Западная цивилизация (европейская цивилизация, «Запад») — большинство народов Европы, живущих в этой части света и переселившихся за её пределы в Северную Америку, Австралию и некоторые острова в Мировом океане.
История понятия
Относительно времени рождения европейской цивилизации существуют разные мнения. В рамках концепции европоцентризма европейскую цивилизацию основали древние греки, в другой концепции возникновение новой цивилизации относят примерно к XV-XVI веку, когда начались Великие географические открытия европейцев, в Северной Италии и Нидерландах зарождался капитализм, а Реформация ломала религиозные устои общества.
Европейская цивилизация прошла через множество этапов развития, причем ценности, мораль и устремления людей, институты общества и экономика в разное время и в разных странах отличаются вплоть до противоположностей. Так, религиозный фанатизм конца средних веков сменился в XX веке отрицанием религии и равнодушием к ней, политика порабощения других народов и военный захват колоний ещё в начале XX века считалась нормальной, в XXI веке она решительно осуждается (сменившись неоколониализмом), обычные в прошлом абсолютные монархии были через революции и неоднократные реформы превращены в республики и монархии декоративные, многолетняя вражда и войны между европейскими государствами сменились их объединением в Европейский союз и т. д. Поэтому на самом деле характерные признаки этой цивилизации выделить трудно, но обычно все понимают, что и кого называют термином «Запад».
Многие черты европейской цивилизации со временем были заимствованы другими народами, в частности японцы опередили большинство европейских народов в научно-техническом прогрессе и экономическом развитии. При этом существенные отличия в менталитете между "востоком" и "западом" сохраняются до настоящего времени. Другие восточные азиаты в конце XX — начале XXI века также активно развивают свою экономику, в первую очередь промышленность.
Признаки современной западной цивилизации
Признаки европейской цивилизации: ускоряющееся развитие науки и техники, индивидуализм, позитивизм, универсальная мораль, разнообразные идеологии наподобие демократии, либерализма, национализма, социализма, предлагаемые взамен традиционных ценностей.
Важнейшими частями западной цивилизации можно считать греческую философию, римское право и христианскую традицию. Впрочем, в современном западном мире наметился решительный отказ от христианских ценностей, их замена т.н. общечеловеческими ценностями.
Васильев Л. С. Восток и Запад в истории (основные параметры проблематики) // Альтернативные пути к цивилизации. М.: Логос, 2000.
Западный мир или западная цивилизация — совокупность культурных, политических и экономических признаков, объединяющих страны Западной Европы и выделяющих их на фоне других государств мира.
Основные сведения
К числу так называемых западных стран в настоящее время относят страны Западной Европы и Центральной Европы, США, Канаду, Австралию и Новую Зеландию.
Однако, истоки западной цивилизации и ведущие её носители постоянно трансформировались в географическом, культурном, лингвистическом и религиозном плане. Значителен также и внутренний антагонизм между отдельными группами, слагающими современную западную культуру. Важно также осознавать нетождественность понятий западный и европейский, хотя эти термины взаимосвязаны.
Во время холодной войны в СССР и странах Варшавского договора под западными обычно понимали капиталистические страны. В эту сферу входила и Япония.
Западная цивилизация
Западная цивилизация — особый тип цивилизации (культуры), исторически возникший в Западной Европе и претерпевший в последние столетия специфический процесс социальной модернизации.
Западная цивилизация – это тип цивилизации, который связан с прогрессивным развитием, постоянными изменениями в жизни человека. Возникла она в Древней Греции и Древнем Риме. Первый этап ее развития, получивший название «античная цивилизация», был отмечен возникновением основных ценностей западного типа общества: частнособственнических отношений, частного производства, ориентированного на рынок; первого образца народовластия – демократии, правда, ограниченной; республиканской формы правления. Были заложены основы гражданского общества, обеспечивающие права и свободу личности, а также система социокультурных принципов, способствующих мобилизации творческого потенциала и расцвету личности.
Следующий этап развития западной цивилизации связан с Европой и христианством. Реформация породила новое направление в христианстве – протестантизм, который стал духовной основой западной цивилизации. Главная ценность этой цивилизации, на которой основывались все остальные,– индивидуальная свобода выбора во всех сферах жизни. Это было прямо связано со становлением особого европейского типа личности, появившегося в эпоху Возрождения. «Индивид становится трагически ответствен не только за приближение и удаление от Высшего, но и за выбор того, что же он, индивид, считает Высшим. Отвечает ... не только за себя, но и перед собой» [2].
Важнейшей самостоятельной ценностью Запада стала рациональность (М. Вебер). Общественное сознание рационально, свободно от религиозных догм в решении практических вопросов, прагматично, но сфера приложения христианских ценностей – это общественная мораль, причем не только личной жизни, но и деловой этики.
В эпоху географических открытий и колониальных войн Европа, распространила свой тип развития на другие регионы мира. Впервые человечество в результате всемирного распространения западных по своему происхождению ценностей и институтов (XVI–XIX вв.) было реально объединено в рамках охватывающей весь мир системы связей. К концу XIX–началу XX в. эти ценности и институты стали господствующими на планете и продолжали определять главные черты облика Земли в нашем столетии вплоть до самого последнего времени.
Основное содержание цивилизационного процесса в XX в. составляет тенденция к историческому становлению структур универсальной мировой цивилизации. Процессы, происходившие в XX в. на Западе, приобрели глобальный характер, непосредственным образом затронув все народы, все иные цивилизации, которые вынуждены были искать ответ на исторический вызов Запада [6]. Этот вызов воспринимался в конкретной форме действительности как императив модернизации. В подобной ситуации вопрос о соотношении модернизации и вестернизации стал центральным для подавляющего большинства человечества незападного мира. Следовательно, анализ процессов, происходящих в ареале западной цивилизации, имеет решающее значение для понимания цивилизационного развития как человечества в целом, так и различных его составляющих в XX в.
Известно, что межцивилизационный диалог между Западом и Востоком происходил всегда. С Востока пришла к грекам письменность, у восточных мудрецов учились первые греческие философы, а греки в результате походов Александра Македонского оказали влияние на Восток. На Востоке родилось христианство, которое стало духовной основой западной цивилизации. В-XX в. особенно интенсивно идет процесс взаимовлияния и взаимообогащения различных типов развития при сохранении цивилизационных особенностей каждого сообщества. Исторический процесс многовариантен. Страны Азии, Африки, Латинской Америки испытали сильное влияние западной цивилизации во времена колониальных империй. Европейский образец становился ориентиром как для колониальных стран, так и для населения, которое не было колонизированным, но также подвергалось западному влиянию. В XIX столетии в странах Востока развернулись реформы западной ориентации, хотя большинство стран продолжало придерживаться устоявшихся традиций. В первой половине XX в. попытки глубоких реформ продолжались (Китай, Индия), но начало модернизации этих обществ совпало с нарастанием кризиса западной цивилизации, что осложнило процесс внедрения этого типа общества. После второй мировой войны процесс пошел более масштабно, причем страны Востока, имея целью ускоренное развитие и индустриализацию, стремились сохранить свои фундаментальные цивилизационные ценности, выбирая различные пути модернизации.
Однако не только Восток осваивает западные ценности, но и Запад – восточные. Происходят изменения в общественном сознании – укрепляются авторитет семьи, коллективизм, делаются попытки одухотворить западную меркантильность, усиливается интерес к восточной философии, этическим и эстетическим учениям Востока. Идет процесс взаимообогащения стран и народов.
Рассматривая этапы развития западной цивилизации до XX в., мы видим, что основные ценности ее взаимосвязаны и взаимообусловлены, но взаимосвязь их носит весьма противоречивый характер. Тот тип современного общества, который первоначально сформировался на Западе, был создан не просто на основе преобладания определенных сторон экзистенциальных* противоречий, а на базе безусловного доминирования господства человека над природой, индивидуалистического начала над общественными интересами, инновационной стороны культуры над традиционной. Названные противоречия были и остаются основными источниками развития человечества. Но для того чтобы противоречие подобного типа могло выполнять свою функцию, сохраняться, обе стороны должны быть достаточно сильно выражены. Чрезмерное преобладание одной из сторон в ущерб другой ведет в конечном счете к пересыханию источника развития и усилению разрушительных тенденций (в результате нарастания диспропорций в процессе развития цивилизационной системы). Такова самая глубокая основа цивилизационного кризиса XX в.
Становление современного общества на Западе означало утверждение капитализма, и, как следствие, отчуждение человека от продуктов его деятельности, превращение последних в господствующую над человеком и враждебную ему силу. Индивид оказался один лицом к лицу со всем миром, безграничным и угрожающим. Чтобы иметь возможность действовать, он должен как-то избавиться от такого положения. Здесь возможны два пути: либо человек заново, уже на основе собственного выбора выстраивает отношения с окружающим миром, восстанавливая единство с другими людьми и природой и при этом сохраняя и развивая собственную индивидуальность (не посягая на свободу и индивидуальность других), либо ищет выход из ситуации на пути бегства от свободы. Во втором случае из-за чувства одиночества и беспомощности возникает стремление отказаться от своей индивидуальности и тем самым слиться с окружающим миром. Отказываясь от дара свободной воли, он одновременно освобождается от «груза» ответственности за собственный выбор.
Искушение бегством от свободы оказалось особенно сильным именно в XX в. В глубинной своей основе это был кризис того новоевропейского типа личности, о котором говорилось ранее. Кризис наиболее полно проявился в потере человеком Запада смысла существования. «Потеря смысла» означает крах той системы ориентации человека в мире (как в окружающей его действительности, так и в собственной душе), которая сложилась на предшествующих стадиях исторического развития. На протяжении долгих столетий существования европейской цивилизации в центре этой системы находилась, несомненно, вера в Бога в ее христианской разновидности.
Поиск утраченного смысла жизни составляет основное содержание духовной жизни Запада XX в. В начале этого века глобальный кризис Запада стал реальностью и фактически продолжался всю его первую половину. Насколько близка была западная цивилизация к гибели, показала уже первая мировая война. Эту войну и связанные с ней социальные революции 1917–1918 гг. можно считать первым этапом развития западной цивилизации XX в.
Первая мировая война была качественно новым грандиозным столкновением по сравнению со всеми теми вооруженными конфликтами, которые ранее знало человечество. Прежде всего беспрецедентны масштабы войны – в нее были вовлечены 38 государств, где проживала подавляющая часть населения планеты. Совершенно новым стал характер вооруженной борьбы – впервые было мобилизовано все взрослое мужское население воюющих стран, а это – более 70 млн человек. Впервые для массового уничтожения людей применялись новейшие технические достижения. Впервые широко применялось оружие массового уничтожения – отравляющие газы. Впервые вся мощь военной машины была направлена против не только армий противника, но и против мирного населения.
Во всех воюющих странах была свернута демократия, сузилась сфера действия рыночных отношений, государство активно вмешивалось в область производства и распределения. Были введены трудовая повинность, карточная система, применялись меры внеэкономического принуждения. Впервые устанавливался оккупационный режим на территориях, занятых иностранными армиями. По количеству жертв война тоже не имела себе равных: 9,4 млн человек погибли или умерли от ран, миллионы стали инвалидами. Беспрецедентными оказались масштабы нарушений основных прав человека. Они далеко превзошли все, что было известно тогдашнему мировому сообществу.
Западное общество вступало в новый этап своего развития. Казарменная психология получила распространение не только в армии, но и в обществе. Массовые разрушения, уничтожение людей показали, что человеческая жизнь потеряла самоценность. Идеалы и ценности западной цивилизации уничтожались на глазах. Рождались политические силы, предлагающие реализовать альтернативы западному пути, западной цивилизации: фашизм и коммунизм, имеющие различную социальную опору и разные ценности, но одинаково отвергающие рынок, демократию, индивидуализм.
Фашизм явился отражением и порождением главных противоречий западного пути: национализм, доведенный до расизма, и идея социального равенства; идея технократического государства и тоталитаризма. Фашизм не ставил своей целью полное разрушение западной цивилизации, предполагалось задействовать реально и исторически апробированные механизмы. Поэтому он оказался столь опасен для Запада и всего мира (к началу 40-х годов от западной цивилизации остались лишь ее «островки»: Англия, Канада, США). В массовом сознании утверждался приоритет коллективистских и блокирование индивидуалистических ценностей. За время существования фашизма в общественном сознании произошли определенные изменения: у Гитлера и его окружения наличествовал иррационализм, что не характерно для рациональной психологии Запада; укреплялась идея о пришествии мессии, способного спасти страну, харазматическое отношение к фашистским лидерам, т.е. происходила мифологизация жизни общества.
Однако и в эпоху глубокого кризиса существовала линия на развитие и обновление западной цивилизации, на поиск путей смягчения присущих ей противоречий. В 30-е годы были выдвинуты три варианта демократической альтернативы.
Первый вариант – это «новый курс» американского президента Рузвельта. Суть его предложений заключалась в следующем; государство должно перераспределять часть национального дохода в пользу неимущих, страховать общество от голода, безработицы, нищеты, а также регулировать экономические процессы, чтобы общество не превращалось в игрушку рыночной стихии.
Второй вариант – народные фронты (НФ), созданные во Франции и Испании как особый вариант демократической альтернативы. Главная специфика этих организаций состояла в том, что в ответ на угрозу фашизма они основывались на сотрудничестве качественно различных сил. Программы их включали в себя многие глубокие реформы демократического и социального характера. Такие программы начали осуществлять пришедшие к власти НФ во Франции и Испании (1936). Во Франции реализация программ на первом этапе привела к углублению демократии и существенному расширению прав граждан (в Испании в полной мере не удалось реализовать первоначальную программу, так как началась гражданская война). Основные мероприятия программ НФ в главном были аналогичны тем, которые проводились в рамках «нового курса» Рузвельта и скандинавской модели.
Третий вариант – скандинавская социал-демократическая модель развития. В 1938 г. центральное объединение профсоюзов и объединение предпринимателей Швеции подписали соглашение, согласно которому главные положения коллективных договоров устанавливались на основе переговоров между ними. Государство при этом выступало гарантом. После создания такого механизма в Швеции на протяжении нескольких десятилетий там не было ни крупных забастовок, ни локаутов (массовых увольнений). Успех реформистского курса шведской социал-демократии получил большой резонанс в мире и имел значение для всей западной цивилизации в целом, продемонстрировав возможность успешного функционирования общества на принципах социального реформизма. Несмотря на отдельные отличия от «нового курса» Рузвельта, скандинавская модель выхода из кризиса была едина с ним в главном: рост государственного вмешательства в социально-экономическую сферу сопровождался не свертыванием демократии, а ее дальнейшим развитием, расширением прав граждан.
Вторая мировая война, в которой участвовало 61 государство с населением 1700млн человек, т.е. 3/4 всего человечества, оказалось еще боле ужасным испытанием для мира, чем первая. Она длилась 6 лет и один день и унесла более 50 млн жизней. Главным итогом многолетнего кровопролития стала победа демократических сил антигитлеровской коалиции.
Из второй мировой войны Европа вышла ослабленной. Наступил третий этап ее развития. На международной арене стали господствовать два государства: Соединенные Штаты Америки и Советский Союз. Женевская Лига Наций, не оправдавшая ожиданий, теперь была заменена Организацией Объединенных Наций с резиденцией в Нью-Йорке. Рухнуло владычество великих колониальных империй в Африке и Азии. В Восточной Европе, где стояли войска Советской Армии, были созданы государства-сателлиты. Соединенные Штаты расширили свои политические, экономические и военные связи с Западной Европой, осуществив план Маршалла (1947) и создав НАТО (1949). В 1955 г. СССР и другие социалистические страны создали свой военно-политический союз – Варшавский Договор. Растущее непонимание и взаимное недоверие между двумя сверхдержавами привело в конце концов к холодной войне.
Разгром фашизма во второй мировой войне усилиями СССР и стран демократии открыл путь для обновления западной цивилизации. В непростых условиях (холодная война, гонка вооружений, конфронтация) она приобретала новый облик: изменялись формы частной собственности (стали превалировать коллективные формы: акционерные, кооперативные и т.д.); более мощными стали средние слои (средние и мелкие собственники), заинтересованные в стабильности общества, демократии и охране личности, т.е. сузилась социальная база для разрушительных тенденций (социальных конфликтов, революций). Социалистическая идея стала терять классовый характер, так как изменилась социальная структура общества под воздействием научно-технической революции (НТР); начал исчезать рабочий класс с его стремлением учредить диктатуру пролетариата и вновь приобретать ценность гуманистический идеал.
Возросший уровень национального богатства позволяет создать высокий уровень социальной защиты личности и перераспределить это богатство в пользу менее обеспеченных слоев общества. Возникает новый уровень развития демократии, главный лозунг которой – права личности; растет взаимозависимость государств, обусловленная экономическим развитием. Взаимозависимость ведет к отказу от абсолютной государственной суверенности и национальных приоритетов в пользу многонациональных сообществ (Общеевропейский дом, Атлантическое общество и т.д.). Указанные изменения соответствуют задачам общественного прогресса.
В наши дни единство человечества заключается в том, что нигде не может произойти ничего существенного без того, чтобы это не затронуло всех. «Наш век универсален не только по своим внешним чертам, но универсален абсолютно, поскольку он носит глобальный характер. Теперь речь идет не о чем-то взаимосвязанном по своему внутреннему значению, но и о целостности, внутри которой происходит постоянное общение. В наше время этот процесс обозначается как универсальный. Эта универсальность должна привести к совершенно иному чем когда-либо, решению вопроса о человеческом бытии. Ибо если все прежние периоды кардинальных преобразований были локальны, могли быть дополнены другими событиями, в других местах, в других мирах, если при катастрофе в одной из этих культур оставалась возможность того, что человек будет спасен с помощью других культур, то теперь все происходящее абсолютно и окончательно по своему значению. Внутреннее значение происходящего процесса также носит совершенно иной характер, чем осевое время. Тогда была полнота, теперь опустошенность» [9].
Глобальные проблемы, с которыми столкнулось человечество в XX в., порождены техногенной западной цивилизацией. Западный путь – это не сказочная идиллия. Экологические катастрофы, глобальные кризисы в области политики, мира и войны показывают, что достигнут известный предел прогресса в его традиционных формах. Современные исследователи предлагают различные теории «ограничения прогресса», понимая, что существует некий экологический императив, т.е. совокупность условий, которые человек не имеет права переступать ни при каких обстоятельствах. Все это заставляет задуматься и критически проанализировать перспективы и достижения западной цивилизации. Видимо, в XXI в. мировая цивилизация будет развиваться, ориентируясь не только на достижения западной цивилизации, но и учитывая накопленный опыт развития Востока.
1. Европейский Запад: зарождение Прединдустриальной цивилизации
В мировой истории Прединдустриальная цивилизация занимает особое место, как цивилизация переходного этапа, хронологические границы которой включают XVI-XVIII вв. Прединдустриальная цивилизация после тысячелетней паузы вернула Европе роль политического и экономического лидера. Плавное, замедленное, традиционное и предсказуемое развитие Средневековой цивилизации сменяется эпохой ускоренного исторического темпа, противоборства старых и новых традиций, форм духовной жизни, знаний и навыков, социальных, национальных и государственно-правовых институтов, нарастающей неустойчивости, неупорядоченности, кризисов и революций. Если Средневековье заложило основы европейского мира (государства в их нынешних границах, формы власти и политической культуры, языки), то Прединдустриальная цивилизация раздвинула границы ойкумены, расширила границы рынка, открыла дорогу капитализму, возродила человека, предоставила ему право выбора, возвеличила разум, изменила представления об окружающем мире и возможностях его познания, поставила вопрос о смысле жизни, испытала восторг и разочарование революции.
Знаменательной вехой в истории Прединдустриальной цивилизации стало Возрождение (XIV-XVII вв.), которое по своему значению сравнимо с первой интеллектуальной революцией VI-IV вв. до н.э. в Греции. Не случайно Возрождение начиналось с обращения к древнегреческому наследию и явилось началом эпохи гуманизма, продлившейся до середины XIX в. В эпоху Прединдустриальной цивилизации произошла Великая научная революция, которая заложила основы современной науки в различных сферах знаний. Научный переворот был связан и с Общетехнической революцией, ибо он подпитывался достижениями практики и удовлетворял ее запросы. Укреплялись и расширялись границы рынка, шел процесс первоначального накопления капитала, становления капитализма в торговле, промышленности, морском транспорте, частично в сельском хозяйстве (процесс огораживания в Англии). Прединдустриальная цивилизация бурное время предыстории капитала,но это и период стабильно-абсолютистского средневековья, когда формировались абсолютистские национальные государства. Великие географические открытия и морские путешествия привели к формированию мировых колониальных империй, среди которых первой стала Испания, а затем Англия. В Европе продолжалась дальнейшая консолидация единого исторического пространства, начало утверждаться господство материальной культуры, менялась социальная структура общества, стал появляться свободный собственник и предприниматель, возникла конкуренция и соревновательность, зарождалась новая идеология.
Прединдустриальная цивилизация складывалась на иных принципах, нежели предшествующая ей цивилизация Средневековья. Какие же это принципы?
Прежде всего это модернизация, т.е. разрушение самих устоев предыдущей традиционной цивилизации. Модернизация включала в себя: урбанизацию небывалый рост городов, которые впервые получили экономическое преобладание над деревней, оттесняя ее на второй план; индустриализацию постоянно нарастающее использование машин в производстве, начало которой связано с промышленным переворотом в Англии в конце XVIII в.; демократизацию политических структур, когда закладывались предпосылки становления гражданского общества и правового государства; рост знаний о природе и обществе и секуляризацию, т.е. обмирщение сознания и развитие атеизма.
Формируется новая система представлений о предназначении и роли человека. Человек предшествующей традиционной цивилизации был уверен в стабильности окружавшей его природы и общества, которые воспринимались как нечто неизменное, существующее согласно Божественным законам. Человек Прединдустриальной цивилизации считал, что общество и природу возможно и даже желательно контролировать, более того изменять. Другим становится отношение к государственной власти. В глазах людей она лишается Божественного ореола. О власти судят по результатам ее действий. Не случайно, Прединдустриальная цивилизация это эпоха революций, сознательных попыток насильственным путем перестроить мир. Революция ключевое слово Прединдустриальной цивилизации.
Меняется личность, тип человека. Человек Прединдустриальной эпохи мобилен, быстро приспосабливается к изменениям. Он ощущает себя частью крупной общности класса или нации, в то время как человек Средневековья был ограничен рамками своего сословия, корпорации, города, деревни. Происходят изменения и в системе ценностей массового сознания. Пропасть между массовым сознанием и сознанием интеллектуальной элиты уменьшается за счет роста грамотности и позже развития средств массовой информации.
2. Демографические и этнические процессы в Раннее новое время
Для Прединдустриальной цивилизации характерное значительное ускорение темпов роста населения в Европе, хотя этот процесс был весьма неравномерным. Так, к XVI в. население Европы выросло с 69 млн. до 100 млн. человек, а в XVII в. составляло уже 115 млн. Росту населения способствовали особенности традиционного типа его воспроизводства (ранние браки, многодетность, широко распространенные внебрачные связи), повышение жизненного уровня, особенно у состоятельной части общества, и улучшение рациона питания. В XVI-XVII вв. резко возросло потребление сахара, питание стало более разнообразным и калорийным, однако средняя продолжительность жизни составляла всего 30-35 лет. Причиной этого были частые неурожаи, плохие санитарные условия, особенно в городах, болезни и эпидемии. Так, эпидемия чумы XVII в. затронула почти все Средиземноморье, когда вымерла половина городского населения. Чума в Германии во время Тридцатилетней войны привела к сокращению числа подданных герцога Вюртембергского с 400 до 59 тыс. человек. Свою печальную роль играли также многочисленные войны и восстания. Во время Великой крестьянской войны в Германии в 1524-1525 гг. погибло до 100 тыс. человек, а во время Тридцатилетней войны только в Германии население сократилось наполовину. С началом применения огнестрельного оружия убийство мирных граждан стало своего рода нормой, сопутствующей военным потерям. Население уменьшалось также и в результате борьбы с инакомыслием.
Основную часть населения Европы составляли сельские жители (80-90%). Продолжается дальнейший рост городов. Самым большим городом Европы был Париж, который насчитывал 300 тыс. жителей, а также Неаполь 270 тыс., Лондон и Амстердам по 100 тыс., Рим и Лиссабон по 50 тыс.
Продолжались процессы этнической консолидации и, прежде всего, формирования крупных народностей и этнических групп. Там, где ростки капитализма были наиболее устойчивыми, шло формирование наций, которое в XVII в. либо завершилось, либо было близко к завершению. Этому способствовало и образование крупных централизованных государств. Сложились английская и французская нации, становление наций происходило в также Испании, Германии, Италии.
3. Великие географические открытия начало океанической глобальной цивилизации XV в. стал переломной эпохой в отношениях Европы с другими цивилизациями. Долгое время Запад жил относительно замкнуто. Связи с Востоком ограничивались в основном торговлей. Первая встреча цивилизаций состоялась во время Крестовых походов (XI-XIII вв.), но тогда Западноевропейская средневековая цивилизация отступила, оставив исламскому миру ранее захваченные крестоносцами земли. Второй прорыв совершили Великие географические открытия, на первом начальном этапе которых (конец XV в. - начало XVI в.) инициатива принадлежала испанцам и португальцам. Европейцы открыли Новый Свет и совершили первое кругосветное плавание, в поисках сокровищ Индии ряд экспедиций прошли вдоль побережья Африки. В 1456 г. португальцам удалось добраться до Зеленого мыса, а в 1486 г. экспедиция Б. Диаса обогнула Африканский континент с юга. В 1492 г. Христофор Колумб, итальянец, живший в Испании, в поисках Индии пересек Атлантический океан и открыл Америку. В 1498 г. испанский путешественник Васко да Гама, обогнув Африку, привел корабли в Индию. На втором этапе Великих географических открытий (с середины XVI в. до середины XVII в.) инициативу перехватили голландцы, англичане и французы. В XVII была открыта Австралия, европейцы провели свои корабли вокруг Америки и Азии. После Великих географических открытий начался процесс формирования океанической глобальной цивилизации. Расширилось представление людей о странах и народах, в Европе стали стремительно развиваться промышленность, торговля, кредитно-финансовые отношения. Изменились и сместились ведущие торговые центры страны Средиземноморья уступили место Голландии, а позже Англии, которые оказались в центре мировых торговых путей, переместившихся из Средиземноморья в Атлантический океан. Приток драгоценных металлов в Европу вызвал революцию цен, удорожание продуктов питания и сырья для производства. После великих географических открытий в Европе появились маис, картофель, томаты, фасоль, стручковый перец, какао-бобы. Итак, Великие географические открытия, дав мощный импульс развитию промышленности и торговли, способствовали формированию капиталистических отношений. Встреча Запада со всем остальным миром стала важным фактором Прединдустриальной цивилизации. Но она имела драматический и противоречивый характер, поскольку жажда познания европейцев, отправлявшихся в дальние путешествия, причудливо переплеталась с жаждой наживы и стремлением утвердить христианские идеалы среди других народов, что соответствовало девизу Бог, слава, золото. В завоеванных испанцами и португальцами заморских владениях, находившихся на последних стадиях развития древних обществ, был совершен насильственный скачок в средневековье, с господством феодальных отношений, рецидивом рабовладения и разрушением самобытных языческих культур. К середине XVII в. погибли цивилизации майя, ацтеков, инков, уже имевшие свою государственность. Возродилась работорговля, приносящая баснословные барыши. Из-за недостатка рабочих рук португальские, голландские, английские, французские корабли стали ввозить в Америку негров.
В.П. Буданова
История мировых цивилизаций
Западная цивилизация - процесс развития стран Западной Европы, США и Канады, имеющих предпосылки для успешного развития техногенной стороны цивилизации.
Д. Ф. Терин
«Запад» и «Восток» в институциональном подходе к цивилизации
Представления о коренном различии между Западом и Востоком (поначалу в почти интуитивной, неотрефлексированной форме) сложились в европейской науке об обществе еще в XVIII в. Особенно отчетливо эти представления выражены, например, в "Персидских письмах" Ш. Монтескье. Задолго до возникновения понятия социального института внешнее несходство, несводимость друг к другу "западного" и "незападного" способов общественного бытия объяснялись отсутствием на Востоке частной собственности, приводящим будто бы к "всеобщему рабству". По мере утверждения идеи прогресса представление о вечности (по крайней мере, со времен возникновения цивилизации) двух типов общества постепенно сменялось представлением об их исторической преемственности: "Запад" начал рассматриваться как форма, возникающая на определенном этапе исторического развития, и, соответственно, более прогрессивная (а не просто "лучшая" или "более правильная") по сравнению с "Востоком", а современные тому или иному исследователю "восточные" общества — как отставшие от западных в развитии. В XIX в. представления такого рода стали, бесспорно, господствующими. В XX в. дихотомия "Восток — Запад", переосмысленная в категориях "традиционного" и "современного", считалась уже основным различением в социальной теории.
Однако успех теорий "традиционного/современного", как в данном случае следует назвать теории модернизации, не означает, что идея противопоставления "Запад — Восток" в своем первоначальном, или весьма близком первоначальному, качестве утратила научную актуальность. Она по-прежнему присутствует в дискурсе современной социологии применительно к цивилизационным аспектам изучения общества. Среди социологов, занимающихся этой проблематикой, можно назвать А. С. Ахиезера, В. В. Ильина, С. Г. Кирдину, Л. М. Романенко и ряд других. Речь в данном случае идет об общем для данных авторов проблемном поле и близости их исходных теоретических принципов, выражающихся в признании двух альтернатив цивилизационного развития и особом внимании к воспроизводству экономических и политических институтов как основному различию этих альтернатив.
Идея цивилизации (автором самого термина в значении, близком к современному, считается В. Мирабо [1]) изначально включала представления как о последовательном улучшении общественных нравов, использовании "разумного подхода" в области права и политики, так и об уже осуществленном, достигнутом европейскими нациями результате этого процесса. Понятие цивилизации, противостоящее "варварству", негражданскому состоянию, весьма удачно зафиксировало отличие Европы от всего остального, неевропейского мира. В дальнейшем значение термина "цивилизация" претерпело довольно существенные изменения. Не касаясь здесь истории слов "цивилизация" и "культура" в разных европейских языках, скажем только, что к настоящему времени общественно-научный термин "цивилизация" содержит в своем родовом значении некоторую абстрактную и универсальную характеристику любого общества, преодолевшего первобытное состояние, а в видовом значении — конкретную социокультурную общность, носительницу этой универсальной характеристики, существующую наравне с другими подобными общностями. Аналогично этому и абстрактное понятие культуры сосуществует в науке с представлением о множестве конкретных культур. Такое различение родового и видового значения единого понятия позволяет сохранить при сравнительном исследовании конкретных обществ идею единой человеческой цивилизации как универсальной качественной специфики всех развитых обществ. Эта специфика представляет собой некоторый принципиально иной по сравнению с "естественной" первобытностью искусственный, рукотворный социальный порядок, порядок господства и подчинения, обеспеченный экономикой, разделением труда и обменом; тип общества, характеризующийся значительной структурной дифференциацией и наличием ряда обязательных институтов, классифицируемых как экономические, политические, стратификационные и т. п.
При рассмотрении "Цивилизации" и цивилизаций со строчной буквы можно выбрать один из двух углов зрения: в первом случае предметом пристального внимания станут скорее символы, ценностные и идеологические системы, нежели социальные практики, скорее религия или миф, чем экономика; во втором же — наоборот. Первый подход (представленный в социальной науке именами О. Шпенглера, А. Тойнби, Ф. Бэгби, Д. Уилкинсона, Ш. Эйзенштадта, В. Мак-Нейла, С. Хантингтона, С. Ито и других авторов) порождает разнообразные классификации или перечни локальных цивилизаций, число которых сильно варьирует от автора к автору — в прямой зависимости от основного критерия, позволяющего назвать то или иное общество или группу обществ отдельной цивилизацией. Однако существование этих локальных цивилизаций, независимо от их числа, не посягает на единую человеческую цивилизацию, Цивилизацию с большой буквы.
При втором подходе, который именуется здесь институциональным, упор делается на господствующие социальные практики вплоть до символических структур. Обращение к социальным практикам утверждает такой подход в качестве собственно социологического, в отличие от культурологического и прочих возможных подходов. Вторая его черта — пугающая неизбежность существования двух (практически всегда именно двух) цивилизаций, — на наш взгляд, является результатом воздействия старой идеологемы "Запад — Восток". Данная концепция в том виде, в каком она присутствует в научном дискурсе, радикально порывает с представлениями об универсальности строения цивилизованных обществ, поскольку проводит столь же глубокие различия между "Западом" и "Востоком", как и между каждым из этих цивилизационных типов общества и обществами доцивилизованными (первобытными). При этом нередко игнорируются данные палеосоциологии и исторической антропологии о высокой сложности социальной организации так называемых примитивных обществ.
В чем же конкретно выражаются отличия Запада и Востока в "институциональной" интерпретации, и на чем они, эти отличия, основаны? В. В. Ильин приводит список из 23 парных реципрокных признаков, различающих Запад и Восток: либеральность — властность, правосообразность — волюнтарность, самоорганизованность — директивность, дифференцированность — синкретичность, партикулярность — абсолютичность, индивидуальность — коллективность и т. д. [2, с. 28]. "Западный" и "восточный" наборы этих признаков представляют собой противостоящие ценностные комплексы; вместе с тем они, по мысли автора, выступают атрибутами институционально-технологической, то есть именно цивилизационной идентичности индивидов. Запад и Восток здесь различаются по способу поддержания и воспроизводства жизни, по своим жизненным устоям, по способу "вершения исторического бытия". При этом мотив цивилизационного противостояния Запада и Востока усиливается подчеркиванием специфики механизмов деятельности и воспроизводства жизни на Западе как гражданских: семантика слова "цивилизация" (от латинского civilis — городской, гражданский) в таком случае "работает" на признание "настоящей" цивилизацией одного только Запада.
А. С. Ахиезер полагает, что различия двух форм цивилизации (или "суперцивилизации" в его терминологии) основаны на двух принципиально разных типах воспроизводства: статичном, направленном на сохранение исторически сложившейся культуры и уровня эффективности ("традиционная суперцивилизация"), и интенсивном, связанном с прогрессом социальных отношений, культуры и самой воспроизводственной деятельности ("либеральная суперцивилизация") [3, с. 107]. Эта идея явно перекликается с мыслями А. Тойнби о том, что не в наличии или отсутствии институтов и не в разделении труда, а именно в направленности подражания заключается основное различие между цивилизацией и первобытным ("примитивным") обществом: в первобытном обществе оно направленно в сторону старых поколений, а в цивилизованном обществе — в сторону творческих индивидов [4, с. 49]. Но если для Тойнби (выделявшего, кстати, больше двух десятков локальных цивилизаций) сущность цивилизации состояла в ее способности к развитию, то отечественный исследователь оставляет право на прогресс только одной из двух ее форм.
Прогресс как "особый тип систематических социокультурных изменений, ведущих от традиционной к либеральной суперцивилизации и составляющих ценностное содержание последней" [3, с. 359], занимает в чрезвычайно богатом и своеобычном терминологическом аппарате А. С. Ахиезера немаловажное место. Приведенная дефиниция могла бы навести на мысль об ошибочности отнесения данной теоретической схемы к кругу концепций типа "Восток — Запад", тем более что сам автор эти термины не использует. Однако именно этот прогресс нам представляется довольно специфическим. В отличие от классического эволюционистского прогресса, оставляющего массу следов в виде многочисленных стадиально различающихся форм, повсеместно разбросанных по всем модернизующимся обществам, этот прогресс (а вернее, его неудачи) порождает лишь некую отягощенную внутренним расколом гибридную промежуточную цивилизацию [3, с. 361], являющуюся не необходимой фазой в процессе, а только неорганичным конгломератом, механической смесью институтов и идеалов своего прошлого и чужого будущего, возникшей в результате неудачных попыток модернизации. Из-за этого красноречивого, на наш взгляд, отсутствия континуума обязательных промежуточных форм между обозначенными полюсами складывается впечатление, что само движение остается за пределами концепции. Прогресс оказывается не связанным с эволюцией, возможно, даже однократным. И таким образом концепция А. С. Ахиезера в целом имеет все же больше общего с идеей "Восток — Запад", чем с теориями модернизации эволюционистской направленности. Добавим, что само воспроизводство, детерминирующее цивилизационное устройство общества, обозначено у А. С. Ахиезера как "основное определение человеческой деятельности", или собственно деятельность, так или иначе нормативно организованную в своих формах, и в этом плане вся картина традиционной и либеральной цивилизаций предстает, несомненно, институциональной.
Л. М. Романенко при различении обществ "западного" и "восточного" типов обращает внимание на техники организации экономической сферы, интенсивные у "западных" и экстенсивные у "восточных" обществ. По ее мнению, эту разницу определяет изначальное различие условий среды. Интенсивная организация экономической подсистемы обществ западного типа привела к возникновению нового типа социальных систем, отличающихся взаимоотношениями властных структур и экономики [5, с. 45].
Несомненный интерес представляет и вариант, предлагаемый "теорией институциональных матриц" С. Г. Кирдиной. Институциональные матрицы рассматриваются ею как устойчивые системы базовых институтов общества, регулирующие функционирование экономической, политической и идеологической сфер [6, с. 24], и все разнообразие цивилизованных обществ основывается на одной из двух типов матриц, именуемых "восточной" и "западной". Западная матрица характеризуется базовыми институтами рыночной экономики, началами федерации в политическом устройстве и доминированием индивидуальных ценностей в идеологической сфере, а восточная, соответственно, — нерыночной экономикой, унитарной государственностью и приоритетом коммунитарных, надличностных ценностей [6, с. 28]. Хотя базовые институты не исчерпывают всех институциональных форм общества, они доминируют над присутствующими альтернативными, и таким образом, граница между Западом и Востоком в данной концепции проводится не менее категорично, чем в других [6, с. 31].
Исходя из идеи Маркса об определяющей роли материально-технических факторов, или технологической среды, в формировании институтов общества, С. Г. Кирдина обосновывает представление о двух типах, или двух альтернативных общественных свойствах, этой среды, каждый из которых ответственен за воспроизводство одной из двух цивилизационных моделей. Таким образом возникают понятия "коммунальной" и "некоммунальной" среды. Первый тип предполагает ее использование как нерасчленимой системы, а второй — возможность технологической обособленности важнейших элементов инфраструктуры [6, с. 39, 40]. Свойства коммунальной и некоммунальной среды суть отражения свойств хозяйственного ландшафта: его однородности/неоднородности или присущего ему уровня хозяйственных рисков [6, с. 42]. На наш взгляд, весьма примечательно, что эти свойства фактически не подвержены каким-либо изменениям в ходе технологического прогресса и остаются неизменными внесоциальными гарантами стабильности фундаментальных социальных свойств Востока и Запада.
Как видно из приводимых автором примеров, в любой технологической среде наличествуют некоторые минимальные, неразложимые далее элементы. И в этом смысле крестьянский хутор (как пример некоммунальной среды) столь же нерасчленим на составные части или операции без ущерба для функционирования системы, как и, например, газопровод или железная дорога (как примеры коммунальной среды). Относительные масштабы этих минимальных элементов среды могут быть весьма различны, но все же кажется более вероятным, что они в гораздо большей степени зависят от особенностей конкретной человеческой деятельности, чем от свойств территории, а потому и не могут быть неизменными во времени. Возможно, сам факт, что различные элементы технологической среды, которые можно считать сущностями одного порядка, предстают здесь в качестве принципиально разных, альтернативных основ или условий формирования социальных институтов, является эффектом, зависящим от методологической "оптики" исследователя. Поскольку речь, собственно, идет об общетеоретических и мировоззренческих основаниях научного вывода, можно только осторожно напомнить о существовании максимы, призывающей не объяснять социальное через несоциальное. Во всяком случае, примордиальный характер "коммунальной" и "некоммунальной" среды очевиден. Если же не пытаться выводить свойства социальных институтов (пусть и опосредованно) из неизменных свойств ландшафта, то тогда и судьба трактуемых дихотомически различий, на основании которых делаются серьезные выводы о цивилизационной природе того или иного общества, может оказаться совсем другой.
Как уже говорилось выше, особое значение при противопоставлении двух цивилизационных типов всегда придается экономической подсистеме общества. Сфера экономики, или хозяйственной деятельности, как известно, охватывает область совершения выбора, который делают люди, используя редкие, ограниченные ресурсы для удовлетворения своих потребностей [7, с. 8]. Пока существуют редкие ресурсы, существуют и экономические институты — долговременные социальные практики, упорядочивающие человеческую деятельность в этой области1. С точки зрения институционального подхода, общее на этом заканчивается, поскольку все существующие и когда-либо существовавшие за время цивилизации экономические институты раскладываются на две принципиально разные, альтернативные экономики, в общем виде обозначаемые как "рыночная" и "нерыночная". Различия экономик Запада и Востока в таком случае могут рассматриваться либо опосредованно — исходя из существования/несуществования института частной собственности [2, с. 31–32; 3, с. 460–467; 5, с. 55], либо непосредственно — с точки зрения доминирования одной из двух форм интеграции в хозяйственной деятельности: обмена или распределения. В последнем случае частная собственность занимает место среди других базовых институтов рыночной ("западной") экономики, таких, как конкуренция, обмен, найм труда, прибыль как критерий эффективности [6, с. 58, 59].
Более общей и всеобъемлющей представляется тема рыночной и нерыночной (распределительной, редистрибутивной) экономик как характернейшего отличия двух типов общества в экономической сфере. Даже когда говорится о том, что обе эти экономики крайне редко существуют в чистом виде, все же обычно имеется в виду, что по крайней мере для рыночной экономики такое возможно, а потому и критерий "рыночный/нерыночный" может служить основанием для типологии на институциональном уровне. Здесь необходимо одно уточнение, важное именно с точки зрения типологической ценности этого критерия.
Современная экономическая теория признает существование двух основных принципиально возможных способов координации бессчетных единичных случаев экономического выбора — стихийный порядок и иерархию. Воплощением принципа стихийного порядка в реальных экономиках служит рынок, основанный на взаимодействии независимых сторон в ответ на экономические стимулы, а воплощением иерархического принципа — фирма. Пытаясь ответить на вопрос о том, почему фирмы всегда построены на иерархических принципах, если "невидимая рука" рынка столь хорошо справляется с координацией на макроэкономическом уровне, экономическая теория в конце концов пришла к выводу о том, что фирма (а стало быть, и иерархия) является средством экономии непроизводственных затрат, которые всегда возрастают пропорционально сложности конкретной задачи [7, с. 288–292]. Этот вывод только на первый взгляд может показаться далеким от темы различий Запада и Востока. На самом же деле он означает, что именно в той мере, в какой хозяйственная деятельность является деятельностью рационально обустроенной, она в своей непосредственной форме всегда организована иерархически. И сколь бы ни была та или иная конкретная экономика рыночной, "открытой" и т. п., рыночные принципы координации не преодолевают границы фирмы. Базовый экономический институт современных обществ — фирма — всегда основан на нерыночных принципах организации. Отсюда следует, что иерархия неизбежна, стихийный же порядок рыночного обмена — только возможен (что подтверждается исследователями нерыночных экономик), а стало быть, модальность самих этих признаков разная и они не могут составлять дихотомическую пару.
В институциональном подходе к цивилизации различия в политических институтах Запада и Востока до известной степени являются как бы продолжением различий в их экономических институтах. С точки зрения С. Г. Кирдиной, политическая (и выделяемая ею отдельной строкой идеологическая) система Запада регулируется базовыми институтами федерации и субсидиарности, в то время как восточной институциональной матрице свойственны унитарность и коммунитарность [6, с. 72–73, 104–108]. "Субсидиарность" в системе федеративных отношений обозначает приоритет более мелкой самоуправляющейся общности перед общностью более высокого уровня, но в самом общем смысле этот термин означает более высокую ценность "Я" по отношению к "Мы", примат личного начала, важнейший принцип, как бы насквозь пронизывающий все институции Запада. Если вспомнить, что выше говорилось о природе фирм, то эти верные по-своему положения следует, на наш взгляд, дополнить. Типичный индивид, проводящий по 8 часов ежедневно на работе в фирме, примерно половину времени своего нахождения в реальности повседневной жизни включен в жесткую иерархическую структуру, внутри которой субсидиарность никак не проявляется. Внутреннюю среду фирмы следовало бы определить как вполне коммунитарную; в то же время именно фирма выступает преимущественным носителем свойств индивидуальности и субсидиарности. Субсидиарность же индивида в такой системе чем-то похожа на Юрьев день русского крепостного, ибо, пользуясь свободой выбора конкретной иерархии, нельзя тем не менее отменить законы рационального (то есть иерархического) устройства фирмы — это было бы равносильно посягательству хаоса на порядок. В то же время, именно исходя из представлений о социальном порядке как о взаимообусловленности основных институтов, следует признать, что свойство иерархичности, приписываемое обыкновенно Востоку, на самом деле является неотъемлемой частью любой социальной системы, достигшей уровня цивилизации. Таким образом, помимо черт, отличающих Запад от Востока (то есть, собственно, от иных цивилизационных вариантов), существуют и другие, подтверждающие их глубинное сходство, сродство.
Когда речь идет о политических институтах, то, конечно, прежде всего имеется в виду государство. Государству как самому наглядному и бесспорному признаку цивилизации в институциональном подходе отводится значительное место. А. С. Ахиезер объясняет происхождение государства, возникающего в традиционной цивилизации, экстраполяцией ценностей и свойств "локальных миров", то есть общин, на большое общество. Традиционная цивилизация характеризуется в институциональном плане синкретическим государством, синкретизм которого связан своим происхождением с синкретизмом локальных сообществ, слиянием власти и собственности [3, с. 509]. Такому традиционному государству — синкретическому и авторитарному — противостоит его либеральная антитеза, основанная на разделении властей, господстве права, рынка и свободы личности [3, с. 130]. В совместной работе В. В. Ильина и А. С. Ахиезера, посвященной теории государства, заметная часть материала также излагается в цивилизационном аспекте. Они подчеркивают интегративную роль государства в институционализации межсубъектных связей [8, с. 47, 48], объективный характер управленческого обеспечения воспроизводственного процесса. В силу всех действующих факторов наиболее адекватной задачам оптимального воспроизводства социальности, связанного с ирригационным земледелием, оказалась на Востоке государственность в форме деспотии, жесткого диктаторского единоначалия [8, с. 35]. Если принять во внимание сказанное выше об иерархических структурах, то нет нужды специально выводить их существование из "ирригационного земледелия на аллювиальных почвах" (и апеллировать, таким образом, адресно или безадресно, к известной теории "гидравлических обществ" К. Виттфогеля); бесспорной здесь остается только генетическая связь подобных структур и механизмов цивилизации.
В теории институциональных матриц С. Г. Кирдиной, как уже отмечалось, государство западного институционального типа в общем виде именуется "федеративным"; среди его институтов называются самоуправление, выборы, многопартийность [6, с. 73–79] и тому подобные политические практики, сложившиеся в основном в течение последних двух веков. В то же время для характеристики восточной политической системы чаще используются примеры из более отдаленной эпохи, и в этом, видимо, нет противоречия. Если говорить об институциональном подходе в целом, именно на фоне сравнительного анализа государственности Запада и Востока как цивилизационных типов вполне отчетливо виден внеисторический, абсолютный статус, придаваемый этим категориям. "Восток есть Восток, а Запад — Запад", — повторяет В. В. Ильин вслед за Р. Киплингом [2, с. 29].
Безусловно, особое выделение экономических и политических институтов при анализе социальных систем оправдано (помимо прочего — еще и существующей авторитетной традицией), но, как бы ни были важны с этой точки зрения экономическая и политическая сферы цивилизованного общества, они далеко не исчерпывают всех форм человеческой деятельности, подверженных опривычиванию, типизации, институциализации. Используемые при сопоставлении Запада и Востока институциональные комплексы не полны, включают в себя не все группы институтов. Отсутствие интереса, скажем, к институтам родства, семьи, первичной социализации при таких сравнениях вполне объяснимо — они старше цивилизации, а потому вряд ли различия в них могут послужить удобным критерием различения ее вариантов. По-другому обстоит дело с институтами стратификации. Хотя авторы, концепции которых здесь рассматриваются, нечасто пользуются терминами "статус", "группа", "слой" и т. д., сама тема различия социальных практик и норм, относящихся к неравенству, в подходе присутствует, составляя содержание дилеммы "власть — собственность". Так, В. В. Ильин, проводя различия институтов Запада и Востока по линии "власть — собственность", видит отличительные особенности Востока в примате власти над собственностью, отсутствии явного субъекта собственности и субъекта гражданских прав и, как следствие, — в преимущественном распространении вертикальных (субординативных) социальных связей (в отличие от горизонтальных, партнерских связей на Западе). Западная модель, по его мнению, благодаря рано развившемуся частному праву исключала зависимость собственности от власти, хозяйственной деятельности — от государства; восточная же исключала само собственничество, ее социальная структура воспроизводилась как рангово-статусная иерархия [2, с. 31–33]. У Л. М. Романенко дилемма власти и собственности находится в центре институциональных различий "западного" и "восточного" типов социальных систем. Эмансипация института собственности на Западе, по ее мнению, привела к возникновению двух различных лестниц социальной иерархии: одна основана на отношениях власти, вторая — на отношениях собственности. Актуализация этой второй основы стратификации имела решающее значение для обособления западных обществ. В итоге основу социально-стратификационной структуры на Западе образует совокупность экономически и политически самостоятельных субъектов, класс собственников, средний слой [5, с. 55–58]. Дальнейшие различия этих типов социальных систем описываются в терминах двух моделей гражданского общества, различающихся преимущественным характером социальных взаимодействий, субъектами взаимодействия и т. д. [9].
Акцентирование признаков разделенности/нераздельности власти и собственности фактически всегда означает понимание этих двух категорий как антагонистических стихий, конфликтующих или даже исключающих друг друга принципов. Чтобы не вдаваться в специальное рассмотрение этого непростого вопроса, скажем коротко, что в современной социологии существует и противоположная, весьма распространенная и авторитетная точка зрения на взаимоотношения власти и собственности. Согласно ей "собственность реально раскрывается как процесс распоряжения, владения и присвоения. Это означает, что собственность суть властные отношения, форма экономической власти. Это власть владельца предмета над теми, кто им не владеет, но в то же время в нем нуждается" [10, с. 26]. Власть и собственность являются базовыми понятиями неравенства, но и та и другая категория обозначают возможность распоряжения различными ресурсами общества. Принятие такой логики сразу же лишает отношения собственности и власти характера дилеммы.
Когда же именно в мировой истории произошло разделение человечества на два цивилизационных типа? Учитывая сказанное выше, тот же вопрос можно сформулировать и по-другому: когда именно появился Запад?2 По С. Г. Кирдиной, Запад и Восток возникают одновременно с возникновением первых цивилизаций, причем государства Двуречья приводятся ею в качестве примера западной институциональной матрицы, а Древний Египет — восточной [6, с. 45]3. И хотя древнему Двуречью нельзя приписать весь объем базовых институтов Запада, данный тезис, основывающийся на внутренней логике концепции, имеет опору и вовне — в существующем в отечественной исторической науке представлении о разных путях развития обществ ранней древности (см., например, [11]). Но все же более распространена точка зрения, согласно которой Запад возникает из античной полисной организации. Л. С. Васильев, например, пишет: "Только раз в истории в результате своего рода социальной мутации на базе этого строя ["восточного"] в уникальных природных, социально-политических и иных обстоятельствах возник иной, рыночно-частнособственнический, в его первоначальной античной форме" [12, с. 142]. В то же время у В. В. Ильина Восток характеризуется, помимо всего прочего, тем, что "на Востоке в противоположность Западу нет экономических классов, есть правовые слои и бесправные" [2, с. 32]. Из этого как будто можно сделать вывод, что появление Запада следует датировать только моментом уничтожения сословий как слоев с юридически закрепленным разным объемом прав или даже временем распространения всеобщего избирательного права на женщин и т. п. Легко заметить, что и во многих других случаях черты, абстрактно представляемые как атрибуты Запада, имеют совсем недавнее происхождение. Все это может привести к мысли о том, что Запад возник очень поздно, очень близко к современности, или даже к совершенно крамольной идее, что он, может быть, еще не возник.
На наш взгляд, Запад — именно такой абсолютный Запад — и в институциональном подходе имеет вид проекта или, может быть, метафоры современности. Исчезновение абсолютно альтернативного Запада (Запада из известной формулы the West and the Rest) естественным образом привело бы к тому, что, лишившись своей альтернативы, и Восток перестал бы быть Востоком как целостностью, обладающей непременным единством основных институтов.
Для самого институционального подхода к цивилизации это, по нашему мнению, было бы только к лучшему, поскольку, может быть, позволило бы объяснить многие спорно трактуемые факты и ответить на вопросы вроде такого, например: почему господство принципа коллективности (или коммунитарности), породив государственный социализм на Дальнем Востоке, не смогло породить его на Ближнем? И вполне допустимо, что даже проблема цивилизационного статуса России, являющаяся главной или, по крайней мере, заглавной темой большинства процитированных работ, но при этом по-прежнему остающаяся дискуссионной, нашла бы в этом случае удовлетворяющее имеющимся фактам решение.
Варианты цивилизации различаются между собой институционально (или — в том числе и институционально); это, пожалуй, является общепризнанным фактом. Но максимально высокий, равный самой Цивилизации, таксономический статус Запада и Востока в рассмотренной версии институционального подхода представляется только данью дихотомическому мышлению. Реальность же цивилизации представляется все-таки сложней.
Примечания
1 Не вдаваясь в толкования понятия "редкий ресурс", можно принять утверждение, что слабая выделенность экономических институтов в доцивилизованном обществе связана с отсутствием ресурсов, которые считались бы редкими. В этом смысле доцивилизованное общество является в каком-то смысле еще и "доэкономическим".
2 Широко распространенное представление о том, что Запад в конечном счете появляется в ходе событий, породивших современность (modernity), тесно связано с теориями модернизации. Такой "относительный" Запад есть, конечно, только фаза развития и синоним современности. Запад же в той бинарной конструкции, о которой идет речь, — это абсолютный Запад.
3 Характерно, что В. В. Ильин и А. С. Ахиезер рассматривают древнее Двуречье как Восток [8, с. 37].