Отшумела, отгуляла Масленица. Прокатилась по Рос-
сии расписными санями, горками да блинами. Лохматая, с
головной болью, как мужик в понедельник, въехала бесша-
башная в Великий пост и замерла. Остановилась оторопело:
баста! Колокола звонят. Потянулись соседи друг к другу:
«Прости, если чем обидел». Усовестилась душа и вновь себя
обретать стала. Свороченные скулы, разбитые носы, взбудо-
раженные души жаждали исцеления. Наступил пост души
и тела. Время сосредоточенности и расчётливой траты себя и
пищи. Как в полуденную жару на длинной степной дороге.
Пост. Великий. В сорок девять дней.
Первый мартовский снег, выпавший второго числа,
сокрыл следы загулов белой пушистой пеленой: начи-
най жизнь сначала, прокладывай новые стежки по чис-
тому холсту.
Пантелей Погорелов, отец и свёкр, вприглядку оско-
ромившись на Масленицу, всё чаще уединялся от боль-
шой семьи в хлевах и в заботах по хозяйству. Попросив
прощения в воскресенье вечером у главы семьи и сына
Гаврилы, он выбрал момент и покаялся перед Аграфеной.
Она не поняла за что, но никольщину вспомнила, смутно
и негреховно, подсознательно. Удивилась:
– Бог простит, батюшко. За что?
В этом «за что» и была догадка. И только сейчас ей
стало ясно: свёкр тогда покушался на неё. Жарко стало
до озноба.
– И вы меня простите, если что не так…
Стыдно стало.
А Пантелей – как занозу вытащил – саднило, но по-
легчало. Всю свою энергию зрелого мужика он выхлесты-
вал на уход за скотиной и ревнивое, пристальное обучение
многосложному крестьянскому труду любимого внука
Даньки. Да и самому Даньке нравилось потакать деду,
выполнять его указания, повторять его действия. В свои
14 лет он уже умел и оборки вить для лаптей, и поводки
для лошадей, плести лукошки из тальника и подгребать
сено в сенокос. Сидя верхом на Орлике, он боронил паш-
ню и даже пробовал пахать. Разумеется, не будь деда Пан-
телея, Данька всё равно прошёл бы все ступени крестьян-
ской академии. Но с Пантелеем было легко и интересно.
И Данька впитывал, перенимал все манеры, повадки и
интонации деда.
– Первый мартовский снег и собрать не грех, – солид-
но говорил Данька. – Надо матери с Дарьей сказать: пусть
соберут. Себя полечить, скотину напоить.
Дед Пантелей прятал в усах одобрительную улыбку.
Аграфена и без подсказок сына знала, что надо де-
лать, но его действенное желание делать всё по-взрослому
располагало к себе, вызывало улыбку:
– Соберём, сынок, соберём!
Как только выдали замуж Катерину, Аграфена ста-
ла больше уделять внимания Даше, теперь старшей в се-
мье. Ей через месяц исполнится 15 лет – тоже на выданье.
С началом весны садились крутояровские женщины за
кросна – ткацкие станки. До пашни и сева нужно успеть
соткать всю пряжу, сработанную девками на посиделках
и дома.
Пантелей наладил станок, и Аграфена вплотную за-
нялась обучением Даши ткачеству. Тут много тонкостей –
и славна та девушка, которая знает их. Катерина знала,
теперь очередь Даши. Вспомнив о старшей, Аграфена
вновь посожалела, что рано Катерина зачала ребёнка:
надо бы на Красную горку, после Пасхи. Трудно ей при-
дётся на ниве, ох, трудно! Не опросталась бы до срока…
А вот Лизавете Синебродовой не даёт Бог детей. Ка-
терина рассказала матери, зачем Лизка бегала к Евдокии
Клюкиной. Помоги ей Богородица! Не согрешила бы в Ве-
ликий пост… Не зачинают детей в это время – грех. И не
обманешь людей. Дотошные деревенские старухи до дня
высчитывают время грехопадения, вослед будут плевать-
ся. Да и на ребёнка ляжет тень…
Кончились праздники. Люди вернулись к ежеднев-
ным заботам: дрова, сено, рукомесло, ткачество…
А мартовский снег падал и падал.
Было светло и тихо.