Посвящается светлой памяти моего деда Ивана Ивановича Плохова
ДЕДУШКА В МОЕМ ДЕТСТВЕ
Я никогда не видела своего деда. Его не было в доме, но он незримо присутствовал. Его дух витал в нашей квартире и вошел в мое детское сердце и сознание.
* * *
Легкий ветерок колышет занавески на окнах. Солнечные зайчики, мечутся по большому ковру на полу. Бледные розы на зеленом фоне ковра то вспыхивают, то гаснут.
Бабушка постукивает по стеклу барометра и встревожено говорит: — Идет гроза! Я удивляюсь: откуда дедушкин барометр знает это?
В руках у бабушки блестящий сосуд.
— Что это?
— Это кофеварка твоего дедушки. Когда он допоздна засиживался за работой, он варил себе кофе на спиртовке.
Я подхожу к кожаному дивану, на столике перед которым разложена шахматная доска.
— Осторожнее, детка. Эти фигурки выточил и вырезал дедушка.
Шахматы — замечательные: белая армия — русская (пешки – солдаты в "беретах"-бескозырках), а черная — прусская (пешки – солдаты в высоких касках – "шишаках"). Каждая фигурка имеет "свое выражение лица"!
— А это что за закорючки? — спрашиваю я, доставая из этажерки альбомы?
— Это ноты, — отвечает бабушка. — Так записывается музыка, которую читают, играя на рояле.
— А зачем нам они? Ведь у нас нет рояля.
— Раньше был. И твои тети учились играть. Правда, неохотно, но дедушка так хотел.
Я узнаю, что дедушка был очень строгим. Он не позволял детям шалить, болтать и смеяться за обеденным столом. Требовал порядка и послушания. Мог ночью разбудить детей, чтобы аккуратно разложили одежду и собрали разбросанную обувь. Спать дети должны были в комнате с окном, открытым в любую погоду, только в сильные морозы — с открытой форточкой. Требовал, чтобы тщательно умывались, чистили зубы и полоскали нос и горло подсоленной водой. Дети должны быть опрятными. Должны добросовестно трудиться и учиться.
Будучи строгим с детьми, он дозволял проказы своим любимцам: пушистому песику Дружку и самовлюбленному коту Фитюльке. Папа рассказывал, что этот кот презирал черный ход и гулять выходил только парадным. Также и возвращался. Вспрыгнув на перила, звонил, лапой ударяя по вертушке круглого металлического звонка, по окружности которого было написано "Прошу повернуть".
Много любопытных вещей, принадлежащих деду, привлекали мое внимание. В бабушкиной комнате на стене висел настоящий мушкет со слегка изогнутой рукояткой в серебряном окладе — память о войне с Наполеоном. Я уже читала и знала наизусть "Бородино" Лермонтова. Любила рассматривать альбомы, переплетенные домотканой рогожкой. В них хранилась коллекция открыток на тему войны 1812 года — репродукций с картин известных русских художников (Васнецова и других). Альбомы всегда лежали на большом папином письменном столе, некогда стоявшим в дедушкином кабинете, вместе с удобным кожаным креслом, спинка которого украшена резной короной.
— Почему теперь нет кабинета?
— Нас "уплотнили". Раньше эта квартира принадлежала дедушке.
— А где дедушка?
— Слишком много вопросов ты задаешь, — хмурится бабушка, — Пойди лучше, погуляй с Дружком.
Как и все дети, мы с сестрой Таткой любили праздники. Особенно с нетерпением ждали Рождества. Папа соблюдал все традиции, установленные дедушкой. Елку ставил не на Новый год, а в сочельник, пока мама его не попросила, чтобы у нас, как и у всех советских детей, праздник начинался с Нового года.
Подготовка к празднику составляла особый ритуал, нарушавший привычный ритм жизни. Мы с сестрой тоже участвовали в генеральной уборке квартиры, зная, что будем вознаграждены. Только раз в году нам позволялось полюбоваться удивительной вещью, стоявшей высоко, на крыше шкафа в стеклянном футляре.
Это была необыкновенной красоты модель яхты. Ее смастерил сам дедушка! Она взаправду плавает. У нее настоящий двигатель. И на конкурсе моделей дедушкина яхта получила первое место, о чем говорится в грамоте, лежащей под зеленым сукном на деревянной подставке.
Все-все сделано руками дедушки. Удивительно, он даже...сам вязал крючком!
Корпус яхты обшит металлическими листами, выкрашенными синим и красным цветом, верх корпуса из темного полированного дерева. По бокам яхты прикреплены золотые буквы, составляющие слово ЛАДА. Так красиво называется эта яхта. Над яхтой на длинном флагштоке возвышается флаг Российского флота. Все любопытно: длинные лоты, якорь, штурвальное колесо, шкафчики с малюсенькими латунными запорами, крошечные инструменты. Мы открываем резную дверку в каюту. В ней светло. Свет падает сквозь круглые окошечки с трудным названием "иллюминатор". В каюте столик, а по обе стороны диванчики, обитые красным бархатом. Вот бы папа разрешил посадить там наших кукол! Но..., стеклянный футляр опускается, и яхта водружается на шкаф.
Папа рассказывает, что у дедушки была собственная настоящая яхта, точь-в-точь такая же. Ее реквизировали в 1914 году, когда началась Первая Мировая война. Она погибла на реке Пине в Белоруссии.
И вот дедушка сделал на память модель этой яхты по чертежам, в масштабе 1:10. Оказывается, дед был яхтсменом, членом Императорского московского яхт-клуба. Носил красивую форму, от которой сохранились белая фуражка и медные запонки с якорями.
Иногда папа достает ящик из красного дерева. Раскладывает его, выдвигает объектив, и ставит на треножник. Это дедушкин фотоаппарат. Папа снимает нас, детей. Изредка достает дедушкин фотоальбом с фотографиями. Так смешно видеть маленьких папу, его брата и сестер! А вот дети (уже постарше) на мотоцикле: за рулем старший Евгений, сзади наш папа, Владимир, а в коляске — обе сестры, Нина и Зина. На корпусе мотоцикла надпись нерусскими буквами: "Harley-Davidson". (Мотоциклы этой марки, усовершенствованные за столетие, и сейчас остаются престижными).
Я очень любила забраться в мягкое кожаное кресло с ногами, выбрав из книжного шкафа деда какую-нибудь книгу, и читать, читать, читать.
Когда в подростковом возрасте я впервые открыла "Войну и мир" Льва Толстого, я поразилась, узнав в старом князе Болконском черты характера того образа моего деда, который сложился в моем детском воображении.
Дед — это трудолюбие, дисциплина, порядок, пунктуальность, требовательность к себе и окружающим его людям. Его внимание и забота о детях, на мой взгляд, были деспотичны. Позже я узнаю, что он вмешался в судьбу своей младшей дочери, отказав ее жениху — поэту с пышной шевелюрой и красным шарфом на шее, впоследствии очень известному человеку в литературных кругах и близкому другу нашей семьи.
А пока..., пока мне шесть лет. Только что прошел ливень, и мы с Митькой, моим приятелем, сыном нашего дворника дяди Вани Ибряева, во дворе строим запруды и пускаем кораблики. Я хвастаюсь, что у нас есть настоящий дедушкин корабль, — яхта называется. Этого Митька перенести не может, и покраснев, кричит:
— А твой дед — буржуй и вредитель!
— Сам ты вредитель! — ору я.
С глазами, полными слез, направляюсь домой, зная, что не могу ни с кем поделиться своей обидой, чувствую, что это расстроит бабушку и моих родителей.
Ночью я думаю, кто же мой таинственный дедушка? Он не может быть никаким вредителем. Врет все противный Митька. И засыпаю под раскаты грома и вспышки молний, не подозревая, что я никогда не увижу своего дедушку, что дедушки уже нет на белом свете.
(Продолжение следует)