Севера. Якутск, Норильск.
1. Для жителей России, да и всего мира, Сибирь, это слово "страшилка". Это что-то, огромных размеров, жёсткое, суровое, промороженное. Между тем, большинство, проживающее, на западной, густонаселенной части РФ, не имеет понятия, ни об географических границах, ни об климатических особенностях Сибири. Им не понять, как вообще, без принуждения, кто-то может, существовать, мириться, выживать в этом жутком, диком месте. В представлении москвича или петербуржца, сибиряк, это или ссыльный каторжанин или нефтяник-вахтовик. Коренной житель, беспробудный неудачник, который, может и рад бы уехать, да его никто и нигде не ждёт. Он спит, как медведь в берлоге, и во сне видит лето, о котором
только слышал. И больше, ему мечтать не о чем, круглый год, мёрзнет полупьяный абориген, в занесённой по крышу снегом, избе. Жизнь его, поэтому, коротка и обморожена. Всё так, да не так. Допустим, Новосибирская область, что в Западной Сибири, занимает первое место в мире по смертности, вызванной сердечнососудистыми заболеваниями. Одна из главных причин, просто убийственная амплитуда сезонных температур в году, в среднем 60-70 градусов. То есть, от -40*С зимой, до +30* летом. Бедные сердца изнашиваются быстрее. С таким опасным диагнозом, может посоперничать Якутия, Где -50*С -60*С зимой, обычное, рядовое явление, как и +30*С +35*С летом, никого не удивит. Это я к тому, что Сибирь, это, наверное, полноценный континент, а вовсе не несколько субъектов федерации, как думает чиновник. Где на Юге великий, волшебный Алтай, на Востоке Якутия, суровая и дремучая, Запад, как и всегда, густонаселён и технократичен, а Север Сибири, кладовая, но не только для меха и кедровых шишек, не за этим протянула сюда трубопроводы, любительница до чужого добра, старушка Европа.
2.
О Северах, ударение на последней гласной, где устья Лены и Оби, где тайга как космос бесконечна, а пол-Европы, как старый башмак провалилась бы в топких северных болотах, попускала пузырьки, только её и видели, останется на "сладкое". В первую голову два больших, взрослых города: Якутск и Норильск. Несмотря на почти всемогущие возможности современной авиации, попасть в эти города не так просто. Нередко, пассажиры, неделями ждут у "воздушного моря" погоды. И даже, если ваш самолёт вылетел в сторону Заполярного края, нет ничего сверхъестественного в том, что покружив над Норильском или Якутском, и не найдя просвета, лайнер возьмёт курс на базу. Норильск знаменит затяжными метелями и снежными заносами. Снежный Эверест, дело "рук" грейдеров, не успевает растаять за сверхкороткое лето, поэтому в июле, в аэропорту, можно любоваться, немного подтаявшей, безобразной, поруганной, но не сдавшейся зимой.
Аэропорт Якутска, это зубная боль метеорологов. Уже в середине октября, бьют наотмашь тридцатиградусные морозы. Город дружно затапливает печки, из труб валит густой пар, с ветром полный порядок, мёртвый штиль. Столица республики Саха погружается в непроглядное белое марево, в молоко, густые деревенские сливки. Но даже при близорукой видимости, встречаются лётчики "ясновидящие", лично для меня не объяснимым образом, наощупь что ли, находящие якутскую ВПП. Тогда есть возможность побывать в другой реальности, увидеть фантастический мир.
Отходишь от самолёта и пропадаешь в тумане, самолёт за спиной как ластиком стёрли, где-то впереди, по идее, должен быть аэровокзал, но сколько не напрягаешь зрение, не находишь ни чего подобного. Он где-то близко, должен быть там, наверное. На стоянке, "Туполь" меньше всего напоминает авиалайнер, это, скорее всего лежащая на дне субмарина, Наутилус, клубы пара, как пузыри, выдыхаемого кислорода, медленно плывут вверх, от копошащихся под фюзеляжем, техников-водолазов. Стоишь, где-нибудь в сторонке, смотришь на этот "сюр", покуриваешь и думаешь: Вот сейчас почти минус 60, даже выйти курнуть, уже подвиг, а якуты идут к трапу от вокзала, дублёнки нараспашку, ушанки на затылках, вот, дети оленей, шаманьи души.
3. С севером Сибири, короткое знакомство свёл я в середине девяностых. Три месяца подряд, через день, направления всех моих вылетов были строго вверх по карте. Эта была, собственно, что-то наподобие мягкой ссылки, непубличного, латентного типа. Ну как ещё далеко можно отправить засранца, пусть даже проводника, если он и так живёт в Сибири. На север этой самой Сибир. Правда, если бы, допустим, существовали регулярные, пассажирские рейсы на дрейфующие льды, этапировали бы туда. Короче, это было моё наказание, распространявшиеся в те годы, на особо провинившихся стюардесс-рецидивистов.
По-хорошему, то есть по справедливости, меня следовало выгнать взашей, и прожечь трудовую книжку позорным клеймом. Но мне дураку крепко повезло, как это часто бывает, Госпожа Удача помогает, тем, кому пожелает и не считается с логикой предпочтения достойных, вопреки мнению присяжных заседателей. Предыстория незамысловата. Когда я пришёл в эту профессию, в самом начале девяностых, непьющих проводов били камнями, как прокажённых. Была даже (конечно не только у нас) такая идиотская присказка: "Что не пьёшь? Стукачёк что ли!", как будто надо иметь настолько иезуитские, подлые намерения, что бы вместе со всеми напиться, а после всех выложить перед начальством, как голеньких. Настолько наивными быть нельзя, ведь обычно именно так и делается, эти самые иуды и лезут целоваться, как только напьются. Так вот, возвращаясь, в ветхозаветные девяностые. Уходя на работу, так сказать, как человек, домой, вполне можно было приползти, как свинья, опять же образно говоря. Помню, несу в резерв одного своего приятеля.
"Как же ты старт пройдёшь, чудило?" - говорю ему. Он улыбается мне, как ребёнку и успокаивает.
"Не дрейф, что-нибудь, как-нибудь, разведётся"
"Как это?" спрашиваю. "Тебя с закрытыми глазами расколят". Ну смотрю, товарищ совсем не переживает, наоборот, меня успокаивает. Что ж думаю, вольному воля. Вот мы подходим к двери медпункта, он, насколько ему позволяет содержание промилле в крови, выпрямляется, заходит в кабинет и садится на стул рядом с врачом. В тот же миг, у врача на столе звонит телефон. Она берёт трубку и пять минут не может оторваться от разговора. Извиняясь! машет рукой, мол, расписывайся, не жди. Парень находит в себе ещё немного сил, для сохранения равновесия и координации, чтобы отыскать свою фамилию в журнале, встать и выйти. Подходит ко мне со словами: "Ну и что ты ныл, всю дорогу?", и падает мне на руки. Вот это самая уверенность в собственной неуязвимости (я ведь не раз проделывал что-то подобное) однажды, жестоко подвела меня. Конечно, я обнаглел, вообразил себя непогрешимым игроком, фартовым, неуловимым. Увы, я и не догадывался, что моя судьба, уже выбрала биту потяжелее и перекидывает её, в нетерпении, из одной руки в другую.
Меня огрели утром субботы Страстной недели, когда до святой Пасхи Христовой, оставалось меньше суток. Всю прошлую ночь, я просидел с моим другом в торговой палатке, в которой он работал ночным продавцом. Это были ещё те времена, когда всё и везде было заставлено маленькими магазинчиками, больше похожими на газетные киоски, только с решётками и продавали в них всё, что душе угодно, круглые сутки. Алкогольный ассортимент, очень бы поразил юного пьяницу сегодняшнего дня. В основном, в продаже, были разнообразные марки спирта, один из самых известных и незабываемых, спирт рояль. Водка была, как тогда говорили "палёная", то есть, приготовленная безобразным, кустарным способом, путём обычного смешивания, того же спирта с водой и ещё благо, если спиртяга этиловый. Не трудно представить, что находиться в таком убойном баре и дегустируя быстроразъедающие мозг напитки, контролировать свои возможности и силы невозможно. А утром по плану у меня, рейс в Хабаровск. Но чувство страха давно притупилось, и я не сомневался в своей удаче. Всё это продолжалось до тех пор, пока женщина в белом халате, в комнатке медпункта АДП, вдруг не "полоснула" бритвой по моему неопохмелённому сознанию.
" Я не могу допустить вас к рейсу, молодой человек, вы пьяны". Как мог, я пытался что-то возразить, что-то доказать, не веря что мои дела так плохи. Медсестра предполётного медицинского осмотра Бабушкина, меня не слушала, она делала своё дело. Сначала позвонила в службу проводников, так мол и так, отстраняю негодяя от рейса, потом звонок в здравпункт аэропорта, примите, мол мальчика на освидетельствование по поводу содержание алкоголя в крови. Медсестра была опытным человеком, настоящей "бабушкой авиамедицины" и знала что делать. Не очень понимая, что я делаю, на что надеюсь, я поплёлся в аэровокзал. Экспресс-анализ показал то, что и без него к бабке ходить не надо. Но здесь мне повезло в первый раз. Помню, врач здравпункта, усталый пожилой дяденька, отвёл меня в сторону и по-дружески положа руку на плечо сказал: "Знаешь парень, ты лучше иди, решай эту проблему, обратись к врачам скорой, знакомым позвони, больничный возьми, денег дай что ли, давай поторопись, а я скажу, что тебя у нас не было, что ты не дошёл до нас. Давай, вперёд!". Безнадёжность ситуации подстёгивала к решительным и немедленным действиям. Не прошло и пятнадцати минут, как я объяснял врачу скорой помощи, что жизни и здоровью моему ничего не угрожает, но как погано станет моё будущее, с каким наслаждением растопчут меня мои, жадные до расправы начальники. Нет, я не играл роль раскаивающегося грешника, хотя, как и многие способен, если надо, притворятся. Я не очень рассчитывал на сострадание, я просто обратился за помощью, это же ведь скорая помощь? Женщина-врач, оборвала меня на полуслове: "Всё ясно, ты не переживай, сейчас выпишу больничный, диагноз ОРЗ, посмотри на себя, все симптомы на лице: красные глаза, слабость, головная боль". Вау! в этот миг, кому чертовски не повезло, Госпожа Удача, кажется, была занята только мной. Мне снова пришлось отправиться в службу, диспетчер, не хотела верить в мои сказки о больничном листе. Уже возвращаясь, на проходной, меня перехватила зам. начальника службы. Ей позвонили домой, сообщили о ЧП и вместо того, что бы нежиться в постельке, сладко позёвывая и щёлкая каналы, она приехала на работу. И что же, сукин сын, из-за которого её величество, с двумя пересадками целый час (утренний, субботний, выходной час) тряслось на автобусах, преспокойно выходит на свободу, с больничным в руках и наглыми ещё припухшими глазками. В ярости она схватилась в мой рукав и заорала: " Стой не пущу!Ты же пьяный, морда бесстыжая, ну-ка пошли, сейчас проведём экспертизу, я же знаю, больничный купил, сволочь!". Нет, вы подумайте, неужели после всего этого невероятного везения, после проявления стольких хороших людей ко мне доброты и сострадания (между прочим, в нарушения своих должностных обязанностях), я сам же пойду и сдамся, как овца на закланье. Да, наши начальники, серьёзно полагают, что в гневе, они страшнее бога Шивы и выразительнее бога Ганеши. Я аккуратно, но твёрдо освободил руку, сказал, что sorry, отправляюсь домой, надо срочно сбить температуру до безопасной, чай с малиной, спиртовой компресс. А будущий начальник службы (через пару лет, она ненадолго заняла этот вожделенный пост) ещё кричала мне в след: " Учти, ты, гад здесь работать не будешь! Это я тебе обещаю!". Но кто может с точностью предсказывать будущее? Страшно подумать, ещё тяжелее признаться и сказать, что даже руководители, иногда, конечно, ошибаются. За подобные выходки, что я устроил перед ясными очами наших врачей и начальниц, меня, пожалуй, очень быстро сгнобили в службе. Если, как говорится, самым возмутительным способом не заступился, за меня, мой отец. Папа в аэропорту был уважаемым человеком, проработав здесь более тридцати лет, он и сам был долгие годы руководителем и был знаком со многими бонзами. Именно ходатайство отца, спасло мою непутёвую голову и карьеру. Увы, обычное, рядовое дело, у порядочных, честных, уважаемых родителях, сын, то есть я, алкоголик и раздолбай. Наказать официально, было не просто, больничный то настоящий, но отправить на "галеры", надо было обязательно, не прощать же такого непочтительного поведения. Перед тем как описать мою "замечательную каторгу", бесспорно лучшее время, которую и работой, язык не поворачивается назвать, кроме как "северные каникулы", ещё одна попутная тема.
4. Не могу не вспомнить генерального директора авиакомпании, который и пожалел меня. Моя третья и самая большая удача, в этой истории, это, конечно, мой отец. И сейчас, представляя как стыдно было папе, просить, унижаться, оправдываться из-за меня, сжимается сердце. Могу только представить, как в кабинете первого человека в компании, этакий государь, барин и судья в одном лице, бросает в лицо моему отцу, какие-нибудь нравственно-этические постулаты, да ещё с издевательской, нравоучительной пренебрежительностью. Не удивлюсь если и вовсе просто орёт на папу, что-нибудь матерное и похабное. Генеральный, был очень представительным, "парадным" и между прочим красивым мужиком. Лётчик, командир ИЛ-86, любивший ходить в мундире "аэрофлотовского" стиля, с "генеральскими" погонами, с полной грудью значков. Он гордо, с подобающим достоинством, с высоко поднятым подбородком, не торопясь обходил владенья свои. Я, как и все плебеи, при встречи здороваясь с ним, ещё долго, уже пройдя далеко, гадал, а он вообще замечает кого-нибудь. Я был уверен, что он не знает кто я такой, да и знать не желает.
Испытание властью, это обычно крах личности. Перерождение лучших, душевных светлейших качеств, категорический отказ от доброты и сентиментальности. Даже мелкие "надзиратели" теряют чувство реальности. Трудно представить себе застенчивого начальника паспортного стола, или военкома, который извиняется, когда случайно наступит на ногу призывнику. Подобные эмоции выжигаются калёным железом, и они отмирают как ампутированные конечности. На чувства сострадания способны исключительно сильные, уверенные в себе, мудрые люди. Тем более что у нас, повсеместно, декларируется диктаторский, непререкаемый, жёсткий стиль руководства. Что президент, что прораб, уверены, главное в управлении с людьми, чувство страха и неизбежность наказания. С маниакальным, болезненным наслаждением устраивают они "разносы" подчиненным. Только выжитые и усталые "гроздьями гнева", закатывают обратно рукава и смывают "дурную" кровь. Я знаю одну выдающуюся дамочку, занимающую лет эдак двадцать с лишним, в службе проводников, скромную должность "Малюты Скуратова". Со временем, её основной, прямой обязанностью, стало приводить в ужас молоденьких стюардесс. Крошечного росточка, с лицом, бегущего на вскрытие патологоанатома, весь свой рабочий день, она трудиться не покладая серпа и молота. На её плечах, самая грязная работёнка, насилие над личностью. За долгие годы, её деятельность приобрела законченный, совершенный вид. Поймав жертву, не дав ей открыть рта, она обрушивает на несчастную тонны отборных грубостей и отполированных гадостей. Смотря снизу вверх, не слыша и не принимая возражений, она как огнетушитель, пока не зальёт всё кругом ядовитой пеной и полностью не разрядиться, не успокоится. "... и полюбите врагов своих, если любить только друзей своих, что вам в любви этой...". А потерявшие, лишившиеся власти, бывшие господа! Эти ещё вчера, всемогущие цезари, казалось, вечно будут не замечать ваших жалких "здрасте", идти по жизни и вызывать подобострастный трепет подчиненных. Но однажды и мой старый знакомый "генеральный" покинул Олимп. Его компания по частям, акция к акции утекла к другим хозяевам. Теплые места у трона, расхватали блюдолизы другого господина. Бывший "генеральный" перешёл работать в управление и должность скромнее и размах крыльев, увы, не тот.
Как-то раз, в гостинице а/п Внуково, бригаду проводников разместили в один номер, где одна из комнат была уже кем-то занята. Надо сказать, что особенность этих номеров такова, что под одним номером понимают несколько комнат, объединенным одним общим коридором. Точно не зная, в какой из комнат живёт, заехавший раньше нас постоялец, я открыл первую попавшею дверь. Навстречу вышел бывший директор. Почти неузнаваемый, совсем другой, обычный, похожий на каждого из нас человек. Он подошёл ко мне, обнял и, улыбаясь, ошарашил меня: " Дмитрий, здравствуй! Ну как ты? Как твои дела, а?". Вот такие пироги, он, оказывается, знал меня, помнил моё имя! Эй, небожители, серьёзные дяденьки, хмурые тётеньки, гранитные, непроницаемые физиономии, не сходите с ума, не брезгуйте нами, не кусайтесь, не рычите, не забывайте наконец, что тот от которого всё на этом и том, свете зависит, был простым плотником, не стремитесь в первосвященники, черева-то, как-то.
5. Всё это должно случиться намного позже, в то время, "генеральный" любовался своим отражением, в "горящих" глазах льстивых подчинённых. Бывшие и будущие начальники, выстраивали ходы и подходы к манящим, высоким многообещающим креслам. Мне же выписали, как они думали, "волчий билет", в эскадрилью АН дватцатичетвёртых. Тогда в Толмачёво, базировался целый парк авиатехники, разработанный в Антоновском КБ, АН-24 и АН-26(грузовой). Пассажирский вариант, это салон на 48 мест, тесный (для четверых пилотов), малюсенький кокпит. За кабиной, первое багажное отделение, перегородка, салон в два ряда кресел, по два в каждом ряду, потом ещё закуточек, где местечко для контейнера бортцеха, туалет. Напротив основной вход/выход, рядом складывающиеся вдвое лестница-трап и в самом хвосте, ещё одно, побольше грузо/багажное отделение. Не самолёт, игрушка с двумя пропеллерами на крыльях. Из кабины до хвоста, дороги пять секунд.
... Ранним утром, прихватив аптечку и папку с документами, обычно ни кем незамеченный, ускользаю из офиса компании (за скопление в нём высшего чиновничества, прозванного "белым домом") на самые дальние стоянки. Обычно, мой Антоха, ещё закрыт. Нахожу "слона" (авиатехник, обслуживающий ВС на перроне, на свежем воздухе), открываем дверь, сбрасываем лесенку, я забрасываю свои вещички и иду выкуривать первую сигарету. Всё дело в том, что в этой конторе я-начальник. Конечно, самый главнее главного, ответственный за всё и всех, от первой минуты и до самой крайней, это КВС и его друзья в кабине. Но, во-первых, у них своих забот невпроворот, во-вторых, на Антохах, летали в основном молодые лётчики, мои ровесники, что нам особо делить, всегда можно было договориться, и, в-третьих, только в исключительных, черезвучайных ситуациях, их интересовало, что там происходит за дверью кабины. Обычно, кто-нибудь приходил покурить, в хвостовой багажник, это если весь экипаж, с какого-то перепоя был некурящим совсем и совершенно не переносил сигаретного дыма, что случалось ну очень редко. А когда никто не гундосит тебе под ухо, не мешается под ногами, с ненужными советами и замечаниями. Тогда, благодать! Да и фронт работы на северных рейсах, был на пять минут заботы. От бортцеха, один контейнер для экипажа, пару упаковок воды для паксов, сумка из бытового, ещё контейнер для торговли, ящик пива. Груза ни дать, ни взять крохи, ну может писем и посылок чуть больше, багаж пассажир сам в первый багажник отнесёт и поставит. Что здесь сложного и второгодник справится. Многие мои коллеги, брезгливо уклонялись от встречи пассажиров, мне же было как-то не по себе, прятаться и делать вид, что я здесь ни при чём. Да и если не помочь найти своё место и удобно расположиться, они будут как дети малые, бестолково тыкаться из угла в угол, не находя себе покоя. И чтобы "маленькие" мои друзья, не чувствовали себя, брошенными и неприкаянными, перед запуском двигателей (во время запуска, докричаться до них невозможно) я никогда не лишал себя удовольствия, сделать приветственную информацию. Время полёта, километраж, фамилия командира, после произнесенного мною спича, самые буйные умиротворённо засыпали. В самом конце моей тронной речи, когда уже не шуточно начинали раскручиваться лопасти винтов, я предлагал не забывать публике о моём существовании во время полёта, и обращаться по любым вопросам, ну там по поводу приобретения пива, закусок к нему или шоколада и вина. Эта нехитрая завлекаловка, всегда срабатывала. Нередко, я распродавал, всё до последнего, что мне привозили для торговли на борту. Каюсь, грешен, вёл двойную бухгалтерию и каждый рейс, приносил солидные барыши. Меня, в данном случае, ни какое раскаянье не спасёт (кроме, пожалуй, срока давности), но, не в качестве оправдания скажу, подобный бизнес, был абсолютно в порядке вещей, и не только в среде бортпроводников, везде, во всей раздолбонной реформами России. Те, кто придумал, предложил, торговать, чем-то там, на борту ВС, были законченными жлобами. Продавцам, то есть нам, бортпроводникам, полагались, жалкие 5 процентов. Так что фраеров, жадность и погубила.
После набора высоты, я сервировал подносы для экипажа, потом обходил салон с лимонадом и минералкой. Так что через какие-то полчаса, я был относительно свободен. Не торопясь, по-хозяйски, готовил завтрак для себя, пил кофе в кабине и долго курил в хвостовом, багажном отсеке. Там у меня, всегда были свежие газеты, стояла пепельница, и шторы плотно задвинуты. Очень редко пассажиров было больше половины, так что последние два, три ряда кресел "бронировались" мной, и я часами пялился в иллюминатор или спал. В АН-24, иллюминаторы, это большущие круглые окна, подобных, я не видел ни в одном самолёте, кроме того, они ещё немного выгнуты наружу и обзор дают великолепный. Самолётик летит медленнее, чем его реактивные собратья и высота полёта, где-то в два раза ниже. Поэтому, если не лень и ничего не мешает (кроме низкой облачности) можно под жужжание моторов, любоваться, бесконечным севером. Тайга, болота, сотни рек во все стороны света. Так проходят часы и не одного городка, не одной деревушки или одинокого домика. Только жуткие, поднимающиеся на несколько километров, дымовые хвосты лесных пожаров, их пожирающие деревья оранжевые челюсти огня хорошо видны с высоты. Чуть выше, чёрная копоть и белый, горячий дым, разносимый ветром. И ещё, поражает, невероятно изгибаемые русла северных рек. Там почти нет прямых, строгих линий. Как будто, беспозвоночное тело змеи сворачивается кольцами, выгибается, образуя восьмёрку за восьмёркой, знак бесконечности. Мне тогда очень хотелось, когда-нибудь оказаться на судёнышке, петляющем по одной из таких северных анаконд. Чудеса ещё в том, что через два, три часа безлюдья и диких лесов под крылом, "Антоха", каким-то образом, находит людей. И те, надо же, насыпают на болота песка и гравия, сверху бросают плиты и на тебе, полоса, аэропорт.
Рядом с ВПП, как само собой разумеющее, клюёт носом качалка. Везде и всюду, буровые вышки, и факельный фестиваль. Когда добывают нефть, то здесь же сжигают газ, он всегда присутствует при месторождение, он так и называется, попутный газ. Весь Север утыкан праздничными, горящими свечками. Даже не пребывая на этой земле надолго, проникаешься к ней особым отношением, понимаешь, что не так прост этот край, как может показаться. Его суровость, аскетичность, простота, кажется более честной и чистой стороной природы. Холодное лето ценится уже за то, что оно есть, и некто не ждёт от него чего-то особенного. И когда я возвращался домой, допустим, из Сургута, мне казалось, что Толмачёво, это тропики и у нас по-южному душно, и чересчур жарко, до неприличного.