Подари мне звезду!

Владимир Быстров
"По морскому берегу и по лугу горному
я пройду, как Робинзон, Пятницу найду.
Может быть увижу там, может быть услышу там
колокольный чистый звон, новую звезду..."

(Карелия, о-в Олений)

Как-то, недавно, перебирая старые бумаги, наткнулся на потрепанный маленький блокнот, наполовину заполненный неровными карандашными записями. Вначале я хотел просто выбросить его, но затем увлекся и стал читать…

--- *** ---

-----------------------------------------------
"16 июля.

Кажется, я действительно смогу попасть в экспедицию!
С руководителем практики договорился и сегодня выезжаю
поездом до Петрозаводска, а оттуда – в Кемь. Если повезет,
догоню там наших. Если не успею – буду добираться сам.
Дорогу Жора описал подробно, разберусь"
-------------------------------------------------

Когда летом 196... года руководитель нашего институтского клуба подводного плавания "Океания" Георгий Иванович, которого все, независимо от возраста и положения, называли просто Жорой, предложил принять участие в экспедиции на Белое море, я не раздумывал ни минуты. Да и как можно раздумывать, когда тебе еще нет и 20-ти, а впереди ждут неизведанные острова и полные тайн морские глубины! Одно только вызывало некоторое беспокойство – этим летом я должен был проходить свою первую производственную практику, да еще и в далекой от нас Казани. Оставалось надеяться, что там, на заводе в Казани мне удастся договориться с руководителем практики, и меня, с учетом "чрезвычайных обстоятельств" отпустят.

Так и вышло. Правда, заработанными за две недели "ученическими" пришлось пожертвовать, что сыграло немалую роль во всех последующих событиях. Но в то время я об этом не задумывался и, быстро скидав нехитрые пожитки в давно приготовленный рюкзак, помчался на вокзал, надеясь как можно скорее начать свой путь в далекую Карелию.

Вещей у меня было немного, поскольку все основное снаряжение должны были привезти те, кто отправлялся в экспедицию прямо из института. Так что, помимо теплой одежды, я захватил с собой только предмет своей особой гордости – новенькое пневматическое подводное ружье. Ружье это мне подарили на день рождения, купив его "по-знакомству" в магазине  "Охотник-рыболов". Стоит ли говорить, какой восторг вызвал у меня этот подарок! Обладая совершенно фантастическими, на мой взгляд, техническими возможностями, оно и внешне выглядело, словно очень красивая игрушка. Впрочем, я тут же поспешил убедиться, в том, что это вовсе не игрушка, а серьезное  и вполне надежное оружие. Его можно было бросать на землю, часами держать в заполненной водой ванне, и даже полностью зарывать в мокрый песок – оно продолжало действовать безотказно. Родные с любопытством наблюдали за проводимыми мною экспериментами, и только мать иногда робко замечала:

- Может, не нужно его так швырять? Все-таки вещь дорогая, хрупкая…

Но тут вмешивался отец:

- Пусть испытывает! Вдруг там акула нападет, а ружье откажет?

Про акулу он, разумеется, шутил, но мать расстроено вздыхала:

- Играл бы ты лучше в футбол! Дались тебе эти акваланги...

Единственным недостатком ружья, пожалуй, были габариты – из-за своей почти метровой длины ни в какой рюкзак или сумку оно не помещалось. Так и приходилось носить его в чехле, через плечо, что постоянно вызывало любопытствующие взгляды и перешептывания окружающих. Но к этому я быстро привык и уже не обращал никакого внимания.

Из Казани добрался до Петрозаводска, где взял билет до станции Кемь на проходящий поезд Мурманск-Москва...


------------------------------------
"18 июля.

В Кемь прибыли в 6.30. Сегодня пятница и, как сказал Жора,
сегодня летит гидросамолет до поселка Калгалакша. Оттуда
мы будем добираться до Оленьего острова уже морем. Сейчас
позавтракаю и пойду искать, как попасть на гидросамолет.
Наши тоже должны вылетать сегодня. Может, успею их догнать"
---------------------------------------

Вокзал в Кеми был обычным, провинциальным, так называемой "сталинской" постройки. Это означало, что в центре огромного, с традиционными колоннами перед входом здания располагался зал ожидания с высоченными, расписанными картинами нашей счастливой жизни потолками и такой же традиционной громадной хрустальной люстрой, подвешенной на толстой стальной цепи в центре зала. "Цепная люстра грызла потолок!" - пришла в голову неплохая, как мне показалось, строка. Однако, как ни старался, дальше этой строчки дело не пошло, и она осталась ждать своего продолжения в блокноте.

В зале стояли с десяток широких деревянных скамей, отполированных за долгие годы до блеска множеством сидевших на них людей. Скамьи опирались на причудливо изогнутые чугунные ножки и оставляли впечатление солидности и надежности. Среди многочисленных, расположенных по стенам зала окошек, я заметил одно с надписью "Буфет". Несмотря на указанное в повешенном рядом расписании работы – "Круглосуточно", окошко оказалось закрыто.

- Иди в "деповскую" столовую, парень! – подсказала мне кассирша из соседнего окошка, – Здесь совсем рядом, перейдешь через пути, а там увидишь одноэтажное здание. Не заблудишься! Они работают как раз с 6 часов утра.

Последовав этому совету, я легко отыскал рабочую столовую, где и позавтракал – вкусно и совсем недорого. Затем вернулся на вокзал и, выйдя на привокзальную площадь, спросил у дежурившего там милиционера, как попасть на гидросамолет.

- На самолет? – переспросил он, – Так тебе, наверное, на аэродром нужно! А больше у нас нигде самолеты не приземляются! Может, и твой этот "гидро" тоже там садится. Садись сейчас на "тройку" и езжай до конца. Там спросишь.

Я подошел к расписанию автобусов – нужный мне уехал минут двадцать назад, а следующий был только через час. Час спустя, изучив расположение всех служб вокзала и расписание работы всех привокзальных киосков, я, наконец, устроился на переднее, рядом с водителем, сиденье старенького, но чистого и ухоженного ПАЗика. Пассажиров было немного, и до самой конечной остановки в автобусе оставались свободные места. Уступать место было некому, и я воспользовался этим обстоятельством, чтобы подробнее расспросить водителя, как об аэродроме, так и о конечной цели своего путешествия – поселке Калгалакша. Про аэродром водитель знал хорошо, а вот о неведомой Калгалакше слышал впервые.

- Может ты чего перепутал? – переспросил он, - Может, тебе Кандалакша нужна?

- Да, нет, про Кандалакшу я знаю! Это же большой город, порт. И к тому же он уже за Полярным кругом. Туда поездом ехать почти двое суток! – возразил я, – Мне нужен именно поселок. Там еще рядом остров, Олений называется… 

- Не слыхал! – ответил водитель, и уточнил – А на аэродром-то тебе зачем?

- Так оттуда гидросамолет летает до Калгалакши! Как раз сегодня по расписанию должен.

Водитель ненадолго замолчал, потом задумчиво сообщил:

- А ведь ты, похоже, зря едешь! Там всего один рейс, я знаю. И по расписанию он вылетает в восемь утра, а сейчас уже почти девять. Да еще ехать минут двадцать, не меньше…

- Как, в восемь? – растерялся я. О том, что самолет может улететь раньше, даже не подумал.

- А может он задержался? Ну, там, погода нелетная, или еще что…

- Может! - обнадеживающе сказал водитель, - Хотя с самого утра, погода, вроде бы, стоит хорошая, даже ветра нет.

Аэродром оказался обычным полем, поросшим короткой, местами выбитой колесами самолетов, травой с небольшой железной будочкой на краю. Прямо к ней и подъехал автобус. Вокруг не было ни души.

- Приехали! – сообщил водитель, - Иди, узнавай, я подожду.

На двери будки была прикреплена фанерка с надписью "Расписание вылетов по а/п Кемь", а ниже – всего две строчки, написанные выгоревшей от времени и погоды коричневой краской. Первая строка  указывала, что рейс Петрозаводск – Кемь – Калгалакша выполняется по понедельникам и пятницам в 8 часов утра. На второй было написано расписание движения обратного рейса из Калгалакши в Петрозаводск. Настроение у меня упало, и я, опустив голову, пошел назад, к автобусу.

------------------------------------
"18 июля. 11 часов утра.

На самолет опоздал. Следующий только в понедельник.
Два дня ждать! Денег осталось мало. Сколько стоит билет
на самолет, не знаю. На всякий случай буду экономить"
-----------------------------------

Вернувшись с аэродрома, я провел ревизию своей наличности - ее оказалось всего 26 рублей и 40 копеек. На билет могло не хватить, да и на обратный билет домой тоже... "Ладно", - решил я в конце концов, - "Буду прорываться до последнего! Оставлю рубля два на крайний случай, телеграмму родителям отправить, чтобы выслали денег на дорогу".

Питаться я решил один раз в день в уже знакомой рабочей столовой – кормили там не только дешево, но и достаточно сытно. Вопрос о ночлеге меня беспокоил значительно меньше. Широкие и просторные скамьи в зале ожидания казались вполне удобными и пригодными для достаточно комфортного отдыха. Народу в зале обычно было немного, и одна-две скамьи, как правило, оказывались совершенно пустыми. Да и ночью был всего один проходящий поезд – скорый Мурманск-Москва, - и пассажиров на него, как правило, либо не было вовсе, либо всего несколько человек. В первую же ночь ко мне подошел дежурный милиционер и поинтересовался, почему это я здесь ночую, но услышав честно рассказанную мной историю про экспедицию и улетевший самолет, выгонять с вокзала не стал, и только посоветовал все-таки приглядывать ночью за своими вещами.

Время до понедельника растянулось, казалось, не на два дня, а на целую неделю. Утром я шел в рабочую столовую, где завтракал, а заодно обедал и ужинал одним разом. Потом возвращался на вокзал и устраивался на уже ставшей мне родной скамье в ожидании следующего утра. Так прошел  день, за ним - второй... Наконец наступил понедельник.

---------------------------------
"21 июля. 6-40 утра.

Пора собираться на автобус. Audentes Fortuna Juvat!
Удача улыбается смелым. А еще - настойчивым!"
---------------------------------


- Удачи тебе, парень! – обернувшись, пожелал на конечной остановке знакомый водитель маршрута № 3. 

Однако в тот день улыбаться удача отказалась. На аэродроме за прошедшие два дня ничего не изменилось. Все так же не было ни души, а на двери вагончика по-прежнему висело выцветшее расписание из двух строчек. И только минут за десять до назначенного времени вылета на дороге, ведущей от расположенных невдалеке домиков к аэродрому, показалась одинокая фигура. "Дежурный, наверное", - догадался я, - "А где же самолет?"

- Извините, Вы, дежурный? – спросил я.

- Самолет ждешь? – ответил он вопросом на вопрос, прикрепляя к двери какой-то листок, - Сторож я! А самолета сегодня не будет.

В подтверждение своих слов он постучал пальцем по листку, затем повернулся и не спеша пошел обратно к домикам. Я подошел ближе и прочел: "21 и 22 июля рейсы отменяются по метеоусловиям Петрозаводска".


---------------------------
"21 июля. 21-55.

Все рейсы отложили до пятницы. В морском порту тоже никто
не знает про Калгалакшу. Один рыбак сказал, что вроде бы из
Кандалакши туда ходит катер или теплоход. Попробую сесть на
Мурманский поезд. Денег на билет не хватает, буду проситься
"зайцем". Есть, конечно, очень хочется, но терпеть пока можно.
Все, заканчиваю - подходит поезд"
------------------------------

Я дважды успел пробежаться вдоль состава, пока одна сердобольная пожилая проводница не сжалилась и не впустила меня в вагон уже отходившего от перрона поезда. Вагон был мягкий и, к моему большому удивлению, совершенно пустой. Проводница открыла своим ключом свободное купе и впустила меня внутрь:

- Устраивайся, студент! Сейчас отъедем, принесу чаю.

Несколько минут спустя она снова показалась в дверях:

- Вот тут два стакана чая и две пачки печенья - перекуси немного!

До Кандалакши поезд шел больше суток. В пути ко мне так никто и не подсел, и я,  воспользовавшись такой возможностью, проспал все это время укрывшись двумя шерстяными одеялами, и лишь изредка прерывая свой сон, чтобы выпить очередной стакан чая с печеньем, которыми меня регулярно угощала сердобольная проводница. На второй день утром я сошел на перрон незнакомого мне далекого заполярного города и, узнав в справочной вокзала дорогу, сел на автобус, направлявшийся в морской порт.

Кандалакшский морской порт не шел ни в какое сравнение с тем, который я видел в Кеми. Тот и портом назвать было нельзя - так, небольшая пристань для прогулочных катеров и рыбацких лодок. Здесь же у причалов стояли огромные морские корабли, - и пассажирские лайнеры, и контейнеровозы, и всевозможные другие большие и малые суда, о предназначении которых я и не догадывался. На просторной глади залива суетились буксиры, подтягивая к причалу очередное прибывшее с моря судно. На берегу тоже кипела бурная жизнь - высоченные портовые краны осторожно опускали всевозможные грузы в широко распахнутые чрева судов, вдоль причалов ездили многочисленные машины и спешили куда-то с озабоченным видом люди в красивой морской форме. Я выбрал из них одного, наиболее, на мой взгляд, представительного, и робко обратился к нему:

- Извините, пожалуйста, можно Вам задать один вопрос?

- Задавайте, коллега! - улыбнувшись при виде моего подводного ружья, ответил мужчина, и я подробно рассказал ему обо всех своих приключениях и бедах.

- Как ты говоришь - Калгалакша? Нет, не слышал... А вообще, пошли-ка парень в Управление порта. Там у диспетчеров есть карта нашей акватории, по ней сразу найдем!

В диспетчерской действительно, занимая всю стену напротив двери, висела карта Белого моря, сплошь покрытая пунктирными линиями, показывавшими маршруты движения судов, и множеством разноцветных флажков, отмечавших положение самих судов. Сидевший за широким пультом седой мужчина в таком же, как у моего нового знакомого, кителе и с несколькими широкими нашивками на рукавах, поднял голову:

- Алексей Владимирович, какими ветрами?

- Как обычно - морскими! - коротко засмеялся мой знакомый, - Да еще вот, нужно помочь человеку! Он, понимаешь, третьи сутки пристань свою найти не может!

- Что за пристань? Давайте сюда, к карте, сейчас посмотрим...

Взяв тонкую деревянную указку, он подошел к карте и, практически, сразу ткнул в нужную точку:

- Вот она, твоя Калгалакша! Стоит она в устье реки Калга, отсюда и название такое. Правда, это не наша зона, а Петрозаводская. Но и оттуда, насколько я знаю, уже года три никаких судов в Калгалакшу не ходит. Там ведь и народу почти не осталось, от силы, с полсотни человек наберется. Местные, по-моему, сейчас только "железкой" пользуются.

- А туда что, можно по железной дороге добраться? - обрадовался я.

- Нет, напрямую по "железке" в поселок не попасть. Можно доехать вот сюда, - он показал на карте другую точку, - до станции Энгозеро, а дальше - на лодке, по Калге. Там всего-то километров двадцать-тридцать будет!

----------------------------
"26 июля.

Самолет так и не прилетел. Снова еду в поезде Москва-
Мурманск, но уже не один - в Кеми встретил еще одного
участника экспедиции. Будем добираться вместе"
------------------------------

По дороге из морского порта на вокзал я размышлял, что делать дальше.  Ехать сразу в Энгозеро и пытаться оттуда попасть в Калгалакшу, показалось мне неразумным. Точной дороги я не знал и мог ориентироваться только по догадкам и предположениям диспетчера из морского порта. Да и не ясно было, сколько времени может занять эта дорога. В то же время, если сегодня вечером сесть на поезд, то в Кемь я попаду рано утром в пятницу, то-есть, как раз к рейсу гидросамолета на Калгалакшу. Конечно, никакой гарантии, что рейс не отменят снова, у меня не было, но  попробовать стоило. Придя к этому выводу, я стал ожидать нужного поезда, совершенно уверенный в том, что мне вновь удастся проехать "зайцем".

Обратная дорога показалась значительно короче, и, спустя сутки, я вышел из вагона на уже знакомый перрон, откуда сразу направился на привокзальную площадь к остановке автобуса. И здесь мое внимание привлек молодой человек лет 30-35, одетый в модную ярко-оранжевую куртку-анорак. Под анораком был виден коричневый свитер грубой вязки с высоким, несколько раз завернутым воротом. На ногах красовались короткие, тоже коричневые щегольские бриджи из плотного твида и серые шерстяные гетры, заправленные в высокие ботинки на толстой рифленой подошве. За спиной, небрежно переброшенный за одну лямку через плечо, висел новенький станковый рюкзак. "Иностранец… ", - подумал я, -"Наверное, на Соловки собрался". "Иностранец" тоже с любопытством оглядел меня, мой изрядно потрепанный вид, и, заметив  висевшее за моей спиной подводное ружье, неожиданно обратился ко мне:

- Похоже, мы летим вместе! Тоже в экспедицию, к Жоре?

Растерявшись, я только молча кивнул головой. Потом сообразил, что нужно хотя бы представиться, и протянул руку:

- Володя!

- Так мы еще и тезки! - рассмеялся мой новый знакомый, и заметив мой вопросительный взгляд, добавил:

- Просто Володя, без отчества, и только на "ты". Я ведь еще не такой старый, как считаешь?

- Нет, нет, что вы... то-есть, ты... – поспешил согласиться я.

На аэродром мы приехали почти за час до вылета.

- Может, перекусим, пока есть время? – спросил Володя, - А то я прямо с поезда, даже позавтракать не успел. Ты как, не против?

Разумеется, я был "за", вот только предложить мне было нечего, о чем я честно сообщил своему попутчику.

- Брось! – улыбнулся Володя, - Какие еще церемонии? У меня полрюкзака продуктов – жена в Москве нагрузила. Не тащить же их с собой?

С этими словами он достал из рюкзака буханку хлеба и банку армейской тушенки. Затем, нарезав хлеб крупными ломтями, стал открывать охотничьим ножом тушенку. Пока он возился с банкой, я успел съесть почти весь хлеб. Володя удивленно взглянул на меня, затем, видимо о чем-то догадавшись, негромко спросил:

- Ты ел-то давно?

- Не-а, не очень! Позавчера, в Кандалакше, - с трудом выговаривая набитым хлебом ртом слова, простодушно ответил я.

Потом, сообразив, что сказал лишнее, стал смущенно оправдываться:

- Да я и не голодный вовсе! Просто в поезде поесть негде было…

Володя молча кивнул головой и протянул мне открытую банку:

- Держи, это тебе! Я себе другую открою, у меня их еще штук пять в рюкзаке.

Мы поели, выкурили по сигарете, потом еще по одной - самолета все не было.

- Может, сходим к сторожу? - предложил я, - Он наверняка должен что-нибудь знать.

Сторожа мы застали в огороде у дома.

- Не будет сегодня рейса! - не дожидаясь вопроса, сообщил он, - В Петрозаводске загрузки нет, пассажиров, то-есть.

Напарник мой заметно расстроился, я же отнесся к этой новости спокойно – ведь теперь я был уже не один, и, самое главное, знал, как добраться до нужного нам поселка. По дороге на вокзал я рассказал Володе все, что узнал в Кандалакше. К моему удивлению, он не раздумывал ни минуты - авантюризма, как видно, в нем было не меньше моего!

- Представляешь, - восторженно восклицал он, - двадцать верст по болотам, где и людей-то никогда не было! Да мы потом всю жизнь жалеть будем, если сейчас повернем!

Деньги у него, разумеется, были, и ехать "зайцами" нам не пришлось…


--------------------------------
"27 июля.

Прибыли в Энгозеро. На ночлег устроились в 114-м лагере
для заключенных. Утром выходим в Калгалакшу"
---------------------------------

В Энгозеро мы прибыли на следующий день вечером и сразу отправились искать себе ночлег. Гостиницы там, само собой, не было, но дежурная по станции посоветовала сходить в расположенную недалеко от станции исправительно-трудовую колонию - бывший 114-й лагерь, где, по ее словам, нас вполне могли приютить. Это вызвало у нас новый приступ романтического энтузиазма. Еще бы - провести ночь в лагере для особо опасных преступников!

Стоявший на проходной охранник молча выслушал нас, затем вызвал по внутренней связи дежурного офицера, а тот уже проводил нас к начальнику колонии. Начальник колонии, склонный к полноте невысокий мужчина лет 50-ти, в звании полковника внутренних войск, с добродушным широким лицом и, похоже, таким же характером, явно был рад нашему появлению.

- Давненько к нам туристы не заглядывали! - потирая руки, весело сказал он и жестом пригласил нас к столу, - А я здесь самый главный начальник, можно сказать, и царь, и бог, и отец родной. Зовут меня Артем Михайлович! Можно просто - Михалыч! Так, в какие края собрались, хлопцы? Или просто поохотиться?

Он очевидно принял мое подводное ружье в чехле за обычное, охотничье. Но, узнав об истинной цели нашего путешествия, сильно удивился.

- Подводная экспедиция? Такое в наших краях впервые! Туристов разных, байдарочников, там, или просто пеших, за сезон десятка два-три бывает, а чтобы подводников - ни разу! Ну да, всяк по своему с ума сходит!

Мы с Володей улыбнулись, и полковник, заметив это, смутился:

- Это я, конечно, так, к слову... Давайте лучше сейчас поужинаем, за знакомство "по соточке" примем! Вам как - спортивный  устав позволяет?

- Позволяет! - согласно кивнул Володя.

Я, как самый младший, скромно промолчал. За ужином Михалыч описал нам весь дальнейший маршрут.

- Значит, так! Утром я вас доброшу машиной до развилки, где ЛЭП проходит. Немного, километров пять, но все же не пешком топать! Машины у нас, правда, без комфорта, "зэков" возят, ну да и вам ехать всего полчаса, потерпите. А дальше - держитесь столбов ЛЭП, как раз до поселка и доберетесь. Там, конечно, сплошь болото, но вдоль ЛЭП не глубоко, не затянет. А я с утра позвоню в поселок, чтобы за вами выслали моторку.

От выпитого он заметно оживился и, азартно жестикулируя, увлеченно рассказывал о жизни в колонии:

- Эх, жаль сейчас не зима! Зимой по ледку махом бы добежали. У нас вон "зэки" в эту самую Калгалакшу зимой, считай, по два раза в неделю за выпивкой бегают! Бывает, правда и тонут в болотах, но это редко.

- Как это - бегают? - удивились мы.

- Да, запросто! Договорятся с охранником на вырубке леса, и бегут! За день успевают и назад обернуться, ни разу еще к перекличке не опаздывали.

- А вы не боитесь, что они могут и совсем того...

- Да, куда ж они тут денутся! - в свою очередь удивился Михалыч, - Здесь на сотни верст кругом кроме болот ничего нет! А зимой, когда снаружи "полтинник", да еще без еды и одежды  - далеко не убежишь. Ну, и мы ведь не звери, понимаем, что мужикам выпить охота... Вот и они тоже не балУют – всегда вовремя назад. Понимают, что могут не только нас подвести, но и дружков своих по зоне. Нам-то прикрыть эту лавочку - раз плюнуть, а им еще сидеть и сидеть! Вот и думайте, правильно это или нет.

За этими разговорами мы просидели почти до самого утра, так толком и не успев выспаться, но ни капли не жалея об этом. А утром погрузились в старенький трехосный ЗИС с высоченными бортами и расположенными не поперек, а вдоль кузова низенькими скамейками, и подпрыгивая на каменистой ухабистой дороге, двинулись к описанной Михалычем развилке.

На развилке дорога заканчивалась и начиналась поросшая мелколесьем просека, вдоль которой до самого горизонта тянулись столбы линии электропередачи - та самая ЛЭП, которая, со слов Михалыча, и должна была привести нас прямо в Калгалакшу.


------------------------------------
"28 июля. 12 ч.

Идем с самого утра. Пишу стоя. Остановиться и присесть негде,
кругом – вода по пояс. Может, дальше будет место для привала" 
-------------------------------------

Мы шли уже несколько часов и порядком устали. Мелколесье быстро сменилось небольшими, заполненными темной водой прогалинами, которые становились все шире, образуя небольшие озерца. Озерца эти постепенно сливались вместе, пока в конце концов не превратились в самое настоящее болото, и вскоре оно уже со всех сторон окружало нас. Только редкие корявые сухие деревья, да торчащие кое-где из воды громадные валуны немного скрашивали этот унылый пейзаж. К счастью, насчет ЛЭП Михалыч оказался прав - дно под ногами было достаточно плотным, хотя вода давно уже доходила нам до самого пояса. Но это обстоятельство нас радовало мало, поскольку даже просто присесть в этом болотном царстве было негде, не говоря уже о том, чтобы устроить себе какой-то ночлег. Так, стоя в воде, мы перекусили, запили "обед" зачерпнутой тут же рядом болотной водой и продолжили путь, пока дорогу нам не преградила река...

Зрелище было настолько невероятное, что мы некоторое время просто молча смотрели на неожиданную преграду. Прямо перед нами, образуя своеобразный берег, тянулась узкая, не больше полутора метров шириной, полоска густой зеленой травы, а сразу за ней текла самая настоящая река! Осторожно, опасаясь провалиться, мы вылезли на ее пружинистый "берег", откуда можно было осмотреться. Теперь болото с коричневатой стоялой водой оказалось позади нас, а впереди - мощным стремительным потоком неслась чистая, невероятно прозрачная вода. Глубоко внизу, на дне реки виднелись колеблемые струями длинные стебли водорослей. Еще удивительнее было то, что каждый наш шаг вызывал появление волн, как на поверхности болота, так и в реке, словно берег, на котором мы стояли, был и не берег вовсе, а плавучий остров.

Простояв в растерянности несколько минут, мы задумались, что делать дальше. О том, чтобы как-то перейти реку, не могло быть и речи. Ширина ее достигала не меньше сотни метров, а вода была обжигающе холодной. Не следовало, разумеется, забывать и о течении.

- Слушай! - внезапно осенило меня, - А ведь река должна впадать в море, верно?

- Ну и что из того? - не уловив мою мысль, недоуменно спросил Володя, и тут же сообразил:

- Предлагаешь идти дальше по берегу? Точно! Так мы наверняка попадем в поселок. А река, наверное, и есть та самая Калга, на которой он расположен!

Теперь наша растерянность сменилась твердой уверенностью, что мы находимся на правильном пути, и, не задерживаясь больше ни на минуту, мы отправились по берегу вниз по течению реки.

Идти по траве было значительно приятнее и легче, чем пробираться по пояс в воде, пусть даже и была она в болоте не очень холодной. Обсушиться было негде, и мы решили по возможности больше не останавливаться, чтобы совсем не замерзнуть. Так "гуськом", поскольку  полоска берега оставалась такой же узенькой, мы, заметно повеселев, прошли еще с километр, когда Володя вдруг предостерегающе поднял руку и встревожено протянул:

- Та-ак!

Я подошел ближе - прямо посредине нашего зеленого "тротуара" красовался громадный медвежий след! Причем, явно совсем свежий.

- Ну, что делать будем? – спросил мой попутчик.

- А чего тут сделаешь? – подумав, ответил я, - Идти нужно - другой дороги все равно нет. Только по сторонам давай почаще поглядывать.

Володя согласно кивнул головой и достал из рюкзака свой охотничий нож. Я посмотрел на него и стал расчехлять ружье.

- А оно как... Ну, в смысле, чего-нибудь может? – недоверчиво спросил Володя. 

- "Чего-нибудь"… - быстро накачивая ружье воздухом, пробормотал я, - С трех метров "дюймовку" насквозь прошивает!

- Да ну! – не поверил Володя.

- Хочешь, проверим?

Досок поблизости не оказалось, и ему пришлось поверить мне на слово. Хотя, откровенно говоря, меня больше беспокоила не его убойная сила, а вопрос – смогу ли я выстрелить в громадного зверя, если такое вдруг потребуется? Уверенности почему-то не было…
Скорость нашего движения заметно упала, и так, оглядываясь по сторонам и держа наготове наше "оружие", мы продолжали наш путь.


--------------------------------
"28 июля. 19 ч. вечера.

По болоту вышли к реке Калга. Переправиться невозможно.
Решили идти берегом в сторону моря. На берегу видели
медвежий след, но обошлось – медведя не встретили. Слышен
звук моторки на реке. Кажется, плывет в нашу сторону. Наверное,
ее вызвал Михалыч" 
-------------------------------

По травянистой узкой полоске вдоль реки мы шли уже больше часа, пока поднятая рука Володи вновь не остановила нас. Наклонив голову, он стал к чему-то прислушиваться, затем повернулся ко мне:

- По-моему, мотор стучит!

Действительно, вначале едва слышно, затем все громче стали доноситься звуки маломощного лодочного моторчика, а вскоре показалась и сама лодка. Узкая, длинная, с низкими, едва не касающимися воды бортами "долбленка" уверенно двигалась против течения в нашу сторону. Мы принялись кричать и размахивать руками, но в лодке, похоже, и сами заметили нас, и теперь она направлялась прямо к нашему берегу. Вскоре можно было рассмотреть и тех, кто в ней находился. На носу, приплясывая от нетерпения, вертелся мальчонка лет семи-восьми, в расстегнутой синей болоньевой курточке и выцветших от многочисленных стирок синих спортивных штанах. Вязаная красная шапочка была зажата в руке, которой он энергично махал нам. Сзади, у подвесного мотора, полулежа солидно и уверенно расположился бородатый, седой, как лунь, дедок в черном ватнике и серой армейской ушанке на голове.

- Вы, что ли, тут из Москвы? – как нам показалось, сердито крикнул он, подводя лодку к берегу, - Это про вас Михалыч нам по телефону талдычил? Залазьте скорее, нечего зазря бензин жечь! 

И, уже обращаясь к мальчонке, добавил:

- Кому сказал, надень шапку! Я те живо ухи накручу, басурман!

Даже несмотря на жалкие 1.5 лошадиные силы «Ветерка», лодка, влекомая быстрым течением, пробежала оставшиеся до поселка два десятка километров всего за пару часов.  По дороге дед, представившийся Прохором, рассказал, что отвез нашу "спедицию"  на остров Олений еще три дня назад, и теперь ждал нашего приезда, о котором его предупредил Жора. И очень удивился, что мы решились отправиться через болота пешком.

- Вот, лапти городские! – откровенно издевался он над нами, - Это ж, надо придумать – "по столбам пойдем"! Столбы-то эти в Ловозеро ведут! А туда, почитай, верст сто будет с "гаком". И "гаку" столько же!

А уж наше намерение добраться до поселка по берегу вдоль реки и вовсе его рассмешило:

- Да где ж там идти-то пёхом?! Вы бы еще прошли с часочек, и все – берег кончился! Дальше река с болотом сливается, а там не то, что ногами – с лодкой не всякий сунется. Дна совсем никакого нету! Там и зимой люди топнут, не то что летом.

Действительно, в нескольких километрах от места нашей с дедом встречи, "берег" постепенно скрылся под водой, и дальше расстилалась сплошная водная гладь, с уже знакомыми нам редкими засохшими деревцами и поднимавшимися кое-где над водой громадными ледниковыми валунами.
Ориентируясь по ему одному известным приметам, дед Прохор уверенно вел лодку по этой просторной глади. Но вот впереди пространство стало постепенно смыкаться, болото уступило место вначале невысоким, затем все более крутым, поросшим соснами и лиственницей скалистым склонам, а река вновь обрела свои берега и, теряя скорость, с достоинством втекла в широкое и спокойное устье…

-----------------------------------
"28 июля. Поздно вечером.

Наконец добрались до Калгалакши. На реке нас подобрала
моторка. В деревне сходили в баню. Ужинали  шаньгами и
красной икрой. Когда отправимся на остров, пока не решили" 
------------------------------------

На левом берегу реки показались деревянные домики, от которых к расположенным на берегу небольшим мосткам спускались деревянные сходни.

- Приехали! - объявил дед Прохор, направляя лодку к берегу.

И, услышав наш вопрос: "Это уже поселок?", возмутился:

- Какой еще "поселок"? Деревня это! Считай, лет триста деревней числится! "Посе-е-лок"!

Калгалакша и впрямь оказалась небольшой, состоявшей всего из одной улицы в три десятка домов, уютной и опрятной деревушкой. Улица тянулась вдоль реки и оканчивалась у самой воды, там, где к реке спускались еще одни сходни и находилась довольно широкая пристань. Судя по количеству крупных, с высокими бортами, явно предназначенных для моря лодок, основным занятием жителей было рыболовство. 

Вдоль всей улицы тянулся деревянный настил из хорошо подогнанных и гладко оструганных досок, достаточно широкий, чтобы на нем могли свободно разойтись два человека. Посредине деревни выделялся длинный, больше похожий на барак дом. С обеих сторон дом был оборудован небольшими крылечками, ведущими к давно некрашеным, покрытым  изрядно облупившейся зеленой краской, дверям. На дверях красовались таблички с надписями: "Сельсовет" и "Почта" с одной стороны, и "Сельмаг" и "Медпункт" - с другой.

Дом деда Прохора, большой, "в три окна", сложенный из почерневших от времени, но прочных, как камень, аккуратно обтесанных бревен, с высоко расположенными окнами, находился на  ближнем к нам краю деревни, невдалеке от мостков, к которым причалила наша лодка.

- Поветь! – неожиданно вспомнил я старинное название жилых помещений северного дома.

- Что? – не поняв, переспросил Володя.

- Поветь! – повторил я, и, указывая на высоко поднятые над землей окна дома, пояснил, - Ну, там, где жилые помещения.

Дед Прохор удивленно покачал головой и одобрительно хмыкнул – мол, "городские", а соображают!

В доме нас, очевидно, давно ждали – посредине просторного, покрытого белой с ажурной мережкой скатертью, круглого стола стоял огромный "ведерный" самовар, украшенный многочисленными вычеканенными на сверкающих боках медалями. Рядом с ним на широком плоском блюде, под расшитым полотенцем виднелись пироги.

- Шанешки! – улыбнулась хозяйка.

Потом засуетилась и, доставая из большого резного сундука длинные "вафельные" полотенца, деловито сказала:

- За стол – после! Сначала в баньку. Давай, дед, собирай гостей. Да не задерживайтесь там – пироги застынут!

- Строгая! – смущенно прокомментировал ее указания дед Прохор, - Ладно, пошли, что ли, вымоемся с дороги!

По дороге он объяснил нам, что жену свою, женщину высокую, статную и, судя по крупным натруженным рукам, весьма сильную, он "уважает", но командовать собой не дает. Была она у него вторая – первая умерла уже давно, семь или восемь лет назад. Но несмотря на заметную разницу в возрасте, - а была она, по словам деда Прохора, младше его "всего-то годов на десять, не боле!", - жили они дружно, в полном согласии.

- А звать ее Евдокия Авдотьевна! Явдоха, по-нашему, - закончил он свое описание.

Имя было обычное, довольно распространенное не только на Севере, а вот отчество вызвало у нас неподдельный интерес.

- Это что же за отчество такое – Авдотьевна? – спросил Володя, - Авдотья, вроде как, женское имя…

- Чего ж это, женское, - возразил дед, - старинное, мужское. Авдотий - не слыхали разве?

Нужно сказать, что все наше пребывание в деревне больше всего походило на экскурсию в музей этнографии. Все, о чем мы раньше только читали в исторических книгах и справочниках, являлось здесь частью самого обычного повседневного быта. Улица с деревянными настилами, рубленый дом с высоким подвалом-подклетом, огромный старинный самовар на столе, – все это для деда Прохора и остальных жителей деревни было естественным и привычным. Поэтому, обнаружив в бане, посредине "парного" отделения сложенный из грубых камней очаг с установленным на нем почерневшим от копоти котлом, мы уже не удивились, но дед Прохор на всякий случай пояснил:

- "По-черному" банька-то! Сейчас мало у кого остались "по-черному", возиться не хотят. А чего тут возиться? Протопил, тягу тряпицей заткнул, да кипятком баньку ополоснул от сажи – всего и делов-то! Зато дух здесь совсем другой, живой!

Задерживаться надолго в бане мы не стали. Дома ждал горячий самовар, пироги и  строгая хозяйка, которую, как мы заметили, дед Прохор все же побаивался.

- Эти вот – с клюквой, эти – с брусникой. Есть с рыбой, картошкой… - угощала нас Евдокия Авдотьевна.

От такого обилия и разнообразия пирогов у нас уже давно текли слюнки, когда дед, поискав на столе что-то глазами, недовольно заметил:

- А икра где? Икру забыла, старая!

Смутившись, хозяйка метнулась к буфету и достала оттуда большую глубокую миску, доверху наполненную красной икрой.

- К блинам! – уточнила она, - А хотите - можете с маслом, или вареньем…

Но мы, не слушая ее, недоверчиво пялились на блюдо.

- Что, в своих столицах, небось, по икринке делите? - заметив наши жадные взгляды,  усмехнулся дед, и с гордостью продолжил, - Ешьте, свежая, нонешнего посолу! У меня в подполе еще цельная кадушка засолена - нам со старухой до лета хватит!

Спали на печке, укрывшись несколькими овчинными тулупами. Впрочем, в хорошо протопленном доме было даже жарко, и вскоре я, скинув с себя тяжелый тулуп, укрылся тонким одеялом, которое заботливо подложила нам под головы хозяйка.


-----------------------------------
"30 июля. 6 ч.утра.

Сегодня выезжаем на остров. Сейчас пойдем грузиться.
Дед сказал, что ходу до острова часов пять-шесть, а в
километрах он не знает. Погода как обычно – пасмурно
и мелкий дождик" 
-------------------------------------

Выехать на следующий день не удалось. Дед тоже собрался пожить с нами на острове и хотел прикупить в поездку кое-что из продуктов. Только через день рано утром мы погрузились в большую, не меньше семи метров длиной, лодку с высокими бортами. Застучал взятый, очевидно, со списанного УАЗика и установленный посредине лодки двигатель, и она, набирая ход, пошла к выходу из устья реки. Устье постепенно расширялось, берега отодвигались все дальше, и вот уже впереди осталась только серая водная гладь, где-то далеко сливающаяся с таким же серым и унылым небом.

Чем дальше мы уходили от берега, тем выше становились волны, все сильнее и сильнее раскачивая наше, выглядевшее теперь совсем утлым и беспомощным, суденышко. Мы с моим напарником, стараясь не показывать страха, тем не менее крепко вцепились в борта и напряженно всматривались в ожесточенно кидавшиеся на нас волны. Только дед Прохор выглядел совершенно спокойным и даже равнодушным. Уверенно сжимая рукой длинный румпель, он ловко направлял лодку поперек волн, стараясь при этом не сбиваться с курса, за которым следил по закрепленному на борту компасу.
 
- Не кОмпасу, а компАсу! - с легким презрением поправил он Володю, когда тот спросил деда, как он определяет курс.

- Это у тебя на ремешке, вон, кОмпас болтается! - добавил он, указывая на висевший у Володи на шее туристский компас.

- А дорогу в море найти не велика трудность - держи нос по курсу, вот и вся дорога. Я по этим "дорогам" уже восьмой десяток хожу -  ни разу не заблудился! Бывает, конечно, утащит в море, особливо, если в большой ветер попасть. Тут уж не до курса – только гляди, успевай лодку против волны повертать, не то и  совсем опрокинуть может! А уж когда стихнет, вот тогда и приходится искать дорогу-то! Тогда, знамо дело, не на остров какой – домой бы добраться! Я тогда сразу курс на берег беру, куда получится. А там, вдоль берега можно и, как ты сказал, "оринтирваться". По месту, то-есть.

Утомившись от длинной речи, дед Прохор надолго умолк, а мы с Володей, убаюкиваемые  уже не казавшимися страшными волнами и мерным постукиванием двигателя, незаметно задремали, пока окрик, - "Подъем, засОни, подходим!", - не разбудил нас.

Остров показался внезапно, словно вынырнул прямо из моря. Лодка быстро приближалась к нему,  наш бравый капитан весь словно подобрался, во взгляде и движениях ощущалось непривычное напряжение. Мы еще не понимали причин его беспокойства,  когда вдруг почувствовали, как неизвестно откуда взявшееся сильное течение стремительно потащило нас прямо на прибрежные скалы. Сидевший на носу Володя стал тихонько отодвигаться назад, вглубь лодки.

- Кидай "дрек" на "щелью"! "Карбас"' разобьем! – хриплым басом заорал дед Прохор.

То, что "карбас" – это лодка, мы догадались. Смысл же остальной фразы был для нас загадкой, и, всерьез напуганный, Володя растеряно шарил глазами по лодке в поисках неведомого "дрека"', который нужно было срочно куда-то бросить. Чувствуя, что тот его не понимает, дед Прохор витиевато и как-то по-особенному, по-поморски выругался, после чего повторил уже на понятном нам языке:

- Якорь! Якорь, говорю, кидай! На скалу кидай, дурень ты московский! Щас нас самих как медуз по этим скалам размажет!

Не дожидаясь, когда Володя очнется от охватившего его столбняка, дед неожиданно ловко ухватил якорь за привязанный к нему конец веревки и, сильно размахнувшись, швырнул его прямо на берег! Да так, что бежавший вдоль берега Жора едва успел увернуться, но все же схватил якорь и зацепил его за ближайший выступ. Дед Прохор одобрительно кивнул бородкой и, быстро перебирая веревку руками, подтянул лодку к берегу. Слегка ударившись о скалу, лодка оказалась плотно прижата к ней носом, а спустя еще мгновение – и  кормой (я, наконец, догадался бросить второй конец на берег, и стоявший там мой давний институтский дружок Серега притянул его к скалам). Все облегченно вздохнули… 


-----------------------------------
"7 августа.

Пошла вторая неделя моего пребывания на острове. Уже
собрал почти два десятка морских звезд. Еще нужно столько
же. Сушатся звезды плохо, все время моросит дождь. Видно,
придется везти недосушенными" 
------------------------------------

Следует сказать, что наша экспедиция не была обычной прогулкой к морю или спортивно-тренировочным сбором, а имела вполне конкретные научные и практические цели. Клуб "Океания" числился при Академии Наук, и Жоре удалось получить там задание, которое, с определенной натяжкой и некоторой фантазией можно было считать "научным". Нам поручалось составить картографические схемы плантаций морской капусты ламинарии, в обилии произраставшей по всей акватории Белого моря. Разумеется, в задании о ВСЕЙ акватории речь не шла: достаточно было получить такие схемы с какого-либо одного участка, по возможности регулярно использовавшегося для промышленного сбора. На схемах было необходимо указать не только место расположения отдельных плантаций, но и глубину расположения, ориентировочный объем растущих там водорослей, а также их длину и качество листьев. Эти сведения предполагалось затем использовать при проектировании специального подводного комбайна для сбора морской капусты, управляемого аквалангистами. Традиционные методы сбора, как мы и сами вскоре смогли убедиться, были чрезвычайно трудоемкими, малоэффективными и абсолютно варварскими. Сборщики на нескольких лодках-карбасах подходили к предполагаемому месту нахождения плантации и длинными, - до пяти метров, - баграми с широкими крючьями на конце старались зацепить и, намотав на древко, выдернуть один единственный лист. Лист втаскивался в лодку, снимался с багра и операция повторялась до тех пор, пока вся лодка не заполнялась мокрыми и скользкими листьями. Собранный "урожай" отвозился на берег, где развешивался для просушки на изготовленных из длинных жердей сушилках. Множество таких сушилок мы видели и на нашем острове.

О том, что погода на Белом море неустойчивая, сказано, практически, во всех справочниках. Знали об этом и мы, однако в то, что за все три недели, проведенные нами на Оленьем, не будет ни единого по-настоящему погожего дня, верить не хотелось. Но, как это часто бывает, именно так и произошло. С раннего утра начинал накрапывать редкий дождик, небо затягивали серые облака, поднимался несильный, но довольно прохладный ветер, а море покрывалось небольшими волнами. Хотя, справедливости ради нужно сказать, что до настоящего шторма дело так ни разу и не дошло. Казалось, погода просто хотела напомнить: "Здесь вам не Крым и не Черное море, а, как-никак, - Крайний Север!"
И только уже поздним вечером облака постепенно таяли, открывая бледно-голубое холодное северное небо, освещенное таким же бледным, только желтовато-оранжевым низким солнцем. Ветер стихал, и на море устанавливался полный штиль. Ближе к полуночи солнце ненадолго ныряло за горизонт, чтобы через пару часов вновь появиться почти на том же месте и начать  очередной ежедневный круг. Море в это время, из серого и унылого, становилось глубокого темно-зеленого цвета, обретая еще большую загадочность и таинственность. Так продолжалось часов до 7-8 утра, после чего небо снова затягивали облака, пряча за собой солнце, и окрашивая море в уже привычный белесый цвет.

Вечером перед сном мы накачивали, или, как обычно говорят подводники, "забивали" акваланги воздухом. Для этого использовался самодельный компрессор, который мы собрали из снятого со списанного с самолета компрессора АК-150. Был он достаточно компактен и весил всего несколько килограммов. Поэтому его можно было не только брать с собой в поездки, но даже при необходимости подносить по берегу ближе к месту погружений. Работал он надежно и обеспечивал нужные нам 180 атмосфер. Заряженные таким образом акваланги позволяли находиться под водой до получаса. Разумеется, если глубина была не очень велика, – метров 8-10, - и при погружении использовались одновременно два баллона. На глубине до 40 метров можно было находиться не больше 8-10 минут, а погружаться глубже в наших АВМ-1М было просто опасно.

Утром, после завтрака мы грузили приготовленные с вечера акваланги в надувную лодку с подвесным мотором, надевали еще на берегу гидрокостюмы и отправлялись на погружения. Гидрокостюмы были двух марок – наши "Садко" и итальянские "Калипсо". Итальянские изготавливались из пористой резины, и воду пропускали. Но плотная резина замедляла обмен воды между телом и окружающим морем, за счет чего и достигался необходимый тепловой эффект. Жора утверждал, что в таких костюмах люди погружались даже в Северном Ледовитом океане.

В отличие от итальянских, наши "Садко" были так называемого "сухого" типа, то-есть полностью водонепроницаемые. Их полагалось надевать на теплое белье, а места состыковки различных частей – шлема с курткой, куртки – со штанами, – скручивались попарно в жгут, обеспечивая необходимую герметичность. Рукава куртки скручивались с перчатками, либо, если перчатки не надевались, просто закатывались вдоль руки, плотно обжимая кисть почти до локтя. Перчатки мы никогда не надевали. Нам казалось, что в них ощущение воды совсем пропадет. Без перчаток кисть руки оказывалась прямо в воде, но вода была не настолько холодной, чтобы было невозможно терпеть. Шлем надевался в последнюю очередь и тоже скручивался для обеспечения герметичности с воротником куртки.

После того, как гидрокостюм был надет, а все уплотнения выполнены, следовало медленно войти в воду, чтобы оставшийся внутри воздух мог выйти через расположенный на плече клапан. Теперь оставалось только надеть акваланг, маску, зацепить за пояс страховочный фал и, можно было спускаться в этот безмолвный, загадочный и удивительно прекрасный мир. Большой и указательный палец привычно складывались в условное колечко - все в порядке! - погружение начиналось.

В первый же день моего пребывания на острове, едва сойдя с карбаса на берег, я поинтересовался у Жоры, когда можно будет "понырять".

- Дома, в бассейне нырять будешь! - поправил он меня. - А погружаться, - Жора подчеркнул это слово, - будем завтра. Сегодня уже поздно. Да и баллонов заряженных не осталось. Сейчас только "забивать" начнем.

- А вы уже ныря... , то-есть, погружались? Не заметили, "звезды" есть? - с надеждой спросил я.

Дело в том, что практически все мои знакомые и друзья, узнав про подводную экспедицию, просили привезти им в качестве сувенира "звезду с Белого моря". Когда я стал вспоминать, всех, кому успел дать такое обещание, то их оказалось больше трех десятков! Ужаснувшись этой цифре, я подсчитал свое ежедневное "задание" - получалось не меньше 5-6 штук в день. Поэтому, не откладывая в долгий ящик, я сразу принялся за дело и уже на следующий день раскладывал на камнях первый свой "улов". Как сушат морские звезды, я не знал. Не смог подсказать этого и никто из моих товарищей, а дед Прохор и вовсе считал это занятие баловством.

- На еду они не годятся, сдавать - так ведь нигде их не принимают. Чего ж тогда их сушить? Баловство и есть, чистое баловство! - по-крестьянски просто рассудил он.

Не придумав ничего лучшего, я и стал раскладывать их на камнях и найденных на берегу обломках досок. Однако постоянный мелкий дождик сводил практически на нет все мои усилия. Оставалось надеяться, что погода улучшится, иначе пришлось бы везти их в таком полусыром виде.


----------------------------------
"9 августа.

Сегодня при погружении встретил цианею.  Жаль, что не
взял с собой камеру и не сфотографировал ее. Ничего, может
встречу еще. Буду брать на погружения бокс вместе с камерой
у Жоры.  К моей "Смене" бокс не подходит" 
------------------------------------

Обычно зарядки аквалангов нам хватало только до обеда, поэтому послеобеденное время оказывалось ничем незанятым. Вначале мы использовали это время для изучения острова, но поскольку остров был не больше километра в поперечнике, да к тому же еще и плоский как блин, обследовать вскоре стало уже нечего. Тогда я и предложил Жоре, раз после обеда заняться нечем, не слоняться по острову без дела, а ложиться спать. Зато рано утром, часа в три-четыре, пока светит солнце, и видимость отличная, использовать это время для погружений. Фактически, это означало работать в "ночную смену", поскольку здесь, в Заполярье ночь отличалась от дня только в лучшую сторону - не было нудного моросящего дождя. Моя идея была принята "на ура", и теперь, погружаясь мы могли в полной мере насладиться всем богатством подводного мира. Сами же погружения с легкой руки Володи-москвича мы окрестили "ночными полетами". Во время одного из таких "полетов" у меня и произошла встреча, след от который я храню до сих пор…

Я уже почти закончил зарисовку очередного участка, когда за плечом раздался негромкий щелчок, извещавший о том, что кислород на исходе, и пора подниматься на поверхность. Закрепив на бедре планшет со схемой, я стал не спеша подниматься наверх, стараясь при этом не обгонять выходившие из загубника пузырьки, чтобы не схлопотать декомпрессионный удар, когда оставшийся в легких воздух, расширяясь, буквально разрывает их на части. И здесь мое внимание внезапно привлек необычный предмет, находившийся немного выше, на глубине метров пяти-шести. Прямо над моей головой освещенный проникавшими сквозь толщу воды солнечными лучами, словно волшебный "китайский фонарик" парил небольшой нежно-розовый шар. Во все стороны от него, словно лучи солнца, отходили многочисленные тончайшие прозрачные нити метров по пять длиной, покрытые десятками крохотных пузырьков, похожих на пузырьки воздуха. "Эх, фотокамеру бы сейчас!" - подумал я, огибая удивительное существо и стараясь получше его разглядеть. Внезапно обнаженное запястье моей руки, коснулось одной из этих нитей, и, как назло, именно той ее частью, на которой была свежая ссадина. Казалось, в руку вонзился раскаленный прут! От резкой боли тело выгнулось, грудь сдавило, словно в тисках...   

Очнулся я уже в лодке. Серега старательно изображал непрямой массаж сердца, двумя руками разминая резину гидрокостюма на моей груди, а Жора пытался влить мне в рот медицинский спирт прямо из армейской фляги. Поперхнувшись спиртом, я закашлялся и недоуменно спросил:

- Вы чего?… Что за идиотские шутки, Боцман!

Мой старый институтский товарищ Серега получил прозвище Боцман уже здесь, на острове, за свою настоящую "фирменную" тельняшку, подаренную кем-то из его друзей-моряков, и за старую морскую фуражку без "краба", выменянную, как мне сказали ребята, на блок сигарет с фильтром в Калгалакше. Но если тельняшку Серега хотя бы иногда снимал, чтобы постирать, или, по крайней мере, сделать вид, что стирает, то с фуражкой, похоже, он не расставался ни на минуту. Мы были уверены, что он и спит в ней.

От неожиданности Серега растерялся и прекратил мять мой гидрокостюм.

- Ничего себе шутки! - ответил вместо него Жора, - Скажи спасибо, что Сергей вовремя  заметил  как страховочный фал дернулся, да что загубник не выпустил, а то пришлось бы еще и воду откачивать, и искусственное дыхание делать...

- Ага! Изо рта в рот! - издевательски добавил Серега и многозначительно поскреб заросшую двухнедельной щетиной щеку.

- Вот именно! – подтвердил его слова Жора, - Так что там случилось? Рассказывай, чем это тебя так шарахнуло?

И я вспомнил красивый розовый шар над головой напротив пробивавшегося сквозь толщу воды солнца, и тончайшие, словно покрытые мелкими воздушными пузырьками нити, расходившиеся от него во все стороны, и прикосновение раскаленной проволоки...

- Медуза, что ли? - Я искренне удивился.

- Да? Какая? Описать сможешь? - ухватился за эту мысль Жора, и я, как мог, рассказал о том, что видел под водой.

- Львиная грива! Цианея по-научному! - Жора казался обрадованным тем, что разобрался в случившемся. - Конан Дойля читал? Помнишь, рассказ у него есть, так и называется - "Львиная грива". А придем на берег, так я тебе еще брошюрку дам, "Опасные животные Белого моря". Там про нее подробно написано. И вообще, считай, что тебе сильно повезло – в открытом море, да еще на раненную руку… Запросто могло сердце не выдержать!

"Ничего себе - повезло! Чуть не утонул!", - подумал я про себя, но вслух ничего не сказал. Да и, по правде сказать, разговаривать не хотелось, дышать по-прежнему было трудно, а боль в руке, казалось, только усилилась. Однако, ближе к берегу, обруч, стягивавший грудь, исчез окончательно, и я чувствовал себя вполне сносно. Только на запястье, там, где его коснулась стрекательная нить медузы, образовалась небольшая, но глубокая кровоточащая ранка, словно в этом месте мне на руку капнул расплавленный металл. Несколько дней спустя ранка затянулась, только шрам остался как память о той давней встрече.

--------------------------------
"14 августа.

Сегодня вернулись в Калгалакшу. Завтра с утра дед
отвезет нас на лодке почти до самой железной дороги.
Оттуда до станции Энгозеро всего пару километров.
А потом - на поезд и домой. Иду укладывать морских
звезд в рюкзак. Во дворе у деда под навесом еще немного
подсушил их, но все равно - сырые" 
---------------------------------

Оставшиеся до конца экспедиции несколько дней прошли в ставшем уже привычным для нас ритме: в 4 часа утра, когда солнце поднималось достаточно высоко, мы отправлялись на "ночные полеты" дорисовывать незаконченные участки плантации. Во время этих погружений я все так же таскал на берег морских звезд  и раскладывал их на камнях и досках, пытаясь хоть немного подсушить. Зато послеобеденное времяпровождение у нас поменялось кардинально.  Намаявшись от вынужденного безделья, дед Прохор в конце концов не выдержал и устроил Жоре разнос.  И тут мы наконец заметили, что на острове и поведение, да и характер деда резко изменились. Куда только подевался тот благообразный тихий старичок, которого мы видели в его доме в деревне? Теперь он почти до самых глаз зарос густой совершенно седой щетиной, борода тоже подросла и из ровной и ухоженной превратилась в спутанную и клочковатую. И вообще теперь он больше походил на старого морского пирата,  сильного и властного, способного не просто по-стариковски ворчать, но и самому при необходимости дать отпор любому, даже если тот намного моложе.

Вот и в этот раз, заметив, как мы откровенно бездельничаем, ссылаясь на отсутствие заряженных аквалангов, он решительно направился к Жоре.

- Вы это что же, так и будете тут балду гонять? – сердито ругался дед.

Жора, и сам обладавший властным и сильным характером, от неожиданного наскока растерялся:

- Ты это о чем, дед? Какую еще "балду"?

- "Об чем", "об чем"! - с издевкой передразнил его дед Прохор.

– Об том! С утреца побулькали немного в море, и – ну, свои тюфяки давить! – имея в виду наши спальные мешки, продолжал он отчитывать Жору. – Лучше бы лапугу собирали, чем картинки с нее рисовать. Знашь, почем она на приемке?

Жора наконец сообразил, куда тот клонит. Действительно, морская капуста, или, как называли ее местные жители, "лапуга" стоила у приемщиков на берегу весьма дорого. За сезон местные жители, активно промышлявшие ее сбором, зарабатывали себе не только на хлеб с маслом, но и на весь год вперед.

- Так ведь у нас никто ее ни разу не собирал! Мы и знать-то толком не знаем, как это делается, - попытался он оправдаться, но дед и слушать его не хотел.

- А я тут на что? Я, почитай, годов двадцать бригадиром за лапугой ходил. А уж скольких обучил этой "премудрости" – и не счесть! И студенты к нам ездили тоже, шабашили тут все лето. Подумаешь, велика премудрость – багром зацепил, да в карбас! На берегу подсушим малёхо, а уж с приемщиком я сам договорюсь. Глядишь, и вам какая-никакая копейка будет. Все лучше, чем на тюфяках валяться да пузо рОстить!

В конце концов ему удалось убедить Жору, и теперь после обеда мы под командой нашего бравого деда отходили на его карбасе недалеко от берега в море и принимались "тралить" лапугу. Идти приходилось на веслах – бензин дед экономил и "по пустякам" тратить не давал, но и из этого занятия мы извлекли свою пользу – грести научились все, и делали это теперь вполне профессионально. К концу нашего пребывания на острове на расставленных повсюду сушилках уже, практически, не оставалось свободного места.
 
В Калагалкшу мы возвращались с полным карбасом слегка подсушенной лапуги, чувствуя себя уже не праздными туристами, а самыми настоящими поморами! В деревне дед, как и обещал, договорился на приемном пункте и у нас появилась немалая сумма совершенно свободных денег, которые было решено потратить для поездки на Соловки.

По возвращении в деревню с деда Прохора сразу слетел весь его морской лоск. Отмытый Евдокией Авдотьевной в бане, - в этот раз она "парила" его сама, - порозовевший и умиротворенный, он снова больше походил на старенького сельского дьяка, чем на того грозного морского волка, каким мы привыкли видеть его на острове. Остатки седых волос на голове были аккуратно зачесаны набок, а борода безжалостно обстрижена строгой супругой "до разумности". ("Боженьки мои!" - воскликнула она, увидев своего ненаглядного, - "Совсем одичал на своем острове! НичОво, щас в баньку пойдем, доведу тебя до разумности!"). После бани дед в чистой длинной рубахе навыпуск и широких светлых штанах сидел у самовара, неспешно прихлебывая свежезаваренный чай из огромного бокала с надписью "РККА" на боку. Держался он тихо и скромно, почти не принимая участия в нашей с Евдокией Авдотьевной беседе. Она то и дело суетливо подбегала к нему, влюбленным заботливым взглядом следя, чтобы бокал был наполнен доверху, а на тарелке не уменьшалась горка пирогов. Я же запомнил его совсем другим, увиденным в день нашего прибытия на остров старым морским волком, стоящим у длинного румпеля на корме несущегося к скалам карбаса, в широкополой, с загнутыми кверху полями, рыбацкой шляпе, в распахнутом на груди черном ватнике, с длинной нечесаной седой бородой, и орущим страшным голосом на оробевшего Володю: "Дрек! Кидай дрек на щелью!"

На следующее утро мы погрузились в моторку и уже к обеду были в Энгозере. По дороге заглянули и к Михалычу, чрезвычайно обрадовавшемуся нашему появлению и тут же предложившему нам "по чуть-чуть на дорожку". Но мы, к его большому огорчению, от застолья отказались и поспешили на станцию, а еще через час сидели в неспешно ползущем, тормозящем "у каждого столба" поезде Мурманск-Петрозаводск…

В общем вагоне, куда мы влезли шумной толпой, свободных мест почти не было. Наше появление у находившихся там пассажиров особой радости не вызвало: моя, занимавшая почти весь рюкзак "коллекция", так и осталась невысушенной до конца, и теперь в тепле издавала резкий запах, мягко говоря, не совсем свежей рыбы… Соседи по вагону вначале только недовольно косились на нас, но затем стали выражать свое недовольство вслух, и мне приходилось на каждой, даже короткой остановке выходить из вагона и проветривать свой рюкзак. Помогало это мало, и на ночь я упросил проводницу убрать его в специальный контейнер-холодильник под полом вагона.

В Кеми мы сошли с поезда, рассчитывая пересесть там на скорый Мурманск-Москва, а заодно съездить на Соловки.


----------------------------------------
"17 августа.

Прибыли в Кемь. Собираемся съездить на Соловки.
Говорят, монахи вырастили там сад с редкими
растениями. Петя хочет там понырять, поискать звезд,
но Жора сказал, что звезды здесь бывают редко. Если
он ничего не найдет, отдам ему одну из своих"
----------------------------------------

До прибытия поезда оставался целый день. Чтобы не рисковать и спокойно провести его на Соловках, билеты на дальнейший путь мы решили взять заранее. И здесь нас ожидала неожиданная встреча - у билетных касс стоял еще один из участников экспедиции, тоже опоздавший к ее началу, но, в отличие от нас с Володей, так и не сумевший попасть на Олений остров. Петр, так звали нашего товарища и моего однокурсника, как и я, проходил тем летом производственную практику, однако отпроситься не сумел, и добрался до Кеми всего три дня назад. Искать нас дальше он не решился, и все это время бесцельно слонялся по небольшому городку, в надежде присоединиться к нам хотя бы на обратном пути. Он успел не один раз обойти из конца в конец весь город и даже съездил с экскурсией на Соловецкие острова, когда, наконец, встретил нас на вокзале.

Услышав о нашем намерении съездить на Соловки, Петр вначале, было, отказался присоединиться к нам. Однако, когда я, приоткрыв рюкзак, похвастал своим сильно измятым, влажным и издававшим неприятный запах "богатством", неожиданно передумал.

- Дашь "гидрач" понырять там немного? - спросил он у Жоры.

Жора понял его сразу, и, не задумываясь, ответил:

- Да погружайся хоть весь день! Рельеф, правда, там не очень... Мелковато, дно, в основном, ровное, песчаное - звезды такое не любят. Но если хочешь - попробуй, может чего и найдешь. Вот только баллоны все пустые, так что придется по-простому, с маской и трубкой.

- Ничего, я и с трубкой! - обрадовался Петя, - Сам же сказал - там не очень глубоко!

Костюм ему выделили "Калипсо".

- Нечего перед туристами позориться, - сказал Жора, - Глядишь, еще иностранцы окажутся... 

Сойдя с теплохода, мы решили отправиться вначале к заливу, где по словам Жоры, погружаться было можно прямо с берега. Петя быстро натянул на себя гидрокостюм, ласты и, взяв в руки маску и трубку, вошел в воду. Он довольно долго брел по мелководью, пока вода не стала доставать до пояса. Затем надел маску и, зажав во рту трубку, поплыл дальше, стараясь поскорее выбраться на глубину. Вскоре, мелькнув в воздухе ластами, он ушел под воду. Потом еще раз, еще... Мы уже собрались уходить, оставив на всякий случай на берегу Серегу-Боцмана, когда, вынырнув в очередной раз, Петя что-то крикнул, помахал каким-то зажатым в руке предметом, и поднимая ластами заметный бурун, быстро поплыл к берегу. У берега он, не снимая ласты, повернулся спиной и, продолжая чем-то размахивать, торопливо выбрался на берег. Здесь мы смогли, наконец, разглядеть зажатый в его руке предмет. От изумления и зависти у нас широко раскрылись рты - на Петиной ладони лежала совершенно необычная и удивительно красивая морская звезда. "Раз, два, три, четыре...", - начал считать Серега...

- Можешь не считать, - гордо прервал его Петя, - двенадцать! Я еще там, под водой сосчитал!

- Вообще-то, звезды у которых больше пяти лучей, встречаются довольно редко, - наставительно заметил Жора. - А уж с четным количеством - и вовсе  исключение. Мутанты, своего рода. Ну, если, конечно, один из лучей им рыба не отгрызла.

Мы внимательно осмотрели Петину находку - звезда была абсолютно целая, небольшие лучи располагались симметрично вдоль всего широкого и плоского тела, образуя настоящее солнышко, чрезвычайно похожее на то, что рисуют маленькие дети.
Тут все ринулись сдирать с Пети гидрокостюм, попутно споря, кто будет погружаться первым, а сам виновник этого переполоха, избавившись от костюма, положил звезду в неглубокую, наполненную морской водой, выемку и стал деловито складывать из лежавших вокруг камней какую-то конструкцию. Вскоре стало заметно, что это очаг. Затем Петя набрал на берегу во множестве валявшиеся там сучья и обломки досок, и сложил их внутри очага. Из рюкзака он достал походный котелок, снял с него плоскую неглубокую крышку и, набрав в нее морской воды, положил звезду внутрь. Крышку он поставил сверху на камни, прямо на очаг, после чего разжег в нем огонь.

- Ну, и что это будет? – спросил я, с интересом наблюдая за Петиными манипуляциями.

- Суп будет! – пошутил Петя. Затем уже серьезно пояснил: - Звезду варить буду. Ты крабов варил когда-нибудь? Вот так же и звезды...

Только теперь я понял! Но, как же так?! Как же я сразу не вспомнил, как на Черном море ловил этих крабов десятками, а затем варил их на костре в котелке или даже в обычной пустой консервной банке? Крабы после этого становились твердыми, словно из керамики, приобретая к тому же красивый оранжевый оттенок. Теперь их можно было покрывать лаком и, укрепив на какой-нибудь подставке, с гордостью демонстрировать знакомым - сувенир с моря был готов! Именно это собирался сделать Петя со своей звездой. "Как же так!" – снова с досадой подумал я. - "А я столько дней пытался  высушить их на солнце..."
Тем временем Петя, поварив некоторое время звезду в соленой морской воде, тщательно вычистил ее, промыл и аккуратно закрепил на найденной здесь же на берегу небольшой дощечке.  Дощечку он сунул в прозрачный полиэтиленовый пакет. Теперь можно было без всяких опасений везти ее домой. А я с сожалением вспомнил оставленных в камере хранения на вокзале трех с лишним десятках звезд – сейчас бы их сюда! Я бы успел...

"Ныряния" остальных членов нашей экспедиции, как и следовало ожидать, ничего не принесли. Поддавшись общему азарту, я тоже несколько раз погрузился в воду, но ничего, кроме небольшой звезды-офиуры, не обнаружил.  Офиура, похожая на крохотного осьминога, грозно шевелила своими длинными, тонкими и мохнатыми лучами-щупальцами, словно стараясь меня напугать. Немного поиграв с необычной звездой, я оставил ее в покое.

За этими занятиями время нашей экскурсии незаметно подошло к концу, и было пора возвращаться на теплоход. В монастырь и выращенный монахами сад мы так и не попали.


-----------------------------------
"17 августа. 3 ч. дня.

Петя нашел 12-лучевую звезду. Показал, как их нужно
сушить. Дома попробую высушить свои. В монастырь
не попали. Возвращаемся на вокзал в Кемь. Вечером
сядем на поезд до Москвы. В Москве будем 19-го"
--------------------------------------

До отправления поезда оставалось еще больше часа, и мы, достав из ячеек автоматических камер хранения свои рюкзаки, прошли в зал ожидания. Зал был, как обычно пуст, и лишь на одной из хорошо знакомых мне деревянных скамеек сидела молодая женщина с книжкой в руках, а возле нее возилась девчушка лет четырех-пяти. Девочка явно скучала и в поисках новых впечатлений, периодически пыталась отбежать от мамы куда-нибудь в сторонку. Мама, несмотря на то, что, казалось, была увлечена чтением, не отрываясь от книги, легко пресекала эти попытки:

- Оля! Вернись!

Наше появление сразу привлекло внимание и мамы, и маленькой Оли. Но если мама только искоса заинтересованно взглянула на нас, то девочка вызывающе прошлась несколько раз мимо и, наконец, не выдержав, подошла к Пете:

- А меня зовут Ёлечка! – деловито сообщила она ему, и манерно протянула крохотную ручку ладошкой вниз.

- Как? Ёлочка? – насмешливо передразнил ее Петя.

- Не Ёлочка, а Ёлечка! – возмущенно поправила его она, и, подумав, добавила:

- Какой-то ты глухой что ли?

- Оля! – строго одернула ее мама, - Как ты разговариваешь со старшими!

Но в этот момент Олечка увидела в руках Пети морскую звезду.

- Ой! – прижав обе ладошки к щекам, восхищенно воскликнула она, – Это что, звездочка такая? Ты ее на небе нашел?

- В море! – порозовев от гордости, поправил ее Петя, – Это морская звездочка. Она под водой живет.

Девочка осторожно протянула пальчик и, вопросительно глядя на Петю, прикоснулась к звезде. Потом, робея от собственной смелости, тихо спросила:

- А ты мне ее подаришь?

- Оля! – опять вмешалась мама, - Что за манеры? Как тебе не стыдно!

Но было уже поздно – в зале повисла неловкая тишина. Не зная, что ответить, Петя растерянно обернулся к нам, потом снова взглянул на девочку – чистые глаза глядели, казалось, прямо в душу, отражая одновременно и просьбу, и надежду…

Огорчать это маленькое чудо в коротеньком голубом сарафанчике, с таким же голубым огромным бантом на светлой головке ему не хотелось, но и расставаться со своей удивительной находкой было безумно жаль! С выражением тоскливой обреченности он снова оглянулся на нас, затем решительно, словно боясь передумать, протянул звезду девочке:

- Держи! Постарайся не сломать, ладно?

Потом нервно похлопал себя по карманам и нарочито веселым голосом предложил:

- Пошли, перекурим что ли? До поезда еще часа полтора!

И, никого не дожидаясь, быстро пошел к выходу...

--- *** ---

ВМЕСТО ЭПИЛОГА
==================

"19 августа.

Подъезжаем к Москве. Уже видно Останкинскую башню.
Скоро Ленинградский вокзал. Там – снова на поезд и уже
окончательно домой. Интересно, кто сейчас дома?" 
-----------------------------------------

На этом дневник заканчивался. Перевернув еще несколько страниц и не обнаружив на них ничего, я бросил блокнот в заранее приготовленный для мусора пакет. Потом, подумав немного, снова достал и терпеливо пролистал все странички до конца. На самой последней, перед обложкой, оказались еще несколько строк: "Цепная люстра грызла потолок…"

Закрыв блокнот, я некоторое время еще помял в руках потертую клеенчатую обложку. Потом аккуратно переложил его в коробку из-под «Ассорти», в которой хранились старые и, казалось бы, совсем ненужные вещи: медвежий коготь, засушенный морской конек, несколько найденных в горах кристаллов горного хрусталя  и чудом сохранившийся обломок луча одной из привезенных с Белого моря морских звезд…

---- **** ----

Цепная люстра грызла потолок
в пустом вокзале, на краю Вселенной.
Под нею я, бездомный и смиренный,
сидел, забившись в дальний уголок.

Светила Путеводная Звезда.
К ее лучу я робко прикоснулся
и в поезд сел. Потом назад вернулся,
так, словно и не ездил никуда.

И мне казалось –  это только сон.
И лишь звезда далекая светила,
напоминая –  это было, было!
И голос детский, и ночной перрон!...

Прошли года,  но я все так же жду,
что вдруг услышу снова,  как и прежде,
как голос детский, с робкою надеждой,
попросит:  Подарите мне звезду!

Он позовет, и я на зов приду,
с души я смою лет прошедших пену,
и в том вокзале, на краю Вселенной,
услышу: Подарите мне звезду!

---- **** ----