Никогда не спал на посту. В смысле, в карауле.
Верите? Правильно.
Тогда скажем так: ни разу не спал на посту номер один – у Боевого Знамени училища. Я не смог бы торчать два часа, не шелохнувшись и не уснув. Меня и не ставили. Боялись за Боевое Знамя.
Хотя, если исхитриться, то можно выспаться и стоя. Вот он стоит, блестит бляхой – и спит. На груди автомат. Рожа суровая. Мужественная. Глаза открыты. А на самом деле спит. Главное – чтоб башка не отвалилась и не упала со звоном на гладкий блестящий мраморный пол. Как они умудрялись голову не ронять – не знаю. Не пробовал, не довелось.
А на стеллаже со Знаменем всё равно сигнализация. К дежурному по училищу выведена, который в семи метрах в своей рубке вот точно так же куняет. Проще говоря, точно так же хрючит, только сидя.
Зато меня всегда ставили на пост номер три. Гигантская территория. Учебные лаборатории, склады, кунги, заборы – всё это секретно, закрыто и опечатано. Есть где развернуться, есть где проявить себя. Я и проявлял пару раз. Как можно поймать корабль-нарушитель, стоя в карауле и охраняя береговые склады? Можно, братцы, можно. Чуть до стрельбы не дошло тогда... Но об этом как-нибудь потом.
На третьем посту груз ответственности – вот он, аж к земле придавливает. Пока всё обойдёшь – глядишь, полчаса и прошло.
Кто-то спросит: а на посту номер два? Там что? А там был склад боепитания. Это вам не Знамя и не склад общевойскового и лабораторного оборудования, туда курсанта ставить нельзя. Там бабки-ВОХРушки с пистолетами ТТ стояли. Я как-то раз видел, как они в тире из ТТ и наганов бабахают – олимпийцам-пистолетчикам на зависть.
Но мы же собирались про Тима, да? Ага, про Тима. Поехали.
…Тим лениво потряс видавший виды военный фонарик, чтобы он загорелся, и тускло посветил на «гитарку». Пластилиновая печать в целости, хвостик-сопля торчит. Всё нормально. Не спеша отошёл за угол склада, достал початую пачку «Золотого пляжа», воровато оглянулся и чиркнул спичкой. В ту же секунду за спиной он услышал шаги.
Мгновение – Тим сдёрнул с плеча автомат и щёлкнул предохранителем. Осторожно выглянул из-за угла. Прямо здесь – граница поста. Шаги стали звонче и уже напоминали стук, будто кто-то прогуливается в модных в те времена хиппейских пляжных сабо. Охрипшим от волнения голосом Тим грозно выдавил в темноту:
– Стой! Кто идёт?!
Молчание. И – стук. Всё ближе. Прямо к складу ГСМ. Диверсант, больше некому. Смерть и разрушения несущий.
– Стой, стрелять буду! – Тим передёрнул затворную раму.
Клацанье громом отдалось в ушах, на долю секунды заглушив зловещую поступь. Фонарь на столбе кислым жёлтым конусом освещал пятачок диаметром пять метров. И в этот пятачок, легонько постукивая копытцами, не спеша вошёл осёл. Обыкновенный осёл, который с ушами. Тьфу ты!.. Адреналин из Тима мгновенно улетучился.
Ослов в училище (конкретных непарнокопытных, а не ослов вообще) было два. Точнее говоря – ослиц. Или ослих? Их звали Машка и Светка. Ежедневно, в любую погоду, независимо от праздников и выходных, они исправно выполняли стандартную боевую задачу: вывозили пищевые отходы в бочках с камбуза на свинодром. Рядом с телегой дефилировал специально выделенный для сопровождения матросик с кадровой роты. Если матросика почему-либо не было, ослицы без проблем доставляли жрачку свиньям самостоятельно, поскольку за годы вызубрили фарватер наизусть. В свободное время Машка и Светка без дела шлялись по необъятной территории, обгрызая пышную зелень газонов и наш незабвенный розарий. Неухоженные копыта были загнуты вперёд и вверх, как тапки у Аладдина. Лет через пять после описываемых событий Светку всё же застрелили в карауле при примерно схожих обстоятельствах.
В данный момент перед очами Тима находилась Машка. Грустные ослиные глаза располагали к философии и диалогу. Тим выкурил-таки сигаретку, почесал шершавый машкин нос и сказал дружески:
– Ладно, чмо вислоухое. Фиг с тобой, пошли вместе.
И пошли – тибетские странники – по маршруту, согласно табелю постам, проверяя по пути замки и печати. Тим подойдёт к двери, посветит тусклым лучиком на слепок, и Машка тоже смотрит, убеждается... До смены оставалось чуть больше часа.
И тут Тима пронзила гениальная мысль: а чего я пешком хожу, аки дервиш, когда транспорт – вот он, рядом?
– А ну, Марья, стой так, – Тим забросил автомат за спину и лихо взгромоздился на покатую ослиную спину с упрямо выпирающими позвонками. Малость, конечно, непривычно без седла-то, а всё ж... Тем более что Тим до этого верхом вообще никогда не ездил – что с седлом, что без. Взял автомат, как предписано Уставом – на грудь, легонько пришпорил пятками рысака, опустил воображаемое забрало и произнёс голосом Айвенго: – Н-но, родёмая!
Теперь дело пошло веселее. Новоявленный Росинант быстро усёк особенности нового маршрута, и управлять им было просто. Машка возила Тима от объекта к объекту, останавливаясь точно перед нужными секретными дверями, а бдительный Тим, не слезая, проверял печати.
И вот, трусит, значит, Машка с этим рыцарем печального образа на спине от фонаря к фонарю, от склада к складу, как вдруг ржач из темноты – приглушённый и сдавленный, но всё же ржач. И обрывок фразы: «…ну, блин, Буцефал!..» Тим пришпорил скакуна на звук и смело проорал во мрак предписанное Уставом «стой, кто идёт».
Но это были не искатели Святого Грааля. Это были начальник караула с дежурным по училищу. Родному. Краснозвёздному.
Они оба – плюс сопровождающий караульный – лежали ровным рядком на газоне и в тихом экстазе дрыгали ногами. Ланселот озадаченно почесал в затылке, ловко спешился, перехватив автомат, и бодро доложил – благо рожу в темноте плохо видно:
– Товарищ капитан первого ранга, часовой третьего поста старшина второй статьи Тимченко. На посту без замечаний.
И тогда они совсем задохнулись в икоте.
Сидеть бы Тиму на знаменитой севастопольской гауптвахте со всеми вытекающими, но развеселившийся дежурный по училищу хлопал себя по ляжкам, приседал и не унимался:
– Ну… едрёптить!… меня ещё никогда в жизни никто… так… не смешил! Гы-гы!.. Это ж надо же ж...
И ушли обратно в караулку, громко и неприлично фыркая в темноту. А Тим побрёл дальше – печати проверять. Уже пешком. Верная Машка печально постукивала копытцами чуть в стороне. В отличие от Тима, она тяжело переживала конфуз. Ослы – они ведь всё-всё-всё понимают, и извилин у них куда больше, чем, например, у кенгуру. И даже чем у некоторых малокопытных двуногих.
1995
* из неизданного сборника "Макароны по-флотски"