А брови у него седые, даже не думал, что можно увидеть, как собаки стареют. И шерсть на лбу – тоже, серая, на концах белесая, как и по всему крупу, побита сединой, словно покрыта изморозью. Бежит пират, чуть уступая хозяину. Дед Петро остановится – и он тоже, и смотрит на него, не сводя глаз.
- А я ему говорю, ищи, - дед остановился и смотрит на нас, продолжая свой рассказ. – А он, как юла, как юла, не идет, встал как копаный, и с меня глаз не сводит. Ах, Пират, хоть и щенок был, а хитрющий. Но я от своего не уступаю, кричу ему: «Ищи!». А он, хитрец, делает вид, что не понимает, что значит унюхал запах колбасы, что у меня в руке, а она чесночная. У-у-у. И никуда, пока из кустов не поднялся вот такой глухарище! – дед во всю ширину разводит руками. – Я аж сам испугался, - и, бросив под ноги бычок уже давно погасшей папиросы, продолжает. – Я ж тогда, ох и охотник был, три выстрела – три косача лежат, а бывало и четыре-пять. Глухаря подниму, собаки нет, найду, подползу, добуду.
- А сейчас, - перебил рассказ деда Женька.
- Посмотрим, - щурится тот в большие серые брови, побитые сединою, как у его пса Пирата. – Посмотрим. А что, мне-то всего семьдесят пять стукнуло, видишь, мой буркун, - дернул ружье, - еще на плече сидит крепко, а значит, не зря Дуська дает жирненькое молоко. Из него сметана, ум-м, а сыр, ах, берешь так ее, нарезаешь, да наливаешь в стаканчик поутру, когда бабка просит меня, чтоб картошки из огорода принес. Ух, а там у меня в подвале, эх, беленькая, пшеничная. Так я ее только нюхаю, так грамм по двадцать на завтра и на ужин… Эх, а было-то время! А сейчас так, только для запаху.
- Дед Петро, так что там про того глухаря дальше было, - не выдержал я, и напоминаю деду, о чем он начал рассказ.
- А что глухарь? Он-то птица огромная, вонища от него по всему лесу идет. Это мы ее не слышим, а мой Пират, как учует ее, так давай выискивать этого индюка. Голову поднимет, унюхает, где свежее его запах, и – туда. Бывает за километр, два может улететь глухарь. А, когда мой охотник найдет его, да как разлаится, так я сразу туда. Ну, думаю, сейчас в тебя самой крупной дробушки, как всажу. Эх, каша будет, вот-то каша. А еще моя Анька, как добавит в нее масла от Дуськи. А масло как разольется по пшену, ум-м, а Пират тут как тут, просит: «Ну дай дед мне кашеньки. Ну дай!». А я это как, кашей намажу ему тарелку, а сверху…
- Косточек, - влезает в рассказ деда Женька.
- Жень, ну не мешай, дай послушать, - останавливаю друга.
- А че, Валька, - подмигивает мне Женька, - тороплю, а то вдруг сейчас, ка-ак поднимется этот глухарище, - смеется Женька.
Эх, обидно, деда Петро снова понесло в другую сторону:
- Лайка, Валя, отменная порода, сказал про это, не помню кто, универсалисимус настоящий, так как имеет чутье по верху. Правда, Пират?
И пес тут же, как бы понимая слова своего хозяина, завилял хвостом и заходил вокруг деда, и - вдруг, неожиданно, залаял и побежал в лес.
- Во-о, ждем-с, - сказал дед и присел на пне. – Во-от, сейчас все увидите своими глазами. Мой Пират, умный, не то, что соседний Джек. Тот белку учует, такой лай поднимет, всех в лесу испугает. А мой, не-ет, даже на рябчика не гавкнет. И на косача тоже. О-о, знает, дед стар, на рябчика, на этого голубка лесного, нечего патроны тратить, а косач тот, даже собаку к себе не подпустит, сорвется, и летит, куда глаза глядят. А вот глухарь, дура-ак, совсем дурак! Отлетит метров на пятьсот – семьсот, сядет на ветку и все. А мой Пират к нему подбежит, залает, а тот думает, вот пес, надоел, я сейчас тебе задам, и давай в него шишки, да ветки бросать. Сколько будет Пират на него гавкать, столько и будет бросать.
- А потом как? - поинтересовался я.
- О-о, - затянувшись прикуренной папиросой, продолжил дед. – Я слышу, откуда он лает, туда и иду. Как ближе подбираюсь, начинаю искать, где тот индюк сидит, где мой глухарь сахарный. Как найду, ох, он мой.
Да, - позавидовал я Женьке. Вырос тот в лесной деревне, в семье охотников. Все ему известно, и как малина растет, и где землянику искать, и на глухаря не раз охотился. А чучело этой птицы у входа в дом его деда прямо на вешалке сидит. Ох, какая огромная эта птица, действительно, как индюк, только без красной бороды, которая свисает у него под клювом.
Прислушиваемся, когда залает Пират, но в лесу тишина, только какие-то птичьи голоса слышны. Вон дятел по стволу сосны прыгает, вот-вот застрочит по нему, когда услышит под корой ползающего короеда. А вон, что там? Птица какая-то серая перелетела, крупная, как голубь.
- Жень, - обращаюсь к своему товарищу, - а то, что за птица сейчас перелетела с рябины?
Тот смотрит на дерево, выискивает ее:
- А-а, пичуга какая-то, - говорит он, – может и рябчик. Да ну его, это не дичь.
- Правильно, - говорит дед и тушит папиросу. – А вот и Пират. Значит не нашел глухаря, - и дед Петро кряхтя поднимается с пня, опираясь на свою одностволку как на костыль. – Ну что, ребята, пошли дальше.
Идем не торопясь, Женька, внук деда Петра, взял у него ружье, закинул себе на плечо и идет рядом со мною, а дед – впереди, медленно идет, прислушивается.
- Дед, а дед, а расскажи Вальке, что такое токовище, а то он городской, живет там, где лесу вообще нет, а только поля, в Ставропольском крае. Слышал?
- О-о, кто ж не ел их арбузов. А арбузы у них, я тебе скажу, Женька, сладкие. Берешь его, хрустит как, и зубов не надо.
- Дед, да не об арбузах я прошу рассказать, а о глухарином токе.
- О-о! – дед остановился и посмотрел на меня. – Ток, это я тебе скажу, то же, что и в молодости нашей, когда на танцы приходишь, да под гармошечку, эх, как спляшешь, да под частушечку…
И, вдруг, снова залаял Пират, и, на секунду остановившись, посмотрел на деда, завилял хвостом, и ринулся в кусты.
- Опять учуял, - сказал дед и сел на пень. – Подождем глухарика. Так о чем это я хотел сказать?
- О глухарином токе, - напомнил своему деду Женька.
- … Не перебивай меня, дочкин младший сын, - остерег его с улыбкой дед и, вставив между двух зубов папиросу, начал копаться в куртке, ища спички.
- Так вот. Ток, это, когда глухарь хочет капылуху, это ихние курицы такие, а глухари – петухи, - пояснил дед. - Это весной бывает, как у, ну у птиц, - усмехнулся мне дед, - чтобы выполнить свою мужскую, так сказать, задачу.
- Понятно, понятно, - говорю деду Петро и присаживаюсь на корточки рядом с ним.
- Где-то в три-четыре утра, летит он на назначенное им для свидания место, и давай орать во всю: «Бу-бу-бу-бу», а потом, как коробок спичечный захлопает, да так звонко. Услышит его зов капылуха и летит к нему. И не только она, а и другой глухарь тут как тут, тоже несется. Бывает и больше. Как встретятся они, на землю с веток слетают и давай друг друга обхаживать, да так напрыгаются…
- Что и сил нету… - смеется Женька.
- Ох ты юрза, - не со злости на своего внука, чтобы тот не перебивал старших, окрикнул его дед. – Откуда знаешь, салага, хотя я в твое время уже, ох!
- Да он, Валь, плеваться начинает, а капылуха собирает его плевки...
- Вот сидорова коза, - поднимается с пня дед и бросает во внука ветку…
Но Женьке, как всегда повезло, не досталось ему от деда и в этот раз, так как выбегает из кустов его спаситель, Пират.
- Что, Пират, нет глухаря? - обращается к своему псу дед. – Вот глухари пошли, а? Ну ладно, пойдем другого искать, - как бы успокаивая не столько нас, сколько своего Пирата, говорит дед. – Идем, ребята.
Смотрю, что дед устал, все-таки от деревни почти на километр ушли в тайгу, и подталкиваю сзади Женьку, мол, пора, может и назад. А тот смотрит на деда и, кивает головой, мол, сейчас найдем, как его уговорить. Хорошо, лесная дорожка ровная, местами глинистая - сухая, местами мелкой травой поросла, идти по ней не тяжело. А вот теперь, похуже - из рыхлого песка началась, и видно, как дед устает идти по ней, ступает с нее в высокую траву, но там тоже ему идти не легче.
Пират тоже устал, как и дед, вперед его забегает, остановился, дорогу перекрыв, принюхивается. Дед Петро, глядя на него, тоже остановился и руку поднимает, требуя от нас тишины.
Пес шумно вдыхает и поворачивает свою морду в ту сторону, откуда мы только что шли, и – залаяв, скрывается в кустах можжевельника.
- О-о, - говорит дед, - глухарь тоже любит полакомиться можжевельником, и вон, видите, молодая лиственница стоит, уже желтеет ее листва, это тоже его лакомство. Иголка сейчас у нее мягкая. Зимой она осыпается и, когда все снегом зима закрывает, глухарь кормится иголками сосны, елки. В основном сосну клюет.
Все-таки не зря я согласился с Женькой приехать на каникулах в его деревню. Не знаю, удастся ли в жизни узнать, что такое лес, тайга, глухарь, и другие ее жители, так что сейчас нужно по полной программе насладиться этим лесным краем. Как здесь здорово, а какие здесь прекрасные люди живут, все друг друга знают, никто ни перед кем не зазнается. У всех все одинаково, есть огород, есть поле. Сколько накосил травы, тем и прокормишь зимой свой скот, главное, чтобы корма хватило и коровам, и барашкам, и свиньям, кого кто держит в своем хозяйстве. Также и с овощами, которые выращивают - картошкой, морковью, свеклой, капустой, сколько собрал, так зиму и проживешь.
И старикам в деревне почет, родня, соседи всегда пособят им и огород вскопать, посадить овощи, полить, собрать урожай, грибами и ягодою всегда поделятся…
- Ну все, - сказал дед, что-то запропастился наш Пират, - и только сказал он это, как в кустарнике что-то зашелестело, загавкало – это Пират. Не нашел он снова глухаря, и приседая на лапы, ползет к деду, поскуливая.
- Что, друг, не везет нам сегодня с тобою найти глухаря? - спрашивает дед пса. – Ну ничего, пошли дальше, дорогой, и я уже отдохнул.
А по песку деду идти тяжело, особенно на подъеме. Хорошо сопка не высокая, метров тридцать-сорок бугорок. Но и этого хватило, чтобы дед устал. Прошли метров двадцать, остановились, дорогу перегородили две сосны, вывернутые ветром. Пират тут же залаял и побежал в лес.
- Вот собака, - дед присел между ветками на первую сосну. – Вот, вроде, и старый пес, а охотник, я тебе скажу, Женька, настоящий охотник. Бывало с ним двух-трех глухарей возьмем, а какие из них котлеты получаются, ух! – начинает вспоминать дед. – Один раз старика добыли, килограмм на десять, так еле дотащил его до дому.
Поставил его на забор, укрепил между досками, все получилось так, как будто тот сам прилетел к дому из лесу, и сел здесь, а я за изгородь спрятался, слежу. Бабка вышла во двор, цыплят начала кормить, кричит «Цыпа-цыпа-цыпа», а как увидела глухаря, сидящего на заборе, так речь и потеряла, и задом-задом в дом. Ну, думаю, пора выходить, а чего-то не смешно, чую, что сейчас что-то произойдет, и не ошибся. А бабка, оказывается приметила меня еще раньше, из окна видела, метлу взяла, вышла потихонечку с обратной стороны дома, сзади ко мне подобралась, да как даст по спине метлою. Ох испужался, тут сразу мокрый стал, - смеется дед. – Вот то, настоящая охотница…
Чувствую и меня придавило, неудобно при деде облегчаться, пошел за кусты, и, чуть на пса не наступил, аж подпрыгнул с испугу. А тот со своего места и не сходит, лежит, хвостом виляя, то на меня посматривает, то в сторону деда. Ну, сделал я свое дело, назад возвращаюсь, а Пират вперед меня прыгнул, чуть не сбил, и бежит, повизгивая к деду.
- Опять нет глухаря, - встречает пса тот. - Не расстраивайся, Валентин, - улыбается дед, - может еще и удача будет у нас.
Пошли дальше. Минуты через десять, дед остановился, и смотрит на вершины сосен, глубоко вздыхает:
- Вот это настоящий лесной аромат, - говорит он, подняв палец, - все здесь красиво. А шишки сколько, надо завтра за ней вас сводить, есть у меня одно местечко здесь кедровое.
И опять залаял Пират, завилял хвостом, и скрылся за разросшимся кустарником.
- Ну что ж, опять подождем нашего охотника, - ища, где можно примоститься, говорит дед.
А меня тут же заинтересовало, неужели этот Пират такой умный, когда видит, что его хозяин устал, то делает вид, что учуял глухаря и уходит, давая хозяину отдохнуть. А сам в это время полеживает, отдыхает. Нужно посмотреть, так ли это, и, не показывая своего любопытства, слушая очередной рассказ деда, потихонечку ухожу за кустарник. О-о, так и есть: Пират лежит под ветками и прислушивается к рассказу деда. Увидев меня, пес завилял хвостом, но не встает, а продолжает лежать и смотрит на меня, словно, извиняется, мол, будь другом, дай деду отдохнуть.
«Да», - согласился я про себя и наклонился к Пирату, погладил его по холке. Ну что ж, это наш с ним секрет, и его я деду не выдам.
Минут через десять на полянку выскочил Пират, и, ласкаясь, трется о колени деда, посматривает на меня, как бы благодаря, что не выдал его.
- Дед, ты уж извини, бабушке обещал рыбы наловить на уху, - вспомнил Женька, - пошли домой, в следующий раз на глухаря поохотимся.
- Тоже верно, - разулыбался дед, - сейчас с Валькой щуки наловите, такая уха получится, давно ее не пробовал, соскучился.
И мы пошли назад к деревне.