Д Е В И Ч Ь Е П О Л Е
(Коломна, 1380 год)
Историческая поэма
часть2
Начало: http://www.proza.ru/2010/03/05/43
СКАЗ О ЗАБОТАХ МУЖЕЙ КОЛОМЕНСКИХ И ПОЛКАХ ВЕЛИКОКНЯЖЕСКИХ
1.
Лето солнечным было, обильным дождями,
Принеся радость просом богатым, хлебами,
Были соты заломаны к Спасу медовому,
И уложены фрукты в корзины садовые.
И малина насушена, и черемуха щипана,
И скотина обряды прошла водосвятия,
Маковей миновал, добрым маком просыпанный,
И дожинки с полей с песней жницами сняты.
Уж собрались на юг отлетать журавли,
На столах и в сенях лежат яблоки спелые,
Рос холодных слезинки коснулись земли,
Где озимая рожь разбросалась посевами.
Наполнялись амбары и клети припасами –
Урожаем своим, да товарами новыми,
И менок у ворот, у кремлевских, у Пятницких,
Полон людом посадским, гостями торговыми.
2.
Но тревога как ворон зловещий кружит,
О татарском набеге Руси ворожит.
Был Данила купец на пиру воеводы,
Где узнал неизбежность военных походов.
В дом созвал он друзей за известьями новыми –
Собрались у Голоты на яблочный спас:
На столе пироги, да заедки медовые,
Запотевший кувшин с вкусным липовым квасом.
Рассказал о боярских и княжьих заботах
Озадаченный думой Данила Голота.
– Я поведаю новость – да вести плохи:
Попущением Божьим, за наши грехи,
Хан безбожный Мамай князем адовой тьмы
Собирается нынче же Русь воевать,
Посылает на нас он безбожников тьмы,
Но сумеем мы твёрдо за веру стоять.
Уж стоит он у устья Воронеж- реки
Его дикие рати смелы и легки,
Но и князь наш Димитрий Иванович
Собирает со всей Руси воев полки.
Не допустим сюда, а пойдем, помолясь,
Мы в Донские пределы просторные,
Уповает на Господа батюшка-князь –
Он спасёт нас от ига позорного…
Тут Добрыня сказал: «Но ведь жили в покое
Много лет мы с Мамаем, дань платили ему,
Почему же случилось смятенье такое,
Что на брань князь зовёт нас теперь, почему?»
– Потому князь затеял великую брань,
Что не хочет Орде платить рабскую дань,
Отвозить ей с мехами возы, с серебром,
С мёдом, житом и прочим народным добром.
Слово вставил Неждан, угнетённый вестями:
– Нам посадским то мыто, те дани привычные,
Разве кто-то когда-то держал совет с нами?
Все мы даньщики были и будем владычные…
Мир то лучше войны! Но поставим на том:
То судьба, и таков Богом путь нам избран,
Коли князь призовёт, бросим жён мы и дом,
И свои препояшем мы чресла на брань.
– Да, – добавил Голота, нам выбора нет,
– И к тому ж за Мамая Ягайло Литовский,
Да ещё окаянный Рязанский Олег –
За Коломну, что отнял Димитрий Московский,
Хочет мстить – будто Русь вся тому виновата,
Уж и так в межусобьях шли брат мы на брата…
– Что, Добрыня, друг верный, ты вдруг приуныл?
Иль на бой с басурманом идти нету сил?
– Не берёт меня в полк свой Микула Васильич,
Говорит, сечи бранной хромой не осилит,
И живой оружейник нужней, наконец, –
Сотоварищам молвил печально кузнец.
– Вот и ладно, – серьезно заметил Голота, –
Будем знать, что поддержит жён наших хоть кто-то,
Коли жизнь за Отчизну и веру положим,
И сынам, дочерям нашим в горе поможет…
– Но пойду все же я, пусть не с ратию бранной –
А с походною кузней – подковы менять,
Быть в походе смогу и с полком я охранным,
Чтоб заставы к полкам по ночам расставлять…
– Это важно, война ведь – не все брань и рать,
Дел немало мужичьих в военном походе:
С провиантом обозы и сон охранять,
Ладить нужно мосты наплавные и броды.
3.
Коломна полнилась тревожным ожиданьем
И колокол всполошный звал на сборы,
Народ томился в разговорах и топтании,
И крестный ход ждал встречи у собора.
Но вот как пред грозой земля дрожит
И сполохи под солнцем там и тут,
И гул, как вал, растёт от тысяч ног, копыт,
И вскрики катятся: «Смотри, идут! Идут!»
Ведёт полки великий князь Московский
К добротным стенам крепостным, кремлёвским,
А здесь, у главных Пятницких ворот
Встречает князя песнопеньем крестный ход.
Народ коломенский как будто заворожен
Мерцаньем золотым доспехов в шлейфе пыли.
И звон стоит – призывен и тревожен,
И колоколен звонких шпили в небо впились.
От княжьих мантий облик рати красен,
Вот сходит с белого коня великий князь,
К нему епископ близится – отец Герасим,
Событьем важным сим и строжась, и светясь.
Вокруг кресты, хоругви, древние иконы,
Святых отцов сияет ярко облаченье,
Князь, осенив себя крестом, с поклоном
Владыки получил благословенье.
В Успенском помолился князь соборе –
Храм переполнен был молящимся народом,
И каждый будто бы другому вторил –
И небо приняло молитву ту над сводом.
Под звон согласный храмов и церквей,
Пошел со свитою на государев двор он,
Чтоб с Думой воевод, бояр, князей
Держать советы о сраженьи и дозорах.
А рати у Коломны встали шумным станом,
Раскинув пёстрые просторные шатры,
И сбрую чистили, и холили коней буланых,
В реке купались, жгли походные костры.
Врезались клином в небо, улетая, журавли,
Прощаясь с городом и летом скорбным плачем,
А рати новые к Коломне шли и шли:
Наутро смотр на поле Девичьем назначен.
СКАЗ О ДЕВИЧЬЕМ ПОЛЕ
1.
У Коломны, на юге, где Оки мчались воды,
Поле Девичье мягкой травою стелилось,
Здесь плелись испокон, как венки, хороводы,
Игрищ бурных народных обрядье творилось.
Русых девичьих кос налитые колосья
Колыхались под песни в ажурных уборах,
И несли ветры вешние разноголосье,
В заповедье девичье – на Девичью гору.
Там хранится зола древних капищ языческих,
Где богине любви – славной солнечной Ладе
Сотворялись послания гимнов ведических
И любви, и весны, и зачатья обряды.
Были жрицами Лады только девы прекрасные,
Они травы там жгли и резвились на воле,
И молитвы, и песни, как очи их, ясные,
Опускались покровом на Девичье поле.
Много видело небо над полем беды:
Здесь когда-то баскаки из ханской орды
Отбирали в гаремы свои на потребу
Русских дев златокосых с очами, как небо.
Своей каждой былинкой помнит Девичье поле
Их стенанья и слёзы о горестной доле.
Не могли ни они, ни враги знать такого,
Что на поле отмщенье придёт Куликовом.
2.
Не знавало того поле Девичье сроду,
Чтоб пришло на него столько много народу.
Боевым распорядком поставлены рати,
Чтобы каждый в бою место смог свое знать.
Много тысяч в полках, не охватит их взгляд,
И доспехи как медные бубны звенят.
Князь великий с дозором все рати обходит,
Ставит в каждом полку своего воеводу.
Белый конь у него, строг, торжественен князь,
Окропляют полки русской церкви отцы:
Русь Святая на праведный бой собралась.
Рати блещут бронями, пестреют щиты,
В свете дня, словно злато, сияют шеломы,
Реют в небе, светясь, полковые знамёёна,
С чёрным знаменем князь, на нём лик золотой
И сияет над войском Христос всеблагой.
А на всхолмьях коломничей толпы стоят
И с восторгом, и с болью на войско глядят:
Да неужто вся Русь собралась здесь на бой,
Чтоб покончить навек с Золотою Ордой?!
«Кто за смертью идет? Кто домой возвернется?» --
Кто то шепчет в толпе, раздираемый страхом,
А блаженный, что был там, упал, оземь бьётся,
И от слов его скорбных весь люд так и ахнул:
– Вижу клонятся травы, становятся ржавыми,
От несметныя ратей поле кажется узким,
Будет битва с врагами жестокой, кровавой,
Будет много посечено воинов русских.
Как стога будут выситься горы убитых,
Будут устья у рек как уста окровавлены,
Будут лютые волки и вороны сыты,
И нескоро Русь будет от горя избавлена…
От пророчества кровь у стоящих застыла,
Но молитва зловещую тишь перекрыла:
– Пресвятая Богородица! Заступница!
Ты покрой всех нас ризой нетленною,
Враг поганый от нас пусть отступится,
Одари Русь удачей военною.
Не отдай на разор землю русскую, верную,
И церквей наших святость не выдай на скверну!…
СКАЗ ОБ ОТРОКАХ КОЛОМЕНСКИХ И НАСТАВНИКЕ ИХ КЛИМЯТЕ
1.
Взирали с завистью и восхищением на рати,
Открыв сердца, глаза, ну, и, конечно, рот,
Четыре мальчика посадской смелой братии,
До слёз жалея, что их не берут в поход.
То отроки купца – сын вездесущий Гринька,
Да Фрол премудрый – ученик послушный,
И кузнеца Добрыни подмастерье Зинька,
Да и Надей – Неждана отрок простодушный.
Никто не знал вокруг, не ведал, что умели
Они сидеть в седле, скакать ловчей отцов,
И метким выстрелом разить любые цели,
Одним крутым ударом с ног валить врагов.
Они как соколы свободные по городу летали –
В посадских улочках им было явно тесно,
Отвагу доказать свою они отцам мечтали,
И распевали часто во все горло песню:
На Москве, да на реке,
Да на Пьяной-то луке,
Там гулял Бобреня-хват,
Враг купцам, а черту брат.
Эх, ма! Кутерьма!
Был Бобреня вечно пьян,
Да на драки слишком рьян.
Он с ватагой молодцов
Грабил лодьи всех купцов.
Эх, ма! Кутерьма!
Все Бобрене нипочем,
Раззудись, раздайсь плечо,
Натянитесь круче луки,
Да в борта упритесь крюки.
Эх, ма! Кутерьма!
Но призрел Бобреню Бог,
Больше грабить он не смог,
И построил богатырь
Да Бобренев монастырь.
Эх, ма! Кутерьма!
Дела бывали у мальчишек и достойнее,
Чем песни петь и прыть свою являть:
Учиться ремеслу, занятьям воина ,
Отцам в делах домашних помогать.
Был в деле ратном у ребят наставник –
Свояк Голоты – доблестный Климята,
Известный людям подвигами славными –
Души не чаяли в учителе ребята.
2.
Когда-то молодой совсем ещё Климята
Влюбился так, что жар пылал в крови,
Мечтал с женою молодой Гостятой
Весь век прожить в довольстве и любви.
Но наградил его Господь судьбой иною,
Что счастьем мирным насладиться не дала:
Пришла беда в семью – и язвой моровою
Гостяту в одночасье отняла.
Детишек не было. Жену другую брать не стал –
Единственную позабыть никак не смог,
И в самых страшных бранях смерть искал,
Но сберегал Климяту, видно, Бог.
Он воевал всегда, в походах был везде,
Старался дальше уходить и оставаться дольше,
Был в ненавистной с детства Золотой Орде,
В Литве, враждебной русичам, и в Польше.
И в Кафе был послом. И в Персии однажды
Бывал сей муж коломенский отважный.
Он не любил лишь распри межусобные –
К ним отношенье он имел особое:
В борьбе за власть, за стол удельные князья
Народ губили, распрями объяты –
К разбою побуждать людей нельзя,
И не по Божьи, когда брат идет на брата.
Немало стран он видел, языки познал,
Чужих народов нравы и обычья,
Так много разного Климята разузнал,
Что было грех с детьми не поделиться.
Он и Микулу, и Ивана обучал всему –
Чужому языку, письму, да воинскому делу,
Наставничество нравилось ему и самому –
Весь опыт отрокам отдать хотелось.
3.
Ничего от вниманья ребят не укрыть
Все у них под присмотром разящего ока,
И однажды, примчавшись домой во всю прыть,
Закричали наставнику смелые отроки:
– Дядька! Дядька Климята! Пойдем поскорей!
Там на площади крутится хитрый проныра,
Про полки, да про сечу пытает людей,
Нос рязанский сует во все щели и дыры.
Оказалось то правдой. По свежему следу
Отыскали Довмона – холопа Олега,
Был захвачен немедля рязанский лазутчик
И допрошен, и вервием накрепко скручен,
Да в темницу Застеночной башни кремля
Брошен хитрый рязанин Климятой со стражею.
И вскричали мальчишки, восторгом бурля:
– Не попустим нисколько мы происков вражьих!
И пошли всей четверкой стеною сплетясь,
Распевая себе похвалы, не стыдясь:
– Эх, да мы вскормлены с копья острого,
Эх, да мы вспоены с меча плоского!
И крепки мы, и силы все вместе огромной,
Защитим от врагов и спасем мы Коломну,
Мы, да рвы, да надолбы, да волчии ямы,
Да тесовые стены, да железны капканы!
4.
В день слиянья полков, в праздник светлый Успенья,
Дал владыка Коломенский благословенье,
На далекий поход, на великую сечу –
Победить, иль сподобиться царствия вечного.
Уряжали полки, шли поспешные сборы,
Солнце яркое, множась в доспехах, сверкало,
Наполнялись народом все церкви, соборы,
Пока время на брань выходить не настало.
И мальчишки строжали – дел не мало у них:
Загружали с отцами телеги обозные,
Поддержать и утешить старались своих –
Понимали, грядут испытанья серьёзные.
А Коломна гудит, к сече жаркой готовятся
Все – от отроков малых до старцев седых,
И тревожно в Коломне, и печалями полнятся
В каждом доме сердца жён и дев молодых.
СКАЗ О ПЕЧАЛЯХ ЖЕН И ДЕВ КОЛОМЕНСКИХ
1.
До вечерней зари у окошка томилась –
Наконец-то вернулись Иван и Данила,
Тихо молвил супруг, лишь вошел, от двери:
– Истопи-ка нам баньку, калиту собери…
Молча встала Авдотья, цепенея от страха,
Собрала в сумы хлеб, да простые рубахи,
Лук и соль, и тарель, нож и чашу, и ложку,
Да пирог, да навяленной рыбы немножко…
Три сумы: мужу, брату и старшему сыну,
Что в Коломенский полк завтра встанут – все трое,
И рыдала над каждой в простую холстину,
И молилась: «Господь всемогущий! Укрой их!..»
После бани сидели семьей за столом,
Но недолго, всем было тоскливо, невмочь.
Разошлись почивать, замер тягостно дом.
Жаркой, страстной была их последняя ночь…
2.
Билась в горе в объятьях Неждана Улита,
Он, страшась её слез, как умел утешал:
– Не волнуйся, жена, не бывать мне убитым,
Ведь теперь я не пешец – коня купец дал.
А Добрыня, кузнец, дал шелом мне и латы,
Буду я осторожен, – сказал виновато,
И подумал: «Погибель мою не снесёт…
Помоги им Господь! Что в сиротстве их ждет?»
Еле сдерживал слёзы, нахмурясь, Надей,
А Омела, сжав губы, старалась быть строже,
И не знала, скрывать ли, признаться ли ей,
Что в поход, исхитрившись, идёт она тоже.
«Нет, пред самым уходом Надею скажу,
А не то он помчится вослед, бросив мать».
Сумку тихо сегодня в сенях положу…».
– Хватит плакать. Пора уж на стол накрывать…
3.
Стол после ужина прибрав, Омела мчится к Зване –
Поведать ей о планах и проститься,
Просить заботиться о хворой маме,
И тайной девичьей с подругой поделиться.
– В поход идешь?! Ведь женщинам нельзя…
– А я оденусь парнем, мне Стехно поможет,
Ведь это он переодеться подсказал,
Когда узнал, что я хочу пойти с обозом.
– Но как ты будешь жить средь мужиков, одна?
Ты представляешь, как там будет сложно?
– Стехно могу довериться во всём сполна,
Он понимает всё. И он такой надёжный.
– В тебя влюблён Стехно, всем это видно, –
С улыбкой грустной говорит подруге Звана, –
И удивляюсь я: неужто не обидно
Ему, что любишь всей душою ты Ивана?
– Так ты заметила, – Омела растерялась, –
Мне кажется я хорошо скрывалась…
Таилась мыслью я, не то, что словом, взглядом…
Но я должна быть в это время рядом,
Ивана я должна от смерти уберечь,
Спасти, укрыть, беду предостеречь…
Я знаю, что моим он никогда не будет,
Но разум крепко спит, коль сердце любит.
– И это правда, – Звана с болью усмехнулась,
Мой разум тоже спит, когда с Микулой
Встречаюсь я, всем, всем наперекор…
Давай закончим это грустный разговор.
И я с тобой пойти б на Дон хотела,
Но не могу теперь, поверь, Омела.
Я не одна, на мне Федора. И я брюхата, –
Сказала вдруг, смутившись виновато.
– О, Боже! И Микула ничего не знает?
– Нет. Я смущать его, тревожить не могу,
Мне кажется, меня он в жены не желает,
Я пред семьею всей его и так в долгу…
Ты присмотри там и за ним, я умоляю!
И ты захочешь раненным помочь, я знаю –
Я дам и снадобья тебе, и травы для отваров,
И мазь для излеченья ран кровавых.
Омеле Звана снадобья знахарские вручила,
И, провожая, у двери уж пошутила:
- Сейчас я сон-травою напою свою Федору
И буду ждать. Придёт Микула скоро…
Прислушивалась чутко, сердцем изнывая –
Придёт ли попрощаться милый друг?
И бросилась к окошку, обмирая,
На осторожный, но упорный стук…
4.
Извелась, истерзалась вся Марфа Петровна,
Под глазами круги, скорбным ликом бескровна:
Сын любимый впервые на битву идет,
Дочь тоскует, не ест пятый день и не пьёт.
Дома тихо, тоскливо все, нехорошо,
И Микула тайком на ночь снова ушел…
Озабочен Добрыня, сердце гложет печаль –
Дочерей и жену оставлять ему жаль.
И тревога, как нож, за Микулу шального:
Слишком парень горяч и всегда впереди,
Не случилось бы с сыном чего-то плохого –
От предчувствий дурных защемило в груди.
Все походное собрано, в сумки уложено,
Пред походом на отдых пораньше положено,
Но в постель не зовет его что-то жена,
И никто не уснул – видно, всем не до сна…
5.
Настало утро – время всем прощаться,
У лагеря сошлась коломенская рать,
Там и Добрыни, и Данилы домочадцы –
Стараются в толпе не потеряться.
Все тонет в бряцанье доспехов, в плаче,
Мужчины смотрят уже отстранённо,
Авдотья Марфу обнимает, слёз не пряча,
Чуть в стороне прощаются влюблённые.
Микула втайне смотрит за плечо Миланы –
Он знает, где-то прячется там Звана:
«Я ненавистна, нежеланна для них всех
Но я люблю, люблю! Да разве это грех?»
Стоит как мёртвая, и слёзы застят свет,
Прислушалась: неужто сердце бьётся?
А губы страшный молвили обет:
«Я отступлюсь. Пусть только он вернётся!..»
6.
Все советы прошли, все заветы отмолены,
И походным порядком полки все устроены,
И на запад пошли вдоль великой Оки,
К полю брани на Дон русских воев полки.
А вся Русь и Коломна затаились в волненьи,
Проводил в неизвестность своих каждый дом,
Жёны, матери, дети, невесты в смятеньи
Оставались, в печалях о нём, дорогом…
7.
Стоит Милана пред старинною иконой
Серебряный в ладонях её коник,
То оберег – забыла дать его Микуле…
Она с ланит росинки слёз смахнула
И под икону оберег свой положила.
От дум кружится голова и нету силы…
Но вот к оконцу чистому Милана села
И, глядя в небо, песнь свою запела:
«Я поила голубку слезами,
Я кормила её белым хлебом,
Ты лети над горами долами,
Посмотри, где любимый, разведай,
Осени ты крылом его раны,
Донеси оберег от Миланы…»
И ветер плач девичий бережно понёс
На поле Куликово – поле горьких слез.
8.
Любава, вскрикнув, пробудилась ото сна:
Во сне увидела она лежащего Ивана,
Он бледен был, как мел, на помощь звал, она
В окно с тревогою взглянула: слишком рано.
Искала след Ивана в звёздном серебре,
С венком из незабудок и ромашек белых
К Москве-реке пошла на утренней заре
И, бросив его в воду, страстно пела:
«О, сокол ясный мой, как я тебя люблю!
В жестоком и кровавом том бою
Примчусь к тебе я жертвенною ланью,
Сквозь тьмы врагов пробью к тебе я путь,
Ты приласкаешь меня своей дланью
И меч вонзишь в трепещущую грудь,
И выпьешь животворну кровь мою,
И сменишь смерть свою на жизнь мою!..»
9.
Для Званы тягостные ночи потянулись
Без весточки о нем… Да как же ей прознать,
Как там в походе? Жив, здоров Микула?
В ночь на Семёнов день решила погадать.
Зажгла три тонких трепетных лучины,
Взяла с крещенскою водой братину
И в гладь воды направила свой взгляд,
Творя старинный девичий обряд:
«Покажи мне, мать влюблённых Лада,
Где единственный мой, моя радость?
Что с ним? Так же он здоров, силён?
Будет ворог злой им побеждён?
Крепко ли любимый мой в седле сидит?
Да целы ли латы, да надежен щит?
Жив ли сокол, князь мой ненаглядный,
Там на берегах чужой Непрядвы?»
В гладь воды, как в зеркало, взглянула,
Видит, та, взбурлив, побагровела,
И виденье страшное мелькнуло.
Звана вскрикнула и дико отшатнулась:
У коня в крови лежит ничком Микула,
Нету жизни на его ланитах белых,
Порвана кольчуга, на плече у шеи
Рана страшная победно рдеет.
Вот что мати Лада ты мне нагадала!
Всё в груди у Званы помертвело,
И она в слезах к земле припала,
«Матерь Божья! Ты не досмотрела?!.» –
Толь корила, то ли вопрошала,
«Спит любимый вечным сном, не дышит…
Мать – Сыра Земля! Пусть он услышит
Плач мой!», – горько Звана причитала…
Окончание http://www.proza.ru/2010/03/07/26
Иллюстрация: монтаж картин Константина Васильева "Отечество" и "Ярославна"