Ошибки при цитировании произведений А. С. Пушкина

Кузнецова Любовь Алексеевна
               
                Нравственные уроки  русской литературы
                (Рекомендации к чтению)


                «Великая литература рождается тогда, когда
                пробуждается высокое нравственное чувство».
                Л.Толстой

               
Одна из распространенных ошибок  при цитировании та, что из контекста вырывается фраза и применяется, используется, как довод, какой цитируемым автором совсем не имелся  в виду.

«Любви все возрасты покорны» - говорится  как аксиома от Пушкина и далее понимается,  что в любом возрасте любовь прекрасна, а особенно в старческом.  И это стало уже общим местом  - так считать. А ведь у поэта после этих слов точка не стоит, поставлена точка с запятой и далее текст: 
         
                « Но юным девственным сердцам
                Ее порывы благотворны,
                Как бури вешние полям:
                В дожде страстей они свежеют,
                И обновляются и зреют –
                И жизнь могущая дает
                И пышный цвет и сладкий плод.
                Но в возраст поздний и бесплодный,
                На повороте наших лет,
                Печален страсти  мертвой след:
                Так бури осени холодной
                В болото обращают луг
                И обнажают лес вокруг».

Как видим,  Пушкин вкладывал совсем  другой смысл в это утверждение. В опере Чайковского «Евгений Онегин»  ария мужа Татьяны содержит уже тот смысл, какой подразумевают, когда цитируют эту фразу.

                «Любви все возрасты покорны,
                Ее порывы благотворны
                И  юноше в расцвете лет,
                Едва увидевшему свет,
                И опаленному судьбой
                Бойцу с седою головой.
                Онегин, я скрывать не стану:
                Безумно я люблю Татьяну…»
 
Когда на будущего супруга  впервые указывают:  «Вот отошел…  вот боком стал…», Татьяна спрашивает: «Кто? толстый этот генерал?» То есть, из романа Пушкина узнаем, что муж Татьяны был родней Онегина и был толстым.  А по истории знаем, что генералами становились и 20 и 30-летние. «Что муж в сраженьях изувечен, что нас за то ласкает двор»  - говорит Татьяна.  В романе ничего не говорится о возрасте генерала.  Но есть строки  романа, из которых становится ясно, что муж Татьяны едва ли не ровесник Онегина. 

«Скажи мне, князь, не знаешь ты,
Кто там в малиновом берете
С послом испанским говорит?»
Князь на Онегина глядит.
- Ага! Давно ж ты не был в свете.
Постой, тебя представлю я. –
«Да кто ж она?» - Жена моя.-
«Так ты женат! Не знал я ране!
Давно ли?» - Около двух лет, -
«На ком?»  -  На Лариной.  -  «Татьяне!»
-  Ты ей  знаком?  -  «Я им сосед».
-  О, так пойдем же.  -  Князь подходит
К своей жене и ей подводит
Родню и друга своего.   

Онегин на правах старого знакомого и родни свободно посещает дом князя, беседует с Татьяной.

Приходит муж. Он прерывает
Сей неприятный тет-а-тет;
С Онегиным он вспоминает
Проказы, шутки прежних лет.
Они смеются. Входят гости.

Из этого текста следует, что князь не старик вовсе, если даже «проказы, шутки прежних лет» у них в воспоминаниях общие. Стало быть, они люди одного поколения, как минимум, а возможно, что и ровесники.
 
А вот в опере муж Татьяны Лариной - «боец с седою головой». Но при чем же здесь Пушкин? Он-то писал совсем о другом. Не о неравном браке вовсе. 
Есть у Тютчева примечательное стихотворение.

                «Когда дряхлеющие силы
                Нам начинают изменять
                И мы должны, как старожилы, -
                Пришельцам новым место дать,-

                Спаси тогда нас, добрый гений,
                От малодушных укоризн,
                От клеветы, от озлоблений
                На изменяющую жизнь….» 

Это начало стихотворения, а в конце – такие строки: 

«…И старческой любви позорней 
 Сварливый старческий задор». 

Ф.И.Тютчев, написавший это стихотворение в 63 года, прожил сложную жизнь, полную любви и трагедий. Мало, по его мнению, есть проявлений чувств  позорней старческой любви, вот разве что задор.

К слову сказать, по воспоминаниям Т.А.Кузминской о Л.Н.Толстом (Письмо к Г.П.Блоку): «Когда Фет по-прежнему привозил свои новые произведения читать вслух, и если они были любовного молодого содержания, Лев Николаевич осуждал его, говоря, что противно видеть в старом человеке проявление молодой страсти».

У Пушкина есть строки:  «И, может быть, на мой закат печальный  Блеснет любовь улыбкою прощальной»,  но это не о старости.  Закат жизни  бывал и недалеко от рассвета, никому не дано знать своих сроков, жизнь самого Пушкина была коротка. 
 
Начав однажды цитировать неверно, приверженцы  старческой любви не могут остановиться, приписывая  Пушкину утверждение, которое он не высказывал. А это несправедливо по отношению к поэту.  Правильнее было бы ссылаться на оперу Чайковского, на либретто к ней, а не на роман «Евгений Онегин» и его автора.

Героиня романа в своей «отповеди» Онегину говорит:

                «Я вышла замуж. Вы должны,
                Я вас прошу, меня оставить;
                Я знаю: в вашем сердце есть
                И гордость и прямая честь.
                Я вас люблю (к чему лукавить?),
                Но я другому отдана;
                Я буду век ему верна».

Татьяна, «милый идеал», любимая автором героиня романа, местоимение «я», повторила  шесть раз в семи строках. Это предотвращает все возможности диалога. После письма  Онегина  Татьяне по времени, означенном в романе, проходит целая зима, прежде чем состоялся этот монолог. 

Пушкин в примечаниях  к «Евгению Онегину» писал: «Смеем уверить, что в нашем романе время расчислено по календарю».  За этот срок Татьяна приняла  твердое решение, потому и не обсуждает его с Онегиным, хотя и объясняет, что «быть чувства мелкого рабом»,  это недостойно его сердца и ума.  Автор, за пять строф до письма Онегина, иронизирует:

«Запретный плод вам подавай, 
А без того вам рай не рай».

Пушкин был сторонником такой позиции замужней женщины, какую высказывает Татьяна. «И солнце брака затмевает звезду стыдливую любви»  (А.С.Пушкин «К Родзянке»).  Отрадно знать, что такое же понятие о супружеской верности было и у жены поэта, достойнейшей Натальи Николаевны. На все  уговоры Дантеса  «нарушить ради него свой долг»  Наталья Николаевна отвечала: « …я люблю вас так, как никогда не любила, но не просите у меня никогда большего, чем мое сердце, потому что все остальное мне не принадлежит, и я не могу быть счастливой иначе, чем уважая свой долг…»  (Это из письма Дантеса  Геккерну 14 февраля 1836.)
 
В одной из статей о творчестве Пушкина Виссарион Григорьевич Белинский, приведя слова Татьяны Лариной «но я другому отдана и буду век ему верна», восклицает: «Но я другому отдана, именно отдана, а не отдалась! Вечная верность – кому и в чем? Верность таким отношениям, которые составляют профанацию чувства и чистоты женственности, потому что некоторые отношения, не освящаемые любовью, в высшей степени безнравственны…»

Конечно, «неистовый Виссарион», как называли его современники, не осуждал, а рассуждал.  Может быть,  не всегда те отношения, которые освящаются во время венчания и освящены искренней земной любовью?  Без ханжества в этом вопросе, следует заметить, что случается и такое. Как писал в стихотворении «Признание»  Евгений Баратынский, «мы не сердца под брачными венцами  -  мы жребии свои соединим».  Но союз освящен церковью!
 
Браки свершаются в храме - при полной, между прочим,  объявленной добровольности венчающихся.  А значит это то, что наступает дополнительная  нравственная ответственность за человека, ставшего супругом. Ответственность не только перед людьми и  перед самим собой, но и пред Богом.

Это дела чрезвычайно серьезные.  И далеко не каждый может себе позволить пренебречь церковными узами в пользу страстей и увлечений.    Или в пользу даже самой настоящей любви. Наталья  Николаевна, например,  себе этого не позволила, как и Татьяна Ларина, героиня великого романа, вымышленный поэтом персонаж.  Героиня романа Л.Н.Толстого «Анна Каренина»  по воле автора и по логике своего поступка и характера страшно закончила свою жизнь. (Как и героиня великого французского  романа  Гюстава Флобера «Мадам Бовари»).

Можно попытаться найти примеры в литературе, оправдывающие супружескую измену, но они как-то уже вне нравственной традиции.  В романе «Анна Каренина», при всем желании автора понять героиню,  предавшую долг, Толстой не находит иного выхода из такой любви, как только смерть.

Своему другу П.А.Плетневу  Пушкин писал: «Без политических свобод жить очень даже можно, без семейной неприкосновенности -  невозможно». Эту же мысль он высказывал и в письме своей жене. Во всяком случае, у поэта не получилось жить, когда нарушили его семейную неприкосновенность.

Когда читаешь повесть С.Т.Семенова  «Гаврила Скворцов» (1904), вспоминается роман «Евгений Онегин» (1823 – 1831) и не только потому, что герои этих произведений заглавные.

Казалось бы, несравнимые  вещи:  роман, написанный дворянином  о высшем свете и повесть, написанная крестьянином о крестьянах.   Но русская литература, при всем ее разнообразии, существует в одном духовном пространстве. Потому произведения разных авторов рифмуются, перекликаются, дополняют друг друга, предлагая решения сложнейших жизненных задач.

Хорошо бы, если повесть С.Т.Семенова «Гаврила Скворцов» рекомендовали к чтению   в школе одновременно с изучением романа  А.С.Пушкина «Евгений Онегин»! Таинственным образом в повести есть ответ на возникающий по прочтении  романа вопрос: почему Татьяна, любя Онегина, остается верной своему мужу.

У писателя Сергея Терентьевича Семенова (1868 – 1922) с предисловием Л.Н.Толстого вышло шеститомное  собрание сочинений, за которое он был удостоен премии Российской академии наук в 1912 году.  Прозаик, драматург, публицист, литератор Семенов был энциклопедистом  –  явление  очень редкое среди писателей-крестьян, еще реже среди них случались лауреаты Академической премии. Он с  воодушевлением встретил Октябрьскую революцию и, спустя пять лет, в 1922 году,  был убит кулацкой бандой за то, что был «избачем», библиотекарем, как сейчас бы сказали. Было ему  54 года.

Сергей Залыгин в предисловии к книге Семенова писал: «Однако, вот в чем дело: помимо исторического смысла и опыта, события имеют психологический смысл и опыт, который способен обогатить наши представления о тех людях, от которых мы происходили, а значит, и нас самих нынешних.…  Какие сложные, иногда безвыходно-запутанные отношения  бывают между отдельными людьми, каким испытаниям подвергаются нравственные правила».  Не проповедь, не исповедь, но «художественное свидетельство окружающего быта» (Залыгин) можно найти в произведениях крестьянина Семенова.
               
Как отмечает тот же Залыгин, слово у Семенова  «неискусно, а только истинно», потому возникает   безусловное душевное сочувствие к героям и полное доверие к автору. И хотя заканчивается повесть на трагической ноте, какая-то просветленность долго еще звучит в душе.

Есть у В.А.Солоухина стихотворение таинственным образом перекликающееся с повестью Семенова. Приведу его полностью.

                Вон с этой женщиной я долго целовался,
                Я целый день с ней жадно целовался.
                И вот живу. И вот гляжу, скучая,
                На небо в однотонных облаках.
                А на душе пустынно и неярко,
                Как будто я совсем не целовался.
                И пресно. И умыться не мешало б,
                А душу сполоснуть горячим спиртом,
                Граненый опрокинувши стакан.

                Вон с этой женщиной мы шли вечерним лесом,
                Я за нее руками не хватался.
                Я с ней совсем, совсем не целовался,
                Лишь на руках пронес через ручей.
                Она ко мне доверчиво прильнула,
                В мои глаза туманно заглянула
                И щеку мне дыханьем обожгла.
               
                И вот живу. И грудь полна восторга,
                И легкое кружение, как будто
                Я выпил спирт и тут же захмелел,
                А на щеке горячее дыханье
                Еще живет. Боюсь рукой коснуться,
                Чтоб не стереть его. Не уничтожить.
                Так что ж такое женская любовь?
         
Конечно, это вопрос  -  из разряда вечных. Но существуют  традиции нравственности, выразителями которых становятся великие писатели, они прямо высказываются о том, что свойственно национальному характеру, они отвечают на вечные вопросы. 

Чем же похожа повесть Семенова на роман Пушкина?  А тем, что говорит о счастье, какое было бы «так возможно, так близко» и для героев романа, если бы Онегин был достоин своей любви, и не думала бы о нем  любящая Татьяна: «уж не пародия  ли он?».
 
Авторы  этих произведений стоят на том, что соблюдение нравственных правил – есть необходимое условие жизни. А ничего не бывает достовернее, правдивее, чем сама жизнь, авторы  настоящих художественных произведений  и те,  «с кого они портреты пишут».

            
                2 часть


«Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать» –  когда приводят эти слова, то ссылаются на авторство Пушкина. Конечно, автор – Пушкин. Но кому по сюжету принадлежит эта фраза?  Ведь если обратиться к произведению, в котором эта строка, то сразу станет понятно, что это не мысль поэта. Это высказывание  персонажа.

Литературный персонаж это  даже и не лирический герой, который может носить признаки характера автора  или быть выразителем его мыслей.   Речь литературного героя, которому автор сообщает те или иные черты, характеризует только его самого, сочиненного и выдуманного.   Не всегда мнение художника совпадает с мнением  персонажа, отнюдь нет. 

Почему же слова Книгопродавца (так обозначен герой) из стихотворения «Разговор книгопродавца с поэтом» приписывать  взялись самому Пушкину? Вот контекст часто цитируемой фразы:

                Книгопродавец

                Итак, любовью утомленный,
                Наскуча лепетом молвы,
                Заране отказались вы
                От вашей лиры вдохновенной.
                Теперь, оставя шумный свет,
                И муз и ветреную моду,
                Что ж изберете вы?

                Поэт
                Свободу

                Книгопродавец

                Прекрасно. Вот же вам совет.
                Внемлите истине полезной:
                Наш век торгаш; в сей век железный
                Без денег и свободы нет.
                Что слава? – Яркая заплата
                На ветхом рубище певца.
                Нам нужно злата, злата, злата:
                Копите злато до конца!
                Предвижу ваше возраженье;
                Но вас я знаю, господа:
                Вам ваше дорого творенье,
                Пока на пламени труда
                Кипит, бурлит воображенье;
                Оно застынет, и тогда
                Постыло вам и сочиненье.
                Позвольте просто вам сказать:
                Не продается вдохновенье,
                Но можно рукопись продать.
                Что ж медлить? Уж ко мне заходят
                Нетерпеливые чтецы;
                Вкруг лавки журналисты бродят,
                За ними тощие певцы:
                Кто просит пищи для сатиры,
                Кто для души, кто для пера;
                И признаюсь – от вашей лиры
                Предвижу много я добра.

                Поэт

     Вы совершенно правы. Вот вам моя рукопись. Условимся.
               
На этом стихотворение заканчивается. А в целом оно на пяти страницах, разговор серьезный. Как видим, нет никаких сомнений в том, что позиции автора стихотворения и героя стихотворения  Книгопродавца, мягко говоря, не совпадают.

Природа творчества, как известно,  такова, что компромиссы ей противопоказаны. Как только герой стихотворения  Поэт согласился с Книгопродавцем, он сразу перешел на прозу. Тут можно понимать так, что и поэтом он быть перестал. А иначе, зачем эта фраза в стихотворении написана прозаическим текстом?

Поэт  соглашается с предложением Книгопродавца, высказанным весьма цинично:

                Стишки любимца муз и граций
                Мы вмиг рублями заменим
                И в пук наличных ассигнаций
                Листочки ваши обратим.

Слова уменьшительно-ласкательного оттенка звучат как уничижительные: «стишки», «листочки».

И тем несправедливее, что речь такого персонажа приписывается самому Александру Сергеевичу!  Так ведь и говорится: «Как сказал Пушкин, не продается вдохновенье, но можно рукопись продать». Не говорил этого Пушкин! Это утверждение принадлежит персонажу.  Точно на том же основании можно было бы утверждать, что Пушкин сказал: «Нам нужно злата, злата, злата; Копите злато до конца!» Это ведь из одной тирады, в общем. 

Мне кажется, что это даже  как-то оскорбительно для памяти гения, когда звучит эта, с позволения сказать, цитата. Обидно, что самого поэта  отождествляют, в данном случае, с персонажем, который вряд ли ему духовно близок.

Ведь как ловко Книгопродавец мыслишку-то обернул, как  подогнал, как ввернул! О, этот торгашеский дух, это стремление сделать из творца обслугу!

Поэт спрашивает: «Что слава? Шепот ли чтеца? Гоненье ль низкого невежды? Иль восхищение глупца?», а  Книгопродавец ему: «Что слава? Яркая заплата на ветхом рубище певца», но, тем не менее, признается: «от вашей лиры предвижу много я добра». Он потому и убеждает продать рукопись, что рассчитывает выгоду получить.  Что в этом, казалось бы, плохого? Конечно, тогда еще не существовало определения «интеллектуальная собственность», но и в наше время разве есть защита от произвола торгашей с их-то подходцами? 

Искусство  -  не коммерция, всякая попытка сделать из него товар вредит искусству. За свою жизнь Пушкин так и не смог «освободится от частных и других долгов». И это творец такого дарования! 

В 19 веке считалось, что настоящий художник служит своему дару, но не заставляет свой талант служить своей личной выгоде.  Как писал Е.А.Боратынский: «Литературный труд сам себе награда; у нас, слава богу, степень уважения, которую мы приобретаем, как писатели, не соразмеряется торговым успехом». Пушкин пытался жить литературным трудом. Потому особенно близка ему тема взаимоотношений поэта и книгопродавца.

Не так безобидны те, кто желает заработать на чужом таланте. Вот статья В.Ф. Одоевского, написанная в защиту Пушкина.  В 1836 году  она  не могла быть напечатана, потому что в Петербурге не было литературных изданий, кроме тех, против которых она направлена. 

Вот что  пишет Одоевский. «Было время, когда Пушкин, беззаботный, беспечный, бросал свой драгоценный бисер на всяком перекрестке; сметливые люди его подымали, хвастались им, продавали и наживались; ремесло было прибыльно, стоило надоесть поэту и пустить в воздух несколько фраз о своем бескорыстии, о любви к наукам и литературе. Поэт верил на слово, потому что имел похвальное обыкновение даже не заглядывать в те статьи, которые помещались рядом с его произведениями. – Тогда все литературные промышленники стояли на коленях перед поэтом, курили перед ним фимиам похвалы заслуженной и незаслуженной».  Далее Одоевский пишет: «Но есть время всему. Пушкин возмужал, Пушкин понял свое значение в русской литературе, понял вес, который его имя придавало изданиям, удостаиваемым его произведений; он посмотрел вокруг себя и был поражен печальною картиною нашей литературной расправы, - ее площадною бранью, ее коммерческим направлением, и имя Пушкина исчезло на многих, многих изданиях!  Что было делать тогда литературным негоциантам?..  Негоцианты, зная, что в их руках находится исключительное право литературной жизни и смерти, решились испытать, нельзя ли им обойтись без Пушкина. И замолкли похвалы поэту. Замолкли когда же? Когда Пушкин издал «Полтаву» и «Бориса Годунова», два произведения, доставившие ему прочное, неоспоримое право на звание первого поэта в России! Об них почти никто не сказал ни слова, и одно это молчание говорит больше, нежели все наши так называемые разборы и критики».

Пушкин позволил себе отойти от ангажированных изданий и предпринял попытку издавать «Современник». Вышло четыре номера из которых каждый последующий был убыточнее предыдущего и это была организованная публикой акция. 

Одоевский пишет: «Тяжел гнев поэта! Тяжело признаваться перед подписчиками, что Пушкин не участвует в том или другом издании, что он даже явно обнаруживает свое негодование против людей, захвативших в свои руки  литературную монополию! Придумано другое: нельзя ли доказать, что Пушкин начал ослабевать, то есть именно с той минуты, как он перестал принимать участие в журналах этих господ?.. Над этим похвальным делом трудились многие, трудились прилежно и долго».

Тогда, например, с журнальных страниц  «Северной пчелы» было объявлено читающей публике, что «Пушкин уже больше не поэт, потому что издает журнал». Карамзин и Жуковский, Шиллер и Гете были журналистами, и никто не ставил им этого в вину, но в отношении Пушкина началась травля, закончившаяся тем, что ко времени гибели поэта на дуэли,  у него было столько долгов, что вряд ли когда он с ними при жизни  смог бы рассчитаться.

Роль торгашей от литературы  в смерти поэта не менее значима, чем роль Дантеса. Дантес Дантесом, но то, что сделали с поэтом «рыцари-промышленники» (определение Одоевского) и читающая публика, предавшая своего поэта, -  это разговор особый. Никто не ставил современникам Пушкина в упрек их  жестокости по отношению к гению.  Как известно, не бывает коллективной ответственности, бывает только  коллективная безответственность.

Когда Н.В Гоголь вошел в пушкинский круг писателей,   ему тоже не было пощады от площадной журналистики.  Он писал Пушкину: «Не сержусь, что бранят меня неприятели литературные, продажные таланты, но грустно мне это всеобщее невежество, движущее столицу…  Грустно, когда видишь, в каком еще жалком состоянии находится у нас писатель». 

Вот потому когда знакомишься с документами последнего года жизни гения,  кажется, что дуэль была самоубийственной в смысле разрешения неразрешимых уже проблем. Смертельно раненый Пушкин говорил, что не хочет жить. Затравили.

Стихотворение «Разговор поэта с книгопродавцем» во всех  прижизненных изданиях предшествует «Онегину».  Это стихотворение   сопровождало  по воле автора самое значимое и популярное его произведение! Что-то ведь это должно означать!
 
Друг Пушкина Е.А.Баратынский в эпиграмме  еще 1820 года так сопоставляет  поэта и «делового» человека:

              Так, он ленивец, он негодник,
              Он только что поэт, он человек пустой;
              А ты, ты ябедник, шпион, торгаш и сводник…
              О! человек ты деловой.
      
Вот как Книгопродавец в стихотворении Пушкина относится к пишущим-то: «Вкруг лавки журналисты  бродят, За ними тощие певцы». Дело ведь не в личном уважении или в отсутствии такового, дело в циничном отношении к творчеству людей, которое расценивается только  как  способ зарабатывания денег.  И разве это прерогатива  торговцев – оценивать произведения и решать, какие будут «тощие певцы», а каких они материально поддержат?  Почему художники,  бедствуя, проживая жизнь в нищете, за бесценок отдавая свои картины, только после смерти  становятся великими? 

Ван Гог при жизни продал одну картину, а после смерти  его «Подсолнухи»  и другие полотна  долгое время  били рекорды по стоимости.  Кто правит миром, наконец? Неужели только злато?  И если только оно, злато, правит миром, то можно ли признавать нормальным такой порядок вещей, соглашаться с ним и радоваться ему? 

«Но странно, что, уважая творение, часто забывают творца. Гомер и Корреджио, которых произведения живут в веках, умерли с голоду! Где дарование, которое бы вполне было награждено при жизни? У людей часто нужно только умереть, чтобы сделаться бессмертным. И начинают жить со дня, как будут мертвы!» - писал современник Пушкина Федор Глинка.

Я предлагаю все же различать и отделять героев произведений от авторов. И перестать приписывать А.С.Пушкину то утверждение, какое он не высказывал.

                3 часть
       
Если пойти в рассуждениях дальше, можно предположить, что стихотворение Пушкина в чем-то  перекликается со стихотворением «Червонец» Н.Ф.Павлова, написанного пятью годами позднее. Кстати сказать, выражение «я не червонец, чтобы всем нравиться», не исключено, что пошло от этого произведения. Стихотворение, в котором главный герой «червонец, тусклый, худощавый», заканчивается так:            

                Я не попал в карман к поэту
                И в руки честных игроков!
                …Я также не купил иного:
                Любви небесного огня,
                И вдохновения святого
                Не продавали за меня.
    
Приведу стихотворение целиком, потому что оно стоит прочтения.
 
Но в начале – небольшая информация об авторе. Вообще творчество Николая Филипповича Павлова (1803 – 1864)   не справедливо позабыто. Прославившийся в начале своего поприща книгой «Три повести», высоко отмеченной Белинским:  «г. Павлов принадлежит к немногому числу наших отличных прозаиков», Тютчевым в его письмах, Гоголем, Пушкиным и другими современниками, Павлов писал и стихи, и критические статьи и занимался издательской деятельностью.

Именно последнее обстоятельство сыграло роковую роль в том, что он был забыт надолго  и прочно. Как описывает ситуацию А.И.Герцен, газета Павлова «Наше время» получила материальную поддержку правительства. Это можно было понимать так, что она отмечалась как лучшая. Настроение же читающей публики было таково, что как только весть о субсидии стала известна, подписка на газету почти прекратилась. Газета в глазах общественного мнения пала, была объявлена реакционной. На следующий год уже нескольким изданиям была оказана финансовая поддержка правительства, и они ее приняли, и не считались  реакционными. Но издание Павлова закончило свое существование, и впоследствии, вплоть до наших дней, в упоминаниях о Павлове указывалось – «реакционер». Вскоре издатель умер от сердечной болезни.

Герцен,  отрицательно относящийся к Павлову, все же невольно свидетельствует в его пользу. О том, что Павлов -  жертва трагических противоречий российской действительности, говорит, например, и тот факт, что  по социальному происхождению он был крепостным. Павлов - незаконный сын помещика Грушецкого и грузинки, привезенной из персидского похода графом Зубовым. Фамилию свою получил от дворового человека, к семье которого был приписан и считался собственностью Грушецких  вплоть до смерти отца, по завещанию которого получил вольную. Биография Павлова изобилует такими подробностями, что вполне могла бы стать основой сценария  интересного фильма или сюжетом романа.

Как литератор и критик Павлов отличался «острой постановкой актуальных общественных проблем», как о нем написано в статье к изданию его избранных сочинений уже в 1989 году. То есть, постепенно забывается «реакционность».

Кстати сказать, этот «реакционер» по политическому обвинению в течение целого 1853 года  находился в тюрьме и ссылке, потому что у него были обнаружены запрещенные книги и письмо Белинского к Гоголю. Были широко известны его строки полные иронии: «Мы люди смирные, не строим баррикад и верноподданно гнием в своем болоте».

Тот же Павлов в 1841 – 1844 годах с «примерным рвением» служил чиновником особых поручений. И в этих фактах нет ничего противоречивого. Личность литератора Павлова, как и многих других, не стоит втискивать в узкие рамки каких-то политических  и идеологических представлений. 

Очень высоко ценил критику Павлова сам Белинский. В статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года» писал, что лучшая из работ по разбору книги Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями» принадлежит именно  Н.Ф.Павлову. «В своих письмах Гоголю,- писал Белинский, - он стал на его точку зрения, чтобы показать его неверность собственным своим началам».

Много ли мы знаем  не только современных, но и в прошлом  образцов подобной, не лукавой, но умной и проникновенной критики?

Итак, стихотворение Н.Ф.Павлова «Червонец». 1829 год.

Сгорала свечка восковая,
Прошли   дневные суеты,
А дума, сердце разрывая,
Гнала и сон мой и мечты.
Могучий демон и лукавый,
Свободный путник на земле,
Червонец, тусклый, худощавый,
Валялся на моем столе.
Воображение поэта
Остановилося на том,
Кто много раз на сцене света
Видал и сильного рабом;
Кто, пробегая наши руки
Бывал и счастьем и бедой
Творцом и радости и скуки,
Наградой подлости людской!
«Где был, что делал?..» - грустным взглядом
Спросил я дорогой металл;
И вдруг, внушенный, верно, адом,
Червонец так мне отвечал:
 «Везде я проложил дороги,
Где людям не было пути;
Умел из хижины в чертоги
Иного шута провести.
Я знаю, что земная слава,
Я видел гениев полет
Их миновалася держава,
Моя держава не пройдет!
Я был на севере, на юге,
Я видел все и всех один,
Был вечно у людей в услуге
И вечно был их властелин!
Мне все земное продавали!
Я был свидетелем порой,
Как дешево тех покупали,
Кто очень дорожит собой.
Известность, временную славу,
Блеск почестей, толпу друзей
Не раз купил я, на забаву
Для ваших безотрадных дней!
Патенты знатности давнишней
Я часто богачу писал;
Тому, кто сам на свете лишний,
Тьму лишних предков набирал,
Преступник чести и закона
Со мною был неустрашим;
Тому я всюду оборона,
Кто правосудием гоним!
Кого молвы святая сила
Гнала из общества людей
И справедливо заклеймила
Печатью строгою своей,
Того я спас от вашей мести,
И мимо пронеслась гроза;
Везде он слушал звуки лести,
Ему смотрели все в глаза,
И кто сильней вооружался
На жизнь клиента моего,
Тот всех прилежней объедался
За лакомым столом его!
С Пиладом ссорил я Ореста,
Друзьям был вечною бедой;
Со мною старая невеста
Бывала часто молодой!..
И красота, сей ангел мира,
Сей лучший отблеск божества,
И вдохновительная лира,
Признали вы мои права!..
Я нежный взор любви притворной
На богаче остановил,
И за меня поэт покорный
Стихи безумцам подносил!
Я клевету и обвиненья,
Крик неумеренных похвал,
Страданья ваши, наслажденья
И жизнь швейцара покупал!..
Я, путешествуя по свету,
Истерт обманами жидов!..
Я не попал  в карман поэту
И в руки честных игроков!
..Я также не купил иного:
Любви небесного огня,
И вдохновения святого
Не продавали за меня».

И вот представьте себе такое положение, когда бы рассуждения Червонца были приписаны автору стихотворения… Действительно, нелепо!  Ведь речь идет о нравственности, а это сфера  хотя и тонкая, но все же  реально существующая.  Так что внимательнее надо относиться к контексту цитаты. И уж если цитировать, то не лишним будет обратиться к первоисточнику. Это полезно и интересно.

Литературовед В.В.Кожинов писал о творчестве Ф.Н.Глинки и других поэтов тютчевской школы, близких ему по духу: «Речь должна идти о специфической художественной цельности». Вот эта художественная цельность литературы прослеживается в лучших произведениях  русских авторов, когда самые разные художники сказали, завещали читателям нравственные правила, ибо, как сказал  Федор Глинка, «много в прошедшем поучительного для будущей судьбы нашей». 

--------------------

Рекомендую к прочтению: http://proza.ru/2022/09/21/426
          
           http://proza.ru/avtor/fronso

           http://proza.ru/2015/01/01/1041 

           http://proza.ru/2014/08/14/793
--------------------

Краткая статья  "Пушкин это не писал"  http://proza.ru/2022/01/01/408