медальоны и прочие находки… Вот была славная идея: формировать этот батальон на основе поисковиков. Это очень хорошая мысль. Если батальон будет укомплектован хотя бы процентов на пятьдесят нормальными поисковиками, то дело пойдёт. Но и этого мало. По моим наблюдениям, те отряды, которые ограничивают свою деятельность одним копанием, быстро скукоживаются: или разбегаются, или скатываются к мародёрству. Нужно помнить о моральной составляющей: о поиске родных, об изучении истории, о работе с населением. У отрядов должна быть своя трибуна, чтобы они могли знакомить людей со своими находками.

— В последнее время интерес народа к поисковикам, как законным, так и «чёрным», очень подогрел фильм «Мы из будущего». Вы его смотрели? И каков же он на взгляд специалиста?

— Во-первых, я никогда не говорю «чёрные поисковики», «чёрные следопыты»… Зачем украшать этих людей такими романтическими определениями? Это мародёры, всего лишь мародёры, не более того. А фильм «Мы из будущего» я смотрел… Со смехом смотрел, как хорошую комедию. Чего там только не нагородили!.. Наши ребята смотрели его по нескольку раз — специально для того, чтобы выявить все ляпы: список у них составился пунктов на двадцать. Я всего сейчас не вспомню, но вот, к примеру: в начале фильма герои попадают в старый советский блиндаж, совершенно целый, только засыпанный сверху землёй. Это, знаете ли, нонсенс. Я сам на днях раскопал блиндаж, очень хорошо сохранившийся, — но зайти в него, как заходили во время войны, — это, простите, невозможно. Что ещё?.. Очень меня развеселили красноармейские книжки — подумать только! — с фотографиями. Это безподобно. Нет, фильм вопреки желанию его авторов вышел очень смешной. Смешной, но полезный. Если говорить о его главных героях, этих ребятишках-мародёрах, то они вышли очень узнаваемыми: да, именно такие парни, подкованные в истории, готовые сутки напролёт махать лопатами или насмерть биться с конкурентами, и составляют отряды мародёров. Верно и то, что некоторым из них порой надоедает это чёрное дело и они приходят в такие отряды, как наш. А вообще-то я рад, что этот фильм вышел на экраны: может быть, в результате людей, которые нас поддерживают, станет больше.

— Расскажите о вашей «Ингрии».

— Вот, видите нашу эмблему? Щит, разделённый на две половинки: белую и зелёную. Когда нас спрашивают, что это значит, я отвечаю: белая половина — зима, зелёная — лето, мы копаем летом и зимой. Не многие так могут. А что у нас за отряд? Молодёжь, студенты, главным образом из СПбГУ — со всех факультетов. Тут и историки, и журналисты, и психологи, и политологи… Это — цвет нашей молодёжи. Да, именно так. Нынешнюю молодёжь любят ругать… Но ведь и вас ругали, и нас тоже… А наши ребята — это в самом хорошем смысле элита: люди, умеющие работать, умеющие думать, любящие Родину, знающие её, работающие для неё. У нас не только парни: девушек мы тоже берём. Я ими очень доволен: они ведут поиск грамотно, и что мужской глаз не заметит, то женский не пропустит. Рядом с ними и парни подтягиваются, и ругани нет… Они умеют сглаживать обстановку.

— Скажите, Евгений Васильевич, какой своей находкой вы особенно гордитесь?

— Есть одна… Я ею не то чтобы горжусь, — просто она меня поразила до глубины души. Неподалёку отсюда мы нашли снайпера с винтовкой. По надписи на крышке котелка узнали его имя: Захаров Николай Васильевич, — но дело не в этом. В кармане у Николая Захарова была Библия — Новый Завет. Вы вдумайтесь… Он же снайпер… Его работа — убивать людей. Это не то, что во время боя палить в белый свет как в копеечку. Это планомерный отстрел, когда ты сам выбираешь жертву, целишься в неё, видишь, как она умирает… Пусть это и враг твой, и правда на твоей стороне, а всё-таки душе тяжело нести такой груз. И думаю я, что Николай Захаров словом Божиим пытался поддержать себя, укрепить свои силы. Поразительно. Мы пытались отыскать Захаровых, но что-то пока не удалось. А вообще-то мы часто находим людей с иконками, ладанками… Я не знаю, запрещали на фронте молиться или нет, но я знаю: верить никому не запретишь. Особенно на войне. И солдаты верили и молились. И сейчас, наверное, молятся за нас…
Вопросы задавал Алексей БАКУЛИН