Владимир Блеклов
Вездесущий Дантес. Сигнальная система. Граф Соллогуб.
1.
Итак, со ступором я вас только что познакомил через одноименный рассказ о летчиках. Ступор - это отключение мозга, пилота, при его перенапряжении. А начнем статью о Пушкине, пожалуй, вот с чего. Дадим, в начале, общее пояснение к тому, как я - Пушкина открывал, да и, почти одновременно, начал открываться, передо мною, и заговор царя Николая I против него. Начнем - с открытия тайного Пушкина. После же общего пояснения попробую дать вам, через отдельные разделы статьи, уже сам подход к конечной задаче и, разумеется, к самому разрешению её.
А открывал я, Пушкина, чрезвычайно тяжело. И открывался он, для меня, как-то внезапно и - отрывками или какими-то небольшими фрагментами. Что тоже было необычно.
Сколько раз я всё бросал, не перечесть! Но меня, почему-то, вновь тянуло – именно к нему. И я, как какой-то каторжник на цепи, который не может бросить свою работу из-за цепи, к которой он прикован! – всё начинал чуть ли не на второй день после своей клятвы, что брошу заниматься – именно исследованием биографии и творчества А.С. Пушкина.
Кстати, я занимаюсь, этим делом, даже сейчас. Свидетельство тому – хотя бы совершенно ещё свежие мои статьи на нашем сервере. Да и предлагаемая вам статья – тоже свидетельство тому.
Причем, чем больше я увлекался исследованием творчества поэта, тем с большим напряжением работало моё мышление (Вот здесь я соединяю мышление летчика - именно с мышлением человека!).
Более того, я стал думать, о Пушкине, чуть ли не ежечасно. Занимаюсь какими-то домашними делами и вдруг ловил себя на мысли, что тоже занимаюсь, мысленно, сравнениями, анализом и прочее, то есть занимаюсь именно исследованием.
А за пушкинской «Пиковой дамой» велась, выделю, и дурная слава: что некоторые люди сходили с ума, почему-то, именно из-за неё. Наверное, потому, что А.С. Пушкин в Заключение "Пиковой дымы" дал предложение: "Германн сошел с ума. ...". Да и к «точке кипения» мозга я тоже, порою, подходил!
Другими словами, я обнаружил, как пилот, что «точка кипения» может возникнуть, у человека, и при самом интенсивном мыслительном процессе индивидуума. Или при слишком напряженном мыслительном процессе, что – точнее! Что меня, конечно, тоже не радовало. Более того, я уже реально побаивался, что при таком напряженном исследовании можно влететь и в указанный, выше, ступор. А то и – хуже!
О ступоре, в который я всё же влетел, я надеюсь поговорить, с вами, в заключительной статье. Здесь же попытаюсь как-то закончить само пояснение к моему исследованию творчества А.С. Пушкина. А закончу, его примерно так.
Но, перед этим, замечу, что при исследовании биографии и творчества нашего Великого поэта, А.С. Пушкин сразу же «потребовал», от меня, чтобы я свои мысли, о его творчестве и биографии, заносил – на бумагу! Память у меня была хорошая, но я очень скоро убедился, что при исследовании Титана лучше заносить, свои мысли о его творчестве, именно на бумагу. Что мне значительно помогло хоть как-то, но, всё же, продвигаться именно по его произведениям.
И ещё одно, ещё не относящее к концовке моего общего пояснения. Когда я что-то начал открывать, в творчестве нашего Великого поэта, то я, как и многие, раза два воскликнул знаменитую пушкинскую фразу, которую он произнес при создании своего «Бориса Годунова»: «Ай да Пушкин, сукин сын!». Но решил, потом, заменить пушкинскую фразу - на более достойную для нашего Великого поэта.
Заменил, чтобы не обижать А.С. Пушкина даже мысленно, через его, тоже не менее знаменитое четверостишье: «О сколько нам открытий чудных Готовит просвещенья дух, И опыт, сын ошибок трудных, И гений, парадоксов друг». Стал читать, при каком-то открытии, первые две строчки четверостишья. Первые две пушкинские строки, соответствующие именно главной теме моего исследования: просвещению!
А концовка общего моего пояснения оказалась не только оригинальной, но и – неожиданной для меня. Уже держа в руках книгу «Самодержец и Поэты. Николай I – убийца Пушкина и Лермонтова», выпущенной издательством «Терра» в 1996 году, я вдруг осознал, что нахожусь, при своем исследовании биографии и творчества А.С. Пушкина, ещё чуть ли не в самом начале своего пути к нему!
И свидетельство тому, что после этой книги я создал - ещё двенадцать книг! Да и уже несколько, как вы уже знаете, новых статей о поэте и николаевском заговоре против него.
В следующем пункте статьи я попытаюсь приготовить для вас, как и обещал выше, выдержки с отдельных статей моих книг, которые и начнут продвигать, нас, именно к конечной цели предлагаемого вам, сейчас, небольшого сборника.
2.
Это самая трудная, для меня, часть предлагаемой, вам, статьи. И я её специально, к тому же, усложнил. Усложнил для того, чтобы ввести сведения, которые должны быть рассмотрена, я надеюсь, уже профессиональными пушкинистами. Пушкинистами, имеющими больший доступ к различным материалам и документам, в том числе, разумеется, и - к архивам.
А начнем, эту часть статьи, с объяснения её будущей структуры. Предполагаю, что я буду давать, в начале, какой-то первоисточник. И, после его выдачи, попытаюсь дать вам, в основном в послесловии, свое объяснение его или, хотя бы, некоторых его фрагментов.
Итак, начнем, с божьей помощью, и создавать статью. Только замечу, при этом, что какой-то хронологической или логической последовательности, в выдачи первоисточников, у меня, скорее всего, не получится именно из-за сложности предлагаемого вам, сейчас, материала. А начнем статью, пожалуй, со следующего.
3.
Попробую выбрать, для начала, самый простой, для меня, материал. Главную суть, его, я уже выделил в статье «Третья «ссылка» Пушкина» (Смотрите статью на моей авторской странице). В статье, в которой указал, что пушкинист С. Абрамович оказалась неправа, говоря о «последнем унижении поэта».
И уже там указал, в чем она оказалась неправа. А она оказалась неправой потому, что связала смерть матери поэта, в 1836 году, именно с желанием Пушкина – «избежать последнего унижения». С желанием поэта, по которому Пушкин, - якобы! – уже предвидел - свою смерть! Что, конечно, абсурдно.
Истинным же является следующее, которое опубликовано, кстати, на сайте пушкинского Михайловского или, к примеру, на сайте Святогорского Успенского монастыря. А на них имеется хотя бы следующие строки: «С XIX века обитель оказалась неразрывно связанной с именем Александра Сергеевича Пушкина. Живя в Михайловском, поэт приходил сюда на поклон могилам предков, памятью которых он свято дорожил, и в моменты творческих исканий» (Из сайта «Святогорский Успенский монастырь»).
Другими словами, в «храме и на просторе» у Пушкина идет не от предвидения своей смерти, о котором так уверенно говорит С. Абрамович, а именно: из почтения своих предков; из русской Истории (Монастырь упоминается в сравнительно древних летописях.); из творческих исканий поэта. И потому, что места, там, красивейшие!
Послесловие
Вот подтверждение, этому, взятое мною из письма Пушкина к жене (Смотрите «Собрание сочинений». Том десятый, с. 193. Изд-во «Художественная литература», Москва, 1962 год). Письмо Пушкина к жене за № 589 (около 20-го июня 1834 года). «Умри я сегодня, что с вами будет? Мало утешения в том, что меня похоронят в полосатом кафтане, и ещё на тесном петербургском кладбище, а не в церкви на просторе, как прилично порядочному человеку».
Вот таково ещё одно подтверждение против измышлений – даже пушкинистов. Не хотел Пушкин ни в 1834-м, ни в 1835-м, ни в 1836-м, на в 1837-м годах – умирать!
4.
А сейчас выберем в первоисточник мою статью на авторской странице «Откуда у Николая I монастырь?». Можете прочитать, её, самостоятельно. Главный же смысл, её, примерно следующий.
Николай I, с графом Нессельроде, тайно скрупулезно исследовали не только черновик «Пиковой дамы», - и сам оригинал знаменитой пушкинской повести! - но и отдельные предложения и, даже, отдельные слова пушкинского шедевра!
И, при своем исследовании, обратили внимание, что Чародей нашей словесности нанес тайный удар, по Екатерине II, и через захоронение, её, именно в монастыре! Вот факт: «Три дня после роковой ночи, в девять часов утра, Германн отправился в ххх монастырь, где должны были отпевать тело усопшей графини» (Смотрите начало пятой главы пушкинской повести.)! Поэтому Николай I и выбрал место захоронения Великого поэта, - которое держал втайне от общественности до последнего мгновения, именно в монастыре!
В данном случае – в Святогорском монастыре, в котором находилось: и кладбище предков поэта; и была захоронена А.С. Пушкиным, в 1836 году, мать поэта. Именно этими обстоятельствами царь Николай I и прикрыл свое очередное надругательство над уже мертвым Великим поэтом.
Послесловие
Послесловие же, к этой статье, я попытаюсь изложить, вам, примерно в следующем ракурсе. Ещё при опубликовании французским писателем Анри Труайя двух отрывков из писем Дантеса к барону Геккерну, у пушкинистов возникла жаркая дискуссия по многим вопросам, в том числе и по так называемой «сигнальной системе».
Системе, через которую Дантес и передавал Геккерну, в своих письмах, важную, для них обоих, информацию. Можете прочитать, об этой «сигнальной системе», хотя бы в статье Семена Ласкина «Дело» Идалии Полнтики».
Замечу, что я, в начале своего пути, пушкинисту С. Ласкину – не поверил. Опыта – ещё не было! Более того, когда делал уже общий анализ переписки Дантеса с Геккерном за 1835-36 годы, в книге «Исследование и материалы или «Тайное осквернение Гениев» (Смотрите её на моей авторской странице), тоже не особо настаивал – за наличие указанной «сигнальной системы».
Только практически в последних статьях, да уже и в книге «Заговор против Пушкина», стал прямо указывать, что Дантес и граф В.А. Соллогуб стали входить, в жизнь Пушкина, именно по тайной указке царя.
Вот, в качестве факта, хотя бы два отрывка из писем Дантеса, к барону Геккерну. Писем, в которых бравый и вездесущий кавалергард не только передает, Геккерну, что он «безумно влюблен в Н. Н. Пушкину» (Передает информацию ему через "самое очаровательное создание Петербурга" и через «её муж безобразно ревнив».), но и входит в дом Пушкина именно к главной дате николаевского заговора против поэта. Входит в дом поэта - именно к 27-му января 1836 года! И это прекрасно видно, кстати, по датировке этих писем, сделанных – самим Дантесом!
Но прежде чем дать вам отрывки из писем Дантеса, кратко выделим, что Дантес был - именно вездесущим кавалергардом! Что пушкинисты-щеголевцы тоже нам не выделяют, к сожалению. А это, - только в качестве небольшого примера-факта! – хотя бы следующие обстоятельства и эпизоды из его биографии, выделенные, нам, предыдущими поколениями пушкинистов.
Это, при самой безызвестности Дантеса и его семьи, тоже, кстати, не богатой: пожелание прусского кронпринца Вильгельма, Дантесу, послужить именно в России; вручение ему, от того же кронпринца, - через специального курьера, выделим! - рекомендательного письма; снабжение Дантеса – множеством рекомендательных писем к влиятельным лицам николаевского Петербурга; не случайность встречи его, с бароном Геккерном, в каком-то захолустном немецком городке; приезд его, с Геккерном, именно на пароходе «Николай I»; явно подстроенная встреча Дантеса, с царем Николаем I, у художника; к 27-му января 1834 года, - а это главная дата николаевского заговора против Пушкина! – облегченные экзамены при Военной академии; зачисление Дантеса, в 1834 году, в Кавалергардский полк; знакомство Дантеса, в 1834 году, с Пушкиным и с К.К. Данзасом, в ресторации Дюма: к 8-му октября 1834 года производство Дантеса, через указ царя, в корнеты; тайное сожительство, бравого кавалергарда, с «Супругою» (смотрите его письма к Геккерну), то есть с Идалией Полетикой; вход Дантеса, в дом Пушкина, к 27-му января 1836 года; Производство его, царским указом от 28-го января 1836 года, в чин «поручик». И так далее, и тому подобное.
Это я перечислил, всё, только в качестве примера-факта. Фактически же обстоятельств и эпизодов из жизни Дантеса – гораздо больше. Их просто следует отобрать, будущим пушкинистам, как из уже огромной пушкинианы, так и по многим другим материалам, напрямую касающихся гибели Пушкина от смертельного ранения его, Дантесом, на дуэли 27-го января 1837 года. В общем, сама работа, для будущих пушкинистов, уже только собирательная, а не исследовательская, к примеру.
А обозначенные, выше, отрывки из писем Дантеса, к барону Геккерну, уже перед вами.
5.
Отрывок из письма № 18.
Петербург. 20 января 1836 года.
Я поистине виноват, что не сразу ответил на два дружественных и забавных твоих писем. Но, понимаешь, - ночи танцуешь, утро проводишь в манеже, а после обеда спишь. Вот тебе моя жизнь за последние две недели. И мне предстоит вынести её ещё, по крайней мере, столько же, а, хуже всего то, что я влюблен как безумный.
Да, как безумный, ибо просто не знаю, куда от этого деться, имени её тебе не называю, потому что письмо может до тебя не дойти, но ты припомни самое очаровательное создание Петербурга, и ты поймёшь, кто это.
А всего ужаснее в моём положении то, что она тоже меня любит, видеться же нам до сих пор было невозможно, ибо её муж безобразно ревнив.
Отрывок из письма № 19.
Петербург. 2 февраля 1836 года.
Мой драгоценный друг, никогда в жизни я столь не нуждался в твоих добрых письмах, на душе такая тоска, что они становятся для меня поистине бальзамом. Теперь мне кажется, что я люблю её больше, чем две недели назад! Право, мой дорогой, это идея «фикс», она не покидает меня, она со мною во сне и наяву. Это страшное мучение: я едва могу собраться с мыслями, чтобы написать тебе несколько банальных строк, а ведь в этом единственное моё утешение – мне кажется, что когда говорю с тобой, на душе становится легче. У меня более чем когда-либо причин для радости, ибо я достиг того, что могу бывать в её доме (1), но видеться с ней наедине, думаю, почти невозможно, и всё же совершенно необходимо; и нет человеческой силы, способной этому помешать, ибо только так я вновь обрету жизнь и спокойствие. Безусловно, безумие слишком долго бороться со злым роком, но отступить слишком рано – трусость. Словом, мой драгоценный, только ты можешь быть моим советником в этих обстоятельствах: как быть, скажи? Я последую твоим советам, ведь ты мой лучший друг, и я хотел бы излечиться к твоему возвращению и не думать ни о чем, кроме счастья видеть тебя, а радоваться только тому, что мы вместе. Напрасно я рассказываю тебе все эти подробности, знаю – они тебя удручат, но с моей стороны в этом есть немного эгоизма, ведь мне-то становится легче. Может быть, ты простишь мне, что я с этого начал, когда увидишь, что я приберег добрую новость. Я только что произведен в «поручики» (2); как видишь, моё предсказание исполнилось незамедлительно, и я пока служил весьма счастливо – ведь в конной гвардии до сих пор остаются в этом чине те, кто был в корнетах ещё до моего приезда в Петербург.
Примечания Серены Витале
1. Таким образом, мы можем теперь более точно, чем раньше, - январем 1836 года, - датировать время, когда Дантес был принят в доме Пушкиных.
2. Дантес был произведен в поручики Кавалергардского полка 28-го января 1836 года. Во французской армии этот чин равнялся лейтенанту.
Послесловие.
Как видите уже и сами по двум последовательным письмам Дантеса, бравый и вездесущий кавалергард входит в дом Пушкина не в январе 1836 года (Как нам пытается втолковать итальянский профессор и рьяная защитница Дантеса Серена Витале!), а именно к 27-му января 1836 года. Ибо между 20-м января и 2-м февраля и стоит, как раз, 27-е января 1836 года!
Налицо и информация Геккерну, которую передает, будущий убийца Пушкина, именно через свои письма. 20-го января он тайно, то есть через специальную «сигнальную систему», сообщает, Геккерну, что начал, по указанию свыше, главную атаку на жену поэта с целью именно её компрометации. Сообщает через фразу «я влюблен как безумный». 2-го февраля тоже тайно сообщает, ему, - через фразу в письме «я достиг того, что могу бывать в её доме»! - что уже вошел – в дом поэта!
Так что «сигнальная система», о которой я говорил выше, не только налицо, но и – работает у этих двух мерзавцев, нанятых, царем Николаем I, именно для чернения и, потом, убийства русского Гения.
Кстати, ранее, то есть почти в начале своего исследования, я писал, что к обеим Геккернам информация сверху, то есть от царя через графа Нессельроде, шла - дозированная. Не отказываюсь я, от своего утверждения, и в настоящее время. Но уже с учетом важной поправки, а именно: скорее всего оба Геккерна нашли какое-то лицо при николаевском дворе, которое и вводило их обоих - в истинное положение дел именно по Пушкину.
6.
Вновь выделим (ибо это я уже выделил в книге «Заговор против Пушкина»), что примерно по такой же схеме вошел в жизнь Пушкина и граф В.А. Сологуб. А схема его ввода была, как вы уже знаете по только что названной книги, примерно такова. Держал пари, что надерзит Н.Н. Пушкиной. Н.Н. Пушкина пожаловалась - своему мужу. Результат - февральское 1836 года письмо поэта к графу с дуэльным вызовом. Кстати, вот это письмо, взятое мною их того же десятого тома.
Письмо № 685
Первые числа февраля 1836 года. В Петербурге.
Вы взяли на себя напрасный труд, давая мне объяснение, которого я у вас не требовал. Вы позволили себе обратиться к моей жене с неприличными замечаниями и хвастались, что наговорили ей дерзостей.
Обстоятельства не позволяют мне отправиться в Тверь раньше конца марта месяца. Прошу меня извинить.
Послесловие
Как видите уже и сами, и здесь схема ввода заговорщиками графа В.А. Соллогуба, в жизнь поэта, в главном – совершенно не отличается от схемы ввода заговорщиками, в жизнь Пушкина, именно его будущего убийцы: Дантеса!
Особенность же, здесь, тоже весьма примечательна. Надерзив Н.Н. Пушкиной, граф, по приказанию свыше, моментально был отправлен, царем, к месту его официальной службы: в Тверь. Отправлен с одной единственной, пока, целью: чтобы не произошел преждевременный, для заговорщиков, дуэльный контакт, его, именно с Пушкиным. Однако вернемся к двум письмам Дантеса, чтобы попытаться завершить разговор и по ним.
7.
А обращает внимание, во втором письме Дантеса, тот факт, что он, несмотря на большое количество взысканий по службе, - смотрите книгу «Дуэль и смерть Пушкина» П. Щеголева! – именно по указанию свыше – получает чин «поручика»! Вот выдержка из его письма, подтверждающая именно это обстоятельство: «Я только что произведен в «поручики» (2); как видишь, моё предсказание исполнилось незамедлительно, и я пока служил весьма счастливо – ведь в конной гвардии до сих пор остаются в этом чине те, кто был в корнетах ещё до моего приезда в Петербург».
А важное, в этом письме, заключено во втором примечании Серены Витале. Вот оно, перед вами: «2. Дантес был произведен в поручики Кавалергардского полка 28-го января 1836 года». Ибо именно через это примечание высвечивается у Дантеса, во втором его письме, 28-ое января! 28-е января, как вы уже знаете по моим книгам и свежим статьям: и как запасной, для заговорщиков, день дуэли Дантеса с поэтом; и как, что тоже важно, дата смерти Петра Великого: 28-го января 1725 года.
Так что Дантес, через указание о получении «поручика», тайно даёт знать, барону Геккерну, о положительном отношении, к нему, лично императора Николая I. Сам же императорский указ от 28-го января 1836 года, который легко обнаружила профессор Серена Витале, говорит о следующем. Указ царя говорит о том, что царь Николай I помнит, именно через издание своего указа по Дантесу, о том, что Пушкин построил «царственную линию» своей тайной «Пиковой дамы» (Смотрите мой очерк-книгу «Пушкин – бичеватель царей!».) и на дате смерти, Петра Великого, 28-го января 1725 года.
Вывод же здесь, по названным письмам Дантеса, однозначен: «сигнальная система» между Дантесом и Геккерном – реальна! Не менее важен и второй вывод: Дантес и, особенно, барон Геккерн, - как находящийся в отъезде! - знали о своем предназначении в николаевском заговоре против Пушкина. И были в курсе многих событий, происходящих: как вокруг поэта, так и вокруг всех трех сестер Гончаровых.
8.
А раз знали, то пусть мне помогут - профессиональные пушкинисты, у которых возможностей по исследованию больше, чем у меня, исследовать и ещё одно письмо Дантеса к барону Геккерну. Письмо, которое датируется, самим Дантесом, тоже числом 28-мь! Как вы увидите, датой 28-го декабря 1835 года.
Не забыв при этом, разумеется: и присвоение царем Пушкину, изустным извещением, «камер-юнкера» 27-го декабря 1833 года; и только что указанное 28-го января 1836 года с присвоением, Дантесу, чина «поручик». Да и уже большой материал, у меня, и по другим обстоятельствам: как по тайному наследию нашего Великого поэта, так и по николаевскому заговору против него, практически разбросанный, у меня, по многим книгам и статьям.
И чтобы не забыли при исследовании только что указанных вопросов, уже, и только что обозначенное письмо Дантеса от 28-го декабря 1835 года. Письмо, в котором так и сверкает – именно монастырь! На то, что он – женский монастырь, обращать внимание, наверное, не стоит. Ибо здесь, в реально существующей «сигнальной системе» Дантеса с бароном Геккерном, главное – именно слово «монастырь»!
Монастырь, который тайно выделен, Пушкиным, в пятой главе его «Пиковой дамы». И монастырь, который уже тайно готовился, Николаем I, именно для нашего Великого поэта.
Кстати, в этом письме уже прямо указана, Дантесом, и "пушкинская сторона" или - пушкинский край. Пока - только в общем направлении. В общем направлении через фразу Дантеса, в письме, что женский монастырь находится в окрестностях Новгорода. Что, уже, сравнительно недалеко - до Святогорского монастыря! Вот эта фраза Дантеса: «В окрестностях Новгорода есть женский монастырь». Само же письмо, Дантеса, уже перед вами.
Отрывок из письма № 16.
28 декабря 1835 года.
Едва не забыл рассказать историю, которая составляет предмет всех рассказов в Петербурге вот уже несколько дней; она поистине ужасна, и, захоти ты поверить её кое-кому из моих соотечественников, они сумели бы сделать из этого славный роман. Вот история: в окрестностях Новгорода есть женский монастырь, и одна из монашек на всю округу славилась красотой. В неё безумно влюбился один офицер из драгун. Помучив его больше года, она согласилась, наконец, его принять, с условием, что придет он в монастырь один и без провожатых. В назначенный день он вышел из дома около полуночи, пришел в указанное место и встретил там эту монашку, она же, не говоря ни слова, увлекла его в монастырь. Придя в её келью, он нашел превосходный ужин с самыми разнообразными винами. После ужина ему захотелось воспользоваться этим свиданием наедине, и он стал уверять её в величайшей любви; она же, выслушав его с полнейшим хладнокровием, спросила, какие, какие доказательства своей любви он может дать. Он стал обещать все, что приходило в голову, - среди прочего, что, если она согласится, он похитит её и женится, - она же отвечала, что этого мало. Наконец офицер, доведенный до крайности, сказал, что сделает все, чего она не попросит. Заставив его принести клятву, она взяла его за руку, подвела к шкафу, показала мешок и сказала, что если он унесет его и бросит в реку, то по возвращению ему ни в чем не будет отказа. Офицер согласился, она выводит его из монастыря, но он не сделал и двести шагов, как почувствовал себя дурно и упал. По счастью, один из его товарищей, издали шедший за ним, тотчас к нему подбежал. Но было слишком поздно: несчастная отравила его, и он прожил лишь столько, чтобы успеть, обо всем, рассказать. Когда же полиция открыла мешок, она нашла в нем половину монаха, жутко изуродованного. Монахиню сразу арестовали, а сейчас идет суд, видимо, он не будет слишком долгим: не пойди товарищ за этим беднягой, оба преступления остались бы безнаказанными, ибо плутовка все прекрасно рассчитала.
Прощай, мой драгоценный друг, целую тебя в обе щеки и желаю счастливого Нового года, хотя это и лишнее, ведь я только что прочел в письме сестры, что ты отменно себя чувствуешь. Преданный тебе Дантес. Петербург. 28-го декабря 1835 года.
Послесловие
Кстати я, в ещё не опубликованной в Самиздате книге «Пушкинские тайны», даже создал, при первичном анализе писем Дантеса к барону Геккерну за 1835-36 годы, небольшой рассказ. И назвал его, тогда: «Дантес – писатель!». Поэтому именно это письмо Дантеса – и врезалось в мою память.
Вот, хотя бы кратко, именно о вездесущем Дантесе и тоже появляющемся «вовремя», в жизни Пушкина, графе В.А. Соллогубе.
Ну а сейчас я сделаю попытку дать, вам, именно пушкинские «карты»! Дать, вам, именно пушкинские «карты»: «тройку, семерку и туза»! Тем самым я уже начинаю связывать-завязывать, перед вами, и слово «туз», тоже специально выделенный, мною, в начале небольшого моего статейного сборника о поэте.