Перекос

Владимир Ермошкин
     Война приказала долго жить. Народ бросился на восстановление народного хозяйства с засученными рукавами. Специалистов и инженеров в стране не хватало. Зато хватало энтузиазма и уверенности в непобедимости русского духа,  а так же русской непогрешимости. Руководство на ответственные работы было вынуждено привлекать пленных немцев. И хотя отношение к пленным не было радушным — с этим мирились. Стране, как никогда, нужны были специалисты по установке трофейного оборудования. Одного такого немца, по имени Ганс, назначили инженером прокатного цеха.
     — Смотри, фриц, работай хорошо. А не то… Церемониться не будем, — инструктировали его наши руководители.
     — Я! Гут! Это есть карашо! — калякал тот, краснея то ли от волнения, то ли от несовершенного знания русского языка.
     Ганс оказался  грамотным специалистом, а винтовку держать в руках, как потом выяснилось, ему так и не довелось. Взяли его в плен наши бойцы, что называется «тёпленьким»  прямо на заводе.
Начальник цеха быстро смекнул, где находится "золотое дно" и с помощью немецкого спеца, начал идти в гору, то есть делать себе карьеру.
     — Ну-ка, выскажи свои соображения! — просил он пленного инженера. И тот, вникнув в суть проблемы, находил точное решение этого  вопроса. А уж тут шеф не промахивался, и на совещаниях в верхах, получал одобрение и всякие плюсы в свой адрес.
     — Никанор Иваныч, скоро юбилей...! Давай запускай первую очередь проката. К такому-то числу стан должен работать! — получил он партийное задание.
     — Есть! — взял под козырёк Никанор Иваныч и тут же вызывал в кабинет Ганса.
     — Ганс! Давай шевели мозгами и чтобы к юбилею стан начал работать.
     — Это ни есть карашо! Хир спешка найн! — возражал тот.
     — Пошёл ты нахир! — ругался наш, и, как мог на пальцах, объяснял тому поставленную   задачу. — Цигель, цигель! Шнель давай! — подгонял он немецкого инженера, указывая на привезённое оборудование.
     А Гансу, после его расчётов, что-то не понравились стропы на мостовом кране. С их помощью предстоял подъём и посадка станины прокатного стана на залитый  фундамент. Ганс, как мог, пытался втолковать начальнику и нашим мастерам, что нужны очень точные, проверенные и испытанные на растяжение стропы, но на эту процедуру требуется время. Понятно такая затяжка времени не устраивала цеховое начальство и они сильно нервничали. Три комплекта строп они предложили пленному инженеру, свитые на скорую руку, и все три комплекта он забраковал.
     — Хирр точность надо! Кляйн перекос и дело швайн! — не унимался немец, отстаивая свою позицию.
     Он раз за разом пытался объяснить, что такую станину, весом в двадцать пять тонн, нужно садить очень точно — без всяких перекосов. А длины строп, в этом деле, играют наиглавнейшую роль. В тоже время высшее руководство партии ежечасно звонило: «Стан должен к такому-то числу работать! Давайте кровь из носу, но чтобы прокат был! — и наши сдались.
     — Ну его, этого фашиста! Давай, Петро, собирай людей. Начнём ставить без немца.      Глядишь управимся. Всё ему не так, да всё ему не эдак! Вредит он... вот и весь натюрморт! — кипятились мастера. И без проекта, без схемы строповки груза, подцепили эту неподъемную станину и подвели к посадочно-направляющим втулкам.
     — Смотри, Петро… ровно? — вопрошал начальник, прибывший на подъём в окружении людей из парткома.
     — Да вроде как! — отвечал бригадир слесарей.
     — Давай! — сделал начальник отмашку крановщице. И та — не промахнулась. Посадила.      Только накосо, — стропы подвели. Теперь эта многотонная станина, вдобавок ко всему, стала ещё и «мёртвым грузом».
     Побежали за немцем. Тому аж плохо стало. Сел он на застопоренную станину, и со слезами на глазах, начал тыкать пальцем в разработанную схему строповки. Причём ругаясь по-немецки, то и дело стучал кулаком себе по лбу. В чистом переводе его слова звучали так: «Зачем вам инженер… Зачем вам чертеж… Зачем вам точность? Вам надо радиофицировать цех, посадить одного человека перед микрофоном и заставить его кричать только одно слово: «Давай!» — дальше шли трудно переводимые слова на немецком жаргоне.
     — Ты, фриц, давай не заговаривайся! — заорали на него мужики. — Не забывай, кто ты есть?! Забыл что ли... Что ты ту та не в гостях? Может показать тебе Курскую дугу! — замахиваясь на него ломом, кричал контуженый танкист, работающий в бригаде слесарей.
     Спасло немца, прибывшее по звонку, высшее руководство. Выслушав доводы инженера и его претензии, тотчас обязало мастеров выполнить все его предписания.
     Несмотря на то, что из-за оплошности со стропами, целых три дня ушло на восстановление перекошенных втулок и прочих направляющих деталей, результат был выдан.     Люди проявили в работе недюжинное упорство и самоотверженность.
Никанор Иванович, с блеском на глазах, принимал поздравления по поводу пуска прокатного стана и клялся в верности руководству партии.
    Вскоре главного «дирижера» повысили в должности и вместе с пленным инженером отправили на другую стройку союзного значения.
    Стан тот работает до сих пор. Никуда не делось и русское «давай». Оно по-прежнему, заряженное на победу, крутится вместе с нами... — не переставая удивляться  возникающим перекосам жизни.

12.05.08 г.