Колпак

               
  Произошёл этот случай в период массового освоения нашей истребительной авиацией полётов в сложных метеоусловиях. Год 1954 или -55. Тренажёров для подготовки лётчиков к полётам в облаках в частях тогда ещё не было, а как-то учить летать вне видимости земли и неба (как в облаках), вселять в лётчиков уверенность в приборах и приучать подчинять свои ощущения, которые зачастую бывают ложными, приборам нужно было.  И приспособили для этой цели обычный учебно-тренировочный самолёт.  В каждой части было по такому.
Передняя кабина – командиру–инструктору, а в задней установили легко открывающиеся-закрывающиеся шторки («колпак»), которые обучаемому лётчику закрывали небо и землю. Вот и пилотируй, не видя ни земли, ни неба, а только по приборам. Правда, и приборы и их расположение не были даже похожи на те, что стояли в кабине боевого истребителя, но… Как говорили в старину, «за неимением гербовой пишем на простой». Всё-таки тренировка в вере приборам, в подчинении чувств разуму, в решении многих полётных задач в уме.
         Так мы и тренировались: есть перерыв в полётах на боевом самолёте – вот тебе тренировка на Як-11, т.е. на «летающем тренажёре». И называли эти тренировки «полётами  под колпаком».

Так и спланировали мне как-то «колпак» на этом Як-11. В передней кабине инструктор -- мой командир звена капитан Олег Крылов. Колпак, так колпак. Летать мы любили в любом качестве, лишь бы не сидеть во время полётов без дела. Полёт мы должны выполнить по маршруту куда-то севернее Гроссенхайна  на  высоте 800 метров.
Лето, безоблачно, тепло. Меня  под колпаком ждёт  жара (вентиляция – обдув лица – будет закрыта колпаком) и Олегу сидящему сразу за раскалённым мотором будет тоже жарко, но – ведь полёт, а летать всегда интересно.

        Взлёт произвёл Олег, отвернул на курс; получаю команду:
         -- Закрой шторку, выполняй!
         -- Закрылся, беру управление.                Установил курс, высоту, пустил секундомер и «борюсь» с этим вёртким самолётиком (боевой намного устойчивее). Курс, высота, скорость… И так, по прямой, идти минут 8 – 10  (не помню).
В наушниках шлемофона раздался щелчок – командир включил самолётное переговорное устройство – и начал Олег петь мне песни. Одну за другой без перерыва. А песни… Как «наваляли»  в горшок с фикусом, как для более лёгких нужд использовали чайник, как кто-то не так обошёлся с именинницей, схватились за ножи из-за Мурки и т.д. Полный репертуар московских подворотен (Олег – москвич). Ну а мне что? Моё дело – выдерживай курс, скорость, высоту, следи за временем полёта по участкам маршрута, тренируйся летать по авиагоризонту. Командир есть командир, всё равно его замечания будут строгими, за оплошности шкуру снимет. А что он в своей кабине делает – его дело. Полная осмотрительность в воздушном пространстве на нём, как и контроль  моих  действий.
Через некоторое время  вокал прекратился. «Репертуар иссяк» -- решил я. Оказывается,  намного хуже.
        -- Игорёк, открывайся!
        Фу, как тут светло! Солнышко сразу  воткнуло свой луч в чёрный шлемофон на моей голове, зато тугая струя свежего воздуха из вентиляции согнала пот с лица.
         Красота! Безоблачно, видимость чудесная. Под нами городки, деревни, каналы, леса, поля, дороги. По ним ползут машины, трактора, велосипедисты… «Вот бы сюда пейзажиста, уж он бы оценил прелесть видимого, краски, оттенки» – мелькнула мысль.
        -- Игорёк, ты знаешь, где мы находимся?
        Странно: открытым-то был он, а не я. Он и должен был вести детальную ориентировку.
        -- Общую ориентировку веду, а детальную… Закрыт же был.
        -- А карта у тебя есть?
        Да, понятно; видимо, это и есть потеря ориентировки. А у командира даже карты нет.
        -- Есть, конечно.
        -- Я сейчас покружу над этим городом, а ты опознай его.

          В районе своего аэродрома мы знали все деревни, дороги, всё более или менее заметное. А чем дальше от аэродрома, тем мы летали  выше и опознавали только крупные  ориентиры. А тут – от аэродрома мы далеко, а высота мала (800 м.) и какой-то мелкий городишко кажется большим.
          И давай Олег на высоте пятиста метров крутиться возле этого городишки, а я с картой в руке – его опознавать.
           Типично немецкий город. Посредине Марктплац (центральная площадь, на которой по субботам разворачивается рынок), тут же здание ратуши, кирха, обязательно озеро или пруд с уходящим от него каналом, вот больница (возле неё стоят санитарные машины), на окраине стадион, парк, кладбище, вокзал небольшой  желдорстанции. Типично немецкий городишко, ничего характерного не видно.
         -- Командир, не могу опознать.
         -- Игорь, я пройду у вокзала пониже, а ты прочти название.
         Что значит пониже? И давай Олег носиться над столбами вдоль путей, а я (нашёлся немец—полиглот) читать обязательное для каждой станции со стороны платформы крупное название. Но на всех вокзалах названия станций были написаны  непривычным  готическим шрифтом (узкие длинные буквы), да и скорость нашего Яка  300 км в час. Вот и прочти! После четвёртого прохода я объявил командиру:
          -- Не могу прочесть и не прочту.
          А сам думаю: «Хорошо, что перед полётом наш Як был заправлен полностью – часа на четыре с половиной (маршрут рассчитан минут на сорок ).
         «Подпрыгнул» он на 1000 м. и спрашивает:
         -- Что будем делать?
         -- Доворачиваем  влево на курс 270 градусов, выходим на Эльбу, восстанавливаем ориентировку и по ней – домой.
         -- Точно! Бери курс 270.

          Всё было правильным,  мы были на своём маршруте и почему Олег «спаниковал» мне до сих пор не понятно. Курс 270 и время полёта до Эльбы это подтвердили. Вот она, Эльба. Её ни с какой рекой в ГДР не спутать: у неё с правого берега «расчёской» в воду идут поперечные течению противомелевые дамбы (волнорезы).  Думаю, командир специально разыграл «потерю ориентировки», чтоб проверить  меня на сообразительность в непредвиденной ситуации.
          Настроение в экипаже заметно повеселело. Я получил команду:
         -- Закрой шторку, выходи на привод.
         Дальше, «как учили»: высота 800 м., подошёл к приводу. Олег взял управление для захода на посадку, а я открыл шторку и – всё внимание осмотрительности… Тут, у аэродрома, на кругу, не шутки: взлетают – уходят, приходят – садятся. На кругу всегда «тесно»: как бы кто не воткнулся в бок или не сел сверху, как бы мы не помешали кому-нибудь заходить на посадку. Верти да верти головой, вращай глазами, смотри да смотри и прислушивайся сквозь шипяще-трещащий эфир к командам, передаваемым  лётчиками и руководителем полётами, представляй себе, кто, где находится, куда идёт и где будет через некоторое время. Это и называется «войти в круг для захода на посадку».

          -- Товарищ капитан, ст. лейтенант Теряев  задание выполнил. Разрешите получить замечания?
          Долго соображал, глядя на меня,  Олег, махнул рукой:
          -- Понял?
          -- Так точно, тов. капитан.
          -- Ты куда сейчас?
          -- На боевом  в зону по упражнению  №…
          -- Иди, Игорёк.