«Cogito ergo sum»
(Я мыслю, следовательно, существую)
Рене Декарт
I
Я шел по знакомой улице и не узнавал ее. Я гулял по родному городу, который переменился настолько, что не признавал меня за своего. Мы бродили по этим улицам вдвоем: я и мой друг Рома.
Мне сейчас тридцать семь лет, а сто лет назад было тридцать. Сто лет назад у меня была семья: жена и дети. Где они теперь? Наверное, остались в прошлом столетней давности. Может быть, внуки моих детей живут где-то рядом, но я их не узнаю, потому что дети мои были слишком малы, когда я ушел от них – сюда, в будущее, - и среди множества встречающихся лиц я не вижу знакомых черт моих родных.
Странно, что Рома со мной. Сто лет назад он был моим другом, а теперь он шагает рядом со мной, и он снова мой ровесник – ему тридцать семь, - и снова мой друг, будто и не прошло этих лет.
Сто лет назад я уснул, а когда проснулся, на календаре был новый век, иная эпоха. Почему-то, когда я осознал, что улица, по которой я часто ходил раньше, стала совсем другой, другими стали дома, новой стала Москва, я не удивился. Москва сильно изменилась. Она вытянулась ввысь эстакадами и ушла под землю туннелями. Она стала многоярусной. Стало меньше парков, и к островкам оставшейся зелени подступали со всех сторон железобетонные, сверкающие исполины.
Может быть, где-то рядом проходят мои внуки и правнуки, но мне уже не дано их узнать. Я скучаю по ним, мне жаль моих родных, задержавшихся там, в прошлом.
Теперь я живу один в новой квартире, но когда я вернулся сюда сто лет спустя и принялся искать свой дом, дома не было. Я долго разыскивал следы моей семьи, так и не нашел их. Почему-то сохранился гараж, а в нем стояла моя машина.
Мы неторопливо идем с Ромой по старой, незнакомой московской улице и ведем разговор, будто продолжая его, будто не прошло ста лет.
- Ты что-нибудь слышал о новых разработках правительства? – спросил он меня.
Я – доктор. Как я им был в прошлой жизни, так и остался. Я не вникаю в политику. Мне это неинтересно.
- Нет, о чем ты?
- Как же так, об этом все только и говорят. Как всегда, все засекречено, но это секрет Полишинеля, хотя деталей никто не знает. Неужели ты не слышал, что все высшие чиновники во всем мире и все богатые люди уже покидают Землю?
- Слышал что-то, ну и что?
Конечно, я знал об этом. Нельзя не услышать, когда тебе каждый день по телевизору вдалбливают в уши, в глаза и в мозг, что наступает конец света. То же самое говорили сто лет назад. Но Земля жива, и люди на ней живы, хотя я прекрасно помню, как и в те времена выискивали и вливали нам в голову пророчества древних мудрецов о том, что пройдет еще полтора года, и Земля погибнет. Я помню, как тогда специалисты многих стран давали свои комментарии: грядут страшные землетрясения, цунами и взрывы на планете, и все живое на ней умрет в течение трех дней. Ученые, пророчащие нам скорую гибель, оказались правы в одном: за эти сто лет постепенно, не сразу, становилось все больше мировых катаклизм: извержений вулканов, невиданных снегопадов, землетрясений и цунами на всей планете. С каждым новым десятилетием все больше людей гибло в огне и в воде. Кто-то к этому привык, кто-то к этому относился философски: вдруг это минет меня и случится в другом месте, а кто-то уже покидал Землю в надежде обрести спасение.
- Понимаешь, - продолжал Рома, - мы с тобой не настолько богаты, чтобы улететь отсюда, но все идет к тому, что пройдет еще десять, двадцать лет, и Земля, и все живое на ней, погибнет. Надо что-то делать.
- Рома, я вижу смерть каждый день. Каждый день у меня в реанимации умирает три-четыре человека, и я не могу их спасти. Они умирают не от всемирных катастроф, а от болезней или автомобильных аварий. Я же об этом не кричу на весь свет. Люди смертны, и каждому предназначен свой срок.
В силу своей профессии я всегда был скептиком и даже, возможно, циником, а Рома был эмоциональным евреем с грустными глазами, впитавшими в себя тысячелетнюю печаль своего народа. За это я его и любил, и дружил с ним, как оказалось, уже более века.
- Как ты не можешь понять, - взорвался он. – Всем давно известно, что ни на одну планету улететь невозможно: там люди не выживут. Чтобы покинуть нашу погибающую Землю и спастись, остается одно: жить в космосе, на космических станциях. Я тебе об этом и толкую. Есть целая программа, даже не программа правительства, а мировая программа. Миллиарды людей спасти нельзя, но, может быть, несколько тысяч, даже сотен тысяч останется жить, там, в космосе, на этих станциях. Кто-то уже улетел.
- И что ты предлагаешь? Мы не входим даже в эти сотни тысяч. Ни у тебя, ни у меня нет таких денег.
- Что я предлагаю? Ничего я не предлагаю. Я просто говорю. Я просто рассказываю. Я просто хочу выжить в этой мировой катастрофе.
На этой безысходной ноте и закончился наш разговор.
А на следующий день я поехал на дачу, к матери. Я ее еще не видел после возвращения, и только недавно выяснилось, что она жива и живет на даче.
II
Странное дело, я ехал все на той же своей белой Хонде образца 2010 года. Я выделялся в худшую сторону среди новых и быстрых моделей. Я спешил, но обогнать другие машины, конечно, не мог. Сто лет назад я был хорошим водителем, и моя новенькая Хонда всегда была впереди. Какое-то забытое за это время чувство азарта взбудоражило кровь. Мне захотелось показать всем этим новомодным на что я способен. И я вдавил педаль газа до упора и выжал из себя и своей машины максимум.
Когда я очнулся, я сначала увидел стоящих вокруг меня незнакомых людей, а потом, чуть подальше, растерзанную деревом, свою новую, устаревшую ласточку. Перед тем, как окончательно впасть в забытье, я сказал: «Я – доктор. У меня в записной книжке, в кармане, телефоны моих знакомых врачей, Позвоните им, пожалуйста».
И после этих слов наступили мрак и пустота.
Сколько дней прошло после аварии, не знаю, но когда я пришел в себя во второй раз, я увидел, что лежу в кровати, в большой комнате, а через просторное окно ко мне вливаются тишина, свет и покой.
Вместе с тишиной и светом ко мне вернулась память. Сначала я вспомнил удар, потом окружающих меня людей, а потом память вспахала мозг глубже, и я, за ее приоткрытыми створками, разглядел себя и Рому, неторопливо шагающих по московским улицам, и себя самого, в кругу большой семьи, - сто лет назад.
Еще полчаса я безмятежно лежал в постели и с удовольствием ощущал, что у меня есть руки, ноги и тело. Мне даже не думалось о том, где я, и как я сюда попал. Мне было сладко и уютно, как ребенку, очнувшемуся после долгой болезни.
После того, как у меня раскрылись глаза, и я увидел, что я не один, а за окном целый мир, у меня отворились уши. И то, что я услышал, поразило меня.
- Еще раз говорю, - надрывался криком женский голос из соседней комнаты, - он мне не любовник, он мой однокурсник, я его спасла.
- Я никогда в жизни не видел этого твоего однокурсника.
- Да я сама его не видела сто лет. Можешь ты это понять?
- А зачем ты его привезла в наш дом? В больницу, что ли, нельзя было его отвезти?
- Ну, пойми ты, наконец, Олежек. Ты ведь знаешь, как я тебя люблю. Но когда мне позвонили и сказали: «Вы врач? Вы его знаете? Он умирает. Приезжайте», - я даже не поняла, о ком идет речь. Я просто поехала. И тут оказалось, что я его знаю, что он – мой однокурсник. Я – врач. Я знаю, как его можно было спасти: никаких больниц, только покой, вот я и привезла его в наш дом.
Мужской голос говорил уже спокойнее:
- Хорошо, и что дальше с ним делать, когда он очнется?
Послышались чмоканья и поцелуи.
- Милый, что дальше? Он поедет домой, как только выздоровеет.
Я, наконец, ощутил, что все органы чувств у меня работают. Глаза разлепились окончательно, и я понял, что жив.
- Ладно, дорогая, не будем больше спорить. Я тебя люблю. Мне пора на работу.
Дверь хлопнула, и я закрыл глаза в ожидании. Отворилась дверь, и она вошла ко мне в комнату. Сквозь прорези ресниц я увидел женщину, которую никак не ожидал встретить. Веки распахнулись настежь, и я понял, что это Лена.
Она нисколько не изменилась с тех пор, как мы виделись в последний раз, больше ста лет назад, по-моему, даже похорошела.
- Андрюша, привет, вернулся?
- Леночка, ты меня спасла, я знаю. Извини, я очнулся и услышал ваш разговор. Это твой муж?
- Да. Ты как себя чувствуешь?
- Будто в третий раз родился. Во второй было, когда я проснулся спустя сто лет.
- Вставай, одевайся и давай выпьем вина и поговорим.
Я оделся во что-то новое и свежее, подходящее по размеру, и, вправду, почувствовал себя заново рожденным. Я чувствовал прилив сил и энергии. Интересно, чем же она меня лечила?
В те, столетней давности, времена я знал Лену хорошо, даже очень хорошо. Мы вместе поступали в институт, а до этого вместе ходили на курсы к одному преподавателю. Мы оба поступили, а потом стали любовниками. Мы учились и встречались, и никто из нас не требовал друг от друга большего. Меня устраивали наши отношения, мы были молоды, и она ни разу не сказала, что хотела бы за меня выйти замуж. На третьем курсе, когда я возвращался поздно вечером домой, меня жестоко избили во дворе, и я взял академический отпуск. Когда я вернулся в институт, она уже училась на год старше меня. Какое-то время мы еще встречались, а потом перестали, но остались друзьями. Наверное, это лучший выход из любовных связей: расстаться и быть друзьями.
Мы выпили вина, сидя за журнальным столиком.
- Спасибо, Лена, ты спасла мне жизнь.
- Если хочешь знать, я спасла тебе жизнь во второй раз.
- Не понимаю, что ты хочешь сказать.
- Ты не задумывался о том, почему ты уснул на сто лет и проснулся только сейчас? Почему некоторых своих знакомых, меня в том числе, ты видишь в этой новой своей жизни? Причем совсем не постаревшими.
- Конечно, задумывался. Я не нахожу этому объяснения. Просто принимаю это, как данность.
- Сейчас я тебе все расскажу.
Я затаил дыхание и стал слушать. Я понял, что, каким-то образом, она причастна к этому, и ждал объяснений.
- Сто лет назад, когда мы с тобой расстались окончательно, я вышла замуж. За ученого. Ты помнишь, в те времена все только и говорили о неизбежной катастрофе, о том, что планета погибает. Мой муж изобрел средство, как выжить: не всем, а избранным. Не буду вдаваться в подробности, я сама не очень понимаю, но можно было заснуть и проснуться через сто лет. Возраст оставался почти таким же: небольшой сдвиг, еле заметное старение – на семь лет.
Может быть, ты не помнишь, но в больницу, где ты работал, приехала бригада ученых, и вас всех, по очереди, вызывали в кабинет, обследовали и давали лекарства.
- Да, смутно помню, что-то такое было.
- На самом деле, выбирали только тех, кто мог быть полезен и востребован для продолжения жизни и рода через сто лет – после катастрофы.
Я уговорила мужа взять и тебя. Хотя он тебя не видел ни разу в жизни.
- А как же Рома?
- Я же знала, что он твой друг, и подумала: ты вернешься к жизни и будешь одинок. Пусть твой друг останется рядом. Поэтому остался и Рома. Осталась и твоя мать.
- А где моя семья, ты знаешь?
- Нет, извини. Никто не отслеживал остальных. И многие погибли за эти сто лет.
- Спасибо, что рассказала. Я не думал никогда, что сошел с ума, когда пришел в эту новую жизнь. Но я врач, как и ты, и люблю ясность во всем. Хотя я и не прожил отпущенную мне, мою жизнь.
- Перед тобой новая жизнь.
Может быть, после долгого сна и потери сознания, может быть, после затянувшегося отсутствия женщины, может быть, потому, что вернулись силы, и захотелось жить и любить, я почувствовал желание.
- Я же любила тебя тогда, и сейчас ты мне не безразличен, - сказала Лена, будто прочитав мои мысли.
И тогда мы легли в постель, и я испытал забытую похоть, забытую любовь, забытую негу и наслаждение.
- Я люблю тебя до сих пор, - сказала Лена, - когда мы снова выпили по бокалу вина. – Я спасу тебя в третий раз.
- Ты о чем?
- Ты что-нибудь слышал о космических станциях, куда улетают люди, подальше от Земли?
- Да, мы совсем недавно, перед аварией, говорили об этом с Ромой.
- Мой муж – один из разработчиков этих станций. Он мне никогда не рассказывал о деталях: как там живут, и что там, но это единственный шанс. Земля уже на краю пропасти, а я хочу, чтобы ты жил. Я попрошу его, чтобы он, как один из администраторов этих станций, отправил тебя туда бесплатно.
- А ты с мужем?
- Он летает туда и обратно постоянно. А мы полетим с ним в последний момент, когда он переправит туда всех, кого можно спасти.
- А Рома? Он же мой друг, это он мне рассказал об этих станциях, он так хочет туда улететь.
- Извини, Андрюша, я могу попросить только за тебя.
- А моя мама?
- Ее мы отправим чуть позже.
Прошло еще несколько дней, и когда за Лениным мужем захлопывалась дверь, Лена приходила ко мне, и я вновь и вновь испытывал давно забытое чувство нежности, ласки и любви.
III
Был выходной день, когда в комнату ко мне вошел Ленин муж.
- Здравствуйте, Андрей. Я – Олег, Ленин муж. Лена сказала, что вам значительно лучше и с вами можно поговорить.
Мы пожали друг другу руки и сели в кресла друг напротив друга. Он был немного старше меня, и седина уже пробивала его волосы. Он был серьезен и скор на слова и мысли.
- Не буду ходить вокруг да около. Лена меня попросила, а я не могу отказать жене, чтобы я вас взял на космическую станцию. То, что происходит с нашей планетой, вам, конечно, известно. Хотя немногие могут себе позволить улететь отсюда, но я согласен увезти вас туда. Каково ваше решение? Давайте так: или да, или нет.
- Да.
- Хорошо. Тогда я вам расскажу подробнее, что вас ждет. Это секретная информация, и после того, как вы ее услышите, обратного хода у вас не будет. Еще раз: да или нет?
- Да.
- Хорошо. Слушайте внимательно. Мы – ученые многих стран – изобрели программу выживания людей в преддверии планетарной катастрофы. Эта программа поддерживается и финансируется многими правительствами и международными корпорациями. Суть ее: спасти как можно больше людей. Для этого построено несколько космических станций. На других планетах, даже вне нашей галактики, человеку выжить невозможно, это доказано. Поэтому жить можно только в космосе – на этих станциях. Станций немного, людей – масса. Поэтому, извините за неприятные подробности, тела там сваливают друг на друга, штабелями, как дрова. Естественно, есть обслуживающий персонал: к каждому телу подсоединены трубки: ввод кислорода, пищи и воды и вывод естественных отходов. Но главное не в этом. Мы изобрели возможность отделения сознания от тела. Это не виртуальная реальность – это материализовавшееся сознание человека, сознание, которое обрело новое тело, у которого есть потребности и желания. Это материальное сознание: оно двигается, дышит, совершает поступки и ощущает свое тело. Мир этого сознания бесконечен. Там можно жить нормальной человеческой жизнью, пока настоящее тело спит в ракете, любить, в том числе и половой любовью, создавать семьи, рожать детей, думать, совершенствовать себя, в общем, продолжать жить так, как вы жили на Земле. Вы ведь врач?
- Да.
- Там вы останетесь врачом. Более того, там вам смогут дать новые знания, такие, которые на Земле вы не получили бы никогда.
Я вас не уговариваю. Вы сказали: «Да», - и для вас обратного пути нет. Просто, как другу моей жены, говорю вам то, что могу рассказать, чтобы встреча с этим новым не стала шоком для вас. Все детали вам расскажут по прибытии. Еще одно, напоследок. Никто не обязывает остаться там навсегда. Не понравится, не захотите, всегда можете прийти в администрацию станции, и вас вернут в ваше тело и отправят на Землю. Перед этим сотрут из головы память о пребывании там – потому что это секретная информация – посадят в космический челнок, и вы вернетесь. Если захотите. Я говорю к тому, что это не безвозвратно. Все зависит от вас. Вы всегда сможете снова жить на Земле, хотя это небезопасно. У вас есть вопросы?
- Вы можете сказать, что я увижу в том, новом мире?
- Вы увидите все, что пожелаете увидеть. Вы сможете стать тем, кем захотите стать. Вам не надо будет работать. Как доктора, вас могут позвать, но там не болеют и не умирают. Вы сможете своей фантазией выстроить себе дом, какой вам понравится, и выбрать или придумать любую женщину, чтобы с ней жить. И это будут не эфемерные, а вполне реальные женщины. И дом будет настоящим. Я не скажу, что это рай, мы не конструировали рай, но попробуйте пожить там, и, может быть, приживетесь.
Еще раз, готовы?
- Да.
- Лена, пойди сюда, попрощайся со своим другом.
Лена обняла меня и поцеловала в щеку. Прощальный, дружеский поцелуй. Больше я ее не видел: ни в нынешней, ни в будущей жизни. Я ей был и остаюсь благодарен за все свои три жизни.
Олег посадил меня к себе в машину и повез загород.
Он вез меня в никуда, в неизвестность, а я уже не сомневался в своем выборе. Жалко Рому, но не в моих силах его спасти. Зато я встречусь там с мамой. Жаль, что я так и не увидел на нашей Земле своих правнуков, но они не узнали бы меня, так же, как и я их. Жалко родные места и улицы, но это только воспоминания. Я больше не увижу море и лес, но это лишь мимолетная грусть. А память о своей семье я сохраню и там, это навечно со мной.
Мы ехали долго. Открылись ворота с надписью «Запретная зона». Меня переодели и повели на космодром. Я поднялся в ракету и прилег в полу-кресло, полу-лежанку. Кто-то еще был рядом, но я не запомнил их лиц. Наверное, потому, что не хотел запоминать. Я думал о родных, о Лене и о Земле.
Ракета взлетела неожиданно и плавно. Через огромные, во всю стену, окна иллюминаторов я увидел, как быстро удаляется от нас Земля. Невесомость никак не сказалась на мне. Мое кресло не отпускало меня, я не вдавился в него, я сроднился с ним, я распластался в нем и не чувствовал ни давления, ни невесомости, ни дискомфорта.
Когда мы прилетели на станцию, я привычно встал, пошел к выходу и ступил на твердь, и только тогда понял, что тело мое осталось лежать среди других тел-штабелей на корабле, а я иду и дышу, и живу только сознанием.
IV
Когда Андрей ступил на планету сознания, как он окрестил про себя этот мир, она ему показалась голой и бесконечной. Поверхность напоминала гладкий пол в ночном баре: черный, с мерцающими изнутри блесками звезд, вспышек и подсветки. Хотя вокруг было светло. Откуда шел свет, понять было невозможно, он просто наполнял огромное пространство. Он не был похож ни на солнечный день, ни на электрическое освещение. Сам воздух, казалось, источал свет.
Андрей вполуха слушал то, что говорил администратор вновь прибывшим пассажирам. Лишь какие-то обрывки фраз невольно отпечатывались в голове:
- Высшие уровни, средний уровень – административный, низшие уровни.
- Сила притяжения отсутствует.
- Без всяких лифтов можно опуститься или подняться на любой уровень.
- Вы можете быть кем угодно: мужчиной, женщиной, японцем.
- Лимиты, нарушение лимитов.
- Понятия времени не существует.
Андрей устал. Ему захотелось прилечь и поспать хоть немного. Он представил маленький, уютный дом, о котором мечтал еще на Земле, но который ему так и не удалось построить. И тогда он увидел, что вокруг никого нет, а перед ним увитая плющом терраса и лесенка, поднимающаяся к двери. Он вошел в дом, прошелся по комнатам, со вкусом обставленным старинной мебелью, нашел спальню, разделся и лег на белоснежные простыни в широкую кровать. Свет погас, как только Андрей закрыл глаза. Ему снились жена и его маленькие дети: два мальчика и две девочки. Они бегали перед домом, смеялись и кричали: «Папа, мама, идите к нам. Давайте вместе поиграем». И чувствовал во сне, как он силится встать и пойти к ним, но необъяснимая сила удерживает его в кресле, на террасе перед домом, и он понимает, что бесполезно ей противиться, и от собственного бессилия плачет.
Андрей открыл мокрые от слез глаза и увидел, как мягкий свет вливается в его комнату. Он встал, принял душ, оделся и прошел на кухню. Кухонная мебель была выдержана в светло-коричневых тонах натурального дерева. На полках была аккуратно расставлена посуда, большой, компактный холодильник забит снедью, а круглый стол застелен белой скатертью с узорами. Андрей позавтракал и выпил кофе. «Никуда не хочется отсюда уходить. Как бы я хотел здесь жить». И тут же мысленно одернул себя: «Я здесь живу, это мой дом». Ему вспомнился давешний сон. «Как бы я хотел здесь жить со своей семьей». Но, видимо, это желание было невыполнимым. Он посидел еще на кухне, медленно прошелся по всему дому, и ему нестерпимо захотелось курить. Ни в карманах, ни на журнальном столике в гостиной сигарет не нашлось. Тогда он вышел из дома и отправился на поиски сигарет.
Когда его новый дом остался позади, и перед ним вновь распростерлось бесконечное пространство, он разглядел его получше. Андрей шел по прямой, как стрела, улице, сам не зная куда. Под его ногами был светлый, прозрачный пол, высоко над головой – светящийся потолок, а вокруг ни одного здания и ни одной живой души. Забытое чувство одиночества и потерянности сдавило грудь.
- Андрей, ты?
Перед ним стояла красивая, стройная темнокожая девушка в европейской, легкой одежде. Откуда она появилась в этом прозрачном, проглядывающемся до бесконечности, пустом пространстве, было непонятно. Будто она соткалась из воздуха.
- Андрей, не узнаешь?
Девушка подбежала к нему, обняла и поцеловала.
Что-то далекое, из полузабытого прошлого, угадывалось в чертах ее лица. Андрей силился узнать и не мог.
- Давай я тебе помогу вспомнить, - сказала она. – Посмотри на меня внимательно и представь, что я белая.
Андрей чересчур долго, до неприличия пристально, вглядывался в собеседницу.
- Даша? – робко спросил он.
- Конечно, Даша, - заулыбалась она.
- А почему ты негритянка?
- Так непринято говорить: «негритянка». Ладно, я не обижаюсь. Просто мне захотелось быть молодой негритянкой, и здесь я стала молодой негритянкой.
- Разве такое возможно?
- Здесь все возможно. Разве тебе не рассказывали, когда ты прилетел?
- Говорили что-то, но, честно говоря, я не слушал.
- Что мы здесь стоим? Пойдем, посидим в кафе, выпьем вина за встречу и спокойно поговорим.
- Знаешь, Даша, я ужасно хочу курить. Но ведь вокруг одна пустота, никого нет.
- Милый Андрюшенька, сейчас я тебе все покажу: недалеко есть уютное кафе, и там, кстати, можно взять сигареты. Хочешь, я буду твоим гидом?
К Андрею постепенно возвращалось чувство реальности, хотя он, по-прежнему, не видел ни кафе, ни людей.
- Веди меня, Даша. Как я рад, что тебя встретил.
В ответ она улыбнулась как-то загадочно.
- Но все-таки, где же люди?
- Пойдем.
Она подхватила Андрея под руку и повела не прямо, а вниз. Будто по невидимым ступенькам они спустились сквозь зеркальный пол и очутились этажом ниже. Здесь было людно.
- Вот кафе, о котором я тебе говорила.
С Дашей Андрей познакомился в компании друзей, когда он заканчивал четвертый курс медицинского института. Она была на два года младше его. К этому времени он окончательно разошелся с Леной и, как молодой охотник, пребывал в состоянии поиска. Даша оказалась умной и симпатичной девушкой. Она училась на втором курсе физико-математического института. Их любовь началась стремительно, но, на удивление, не стала скоротечной. Они встречались несколько лет и собирались пожениться. Так продолжалось до тех пор, пока Андрей, неожиданно для всех друзей и родственников, ни женился на Наде. Андрей до сих пор помнил Дашины слезы и немой вопрос в глазах: «Почему? За что?» Она была сильной женщиной, и слезы не вылились в истерику и скандал. «Я тебя поздравляю», - сказала она тогда. Уже через год после свадьбы они снова начали встречаться: редко и тайно. Замуж Даша так и не вышла.
Иногда, вспоминая о той прошлой жизни, Андрей ловил себя на мысли, что он всегда был счастлив с женщинами, которые любили его, и которых он сам любил. Если даже они расходились, любимые женщины оставались друзьями, любовницами, но никогда не упрекали его.
Андрей подумал: «Если Даша, так же как и я, в той прошлой жизни заснула на сто лет, то сейчас ей должно быть тридцать пять. А выглядит она на двадцать пять, не больше».
Кафе, действительно, оказалось уютным. Оно чем-то напоминало Андрею то старинное, московское кафе, в котором они любили бывать с Дашей: похожий интерьер, свечи на столах. Они присели за столик в углу и принялись изучать меню.
- Выбирай, что тебе нравится, - весело сказала Даша. – Платить не за что не надо. Да и денег здесь нет.
- Вообще-то, я только что позавтракал, - сказал Андрей.
- Да что ты. Уже время обедать.
И вдруг Андрей почувствовал, как он проголодался.
- Заказывай на свой вкус, а я пойду куплю сигареты.
- Андрюша, здесь никто ничего не покупает. Подойди к стойке и просто скажи, что тебе надо. Ничего, скоро привыкнешь.
В Москве Андрей обычно курил крепкие сигареты: «Золотую Яву» в красной пачке. Он подошел к стойке и сказал бармену:
- Пожалуйста, сигареты покрепче, «Золотую Яву».
Невозмутимый бармен, как фокусник из воздуха, достал черную пачку сигарет, на которой было написано «Ява золотая».
Андрей вернулся к столу и раскрыл пачку.
- Странно, здесь всего две сигареты.
- Тебе разве не рассказывали про лимиты?
- Говорили что-то такое, но я не запомнил.
- Ладно, кури. Я попозже тебе все расскажу.
На столе уже стояла закуска и бутылка французского вина.
Когда после горячего, желудок наполнился приятной сытостью, Андрей полез в пачку за второй сигаретой.
- Андрюша, у тебя же нетронутая сигарета на столе лежит.
Андрей с удивлением увидел в пепельнице целую сигарету, хотя он выкурил ее перед обедом.
- Это что, фокусы здесь такие? – хохотнул Андрей.
- Ничего не фокусы. Ты же не накурился первой сигаретой, вот она, кури, пожалуйста, если хочешь.
Андрей с удовольствием затянулся и поднял бокал вина:
- Давай выпьем за тебя, Дашенька, за нашу встречу в столь необычном месте.
- За тебя, Андрюша, за встречу.
- А теперь расскажи, как ты сюда попала.
- Все очень просто. После окончания института я сделала несколько важных открытий в области физики, и как ценному специалисту, мне сначала дали один гранд: усыпили на сто лет, а потом – второй: послали сюда за счет государства.
- Не буду даже спрашивать, что за открытия, я в этом ничего не понимаю.
Андрей все ждал, когда Даша спросит про него, но она молчала и только внимательно разглядывала его. Наконец, он не выдержал:
- Что же ты про мою жизнь не расспрашиваешь? Мне даже немного обидно, хотелось рассказать.
- А я и так, Андрюшенька, про тебя все знаю. Здесь ведь, как в деревне: стоит посмотреть на человека, и уже все про него знаешь. Со временем к тебе это придет.
- Да? Этому учат на верхних уровнях?
- На верхних уровнях учат и этому тоже.
- А на нижних уровнях?
- На нижних уровнях человек осуществляет свои плотские желания: выпивка, секс, хотя, если мужчина и женщина женаты, они занимаются сексом дома.
- Расскажи еще про нижние уровни.
- Давай не сразу, а постепенно я тебе все-все расскажу.
Андрей докурил свою сигарету, она оказалась очень крепкой, и понял, что больше не хочет курить.
- Даша, а что это за лимиты, о которых ты говорила?
- На все плотские желания существуют лимиты: на секс, на выпивку, на еду.
- Кто же устанавливает эти лимиты? Администрация?
- Нет. Каждый сам их для себя устанавливает. Одному человеку нужно две тарелки супа и две тарелки мяса, чтобы насытиться, а другому достаточно легкой закуски, и он уже сыт. Но если после этого человек продолжает поглощать пищу, то это уже обжорство, это – нарушение лимита. То же самое, со всем остальным.
- Что же бывает за нарушение лимита?
Даша посмотрела на Андрея очень серьезно.
- Давай в следующий раз об этом.
- Хорошо. Что теперь? Пойдем, погуляем. Если, конечно, здесь есть, где гулять.
- С удовольствием. Пойдем, я тебе покажу море. Искупаемся. Ты ведь всегда любил поплавать.
- Здесь есть море? Здесь есть море?
- Идем.
Даша взяла Андрея под руку, и они вышли из кафе. При мысли о море, Андрей взволновался и обрадовался. Он с детства любил море и лес. И уж никак не ожидал, что в этом голом пространстве может быть море. На ходу он, то и дело, подпрыгивал, как кузнечик, и ускорял шаг. Даша глядела на него искоса и улыбалась.
- Даш, а я плавки не взял. Я же не знал, что здесь есть море.
- Зачем тебе плавки? Что я тебя голым не видела? Да и голышом купаться приятнее.
- Но там же люди. Пляж, наверное, переполнен.
- Успокойся, там никого не будет, кроме нас.
Андрей посмотрел на нее внимательно и промолчал.
Море открылось неожиданно. Красивая, маленькая бухта окаймлялась сосновым лесом. Неторопливые волны пеной набегали на желтый песок. Небо было затуманено дымкой, и все тот же мягкий, обволакивающий свет растекался в воздухе. На пляже не было ни одного человека.
Когда они вышли на берег, Даша, не говоря ни слова, скинула с себя платье и, обнаженная, бросилась с разбега в море. Андрей смотрел ей вслед: такой блестящей, шоколадной кожи, такой идеальной фигуры он не видел ни у одной женщины. Она встала в воде, повернулась к нему и помахала рукой. Тогда он быстро разделся и сильными взмахами рук поплыл к ней. Море приняло его в свои объятия, как родного. И почему-то, на миг, ему показалось, что это Черное море.
Потом они сидели, обнявшись, на теплом песке, у самой кромки воды. Андрей все сильнее прижимал Дашу к себе и чувствовал и желание, и нежность одновременно. Даша молчала, опустив голову на его плечо.
- Дашенька, скажи, пожалуйста, а как здесь женятся? Администрация оформляет брак?
- Нет, все гораздо проще. Мужчина и женщина, если они хотят жить вместе, называют друг друга мужем и женой и начинают жить в одном доме.
Ты хочешь на мне жениться?
- Да, Дашенька. Ты станешь моей женой?
- Стану, Андрюшенька. Пойдем домой, уже поздно.
Свет, и в самом деле, постепенно стал меркнуть. Идти оказалось недалеко. Андрей ввел Дашу в свой дом, они легли в постель и стали мужем и женой.
V
Это был их медовый месяц. Они были всегда вдвоем и всегда одни. Никто к ним не заходил, и они никого не встречали на улицах. Днем они шли купаться на море, и пляж всегда был пустынен. Они гуляли по лесу, а вечером выходили в сад перед домом или сидели в креслах на террасе и пили вино. А потом ужинали при свечах. А ночью они сплетались в единое целое и любили друг друга страстно и нежно. Так продолжалось долго, так долго, как они сами того хотели, ведь понятие времени не существовало. Они были одни во всем мире, и это не образно сказано, так было на самом деле. И мир этот казался им сказкой.
- Любимая, ты выглядишь на двадцать пять лет.
- А мне и есть двадцать пять, - смеясь, отвечала она.
- Как же так? Ты же всего на два года меня моложе.
- Невежливо говорить даме о ее возрасте. Шучу, шучу. Пойми, наконец, Андрюшенька. Мы сами управляем своим сознанием. Если бы я захотела, я могла бы стать мужчиной, старухой или китаянкой, или ребенком.
В другой раз Андрей спросил Дашу о том, что, с тех пор, как они стали жить вместе, не давало ему покоя.
- Дашенька, а мы можем иметь детей?
- Конечно.
- Не понимаю: если мы – плод нашего сознания, как ты можешь забеременеть?
- Точно так же, и забеременеть, и родить, как любая другая женщина. Это будут наши дети, а не наше воображение. Но только, если мы оба этого захотим.
Чем дольше Андрей жил с Дашей, чем больше он ее узнавал, тем сильнее удивлялся и восхищался, казалось бы, несовместимыми, противоположными чертами ее характера. В ней сочетались мягкость, даже кротость, с внутренней силой и твердостью, желание согласиться и уступить, с настойчивостью, когда она отстаивала то, что считала важным и главным.
Однажды вечером она сказала Андрею:
- Нельзя продолжать наш медовый месяц до бесконечности.
- Дашенька, женушка, как раз здесь это возможно. Ведь в этом мире нет понятия времени. Мы по своему усмотрению можем растянуть ночь, чтобы насладиться любовью, а потом отдохнуть и поспать. И утро наступит, только когда мы проснемся. Мы можем укоротить день, чтобы ускорить наступление вечера. Мы можем продлить вечер, чтобы впитать в себя сумерки, тишину и покой. Времени нет, оно не уходит, как песок, сквозь пальцы, и не уносит с собой наши дни и годы, и не глядит на нас старостью из зеркала.
Нам хорошо вдвоем в этом доме. Если тебе надоели песок и море, мы можем заменить его на речку в Подмосковье или на остров в океане. Ты прекрасно знаешь, любимая, что это зависит только от нас, от нашего сознания.
- Не в этом дело, Андрюша. Когда ешь слишком много сладкого, это может набить оскомину.
- Разве есть лимит и на хорошее?
- Конечно, нет. Но нельзя только отдыхать каждый день. Я за нас с тобой беспокоюсь. В конце концов, это ничегонеделание приведет к тому, что мы надоедим друг другу.
- Разве тебе плохо со мной?
- Мне с тобой очень хорошо. Но когда это хорошее, даже очень хорошее, повторяется изо дня в день, это тоже может набить оскомину.
Даша говорила очень мягко, нежно и терпеливо, будто старалась уговорить Андрея оторваться от банки с черной икрой, от которой, она это чувствовала, скоро его может стошнить, и съесть кусочек обыкновенного черного хлеба.
Андрей как-то неожиданно быстро согласился с ее словами. Это было на него непохоже и немного насторожило Дашу. Про себя он подумал: «Может быть, Даша и права, Что-то мы засиделись в нашем доме. Я даже толком и не видел эту планету материализованного сознания». А вслух сказал:
- Хорошо, Даша. Ты права. Давай выйдем в свет. Только я попрошу тебя показать мне все, без утайки. Помнишь, ты хотела стать моим гидом. Давай начнем с нижних уровней.
- Согласна, только потом поднимемся на верхние. Договорились?
- Договорились.
На этот раз они не спускались вниз по невидимым ступенькам. Как на лифте, которого не было, лифте без кабины, они опускались все ниже, проходя уровни насквозь.
- Что ты хочешь увидеть?
- Самые нижние уровни. Я хочу спуститься до самого дна.
- Хорошо. Начнем с уровня секса. Тебя ведь это интересует? – с каким-то вызовом спросила Даша.
- Дашенька, давай остановимся и посидим в каком-нибудь кафе. Мне кажется, ты обижена на меня за что-то. Ты же ведь сама предложила закончить наш медовый месяц и выйти в город.
- На этих уровнях я не знаю ничего. Я бывала здесь, но не останавливалась.
- Вон ресторанчик. Давай зайдем.
Они вошли в ресторан, и тут же подскочил официант и, не спрашивая заказа, стал вываливать на стол все, что было на подносе.
- Что это за уровень?
- Уровень обжорства. Те, кто пообедал или поужинал на более высоком уровне, спускаются сюда, чтобы есть все подряд.
- Ну, я этим никогда не страдал, ты – тоже. Не обращай внимания. Так почему ты на меня злишься?
- Понимаешь, Андрюшенька, я хотела подняться с тобой и показать тебе верхние этажи, а ты тянешь меня вниз.
- Мне просто любопытно.
- Подожди. Я и вправду очень тебя люблю. Знаю, что и ты меня тоже. Может быть, еще потому, что наше настоящее начиналось в прошлом. Ведь тогда я очень хотела выйти за тебя замуж. А теперь мечта сбылась: ты – мой муж, я – твоя жена. Но пойми, пожалуйста, мы не на Земле. Здесь не надо работать, чтобы прокормить семью, построить дом, купить красивые вещи. Здесь все, что только может пожелать твое сознание, само плывет тебе в руки. И это развращает душу. Не надо стараться, не надо напрягаться, не надо думать, не надо бороться, даже с самим собой.
Поэтому и существуют в этом мире верхние уровни. Это единственное, что может сделать здесь человек, чтобы не скатиться вниз и не уподобиться животному, лишь удовлетворяющему свои инстинкты.
Верхние уровни – это самосовершенствование, духовное и профессиональное самосовершенствование.
Нельзя навечно запереться в своем доме, как в своей крепости, ни с кем не общаясь, можно сойти с ума или озлобиться даже на любимых людей, которые рядом. На них, в первую очередь. Нельзя только отдыхать, гулять или развлекаться. Вечный отдых, как и нелюбимая работа, опустошают душу. Поверь мне, я здесь давно: очень много людей в этом мире скатились на самое дно потому, что они всегда получали то, что хотели, без затрат и усилий, и им становилось скучно. И тогда они начинали, иногда, намеренно, превышать свои лимиты, чтобы почувствовать риск, азарт, вкус к жизни. Ничем хорошим это никогда не заканчивалось. Ты хотел увидеть дно? Сегодня я тебе его покажу. Но, уверяю тебя: единственный выход в нашей ситуации, чтобы не сойти с ума и не опуститься на дно, это подняться наверх. Я этого и хотела для нас, когда говорила, что медовый месяц закончился.
- Хорошо, родная. Я тебя понимаю. Я просто посмотрю, что там, внизу, а потом больше не будем туда спускаться, останемся наверху.
Знаешь, я тебя давно хотел спросить: мы ведь не случайно с тобой встретились?
- Конечно, не случайно. Я уже знала, что ты должен прилететь. За то время, что я здесь, я научилась не только читать мысли, но и читать их на расстоянии. Когда ты почувствовал себя одиноким и потерянным, я это услышала.
- Дашенька, а если я захочу что-то скрыть от тебя, ты, ведь узнаешь?
- Узнаю. Но пусть это тебя не беспокоит. Я всегда смогу отличить важное от второстепенного, зерна от плевел.
- Даша, ты, действительно, умница. Более того, ты – мудрая женщина. А это большая редкость. Хотя, может быть, когда-нибудь мне станет страшно или стыдно за то, что ты меня видишь насквозь, но другой жены я не хочу и, клянусь, ты у меня останешься единственной.
- Не клянись и не зарекайся. Хочешь знать, почему, когда ты меня спросил о детях, я не ответила: «Да, хочу». Я очень хочу от тебя детей, но я вижу тебя, я знаю тебя, возможно, даже лучше, чем ты сам себя знаешь. Если вдруг нам придется срочно вернуться на Землю…
- Зачем возвращаться? Почему?
- Погоди. Все может случиться. Почему-то у меня нехорошие предчувствия. Но если у нас будут дети, а нам придется вернуться, наши дети останутся здесь: у них нет тел на космическом корабле. Они останутся одни, они станут сиротами, или мне придется разорваться между тобой и ними. Я знаю: мы любим друг друга. А еще я знаю: я тебе нужна. Поэтому здесь у нас не будет детей. Андрей стал очень серьезен.
- Скажи, пожалуйста, а там, на верхних этажах, тебя не учили ясновидению?
- Учили.
- Расскажи, что ты видишь.
- Не могу. Не спрашивай больше об этом.
- Ладно, пошли отсюда.
Официант, с грустным лицом измученной лошади, убрал со стола все то, что принес, и обиженно исчез.
- Спускаемся на уровень секса, - сказала Даша.
После своего долгого монолога она почувствовала себя уверенней: то ли потому, что выговорилась, то ли поняла, что Андрея ее слова задели.
Они остановились на уровне, растекающемся в обе стороны, до бесконечности, красным, приглушенным светом.
- А знаешь еще почему я так быстро к тебе пришла?
- Почему?
- Рано или поздно, ты бы сюда спустился. А я этого не хотела.
- Почему здесь никого нет?
- Все происходит очень быстро. Сюда спускается мужчина и своим сознанием выбирает женщину. И тут же они оказываются вдвоем, в маленькой комнате, где нет никакой мебели, кроме большой кровати.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю.
- Ах, ну да. Сверху виднее.
- Не иронизируй, пожалуйста. Просто знаю.
Пока они говорили, сверху торопливо опустился на прозрачный пол мужчина, огляделся и исчез. А потом так же быстро появилась и исчезла женщина.
- Тебя это возбуждает?
- Нет. Да. Я и забыл, что ты читаешь мои мысли.
- Не беспокойся. Даже если ты сюда придешь, я тебя не брошу и не выгоню. Но знай, мне будет обидно и больно.
- Хорошо, поедем ниже. Или как правильнее: полетели вниз?
- Полетели. Только давай больше не будем останавливаться.
И лифт, которого не было, повез их вниз. Даша называла уровни:
- Здесь люди спиваются. Они пьют до тех пор, пока их лимит не будет окончательно исчерпан.
- А что дальше?
- Потом расскажу.
- Здесь – гомосексуалисты.
- Здесь – извращенцы.
- Здесь – наркоманы.
- Здесь – грабители.
- Даша, притормози. Откуда здесь могут быть грабители, если все можно получить на халяву? Все, что только пожелаешь.
- Я же тебе объясняла. Бездействие, вседозволенность, лень, из которой, кстати, я тебя вытащила, порождает тоску по активной жизни. И эти люди начинают грабить, несмотря на то, что все то же самое они могли бы получить только усилием мысли. Еще ниже ты увидишь уровень мошенников. Ответ – тот же. Убийц, правда, нет. Их сразу отправляют на дно.
- Здесь бывают и убийства? Никогда бы не подумал.
- Редко, но случаются. Чаще всего, потому, что от одиночества или безысходности, или от нежелания хоть что-то делать, люди сходят с ума. Сумасшедших здесь тоже нет, все они на дне.
Наконец, они спустились на самый нижний уровень, который от дна отделял лишь прозрачный слой стекла.
- А теперь, Андрей, смотри, и ты увидишь и все поймешь.
Андрей посмотрел туда и увидел темно-коричневое, копошащееся месиво. Он даже не понял сначала, что это. И только приглядевшись, он разглядел, что это люди, или ошметки того, что когда-то называлось людьми. Внизу беззвучно шевелилась масса переплетенных, сгруданных тел, напоминающая склубившихся змей. Это были не тела, а единое тело, из которого торчало множество рук, голов и ног. Они не поднимали головы вверх, и глаз их не было видно. Казалось, они занимаются какой-то, только им одним понятной, тяжкой работой: они постоянно двигались, как единый, чудовищный осьминог, вымазанный ни то глиной, ни то дерьмом.
Андрей почувствовал дрожь во всем теле, и что-то невидимое, злое и страшное протянуло к нему свои щупальца. Затылком, кончиками пальцев, всеми органами чувств он почувствовал, что зло рядом.
- Даша, мы не провалимся?
- Не беспокойся, милый, не провалимся, пока не нарушим лимиты.
Андрей немного успокоился и отвернулся от непереносимого зрелища скотства, происходящего под ними.
- Даша, это что же, администрация отправляет их сюда за нарушение лимитов? Или, может быть, здесь есть полиция, которая хватает бедняг под белые ручки и бросает их в эту вонючую яму?
- Нет, Андрей. Администрация этим не занимается, и полиции никакой здесь тоже нет.
- Что же тогда?
- Скорее не что, а кто. Я слышала, как это происходит. Человек опускается на один уровень ниже, потом на другой, еще ниже, он нарушает лимиты, можешь считать запреты, и, не сразу, а только когда это количество превышает допустимую норму, где проходит эта черта, я не знаю, вдруг пол, на котором мы стоим, раскрывается, и из него вырастает огромная воронка или смерч, который засасывает человека внутрь. И все. Ты сам видишь, что дальше. Это уже не человек.
- Дашенька, давай уйдем отсюда. Что-то мне не по себе.
Андрей был врачом. Он видел смерть, он видел умирающих, агонизирующих людей, он видел изувеченных детей, которых уже нельзя было спасти, но такого он не мог себе представить даже в ночных кошмарах.
Когда они вернулись домой, вечерело.
- Даша, давай посидим в гостиной. Зажги побольше света: во всех комнатах, и принеси коньяк. Я выпить хочу и покурить.
Ни слова не говоря, Даша включила свет во всем доме, даже во дворе, и тут же наступила ночь. Они сидели в гостиной, пили коньяк, курили и долго молчали.
Андрей задал странный вопрос, совсем не о том, о чем они оба думали:
- Интересно создан этот мир. Во все стороны бесконечность, вверх – тоже бесконечность, потому что совершенствоваться можно бесконечно, а внизу, значит, дно, и там пространство заканчивается.
Даша думала, глядя в темное окно, а потом ответила:
- Я считаю, Андрюша, что там тоже бесконечность. Ведь мы с тобой сейчас видели только то, что на поверхности этого дна. Оттуда никто не возвращается. Может быть, там тоже много уровней, уходящих вниз, и, наверное, они бесконечны.
В эту ночь, впервые за долгое время их медового месяца, они не занимались любовью. Они спали, крепко прижавшись друг к другу, переплетясь руками и ногами.
VI
Они одновременно открыли глаза, и наступило утро. Они одновременно почувствовали запах, тело и кожу друг друга и прильнули друг к другу, соединившись грудью, руками и ногами, войдя друг в друга.
Потом они долго и безмятежно, будто и не было накануне кошмарного дня, обнявшись, лежали в постели, растягивая это утро.
- Дашенька, я хотел тебя спросить. Ты ведь уже давно здесь. Неужели у тебя в этом мире нет ни подруг, ни друзей?
- Есть, конечно.
- Давай пригласим их в гости. Разве можно жить без друзей или, хотя бы, знакомых?
- Хорошо, милый, я приглашу.
- Когда мы пойдем на верхние уровни?
Даша заулыбалась.
- Любимый, ты этого хочешь?
- Хочу. Скажу честно, есть две причины: я хочу совершенствоваться, как врач.
- А вторая? Хотя уже знаю.
- Конечно, знаешь.
- Ты хочешь читать мои мысли. Зачем?
- Хотя бы потому, что так не честно: ты меня видишь насквозь, а я тебя только угадываю и чувствую.
- Может быть, лучше угадывать и чувствовать, чем знать?
- Мне хочется не только тебя чувствовать, а знать все о тебе.
- Как хочешь, но тебе это может не понравиться. Я тебя вижу и знаю, но я тебя принимаю таким, какой ты есть. Потому что люблю тебя. Ты меня тоже любишь, я знаю. Но примешь ли ты меня такой, какая я есть? Хочешь, я тебе расскажу притчу. Я ее сама только что придумала.
- Рассказывай. Ты ведь такая у меня умная. Я терпеть не могу глупых женщин. С ними скучно.
- Когда на Земле появился человек, оказалось, что он не один, а их двое, не Адам и Ева, а два вида человека, две ветви человеческого рода. У одного вида сознание работало на девяносто процентов, и он понимал птичьи голоса, крики животных, он слышал несказанное и видел будущее. У другого вида мозг был задействован на десять процентов: он ничего не слышал и ничего не понимал, но мог придумывать, творить и изобретать. И Бог выбрал второго.
Так зачем же тебе лишнее?
- Даша, с тобой трудно спорить. Ты – ученый, а я только врач. Хорошо, пойдем на верхние уровни, меня интересует моя профессия, а на остальное я только посмотрю.
- Почему же лишь это? Есть еще и духовное совершенствование. Все, вставай, а то я тебя заговорю. Поехали наверх. Нет, подожди.
- Что случилось, Даша?
- Ты, правда, хочешь подняться наверх? Видишь ли, вниз может спуститься любой, а наверх, если ты сам этого не захочешь, тебя не пустят.
- Хочу, конечно, хочу, поехали.
Когда они оказались на верхнем уровне, с Дашей они расстались. Она ушла в свою физику, он – к себе, в медицину. Это было, на самом деле, интересно. Андрей предполагал, что будет множество врачей, слушающих курс лекций. Нет, он был один, а напротив сидел престарелый профессор и бодрым голосом сначала расспрашивал его, а потом и сам стал рассказывать.
- А теперь, к практике. Без практики нет медицины. «Если бы у себя на балконе я мог выложить труп и препарировать его, мне было бы легче подготовиться к экзамену». Ведь это ваши слова? Хе-хе.
На Земле Андрей бы сказал: «Прошла неделя» или «Прошел месяц». Здесь он не мог так сказать. Невозможность определить время даже немного угнетала его. В мире, в котором он теперь жил, времени не было. Прошел какой-то период времени, и Даша пригласила в дом гостей. Накануне визита Андрей спросил ее:
- А кто они такие?
- Супружеская пара. Он – то ли бизнесмен, то ли крупный чиновник. Она – просто его жена, глупая куколка.
- Так что же вас связывает? Ты сказала, это друзья.
- Не друзья, а знакомые. Ты сам хотел провести вечер, хотя бы, со знакомыми. Его я встречала, но совсем не знаю. А она просила меня, когда мы познакомились, взять ее с собой на верхний, духовный уровень. С тех пор мы иногда встречаемся.
* * * * *
Они пришли и, сначала чинно, мы расположились в гостиной, а потом, после бутылки хорошего коньяка, расслабились и развеселились. Его звали Игорь, и он был немного старше меня. Ее звали Галя, и выглядела она лет на двадцать. Мы танцевали, уже под хмельком, то я с женой, то я с Галей, и, соответственно, то он со своей женой, то он с Дашей. Не было, ни с моей, ни с его стороны, скабрезных намеков в адрес наших жен, все было в рамках приличий. А потом мы с ним вышли на кухню покурить, и он мне сказал:
- Андрей, ты мужик, и я – мужик. Раз уж нас занесло на эту гребанную планету, где ни хрена не надо делать, и все само лезет в руки, надо этим пользоваться. Поехали, гульнем по-мужски. А бабы пусть остаются, покурят, выпьют, посудачат о своем.
Свою пьяную норму я в этот вечер не перебрал, но еще и не добрал. Тем более, это был, мало того, что первый человек, кроме Даши, с которым я стал общаться здесь, но и, что главное, первый в этом мире мужчина, с которым я познакомился. Ответить «нет» было бы невежливо, а, на самом деле, и не хотелось говорить «нет».
Пьяненький Игорь вошел в гостиную и сказал:
- Девочки, сейчас за нами приедет машина. У нас важные дела. Через час вернемся. Не скучайте.
Я еще подумал: «Что он несет? Какая машина? Здесь нет машин. Какие дела? Здесь не бывает дел. Видимо, он еще не отвык от родины. Что такое: через час? Здесь нет ни минут, ни часа, ни двух. Нашел, что сказать, идиот».
Я глупо улыбнулся Даше, стоя в дверях, и махнул ей рукой: «Дескать, не верь ему, а я сейчас приду, провожу его только». Она ведь все понимала.
Глупая Галя моргнула ресницами, Даша промолчала, и мы с Игорем исчезли.
Я уже немного разбирался в нижних уровнях, но он ориентировался лучше.
- Приехали, - сказал Игорь, и мы вошли в шумный и грязный кабак.
Мы сели за столик и взяли водки. Наверное, и на него, и на меня нахлынула ностальгия по нашей Земле, где можно было, не опасаясь никаких лимитов, уйти от жен, не к кому-то, а просто, чтобы посидеть, по-мужски, и излить душу, и напиться в усмерть, не думая о последствиях.
Что-то говорил он, что-то отвечал я. Как-то, совсем по-московски: я уже не слышал, что он говорит, но понимал его, а он через стол обнимал и целовал мою пьяную, слезящуюся душу. По тем же московским меркам прошло часа два, и мы распивали уже вторую бутылку водки под хилую закуску, когда за стол подсели девочки. Одна прижалась бедром ко мне, положив руку мне на колено, другая – на другой стороне стола – обняла его.
Мы выпили вчетвером, и оба разомлели и от водки, и от близкого тепла женских ног, бедер, плеч и груди. Я даже не помню, как выглядели эти девочки. Симпатичные, молодые, сексуальные. И это все, что я запомнил.
Поддерживаемые под руки крепкими, нежными женскими руками, пошатываясь, мы встали с Игорем из-за стола, и тихий голос прошептал мне в ухо: «Нам надо подняться на этаж выше. Пойдем, я тебе помогу».
Переспал я с ней или нет, не помню. Наверное, переспал. Когда я открыл глаза, девочки рядом не было, а я лежал один на большой кровати, занимавшей всю комнату. Было ли утро, была ли ночь, я не знаю: комната разливалась мягко-красным светом.
Когда я вернулся домой, было темно. Даша спала в нашей кровати, больше в доме никого не было. Я разделся и лег рядом. Я попытался обнять ее, но во сне она оттолкнула мою руку. Я прижался к ней и заснул.
Наутро, как обычно, Даша разлила по чашкам кофе, села за стол и сказала спокойно, будто ничего не произошло, обыденно так:
- Андрюша, не надо так больше, пожалуйста. Не делай мне больно. Да ладно я. Ты нарушил лимит, ты нарушил запрет. Я не буду больше ничего говорить, сам подумай, вспомни дно.
Мне было стыдно.
- Прости, Дашенька. Этого больше не повторится.
Я не знал, что еще сказать.
Я не сдержал своего слова. Ни то, чтобы я разлюбил Дашу, нет. Но что-то непреодолимо тянуло меня вниз.
Мы, по-прежнему, с утра поднимались на верхние уровни, и перед тем, как расстаться, я ей говорил:
- До вечера, увидимся дома.
А она, так грустно, мне отвечала:
- Когда мы вместе, у нас одно понятие вечера. Когда мы порознь, вечер у тебя может наступить, когда у меня сменится много вечеров. Ладно, я тебя буду ждать дома.
Я забегал ненадолго на верхний этаж, а потом стремительно падал вниз: на уровень выпивки и на уровень секса. Даже не могу объяснить, почему. В половом плане, лучше Даши, я не встречал женщин ни в прошлой жизни, ни в нынешней. Да и выпить, особенно, не хотелось. Это было какое-то ностальгическое болото, которое тем глубже меня засасывало, чем чаще я падал в него.
VII
Даша не упрекала Андрея ни в чем. Только однажды она сказала ему:
- Андрюшенька, я боюсь за тебя.
Как обычно, они выходили вместе из дома и поднимались на верхние уровни. Потом расставались. Даша уходила к себе, Андрей – к своему профессору. Профессор был симпатичным, едким и талантливым старичком. Андрею он нравился, и, на самом деле, его учитель многое дал ему: опыта, знаний, практики, а главное, интуиции.
- Основное в нашем деле, батенька, - интуиция, - говаривал профессор. – Вспомните, сколько больных умерло только потому, что вы или кто-то другой, не смог вовремя определить причину заболевания и правильно поставить диагноз. Вылечить вы сможете, но вот вовремя понять, от чего лечить и, соответственно, как лечить, - это сложнее.
Однажды Даша спросила Андрея, когда они поднялись наверх:
- Хочешь, я тебе покажу уровень духовного роста: это на несколько этажей выше.
- Давай не сегодня, Дашенька, что-то не то у меня сейчас состояние.
Даша еще несколько раз заговаривала с ним об этом, потом перестала.
Иногда Андрей встречался с Игорем. Встречи с Игорем приносили Андрею сладкую память о прошлом. Они спускались вдвоем вниз и выбирали московские кабаки. У них даже сложилась такая игра.
- Сегодня твоя очередь заказывать ресторан, - говорил Игорь.
И Андрей вспоминал свои любимые бары. Однажды он сказал Игорю:
- Давай сегодня пойдем в пивной бар под названием «Яма».
Когда-то, в студенческие годы, Андрей с друзьями часто заходил в Столешников переулок, в самом центре Москвы, и становился на ступеньках в очередь, которая вела вниз, к входу в бар. Бар находился в подвале, там всегда было сумрачно, пьяно, душно и дымно. У стойки разливали в граненые, пол литровые кружки пиво, а уже сидя за столом, доставали из пакетов водку и делали ерш.
- Я тебя сегодня приглашаю в «Яму», - сказал Андрей. – Все за мой счет, - засмеялся он.
Игорь улыбнулся:
- О’кей. Все за твой счет.
Они нашли кабак на каком-то совсем нижнем уровне. Это был полутемный подвал, бар отвечал своему названию – «Яма». Они взяли по кружке пива, и Андрей из-под полы долил в кружки водки.
- Андрей, ты с ума сошел?
- Нет, Игорек, в этом самый кайф: дело не в том, что мы смешиваем водку с пивом, дело в том, чтобы этого никто не увидел.
- А, понял, - одобрительно отвечал Игорь. – Главное, чтобы никто не увидел. Знаешь, Андрюша, надоели мне эти запреты и лимиты. Угадай, чего я больше всего сейчас хочу.
- Вернуться в Москву.
- Угадал. Какого хрена я сюда поперся, не знаю. Там бы я спокойно пил, ел, гулял, и пусть даже грядет катастрофа, я бы жил там, не думая ни о каких лимитах.
- Игорек, но ведь никто тебя здесь не держит. Улетайте домой.
- Ох, Андрюша. Еще как держит. У нас с Галей сын. Куда я без сына.
В тот момент, когда Андрей подносил к губам кружку пива, он почувствовал зло, он понял, что оно где-то рядом, что оно неизбежно и уже подступает к нему.
Когда Андрей возвращался домой, Даша ни о чем его не расспрашивала.
Однажды она сказала странную, по его мнению, фразу:
- Давай, Андрюша, вернемся в Москву, на Землю.
- Зачем? Нам хорошо здесь.
- Зачем? Потому что я хочу с тобой жить. Потому что я хочу, чтобы ты жил. Пусть мы проживем хотя бы двадцать лет на Земле, но я не хочу, слышишь, не хочу, чтобы ты оказался на дне.
- Скажи, пожалуйста, а в чем разница: жить здесь или на Земле? Здесь, хотя бы, мы не умираем.
- В чем разница? Я тебе скажу, в чем разница.
Андрей не узнавал свою жену. Всегда такая спокойная, она стала резкой.
- В чем разница? Ты не умрешь, но скоро тебя засосет дно, а это еще хуже, чем смерть. Тебя всосет в себя воронка, ты смешаешься с этой массой опустившихся людей, и даже я тебя не узнаю.
- Дашенька, а в чем разница: опущусь ли я здесь или умру там? Засосет ли меня воронка здесь, или на Земле я умру, потому что за мной, как за всеми придет смерть, или все мы погибнем вместе с планетой. В чем разница? Рано или поздно, это случится со всеми. Здесь не умирают. Здесь мы видим, что будет там, а на Земле нет. Вот и вся разница.
Даша вдруг заплакала и прижала Андрея к себе. Он, как маленький мальчик, уткнулся ей в грудь и понял в этот миг, что нет ничего лучше для мальчика или мужчины, чтобы успокоиться и отдышаться, чем прижаться к женской груди: будь то мать или жена.
- Послушай меня, любимый мой Андрюшенька. Здесь ты уже на грани. Я знаю: все твои лимиты исчерпаны. Там, на Земле, все по-другому. Тебе придется думать: о себе, обо мне, о нас, о детях, которые у нас будут. Тебе придется думать о том, как нам жить, как мы будем жить. Ты почувствуешь себя главой семьи и будешь беспокоиться, хотя бы потому, что будешь нести ответственность. Там, на Земле, к тебе вернется понятие времени. Ты там, может быть, поймешь, что время, в котором мы живем – это самое главное. Потому что вместе со временем уходит жизнь. И за то время, которое нам отпущено, надо успеть сделать многое.
Я уверена: тогда ты не станешь бросаться на дно, тогда ты захочешь жить. Тогда ты захочешь сделать за этот короткий промежуток времени, оставшийся до смерти, счастливыми и меня, и себя, и наших детей.
Давай вернемся домой, Андрюша, на Землю. Пусть наша планета еще поживет. Ведь никто не знает, сколько. Может быть, еще лет сто, столько, сколько хватит нашим детям и внукам пожить.
Андрей продолжал метаться с верхних этажей на нижние. Иногда он спускался на уровни, за которыми уже было дно, и тогда он чувствовал, как к нему все ближе подступает то, что он не мог назвать холодом или смертью – здесь, в этом мире не было ни холода, ни смерти, - а то, что изнутри сжимало горло, то, что приходило к нему все чаще во сне, то, что он выкрикивал спросонья, когда Даша закрывала ему ладошкой губы, то, что он предчувствовал уже, как неизбежность, то, что притягивало и мучило, то, что леденило кровь, и он понимал, что это – Зло.
Зло было неосознанным, бездуховным и бессознательным. Но он все отчетливее понимал, что Оно существует. Он все яснее осознавал, что Оно близко и уже начало охоту за ним. Он это знал, но уже не мог остановиться в падении ли, в ностальгии, в непонимании или в несогласии со всем тем, с чем теперь ему так хорошо и спокойно приходилось жить.
Андрей так никогда и не решился подняться на высшие уровни, но иногда, сидя в одиночестве внизу, в дымном баре, он просил, то ли себя, то ли Дашу, то ли Господа: «Избавь меня от лукавого».
Это было странное чувство: никто тебя не толкает, а ты сам садишься на санки и летишь вниз по крутому склону по снегу и уже не можешь остановиться. Тебе и страшно, и холодно, и смешно, и дух захватывает, хотя ты знаешь, что внизу санки перевернутся, и, кто бы знал, что будет с тобой.
Даша больше ни о чем его не спрашивала. Даша больше ему не объясняла ничего. Даша поняла, что спасти его от неизбежного, засасывающего его смерча, невозможно, и молчала. Они вместе проводили ночь, утро и вечер, когда их вечера совпадали. Даша всегда принимала его, но уже, каждый раз, как в последний.
Андрей, один, сидел в баре, и в его душе звучал реквием Моцарта, реквием по нему самому. Он даже не выпил еще свою ежедневную дозу. Он просто думал о прожитой жизни и о том, что бы еще хотелось ему в ней, если эта жизнь продлится хоть ненамного. Лимиты исчерпаны, он это прекрасно понимал, Зло где-то рядом и готово раскрыть свою пасть и засосать его в свое горло, он это чувствовал. С Дашей он больше не мог говорить об этом: было стыдно перед ней и обидно за нее и за себя. Себе самому он мог сказать лишь одно: не знаю, не знаю, что со мной, не знаю, почему меня тянет вниз, хотя Даша зовет меня наверх, а я, хоть и люблю ее, никак не могу переступить через себя, не знаю почему.
Даша права: надо бежать отсюда, надо вернуться домой, на Землю, и там у нас с ней все наладится.
Мертвецкий холод вдруг спеленал его ноги, и только тогда он понял, что не успел. Да, он превысил все лимиты, теперь все кончено. Он даже перед Дашей теперь не сумеет извиниться. Теперь все. Зло подступало все ближе, и уже не убежать от него. Он его ощущал так, будто оно стало материально. Он и жалел себя, и проклинал одновременно. Ему не было страшно. Ему было даже не столько жаль себя, сколько Дашу. Наверное, в этот последний миг он осознал, как он ее любит, и как она любит его, и главнее этого ничего нет на свете, и только ради этого стоит жить. «Тогда зачем, если я все это понял, уходить?»
Андрей почувствовал, как холодная пропасть воронкой закручивается под ногами, когда услышал голос:
- Здравствуй, сынок.
Он поднял глаза и увидел напротив себя старуху в платке, из-под которого выбивались седые волосы.
- Простите, вы кто?
А потом вспомнил Дашины слова: «Я могла бы быть мужчиной или старухой». Андрей внимательнее вгляделся в морщинистое лицо:
- Мама?
Он не удивился, он просто ее не узнал. Он вспомнил Ленины слова, там, на Земле: «Твою маму мы отправим позже».
- Мама?
- Здравствуй, Андрюша.
- Здравствуй, мама.
- Андрюша, тебе плохо?
- Мне плохо, мама.
Старуха подсела к нему и обняла его. Было, как в детстве: тепло, уютно и предрассветно. Будто он вернулся туда, где все начиналось – в свое детство. Он увидел главное – откуда он вышел, откуда пришел в мир. Андрей увидел старую дачу в Подмосковье, бревенчатый дом и кусты пионов во дворе. Почему-то с этих цветущих пионов и зачиналось детство – важнее них не было ничего на свете. Может быть, только сейчас, перед смертью, перед дном он понял, ради чего стоило жить: ради этих тянувшихся из-под земли к солнцу пионов.
- Мама, спасибо, что пришла. Ты видела Дашу?
- Да, мы с ней говорили. Она хорошая девушка.
- Мне плохо, мама.
Она обняла его и сказала странное:
- Я спасу тебя, сынок. Для этого я здесь.
Андрей не понял ее слов. Он только почувствовал рядом так, будто это было материально, ее нежность, ее любовь, ее добро и тепло.
- Я спасу тебя, Андрюшенька.
Холодная муть уже сковывала ноги и сжимала сердце. Андрей не был пьян, но в голове уже все мешалось, в преддверии гибели: дети и Надя из прошлой жизни, мама и дача, Даша и детские пионы. Он понял, что умирает.
И вдруг, будто из-под воды, когда уже захлебнулся, и внизу видишь мрак, а наверху, сквозь пленку, свет, он услышал мамин голос:
- Мы с тобой в пространстве. Мы живем только сознанием. Представь себе быстро, что ты – старуха. А я себе представлю, что я – это ты. Я хочу, чтобы ты жил, я хочу, чтобы у вас с Дашей были дети, мои внуки. И возвращайтесь домой, на Землю.
Она на глазах стала превращаться в него самого. Он не успел ничего сказать. Рядом с ним пронесся ледяной холод и краем обморозил его. Мама исчезла.
Андрей вернулся домой, Даша ждала его.
- Даша, моя мама заходила к тебе?
- Только что. Сказала, что пойдет тебя искать.
- Мама умерла. Уедем, Дашенька, отсюда. Поехали домой, в Москву. Я тебя очень люблю. Я хочу, чтобы у нас были дети. И теперь я больше никуда не уйду от тебя.
Не надо было ничего объяснять. Даша все видела и понимала.
- Спасибо, Андрюша, что ты вернулся.
Она обняла его, поцеловала и вдруг расплакалась.
- Поедем в Москву, Андрюшенька. Поедем домой, и я рожу тебе детей, столько, сколько мы захотим.
Наутро они вместе пошли в администрацию и заказали челнок на Землю.
С этой планеты сознания они улетали одни, они возвращались на погибающую Землю и были счастливы.