Здоровая флотская подначка – это нормально. Ты чё, обиделся? Зря, зря-я. Ну, пошутили над тобой друзья-приятели, беззлобно эдак подшутили. Хорошего настроения ради. Что, убудет с тебя? Назавтра уже ты их. И в этом заключается весёлая диалектика военной службы. Один бравый и весьма уважаемый товарищ в погонах сказал некогда крылатую фразу: «Служу на флоте, потому что это очень смешно», и он прав на сто шесть процентов. Без здоровых флотских подначек флот давным-давно пропитался бы запахом портянок.
Обижаться не надо. Потому что этим ты:
а) показываешь неуважение к воинскому коллективу, как бы обвиняя его в отсутствии чувства юмора, а значит – в бесчеловечной и жестокой тупости. Такое не приветствуется, такое не прощается;
б) не позволяешь своим друзьям поднять настроение и чуточку развеяться среди тяжёлых ратных будней;
в) – и это самое главное – лишаешь самого себя законного права сладко отомстить шутнику таким же весёлым и безобидным способом. Скажем, ночью вылить ему на подушку первосортного флотского гуталина пополам с одеколоном «Красная Москва» и поскорее сигануть в койку, мгновенно уснув без задних ног...
Все здоровые флотские подначки выдуманы наиболее изощрёнными умами. Перечислить их не представляется возможным – для этого нужна отдельная книга в несколько томов, роскошные пояснения к которой с удовольствием напишет не один десяток седых адмиралов. Уверен, им будет приятно тряхнуть стариной, а там, глядишь, и в Главном штабе ВМФ кто-нибудь кому-нибудь подсунет в компот пластмассовую муху, купленную в магазине для рыболовов.
Или стасика – обычного таракана, как это сделали мне на первом курсе. Рыженького, с усиками. Я до сих пор ласково называю их (друзей, конечно) гестаповцами и мечтаю встретиться где-нибудь в ресторане. Поймать в спичечный коробок отборного стасика и принести в ресторан – не проблема.
Также не является особой проблемой прибивание тяжёлых яловых ботинок, справедливо именуемых «гадами». К паркетной палубе, парой гвоздей. Интересно смотреть, как утром подопытный индивид под вопли разъярённого старшины роты тщит себя мечтами обуться на физзарядку. Это очень забавно, ну правда. А вот какать в «гады» – это моветон, хотя, чего греха таить, было в нашей роте и такое. Это было квалифицировано как подлость, а не как подначка, и соответственно повлекло общественное порицание (в народе – «тёмная»).
А то ещё можно пришить к трусам спящего товарища его верхнюю простыню (хотя бы тремя стежками), предварительно угостив его перед сном парой литров кваса. Скучающие ночью дневальные всегда благодарны за подобный мини-спектакль.
Или вот такая штучка: гнусной белой жижей для чистки блях, которая премерзко воняет нашатырём и называется «асидол», надо аккуратно наполнить тюбик, предварительно вычистив из него остатки импортной зубной пасты «Поморин». У соседа по тумбочке при утреннем умывании получается очень оригинальное выражение лица. Опять же, фразеология... заслушаешься. Или там: клей ПВА вместо шампуня, а чтоб цвет не распознал сразу – зелёной гуаши туда.
Можно легонько подтолкнуть уснувшего на комсомольском собрании соседа, и в ответ на его помятый сумбурный взгляд с заботливой убедительностью прошептать: «Вовка, тебе же слово дали!» И Вовка встаёт, и идёт к трибуне, спотыкаясь, под изумлённым взглядом приумолкшего оратора и остальных, и мучительно вспоминает повестку дня, и лопается от потуг придумать, чего б такое умное на-гора выдать. Особенно эффектны такие номера, когда на собрание приглашён начфак или его зам по политической части – бульдогомордый товарищ, убелённый сединами, отмеченный почётной лысиной, но всё равно безнадёжно тупой.
Летом во время сессии, когда жара, когда в классе все сидят по форме «голый торс», а голова совершенно отказывается соображать, закипая – тут главное не разбудить «отбившегося» товарища. Всё надо делать тихо-тихо, нежно-нежно, оч-чень аккуратно – чтобы (уй, йё-ё-ё!) не проснулся и не надавал по башке. В это время все остальные плюют на опостылевшие конспекты и с увлечением следят, шёпотом давая советы по содержанию той или иной фрески (сейчас это называется «боди-арт»). После самоподготовки (сокращённо – «сампо»), но перед долгожданным обедом, над училищем разносится гул команды, призывающей всех строиться на организованное купание, и все маршируют на водную станцию. Нет смысла рассказывать, как реагирует всё училище на вид татуированного фломастером третьекурсника, вся спина которого исписана изысканными признаниями в любви к Гале, Свете, Зюлейке, всепогодной буфетчице тёте Фросе и всей кафедре электротехники, пиратскими символами, секретными формулами и мечтами служить после выпуска на Аральском море.
Также интересно во время сампо связать вредного дежурного по классу и положить его на шкаф. Правда, этот номер не прокатывает в присутствии старшины класса. А как-то раз Игорь Горелик – был у нас такой хохмач – взял, да и поспорил на сампо с неким Сашей С., что тот за одну минуту ни фига не успеет раздеться догола, причём точненько подгадал время, и дежурный по училищу, проверяя сампо, вошёл как раз тогда, когда Сашенька закончил скоростное оголение и заорал победно: «Йе-есть!!! Йя-я победил!!!» Дежурный только и сказал: «Ню», а выдрали потом старшину класса (кого ж ещё?).
А как-то раз прознали, что кэп (то бишь, начальник курса) затеял посетить ротную баталерку, и срочно побежали туда. А там курсантик-баталер сидел, весёлый такой парнишка, но в биологии и химии не дока; так вот, ему сказали: а знаешь, что если вот так вот взять и пукнуть на зажжённую спичку, то получится здорово? Очень замечательный эффект (кстати, не пробовали?). А он у нас вообще славился умением пукать сколь угодно долго, чем веселил всю роту (вот уж по кому Гиннесс тоскует!). Он пердел сигналы «отбой» и «бери ложку, бери хлеб», не говоря уж о боевой тревоге. Говорю же – уникум. Короче, он попробовал, и так ему это дело понравилось, что он полчаса стоял в позе археолога: чирк – пук, чирк – пук... И счастливо хохотал, покуда дверь не отворилась; и очередной пук, усиленный синей вспышкой пламени, влетел прямо в кэпову физиономию. Оторопевший кэп даже и не нашёл сразу, что сказать, выдав только: «Ну, Клокоцкий, вы новатор!»... И те, кто подглядывал из-за кэповой спины, выпали в долгожданный осадок.
Если дальше развивать эту непищевую тему, то можно припомнить, как притащил один из наших в роту такую весёлую финскую пластмассовую игрушку… как бы покультурней выразиться... ну, кучку кала такую коричневую. Какашку то есть сувенирную. И баллончик к ней прилагался с соответствующим ароматом. Ну и кому на кровать подложили? Правильно. Конечно. Старшине роты, кому ж ещё. И попрыскали-попшикали. И обильно. А то как же.
Есть ещё такая штука, называется «тараканчик». Под простыню витиевато распускается катушка ниток, а свободный конец маскируется снаружи. Когда товарищ уснёт, тянешь за ниточку потихоньку, и товарищ во сне начинает вошкаться с боку на бок, чесаться и всё такое... словом, забавно. Шуточку с двумя стаканами воды мы принципиально не применяли, потому что это пионерские шалости, несолидно. А вот традиционный флотский «мешок» из двух простыней и одеяла, вычитанный у Колбасьева, в котором (в мешке, конечно, не в Колбасьеве же) непременно запутаешься, ложась спать – этому трюку уже лет сто исполнилось, но традиции надо уважать, соблюдать и всячески поддерживать...
Однако всё же верхом пытливой мысли было… Ох, оно было! Ах, как оно было!.. В общем, сперва ведёшь неофита-первокурсника в курсантское кафе «Фрегат», к той самой всепогодной тёте Фросе, да-да, и там старательно кормишь его за свой счёт. Свежей сметанкой, кефиром, иными кисломолочными продуктами... И коржиками. И сочниками. До отвала. Причём карася выбираешь такого, который не крымский, чтоб местной флоры не знал. Это достаточно просто: «Откуда, морячок?» – «Из Во-ологды (Сама-ары, Арха-ангельска)...» – «Что-то какой-то худющий ты, брат. Непривычно тут, да? После маменькиных-то харчей... Кушать, поди, хочешь?» Тот, насупившись, молчит. «Да ладно, братишка… Пошли-ка в кабак, угощу тебя. Меня тоже когда-то так же угощали…» И это, кстати, святая правда – насчёт того, что угощали. Ещё как угощали! Традиция стара, как училище. Когда карасик набивает своё пузцо кефиром и коржиками до отвала, ведёшь его в курилку, и лучше возле лаборатории номер два, где в вычислительном центре работают симпатичные выпускницы приборостроительного института, мечтающие выйти замуж за бравого лейтенанта; там угощаешь его, карася, вкусной сигареткой и как бы ненароком показываешь висящие прямо над головой огромные и сочные плоды шелковицы. А шелковица, надо сказать, очень своеобразно действует на человеческий организм, и кефир здесь нужен исключительно как катализатор. Шелковица – детонатор. В роли жидкого тротила-гексогена выступает всё съеденное беднягой-первокурсником, включая ещё и полкило катализатора. Сигаретка, заметим, тоже действует на кишечник не закрепляюще. Не сразу, конечно, а минут через пять-семь, но зато стопроцентно, и попытки преодолеть позывы нутра бесполезны. Сейчас... вот... пусть парень залезет на древо, наглотается всласть... а она сладенькая такая… О! А вон и девчонки с работы пошли, каблучками длинноногими цокают. Теперь нужно тихо отойти в сторонку, потому что путь их пролегает как раз мимо этой курилки... а нас тута и не було вовсе. Сверху уже слышны тревожные стоны… та-ак… скоро пойдёт… Оп! А вот и результат! Бабах! Дррррррысь!!! Девочки, этот букет – вам. Можно нюхать и балдеть. А командир 13-й роты (по кличке Геббельс) глядит с соседней лавочки, курит и улыбается. Небось, годы курсантские вспоминает.
Потому как – чего особенного? Здоровая флотская подначка.
1997
* из неизданного сборника "Макароны по-флотски"