Сашенька

 

Ай, ничего мне на свете на надо
Да только видеть тебя, милый мой.
Народная песня

1.

   Сашенька уже не молодая, ей за пятьдесят. Она седая, не красится, стрижется коротко. У Сашеньки хороший рост и мужская фигура с небольшим животиком, но это ее не портит. У нее дальнозоркость и она носит очки. Не постоянно, а когда надо по работе. У Сашеньки астма. Давно, сколько она себя помнит. Надо регулярно принимать лекарства, одну таблетку за час до еды, а другую во время еды. Если Сашенька не успевает принять лекарство за час до завтрака, она берет завтрак с собой. Обострения бывают не так часто, иногда по три года удается продержаться. Из-за астмы у Сашеньки повышенная тревожность. Она всего боится и ничего особенно хорошего уже давно не ждет. Жизнь у Сашеньки вполне налаженная, не хуже чем у других и лучше чем у многих. У нее есть семья. Два сына, старшему уже двадцать пять, он работает диспетчером в траковой компании, живет отдельно. Видятся они не часто, и Сашенька от него немного отвыкла, он уже взрослый и как бы не совсем такой, каким Сашенька хотела, чтобы он был. Что поделаешь, такая страна, такое окружение, ему было пятнадцать, когда они с мужем наконец-то решились ехать, а здесь поначалу было не до него, ну и вот, как есть так есть. Пока Сашенька смогла устроиться по своей специальности и начала сносно зарабатывать, парень уже вырос. На мужа надежда плохая, он никогда не стремился делать деньги, считалось, что он за детьми зато смотрит, маленько зарабатывает себе на булавки, ну и ладно. Вот в младшего они вложились. Парень закончил школу в этом году, учился хорошо безо всяких репетиторов и поступил в хороший колледж. Этот чертов колледж находится в другом штате, на Кудыкиной горе. Совсем скоро мальчик уедет из дома, и начнет свою отдельную жизнь. Конечно, ему еще будут нужны Сашенькины деньги какое-то время, в отличии от Сашенькиных советов. Это само собой, это сколько надо, Сашенька поможет, а как же.
   Сашенька много работает, берет сверхурочные, если удается, и по субботам выходит. Работа не тяжелая, но требует внимания и аккуратности. Сашенька делает анализы окружающей среды, хромaтография называется. Работы всегда много, это хорошо. Почему хорошо? За сверxурочные платят наполовину больше регулярной ставки, и домой приезжаешь как раз когда младший возвращается со своих гулек. Сашенька так рада его видеть, что даже обычно кислое лицо мужа не портит настроения. Муж у Сашеньки очень хороший, все в дом, и свою маленькую зарплату, и большую Сашенькину, и хозяйство ведет. Как Сашенька приходит, подает ей завтраки и ужины, стелeт постель красивым бельем, одевает специально для Сашеньки пижаму с перламутровыми пуговками в форме сердца, а если кто Сашеньке звонит на мобильный, хватает телефон, чтобы Сашенька не вставала, и злобно кричит в трубку:
   – Ну кто еще звонит?  Кто Вы такой? Откуда Вы Сашенькин номер знаете? Почему Вы спрашиваете Сашеньку, или она живая? Она ни для кого ни живая! Чтобы больше этого не было, а то я Вас!
   Беспокоится, как бы Сашенька не свалила. Это ничего, пусть поволнуется, больше ценить будет. Скоро уедет младший, и останутся они вдвоем, один на один. Сашенька бы кота завела, когда она была маленькая, у них были кошки, да из-за астмы никак нельзя. Может, удастся спать отдельно, в комнате младшего, пока его нет. Отношения с мужем у Сашеньки очень хорошие. Он ее называет мать, а она его отец. Так и говорит:
   – Мать дома?
   Они друг друга не трогают, давно уже, не гладят по плечу и за руку не берут. Не хочется как-то. Иногда, редко, они занимаются любовью, по крайней мере раньше это так называлось. Недолго, минуты две-три, не запыхаешься. После этого они всегда про кооперативы для среднедоходных разговаривают. Как они на накопленные денежки купят такую квартиру, и какие эти квартиры хорошие, и как они там будут жить вдвоем долго и счастливо до самой смерти.
   Иногда Сашенька думает, а может, не ждать до смерти, а что если дальше без него как-нибудь, может ничего, не пропаду, а?! А иногда Сашенька еще хуже думает, как же я с ним-то наедине всю оставшуюся жизнь, а вдруг не дотяну до естественного финала?! Всякое приходит в голову Сашеньке, но она эти мысли гонит и едет на экскурсию.
   По выходным дням Сашенька водит экскурсии. Наверное, не водит, а возит, потому что экскурсии эти – автобусные. Это дает дополнительные деньги, в том числе и не учтенные в мужнином учете, и можно дома не сидеть, и любит Сашенька экскурсии водить, нравится ей это дело. Конечно, беспокойно бывает. Иногда такие туристы попадаются, что побегаешь за ними, пока к автобусу приведешь. Сашенька всегда в начале строго так обьявляет правила игры, чтоб нигде не опаздывать и не задерживаться. Зато потом, когда туристы благодарят за хорошую экскурсию, бывает очень приятно.
   В основном на эккурсии ездят семьями. Сашенька всегда волнуется, когда в группе попадаются дружные пожилые супруги. Они с мужем сто лет никуда вместе не ездят, даже в супермаркет, они друг на друга раздражаются. Почему,Сашенька не знает. Она помнит, что была любовь, и не понимает, куда это все делось, и почему у других не делось, и чем она этих других хуже?
   Иногда, редко, в группе оказываются одинокие мужчины среднего возраста. Таких Сашенька внимательно рассматривает на предмет пригодности для известного дела.
   Дело это простое, житейское – Сашенька очень сексуальна, и за хороший секс готова ночь отдать. В постели с хорошим партнером она  живет полной жизнью, дышит не то что легкими – кожей. Да чего там говорить – она гениальная любовница, когда партнер попадает в ее внутренний ритм. К выбору партнера на одну ночь Сашенька относится очень ответственно – праздник жизни не должны испортить ни глупость, ни гонорея, ни... любовь. Глупость Сашеньке дома надоела, и опять же, интеллект, он и в постели интеллект, а вензаболевание – сами понимаете, никому не надо.
   А любовь – это полная катастрофа. Что с ней делать, с этой любовью?! У Сашеньки дети, муж, хозяйство, среднедоходный кооператив в перспективе. Никакая любовь в эту картину не вписывается. Поэтому Сашенька очень осторожна в подборе кандидатур.
   Вот и в этот раз она целый день наблюдала за Никитой – одиноким туристом средних лет, легко, ну прямо как толстовская Анна, несущим свое полнеющее тело. Где-то она его видела раньше... нет, не вспомнить. Сашенька водит экскурсии довольно давно, она бы такой шанс не пропустила. Нет, пожалуй, не встречала раньше, хотя.... И он явно ничего такого не помнит, иначе вел бы себя как-нибудь иначе, а так смотрит невинно глазками через очочки и не знает, что Сашенька его уже наметила.
   Вечером в Городе Сашенька довела экскурсию до Старого Порта, показала, где ресторан с луковым супом, где артисты уличные представляют, где чего еще интересного и распустила группу, свободное время, господа, развлекайтесь самостоятельно, вечер ваш.
   Народ разбрелся потихоньку в разные стороны, куда глаза повели. Никита вниз к порту пошел. Сашенька на некоторой дистанции за ним. Там внизу купола шапито виднелись, и Никиту как бы бессознательно к ним потянуло. За ним было две дамы увязались, но когда он к цирковой кассе направился, отстали.
   Сашенька подходит и слышит, что кассирша отвечает, на сегодня билетов нет. Тут Сашенька и вклинилась в разговор. Ах, говорит, это какой цирк? Или это Soleil, Soleil? А кассирша отвечает, ну конечно! А Никита поворачивается и радостно ахает, Сашенька, это Вы? Надо же, какая неожиданная удача! И дальше они гуляют вместе. Сашенька берет Никиту под руку и ведет в Старый Порт, водит по дебаркадеру, заводит на причал. Причал качается, у Никиты кружится голова. Они разговаривают ни о чем и обо всем, Сашенька с удивлением для самой себя вдруг вспоминает несколько строк давно забытых стихов. Никита целует ее в щеку, но Сашенька пока не реагирует, she plays cool. У нее давно не было секса, но она еще не решила, или Никита подходящая кандидатура?
   – Она хочет его только на сегодня или вообще хочет? – вдруг возникает вопрос в Сашенькиной голове. На этом вопросе Сашенька спотыкается и Никита поддерживает ее под руку.
   – Никаких вообще, – останавливает себя Сашенька. – One night stand, ясно? Шаг вправо, шаг влево, и готово, влюбилась. Смотри у меня, сучка такая, – строжится Сашенька. Вслух она говорит:
   – Вот в этом ресторане подают настоящий луковый суп, пошли?! – И они идут в ресторан, стоят в очереди, наконец входят, метр показывает им свободный столик на двоих, они заказывают знаменитый суп, и какое-то мясо, и салат, и коктейли. Ресторан называется Сады Нельсона, и странные плоды растут на ветках в садах одноглазого адмирала. Сашенька заказывает Long Island Tea без льда. Вокруг сидят экскурсанты из их группы, они смотрят на Сашеньку с Никитой и может быть о чем-то догадываются, а может и нет, и под их взглядами в густом ресторанном воздухе отчетливо возникает воздушная струйка желания. Тут приносят коктейли. Сашенька втягивает глоток через соломинку и оказывается, что весь обьем, обычно занимаемый льдом, бармен долил кока-колой. В коктейле совершенно не чувствуется алкоголя. Сашеньку это забавляет, но тут Никита совершенно неожиданно проявляет твердость вместе с хорошим английским и договаривается до того,что бар сдается и высылает с официантом дополнительную рюмку виски. Это оказывается удивительно приятно, давно 'никтоничегоне' делал для Сашеньки.
   После ресторана они решают пойти на стриптиз. Сашенька выясняет у официанта, где самолучшее шоу в Городе, и им советуют пойти в Super Sex. Они идут и идут квартал за кварталом, минуют огромную женскую очередь на мужской стриптиз, снова идут, наконец присаживаются на лавку передохнуть и Сашенька спрашивает:
   – Ты действительно хочешь Super Sex?
   Никита поднимает на нее тихие темные глаза и отвечает:
   – Да нет, и обыкновенный сойдет.
   – Я как тебя увидела, сразу поняла, с тобой у меня не будет проблем, – вырывается у Сашеньки. Она осекается, но Никита молчит, он решил для себя, и его избрание неотменно. Он сам этого еще не знает. Они целуются, и вкус и запах, и ощущение другой теплой кожи, все в самый раз, то, что надо.
   Неожиданно гостиница оказывается совсем рядом, они идут к Никите, у него отдельный номер, он не любит спать в одной комнате с чужими людьми. Они почти уже упали в кровать, но в последний момент выясняется, что кое-чего в этом супе все же не хватает, и Никита бежит за презервативами. Наконец все в сборе, и они хватаются друг за друга как будто тянут из бушующего моря на спасательную шлюпку. И так они спасают друг друга раз пять или шесть изо всех своих сил, и вдруг приходит утро. Сашенька смотрит на Никиту, Никита смотрит на Сашеньку.
   Сашенька одевается, делает Никите ручкой и говорит:
   – Спасибо. Было очень хорошо. – Она идет к двери, останавливается, поворачивается: – Ну чего ты так смотришь? Вот этого не надо. Было хорошо и все, и спасибо, и пошли дальше. У тебя своя жизнь, у меня своя.
   – Да нет, это я так. Ты же знаешь, все мужики сволочи. И правда хорошо. - говорит Никита. – Сегодня вечером что будем делать? Может, все-таки доберемся до Super Sex?
   Днем, в свободное время, они гуляют вдвоем по Городу. Улицы круто уходят вверх, туда же ползет вагончик фуникулера. Уличный музыкант играет на маленькой арфе. Во внутреннем дворе школы искусств, Никита сначала стесняется, но потом вдруг целует Сашеньку как следует. Ну вот, можешь когда захочешь, говорит ему Сашенька. Никита думает себе, какова эта тетка Сашенька на вкус, так и бы и пил. Это от долгого воздержания, останавливает он себя, обалделa ты совсем, девушка, у нее же это накатанная схема, с туристами. Как аборигены это определяют, use of power. Я не первый и не последний. Чего я торчу всю дорогу как пацан-то. Именем революции, лечь! командует он своему дружку. Но дружок не слушается, живет себе своей отдельной жизнью в Никитиных штанах.
   Вечером они выходят из отеля, чтобы дойти наконец до Super Sex. Сашенька осунулась, щеки втянуло внутрь, личико стало такое маленькое, несчастное, один нос торчит одиноким победителем. Никита видит, плохо Сашеньке, и у него вдруг начинает болеть сердце. Оказывается, лекарства кончились еще днем, и ночью Сашенька перетрудилась, а теперь вот, результат на лице: астма атакует.
   – Так поехали в ночную аптеку, – настаивает Никита, – и говорил я тебе что хватит, а ты все одно: еще, еще! Гуляла по буфету, тоже мне, купчиха Калашникова!
   Они берут такси, едут в аптеку и Сашеньку спасают в медицинском смысле - продают задорого две таблетки, одну из них она сразу же выпивает. Это же такси привозит их наконец на вожделенный стриптиз. Они входят, занимают столик, официант приносит пиво для Никиты. Пять или шесть хорошеньких девушек в очередь выходят на сцену и под музыку показывают акробатические номера на шесте и перекладине. Они настолько не сексуальны, что Никита волнуется, вдруг Сашенька захочет спать эту ночь одна. Наконец они уходят из бара, по тихим улицам добираются до отеля. Сашеньке явно лучше, но все же они решают изменить позу.
   – Как ты хочешь? – одновременно спрашивают они и одновременно отвечают – Как тебе удобно. – Они смеются, обнимаются и делают любовь легко, и приходят одновременно, и Сашенька удивляется, как это она вместо больницы попала на этот замечательный финиш. Она забывает про нельзя любовь, обнимает Никиту руками и ногами и засыпает. Хорошо как, думает Никита, и не вспомнить, когда же мне было так хорошо. На этой мысли он засыпает тоже. Они просыпаются. Утро, сегодня экскурсия заканчивается. Надо ехать домой. Сашенька смотрит на Никиту, Никита смотрит на Сашеньку.
   Хороший, очень хороший секс, дорогая моя, думает Никита, покачиваясь на мягком кресле. Он полуспит, полубодрствует. Сашенька мотается в голове автобуса, разговаривает с туристами, ставит кассеты, копается в барахлящем плеере, сидя на полу салона. Иногда Сашенька задевает Никиту рукой, проходя мимо. Тогда они смотрят друг другу в глаза и растерянно улыбаются. В твоем недетском возрасте ты свежа как майская роза, о, роза души моей, роза садов одноглазого адмирала, думает Никита. Что еще? Выражаясь языком все тех же аборигенов, incredible compatibility.
   Никита замечает, что английский делает мысль о невозможности увидеть Сашеньку сегодня вечером, и завтра утром, и завтра днем, и завтра вечером, и много дней и вечеров и ночей ... менее непереносимой.
***

   На чужом языке о чужом человеке – это правильный способ избавиться от этой мороки, думает Никита, просыпаясь в своей постели через неделю. Old fucking bitch, let me go! Не дает ответа. Никита вытирает глаза тыльной стороной ладони. Если ладонь развернуть, то на внутренней стороне записана Сашенька, как на пластинке, тяжесть ее тела висит на кончиках пальцев, ее вкус стекает по линии жизни, ее запах струится из линии ума, тепло ее кожи сидит на подушечках, держась за мизинец. Вот ты где, моя гребаная Сашенька, смеется Никита, ты у меня в кулаке. Никита включает плеер, голос Мадлен Перу поет "Love, oh love, oh careless love. You fly through my head..."
   Конец первой части.
 
Часть вторая


   – Я пишу роман о нас с тобой, – Никита держит руль левой рукой, мобильный в правой; полицейский в проезжающей мимо машине ловит его взгляд и выразительно стучит пальцем по своему наушнику. Никита опускает руку с телефоном вниз и сворачивает к обочине, останавливается, снова подносит телефон к уху. Сашенькин голос обеспокоенно повторяет:
   – Ты куда пропал, ты где, ты живой?
   Никита еще несколько секунд слушает ее голос, потом откликается:
   – Все в порядке, был сложный поворот. Так вот, я пишу роман о нас с тобой. Ты знаешь, это оказалось удивительно легко, как будто сидишь за столом, пьешь вино со старым другом и рассказываешь ему свою историю.
   – И что же твой друг?
   – Он медленно пьет вино, слушает и не перебивает, ничего не говорит. Мой старый друг и так все понимает.
   – А какое вино вы пьете?
   – Чилийское, Като негро, в переводе с испанского это значит Черный Кот. Сухое, красное, слегка терпкое, недорогое. Мне нравится.
   – О, я тоже хочу. Дашь почитать?
   – Ну да, когда закончу, если закончу.
   – Вот не знала, что ты пишешь истории.*
   – Я тоже не знал. Это как любовь. Вдруг, на ровном месте, out of the blue. Я думаю, вдруг и уйдет, как любовь. Проснусь как-то утром, а я больше не пишу роман о нас. Как бы мне этого не хотелось.
   – О чем же ты пишешь, ведь ничего не происходит, звонки, разговоры, редкие встречи.
   Никита отвернул манжет черной кожаной куртку и посмотрел на часы; включил сигнал левого поворота и выбрался на дорогу за спиной школьного автобуса, таксисты подрезали и слева, и справа, обычная утренняя суматоха.
   – Сам не знаю. Сочиняю, я ведь теперь сочинитель; там, в романе, наши свидания, поездки в другие города, люди, которых мы вместе встречаем, прогулки и разговоры. Там светит мягкое солнце, мы идем по зеленой траве, дует легкий ветерок, шевелит тени деревьев у нас под ногами. Ненаучная фантастика, одним словом, воспоминания о будущем. Вот я уже на работу приехал, пока, Сашуля.
   – Пока, Никитка, я тоже уже приехала, вечером созвонимся. * – Сашенька положила трубку в сумочку. Паркинг уже заполнился машинами коллег, она сегодня немного припозднилась. Начинался обычный день.
* * *

   – Сегодня у нас день свиданий.
   – Как ты это смешно сказал. День свиданий бывает в тюрьме, а мы ведь свободные люди.
   – У меня есть друг, а у него отец, старый солдат. Он выпьет, хорошо выпьет, облокотится на руку, посмотрит на стол перед ним, заставленный тарелками с закуской, и мясом, и салатами, и прочим всяким, и скажет – ну что ж, еда условная. Так и наша свобода – еда условная. Можно есть, можно сплюнуть. Не знаю, что и лучше.
   – Оставим философию на потом, а то я разревусь. Смотри, у меня новые простыни, тебе нравится?
   – Да, очень нравится. Золотисто-коричневые, как глаза твоего безухого кота. Твоя кожа на них светится топленым молоком. Не закрывайся, красиво ведь, дай мне посмотреть.
   – Не смотри, я стесняюсь, не на что тут смотреть, я ведь уже немолодая...
   – Ну иди ко мне, моя немолодая, моя золотая, милая  моя ...
 
* * *

   – Стой. Повернись. Хорошенький какой. Ладно, иди в ванну, твое полотенце – розовое; я еще немножко поваляюсь. Надо бы тоже пойти в ванную, да неохота вставать, разнежил ты меня, котик.
   – Неохота – и не ходи, потом успеешь, ты хорошо пахнешь, сейчас даже лучше, чем до того как...
   В ванной шумит вода, Никита моется. Сашенька полежала, подумала: вставай, ленивица, надо Никиту кормить! Она встала, медленными, тягучими движениями набросила рубашку, халат и, потихоньку набирая скорость, прошла на кухню. Достала хлеб, поставила на стол, покрытый кружевной скатертью, белые с розовыми цветочками фарфоровые тарелки, тонкие стеклянные бокалы с золотым ободком, вино, зажгла огонь под сковородой со свиными отбивными и жареной картошкой. Мясо зарумянилось, зашкворчало, увлажнилось выступившими капельками жира, картошка, колечки лука запеклись в горячем масле. Она облизала губы, ах, вкусно-то как получается, есть охота! Пора подавать на стол, а то все пересохнет, перестоит! Ей всегда хотелось есть после любви, и выпить немного хорошего вина тоже не помешает. Надо еще овощей добавить для полноты картины, сатэ из синеньких как раз кстати! А, вот и Никита, обернул бедра полотенцем (а на моих это полотенце не сходится, ох, надо, надо худеть!), подошел к Сашеньке, поцеловал легонько в верхнюю губу, ну слава Б-гу, можно начинать!
   – Садись к столу, вот сюда, выпьем и ешь давай, пока не остыло, и я тоже выпью с тобой, – радостно сказала Сашенька
   – За что пьем? За тебя давай!
   – И за тебя, и за меня, за нас вместе. Хорошее вино, терпковатое чуть, ну в этом его и прелесть.
   – Сейчас наемся и не смогу больше тебя любить. Сегодня. Вкусно как.
   – Ну и ладно, оставим для другого раза. Ешь, мне охота тебя кормить.
   – Каждый день надоест, нудное это дело.
   – Кто сказал – каждый день? Сто грамм на пасху, и хорош, а то ишь, губу раскатал...
   – Ладно, ладно, это я так, шутейно размечтался.
   – Меня в Город посылают, поедешь? В эту субботу.
   – Поеду, радость моя, куда скажешь.
* * *

   Дорога к Городу тянулась обычным скоростным шоссе между полей и гор, лесов и рек, пока перед самым Городом не влилась в фантастическое сплетение эстакад, мостов и раз'ездов.
   Город был невысокий, в основном двух-трехэтажный, с большими просторными площадями. Зеленые улицы соединялись одна с другой как колечки серпантина.
   Сашенька вывела туристов из автобуса, хотела показать им площадь правительства Города. Перед зданием Собрания молча стояла цепочка людей, мужчины и женщины разного возраста, белые и черные. Рты у всех были заклеены серой липкой лентой, в руках они держали молитвенники.
   Сашенька отвела туристов в сторону – здесь все время кто-нибудь против чего-то протестует, что вы хотите, свободная страна! – и стала рассказывать о правительственных учреждениях, которые размещались в зданиях, стоявших на площади, как и полагалось по программе экскурсии, но туристы все сворачивали головы на молчаливых демонстрантов.
   Никита пошел в ту сторону; он бывал в городе до этого, и где сидят какие бюрократы, не интересовался. Позади цепочки стояли парень с девушкой, с надписью поперек спины "Говорящий представитель".
   – Что это за протест такой интересный, – спросил Никита. – Не могли бы Вы мне об'яснить, что сие означает?
   – Мы здесь для этого и находимся. Видите ли, мы все здесь не протестуем – мы молимся, чтобы члены Собрания вошли в разум и запретили аборты. Мы стоим здесь один час каждый день уже больше года, одни приезжают, другие уезжают. Ну конечно, за свой счет, используем отпуска, больничные дни. Мы собираем деньги, чтобы небольшая координационная группа могла находиться здесь постоянно и организовывать наше ежедневное присутствие.
   – А почему же у молящихся заклеены рты? – спросил Никита.
   – Нерожденные дети не могут говорить в свою защиту, они молчат, и мы молчим вместе с ними.
   – Вы все христиане?
   – О нет, мы принадлежим к разным конфессиям и религиям. Среди нас есть и христиане разных конфессий, и иудеи, и буддисты, и синтоисты. Присмотритесь, молитвенники у нас в руках – разные. Но мы просим об одном и том же.
   – Как долго Вы намерены здесь стоять?
   – До тех пор, пока решение не будет принято. Мы не знаем, когда это произойдет, мы молимся.
   Туристы давно обступили Никиту, слушали разговор. Длинная Зина запальчиво сказала:
   – А как же женщины, как же с их правом на свободу выбора? Женщины - жертвы изнасилований, насилия в семье, наконец, больные женщины, которым нельзя рожать, мало ли всяких ситуаций в жизни, когда еще один ребенок нежелателен?! Да просто денег нет, и муж не хочет, или женщина – одинокая, что ж теперь, рожать всех подряд?
   Девушка - представитель спокойно, видно, что не в первый раз, ответила:
   – Женщины могут постоять за свои права, нерожденные дети – нет. Мы молимся за них, за их право на жизнь. И потом, сейчас столько противозачаточных средств, и для мужчин, и для женщин. Можно предохраняться, если уж такая охота что пуще неволи.
   – Не будем, господа, задерживаться, у нас общирная программа, а здесь мы увязнем в дискуссии, – вмешалась Сашенька. – Это серьезная проблема, и мнения могут быть разные. Пойдемте, пойдемте, нам еще многое надо увидеть сегодня!
   Туристы потянулись в сторону Библиотеки Собрания, следующий пункт экскурсии.
   Женщины шли плотной кучкой, обсуждали увиденное. Красивая Маша сказала:
   – Знаете, девочки, много лет назад я сделала аборт. На первой беременности. Совсем молодая была, студентка, забеременела от взрослого мужика, который и не думал, как выяснилось, со мной связывать жизнь. Поехала к нему, он говорит: пошла на ***, может, это и не мой ребенок, да конечно, не мой, ты же не девушка была. А что я, девчонка, мать говорит: делай, куда ты с этим ребенком, всю жизнь себе поломаешь, мы все по несколько вычистили, и ничего, живы. Ну я пошла, договорились там по блату, что амбулаторно сделают. И знаете, врач начала меня драть, а дело зимой было, после обеда уже, сумеречно. И тут свет потух, электричество отключили. Вот какие дела, может, знак был свыше или что, не знаю. Доскребла меня врач при свете уличного фонаря, да ладно, говорит, все равно же на ощупь скребем, так что какая разница. Ну вот, ушла я домой, и вроде все обошлось, ни воспаления, ничего... А только не беременела я больше, хоть и имела мужиков разных, а Б-г не дал. Сейчас бы наверное уже бабушкой была, внуков нянчила. Ну ничего, зато вот свободная и на экскурсию могу поехать, когда хочу. Ничем не связана.
   – Ай, девки, развели тоску до слез, – сказала Толстая Грета. – Вот я вас сейчас развеселю, а то поддаетесь на вражескую пропаганду на раз, разквасились! Не беременела, значит, не надо тебе было беременеть, да и весь сказ. Без тебя было кому дураков плодить. Слушайте сюда, какая со мной история приключилась.
   Поехали мы с мужем в профсоюзный санаторий. Отдыхать за тридцать процентов. Люди мы простые, не чиновные, времена были советские, и отдельного номера нам, сами понимаете, не дали. Я, значит, с женщинами в палате на четыре человека, а он, соответственно, в такой же палате с мужиками. Мне-то что, я отдыхаю себе, нарзан пью, вечером натяну пижаму с кружавчиками – и в постельку, сплю на покое! А он через несколько дней проблему пред'являет – надо, опух весь! Ну надо так на, соседки уйдут на процедуры и давай, оформим это дело по-быстрому. Он посмотрел на меня, как-будто я что-то неприличное сделала, ну там пукнула на публике или еще что, и говорит:
   – Ты с ума сошла, а вдруг кто войдет, я так не могу, и, вообще, не знал, что ты такая грубая и неромантичная!
   – Какие, – говорю, – романсы, мы с тобой девять лет как женаты, ты мне сроду цветочка не подарил, а туда же, не-ро-ман-тич-на-я! Будешь?! а нет, так пошел к черту, мне на массаж нельзя опаздывать! – На этом месте Толстая Грета остановилась и сказала:
   – Давайте, девочки, зайдем кофе выпьем, ну ее, эту библиотеку!
   Они зашли в кофейню, заказали каппучино для всех и сели на мягкие кресла вокруг стола.
   – Так вот, – продолжала Толстая Грета. – Дни идут, он на меня уже с ненавистью смотрит, вроде как я виновата. А я тогда была еще молодая, то есть не худая, конечно, но такая, знаете, хорошенькая, пикантная дамочка и вроде как доступная, своя, а он по ханжеству своему не решается никак. Терпел–терпел, пока глаза на лоб вылезать стали; ладно, думаю, куда тебя денешь – пошли, говорю, в рощу погуляем. Ну пошли. Свела я его в самую даль, нашли полянку, пока расположились, всю амуницию расстегнули-сняли-расслабили, только он на меня заходить стал, и надо ему тут голову поднять! И видит он, что из кустов наш сосед по столовой, бледный такой мужик, с интересом на него смотрит! Этот бледнолицый за нами прокрался и расположился с удобствами порнуху смотреть. Подхватились мы, за свои бебехи, и бежать! Бежали-бежали, упали на какой-то полянке, и только к делу, глядь – а сосед из куста выглядывает! Я мужу говорю – дай ты ему в морду! что же это такое, с собственным мужем невозможно заниматься. Так что вы думаете, этот романтик перетрухнул до потери сознания и опять бежать. Часа два мы бегали по лесу, меняли дислокацию, пока и охота прошла.
   И это на него так необратимо подействовало, что пришлось от импотенции лечиться.
   Не могу сказать, чтобы лечение ему сильно помогло. Я бы с ним и так жила, чего там: дети уже большие, квартира, мебель, машину купили. Однако пришлось развестись. Видите ли, когда человек не может и не лезет, это одно. А когда человек не может и лезет – это совсем другое.
   – Да, - сказала Черная Лея, – это и правда сильно тошнительно. Вот у меня был случай ...
   Официант, молодой парень с расплющенным носом, принес каппучино. Расставляя чашки на столе, он склонился к ушку Толстой Греты и шепнул:
  – Oh, baby, you are so beautiful. **
  – Чего, чего он тебе сказал?! – загомонили женщины.
  –  А, думает, я его сниму за полтинник, – отмахнулась Толстая Грета. – Так что за случай, Лея, расскажи?
   – Так вот, девочки, как Вы все знаете, у меня проблемы с вождением, – Черная Лея сделала глоток кофе и поставила чашку на стол. – Водить я умею, но боюсь, неуверенно себя чувствую за рулем. Поэтому я и машину никак не решалась купить, а чтобы не потерять форму, и в тоже время не быть за рулем одной, регулярно, примерно раз в две-три недели, брала уроки вождения. Мой инструктор, Карлос, худой и высокий англосакс, лет семидесяти....
   Тут Сашенька, прихрамывая, вошла в кафе и сказала:
   – Вот вы где окопались, а я бегаю, разыскиваю, где мои туристки! Пойдемте, пойдемте, нам уже в гостиницу пора ехать, вы всех задерживаете!
   – О'кэй, - сказала Черная Лея, – я потом эту историю доскажу, еще будет время.
   Все сели в автобус и поехали в гостиницу. Там пришлось подождать, пока Сашенька получила ключи и раздала их туристам. Никите она в общем шуме дала ключ от своей комнаты, и он уже успел занести вещи, принять душ и расположиться, когда Сашенька постучала в дверь.
   – Здравствуй наконец-то, – обнял ее Никита. – Ну давай свои вещи, отдыхай, устала наверное? Как твое колено, болит?
   Бедная моя, усталая Сашенька. Ложись на постель, положи ногу на подушку, пусть отдохнет. Вот так хорошо. На, почитай наш роман, пока я кофе сварю и стол накрою.
   Никита накрывал на стол, Сашенька читала вторую главу:
   – Что за ерунда, откуда все эти бабы со своими ужасными историями в наш роман поналезли! Так все хорошо было, ты да я да мы с тобой, и на тебе. Убери их немедленно, а то я рассержусь! Вот я сейчас пойду в душ, и как вернусь, чтобы их уже здесь не было!                – Как скажешь, душа моя, хочешь – уберу, только не сейчас, у меня тут дела поинтереснее намечаются. Что тут у нас под одеялом, как там наша коленка поживает?! Ничего, еще не отпала, только почернела немножко. Ну и синяк у вас, девушка, где это вы на коленке ползали?! Дай поцелую коленку мою... надо же было так долбануться... неустойчивая ты моя... ну как, лучше стало?
   – Отстань, не щекотись, – засмеялась Сашенька и легонько оттолкнула Никиту ладонью в лоб. – Мне в душ надо.
   – Я бы тебя отнес в ванную, да нелегка ты, душа моя. Давай вместе пойдем, я буду тебя поддерживать под локоток, ах, какой пухленький локоточек... Не буду заходить, не волнуйся, за дверью постою. Молчу, молчу...
* * *

* Сашенька слушает в машине "Танго" Эрика Сати.
** О, крошка, ты прекрасна! (англ.)
Часть 3
 
   Никита сидел в баре, пил "Гато Негро" и дописывал "Сашеньку". За соседним столом разговаривали четыре верные подружки. Он прислушался. Говорили, как всегда, о любви.
   – Девочки, я видела потрясающее кино, – сказала Красивая Маша.
   – Как называется? – спросила Длинная Зина.
   – Не помню, а играют Николас Кейдж и Шер, представляешь? Это старое кино, они там совсем молодые и красивые!
   Он такой резкий, знаешь, и у него нет руки, левой, по-моему, не так чтобы совсем, а кисти нет, и он вместе со старшим братом печет хлеб и булки, и всякое такое, у них пекарня на двоих. Брат уже старый, ему сорок или больше, и он такой, с обвисшими щеками и вообще. И у брата есть невеста, ее играет Шер. Представляешь, у такого обвислого брата такая невеста как Шер.
   Она вся – как удар хлыста, но ее жизнь побила, знаешь, не везло с мужиками, все не на тех ставила. Есть такие женщины, которые во всем остальном очень удачливые, но в смысле мужиков все время делают неправильный выбор. И вот она решила выйти замуж за этого брата со щеками, что он будет хорошим мужем и все такое. Он ей уже кольцо обручальное подарил с брильянтом,  и тут у них с братом в Италии, в Палермо, умирает мать.
   Ну знаешь, такая итальянская штука с Палермо. Помнишь, в Крестном Отце финальная сцена в оперном театре тоже в Палермо, и Аль Пачино, весь в крови, держит свою красавицу дочь, ее только что застрелили по ошибке на ступеньках оперного театра, и он безвучно кричит, рот так широко открывает и видно, что у него очень хороший дантист?!
   Ну и вот, у этого брата, то есть у них обоих, умирает мать в этом знаменитом Палермо, то есть она еще не совсем умерла, но вот-вот, уже почти что умерла. И они решают, что старший, который обвислый, поедет на похороны, а младший, который Кейдж, останется на пекарне, ну, знаешь, клиентура и все такое...
   А этот младший, оказывается, безумно влюблен в Шер, и он  приглашает ее в оперу, в Мет, ну где картины Шагала до потолка через окна и все дела. Он такой нарядный, в таксидо, и она вообще полный отпад в маленьком черном платье с открытыми плечами и красным шарфом! После театра он ее ведет к себе, и весь дрожит, хотя на нем такое, знаешь, шикарное кашемировое пальто и белый шарф, и тут она ему говорит,  что он не может ее любить, потому что она выходит за его брата и все такое; у нее будет нормальная жизнь, наконец-то, она всегда об этом мечтала, и никакая любовь ей не нужна.
   И тут он говорит самую замечательную речь, какую я только слышала в моей жизни. Он стоит, такой несчастный, в таксидо и в кашемировом пальто, и он кричит ей, кривя рот, что любовь – это тебе не какая-то приятная штука, любовь – это трудно и тяжело, это разобьет тебе сердце, сломает твою жизнь и ты умрешь от любви, и ему наплевать на прошлое и на будущее, у него разрывается сердце и поэтому она должна немедленно пойти и лечь с ним в постель!
   И она имеет с ним потрясающую ночь, а на следующий день приезжает обвислый брат из Палермо и говорит, что он не может на ней жениться, потому что его мать не умерла, а наоборот, встала с постели и приговила обед для всех, кто собрался на похороны, и сама наелась как свинья! Так что теперь он не может на ней жениться, потому что мама ее не одобряет!
   Она сначала немножко расстраивается, дескать, и этот козел туда же, сколько же можно! Она даже бросает обручальное кольцо в его обвислую морду, но он ничего, не тушуется, подбирает кольцо и прячет его в карман. Тут младший брат, который Кейдж, вскакивает, такой счастливый, и делает ей предложение, и они забирают у обвислого брата кольцо обратно! Шер одевает его на пальчик, они все обнимаются и пьют шампанское! Брат с обвислыми щеками сначала немножко обижается, что она так быстро переметнулась, и кольцо жалко, а потом машет рукой и тоже пьет, и они обнимаются все вместе с родителями и даже с дедушкой, и это конец фильма!
   Девочки взволнованно помолчали, потом Черная Лея сказала:
   – Итальянцы, что ты хочешь... У них вся жизнь – опера. Да вообще, они только в кино такие – ложись со мной немедленно и все такое. Был у меня один итальянец...
   Никита встал из-за своего стола, сделал трагическое лицо и упал на свободный стул рядом с Черной Леей. Все с ожиданием на него уставились, но он держал паузу по Станиславскому.
   Чтобы скоротать время, Толстая Грета достала сигареты, вставила одну в рот и оглянулась в поисках огня. Немедленно из-за соседних столов вскочили два мужика с зажигалками. Толстая Грета прикурила от левой, придерживая мужика за руку, кивком, медленно отпуская его руку, поблагодарила, и, поворачиваясь к Никите, сказала:
   – Ну, в чем дело?! Рассказывай.
   – Я развожусь с Сашенькой.  It's official. – Никита выхватил сигарету из цепких гретиных пальцев и жадно затянулся.
   – Как ты можешь с ней развестись, когда она уже немножко замужем и, если ты заметил, не за тобой! – засмеялась Толстая Грета.
   – Я в духовном смысле с ней развожусь, в эмпирейном. Витали в эмпиреях, витали, а потом перестали! – Никита отбросил трагическую маску и с облегчением расхохотался. - Черт с ней! Дура оказалась.
   – Вот и ладно, – сказала Черная Лея, – а то все Сашенька, Сашенька, как будто мы не героини!
* * *

 
   Никита заканчивал убирать стол после работы, как зазвонил мобильный телефон. Он улыбнулся, взял телефон и нажав на кнопку соединения, произнес:
   – Как я всегда знаю, что это ты звонишь, ну скажи мне, пожалуйста?!
   – Вот нарвешься когда-нибудь, так мило выскажешься, а это окажусь не я, а твоя жена, – ответила Сашенька.
    – Нет у меня никакой текущей жены, и тебе это прекрасно известно. – Никита говорил и представлял Сашеньку, как она улыбается и уголки ее губ поднимаются вверх, и маленькая родинка на верхней губе поднимается тоже.
  – Ну тогда повернем ситуацию - это не я, это мой муж тебе звонит. Что ты тогда будешь делать?
 – А он мне уже звонил. Требовал, чтобы я перестал тебе звонить, a то плохо мне будет. Как будто мне сейчас хорошо.
 –  И что ты ему ответил?
 – А что я мог ему сказать? Нет, не трахаемся. Уже давненько, не дает мне Сашенька свидания. Новые экскурсии, новые впечатления. А с Вами как, все регулярно?
– Что ты такое говоришь?
– Ну подумай сама, о чем нам говорить? Да нет, я просто вешаю трубку. У нас только ты говорящая фигура, а я так, подаю реплики.
– Правильно, так и действуй. Что-нибудь еще?
– Твой замечательный во всех отношениях муж сказал мне, чтобы я продолжал писать свои примитивные рассказики, а его жену не трогал. Тоже нашел себе подружку, сказал он.
   Сашенька молчала, обдумывая, что сказать.
– Кстати, откуда он узнал, что я сочиняю? Неужто ты сказала?
– С какой стати, ничего я ему не говорила! – возразила Сашенька.
– Ну конечно, ты, у нас нет других общих знакомых.
 У Никиты заболело в груди, заныло как на дождь.
 – Слушай, я понял – ты его и просила мне позвонить. – Никите вдруг все стало ясно, пазл неясностей, недоговоренностей последних недель сложился в ясную картину. – Наплела, что сумасшедший турист влюбился и преследует тебя. Ну да, вот я дурак, как это мне сразу в голову не пришло. Вау, ну у вас и семейка.
   Он замолчал, потрясенный внезапным открытием. Сашенька молча дышала в трубку. Ей только что было скучно, и вдруг стало опять интересно. Совсем как в школе на уроке биологии, когда их посадили к микроскопам и велели капнуть на стекло каплю воды. Там вдруг оказались малюсенькие букашечки. Они дрыгались, плавали туда и сюда, сталкивались и расходились, живут они там, оказывается, а Сашенька и не знала!
– Сказала бы сама, зачем было в эту грязь лезть, – выговорил наконец Никита. Немного отпустило в груди.
– Бедная ты моя Сашенька. Нам повезло на закате, а ты и не поняла. Прощай, душа моя Сашенька.
 Никита повесил трубку, посидел, бессмысленно перебирая мелкие предметы на столе. Встал, подошел к окну, постоял, засунув руки в карманы, качаясь с пятки на носок, усмехнулся своему отражению в темном стекле: ну что, получил по морде, старый дурак? А не проси и не надейся, старое зэковское правило. И дано вам будет по вере вашей.
   "...Прими, Господи, мою молитву вечернюю..." Верю, Г-ди, где же твои чудеса?!
   Сегодня вечером надо дописать этот роман. Короткий получился, так жизнь вообще дольше любви.

* * *

 
   Сашенька положила трубку в сумочку, посмотрелась в зеркало, поправила волосы. Потом включила мотор и выбралась из парковки на шоссе. Она заедет за мужем и они вместе поедут в оптовый хозяйственный магазин. Надо купить карнизы, полочки, крючочки и прочее разное для новой квартиры. Ремонт уже заканчивается и совсем скоро они с мужем переедут.
   Что же Никита, обиделся разве? Вот дурачок, подумаешь, ну позвонил муж ему, что такого. Муж его не обзывал, не угрожал, все культурно. Муж вообще очень культурный, интеллигентный мужчина, книги читает. Немножко скучный иногда, но семья - это вам не цирк, чего веселиться-то особенно? Где этот проклятый ингалятор, дышать почему-то трудно стало? Не нервничай, Сашенька, оно того не стоит. Скоро будет другая экскурсия, еще много будет экскурсий. Ничего не случилось. Так даже лучше для всех. Поехали, повнимательней давай, здесь сложный поворот...