7. Ступор - смертелен для лётчика! В. Блеклов

Владимир Блеклов
                Владимир Блеклов
                Ступор!
                (рассказ)

                1.
             Начнем эту историю, пожалуй, со следующего. Я, как вы знаете, летчик. А профессия, эта, очень своеобразна в том отношении, что даже ум, летчика, порой «вскипает»: при пилотаже! Ты живешь – в мгновении! И эти мгновения, порою, очень и очень опасны. Причем элементов полета, с таким мощным напряжением ума летчика, достаточно много даже в обычном полете.
             Приведу вам, здесь, хотя бы такой пример, из ВОВ, именно по «вскипанию» мозга у пилотов. Почти все вы смотрели, к примеру, фильм Быкова «В бой идут одни старики». Прекрасная, кстати, картина. Но в ней опущены - многие подробности! И это – не вина Быкова и как артиста, и как автора этого фильма. Просто передать это «вскипание» мозга, у летчика, ещё недоступно для кинематографа.
             Возьмем, для примера, воздушный бой между гитлеровскими и русскими истребителями, показываемый, Быковым, именно в этом фильме. Мат-перемат, конечно, опустим. Не он отражает саму суть воздушного боя той эпохи. Да и своеобразную терминологию летчиков в воздушном бою той эпохи.
             Кстати, матерились, в этих боях, все: и гитлеровцы, и русские, и французы, и американцы с англичанами, и, даже, японцы. Мат, это, собственно, словесное выражение «вскипания мозгов», у пилотов всех национальностей, именно при ведении, ими, воздушного боя. И это воздушное... "поле брани"!
             Главное же – сам процесс ведения этого боя, в котором мозг, летчика, и находится на пределе «вскипания». Или в таком же состоянии мозг летчика находиться, к примеру, когда его самолет, подбитый врагом, беспорядочно вращается, падая - в жуткую бездну. И пилот этого самолета, уже реально видя смерть свою, все же до последней секунды борется – именно за свою жизнь!
             Современный воздушный бой, истребителей, совсем, разумеется, иной. Иной потому, что может производиться даже, если учесть большую дальность ракет «воздух-воздух», не в визуальном контакте противников друг с другом.
             Но и там, поверьте мне, эмоций и опасных мгновений вполне хватает для того, чтобы мозг пилота подходил к «точке кипения», то есть подходил – именно к пределу своей работоспособности. Что стоит, к примеру, уход истребителя: или от ракеты, пущенной с земли; или - с истребителя противника.
             В общем: «Мама, не горюй!». И жизнь – прекрасна! Другими словами, стоит за неё бороться – до последней секунды до насильственной смерти своей в виде взрыва о Землю.               
                2.
             Итак, друзья, жизнь прекрасна и – удивительна! Потому и решил побаловать вас, как бывший  небожитель, - всё-таки более ста суток я провел в небе! – еще одним рассказом о летчиках. Кстати, и предлагаемый вам рассказ, как и только что изложенный выше, тоже будет иметь отношение к заговору царя Николая I против А.С. Пушкина. А начнем его с небольшого продолжения нашего первого рассказа: рассказа о «точке кипения», как вы уже знаете, мозга летчика.
             А подход к этой точке тоже, между прочим, опасен для пилота. Ибо можно впасть – в ступор! Даже не знаю, правильно ли я обозначил это выражение. Но у летчиков есть, в их своеобразной лексики и терминологии, и расшифровка его. Выражается фразой: «Глаза – нейтрально, мозг – законтрен!». Другими словами, мозг летчика может вдруг, внезапно, и отключиться - при перенапряжении его!
             И такой случай у меня, в летной практике, был! Попробую обрисовать его, вам, хотя бы коротко. После того, как Хрущев нанес сильнейший удар по авиации в миллион двести человек, стала потом ощущаться - острая нехватка лётного состава. И генералы наши, недолго думая, набрали молодежь с различных институтов, в том числе даже с лесотехнических учебных заведений. Это - «понравилось» летчикам! И они, в отместку, прозвали, их, «лесорубами»! Молодежь, конечно, не была виновата в этой остроте!
             А вот один из «лесорубов», который попал в мой экипаж, меня, - и экипаж! – чуть  не убил. И именно из-за того, что вошёл в названный, выше, ступор! А, в  общем, дело было так. Он, чуть-чуть освоившись в элементарных, для летчиков, элементах полета (горизонтальный полет, набор высоты и снижение) стал канючить у меня, чуть ли не каждые день: «Командир. Дай – взлететь!». Ну и я, по доброте своей душевной, как-то и дал ему попробовать, себя, именно в элементе «Взлет»! Вот тут-то он нас чуть и - не убил!
             А был он парень – под метр девяносто! Так вот, на взлётной полосе я вывел обороты, держа самолет на тормозах, на взлетный режим. Ну и говорю ему спокойно: «Если готов, взлетай!». А о взлете самолета я ему уже много раз рассказывал, перед этим злополучном взлетом, именно что и как надо делать в процессе разбега самолета по взлетной полосе. Да и сам он, будучи правым летчиком, видел, как работает левый летчик на взлёте.
             Но одно дело рассказывать и даже показывать, а другое дело что-то исполнить, в авиации, самому. Так вот, он говорит мне: «Я готов к взлету». Я ему говорю: «Возьми тормоза». Он отвечает: «Взял». И вдруг я вижу, что он: набычился, как-то! Надулся! Покраснел - до невозможности! В общем, вошел именно в ступор: "Глаза – нейтральны! Мозг – законтрен"!
             А он – отпустил тормоза! Вот тут-то у меня и началась самая свирепая, в моей практике, борьба за жизнь! До сих пор помню её хорошо! В начале, ещё через тормоза, я как-то заставлял самолет идти по прямой линии. Но, когда воздушные рули стали эффективными, оказалось, что он, в ступоре, всё зажал – намертво! Я - туда, сюда! Бесполезно! А самолет уже начинает подходить к правой стороне взлётной полосы!
             Тогда я молниеносно приготовил свою правую руку – для удара (Смотрите мою фотографию на авторской странице!)! И, как-то изловчившись, - до сих пор не пойму: как! – вдарил ему по лицу или в горло, изо всей силы, тыльной стороной ладони! И он – обмяк! И – перестал держать все рули – мертвой хваткой. А я – все-таки удержал самолет на взлетной полосе! И мы – взлетели! Другими словами, мы, то есть я и экипаж, остались – живы! Вот что такое ступор - для летчика! Это, практически, неминуемая смерть! 
                3.
             Ну а сейчас начнем постепенно приближат, всё-таки, именно к Пушкину. И тоже -  через рассказ о летчиках. Начнем с того, что Пушкин мне, как поэт, нравился с детского возраста. Особенно я восхищался, еще в детстве и в школьные годы, его строками: Под голубыми небесами, Великолепными коврами Блестя на солнце, снег лежит. Или: Мороз и солнце День чудесный! И так далее.
             Восхищался потому, что сам видел всё пушкинское -  именно зимой. А они тогда были – снежными. И, при морозах, солнечными. Видел и, уже сравнивая, восхищался как пушкинской точностью, так и поэтичностью его строк, да и многих стихотворений.
             А вот в Святогорском монастыре я - ни разу не был. Кто-то, из рецензентов, даже подметил это. Но здесь, у меня, вновь появляется - именно авиация! И вот в каком отношении. Между городами Остров и Опочка, почти как раз по пушкинским местам, у нас проходил коридор для полета на малых и предельно-малых высотах. И он шел, по направлению:  или на Вышний Волочек; или же на Ржев. Точно, уже, не помню.
             Так вот, мне запомнилось, что названные полеты, днем, почему-то проходили при солнечной погоде. И представляете, какая красота – тогда открывалась! Холмистая местность (холмы от ста до двухсот метров), покрытая зелеными лесами, яркое солнце, которое все краски природы делает - ещё более сочными.
             Ну как настоящая сказка. Это даже не полет старика Хоттабыча, с Волькой, на ковре-самолете, а нечто более романтическое. В общем, дух захватывает от такой красоты. Поэт-бард Владимир Высоцкий назвал такие места – «воздушными местами».
             Я хотя и был всегда занят пилотированием самолета, но тоже бросал взгляды вниз, на землю. И весь экипаж знал, разумеется, что это – именно пушкинские места. И знал, экипаж,  какие ожесточенные и кровавые бои были над пролетаемой, нами, местностью.
             Вот из-за этих красот, нашей Родины, и патриотизм возникает. Да и Пушкина я начал – подчитывать. Разумеется, ещё даже и не подозревая, при этом, что стану исследовать – именно его творчество.
             Ночью же, полеты на малых и предельно-малых высотах, уже совсем другие, ибо уже знаешь: и о холмах, и о болотах, и о бесконечных лесах и озерах этой местности. В общем, ночью, экипажу, не до лирики. И он, весь, настороже. Ибо при отказе обоих двигателей сразу же следует, пока скорость большая, набор высоты. И, в верхней точке, катапультирование экипажа. Местность-то - холмистая, лесистая и сесть - просто негде!  Однако продолжим разговор именно о ночных полетах на малых высотах. И единственное, что здесь несколько радует, это когда видишь освещенные населенные пункты.
             А при полетах над морями – летчики и этого не видят! Пилотирование самолета происходит – только по приборам. Ночь. Всё – темно и - черно! 
            Чуть увеличишь освещение приборной доски лампами ультрофиолетого облучения (УФО) – возникает, на фонаре, световой экран от светящихся, под воздействием УФО, многочисленных приборов на огромной приборной доске летчика. Уменьшишь освещение приборной доски: впереди – снова темнота и чернота!
             И начинаешь вспоминать генералов недобрым словом: "Чтоб вас Бог перебрал!". Ибо находишься, в этом полете, как у черта на куличках. Хотя понимаешь, умом, что "трудно в учении, легко в бою"!
             Кстати, мы с этим словом, словом чёрт, ещё встретимся в наших дальнейших рассказах о Пушкине и заговоре царя Николая I против него.
             А в таком ночном полете, над морем, темнота и чернота! Жуть, да и только. Летишь и как негру - в задницу смотришь! Остряки такие полеты примерно так и называли: "Пилотируешь как у негра в заднице!".
             Да, в общем, весьма тягостный, для экипажа, полет. Поэтому когда подходишь к рубежу набора высоты и, потом, взмываешь тысяч до девяти-одиннадцати метров над матушкой Землей, то жизнь вновь становится – прекрасной!
             Кстати, пушкинские места ночью, с большой высоты, тоже красивы. Если хорошая видимость, у летчиков есть выражение «миллион на миллион», то летчик с большой высоты видит, светящиеся ночные города, на расстоянии до 150 километров.
             Да, красивые, всё же, пушкинские места! Был я и под Великим Новгородом, в городе Сольцы; был, часто, в эстонском Тарту. Прилетал, в эти места:  и в «белые ночи», и зимою.
             Кстати, по февраль, в то время, были видны, пилотам, даже северные сияния. Почему-то они, в то время, были многочисленными.
             Вот примерно так авиация связала, меня, именно с Пушкиным, да и с его творчеством связала, как оказалось. В следующей статье я  начну направлять, свои помыслы, уже именно на выбранную, мною, тему.