Оно не приходит внезапно. Оно незаметно вползает среди шума и смеха, и суеты, забирается глубоко и живет там робко и тихо. Ждет.
Оторванный листок. В шорохах старого парка.
Старый парк теряет листву, рассыпая повсюду осенние шорохи. И вздыхают потревоженные ветром аллеи, и шуршат тихонько. Липы облетели – чернеют теперь стволами в размытых акварельных пятнах осеннего цвета. По сквозным дорожкам сквозняком летает ветер, и в нем медленно, делая вид, что просто гуляет, неприкаянное бредет одиночество.
Все так же было прошлой осенью. И позапрошлой шуршали прощально пустые аллеи и, молчаливый, стоял старый дуб. И десять лет назад, и сто вот так же роняли деревья, как слезы, погибшие листья, и в тонких и слабых лучах закатного света вспыхивал еще румяный, еще веселый клен. И красовался боярышник гроздями никем не сорванных ягод. И чья-то безнадежность металась меж этих стволов и ветвей, вспугивая притаившиеся в них лесные шорохи.
Одиночество брело сквозь парк, сквозь осень и чьи-то вздохи сквозь время.
"Все кончено. Все кончено", – шептали листья под его ногами.
И было холодно.