"А У ВАС, МУЖИКОВ, ОДНО НА УМЕ!
ШО ПО ТУ СТОРОНУ ДНЕПРА, ШО ПО ЭТУ!"
(Правнучка Солохи - Лина-Ярина Жимолость).
*** Последний день перед рождеством прошел. Зимняя ночь наступила. Тиха, величава и торжественна украинская ночь. Тьма мутнела бесчисленными огоньками хат, поскрипывала калитками, воротами и снегом под подошвами валенок. Платиновый рог месяца важно поднялся на небо - посветить добрым казакам, парубкам и девахам, да и всему православному миру, чтобы было весело и радостно колядовать! Мороз крепчал. И его скрып был слышен за полверсты...
Худощавый кум с интересной фамилией СКОРОДУМ выходил из шинка расстроенный и не в духе: шинкарка Фрося, истинная дщерь вавилонская, не хотела давать ему в долг! Размышляя о падении нравов и о деревянном сердце жыдовки, продающей вино, кум с горя побрел куда глаза глядят.
А навстречу ему идет всем известный - аж до самого Нежина - ткач Шапуваленко.
- Здравствуй,Остап! - Сказал, остановившись ткач, потому как разойтись в узком проулке было решительно невозможно.
- Здравствуй!- Отвечал ему хмурый кум.
- А куды идешь?
- А иду - куды ноги несут!
- А что ж ты, Остап, такой невеселый?
- Проклятая шинкарка не хочет давать в долг!
- Да ты шо! Такому порядочному человеку - и жыдовка не верит?!
- Представь, как велико падение нравов у когда-то боголюбимого народа! А на улице как назло ни одного порядочного человека! - Остапа понесло. Ему хотелось излить душу. - А погода, сам видишь, такая, что хуже не бывает!
Ткач угрюм, суров с виду и не любит много говорить. Давно еще, очень давно, когда блаженной памяти царица матушка Екатерина Великая ездила в гости к своему дражайшему посланнику князю Григорию Потемкину, выбрала она ткача среди сотни прочих добрых казаков в провожатые.
И с той поры выучился он разумно и долго молчать, говорить лишь по мере необходимости. Он любил прикинуться глухим, особенно если услышит то, что ему и вовсе бы не хотелось слышать!
Но кум давно знал Шапуваленка и хорошо изучил все его увертки.
И потому здраво рассудил, что вдвоем легче завалиться к кому-нибудь в гости.
Осталось только уговорить ткача.
Божественная ночь!
В небесах торжественно и чудно, Чумацкий шлях будто кто-то песком до блеска натер - так ярко и радостно светится он. Звезды перемигиваются в недосягаемой высоте самыми разными цветами.
В такую чудную ночь хочется долго гулять - душа зовет на простор!
Где-то далеко тепло, призывно и приветливо светятся узенькие окна хат, а здесь хрустит под ногами слежавшийся снег да светит игривый серебристый месяц.
- Что за жизнь пошла?! - Продолжал деланно возмущаться кум, изредка поглядывая на невозмутимого ткача. - Дожили, неча сказать. В хате шаром покати! Дай думаю, пройдусь по улице, может встречу кого...
И он важно замолчал, припоминая, какая славная была попойка у дьяка в новой хате! У него аж скулы свело от приятных воспоминаний.
Мороз крепчал. Как очарованное дремлет село. Где-то далеко слышится здоровый детский смех, прерываемый звонкими девичьими песнями. Парубки гуртом гоняются за девками, а те сначала дико визжат, а потом звонко и раскатисто хохочут.
Да, в такую ночь заснуть решительно невозможно!
Месяц все так же лениво плывет в темно-синем небе. Мороз пробирает до костей. Ноги начинает покалывать!
Кум разошелся не на шутку - становилось дурно от одной мысли, что ему придется в такую божественную ночь возвращаться домой голодным и совершенно трезвым!
- И некому меня, горемычного, утешить! - Кум сделал вид, что смахивает рукавом непрошенную одинокую слезу. При этом задевает свою тощую бороденку, к которой давно не прикасался обломок косы, им обыкновенно многие хуторские мужики бреют свое лицо за неимением бритвы.
- Да, - отвечал наконец ткач, - был бы сейчас тут какой-нибудь наложной дворянин. Он бы тебя утешил и угостил бы осьмухой да еще гречаников на дорогу бы дал...
- Да, брат, - молвил в ответ ему Остап, - в наше время перевелись порядочные люди! Вот все село прошел, а ни одного такого не встретил! Представляешь?!
И он уставился на собеседника, прожигая его взглядом.
- Как это перевелись?! - Взвился ткач Шапуваленко. Он помнил, да и многие казаки еще не забыли, как матушка Екатерина придирчиво выбирала казаков, отдавая предпочтение людям скромным, умным и порядочным, о чем потом не раз рассказывали сами казаки, которым посчастливилось сопровождать царицу в ее долгом походе. - А я что - уже не порядочный? Да меня сама матушка царица Екатерина Великая приметила!
Ткач разошелся не на шутку - видно, Остап сыпанул соль на свежие раны.
Кум наконец понял, что хватил лишку в своем страстном и навязчивом желании согреться и начал неуклюже оправдываться.
Но уязвленный ткач и слушать ничего не хотел!
- А ну ходим ко мне в хату! Я тебе покажу, какой я! - Ткач разгорячился, при этом поправил свой пояс, перехватывающий плотно его тулуп, и сжал в руке кнут, грозу докучливых хуторских собак. - Нет, понимаешь, во всем хуторе порядочных людей?! Я те покажу! Я, может, самый порядочный! Только кто это оценит?!
- Да неудобно как-то, - начал для порядку отнекиваться кум, - и у тебя дома может быть супружница! Та еще кочерга. Еще браниться начнет! А то и, чего доброго, ухватом угостит...
- Жинки дома нет, - горячо отвечал ткач, - я так думаю, что она с молодухами да девками проколядует до утра, а мы с тобой спокойно проведем время...
- Все одно как-то неудобно! - Начал тянуть кум.
- Сделай милость, добрый человек! - Ответил ему жалостливо ткач. - Не откажи!
- Ну, как не уважить хорошего человека?!
- Ну так в чем же дело?! - Ткач потянул за рукав кума. - Я ж не варнак и не чернокнижник, чтоб пить один, да еще в такую славную ночь. Да и не такой я старый, как Толстый Пацюк, что всегда жрет и пьет один. Потому как встать и прогуляться по улице ему лень. А мне старый казак Чуб недавно такого чудесного настою из Нежина привез, что мертвого оживит...
- Настою из Нежина?! - Аж дух захватило.
- Ну да! Чтоб б мне вареником подавиться, ежели вру!
- Ну разве ненадолго загляну, чтоб хорошего человека не обидеть! Заодно и попробую твоего знатного табачку, о чем пол-хутора неделю гуторит...
Настой и вправду был хорош, к тому же на столе как по волшебству оказались вареники с творогом в сметане и чудесные хрустящие соленые огурчики, так что после третьей чарки стало вдруг за столом два ткача. Сидят и подмигивают!
Кум глянул сначала одним глазом, потом другим, как шкодливый кот или драчливый петух, но за столом упорно сидели два ткача!
- Пора завязывать, - подумал кум и начал прощаться...
Выйдя на улицу и не найдя месяца (его уже сперла проклятая ведьма),
кум потерял ориентацию и потому начал думать - куда идти?
Долго он думал, но так ничего умного и не придумал!
Помнил только, что встретил ткача далече отсюда,
а вот где именно, вспомнить так и не смог.
Глянул на небо - там месяца не было!
- Что за черт?! - Сам себе сказал кум. - Чудеса твои, Хосподи! То два ткача, то ни одного месяца! И выпил я вроде немного, всего три чарки!
Правда, чарки те были, что у старого запорожца Пацюка кулак, но кум благоразумно умолчал о таком несущественном уточнении! Постоял еще немного - а вдруг появится какой-нибудь хороший и трезвый человек и укажет ему дорогу.
Но добрые люди сидели в это время по теплым хатам, а парубки и девки визжали и хохотали совсем в другой стороне.
Кум плюнул с досады и пошел прямо по улице -
в надежде, что она куда-нибудь его выведет.
А тут Черт (после порки, устроенной ему треклятым богомазом и кузнецом) как назло начал снегом швырять и поднял на улице такую метель, что кум поневоле начал бросаться из стороны в сторону. И вскоре понял он, что уже не идет, а ползет. И вот нет у него уже ни капелюха, ни валенок, ни варежек.
- От вражий сын, - сказал кум, вставая на ноги, - завел же меня хвостатый Черт знает куда! И вот теперь попробуй сыщи дорогу в такой сплошной темени!
И тут умная мысль пришла ему в голову:
- Надо постучать в дверь первой попавшейся хаты, и меня пустят переночевать или хотя бы отогреться! Не пропадать же доброму христианину в ночь перед рождеством?! Обидно будет, да и несолидно, замерзнуть. Весь хутор потом смеяться будет. Не, надо попроситься на ночлег! Добрые люди еще не перевелись на свете...
И обрадованный такой радужной перспективой, кум разом повеселел и начал молотить руками и ногами в первую попавшуюся дверь.
- Кто там? Кого нелегкая принесла? - Закричала ткачева теща, услышавши шум, производимый протрезвевшим кумом. А он никак не мог припомнить ее фамилию. И потому стучал, не называя хозяйку ни по имени, ни по фамилии.
- Да це я! Открывай, бабка!
- Хто ты такой? И чего таскаешься по ночам? - Бабка отвечала грубо.
- Остап! Твоего зятя приятель. Ткача Шапуваленка. Хто ж еще!
- Да мало ли вас тут по ночам шляется. И все прикидываются приятелями...
- Открывай, старая! Замерзаю!
- Пошел, пошел туда, откуда пришел! - Суровый голос был неумолим.
- Открывай,а то дверь вынесу!
- Не вынесешь, она у меня дубовая! Спасибо зятю!
Кум стучал в дверь сначала кулаками, потом ногами. Бабка не открывала.
Кум от отчаянья начал бить в дверь головой! Проклятая старуха и на это никак не реагировала. Злость стала одолевать кума. Под кожух начал залезать морозец и ноги начало покалывать. А здоровый и задорный смех девчат только злил его!
- Вот замерзну, - кум начал понимать, что если не разжалобить проклятую старуху,то придется и вправду ночевать в сарае в обнимку со свиньями, - а тебя черти на том свете в котле варить будут или на сковородке жарить, что ты позволила замерзнуть молодой душе! - Начал стращать старуху кум.
Бабке неохота вылезать из теплой постели, но и чертей она боится.
- Все, замерзаю! - Простонал кум, видя, что проклятая старуха, как и шинкарка, имеет деревянное сердце и железные нервы.- Скажи отцу Кондрату, чтоб сотворил панихиду по моей грешной душе! Сорок лет, молодой еще, а по воле злой старухи преждевременно покидать этот свет приходится...
- Знаю я вас, мужиков!! - Отвечала из-за двери старуха. Имя отца Кондрата подействовало. - У вас, мужиков, одно на уме. Шо по эту сторону Днипра, шо по ту!
Сначала погреться, потом водицы испить. Потом борща поесть, а после на бабку залезть, как будто вам молодух мало!
- Да о чем ты говоришь, бабка?!
- Да уж знаю! Не раз проверено. Как будто вам молодух мало!
- Замерзаю! Какие молодухи? - Взвыл кум.
- У вас ни стыда, ни совести. Иди, мил человек туда, откуда пришел!
- Какой стыд, какая совесть, когда мил человек замерзает! Тебе сколько лет?
- Седьмой десяток недавно начался...
- Да тебе о душе надо думать, а не о ...!! - Он замолчал, придумывая слово пообиднее, но мороз начал донимать всерьез. Пальцы на ногах закоченели.
Старуха не отвечала. Но и дверь не открывала!
- Ну бабка, - разозлился Остап, потирая уши и нос, - гореть тебе в гиенне огненной! С твоим деревянным сердцем пылать ты будешь ярко. Прощай! Не поминай лихом доброго казака! Встретимся на том свете, а на этом, видно, больше не гулять моей грешной душе...
Бабка испугалась и открыла дверь. Остап с трудом перелез через порог хаты и подполз поближе к печке, где яростно гудел огонь. Огромный черный кот с белой грудкой спрыгнул с печки и перешел на кровать к хозяйке.
- Ишь какой прыткий! - Простонала бабка. - Кота моего напугал,
знать, с нечистой силой знаешься...
- Да бог с тобою, бабка! - Простонал Остап, с трудом разминая замершие члены свои. - Еле душа в теле! Сама видишь, ноги не держат!
- Говори, говори, - продолжала бубнить старуха, - а кот-то мой не ошибается!
На что пришелец не нашелся что умное сказать и лишь тяжко вздохнул...
Через час он совсем отогрелся, еще через час разогнул уставшие свои члены, встал, прошелся по комнате и сел за сосновый, добела выскобленный стол.
- А что, мамаша, борщеца бы мне твоего наваристого отведать и узнать, добрая ли хозяйка тут живет! И чему научили ее родичи, отец и мать...
- Да бери, вон там чугунок стоит, окаянный! И откуда ты на мою голову свалился?! А говоришь, Кот ошибся! Нет, Мой Захар чужого человека сразу распознает!
Навернул кум три здоровенных деревянных миски борща с мясом из породистого хряка, закусил хрустящей луковицей и печеным пшеничным хлебом и тут же полез на печку...
Через час окончательно отошел, жизнь снова наполнилась смыслом.
Совсем он разомлел и спрашивает хозяйку:
- Так зовут тебя, голуба? А то как-то неудобно - теща или там бабка.
- Ангелина. А раньше звалась Лина. Когда молода была.
- Так скоко тебе лет, голуба?
- Седьмой десяток...
- Седьмой десяток? Ох, не верю! Загнула десяток лет, поди!
- Ох, внучок, и вправду идет седьмой десяток, вон поясницу ломит...
- Ох, голуба, не верю я!
- Да незачем мне врать. Я свои года не скрываю. Вон и внуки уже бегают!
- Дурное дело нехитрое! - Степенно отвечал Остап. - В 17 лет родила, так что в 35 лет уже бабка. А еще сама молода! И грешна! Не возражай, я знаю, что говорю.
- Какой грех, если кости скрипят и спина ноет?!
- Уж больно свежо ты выглядишь! Да тебе не больше сорока! Тебе б мужика здорового! Для разгона крови!
- Да какое там! - Простонала бабка. - Уж забыла, когда на посиделки ходила...
- И давно не целовалась, поди?
- Да уж забыла когда это было! Лет десять назад, когда покойный мой Хвыля жив был. Ох, и любил он танцевать!
Остап оживился и даже на локте приподнялся.
- Так что там дальше-то, хозяйка, после борща и печки, следует?!
Давно, говоришь, не целовалась? И поясница болит?
- Когда лежу, еще ничего. А как встану - кости хрустят.
- Ну, дорогуша, это дело поправимо. Поясницу мы твою быстро вылечим.
- Да меня батюшка лечил - кирпич горячий клал на спину. Помогло на три дня.
Бабка закряхтела, перевернулась на другой бок, чтоб лучше видеть лекаря.
- Я тебе, дорогая Лина, вот чт о скажу: ну не смыслят наши дохтура, а тем более батюшки, в женских болезнях! - При этом лекарь закинул нога на ногу. - Все болезни от нервов, только одна от удовольствия - от горилки, если коротко. Но ты не горюй, я тебе такой массаж спины сделаю, что ты забудешь про все свои хвори!
- Да ты что?! - Ахнула бабка.
- Я ж настоящий женский лекарь! Ты че, не слыхала разве про меня?
- Что-то говорили бабы на том конце хутора, но я не особо верила.
- Я ж дохтур! По женской части спец! Да про меня и по те сторону Днепра знают, и по эту! Щас я тебе докажу! А ну-ка, дорогуша, ложись на живот, заголи спину, щас мы тебя доведем до кондиции!
... Утром дохтур наелся борща, хряпнул кружку сладкой терновки, чмокнул хозяйку в щеку и пошел домой, а бабка, которая еще сутки назад с постели вставала с трудом, тут же оделась, взяла лопату и весь день орудовала - снегом замело все сараи и хату с двух сторон по самые окна. А что касаемо болезней, то бабка вспомнила про них уже в хате, когда распаренная стала умываться ледяной колодезной водой!
*********************************************************