Она по-настоящему красива. И если бы мне не было известно, что Ирина Викторовна Галина является знаменитым врачом-неврологом доктором медицинских наук, профессором, председателем правления института имени Януша Корчака и главным специалистом Одесского городского центра реабилитации детей-инвалидов, я бы приняла ее за актрису. Или писательницу. Или скульптора. В общем, за личность, непременно связанную с творческой профессией.
Честно говоря, именно так я и думала, постоянно сталкиваясь с Ириной Викторовной на концертах в филармонии, выставках, презентациях и прочих светских тусовках, на которых она, элегантная, статная, потрясающе притягательная и неизменно сияющая улыбкой, «за которую можно отдать мир» (цитирую одного ее верного поклонника), всегда оказывалась в центре внимания.
Это потом, когда мы познакомились, она призналась: «Я очень любопытна и стараюсь не пропускать в городе ничего интересного». А я подумала, что не так уж и ошиблась: профессор Галина – настоящая творческая личность, осененная Божьим даром не просто воплощать в жизнь свои иногда кажущиеся фантастическими проекты, а и лепить личности из очень даже неподатливого для руки творца «материала». Профессор Галина работает с детьми-инвалидами, страдающими умственной отсталостью.
В прошлом году у Ирины Викторовны был юбилей: ей исполнилось семьдесят пять. И когда я при встрече совершенно искренне заявила, что ее прямо-таки вызывающая моложавость заставляет сильно сомневаться в правильности даты рождения, проставленной в паспорте, Галина рассмеялась: «Раневская как-то сказала, что женщине в определенном возрасте надо не уменьшать свой возраст, а увеличивать, чтобы все удивлялись: как, вам уже семьдесят восемь, а вы выглядите на семьдесят пять!» Я следую этому завету».
С этой шутки и началось интервью, которое профессор Галина со свойственной ей веселой доброжелательностью несмотря на свою невероятную занятость легко согласилась дать «Югу».
- Ирина Викторовна, почему все-таки вашей судьбой стала медицина? Ваши родители были врачами?
- Представьте, да. Мой папа был известным в Харькове - городе, где я и родилась - акушером-гинекологом, заведующим кафедрой в Харьковском стоматологическом институте. Мама – врачом-невропатологом. Правда, я вначале поступила на химический факультет Харьковского университета и даже проучилась на нем три курса, а потом поняла, что мое призвание все-таки медицина. Мединститут я заканчивала в городе Твери, который в те годы назывался Калининым.
Потом была очень интересная работа в клинике Первого Московского мединститута, которую я до сих пор вспоминаю не просто с благодарностью, а с нежностью. Там царила такая дружеско-творческая атмосфера и работали такие необыкновенные врачи и люди, что профессиональная и моральная закалка, полученная в первые годы моей работы по специальности, осталась со мной на всю жизнь.
- А как вы оказались в Одессе?
- Вышла замуж за одессита. Вы же знаете, что одесситы не приживаются нигде и рвутся в свой город при малейшей возможности. Мне пришлось, как декабристке, последовать за любимым супругом (смеется).
- Ну и как приняла вас Одесса? Тяжело было приживаться?
- Очень тяжело. Я привыкла, что в Москве оценивали по способностям, то есть тебя ценили исключительно за тебя. У меня уже был определенный опыт врача-невролога, несколько заметных научных публикаций. Одним словом, «столичная штучка» Ира Галина надеялась на соответствующий прием в одесских медицинских кругах. Но в Одессе я оказалась никому не нужной.
С трудом устроилась в санаторий «Куяльник», где в то время было огромное количество неврологических больных. Поначалу расстраивалась, думала, что санаторий – это что-то сродни дому отдыха. А потом благодарила судьбу за возможность такой обширной медицинской практики.
Позже был институт психоневрологии под руководством академика Маркелова, который довольно быстро закрылся, и меня, как это было положено по трудовому законодательству, трудоустроили в Одесский институт курортологии. Это был перст судьбы. Здесь я впервые столкнулась с детьми, страдающими детским церебральным параличом, и начала всерьез заниматься этой медицинской проблемой.
Вы наверное не знаете, что до середины шестидесятых ДЦП был практически не исследован наукой. Все внимание уделялось полиомиелиту, пандемия которого свирепствовала в мире. А к 1965 году она была погашена, больные полиомиелитом перестали поступать в лечебные учреждения, и образовавшиеся ниши стали стихийно заполняться больными ДЦП. Что с ними делать, толком не знал никто.
Ведь нашими пациентами становились в основном дети, и им было необходимо не только лечение, но и психологическая, социальная адаптация. Как ее организовать, с чего начать? Наши маленькие пациенты после двух месяцев санаторного лечения выбрасывались в буквальном смысле в никуда. Через год-полтора они снова поступали к нам – и все приходилось начинать сначала. Колоссальные усилия врачей шли насмарку.
- И у вас появилась идея создания Центра реабилитации детей-инвалидов?
- Вы такая быстрая. Все было не так, значительно сложнее и неожиданнее. Вообще я считаю, что случай в жизни играет огромную роль, но к нему нужно быть готовым.
Я защитила докторскую диссертацию и продолжала заниматься больными детьми. В санатории имени Чувырина нам выделили развалюшку, в которой, кроме меня, работали два научных сотрудника и два лаборанта.
В 1975 году наш небольшой научный коллектив разработал довольно эффективную методику стимуляции развития речи у детей-инвалидов и создал специальный аппарат для ее проведения. Мы оформили патент на свое научное изобретение.
- Речь, как я понимаю, идет о так называемой «методике Галиной» развития речи у детей? Она ведь нисколько не устарела и не потеряла актуальности по сей день?
- Это действительно так. Но если бы не тот самый случай, о котором я твержу, никто бы о ней ничего не знал. В наш город приехал московский корреспондент, который собирал материалы о научных открытиях, сделанных в Одессе. Кто-то направил его к нам.
А мы в своей развалюшке уже занимались совсем другой темой, поскольку методика развития речи и наш аппарат уже были «сданы», как говорят ученые. Но все это произвело на журналиста такое огромное впечатление, что он разразился в «Правде» серьезной статьей «Теперь я умею говорить». И на нас обрушился вал больных с речевыми проблемами буквально со всех концов страны.
Мы задыхались, работали по двадцать пять часов в сутки, условий не было никаких, даже телефона в нашей развалюшке не было. А люди ехали и ехали. И мы им оказывали помощь.
- А вам, вашей уникальной научной группе кто-то в то время помог?
- Помогла перестройка, которая открыла возможности для новых инициатив. Однажды к нам пришли два молодых юриста Олег Кутателадзе и Александр Мучник, которые возглавляли Фонд социальной помощи населению имени доктора Гааза.
В 1988 году они создали институт Януша Корчака специально для поддержки нашей работы с детьми, страдающими умственной отсталостью.
- То есть вашему институту уже двадцать лет?
- Да, в прошлом году мы отметили его юбилей. Но вначале все было сложно: из санатория Чувырина, главный врач которого начал сдавать в аренду все, что можно и нельзя, нас выгнали. Мы в буквальном смысле оказались на улице. И это было страшно, потому что из-за отсутствия помещения все могло остановиться навсегда. А ведь за нами уже были сотни детей-инвалидов.
И вот Его Величество Случай номер два. В конце восьмидесятых годов я оказалась в Таллинне на крупном международном конгрессе по проблемам реабилитации детей-инвалидов, на котором сделала доклад на английском языке. После него ко мне подошел крупнейший специалист по этим проблемам, ученый с мировым именем, который в послевоенные годы создал целую систему реабилитации инвалидов в Европе, доктор Том Муттерс.
Благодаря моему владению английским мы смогли общаться свободно. Вот почему я говорю, что к «случаю» надо быть готовым. Встреча с доктором Муттерсом перевернула всю мою жизнь. Мы стали коллегами, друзьями, я побывала в Германии и изучила все тонкости его методики работы с детьми, страдающими умственной отсталостью.
Главный вывод: надо не больных детей стремиться приспособить к тяжелой и сложной жизни, а наоборот: жизнь приспосабливать к этим детям. Обеспечивать и прививать им высокие стандарты существования в социуме. Учить и давать возможность жить полноценно.
- Но как это возможно в наших условиях?
- Возможно! Но вначале нам самим следовало изучить передовые методики работы с такими детьми. Доктор Муттерс постоянно приезжал в Одессу с семинарами, присылал своих сотрудников. У нас уже много лет работает рекомендованный им специальный педагог Вернер Шпаннер. Удивительный специалист, который творит чудеса с детьми, отстающими в своем развитии.
Стала поступать и гуманитарная помощь. Так, немецкое Общество друзей имени доктора Гааза, которое возглавляет бургомистр города, где родился Гааз, Армин Арендт, искало в Советском Союзе места, где об этом милосердном человеке сохранилась память. Оказалось, что помнили о нем только в Ленинграде и Одессе, где были созданы соответствующие фонды помощи населению имени доктора Гааза.
И Арендт стал направлять поочередно раз в году целые караваны гуманитарной помощи то нам, то в Ленинград. Когда он изучил деятельность института Януша Корчака, помощь стала конкретной и адресной – мы стали получать оборудование для работы с нашими больными детьми. Все, что вы видите здесь сегодня, - от мебели до специфических реабилитационных аппаратов - это гуманитарная помощь.
А доктор Муттерс поспособствовал в получении гранта по международной программе «Тасис», который позволил в течение четырех лет финансировать нашу работу.
- Вот интересно, город как-то реагировал на создание института имени Януша Корчака, хоть как-то помогал?
- В 1996 году город выделил институту это здание (речь идет о детском саде по адресу: Гайдара,3 – Авт.). Незаконсервированное строение представляло собой развалины. Но мы своими силами отремонтировали одно крыло и начали полноценно работать. Поверьте, здание – это колоссальный подарок городских властей.
Без всяких комплиментов и желания польстить местной власти я говорю искреннее спасибо за все, что она для нас делает сегодня.
Когда закончился международный грант, Одесский горсовет создал на нашей базе городской Центр реабилитации детей-инвалидов, который финансируется Департаментом труда и социальной защиты. Когда мы разработали свою программу ранней реабилитации детей, отстающих в умственном развитии, город забрал ее под свое крыло и обеспечил финансирование. Мы создали производственные мастерские для наших воспитанников – горсовет также взялся материально поддерживать их деятельность.
То есть сегодня любая разработка, которую мы внедряем в жизнь и эффективность которой подтверждаем практикой, находит поддержку горсовета. А это деньги, без которых невозможна безвозмездная помощь нашим пациентам.
- Ирина Викторовна, расскажите, пожалуйста, подробнее о структуре вашего учреждения. Институт, центр… Я, наверное, запуталась в двух соснах, но никак не могу разделить их деятельность.
- Центр реабилитации детей-инвалидов – это коммунальная собственность города. Институт имени Януша Корчака – благотворительная общественная организация.
Институт аккумулирует материальные средства (транспорт, три микроавтобуса, два легковых автомобиля, медицинское оборудование и оборудование реабилитационных мастерских). А центр содержит специалистов и поддерживает их научную и педагогическую деятельность.
Возглавляет Центр и институт наш бессменный директор, замечательный человек Марина Константиновна Игонина. А я являюсь председателем правления института и главным специалистом Центра. В штатном расписании центра у нас сегодня числится семьдесят семь сотрудников, а в институте их двадцать четыре. То есть под одной крышей сосуществуют две организации, связанные между собой как сиамские близнецы и постоянно поддерживающие друг друга.
- Давайте поговорим о ваших методиках работы с детьми. Кстати, сколько пациентов получают здесь реабилитационную помощь сегодня?
- До ста семидесяти постоянных пациентов разных возрастных категорий, а с учетом нашего отделения ранней реабилитации – более четырехсот.
Мы стремимся, чтобы дети с факторами риска в развитии поступали к нам еще до того, как у них выявляются патологии. Оптимальный возраст – один месяц.
Наш принцип – минимум медикаментов, максимум развивающих занятий и процедур. В отделении ранней реабилитации мы работаем по пяти основным направлениям: развитие двигательных, интеллектуальных, сенсорных, речевых и социальных функций. Работа проводится целой командой специалистов: психологом, коррекционным педагогом, логопедом, тренерами по лечебной физкультуре, массажистом, физиотерапевтом, врачом-невропатологом. Медики осуществляют постоянное медицинское наблюдение за каждым ребенком, назначают необходимое лечение и физиотерапевтические процедуры.
- А в чем заключается уникальность вашей методики? Ведь все, о чем вы говорили выше, в принципе, довольно широко применяется при работе с умственно отсталыми детьми?
- Мы уделяем огромное внимание базовой вестибулярной системе. Вестибулярная стимуляция развивает двигательные возможности ребенка и как следствие постепенно избавляет его от поведенческих нарушений. Тренируем своих деток, как космонавтов, – используем все виды качелей, каруселей, подпрыгиваний и так далее. Это специальная методика, которая дает поразительные результаты.
А когда ребенок-инвалид начинает активно двигаться, происходит восполнение не только его двигательного, но и чувствительного дефицита, дефицита импульсов со стороны всех органов чувств. Ребенок должен хорошо ощущать все части своего тела. Если нет импульсов, то и мозг находится в неактивном состоянии и либо вообще не реагирует на действительность, либо реагирует неадекватно.
У тяжелых детей начинаем со стимуляции обоняния – порой это единственная возможность задействовать хоть один из органов чувств. Постепенно шаг за шагом вводим мозг в состояние активного бодрствования. Это сложно, требует терпения и безграничной любви к нашим маленьким пациентам. И все это – базовая стимуляция.
Активно применяем мы ипотерапию. Верховая езда – это не только вестибулярная стимуляция организма ребенка, но и прекрасный продольный вибрационный массаж, которому способствует специально выработанный аллюр лошади. Поза маленького пациента, когда ножки широко раздвинуты, поступающее снизу естественное тепло лошади, достигающее тридцати восьми градусов, – все это оказывает уникальное лечебное воздействие.
- Ирина Викторовна, а ваш центр как-то сотрудничает с Центром реабилитации детей инвалидов Литвака, или Домом с ангелом, как его называют?
- Конечно. Наши больные регулярно проходят там курсы восстановительной терапии. Но вы знаете, что центр Литвака больше специализируется на работе с детишками, страдающими ДЦП. И если у них есть пациенты нашего профиля, они поступают к нам. Мы работаем в буквальном смысле как сообщающиеся сосуды.
- Расскажите, пожалуйста, о социальной реабилитации, которую проходят ваши пациенты.
- В группах дневного пребывания нашего Центра дети находятся на протяжении пятнадцати-семнадцати лет. Утром их привозят к нам специальным автобусом, вечером развозят по домам. Для каждого ребенка разрабатывается индивидуальная коррекционно-реабилитационная программа с учетом его возможностей по направлениям: обучение навыкам самообслуживания и личной гигиены, социальным и бытовым навыкам, сексуальное воспитание, обучение ориентировке в окружающей среде и трудовым навыкам.
Моделируются реальные жизненные ситуации: походы за покупками в настоящий магазин, приготовление несложных блюд, уход за животными, экскурсии в общественные места: кафе, музеи, парки и так далее.
После завершения обучения в группах дневного пребывания в восемнадцати-двадцатилетнем возрасте наши пациенты переходят в группы трудовой подготовки на базе специализированных мастерских, где продолжается процесс социальной адаптации.
- Ирина Викторовна, но ведь наше общество в реальной жизни никак не помогает адаптироваться этим детям! Где они могут трудиться, применять знания, полученные в вашем центре?
- Это огромная проблема не только нашего города, но всей страны, всех постсоветских государств, где инвалиды всегда были изгоями социума. Вопиющая проблема!
Вот мы создали автоматическую прачечную, пошивочную и столярную мастерские, где трудятся наши воспитанники и зарабатывают вполне реальные деньги. В прачечную, например, по направлению органов социальной защиты со всей Одессы неимущие пенсионеры привозят на стирку и глажку белье. Четыре наших девочки под руководством инструктора перерабатывают до тысячи килограммов белья в месяц. Оплачивается все это за счет города. Но почему бы не создать такие социальные прачечные в каждом районе города, где трудились бы наши бывшие пациенты? Сколько их можно было бы трудоустроить и дать возможность почувствовать свою полноценность!
Или работает у нас замечательная бригада уборщиков и садовников, состоящая из ребят с синдромом Дауна. Они прекрасно справляются со своими обязанностями, всегда доброжелательны, открыты к общению, улыбчивы. Разве они не могли бы трудиться на благо города и на других объектах? К сожалению, пока никто не хочет помочь нам в решении этой насущной проблемы. Наши дети становятся взрослыми – от этого факта отмахиваться нельзя.
А вы пробовали поставить себя на место их родителей, которые мучительно страдают от мыслей, что будет с их детьми, когда они уйдут? Нужны социальные общежития, специальные пансионаты, квартиры для инвалидов с проблемами в умственном развитии. Они всю жизнь будут требовать помощи специалистов и социальной поддержки, но вместе с тем это не беспомощные особи. Это люди со всем спектром человеческих потребностей и эмоций. За границей у них проблем нет.
- Я слышала, что Президент Украины распорядился с целью социальной адаптации и обеспечения нормального развития детей с синдромом Дауна принимать их в обычные дошкольные учреждения. Это имеет смысл, как вы считаете?
- Безусловно, имеет. В 2000 году мы создали на базе нашего центра интегрированный детский сад, куда принимаем наряду с нормальными детьми наших пациентов с отсталостью в умственном развитии. Поначалу родители были категорически против подобного эксперимента. А сейчас в наш садик большая очередь, потому что мы доказали его эффективность. Результативность воспитательной работы с детьми достигается благодаря привлечению высоко квалифицированных специалистов, настоящих асов в своем деле.
Таких специалистов ныне не готовят нигде. И это еще одна пока неразрешимая проблема, касающаяся работы с детьми-инвалидами нашего профиля. Такие интегрированные детские сады должны быть в каждом районе, и работников для них надо готовить на специальных факультетах институтов различных профилей. А сейчас получится: в соответствии с распоряжением президента дети с синдромом Дауна и другими патологиями в умственном развитии будут поступать в обычные детские сады, а там не будут знать, что с ними делать. Ничего, кроме вреда, это принести не может.
Наш Центр включился в большой проект Евросоюза «Поможем детям в кризисе». Он предусматривает создание городской интегрированной службы для детей, нуждающихся в экстренной помощи. Среди них немало и детей-инвалидов, с которыми тоже должны целенаправленно работать специалисты. Так что проблема подготовки профессиональных кадров нашего профиля как никогда актуальна. И если честно, именно она не дает мне сегодня спокойно спать ночами.
- В июле-августе ваш Центр реабилитации детей-инвалидов и институт имени Януша Корчака закрываются на каникулы. До сентября дети будут постоянно находиться в своих семьях. Чем вы будете заниматься в отпуске?
- Отдыхать. Ежедневно купаться в море. Море – это мое хобби, моя любовь, моя жизнь. Буду заниматься своими двумя подобранными беспородными собаками и такой же подобрашкой-кошкой, которая неожиданно оказалась породы русская голубая. Буду общаться с дочерьми, старшая из которых, литератор и заместитель редактора журнала «Новый мир», сейчас живет в России, а младшая – доктор физико-математических наук, профессор Одесского Национального университета.
А еще буду скучать по своим деткам из Центра. Когда-то, в самом начале, я относилась к ним как к больным. А теперь просто люблю и стараюсь внушить их родителям, что все они замечательные. Просто немножечко другие.