Весенней свежестью наполнился сад, и в воздухе смешались ароматы первых цветов. Утренняя прохлада медленно развеивается, и к полудню солнце раскаляет камешки на дороге так, что опасно идти по ним босяком.
Зато вечером, когда нет ни утреннего холода, ни дневного зноя, в саду воцаряется тишина. Галдевшие весь день птахи спят, и лишь боязливые кузнечики играют свои монотонные песенки.
Если выходит из-за облаков полное лунное лицо, я беру пиджак и иду в беседку. Всегда в такие лунные ночи в самом конце каштановой аллеи возникает из темноты женщина в легких молочно-белых одеждах. Лицо ее бледнее лунного свечения, а огромные синие глаза холоднее росы. Алые губы неподвижны, и сама она спокойна, хотя и явно ощущает на себе мой пристальный взгляд. Стоит мне встретиться с ней взором, она внезапно улыбается, а потом заливается смехом, таким звонким, что смолкают присмиревшие кузнечики. Затем, стихнув, но не снимая загадочно-улыбчивой маски с лица, плывет она бесшумно по саду и бесследно исчезает в зарослях шиповника.
Однажды я был так утомлен, что, вновь прейдя в беседку, заснул, не дождавшись появления мистической ночной гостьи. Меня разбудил чей-то шепот над самым моим ухом: «Проснись! Проснись же!» Молниеносно раскрыв глаза, я, к своему удивлению, никого рядом с собой не обнаружил. Отмахнувшись от какого-то мотылька, привлеченного светом керосиновой лампы, я стал всматриваться в темное завершение аллеи, где обычно возникала женщина в белом, но там не было заметно никакого движения. Внезапный тоненький голосок, раздавшийся где-то рядом, заставил меня вздрогнуть:
— Я же говорила тебе, что люди крайне недальновидны. Подумайте: он не видит дальше своего носа! — пищал кто-то.
Я вдруг заметил на столе распахнутые крылышки пары бабочек, вертикально столу, так, словно мотыльки встали на задние лапки. Присмотревшись, однако, я разглядел у них и ручки, и ножки, и человеческие детские личики, но крошечные. Это были крылатые девочки, и одна из них была точь-в-точь моя полуночная белая гостья в миниатюре.
— Ну, увидел же он нас,— ответила она своей возмущавшейся подруге тоже тоненьким голоском.
Тут разговор их прервался: вдали, в конце аллеи заблестел какой-то фонарик. Человечки, похожие на мотыльков, сорвались с места и вихрем метнулись к мерцающему свету. Я поспешил за ними и увидел, как знакомая мне женщина в белых одеждах, в своем обычном обличье, открывает для двух человечков-мотыльков дверцу светящейся ровным светом клетки. И маленькие существа, такие же, как эти два человечка-мотылька, со всех концов сада стали слетаться в клетку и устраиваться на ее дне ко сну. Многие из них, смыкая микроскопические реснички и подложив под щеку сложенные ладошки, тут же мирно засыпали. Когда поток светящихся человечков иссяк, и все они уснули в клетке, женщина чудесным образом затушила в ней свет и, закрыв решетчатую дверцу, спрятала клетку под полу длинного плаща и двинулась по темной аллее.
Я, не раздумывая, кинулся следом за ней: мне безумно хотелось знать кто она, эта таинственная и прекрасная незнакомка. Но сколь бы быстро я не бежал, я, будто, и не двигался с места. А она, ничуть не ускоряя шаг, легко скрывалась в предрассветном тумане, словно сливаясь с ним воедино...
Я проснулся снова на том же месте в беседке. И керосиновая лампа так же ярко горела, но и человечки-мотыльки и ночная гостья в белом растаяли как сон. Расстроенный и раздосадованный своей явственной грезой, я отправился домой, где, рухнув на кровать в необъяснимом изнеможении, забылся сном без новых видений.
Проснувшись рано, на чуть занимавшемся рассвете, я в лихорадочном состоянии накинул плащ и направился в город. Пройдя мощенную булыжником узкую улочку, воздух которой отдавал конским навозом, я вынырнул на площадь, где у фонтана уже стояли первые торговки. Я поднял глаза к небу: оно сегодня было ясное и невинно-лазоревое. Из окна третьего этажа одного домика выглянуло лицо молодой женщины, и взгляд ее огромных голубых глаз тоже устремился к небосклону. По лицу ее разлилась хорошо знакомая мне загадочная улыбка, которую мне прежде доводилось наблюдать лишь при лунном свете. Я, оторопев, в волнении наблюдал за ней, поглощая женщину взором. Да, да, это она — моя ночная гостья, нет никаких сомнений, это она! Подперев подбородок кулачками, она теперь будто наблюдала за чьим-то полетом, а рядом с ней стояла та самая распахнутая клетка…
Я не мог глаз отвести от нее, а она, почувствовав на себе мой взгляд, вдруг посмотрела на меня дружелюбно, но с каким-то отчужденным удивлением. И я ясно читал в ее взоре, что ей никогда не доводилось встречать меня прежде...
26 июня 2005