С Ольгой я познакомилась на линейке 1 сентября. Я, красивая, в новенькой форме, в открахмаленном фартучке, с двумя огромными белыми бантами, с букетом разноцветных астр стояла среди таких же первоклашек и растерянно глазела по сторонам. А она точно такая же накрахмаленная, с точно такими же бантами и такая же растерянная стояла напротив. Только в букете у неё были не астры, а хризантемы. Наши взгляды встретились, мы пару секунд смотрели друг другу в глаза, а потом она сделала шаг мне навстречу.
- А как тебя зовут? – спросила она.
- Таня, - ответила я. – А тебя?
- Оля.
Так мы и подружились. Жили мы неподалеку друг от друга, в соседних домах, только в детские сады ходили разные, поэтому и не встречались раньше. Зато теперь, когда началась школа, все наше свободное время, а затем и не очень свободное мы проводили вместе. Вместе играли, нянчили кукол, делали уроки и раскрашивали картинки. Оля часто бывала у нас, а я – у неё в гостях. Я жила с мамой и бабушкой – отец поехал куда-то далеко зарабатывать деньги, да так и пропал на этих заработках. Только уже учась в старших классах, я узнала, что он попросту нашел на этом Севере другую женщину, потихоньку развелся с мамой и больше носа не казал в родные края. У Оли семья была совсем другая. Её растила бабушка, потому что её папа и мама 9 месяцев в году пропадали за границей. Где-то далеко они помогали каким-то неграм что-то строить. Оля сообщала мне об этом шепотом, как лучшей подруге, и умоляла никому не рассказывать – бабушка боялась, что их ограбят. Даже я, будучи совсем ребенком, понимала, что в их квартире есть что взять. Были у них какие-то диковинные деревянные вазы, на стенах висели страшные разукрашенные маски с кольцами в ушах и носах, на стене в одной из комнат красовалось чучело какой-то небольшой, размером с кошку обезьянки. Чучело это произвело на меня сильнейшее впечатление. Обезьянка оказалась не таким уж милым существом, какие я привыкла видеть в мультфильмах. Шерсть у неё была лохматая, коричневого цвета, а на плоской морде зиял злобный оскал белых зубов. Я даже боялась смотреть на эту обезьянку – мне казалось, что она только притворилась чучелом и сидит и ждет, когда я отвернусь, чтобы напасть на меня. Все остальное было очень таинственным, из совершенно другого сказочного мира. Я могла бесконечно рассматривать деревянных жирафов, какие-то диковинные засохшие цветы, бабочек под стеклом, пришпиленных красивыми булавками к белой бумаге. Но самый привлекательный для меня предмет находился на стене Олиной комнаты. Над её кроватью гигантским веером висел павлиний хвост. Сине-зеленые перья на солнечном свету переливались всеми цветами радуги, трепетали от сквознячков и подмигивали черными глазками. Нам было строго-настрого запрещено трогать хвост, но однажды я не утерпела, и, улучив момент, когда Олька вышла из комнаты, осторожно погладила перья. Они были нежные и шелковистые, мне так захотелось прижаться к ним щекой и нежиться в их пушинках! Но, к моей горести, хвост этот мне не принадлежал.
Вот таким было наше детство. Потом мы начали взрослеть. У Олиных родителей закончилась командировка, и они вернулись в Союз. И вовремя. Бабушка уже не справлялась с Ольгой. Мои мама и бабушка со мной тоже не справлялись. Переходный возраст! Мы болтались по дискотекам до двух ночи, тайком пробовали курить, пили запретный джин-тоник и целовались со старшими мальчиками в тени парковых аллей. Нас забавлял и одновременно бесил непонятный нам страх наших родителей. Мы откровенно не понимали, чего они так боятся? Мы же взрослые! Что с нами может случиться? А они каждый раз устраивали разбор полетов, стоило нам задержаться на пару часов, плакали, переживали и запрещали гулять.
Зачинщиком в нашей компании всегда была Ольга. Родители давали ей карманные деньги и, благодаря этому мы многое могли себе позволить. Все наши забавы устраивались за Ольгин счет, а кто платит, тот и заказывает музыку. Но меня это не смущало, потому что с Ольгой на самом деле было интересно. Одно только не вписывалось в мои представления о жизни – Олька часто говорила мне, что замуж надо выходить за богатого, и тогда у тебя все будет. Я пыталась возражать ей, лепетала что-то о любви, о верности, а она смеялась и отвечала, что для любви богатые дамы заводят себе секретарей. Я смутно догадывалась, о чем это она, эти разговоры становились мне неприятны, и я попросту отмалчивалась. Хотя, как-то раз накатило на меня, и я заявила маме и бабушке, что выйду замуж только за директора какого-нибудь завода, чтобы «у меня все было». Они переглянулись, и по выражению их лиц я поняла, что сморозила какую-то глупость. Больше я так не говорила. А вскоре Ольга поразила меня вестью: её отец ушел от матери к молодой секретарше.
С разводом благосостояние семьи сильно пошатнулось. Ольгина мать была вынуждена устроиться на работу каким-то заштатным бухгалтером чуть ли ни в детский сад. Из-за того, что она лет 15 не работала, да еще и жила за границей, её боялись брать на более высокие должности – мало ли что! Оля злилась на отца и частенько, сжав кулаки, шептала: «Ненавижу, ненавижу!» Она стала замкнутой и невеселой. В её лице появилось какое-то хищное выражение. На мои слова по этому поводу она бросила:
- А как ты хотела! Мне теперь надо самой о себе заботиться, да еще и матери помогать! Я теперь не живу, я теперь выживаю!
Конечно, это она слегка преувеличила. Финансовых накоплений Ольгиной матери хватало на многое. Оля тщательно следила за своей внешностью, она первая в классе начала пользоваться косметикой, причем даже не польской, а настоящей французской. Её мама запаслась этим дефицитом во время заграничных командировок. Девчонки из класса тихо восхищались и так же тихо завидовали. Оля, чтобы снизить число завистников, иногда подкидывала одноклассницам тюбик туши к Новому году или 8 марта – один на всех, покрасить ресницы к дискотеке. Тюбик долго потом переходил из рук в руки, а когда тушь в нем начинала подсыхать, мы капали в него чуть-чуть одеколона и реанимировали его таким образом еще на месяц. В классе она держалась не то чтобы особняком, но как-то несколько отдаленно от наших нехитрых девичьих разговоров. Пожалуй, её единственную из всего класса можно было назвать девушкой. Все мы остальные были просто девчонками.
На выпускном Оля была тоже самая красивая и женственная (мы тогда и слова-то такого не знали!). На ней было воздушное полупрозрачное итальянское платье невиданного до селе покроя. Максимум, что могли позволить себе самые обеспеченные из нас – это платье московского дома моды на Калининском за 102 рубля 50 копеек. И эти советские роскошества, конечно, в подметки не годились небесно-лазоревому крепдешиновому чуду, в котором была Оля. Мальчики смотрели только на неё. Самые смелые приглашали на танец. Робкие приглашали других девочек, но смотрели все равно на Ольгу. А девочки завидовали и перешептывались. Каждая из нас хотела быть такой же. Оля была похожа на какую-то знаменитую актрису или фотомодель, из тех, чьи лики печатали на немецких переводных картинках.
В институт мы поступили вместе. Отлично помню, как поразила меня подруга, придя на первое занятие. Одета она была как-то по-взрослому, как взрослая женщина, а не как девушка, месяц назад покинувшая школу. И прическа у неё была взрослая, и макияж серьезный, и вышагивала она среди всех нас, девчонок, как-то по-особому, по-взрослому. Мы продолжали с ней дружить, но общих тем как-то заметно поубавилось. Олька стала какая-то загадочная. Через год на факультете стали намечаться пары, одна за другой пошли свадьбы. Красивая, воспитанная и дорого одетая Оля пользовалась популярностью, в отличие от меня. Но ни один из наших сокурсников не встретил в ней взаимности. Она просто отбривала их. Как-то за чаем я спросила у неё – чем вызвана такая холодность? Ольга посмотрела на меня со снисхождением:
- Тань… ну ты сама подумай. Ну что мне с ними делать? Ну поженимся мы сейчас… А дальше что? В общаге на стипендию жить? А потом? Ну закончим институт и отправят нас, как молодых специалистов в какой-нибудь Нижнепердюйск целину поднимать. Ты представляешь себе, что это такое? Жить на сто рублей в месяц, спать в бараке и мыться в тазике! Нет уж, я к такому подвигу не готова.
- Ну…наши родители тоже с чего-то начинали, - пробормотала я, убитая такой железной логикой.
- Родители начали и кончили. А я так начинать не хочу. Ты знаешь, Тань, я тебя люблю, ты была и есть моя лучшая подруга, но, прости, тут наши мнения расходятся. Не хочу я по степи скакать на гордом коне и улыбаться хазарам. Ты вон собой лучше займись. А то ходишь с хвостиком, как первоклашка. Мишка вон по тебе сохнет. Лови момент, пока не поздно!
Возразить мне было нечего. Я решила заняться собой. Сделала «химию» под Аллу Пугачеву, купила новые туфли. На этом моя стипендия закончилась и занятия собой пришлось отложить до следующего месяца. Ольга, видя мои затруднения, стала подкидывать мне одежонку с барского плеча. Делала она это ненавязчиво, приносила вещи и говорила, что велики, а перешивать в лом. Я знала, что не велики, но молчала и брала. Нам, и правда, после смерти бабушки, было совсем туго. С Мишкой у меня не сложилось. А больше желающих завести со мной знакомство не нашлось. Так я и вышла из института незамужней барышней. Ольга приложила массу усилий к тому, чтобы не оказаться в «Нижнепердюйске». Помог ей отец, взял дочь в свой отдел. А там уж Ольга молвила словечко и за меня. Так мы оказались вместе и после института.
Началась наша взрослая жизнь. В отделе мы учились той профессии, которая была написана в наших дипломах и попутно устраивали свою личную жизнь. Но как назло все мужчины в отделе были уже женаты, и я, перебрав разные варианты, успокоилась, отложив устройство своей личной жизни до лучших времен. Ольга, сразившая своей красотой весь мужской состав отдела, едва успевала отбиваться от назойливых кавалеров, желающих провести с молодым специалистом приятный вечер в интимной обстановке. Ничего особо она мне не рассказывала, жаловалась на то, что мужики просто достали, но по её поведению я догадывалась, что кто-то у неё все-таки есть.
Впрочем, шила в мешке не утаишь. Очень скоро поползли слухи, что Ольга закрутила с начальником производства. Тот не так давно вернулся из-за границы, где изучал новые технологии. То, что он был женат и старше на 13 лет, Ольгу не смутило. Несколько месяцев она не допускала поклонника до себя, а потом под Новый год сбежала с ним прямо из ресторана, где мы всем отделом отмечали праздник, и уединилась с ним в какой-то лесной избушке, предварительно выгнав лесника проверить капканы. Дальше все пошло как по маслу. Ольга не дала любовнику очухаться. Буквально через два месяца она поставила его перед фактом своей беременности. Дима был человеком ответственным и сделал ей предложение. Последовал скорый развод и пышная свадьба с голубями и фонтанами, с каретой и ряжеными гусарами. Муж носил возлюбленную на руках. В первом браке детей у него не было, поэтому беременность новой жены была для него чем-то сверхъестественным. Жили у него, с его мамой (самое интересное – в моем доме, в моем подъезде!). Свекровь новую невестку встретила так же сурово, как и первую. Ей было все равно, с кем спит её сын, просто слова «невестка» и «враг» для неё были равнозначными. Но хитрая Ольга сумела использовать претензии свекрови себе на пользу. Считала свекровь, что лучше неё никто не приготовит обеда – да пожалуйста. Пусть парится у плиты. А так же пусть гладит любимому сыночку рубашки и носки, пусть моет полы и окна – Ольга выхлопотала себе больничный и имела кучу свободного времени. Тратила она его на приготовления приданого для малыша, на бесконечные походы по магазинам и на непрерывную болтовню.
В это время мы виделись с ней часто. Ей особое удовольствие доставляли разговоры о будущем ребенке. Ольга рассказывала мне, кто пообещал привезти из Чехословакии коляску, кто – кроватку из Болгарии, кто игрушки из Германии. Она вся была поглощена предстоящим материнством. Приходя ко мне, она мне докладывала, сколько недель сейчас ребеночку, что врач уже прощупывает головку и попку, как малыш её вчера пнул в ребра, и вообще как это здорово – быть беременной!
- Ну, смотри! – Ольга задрала блузочку и продемонстрировала мне круглый, как мячик, животик с темной полоской, уходящей от пупка вниз – Уже скоро! Представляешь, осталось всего месяц! Мне тут по блату УЗИ делали – это новая технология, пока только в институте делают, - сказали – будет девочка. Я её прямо на экране видела! Прямо все-все видно. Силуэт темный такой, но все видно.
Ольга родила через месяц. Рожала она в институте, у какого-то профессора. Ольга страшно боялась родовой боли, и за большие деньги этот профессор сделал ей кесарево по какой-то новой заграничной технологии – потом Ольга хвасталась аккуратным швом в самом низу живота, а не «от пупка и до лобка», как было принято делать во всех родильных домах страны. Родилась девочка, УЗИ не обмануло. Малышку назвали Асей.
Рождение девочки положительно повлияло на отношения Ольги со свекровью, точнее, на отношение свекрови к Ольге. Новоиспеченная бабушка пылинки сдувала и с ребеночка, и с мамочки. Ольга, как и повелось, была полностью освобождена от домашних трудов и могла на все сто процентов наслаждаться новой для себя ролью матери.
- У Аськи должно быть все самое лучшее! – гордо говорила Ольга, заказывая новую вещичку командированным за границу друзьям. Ольга и обе бабушки души не чаяли в Асеньке и баловали её от всей души. На годик Асеньке преподнесли золотые сережки с бриллиантами. Весь двор ходил смотреть на драгоценность. Бриллианты в то время были вообще из области фантазии. Девочку в семье именовали не иначе, как «наша принцесса». По первому взгляду Аське немедленно предоставляли любую забаву, любую одежду, любой фрукт среди дня или ночи. Сама Ольга или свекровь срывались с места и мчались исполнять очередное хотение милой Асечки. Естественно, Аська росла капризной и беспредельно избалованной. Любая моя встреча с Ольгой неизменно переходила в рассказы о том, как «наше чудо» посмотрела, как ножкой топнула, как слезки вытирала, как капризничала в магазине. Я выслушивала эти истории с ужасом, однако, не решалась ничего сказать Ольге. Как-то раз я не выдержала и сказала все-таки:
- Сестру бы ей или брата…
Ольга с изумлением посмотрела на меня. Как будто я предложила ей совершить какое-то преступление.
- Еще детей?! Да ты что?! Эту-то вон как тяжело растить! У Аськи характер такой сложный… Её надо окружать вниманием и любовью. А если еще ребенок будет – я же ей просто любви не смогу додать. Обделю её своей любовью! Нет-нет-нет! Кроме Аси у меня детей не будет!
Их и не было. Ольга по-прежнему жила для Аськи, которой минул уже шестой год. Она занималась бальными танцами, английским и французским, музыкой, рисованием, верховой ездой и изучением хороших манер. Хотели еще отдать Аську в плавание, но побоялись – сказали, что у пловчих фигура развивается по типу мужской, с широкими плечами. А из Аси делали настоящую леди. Все в её одежде подбиралось по стилю и цвету, до самых мелочей. Бантики, колготки, галстучек, гольфики… Бабушка ежемесячно от своей пенсии откладывала средства на какую-нибудь золотую вещичку – приданое. К пяти годам у Аськи накопилась уже целая шкатулка колечек, сережек, кулончиков и подвесочек. Мечтой Ольгиной свекрови было на 16 лет подарить внучке бриллиантовую диадему.
Гром грянул, как и водится, среди ясного неба. Аське вот-вот должно было исполниться семь, готовили её к учебе в английской школе, как вдруг Ольга занемогла. Походив месяц-другой по врачам, она таки попала к гинекологу – один из терапевтов отправил её провериться на предмет женского здоровья, заподозрив миому или, чего еще похуже. Гинеколог, едва взглянув на неё, определила: беременна.
- Не может быть!!! – вскрикнула Ольга. – Я же после первых родов сразу стерилизовалась!
- Это бывает, милочка, - с улыбкой заверила врач – очень редко, но бывает. Видите ли, трубы могут подняться и снова срастись. Как правило, даже в этом случае у женщины сохраняется бесплодие по причине спаек, поэтому многие женщины даже не знают о том, что их трубы срослись. Но у отдельных пациенток сращивание труб происходит безо всяких осложнений и вполне может наступить беременность, что мы и имеем в Вашем случае. Сколько лет Вашему ребенку?
- Семь… Через неделю…
- Ну.. вполне нормальный срок для второй беременности. Я бы даже рекомендовала Вам родить. В Вашем случае это показано.
- В каком моем случае? – насторожилась Ольга.
- У Вас начинается эндомитриоз. Да и киста небольшая на правом яичнике. Роды при таком диагнозе очень даже идут на пользу. Иначе придется Вас очень долго лечить и, скорее всего, оперировать.
Из консультации Ольга немедленно направилась ко мне и огорошила меня своей новостью. Хмурая, с почерневшим лицом, она сидела у меня на кухне, задумчиво мешая ложечкой безнадежно остывающий чай.
- Оль, ну что ты в самом деле! – делала я неловкие попытки утешить подругу. – Ну не все так страшно!
- Ты понимаешь, Танька…. Это же у меня вся жизнь под откос, – сказала вдруг она.
- Ну почему под откос-то? Ты смотри – вон с Аськой какая счастливая бегаешь! А это – второй будет. Или вторая… тебе же уже почти тридцать! Такой шанс! Тем более, что вообще ничего могло не быть. Да это же просто свыше тебе послано!
- Да какое там свыше?! – закричала Ольга. – Не хочу я детей! Понимаешь, не хочу!!! Кто хочет – у тех пусть это свыше будет!
Тут она заплакала.
- Ну за что мне такое, а? Что такого я сделала? Нет, несправедливо все на этом свете. Вон, люди хотят, а не имеют. А я не хочу, даже трубы перерезала… И на тебе…
- Ну Оль… Как же быть-то… - «неужели она сделает аборт?» - подумала я. Мне было безумно жалко крошечного малыша, который сидит где-то там, может быть, даже слышит весь этот разговор… Как бы я хотела быть на Ольгином месте! Ребенок… Моя мечта…
- Как быть… А никак не быть. Я даже аборт не могу сделать. Диагноз мне поставили! Понимаешь! И мне просто необходимо родить! Вот взять и родить! – она закрыла рот рукой. – Как я Аське скажу?
Аське ничего не говорили до тех пор, пока она сама не заметила, что мама стала «какая-то толстая». Новость произвела на неё сильнейшее впечатление. Она остолбенела, а затем устроила истерику на несколько часов. Она плакала, визжала, кричала, что её разлюбили, что её предали, что она никому не нужна, а мама – обманщица. Чтобы успокоить её, пришлось вызвать «скорую». Врачи сделали Аське инъекцию димедрола, и она вырубилась. Проснувшись на следующее утро, она демонстративно отказывалась от еды, терзая мать и бабушку убийственно-холодным «не хочется». С месяц она всеми доступными ей методами выказывала свою обиду. Ольга ломала от отчаяния руки и рыдала:
- Вот, видишь, какой стресс для ребенка!!! Ты видишь, она на грани нервного срыва! Бедная Асенька! Несчастная моя доченька!
Ольга жила так, словно не существовало второго ребенка, который уже в самом ближайшем времени должен был появиться на свет. Как будто сочувствия была достойна только Ася, и больше никто на всем свете. «Бедный малыш! – думала я – Что с ним будет, когда он родится!»
Ольгу положили в роддом за две недели до родов. Но она, не желая оставить дочку ни на день больше без своей опеки, заплатила врачам и её прокесарили на следующий же день. Операция прошла успешно. Родился мальчик, худенький и длинненький – 55 сантиметров при весе 3100. То, что он появился на две недели раньше положенного срока, на нем никак не сказалось. Назвали его Павлом. А вскоре после его рождения у Оли умерла мама. Кажется, это совпадение только добавило негатива в отношение Ольги к сыну.
Надо отдать Ольге должное – она честно пыталась исполнять роль матери. Но пересилить своего неприятия так и не смогла. Особенно это стало заметно, когда малыш стал подрастать и хотел общаться с мамой. Ольга сколь угодно долго могла рисовать с Аськой картинки, читать книжки, шить её куклам платья, но на Павлушку у неё никогда не хватало времени. Протягивал ли он ей погремушку, пробовал ли забраться на колени – она всегда отстраняла его: «Потом». Это «потом» не наступало никогда. Свекровь кое-как компенсировала его жажду общения, но, когда Павлику исполнилось пять, бабушка умерла. И мальчик остался один на один со своим миром.
Лишившись помощи бабушек, Ольга стала часто просить меня посидеть с Павлом, пока она отводила Аську то на танцы, то на английский. Я, у которой так и не наступили лучшие времена для устройства личной жизни, с удовольствием брала его к себе, хоть как-то пытаясь согреть нелюбимого матерью ребенка. Павлик, безусловно, чувствовал, что он маме не интересен. Помню, как-то раз, сидя у меня в гостях, он вдруг поднял на меня свои большие карие глаза и сказал:
- Теть Тань, а можно, я Вас буду мамой звать?
Я сначала растерялась, не зная, что ответить. Он поставил меня в сложную ситуацию: с одной стороны, ребенку была необходима любящая мама, но с другой… Если Ольга узнает об этом, какова будет её реакция?
- Паш, - сказала я наконец – Давай с тобой так договоримся… Зови меня тетя Таня, а то мама твоя будет сердиться, если узнает, что ты меня мамой зовешь. Ей же обидно будет. И приходи ко мне в любое время, я всегда рада тебя видеть.
Он в ответ встал и бросился мне на шею. Я, с трудом сдерживая слезы, обняла его.
- А ей не будет обидно, - сказал тихонько он. – Она меня не любит. Она Аську любит.
- Нет, - возразила я – Он тебя любит, только что-то мешает ей показать эту любовь. Знаешь, так иногда бывает. Любишь человека, а как сказать ему об этом – не знаешь.
Время шло. Я надеялась, что Ольга переменится в своем отношении к сыну, но увы. Теперь она уже не просто отстраняла его, она срывалась на нем по каждому пустяку. В их квартире постоянно были ругань и крики Ольги. Павлушка раздражал её самим своим существованием на этом свете. Чтобы он не сделал, это все было не так, не то и не вовремя. Он все чаще и чаще бывал у меня, иногда чуть ли не сутками. Приходил делать уроки, поспать, просто посмотреть телевизор – потому что дома он все время мешал Ольге. Сама Ольга стала нервная, озлобленная, я не узнавала её. Тем более странной казалась её неприязнь к Павлушке, потому что мальчик был на удивление прилежен и талантлив к учебе. Если для Аськи нанимались полчища репетиторов буквально по всем предметом, то Павлик учился на «отлично» безо всяких дополнительных занятий. Он буквально на лету схватывал все, что говорил преподаватель, и часто ему даже не требовалось учить урок дома. Все свободное время он тратил на чтение. Он сам в 10 лет записался в библиотеку и читал, читал – просто запоями. Диапазон его познаний мог удивить любого взрослого – не было такой темы, на которую он не мог бы поговорить, будь то классическая опера или космические технологии. Увы, этого ни в коей мере, даже с очень большой натяжкой нельзя было сказать о его сестре. Голова Аси была забита вовсе не учебой. Её мысли были поглощены модой. Она безудержно покупала заграничные модные журналы, только-только начавшие появляться на наших прилавках, и была готова листать до умопомрачения. Глядя на чуждые нам интерьеры больших просторных комнат, в которых восседали на креслах и возлежали на диванах холеные немки и шведки, Аська просто стонала от зависти:
- Нет, теть Тань, Вы только посмотрите! А? Вот это жизнь! Комнаты какие?! А занавесочки? А Вы вазочку такую где-нибудь видели? А светильник такой? - и она обводила взглядом свою комнату, как будто желала расширить её и вместить в неё все эти заграничные прелести.
- Ась, это же только картинка, - говорила я – а работать везде надо одинаково, чтобы вот так жить.
- Тань, а пусть девочка стремится к лучшему, - отвечала Ольга – Кто знает, как жизнь сложится? А представление о красоте у неё будет.
Я не возражала. В конце-концов, если уж откровенно, я тоже хотела бы так пожить.
Тем временем Аська закончила школу. Ольга разбивалась в лепешку, чтобы пристроить дочь в школу дизайна, одну из первых, открывшихся тогда в Москве. Это стоило ей немалых денег и нервов. Конкурс был как в театральное училище. Но Аська поступила. По блату. Через какие-то двадцатые руки Ольга нашла какого-то давнишнего приятеля отца, дочь которого преподавала в этой школе академический рисунок. Вопрос был решен.
Окончание Павликом десятилетки совпало с премьерным показом коллекции эксклюзивной одежды молодого и подающего большие надежды модельера Аси. Ольга на выпускной не поехала. Она была на премьере. Ася выступила успешно, о ней было напечатано две статьи в центральной прессе (за деньги, разумеется) и даже показан двухминутный сюжет в новостях (тоже не «за так»). Об Асе заговорили едва ли не как о конкурентке ведущих модельеров страны. Раз в полгода она поражала столицу очередным парадом модной одежды. Потом она победила в конкурсе модельеров и получила приглашение в Италию в один из домов моды с показом своей коллекции. Таким образом, Ася оправдала все надежды матери – она была звездой, она блистала, и, главное, она была обеспечена финансово.
Павлик же по окончании школы без всякого блата поступил в юридический институт. Отношения с матерью по-прежнему были тяжелые. А тут еще Ольге добавилось хлопот – Дмитрий ушел от неё к молодой женщине. Как когда-то её отцу, ему вскружила голову молоденькая секретарша, которая, судя по всему, видела в солидном 60-летнем директоре НИИ весьма выгодную партию. Он оставил Ольге квартиру, мебель и дачу под Москвой. Ольга как будто бы и не особенно возражала против его ухода – ведь все это время сосредоточием её жизни была Ася, а не муж и не семья в целом.
В Италии Ася быстренько выскочила замуж за какого-то художника, 60-летнего вдовца, очарованного красотой русской дивы. Ольга узнала о замужестве дочери из телефонного звонка.
- Мама, я вышла замуж! – кричала Ася в трубку – Его зовут Горацио, он известный художник! Ты представляешь, у него вилла прямо на берегу моря! Утром открываешь окно – и море шумит!
- Как же так, Асенька? – изумилась Ольга – Ты мне ничего не сказала! А я так хотела видеть тебя в белом платье!
- Ой, мам… Старомодная ты какая-то! Сейчас родителей на свадьбу приглашать не принято! Ну ладно, не обижайся, мы потом приедем к тебе вместе! Целую!
«Потом» Аська приехала через полтора года и одна. Её художник оказался не таким уж и известным, а все его богатство – всего лишь арендованным домом. Дела у мужа пошли совсем плохо, картины не продавались, из апартаментов с видом на море пришлось съехать на небольшую квартиру в Палермо. Ася попробовала было предъявить претензии, но муж ответил коротко и ёмко – у меня творческий кризис, а ты молодая, здоровая – иди и работай. Ася бросила своего итальянца с его творческим кризисом и вернулась в Москву. За прошедшее время её успели подзабыть, и ей пришлось начинать с нуля. Но она смогла. Она сошлась с каким-то продюсером, именем которого открывала чуть ли ни все двери столицы. Очень быстро она устроила очередной показ моделей, в прессе и на телевидении замелькали восторженные отзывы (продюсер договорился, с кем следует) и Ася вновь пошла в гору. У неё появилось множество знакомых среди музыкальной и актерской богемы, в её разговорах то и дело звучали известные всей стране имена. И вести себя она стала совершенно по-другому. Больше всего меня коробило, с каким равнодушием она, убегая на очередную тусовку, произносила «Мам, я люблю тебя!» и мимоходом чмокала мать в щеку.
Ольга скучала по дочери, часто звала её на чай, на обед, но та все время отвечала: «Сейчас не могу, мам. Как-нибудь потом». И уносилась по своим делам. Однажды Ольга даже плакала – Аська забыла поздравить её с днем Рождения. И все равно она никак не могла открыть сердце Павлу.
А Павлик закончил институт, поработал в суде, потом открыл частную юридическую фирму. Дела у него шли неплохо. При первой же возможности он ушел из немилого дома на частную квартиру. Он продолжал приходить ко мне, помогал поправить всякие шкафчики-полочки, вешал люстры и карнизы, менял смесители. И никогда не забывал поздравить с днем Рождения, Новым годом и Восьмым марта.
- Спасибо тебе, Паш, - сердечно благодарила я его. – У меня же нет никого, кроме тебя. А ты вот приедешь, поговоришь со мной, и вроде как жизнь продолжается.
- Да ладно, теть Тань, - отвечал он – Я Вас, и правда, как мать люблю. Мне для Вас ничего не жалко. Вы у меня самый близкий человек.
В 26 Павел женился. Свою девушку он привел ко мне – знакомиться. Избранница Павла была очень красивая, черноглазая, как мне подумалось, каких-то восточных кровей. Звали её Элина.
- Лина, это тетя Таня, моя вторая мама, - представил он меня. Лина улыбнулась и протянула мне нежную белую ладошку.
За чаем Паша сообщил мне, что она с Линой хотя подать заявление в ЗАГС.
-Ну и подавайте. Дай Бог, чтобы у вас все сложилось. Аааа…. – я замялась – Маме сказал?
- Маме? – Павел усмехнулся, а Лина помрачнела. – А мы ведь от неё. Криков не слышали?
- Криков?
- Да. Такой скандал устроила… Я даже повторять не хочу, что она Лине наговорила. Мы даже в квартиру заходить не стали. Лина теперь туда точно ни ногой.
Слышать это мне было грустно. И через пару дней я пошла к Ольге.
Подруга, как и повелось, встретила меня потоком новостей: Ася опять победила в каком-то конкурсе, опять едет за границу, только теперь в Париж, её признали самым перспективным модельером страны, модели дерутся за право представлять её одежду.
- Это все здорово, - согласилась я. - Оль, ну ты мне скажи, что у тебя с Пашей происходит? Ну почему как он не придет к тебе, так скандалы?
- Никаких скандалов! – отрезала Ольга. – Живет своей жизнью и пусть живет. Тут, представляешь, девчонку какую-то мне привел?! Жениться собрался! – Ольга сама не заметила, как перешла на крик. Видимо, уже привыкла кричать.
- Оль, Оля! – попыталась я привести её в чувство – Ты чего так возмущаешься? Ну собрался жениться – и что? Все женятся.
- Да пусть женится хоть сто раз! – продолжала возмущаться подруга – Ко мне зачем водить? Я вовсе не горю желанием видеть его женщин! У меня с Аськой проблемы… Этот хмырь не дает ей денег на новый показ, говорит, что вложил в неё столько, что всю Москву за эти деньги купить можно, а отдачи ноль. А тут этот со своей женитьбой!
- Оля, ты же мать! Он же пришел к тебе как к матери, познакомить тебя с будущей женой.
- Да не до него мне сейчас, понимаешь, не до него!
- Оля, а скажи честно, когда тебе было до него? Ты на выпускной его не пошла. Ты с днем Рождения когда его последний раз поздравляла? Ты хоть знаешь, где он сейчас живет?
- Тань, ты мне хоть и подруга… - Ольга стиснула зубы – Ты же знаешь, что Павел – случайность в моей жизни. Неприятный эпизод. Зачем ты теперь давишь на меня? Что мне теперь – бросить все и мчаться к нему: «Дорогой сыночек, я так рада, что нашел себе жену!»?! Ты понимаешь – не интересно мне, что там у него! Не интересно! – последнее слово она прокричала по слогам, сопровождая каждый слог хлопком ладони по столу. – Я тебе еще раз говорю – мой ребенок – Ася! А Пашка – неприятная случайность!
- Да носишься ты с этой Асей своей… – не выдержала я – Она тебя вот не особенно и знать-то хочет. С днем Рождения не поздравила. На джипе катается, а тебе хоть бы сто долларов кинула. К пенсии-то!
- А я и не возьму! Я ей сама дам! Чтобы у моей девочки все было! Чтобы она не жила так, как мы с тобой – в ношеные шмотки с чужого плеча одевались! И вообще, Таня! В мои отношения с моими детьми не лезь! – Она отвернулась от меня и встала у окна, сложив руки на груди. Понятно. Я встала из-за стола.
- Напрасно ты так. Мы же с тобой 50 лет дружим. Все у нас с тобой пополам было. А теперь – «не лезь»?
Ольга ничего мне не ответила, и мне ничего не оставалось другого, как уйти.
В начале лета Павел сыграл свадьбу. Я порадовалась за него – было видно, что парень крепко стоит на ногах. С его стороны из гостей была только я. Отца не пустила молодая жена – ревновала его к детям, Ольга просто не пошла. Ей, как всегда, было не до него. Аська тем более. Через год у Паши родились двойняшки, два сына. Жили они с Линой вроде хорошо. Во всяком случае, Павел никогда не высказывал никакого неудовольствия своей жизнью. К рождению детей Павел выкупил квартиру, которую снимал. Часто он приезжал ко мне в гости, а когда дети подросли, то стал приезжать и вместе с женой и детьми. Ольга по-прежнему не общалась ни с ними, ни со мной. Мне было больно от того, что 50 лет дружбы вот так просто были перечеркнуты. Иногда я видела Ольгу на улице. Она, все такая же ослепительная в свои почти 60, все такая же элегантная и сияющая, величественно проплывала мимо, даже не замечая меня. Я все равно, несмотря на обиду, любовалась ею. И иногда мне казалось, что нам все еще по 17… И сейчас раздастся звонок в дверь и Олька ворвется ко мне и зашипит: «Ну что, мы идем в кино или нет?!» … Но дверь не открывалась. Похоже, Ольга вычеркнула меня из своей жизни.
А моя жизнь шла по-прежнему. Я уже была на пенсии. Варила варенье из своей смородины, солила огурцы и вязала Пашкиным мальчишкам шапочки и носочки. Его семья, безусловно, скрашивала мою жизнь, ведь родственников у меня не было, связи с одноклассниками были давно потеряны. А сплетничать на лавочке у подъезда с соседками мне было как-то неприемлемо. В тайне от Паши я приватизировала свою квартиру и оформила завещание на него.
В принципе, я была своей жизнью довольна. Я давно уже успокоилась по поводу своего несостоявшегося замужества, катилась по своим накатанным колеям и уже ничего не хотела менять. Если честно, то мне было как-то спокойно и уютно. Я чувствовала, что моя жизнь состоялась. Если бы лет 15 назад меня спросили бы, довольна ли я своей жизнью, я сказала бы, что нет. Но сейчас я совершенно уверенно сказала бы «Да!».
Как-то в самом начале лета я собралась на следующий день прямо с утра в пойти поликлинику проверить зрение – стала хуже видеть со своими очками. Поставила на 7 будильник и легла спать. Я быстро забылась сном, ничто не предвещало никаких потрясений.
«А-а-а-а-а!!! – сквозь сон донеся до меня какой-то странный вой. Я вздрогнула и проснулась. Несколько минут я лежала, прислушиваясь. Ничего. Я повернулась на другой бок и закрыла глаза. «А-а-а-а-а-а!!!» - повторился вой. Остатки сна слетели с меня мгновенно. Я села на кровати. Что такое? Что-то случилось? Я посмотрела на часы – пять утра. Сердце бешено колотилось. Да что же это могло случиться? И откуда исходит этот нечеловеческий крик? Я вышла на балкон, посмотрела вокруг. В седовато-розовом утреннем воздухе только первая ворона медленно шла по тротуару. Ни души. Я прошлепала на кухню, плеснула себе в стакан воды, вылила в него чуть ли не полпузырька валерианы и опять легла спать. Некоторое время все еще прислушивалась – не раздастся ли крик опять? Но ничего не было слышно. Валериана постепенно окутывала мои мозг сонливостью и я начала засыпать. Казалось мне, что я слышу, как подъехала к дому какая-то машина, как хлопали дверями, потом что-то еще… Это всё перешло в беспокойный сон, в котором ко мне то и дело подбегала растерзанная и заплаканная Оля. Она хватала меня за плечи, хотела что-то сказать, и все пропадало и начиналось сначала…
Звонок будильника прозвучал как гром небесный. Я чувствовала себя совершенно разбитой. То ли валериана еще не выветрилась из моей головы, то ли тревоги этого утра выбили меня из колеи, а, может, и то и другое вместе… Но надо было вставать и собираться в поликлинику.
Когда я вышла из лифта на первом этаже, то сразу окунулась в гул человеческих голосов. Голоса были тревожные. «Нет, все-таки что-то случилось» - поняла я. Около почтовых ящиков стояли мои соседи по подъезду и что-то обсуждали. На звук моих шагов они обернулись разом, и после какой-то тягостной паузы тетя Нина сказала каким-то стонущим голосом:
- Тань, беда-то какая!
Все они смотрели на меня, и я почувствовала, что эта беда касается меня. Но что могло произойти у меня, о чем знает весь подъезд, а я не знаю?
- А что случилось? – спросила я настороженно.
- У Ольги-то дочка на машине разбилась.
- Оооооиииииийййй, - простонала я, стараясь удержаться в завертевшемся вокруг меня мире. Кто-то взял меня за руку. – Сильно разбилась?
- Говорят, живого места нет. Лобовое столкновение. На встречку они вылетели… Сразу оба… И в той машине все тоже погибли…
- Откуда вы знаете? – спросила я, все еще хватаясь за последнюю соломинку, может, ложная тревога?
- Да утром из ГАИ приезжали, - ответила тетя Нина, - искали родственников. И ко мне позвонили – ко мне же все звонят, у меня первый этаж, первая квартира. Ну и рассказали, пока я их провожала до квартиры-то Ольгиной. Уж как закричала-то она, только дверь открыла, все поняла сразу. «Скорую» вызывали, она сознание потеряла.
Так вот что это были за крики. Это был не сон. Я на самом деле слышала крик и кричала Ольга. Вот почему она потом так настойчиво снилась мне. Я развернулась и пошла обратно к лифту.
На звонок мне никто не открыл, хотя за дверью были слышны голоса. Я толкнула дверь – оказалось, что она не заперта. В квартире суетились какие-то люди, совершенно не обратившие на меня внимания.
- А где Оля? – спросила я у какой-то заплаканной женщины во всем черном.
- Она там, - махнула она куда-то в сторону кухни и тут же забыла о моем присутствии – Ну что, Витя, ты поедешь в морг?...- спросила она у кого-то невидимого мне. Я прошла на кухню. Ольга лежала на диванчике, женщины хлопотали около неё с какими-то пузырьками. Глаза Ольги были закрыты, а вокруг них чернели круги, как будто её кто-то избил.
- Вы что хотели? – спросила одна из женщин.
- Я… Зашла… может, помощь нужна какая?
- Идите, нам не до Вас, - отмахнулась женщина.
Я ушла. Было обидно, что меня вот так выставили…
В поликлинику я не попала. Следующие три дня я провела дома - мало ли что. Но меня так ни о чем и не попросили. У Ольги оказалось достаточно родственников, чтобы решить все проблемы. Из газет и разговоров я узнала подробности Асиной гибели. Ехала она с каким-то бой-френдом с очередной тусовки, оба были сильно пьяны. Ночью прошел дождик, на мокром асфальте машину закрутило, и она на скорости под 200 км/ч вылетела на встречную полосу, как раз в лоб джипу. Народу на похоронах было очень много. Пришли все те, кто знал Асю по её модельному бизнесу, бывшие одноклассники и сокурсники. На больших черных машинах с черными стеклами подъезжали какие-то личности в официальных черных костюмах с официальными красными розочками в руках. Это были представители той самой богемы, как я считала, погубившей Асю. Боясь быть узнанными, они прятались за стекла черных очков и от этого становились похожи на свои затонированные автомобили, в которых приехали сюда. Они стыдливо жались друг к другу и держались отдельной кучкой ото всех. У всех них на лицах было одинаковое постное выражение. Показалось мне, что в среде народа мелькнул силуэт Павлушки. Над гробом говорили много и красиво, и я даже удивилась тому, сколько всего интересного и хорошего успела сделать Ася за свою короткую жизнь. Мне очень хотелось взглянуть на неё в последний раз, но гроб не открывали. В толпе говорили, что тело изувечено настолько, что даже опытные работники морга развели руками – ничего сделать не можем. Поэтому я попрощалась с Асей, прикоснувшись рукой к бархатной с золотым крестом крышке гроба. На поминки я тоже не пошла – слишком много незнакомых людей отправилось в ресторан. А я кто такая? Бывшая подруга… . Помянула я Асю дома. Поплакала, поскорбела. В глубине души я надеялась, что хоть сейчас Ольга изменит свое отношение ко мне и придет помириться. Ну хотя бы заговорит со мной при встрече. Но она не пришла. Как тень она проходила по двору и скрывалась за дверями своей квартиры, не разговаривая ни с кем. Судя по всему, и родственники не навещали её. Ольга превратилась в затворницу.
Спустя некоторое время после похорон, может, около месяца или двух, я, возвращаясь домой из магазина, едва выйдя из лифта, наткнулась на Ольгу. Она стояла, вжавшись в простенок, как будто от кого-то пряталась.
- Ты?! – воскликнула я. Ольга вздрогнула так, словно её ударили, повернула ко мне изможденное почерневшее лицо и сделала умоляющий жест молчать. И продолжила смотреть за угол, все так же вжимаясь в стену. Она явно от кого-то пряталась. Я потихоньку открыла дверь своей квартиры и втянула бывшую подругу в коридор.
- Может, ты объяснишь мне, что случилось? – зашипела я. – Хватит дуться! Что происходит? От кого ты прячешься?
- Меня ищут, - пролепетала она, закрывая лицо руками.
- Кто? – спросила я, одновременно думая, не сошла ли она с ума от горя.
- Я не знаю.
Тут мимо моей двери пробухали тяжелые шаги и до нас донеслись мужские голоса. Разговор был не интеллигентный, пересыпанный матерком. Речь шла о какой-то козе, которая, наверно, куда-то уехала. Когда все стихло, мы с Ольгой одновременно повернулись друг к другу.
- Слушай… Оля…. Коза – это ты?! – догадалась я. Она закивала головой и из её глаз брызнули слезы.
- Таня, я не знаю, что мне делать… Оказывается, у Аськи осталась куча долгов. Она денег назанимала на свои показы… А теперь эти деньги с меня требуют. А я понятия не имею, где они. Они сначала звонили по телефону, а потом стали приезжать. Они требуют, чтобы я им отдала квартиру. Что мне делать, Таня?! – она рыдала, сидя на полу в прихожей. – Мало мне горя, теперь еще и это… Они ведь убьют меня, Таня! Это же настоящие бандиты!
- А в милицию ты ходила?
- Ходила… Знаешь, что они сказали? «Вы должны найти двух свидетелей, что они вам угрожали. Тогда мы откроем уголовное дело». Совсем спятили! Кто такие дела при свидетелях делает?!
Я тоже уселась на пол рядом с Ольгой. Связей у меня в милиции не было никаких.
- Оль, ты у меня пока поживи, а там мы придумаем что-нибудь, - предложила я. - Не надо тебе сейчас в квартире своей быть. Они ведь и дверь взломать могут. Правда, ведь, придушат, и фамилию не спросят. И на улицу не выходи. Наверняка они тебя отслеживают. Знали, что ты дома.
- Спасибо, - сказала Ольга. А потом. Помолчав, добавила:
- А ты-то меня простила?
- Я давно тебя простила. Знаешь, у меня нет сил на тебя обижаться. Все-таки мы с тобой 50 лет дружим.
Ольга посмотрела на меня так, словно не совсем мне верила, а потом сказала:
- Тань, а знаешь, как мне тебя не хватало?
- Что ж ты не пришла, коли не хватало? – спросила я.
- Не поверишь. Я боялась, что ты меня прогонишь.
Я посмотрела на подругу.
- Дура ты, Олька.
Она кивнула
- Я знаю, - согласилась она и снова заплакала.
Я поставила чай, и, пока он собирался закипеть, как помочь Ольге. И в тот момент, когда чайник, наконец, засвистел, меня осенило – ведь помощь была совсем рядом, на самом видном месте!
- Оля, я знаю, кто нам поможет, - сообщила я, наливая чай в чашки.
- Кто?
- Кто-кто… Паша.
- Какой Паша?
Я посмотрела на неё.
- Какой… Сын твой! Он же юрист! Связей у него много, он придумает что-нибудь.
Ольга моей радости не разделила.
- А ты думаешь, он … не откажет?
Я села на табуретку.
- Понимаешь, Оля… Это уже от тебя будет зависеть, откажет он или нет. Ты мне скажи честно, что ты сейчас думаешь о ваших с ним отношениях?
Ольга ответила не сразу. Некоторое время она молчала, и я видела, как дрожит её подбородок.
- Тань, - наконец, сказала она, повернувшись ко мне, – знаешь, сколько слез я выплакала за это время? Если бы я могла повернуть время вспять… - она опять заплакала – Я виновата перед ним. Очень сильно виновата. Если он откажет, то я думаю, что он имеет на это право. Я вела себя как сволочь. Я ведь просто вычеркнула его из своей жизни. Своего сына. А Аську я плохо воспитала. Я поняла это, когда уже было поздно. Я воспитала эгоистку. Я и виновата в том, что Ася погибла. Это я толкала её в этот мир. Я хотела, чтобы она блистала, чтобы весь мир был у её ног… Какая же я была дура… Надо было просто растить человека. Нормального человека, а не звезду.
Мы помолчали. Я не стала сыпать ей на раны соль, напоминать о том, что «я тебе говорила!!!».
- Ну знаешь, Аси больше нет, земля ей пухом. А тебе надо свои отношения с Павликом налаживать. Ты же одна осталась. А годков-то девочке сколько?
- Пятьдесят девять, Тань… Пятьдесят девять! Через полгода на седьмой десяток перевалит.
- Ну вот. А ты, ведь, поди, и внуков-то не видела.
- Не видела… Я как разругалась с ним, когда он ко мне с невестой пришел… Так они ко мне больше не приходили.
- Во как… Нехорошо.
- Нехорошо… - эхом повторила Ольга.
- А ты сама-то хочешь их видеть?
- Хочу. Ты знаешь, они мне даже снятся.
- Значит, ты готова пойти на примирение?
- Я-то готова, только как они ко мне отнесутся. После всего…
- Ты знаешь, посиди тут, а я пойду съезжу к ним. Только дверь никому не открывай. И сиди тихо, нет тебя тут!
Через сорок минут я стояла у двери Павлика. Мне открыл он сам.
- Тетя Таня, здравствуйте! – поприветствовал он меня и пригласил войти. Из какой-то комнаты доносились озорные детские вопли, на кухне около плиты хлопотала Лина.
- Линочка, добрый вечер! А я вот к Паше по делу…
- Сейчас я Вам чаю сделаю и уйду, - сказала Лина. Природное чувство ситуации не подвело её.
Лина быстро поставила на стол дымящиеся чашки, пирожки, корзиночку со сладостями и вышла, прикрыв дверь. Было слышно, как она объясняла кому-то из мальчиков, что папа занят и не может сейчас с ними играть.
- Паш, - начала я, - ты в курсе… Ася…
- Да, я в курсе, – ответил Павел. «Какой же ты вырос!» - подумала я. «Высокий, статный – мечта любой женщины!» Было видно, что и он переживал трагедию.
- Мама пришла ко мне… она просит тебя простить её, если ты сможешь. Понимаешь, она совсем одна осталась. Нет у неё никого. А тут еще беда такая… Квартиру у неё хотят забрать. Она ходила в милицию, но её там развернули. Помоги, Паш… Я понимаю, что все не так просто, но мама очень просит тебя… Она хотела бы, чтобы между вами были нормальное человеческое общение. Она все поняла.
Павел слушал меня, отвернувшись к окну. Я прекрасно понимала, что этот разговор для него неприятен. Я долго говорила об ошибках, которые совершают люди, о родственных узах, о прощении, о снисхождении к слабостям, а он молчал, все так же глядя куда-то за оконное стекло… Иногда я видела, как ходят желваки у него на скулах. Иногда – как сощуриваются его глаза… Я не стала добиваться от него ответа, понимая, что каким бы ни было его решение, оно будет нелегким для него. Глянув на часы, я увидела, что сижу у него уже почти три часа.
- Пора мне, - сказала я. Он молча проводил меня до дверей. В какой-то момент мне показалось, что он хочет сказать мне что-то важное… Но он сказал:
- До свидания, тетя Таня.
Дверь закрылась за мной, и я побрела к лифту. Мне хотелось плакать.
Через два дня, выйдя из лифта, я увидела поразившую меня до глубины души картину: дверь моей квартиры была открыта. На пороге стоял Павел, а Ольга ползала перед ним на коленях, обнимая его за ноги, и выла-стонала что-то, я разобрала только «сыночек, прости дуру». Из глаз у меня брызнули слезы, я старалась не шевелиться, чтобы не быть обнаруженной. Я увидела, как Павел взял мать под локоть и поднял на ноги.
- Мам, встань, не надо, - тихо говорил он. – Мам, успокойся. Я же пришел.
Тут он заметил меня и попросил помочь увести Ольгу в квартиру. Мы вдвоем с ним оттащили почти бесчувственную Ольгу в комнату и уложили на диван. Я принесла воды. Постепенно Ольга приходила в себя. Едва открыв глаза, она устремила взгляд на сына.
- Паша, как же мой грех замолить? – прошептала она – Мне же и у жены твоей надо прощения просить, я и перед ней виновата… Сильно виновата… Как же мне быть?
- Мам, там Лина внизу в машине с детьми. Если ты хочешь, я схожу за ними, - ответил Павел.
- Да-да, сходи, сходи, сынок! – умоляла Ольга – я на все готова, только простите меня!
- Ты в порядок себя приведи, а я пойду. Теть Тань, Вы побудьте тут с ней, - обратился он ко мне - помогите ей.
- Хорошо-хорошо, - кивнула я. - Ты иди, а мы тут сейчас все сделаем как надо.
Павел ушел, а я потащила Ольгу в ванную умыться и причесаться. Наспех она кое-как оделась поприличнее. Я едва успела поставить на плиту чайник, как дверь открылась. В коридор вошел Павел. На мать он смотрел настороженно.
- Мы пришли, - объявил он. Ольга сидела застывшая, как статуя. Я махнула рукой:
- Проходите, проходите!
Павел посторонился. В квартиру вошли его мальчишки и Элина. Лицо у Лины тоже было напряженным – понятно, после того, как свекровь встретила её первый раз, ей не очень-то хотелось сюда возвращаться. Ольга встала, подошла к Лине и склонилась перед ней:
- Простите меня, Лина! – тихо сказала она и опять заплакала.
Лина помолчала немного, видимо, не зная, что сказать, посмотрела на Павла. Он взглядом поддержал её.
- Ольга Витальевна, давайте не будем ворошить прошлое. Что было, то было, просто давайте не будем повторять наших ошибок, - сказала она.
- Я не буду! – рыдала Ольга – Я все поняла! Я сильно виновата перед вами всеми! Линочка, я прошу Вас, если Вы можете, не держите на меня обиды! Я вела себя глупо, я была эгоисткой!
- Мам, успокойся. Мы все понимаем, - сказал Павел – тут дети, не надо так кричать.
Ольга словно очнулась. Все еще продолжая сдержанно всхлипывать, она обратилась к детям, явно смущенным и напуганным такой сценой. Они во все глаза смотрели на Ольгу.
- Дети… - эхом повторила Ольга, глядя на ребят – А это? – она вопросительно посмотрела на сына.
- Это твои внуки, мама. Кирилл и Мефодий.
- Мои внуки… - эхом повторяла Ольга - Кирюша…. Мефодий…
- Мы его Федей зовем, - подсказала Лина.
- Феденька… - Ольга обняла мальчишек – А вы знаете, кто я? – спросила она. Пацаны молчали. – Я – ваша бабушка. Бабушка Оля…
- А у нас уже есть две бабушки, - сказал Федя – баба Люда и баба Таня.
- Возьмете меня третьей? – спросила Ольга.
- Возьмем, - пробормотал Кирилл.
- А ты – баба Оля, что ли? – припомнив что-то, спросил Федя.
- Да, я баба Оля! – радостно воскликнула Ольга.
- Пойдемте чай пить, за столом и поговорим! – вмешалась я в достаточно неловкую ситуацию. – У нас конфетки есть, а я еще сейчас варенье принесу!
Я принесла свое смородиновое варенье и накрыла на стол. Ольга явно не знала, как вести себя. Она не привыкла кому-то, кроме Аськи, уделять заботу и внимание. Поэтому мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы направлять беседу в нужное нам всем русло.
Через четыре часа наше чаепитие закончилось, ко всеобщей радости на достаточно оптимистических нотах. Даже Лина потеплела. Мальчишки разыгрались и носились по квартире как по стадиону. Паша дал матери инструкцию, как себя вести в случае визита непрошенных гостей. Когда, наконец, Павел с семьей ушли, Ольга вопросительно посмотрела на меня.
- Как ты думаешь, они, правда, меня простили? Или из приличия пообщались?
Я пожала плечами.
- Оль, все зависит от того, как ты будешь себя с ними вести. Понимаешь, прощение может прийти не сразу, а постепенно. Это как по лесенке подниматься. С каждой ступенькой все ближе и ближе. Ты, главное, будь попроще с ними. Плохого не вспоминай, ни о ком плохо не говори, да и прощения по сто раз на дню не проси. Все в меру должно быть.
Ольга задумалась, а потом сказала:
- Дура, я, Тань. Форменная дура. Я даже не могла себе представить, насколько я дура. Я ведь считала, что все делаю правильно, что все так и должно быть. Понимаешь?
- Понимаю, - ответила я – Знаешь, так странно слышать от тебя такие слова.
- Да, - согласилась Ольга – Я же всегда считала себя умной. И все считали меня умной.
- Это точно. Уж в твоем уме никто не сомневался.
- Да… Жаль, что не вернуть ушедшего времени. Я бы вела себя совсем по-другому.
- Оля, что прошло – то прошло. Жить надо настоящим. Готовься к сыну в гости нагрянуть. И не забудь торт купить, а мальчишкам игрушки.
- Тань, а ты поможешь мне? – спросила Ольга – Я ведь никогда не покупала игрушки мальчишкам. Я и не знаю, что им купить.
- О чем речь, подруга! Конечно, помогу!
Павел не посвящал нас в подробности всех событий, но Ольгу оставили в покое. Первое время она боялась ночевать одна в квартире, и приходила на ночь ко мне. Но потом ушли и эти опасения. Больше её никто не беспокоил. Потихоньку, мелкими шажками Ольга выстраивала отношения с Пашиной семьей. И ей, и им было непросто забыть прошлое и начать с нуля. Но они смогли. Они прошли по этой лесенке прощения, и, в конце-концов, между ними установились нормальные отношения.
Сейчас нам обеим уже восьмой десяток. Павел – уважаемый известный адвокат. Элина давно не работает, занимается хозяйством. Их сыновья выросли и у них уже свои семьи. У Кирюши родилась дочка, ей полгодика, а Федя ожидает первенца. Мы с Ольгой и семья Павлика продали свои квартиры, купили большой загородный особняк и теперь живем все вместе. Ухаживают за нами Лина и Павел. На Новый год и Рождество к нам приезжают Кирилл и Мефодий со своими семьями, и мы встречаем праздники вместе. Мы с Олей счастливы. Ведь у нас больше никого нет.