По дороге в Загорск

Татьяна Алейникова
Я увидела его в церкви Троице-Сергиевой лавры. Шла служба, я остановилась у входа, чтобы не мешать другим, прислушалась к молитве. Мужчина зашёл вслед за мной, зажёг свечу, едва не выронив её из рук. Я увидела его бледное, желтоватое в отблесках свечей лицо и седину вьющихся волос. Мне показалось что-то знакомым в его облике. Я подошла к распятию и тоже зажгла свечу. Он посторонился, мельком взглянул на меня, какое-то беспокойство мелькнуло в лице, я поняла, что он тоже пытается вспомнить. В это мгновение я узнала его.

Когда-то мы провели с ним бессонную ночь в аэропорту Барнаула. Дальняя и трудная для меня командировка заканчивалась, я простилась с коллегами, работу которых вынуждена была проверять. Водитель заехал за мной в гостиницу, довёз до аэропорта, помог донести дорожную сумку, простился и уехал. Вылет задерживался. Я почувствовала, что это надолго, когда заметила группу людей, устроившихся основательно, по-домашнему. Заметив мой взгляд, молодой мужчина, стоявший рядом, негромко сказал:
– Это алтайцы, они вторые сутки ждут вылета. Погода нелётная, кажется, мы тоже застряли. Пойдёмте, пока есть свободные места.

Он взял мою сумку и, не дожидаясь ответа, направился в угол зала так стремительно, что я едва догнала его.
– Давайте знакомиться! Сергей.
Назвала себя. Он улыбнулся в ответ, но, вспомнив о чём-то горестном, как будто одёрнул себя.
– Садитесь, не хотелось бы вас огорчать, но мы здесь, видимо, заночуем.

Я рассчитывала попасть домой на следующий день, а этот симпатичный и грустный человек разбил мои радужные планы в пух и прах. Он понял, что я огорчена, и спросил:
– Что-то серьёзное, вы опаздываете, простите?
– Да, нет, хочется домой, устала, наверное. Поездка выдалась тяжёлой.
– А вы представьте, что всё уже позади, и «мир опять предстанет странным, закутанным в цветной туман».
Он произнёс это с горькой усмешкой, как будто, не меня, а себя, убеждая в этом.

Я замерла. Стихи любимого поэта в этом набитом людьми зале аэропорта. Мне показалось, что я утратила чувство реальности. Усталость напряжённого дня навалилась на меня. Растерянность и острое чувство неприкаянности накатило волной. И досада оттого, что я подчинилась воле этого человека, иду за ним, ловлю каждое слово.
«Абсурд какой-то. Что-то не то со мной, – подумалось мне, – да и он какой-то странный».
Как будто прочитав мои мысли, попутчик сказал:
– Нет-нет, я в порядке. Извините. Настроение сегодня такое. Сейчас мы его поправим. – Положив на колени дипломат, Сергей уже выкладывал на него пакеты и яблоки, завёрнутые в салфетку.

– Составите компанию, я сегодня, кажется, ничего не ел. Жена товарища заставила взять бутерброды. Не отказывайтесь, посмотрите, какая очередь в буфете. – Он порылся в сумке, достал фляжку, набор мельхиоровых стопок.

Поймав мой взгляд, сказал:
– Спешил на самолёт, схватил первые попавшиеся. Мама любила эти вещицы, отыскивала в комиссионках, радовалась находкам. Её уже нет, а это вот осталось. Он замолчал, задумался. Потом налил из фляжки, одну стопку подал мне:
– Выпейте, сразу придёте в себя! – Я покачала головой. Он усмехнулся:
– А я с вашего позволения выпью.

Он опять замолчал. Я не могла понять, почему не слишком общительная, с неизжитой провинциальной стеснительностью, я веду себя как-то слишком свободно, будто давно знаю этого ироничного, красивого человека с печальными глазами, с которым и знакома-то не больше получаса. Чем он так поразил меня, что забыла обо всём. Была какая-то тайна, притягивавшая меня, я чувствовала её, но объяснить себе не могла.

« Что он Гекубе, что ему Гекуба...» Какая-то чушь лезет в голову. От усталости, наверное. Разница часовых поясов, бессонница, подготовка бумаг ночью, бесконечные поездки, попытки разобраться в той или иной проблеме. Но сейчас это всё отодвинулось куда-то, я была только здесь, в этом зале, где перед глазами перемещалась людская толпа, взволнованная и безликая, а рядом сидел человек, который стал вдруг чем-то необъяснимо близок мне, интересен. Я не увлекающийся человек, трудно схожусь с людьми. Что случилось теперь? И вдруг поняла: голос – негромкий, завораживающий. Вспомнилось недавно прочитанное у Паустовского: «есть голоса, как обещание счастья». У него был именно такой, удивительного тембра голос, и манера говорить, чуть растягивая гласные. Подумала, что он, вероятно, хорошо поёт.

Сергей выпил, взял бутерброд, подержал в руках, снова положил на салфетку,
спохватившись, спросил:
– Может быть, выпьете немного? Я улыбнулась в ответ:
– Спасибо, я поужинала в гостинице. Был прощальный товарищеский ужин.
– Что-то незаметно, что товарищеский. Трезвы, аки агнец божий.
– Так боремся же за трезвость и целомудрие!
– С алкоголизмом боремся, это точно, а с целомудрием – особенно.
Он усмехнулся и взглянул на меня. Поняла, что сказала глупость, смутилась и растерялась. Он понял, ободряюще улыбнулся.
– Вот и я на фляжку перешёл, маскируюсь. Да что-то не пьётся сегодня.

Мы помолчали. Задавать вопросы было не в моих правилах. Не люблю, когда расспрашивают меня. Я знаю, что замкнутость – не самая приятная черта в женщине, но, что делать. Мама в такие моменты любила повторять, что переняла я у своего отца не самое лучшее. В ответ обычно парировала, что мужа ей выбирала тоже не я. Мама хохотала в ответ, ей нравилась наша пикировка. У неё был молодой, звонкий голос и удивительный смех. С ней легко было молчать. С ним, моим попутчиком, тоже.

Потом он заговорил. Я слушала молча, понимая, что говорит об этом, возможно, впервые. Так бывает, когда незнакомому человеку расскажешь то, что не доверишь близким. Он говорил о жизни, о любви, о разочаровании. Нет, он не хотел понравиться, произвести впечатление, он рассказывал о себе такое, что вряд ли бы вызвало сочувствие. Меня поразило, какому беспощадному анализу он подверг свою жизнь, отношения, чувства.

Он говорил о жене, с которой прожил десять лет, о ребёнке, которого два года назад родила ему нелюбимая женщина. Обмолвился, что возвращается с её похорон. Случайная встреча с ней в дружеской компании три года назад закончилась близостью, рождением ребёнка, тягостными отношениями. Он помогал ей, навещал сына, когда бывал здесь в командировках. Измучился и устал вести нелепую двойную жизнь. Отношения с женой стали другими, она чувствовала, что в его жизни произошли перемены. Однажды обмолвилась, что удерживать его не станет, поймёт и не осудит, если уйдёт. Они оба тяжело переживали отсутствие детей. Женщина, родившая ему сына, погибла нелепо, нехорошо, и это тоже изводило его. Он считал себя виновным в её неудавшейся жизни, трагическом уходе.

– Я не хотел уходить от жены, любил её и терзался, что вынужден лгать. А теперь отдал бы всё, только бы жила эта женщина. Мне тяжело вспоминать всё это. Жена догадывалась, что со мной происходит неладное, но она слишком хорошо воспитана, чтобы учинять допрос. Ждала, что я расскажу сам. А я так и не решился. Лена сразу почувствовала, что случилось непоправимое, когда мне позвонили и сообщили о гибели этой женщины. Мы с ней знакомы со студенческих лет, очень любили друг друга, казалось, ничто не разлучит нас. Она у меня очень умная и красивая женщина. Я был счастлив, благополучен, уверен в себе, думал, так будет всегда. Знаете, у меня старомодные представления о браке, хотя были увлечения, однажды вообще едва голову не потерял. Мать быстро остудила, она у меня была женщиной строгой и волевой. И о сыне рассказал ей, не смог утаить. Это её добило, по-моему. Но при жизни помогала мне, давала деньги на переводы, я тогда к защите диссертации готовился.

Нелепая, бессмысленная связь, – с горечью продолжил он, – понимаете, это тупик, в который я сам себя загнал, а несчастными оказались все. Я ведь её даже не заметил, ту девчонку, в компании. Выпил лишнее, устал с дороги и отключился. Когда проснулся в её постели, понял, что между мной и прежней жизнью пролегла черта. Не подумайте, я не монах, всякое бывало. Увлечения, ухаживания. Но здесь было другое, предчувствие какой-то беды. Эта женщина была другой, нас ничто не могло сблизить, кроме нелепой, необъяснимой случайности. Я всё разрушил! В моей прежней жизни опорой, смыслом существования, были жена и мать. Их я тоже погубил.
– Ленку сшибли, как птицу влёт. – Неожиданно закончил он. Я знала эти стихи, отметив про себя, что он, кажется, помешан на поэзии.

Он замолчал так же неожиданно, как начал. Закрыл лицо руками и сдавленно произнес:
– Простите, простите меня. Мне казалось, что я всё уже решил. Что жизнь кончена, и цепляться за неё не стоит. Теперь я не знаю, не знаю, что делать.
Я молчала, потрясённая его признанием. Только и спросила, где теперь его мальчик.
– У друзей. Там и с ней познакомился. Друг посмеивается, какой, мол, мужик, без греха.
Но во мне что-то надломилось. Этот год для меня вообще чёрный, сначала мама ушла в одночасье, теперь вот это. Жить не хочется, – сказал он неожиданно спокойно, как о чём-то для себя решённом. Я почувствовала озноб.

– Вы собрались прыгнуть с моста, – это вырвалось случайно, я не ожидала от себя такой резкости и смутилась. Он взглянул на меня внимательно и негромко ответил:
 – Зачем же с моста?! Я охотник. У меня ружьё есть.
Тут я взорвалась. Не помню уже, что я говорила, задыхаясь от волнения. О жене, о сыне, о трусости. Он как будто очнулся, взял меня за руку и прошептал:
– Всё, всё, успокойтесь, Таня, всё в порядке.
Я забыла, что рядом сидели люди, которые давно прислушивались к нашему разговору.
– Давайте выйдем на воздух, – предложил он, – присмотрите, пожалуйста, за вещами, – обратился он к пожилой женщине, не сводившей с нас глаз.

Мы вышли. Шёл снег, поскрипывавший под ногами на морозе, запорошенные ели поблёскивали в свете ярких фонарей. Обжигающий морозный воздух быстро привёл нас в чувство. Он закурил, предложил сигарету мне. Я испытывала чувство неловкости, что сорвалась, наговорила лишнего. Господи, куда девалась моя всегдашняя холодноватая сдержанность?! Кто дал мне право поучать его, когда сама натворила  столько глупостей?! В тот момент впервые, наверное, осознала, что сделала я с собой и со своей жизнью.

В Москве мы ещё несколько часов провели вместе в ожидании моего поезда. Сдали вещи в камеру хранения, побродили по городу, посидели в кафе. Мы не вспоминали ночной разговор, я поняла, что он не спешит домой, оттягивая неизбежный и нелёгкий разговор с женой. Прощаясь, попросил телефон. Не нашла ничего умнее, как признаться, что у меня слишком ревнивый муж. Причина была не в этом, конечно.
Прошли годы. Я забыла о той поездке, о встрече. Столько произошло за эти годы со мной и вокруг меня!..

В Сергиев Посад попала неожиданно для себя. Гостила у друзей в Подмосковье, планировала в последний перед отъездом день посидеть за компьютером, не могла разобраться в программе. И вдруг, проснувшись рано утром, решила съездить в Троице-Сергиеву лавру. Тихо прошла в кухню, сварила кофе, включила телевизор, убавив звук. Заглянула подруга.
– Ты что так рано?
–  Хочу съездить в лавру.
–  Господи, опять туда! Мы же собирались заняться компьютером. Подожди, съездим втроём, Славик нас отвезёт.
Слава и Оля – друзья юности, мы вместе учились в школе, дружим всю жизнь.
– Нет, я поеду одна.
– Ладно, не перепутай электрички.
Она знала, что спорить со мной бесполезно.

Приехала, поднялась знакомой дорогой к лавре, зашла в церковь, и вот эта встреча.
Я вышла в смятении. Неужели это он, Сергей?
– Таня, я не ошибся? –  негромким голосом окликнул он меня. Этот голос я узнала мгновенно. Его нельзя было спутать ни с каким другим.
– Не ошиблись, Сергей, здравствуйте, это я.
– Я часто вспоминал вас, Таня. Не случись той встречи, не знаю, куда бы занесло меня.
– Боюсь спрашивать, Сергей, как ваши дела?
– Я напрасно беспокоился. Жена всё поняла. В Алёшке она души не чает, впрочем, он не знает ничего. Я сразу забрал его к нам, мы переехали в другой город, чтобы скрыть от случайных людей нашу тайну. Вроде всё в порядке, сын учится в институте. А меня вот сегодня потянуло сюда. Жене нездоровится, так что я один.

Мы были обрадованы и взволнованы встречей. Казалось бы, просто попутчики, чьи судьбы пересеклись одна с другой на мгновение, если брать за точку отсчёта жизнь. Но это мгновение стало значимым, потому что пришлось на события, изменившие не только его жизнь, но и мою. Мы проговорили несколько часов, так же откровенно и подробно, как в ту ночь. Мы знали, что больше не встретимся, два уже немолодых человека, и мы говорили о самом главном, оглядываясь на прожитое. Мне не давало покоя прежнее выражение глухой тоски в глазах, которое появлялось, когда он замолкал и уходил в себя.
– У вас, в самом деле, всё в порядке, Сергей?
– Да, если бы не воспоминания о ней, которые меня не отпускают. Пусть бы жила где-то. Так было бы легче. Но и без сына теперь не представляю своей жизни.
 Отметила, что ни тогда, ни теперь, он не назвал её имени.

– Знаете, –  после паузы произнёс Сергей, – я не верил в судьбу, но когда это произошло со мной, я понял, что мы не властны над ней. Она налетит, как ураган, оторвёт нас от родного дерева, закружит в сумасшедшем вихре и унесёт, неведомо куда. Судьба или случай, не знаю. Я часто бываю здесь. Ставлю свечи за упокой. Даже не знаю, что это – боль, раскаяние, сожаление. Молиться не научился, а приезжаю сюда часто. Побуду, поброжу здесь, и становится легче.

Мы спустились в город, зашли в кафе, заказали кофе, есть не хотелось. Мне пора было возвращаться. Я посмотрела на часы, он спросил:
– Вы где остановились?
– В Болшево.
– Я отвезу Вас, машина на стоянке. Мы уже двадцать лет живём в Подлипках.
Потом вдруг спросил:
 – Вам доводилось слышать романс: «По дороге в Загорск»?

Я замерла, не зная, что ответить. Этот романс звучал в моей душе весь день. Я только вчера впервые услышала его в исполнении А. Подболотова, а утром уже ехала в дорогой сердцу город. Не могу объяснить, почему меня всегда так тянет в Троице-Сергиеву лавру. Что за беспокойство живёт в душе, пока не пройдёшь знакомыми улицами, не поднимешься туда, к заветному месту?! Пройдёшь в толпе случайных попутчиков, потом оторвёшься от них, чтобы побродить по аллеям, заглянуть в небольшую церковь, поставить свечи в память о тех, кого уже нет на этом свете, попросить в душе о милости и снисхождении к близким. Как будто там, в намоленном и благостном месте, есть что-то, что поможет разобраться в себе, найти успокоение и обрести силу жить дальше.

В машине было тепло. Сергей поставил кассету. Знакомый голос пел:
                По дороге в Загорск понимаешь невольно, что осень
                Затеряла июльскую удаль и августа пышную власть,
                Что дороги больны, что темнеет не в десять, а в восемь,
                Что пустеют поля и судьба не совсем удалась.

                Что с рождением ребенка теряется право на выбор,
                И душе тяжёло состоять при разладе таком,
                Где семейный сонет заменил холостяцкий верлибр
                И нельзя разлюбить и противно влюбляться тайком.
 
Мы слушали молча, думая каждый о своём, говорить не хотелось.

По дороге в Загорск. Стихи Е. Блажеевского, музыка Л. Марголина.
      
Фото http://fotki.yandex.ru/users/arsentia/view/59462/?page=6