Возвращение

Ольга Никитина-Абрамова
 - Skaista meitene, - щебетала женщина над маленьким свёртком, -  скоро доедем до  папиного дома.  Девочка привыкла к этим словам. Она слышала их уже больше двух месяцев, пока родители  добирались до отцовского дома. Она ещё не знала, что такое дом, но привыкла слышать это слово так же, как «skaista meitene», что по-латышски означало «красивая девочка».  Малышке было чуть больше года, когда однажды вечером  у её отца, старшины запаса созрел план по возвращению на родину.  Вечером, вернувшись с работы, Иван Степанович вдруг объявил своей законной, что взял расчет и получил документы на руки, а значит, их больше ничто не держит, а если жена против его решения, то пусть она остаётся восстанавливать Латвию из руин, он же берет дочь и уезжает  в Сибирь, где его дом. Женщина не пыталась протестовать.
-Как решил, так и поедем, - был её короткий ответ.
Шел второй год после войны,  мирная жизнь людей постепенно налаживалась, стали рождаться дети, расцветали женские лица.  Ивану всё больше и больше хотелось домой.  Жене он сказал, что у него  там дом, но самом деле, того  дома, где его ждут, куда можно было привести жену с маленькой дочкой,  не было.  Он сирота. С шести лет воспитывался мачехой, которая ещё до войны умерла, поэтому в шестнадцать лет, не задумываясь, поехал учиться на ветеринара по направлению из сибирской деревни в Смоленскую область в город Дорогобуш. Всегда  Иван решал всё сам, не советуясь ни с кем.  С детства душа привыкла к простору,  к березовому лесу, к родным полям, которые ему постоянно снились. А в последний год даже стало наваждением.  Он ещё мальчишкой, ему примерно 8-9 лет, перегоняет скот через речку, сидя верхом на лошади, а кругом в протоке реки гадюки, взрослых никого нет. Какие взрослые? Он уже два года сирота. От страха начинает стегать бичом по змеиным клубкам, а те неожиданно  подпрыгивают   вдоль крупа лошади.  Вот жить на чужбине было невмоготу: те же ощущения, что повторялись во сне, он как бы рубит бичом по змеиным клубкам, а их меньше не становится.  Постоянный солёный морской воздух, такая же солёная вода, которую ни они с женой, ни их маленькая дочка не могли пить.  Чужие лица и чужие обычаи, хотя ко всему можно  было привыкнуть.  Уже прошёл год, как он мобилизовался…
Его 47 гвардейский артиллерийский полк  находился в Латвии, когда кончилась война. Полк гнал через Попи  немецкий скот. Иван Степанович был   начальником ветеринарного  лазарета, отвечал непосредственно за доставку  несколько сот голов крупного рогатого скота. Самому начальнику не было ещё двадцати четырех лет.  На войне  рано повзрослели юноши: она быстро старила людей.  Прошел Иван Степанович войну с сорок первого по сорок пятый достойно: получал и высокие награды, и тяжелые ранения. Начал служить рядовым, а мобилизовался гвардии старшиной. Разное было во время войны, но мирное время ставило в тупик.  В стаде было много отелившихся коров, необходимо решать, где найти  тех,  кто будет доить коров. В самом деле, не заставлять приказом артиллеристов  это делать. Да что же делать с молоком? Не мог он с тремя своими фельдшерами справиться с армией рассерженных бурёнок, тогда старшина отправился к коменданту Попи с предложением.
Поляк Петровский внимательно выслушал   и нашел, что даже выгодно бедным женщинам поселка поработать на русских, так как  оставят они  себе столько  молока, сколько надоят. И не надо  было говорить, что молоко значило в голодные годы. Молоко – это и сливки, и творог, и сметана,  и масло…
 Иван в комендатуре приметил красивую полячку, которая разносила почту.   Девушка пролетела мимо него, когда он выходил из здания. Это была невысокая, светло-русая,  кудрявая и коротко подстриженная девушка не девушка, женщина не женщина. Что-то в ней привлекло его внимание. Глубокие васильковые глаза смотрели не со страхом, а с каким-то вызовом.  Иван давно приметил, что женщины в Латвии отворачиваются или прячут глаза, как будто  не хотят показывать свою красоту. Вечером, обедая у хозяев дома, где он остановился, через окно он снова её увидел. Женщина несла на коромысле два огромных ведра с молоком. Иван усмехнулся: «Значит, и уговаривать не надо было». А вслух заметил:
- А много сегодня надоили молока?
Хозяйка ответила, что не все женщины пошли доить.
- Почему? Вон та, смотрите, два ведра несет.
- А что этой? Не латышка, не полька…
- А кто? – заинтересовался Иван, потому что слышал, как бойко незнакомая «полячка», как он её окрестил,  говорила по-латышски. – Немка что ли?
- Нет… Да кто её знает. Приблудилась перед войной.
Иван ещё больше заинтересовался  незнакомой «полячкой» с синими глазами. Он выяснил у Петровского её имя. Оказалось, Ольга Андреевна Бервенская.  И не полька даже, а белоруска, приехавшая на заработки перед войной  в Попи и оставшаяся  здесь. Работает на почте, потому что знает польский язык. Во время войны нанималась помогать по хозяйству к зажиточным крестьянам, чудом не угнали в Германию, потому что старый  лесник выдал её за свою родную дочку, тем более Ольга хорошо к этому времени говорила и понимала по-латышски.
    47 гвардейский артиллерийский полк оставался в Попи ещё несколько месяцев, конец июля 1945 года, время сенокоса, шла заготовка сена местными силами. Попи стал своеобразным местом временного пристанища не только полка, но и угнанного скота из Германии. Иван продолжал решать проблемы увеличивающего стада. Чем накормить?  Где соорудить временной загон? Как бы без потерь сохранить скот?  Война не прощала ошибок: скот, который в начале войны угонялся из Советского Союза,  в конце войны должен был вернуться. Необходимо было сохранить его во что бы то ни стало. Если вдруг случился падёж скота, отвечать пришлось ему, начальнику ветеринарного лазарета.
  Косили сено дружно; солдаты соскучились по такой мирной, до боли родной, работе; помогали женщины посёлка, среди которых была синеглазая девушка. Иван к ней приглядывался долго. Очень ему нравилось смотреть, как девушка двигалась. Быстро и  легко спорилась в её руках любая работа. И вот сегодня Иван  с интересом наблюдал за ней. Девушка умело скирдовала сено, сначала подавала подруге на вилах небольшой комок сена, а та наверху  укладывала, затем они менялись.  На верху  копны Ольга по-хозяйски укладывала пучки сена.  Иван издали видел, что девушки над чем-то смеются, но не знал латышский.  Иван следил за девушками, а Петровский смотрел на Ивана.
- Что пану старшине  пани Ольга по нраву? А давай   мы её тебе сосватаем?
- Да, иди ты…- отмахнулся Иван, как от надоедливой мошки.
- Добрая хозяйка будет…
- Брось, Петровский.
- Ты  что  женат?
- Нет.
- Так что не так?
- Да служба…
- Войне конец, скоро демобилизуешься … Давай прям сейчас?
- Что сейчас?
- Сосватаем? Подойдем и спросим, не против ли пани Ольга   выйти замуж за пана Ивана.
Мысль позабавила Ивана. Невеста была красавицей, но старше жениха, да ещё полячка не полячка, латышка не латышка, русская не русская, а белорусских кровей с холодными пронизывающими глазами.
- А чем чёрт не шутит? Давай!
Они подошли к той копне, на которой, пританцовывая и смеясь, Ольга укладывала последние  охапки сена.  Петровский поправил гимнастёрку своей единственно уцелевшей рукой. Стал он комендантом Попи с того самого времени, как освободили Латвию, а до этого мужчина доблестно воевал против фашистов всю войну. С серьёзным лицом Петровский обратился к девушке по-латышски:
- Pani Olga, ;ona zwraca si; pan sier;ant. 1
Ольга засмеялась  и задорно ответила  по-русски:
- Молод ещё.
- Ты  лучше на жениха посмотри внимательно. Герой.
- А герой  твой без языка на свет белый народился.
Иван слегка усмехнулся, у девушки явно был характер.  Пока девушка, смеясь, съезжала  с копны, как с горы на санках, Иван задорно подмигнул Петровскому.
- А что ты, красавица, с таким характером ещё не замужем?
- Вас дожидалась, пан старшина.
Петровский уже сообразил, что без его участия всё у них сладится, и отошёл. Через два месяца он же  зарегистрировал  первую пару  после войны в своёй  комендатуре Попской волости Латвийской ССР. 
К зиме полк перебрался в город Вентспилс. Старшина  взял увольнительную, чтобы жениться, и отправился в Попи на дрожках.   Возвращался назад  он вместе с молодой женой    через два дня.  День выдался солнечный, дорога пролегала  через сосновый лес, вдоль дороги   протянулся мелкий кустарник.  Казалось, вот оно заслуженное счастье…    На повозке сидели молодые, а вокруг их ног были уложены вещи невесты.  Конец осени, было уже холодно, кустарник стоял облетевший, пожелтевшая  трава полегла под разноцветными опавшими листьями.  Иван  держал левой рукой  вожжи, а правой -  руки жены, сложенные вместе.  Вдруг среди этой тишины они услышали, что кто-то подходит к дороге.  Иван напрягся, что он мог сделать один в лесу. Из кустарника показались три солдата в военной немецкой форме. 
-  Bis zu kommendaturi wie zu gelangen? 2  – услышал мужчина, он не понимал по-немецки, единственно понятное слово – комендатура. Иван рассудил, если не стреляют, если не повышают голос, то всё не так страшно. Но всё  его тело от напряжения натянулось, как струна, рука самовольно хотела уже схватить пистолет, но оставалась на прежнем месте.   Ольга же не растерялась: она ответила им, объясняя, как добраться до  комендатуры в Попи, кого надо спросить, чтобы можно было сдаться по своей доброй воле на милость победителей. Уже  скоро зима, а они слышали от случайных путников, что война закончилась весной, а  военнопленных уже не расстреливают.  Это  потом,   много лет  спустя, вспоминая неожиданную встречу с немецкими солдатами, они осознали, что  если не Ольгино  знание языка и не выдержка Ивана,  то на этой минуте счастливого единения  с природой, с миром,  на минуте взаимного растворения в своём чувстве оборвалась бы их жизнь.         
  -  Paldies, m;sa. Dodiet jums laimes dievs ... 3 - напоследок сказал один из лесных путников по-латышски.
 - Un jums dodiet laimes un laim;gas atdo;anas dievs uz dzimteni.4- ответила Ольга, а потом, повернувшись к мужу, добавила со  спокойной улыбкой также по-латышски, чтобы  не испугать  солдат.  - Aizbrauca, iemo;;tais.5
Иван знал только одно слово «iem;;otais», то есть любимый, поэтому понял, что можно трогаться.  Если и была у Ивана мысль о том, что его женитьба - несерьёзное дело, то после этой неожиданной встречи понял, что не сможет предать эту женщину, которая сидела рядом с ним. Через год  так же в дрожках, как и тогда,  когда он забирал Ольгу из Попи,  привёз из роддома Вентспилса  красивую дочку, а ещё через год  они на перекладных добрались до глухой сибирской деревушки …
  1.Пани Ольга, тебя замуж просит  пан старшина.
  2.Немец. – Как добраться до комендатуры?
  3. Латыш. – Спасибо, сестра. Дай вам бог счастья…
  4. Латыш.- И вам дай бог счастья и благополучного возвращения на родину.
  5. Латыш. – Поехали, любимый.
Извините, но фразы  на иностранном языке  печатаются  с ошибками.