Предисловие
Разбирая бумаги в архиве вместе с вдовой брата, нашли листки фронтовых писем и начало военных мемуаров моего дяди Владимира Николаевича Баканова (1921-1986) - десяток пронумерованных страниц, написанных, судя по указанию в тексте, весной 1985 г. В авторском предисловии указывается, что отрывок появился в связи с запросом из Совета ветеранов ко дню Победы, несложный расчет указывает, что праздновалось 40-летие этой знаменательной даты.
Существовал ли чистовой вариант статьи, был ли он передан по назначению и опубликован, установить не удалось. Но зная о манере В.Н. собирать вырезки из газет и другие материалы, отсутствие их в архиве заставляет предположить, что, скорее всего, до публикации не дошло. Стилистика и содержание сохранившегося черновика не укладываются в принятые в те годы бравурные шаблоны, но каждое слово дышит правдой непосредственно пережитого. В отрывке описывается танковая атака батальона РККА под Старой Руссой глазами 20-летнего Владимира Баканова, командира легкого танка Т-26. Дело было в самом начале войны…
Из рукописи видно как расширялся замысел, как легко и точно ложились фразы. Если бы в то время к воспоминаниям ветерана было проявлено больше внимания – как Советом, так и родными и близкими, то вместо короткого очерка могла бы появиться, наверное, целая книга – образчик честного, без прикрас и домыслов, описания событий, будней войны, глазами непосредственного участника. Воспоминания военных лет не потускнели в памяти ветерана, а присущий ему лаконичный, внимательный к выразительным деталям стиль изложения обладает несомненными художественными достоинствами, живо воспроизводя портрет их автора на фоне психологических зарисовок о человеке на войне, когда принципы и обычаи мирной жизни разбиваются о жестокую реальность.
Моя редактура была весьма щадящей и формальной: в начале текста она почти отсутствует, а в конце сводится к смягчению слишком, на мой взгляд, рубленных фраз; при этом нет сомнения, что боевые действия иначе описать практически невозможно.
Рассказ поместил на специальном мемориальном сайте, снабдив иллюстрациями, в т.ч. такими, которые могут заинтересовать поисковые группы, ведущие поиск погибших в Великой Отечественной войне:
http://a-v-bakanov-memory.narod.ru/
П. Лебедев
***
В.Н. Баканов <Танковая атака под Старой Руссой>
Вечером позвонил телефон из нашего Совета ветеранов войны. Незнакомый голос спросил:
- Вы были танкистом?
- Да.
- Напишите, пожалуйста, нам, в каких сражениях участвовали.
По неосторожности я поинтересовался, как скоро это нужно сделать.
- Двадцатого апреля позвоним - статья должна быть готова.
Трубку повесили.
Неделю помучился: о чем же писать? В крупных танковых сражениях не участвовал, а только в малоуспешных (вычеркнуто), кровопролитных и неравных боях местного значения, подвигов не совершал, потерял три танка – один Т-26 и два английских МК-III «Валентайн», со мной рядом безвестно гибли товарищи, как и у всех, кто сражался с фашистами, награду получил только после войны за ранения.
Так было у большинства, кто прошел всю войну до дня Победы, добавить к этому что-нибудь очень трудно. И все-таки, раз представилась возможность, не лишне еще раз вспомнить о своих однополчанах, бронетанковой технике и событиях первых месяцев войны, свидетелем и участником которых мне пришлось быть…
1. <Начало войны>
Воскресенье 22 июня 1941 г. командный состав 40-й легкотанковой бригады, за исключением дежурного младшего лейтенанта, был в увольнении в Ленинграде. В городке Черная Речка остались только сержанты и старшины. Большинство из них читали или мирно покуривали, лежа на травке в ожидании обеда.
В 12 часов В.М. Молотов по радио объявил, слегка заикаясь, о вероломном нападении фашистов на нашу страну. Не успел он окончить свое выступление, как на небольшой высоте над городком появились два бомбардировщика с черными крестами и сбросили несколько бомб, которые не причинили вреда паркам боевых машин и казармам; одна из них повредила лишь овощехранилище. Основной груз фашистские стервятники сбросили на наших соседей-летчиков, которые располагались в Осиновой Роще.
Тревогу объявлять не было необходимости. Все бросились в парки, завели свои машины и стали выводить их в соседний лес. Дело осложнилось тем, что за неделю перед войной со всех танков были сняты оптические прицелы и пулеметы для их замены более совершенными. Когда взломали склад, оказалось, что они еще здесь и быстро разнесли и установили их на свои машины.
К двум часам большинство командиров вернулось из Ленинграда. Появилась организованность, уверенность и в течение короткого времени все танки были укомплектованы снарядами и пулеметными дисками, экипажи получили личное оружие – «Наганы».
А дальше часы и сутки потеряли свой смысл, ленинградские белые ночи сбивали привычный служебный режим; не стало отбоев и подъемов – осталась одна команда «тревога» - война.
Наша бригада действовала довольно успешно, переступив новую границу с Финляндией за городом Выборгом. Здесь от взрыва снаряда на командном пункте погиб наш командир роты старший лейтенант Зворыгин – участник Гражданской войны, чемпион по прыжкам в воду с трамплина на танках-амфибиях Т-37. Рядом с ним умерла от тяжелых ран начальник санчасти бригады капитан медслужбы Иванова.
В одной из первых атак пропал без вести танк командира бригады полковника Заводова. Механиком-водителем этого танка был Герой Советского Союза старшина-сверхсрочник Иван Сиволап, получивший это высокое звание в период войны с белофиннами.
О том, что происходило на других участках фронта, мы почти ничего не знали, но многие были убеждены, что вот соберемся с силами и войне наступит победоносный конец. О действительном положении дел узнали только тогда, когда доставили эшелон под разгрузку под обстрелом мессершмитов на станцию Толмачево.
2 <У Старой Руссы>
Недавно наша страна отмечала сорокалетие освобождения города Старая Русса. Моему экипажу в 1941 г. пришлось уходить последним из этого красивейшего курортного городка. Останки нашего танка Т-26, наверное, до сих пор лежат на дне глубоководной реки Ловати у села Рамушево. Как все это было, расскажу по порядку.
В 40-ю легкотанковую бригаду, которая занимала оборону на подступах к Ленинграду в районе Толмачево-Луга, приехал представитель для набора танкистов. Я и мой школьный товарищ ефрейтор Лев Николаевич Пухов попали в команду, которая должна была получать новую технику. Команда была сборная из нескольких частей, поэтому мы друг друга не знали.
Через несколько дней нас привезли в Ленинград во двор Кировского завода. Наскоро по спискам сформировали экипажи. Лева попал в мой экипаж, а механиком-водителем назначили бывшего учителя сержанта Михаила Алексеева. В завод нас не пустили, но несколько человек, в том числе и я, проникли в бокс; не терпелось посмотреть на новую технику, стоящую на помостах.
Получили мы 34 танка Т-26 (2 роты) с новыми перископическими прицелами для стрельбы с хода. Времени для освоения новой техники не было. Приказали тренироваться в прицеливании на пути следования на фронт. Танки были полностью заправлены боеприпасами и горючим.
Погрузка прошла быстро и организовано. Руководил погрузкой командир нашего взвода младший лейтенант Павлов, небольшой щуплый человек с рыжими усами и новеньким орденом Красного знамени на гимнастерке, и помпотех «безымянного батальона» техник-лейтенант, фамилию которого вспомнить не могу.
Наш эшелон шел без остановок. Ночью были в Новгороде. Паровозная бригада менялась в условиях воздушной тревоги. Непрерывно, уныло гудели паровозы, заводы и фабрики. На рассвете благополучно сгрузились в Старой Руссе и выстроились в походную колонну на улице, ведущей от станции в сторону фанерного завода.
Утро было отличное, на небе ни облачка. Предвиделся жаркий день. Кругом лениво пели петухи. Город жил привычной мирной жизнью. Не хотелось думать, что война где-то уже близко.
В двенадцать часов с запада стал быстро нарастать гул самолетов. Первая группа прошла над городом на большой высоте. От второй группы отделилось несколько бомбардировщиков, стали пикировать и бомбить фанерный завод, который через несколько минут загорелся и выбросил столб черного дыма.
Женщины с криком и плачем, с малыми детьми на руках, бросились в сторону завода, чтобы узнать судьбу своих мужей, у которых в это время был обеденный перерыв.
По команде танки вывели на западную окраину города; остановились прямо на поле. Хлеба были сжаты, снопы с полновесным зерном аккуратно уложены в крестцы. Жалко было их использовать для маскировки танков.
Других войск кроме нас вокруг не было. День прошел в напряженном ожидании.
3 <В засаде>
Ближе к вечеру наш экипаж получил задание выдвинуться на 1-1.5 км западнее расположения и из засады вести наблюдение. В случае появления противника в бой не вступать и срочно вернуться.
Недалеко от Старой Руссы была небольшая деревушка под названьем Заболотье. Жители покинули свои дома недавно, не закрыв двери. Угнали только скот. Куры ходили по улицам, визжали голодные поросята, на чердаках ворковали голуби. Собак не было: они ушли вместе с людьми.
Вошли в один крайний добротный дом. Полные закрома муки и зерна. Тикают часы-ходики. В красном углу огромная икона в серебряном окладе; горит лампада. Постели аккуратно накрыты. Сначала подумали, что здесь жил поп, но и в других домах была такая же картина. Здесь все жили по древнему русскому обычаю.
Засаду мы сделали на западной окраине Заболотья. Стало темнеть. На горизонте показалось зарево. Дежурили все, не смыкая глаз, каждый на своем месте в машине. Курили много, по очереди. Перешептывались, чтобы не задремать.
После полуночи с восточной стороны в деревню въехал автомобиль, невдалеке остановился и заглушил мотор. Опять все стало тихо. Как только забрезжил рассвет, башенный стрелок ефрейтор Л.Н. Пухов отправился в разведку, узнать, кто наши соседи. Вернулся он довольно скоро и шепотом сказал:
- Немцы. Бронированный автомобиль с крестом у крыльца дома. Кругом никого. Один храпит в машине.
Быстро светало. Ждать было некогда. Решили так:
- Заряжаем пушку бронебойным снарядом, наготове осколочный. Заводим машину. Разворачиваемся на месте. Подъезжаем и с короткой остановки в упор расстреливаем немцев.
Все шло, как было задумано, но только до короткой остановки. Впереди немецкой машины в исподнем белье и валенках стоял древний старец, спокойно отправляя малую нужду… Палец застыл на кнопке электрозапала, пушка не выстрелила. В открытой двери дома появился в нижней рубахе немец и дал очередь из автомата... Танк рванул с места, и мы поехали к своим.
Приехали, когда всходило солнце. Комвзвода Павлова мой сбивчивый доклад привел в бешенство. На вопрос, почему не уничтожил немцев, ответил, что растерялся, умолчав о старике: все равно не поверит.
После обильного завтрака и двух бессонных ночей нас подкосило, и мы заснули прямо на снопах у машины…
Первым проснулся ефрейтор Пухов и обнаружил, что у него из кобуры исчез наган. Пошел искать и выяснил, что видели, как его револьвер взял взводный.
Павлов храпел у своего танка. Ребята из его экипажа под строгим секретом вернули Леве его личное оружие, а тот незаметно для них забрал и наган у взводного.
Попутно у тех же ребят мы узнали, что наш взводный, младший лейтенант, - бывший капитан, командир батальона танкеток Т-27 (экипаж состоит из одного механика-водителя, который стреляет из пулемета и одновременно ведет машину). В боях на Халкин-Голе вопреки строгому приказу отражать все атаки самураев, не пересекая линию фронта, Павлов самовольно своим батальоном углубился на территорию врага и сжег на заправке большую группу японских танков и склад горючего, после чего без потерь вернулся к своим.
Его арестовали и передали в трибунал, который оказался в затруднительном положении. Дело попало к товарищу Сталину и он вынес решение: «За нарушение приказа - разжаловать, за подвиг – наградить». Испытав на себе характер взводного, мы искренне поверили в эту былину.
События для нашего экипажа развертывались не в лучшую сторону. Павлов подскочил к нашему танку, поставил нас по команде: «Смирно!» и заставил предъявить личное оружие. Мы дружно предъявили.
Обстановку разрядил Лева. Он невозмутимо протянул разряженный наган взводному со словами:
- Товарищ младший лейтенант, возьмите свое личное оружие.
Тот быстро убрал его в кобуру и удалился к своей машине.
4 <Перед боем>
Солнце нестерпимо палило, полное безветрие. Привезли обед. Кто-то советовал:
- Перед боем не нажирайся, больше пей. Ранят в живот – не выживешь.
В каком-то недобром предчувствии или от жары, ни есть, ни даже жить совсем не хотелось.
Не успели допить чай, от экипажа к экипажу стали передавать команду:
- Командиров рот и взводов – к командиру батальона!
Ко мне решительно подошли Лева и Миша, мой экипаж.
- Мы с Мишей договорились: если ранят, чтобы не попасть в плен, застрелимся, - сказал Лева: Ты согласен?
- Согласен. Но нас не убьют, и в плен мы не сдадимся.
В подкрепление своих слов сорвал с шеи медальон – «смерть» и зашвырнул его далеко, как только мог. Лева сделал то же самое. У Миши медальона не было.
Взводный Павлов прибежал, запыхавшись. Построил экипажи.
- Слушай приказ. Передовые части противника находятся в деревне Муравьево. Задача батальона совместно с пехотным полком освободить деревню и развивать успех в северном направлении. Наш взвод действует на левом фланге батальона, развернувшись «углом вперед». Впереди, во главе угла пойдет экипаж…
И после некоторой заминки он указал на нас:
- Я еду позади справа. И не вздумайте, суслики, остановиться или свернуть в сторону. Получите мой бронебойный в башню. К 14-00 мы должны выйти на исходную позицию – северный склон насыпи железной дороги Старая Русса – Дно и начать атаку. Ясно?
Всем было все и ясно, и неясно. До железной дороги было рукой подать: ее видно отсюда, а что за насыпью – посмотрим.
Раздались команды:
- По машинам!
- Заводи!
- Вперед!
Наш взвод шел в хвосте колонны. Перевалили через переезд. Основная колонна ушла вправо. Взвод развернулся в боевой порядок и остановился.
На грязной траве вповалку лежала пехота. Большинство спали. По возрасту это были наши отцы, призванные из запаса. Видно, перед этим они проделали долгий и нелегкий путь: поднимались с трудом и занимали места между танками, к которым их распределяли командиры... Начало атаки затянулось больше, чем на час.
Нас отделял от Муравьево пыльный деревенский выгон для скота.
«Почему фашисты, видя такую заминку, не ведут огонь?» - такая мысль, вероятно, в то время возникала у многих. Но у врага были свои расчеты.
Павлов напомнил, чтобы танкисты вели только прицельный огонь в своих секторах, не отрываясь от пехоты.
5 <Атака>
Атака началась как-то неуверенно. Вместо того, чтобы открыть огонь с места из всех видов оружия и вызывать ответный огонь противника, засечь его огневые точки, мы медленно тащились, стараясь не обогнать пехоту.
До деревни оставалось не больше 150 метров… Оттуда раздался страшной силы артиллерийский залп. Автоматически делаю выстрел из пушки, другой, третий,…, пятый… В прицеле ничего не видно: пыль с черным дымом.
Сзади разорвался тяжелый снаряд, танк качнуло и он заглох. Минуту сидим молча, задыхаясь от пороховых газов. Открыли люки, стало полегче. Кругом рвутся снаряды и строчат из автоматов. Пыль, пыль, пыль с дымом и гарью.
Приказываю:
- Завести машину.
Завелась.
- Задний ход влево.
Запоролись в воронку. Выехали вперед – и опять влево. Стало посветлее. Еще и еще светлее. В прицеле появился гусеничный вездеход с немцами.
Бью осколочным в кузов. Столб черного дыма и пламени.
Перевожу башню вправо – второй вездеход. Бью. Неудачно. Попал в мотор. Немцы как горох посыпались из кузова и бросились в сторону деревни. Догоняю их длинной пулеметной очередью, пока не кончился диск.
В прицеле разворачивается третий вездеход и скрывается в пыли. Выстрелил вдогонку наугад.
Даю команду Леве поставить новый диск на пулемет, а Мише – сдать назад. Долго вслепую ищем свой взвод. В укладке осталось три снаряда и два пулеметных диска. Кончаем стрелять. Немцы тоже ослабили огонь. Бросают изредка мины, строчат из автоматов. С нашей стороны выстрелов нет.
Миша доложил, что горючего мало. С начала атаки прошло пять часов. Остановились. Открыли люки. Стало легче дышать. От шума мотора и стрельбы заложило уши и стучало в висках. Затекли ноги. Приходя в себя, не заметили, как немцы перестали стрелять. С трудом выбрались из башни и вывалились на жалюзи.
6 <На закате>
Пыль улеглась. Солнце только что село. В пятнадцати метрах от нас стоял танк с поднятой пушкой, дальше – еще, еще и еще. Воронки от снарядов. Вразброс лежат трупы. Стонут раненые.
Стемнело. Вызвездило. Стало прохладнее. Стоны раненых смешались с криками:
- Помогите! Спасите! Пить! Пить! Воды! Воды! Пить!
Немцы праздновали победу. Играли на губных гармошках, горланили веселые песенки. Затем постепенно все стихло. Несколько фашистов с карманными фонарями вышли из деревни и направились в нашу сторону. С пьяным хохотом из пистолетов и автоматов пристреливали раненых.
Кто-то из наших нашел в себе силы и бросил в них гранату. Ругательства. Вопли. Фонари погасли. Несколько автоматных очередей. Опять тихо. Затихли и раненые.
Ползем с Левой к ближайшему танку. Люки открыты. Машина цела. Кругом трупы. Поползли по следу танка. Убитых становилось все меньше. След повел вправо. Наткнулись на насыпь железной дороги. Поднялись, дошли до переезда. Закурили. Бросили. Во рту сухо, на зубах скрипит песок.
Вдруг появился из темноты раненый танкист. Он был на правом фланге батальона. Первым немецким залпом танк разбило, но танкист уцелел и выполз из пыли еще правее. Видал, как огнеметчики жгли наши танки и пехоту.
Мы посоветовали ему держаться дороги, которая по нашим расчетам должна была привести в город.
Вернулись к своей машине, когда звезды начали меркнуть. Кто-то тихо разговаривал. Стонали раненые. Просили пить и не оставлять. Миша, который оставался сторожить танк, пока мы с Левой осматривались, разговаривал с командиром соседней машины сержантом Середой, который один выжил из экипажа. Тот рассказал, что видел, как ребята переносили нашего взводного Павлова с оторванными ногами через железнодорожную насыпь. И добавил:
- Наверное, не выживет.
7 <Тыл>
По команде попытались завели обе машины, но подбитый танк Середы не завелся. Взяли его на буксир, собрали винтовки, погрузили раненых, сколько могли, а остальным объяснили, куда ползти…
Когда тронулись с места, занимался рассвет. Немцы молчали. Тащились мы медленно. С переезда совсем близко увидели город. Пыльный проселок вел к горящему двухэтажному дому. Подъехав, увидели: в дыму на втором этаже в сетке бились белые голуби.
Через дорогу – колонка. Такой вкусной воды не пил всю свою жизнь. Из стреляных гильз от снарядов напоили раненых. Один из них смотрел остекленевшими глазами в голубое небо.
Кругом никого. Только две немецкие танкетки пылили по нашему следу. Когда мы дали по ним несколько коротких пулеметных очередей, они развернулись и ушли за переезд.
Города мы не знали, только запомнили дорогу вдоль реки, по которой двигались перед боем, но это было южнее. Скоро подъехали к мосту. Из укрытия к нам вышел лейтенант, за ним – два бойца. Он сообщил, что при появлении противника должны взорвать мост. Лейтенант позвонил по телефону и приказал пропустить нас через мост другой речушки; объяснил, как проехать на восточную окраину города в санбат и сдать раненых.
Восточная окраина Старой Руссы была забита войсками. Тылы различных частей располагались под укрытием старого бора, рядом с которым было поле неубранных хлебов и небольшая поляна – вырубка, где мы и остановились.
Найдя санитаров, сдали раненных. Двух мертвых отнесли в тень под сосной.
Лева случайно узнал лейтенанта, которого запомнил при погрузке танков на Кировском заводе. Он оказался начальником боепитания нашего «безымянного батальона».
Осмотрели машины. У нашей – горючее на исходе, поврежден левый ленивец и пулемет. У второй горючего больше полбака, сорвано с цапф подъемное устройство пушки, при повороте заклинивает башню. Лейтенант написал записку в оружейную мастерскую с перечнем ремонтных работ. Она у меня сохранилась, порядком обветшав. На ней стоит дата «7/8-41».
Мне предписывалось отогнать машину, сдать ее и стрелковое оружие, подобранное под Муравьевым. Миша с Левой должны были заправить машину и догонять меня.
Три бессонные ночи валили с ног. Солнце припекало. Ехать не было сил: решил дожидаться ребят на месте. Отогнав машину под сосны, заглушил мотор, упал на хвою и провалился в сон.
Разбудил меня страшный грохот. Бор бомбили немцы. Залез в танк на место механика-водителя. Полсотни бомбардировщиков с небольшой высоты сбрасывали свой смертоносный груз на лес, затем отваливали на юг, разворачивались и снова заходили со стороны города…
В нескольких метрах от моего танка, не обращая внимания на взрывы, на пне спокойно сидел оборванный человек и брил бороду. Видно, не брился с самого начала войны и прошел долгий и горький путь отступления. По остаткам знаков различия на петлицах гимнастерки, это был полковой комиссар. Когда я предложил ему укрыться в машине, он отказался…
1985