Николай Аверьянович Крюков, сосед Растеряевых. Дома у них стоят рядом, а между огородами даже изгороди нет. Он уже вышел на пенсию, у него жена, двое взрослых детей, круглый животик и давняя страсть к охоте и рыбалке. Жена и дети страсти не препятствуют (сын и дочь давно разъехались жить по городам), а вот возраст и живот дают о себе знать. Раньше бывало ружьё на плечо и с первым снегом, по заячьим следам, а то и на кабана или на лося. Бредешок потаскать, тоже за милую душу, а теперь, всё! То одышка, то в висках застучит, а то бывает вдруг, сердце в груди как овечий хвост затрепыхается. Какой уж тут бредень! А тряхнуть стариной всё-таки хочется! Вот он к нам с Саней и подкатил с обеда, давайте мол, завтра с утречка на Егоров пруд смотаемся, посидим с удочками, может Бог карпиков пошлёт. Мы с Саней сразу смекнули, старый лис напрасно из норы не вылезет, наверняка примету знает, и клёв завтрашний чует! Короче договорились.
-- Вы ж только не проспите, рано надо поехать!
-- Не дядь Коль, не сомневайся, как штыки будем!
Рано поехать, в представлении Аверьяныча, это почти ещё ночью. Ещё не все звёзды погасли, а он уже стучал нам в окно летней кухни
-- Ну так и знал, что проспите!
Мы с Саней метались по кухне, одновременно одеваясь, глотая сырые яйца с хлебом и солью и обжигаясь горячим чаем.
-- Да ведь темень ещё, куда в такую ехать?
-- Пока доедем, развиднеется, поторапливайтесь, всю рыбу прочаёвничаете!
Все снасти наживка и прикормка были приготовлены ещё с вечера. У Сани с этим строго, военного человека, его сразу видно, всё аккуратно да по полочкам. Это я разгильдяй. У меня даже удочки своей нет. Однажды я таковой обзавёлся, так Саня всю оснастку на ней обструкции предал и полностью переделал, так она у Растеряевых и осталась. Пусть думаю, за ней там догляд какой надо, а на рыбалку, всё равно всегда вместе ездим. Да что там на рыбалку, мы почитай всю жизнь вместе! Валерке ехать с нами, даже предлагать не стали. Ему вставать рано утром – это нож под сердце!
Выехали на двух мотоциклах. Саня сел за руль Аверьянычева ИЖ 49 (сам хозяин в коляске), а я автономно на Валеркиной Яве. Семь километров на мотоцикле по степной дороге в четыре часа утра, хорошо бодрят и снимают сонливость. Небо на востоке только чуть начинало белеть. Пруд встретил нас серостью предрассветных сумерек и тишиной. Кусты и деревья на противоположном берегу, выглядели как театральные декорации, которые не успели раскрасить, молчаливыми и тёмно-бесцветными. Даже цапля, поднявшись из зарослей осоки, сделала это совершенно беззвучно. Взмахивая большими крыльями, она описала полукруг над прудом и улетела куда-то в сторону Медведицы. Звук в природе словно выключили.
И вдруг, как будто на середине пруда кому-то смачную оплеуху дали. Здоровенный карп, тускло сверкнув зеркальным боком, описал дугу в воздухе и шлёпнулся обратно в воду. Небо быстро светлело и становилось видно, что по всей глади воды, расходятся сотни кругов больших и маленьких. Всплески повторялись то тут, то там. Иногда рыба не выскакивала из воды, а делала кульбит на её поверхности, и тогда всплеск получался глухой с какой-то прихлюпкой. Рыба играла на зорьке. Всё это действовало на нас как запах крови на хищников. Мы сосредоточенно разматывали удочки, и каждый про себя надеялся вытащить сегодня самого большого карпа. Аверьяныч и Саня рассчитывали на свой опыт и знания, а я, на то, что дуракам всегда везёт, что кстати, не единожды подтверждалось на практике.
Наконец закинули. Поплавки, мягко упав на воду, покачались, обретая равновесие, и наконец, застыли как часовые у мавзолея. Больше они не шелохнулись ни разу! Ни одной даже самой слабой поклёвки! Я потерял интерес к такой рыбалке минут через тридцать и что бы не смущать двух знатоков и заядлых рыболовов своей зевотой, пошёл вдоль берега, якобы выбирая место получше. Знатоки, подбадривая друг друга фразами типа «рыбак существо терпеливое» и «рыбу надо уметь высидеть» продержались полтора часа. Первым сдался Аверьяныч. Он видимо как инициатор поездки чувствовал какую-то вину за этот «провал»
-- Нет ребята, так дальше сидеть не возможно! Либо домой поехали, либо ещё куда, пока время есть
-- Да уж, как об угол дома!
Охотно поддержал Саня своего соседа
-- Поехали на Старуху!
Старуха, это лесное озеро, которое находилось километрах в семи от Егорова пруда. Через десять минут мы уже ехали по гладко накатанной грунтовой дороге в сторону леса. Слева от дороги почти до горизонта желтели подсолнечные поля, а справа тянулась Сухая балка. Когда-то в этой балке умещалось аж три хутора! Верхняя, средняя и нижняя Раковки. Теперь там никто не жил, и только заброшенные сады, говорили о том, что эти места были когда-то обитаемы. Потом поля с подсолнухами кончились, а вместо них начались бахчи, а по правую сторону внизу показалась пойма Медведицы и лес.
Лес и озеро приветствовали нас утренней перекличкой птиц и тысячеголосым большим сводным хором лягушек. Поднимающееся солнце, пробиваясь сквозь листву косыми лучами, красиво высвечивало то жёлтую кувшинку, то целое созвездие белых лилий. Где-то над ухом, постоянно пел лучший друг рыбака комар. Проведя около часа в этом раю, мы пришли к мысли, что видимо нас угораздило поехать на рыбалку перед каким-то большим религиозным праздником, который отмечают все рыбы в нашей округе. Видимо накануне этого праздника, рыбам под страхом смерти запрещалось принимать любую пищу. Короче – опять ни одной поклёвки. Как об угол дома!
Решение доехать до реки и хотя бы символически поймать там одного пескаря, было уже жестом отчаяния. До реки доехать, меньше километра, но дорога после прошедших недавно дождей хоть и высохла, но зато густо заросла молодой и довольно высокой травой. Наши мотоциклы пробивались сквозь неё как ледоколы. Выехали на небольшую поляну, вот и Медведица! У самого берега не очень высокий песчаный обрыв, но мы туда подъезжать не стали. Солнце скоро должно было подняться из-за деревьев, и тогда наша техника оказалась бы на самом солнцепёке. Спускаемся к воде и забрасываем удочки. Уже третий раз за сегодня, прямо как в Сказке о рыбаке и рыбке. С первых же секунд становится ясно, что речная мелочь, не признаёт никаких канонов. Грешницы краснопёрки, безбожницы уклейки и расстриги пескари, хватают на всё подряд и на хлеб и на червя. Мы снимаем их с крючков и бросаем обратно в речку. Через пятнадцать минут всё это надоедает, и мы договариваемся, что следующая пойманная рыбёшка будет последней. Сматываем удочки, и возвращаемся к мотоциклам. Нас больше ничего не держит, можно заводить и ехать, но тут Сане приспичило «отлить на дорожку» Окружающий лес и чисто мужская компания позволяли с этим управится, сделав два шага в сторону, но его понесло обратно к обрыву. Вот, что бы с высоты стало быть! Ладно, подождём. Я достаю сигареты, а Аверьяныч уже забрался в коляску и начинает там задрёмывать. Но из состояния дрёмы его выводит сверхзвуковой летательный аппарат МИГ-21. Появившись откуда-то с той стороны реки, он со страшным рёвом и свистом вспарывает воздух у нас над головами и уносится куда- то в сторону Гуровкого разъезда.
-- Ну всё, теперь часов до двух покоя не будет. Это у качинцев учебные полёты начались
Сообщает мне Аверьяныч, хотя всё это, я прекрасно знаю и без него. Качинцы уже лет пятнадцать каждое лето у нас летают, с тех пор, как им аэродром им под Гурово построили. Однако Сане пора бы вернуться. Смотрю в его сторону и вижу, что Саня застыл в какой-то напряжённой кошачьей позе, даже галифе забыл застегнуть. Вы когда-нибудь видели, как кот крадётся по двору к стайке воробьёв? Он почти по-пластунски делает два-три шага, а потом застывает, не сводя глаз с предмета своего вожделения. Вот именно на такого кота. Саня и был похож в ту минуту.
-- Что это, его там не со страху переклинило?
Шутка явно Аверьянычу понравилась и он подхватывает
-- Как бы галифе стирать не пришлось. Хотя офицера самолётом вряд ли так напугать можно! Да свисни ты ему что ли!
Услышав мой свист, Саня вскидывает левую руку вверх и делает движение пальцами, означающие, что нам надо подойти, но только осторожно.
-- Господи! Да что у него там стряслось-то?
Аверьяныч с кряхтением вылезает из люльки, и мы высоко поднимая ноги, на цыпочках, крадёмся по поляне к берегу. Представляю, как всё это выглядит со стороны!
Саня встречает нас, прижав палец к губам, а другой рукой показывает на речку. Я, вытянув шею, со страхом смотрю в воду, ожидая увидеть там как минимум Лох-Несское чудовище, но ровным счётом ничего не вижу. Река, просвечиваемая насквозь лучами солнца, течёт как обычно. Песчаное дно к противоположному берегу идёт на отмель, а у нашего, глубоко. Немного левее от нас, дно покрыто то ли водорослями, то ли какими-то тёмными камнями или кочками. Вдоль нашего берега камыш и осока. Перевожу взгляд на Саню и пожимаю плечами. Он показывает на небо над лесом, а потом на часы. Ждать пришлось не долго, очередной истребитель с рёвом и свистом вскоре пронёсся над нашими головами. И тут мы увидели, что кочки, лежащие на дне реки, колыхнулись и сверкнули серебряными боками. Это были лещи! Это было целое стадо крупных лещей, их было сотни полторы или две! Колыхнувшись, косяк ушёл вниз по течению. Мы с Аверьянычем стояли открыв рты и потеряв дар речи.
-- А теперь смотрите, они минуты через три вернутся!
И точно, весь косяк, в полном составе, вскоре стоял на исходной.
-- Они наверное тут чем-то кормятся!
К Аверьянычу постепенно возвращалась способность размышлять и говорить.
-- Смотрите, река перед ними как раз делает поворот, вот и вымывает чего-нибудь из берега, а они стоят внизу и ловят, хитрые бестии! Вот, что я вам скажу ребята, этих лещей надо брать!
-- Да как их брать-то? Сачком что ли вытаскивать?
-- Не сачком, а двумя бреднями, с двух сторон. Идёмте к мотоциклам, помозгуем.
Вскоре план дальнейших действий в общих чертах был готов. Согласно этому плану, Саня с Аверьянычем оставались на месте, а я, на скоростной Яве, должен был мчаться в Раковку за подмогой и бреднями. Аверьяныч давал мне последние наставления
-- Первым делом заедешь к Касюку. Скажи, пусть бросает всё, берёт большой бредень и зятя и срочно сюда. Потом сразу к Севостьянову, у него бредень поменьше. Пусть садится к Касюку на Урал и то же сюда едет. Сам потом забираешь Валерку, если не будет вставать, облей водой! Вобщем, делай что хочешь, но что бы все через час были здесь! Только смотри, будешь гнать, шею не сломай.
-- Да что я, первый раз за рулём что ли?
-- Ну давай-давай, с Богом!
Не было в Раковке ни до, ни после, мотоцикла, лучше Валеркиной Явы! Ухаживал Валерка за ней как за ребёнком. Для него вообще техника – это всё! Помню в детстве, приехал он как-то ко мне на велосипеде. Что-то мы там с ним повздорили (а он старше меня на три года, разница в том возрасте существенная) ну и отвозил он меня как следует! Я в бессильной ярости, что не могу с ним справиться, схватил старую и ржавую гильзу от артиллерийского снаряда, и со всего маха грохнул ею по его велосипеду! Полчаса он бегал за мной вокруг дома с таким лицом, что если бы вместо него, меня преследовали Джек-Потрошитель и Андрей Романович Чикатило, мне было бы полегче. Но это было в далёком детстве, а вообще-то ради дружбы, Валерка может даже техникой пожертвовать. Я за всю жизнь не помню ни одного случая, что бы он мне отказал, когда я у него спрашивал мотоцикл, хотя считал меня в плане отношения к технике сущим варваром! Прости меня Валерка за все душевные переживания и за все разбитые подфарники!
Двухцилиндровая красавица, урча двигателем, легко вынесла меня из леса на гору, и я «втопив сотню» понёсся по степной дороге в сторону Раковки. Конечно, Ява могла идти и больше, но грунтовая дорога, это вам не асфальт! Небольшой камешек под колесо и…всё! А я должен был привести подмогу!
Во двор к Касюкам, я заходил минут через десять, после старта из леса, и то, что я увидел во дворе, повергло меня в отчаяние! За столом, стоявшем в тени клёнов и вишен сидели хозяин дома с зятем. Сам Касюк был крупным мужчиной лет пятидесяти пяти-шестидесяти, склонным к полноте (но не толстым!) с очень добродушным и мягким характером. Внешне, он был очень похож, на народного артиста Меркурьева, (если теперь кто помнит такого) Судя по розовым щекам, свежим белоснежным майкам и гладко зачесанным влажным волосам, они только что помылись в бане или душе. На застеленном клеёнкой столе, стояла перед ними эмалированная миска, полная салата из помидоров и зелёного лука, лежал нарезанный крупными кусками белый Раковский хлеб, и завершала этот натюрморт, поллитровка с двумя стопками. На углу стола чуть в стороне, возвышалась зелёная кастрюля, из которой дородная хозяйка дома наливала в тарелки огненный борщ. Судя по уровню жидкости в бутылке, эти счастливые люди уже успели хлопнуть по одной под салатик, и теперь томились в ожидании горячего. Из открытых дверей летней кухни доносилось весёлое шкворчание и плыл изумительный запах, который ясно указывал на то, что как только с борщом будет покончено, на столе в тот же миг появится большая сковородка с жареной картошкой и котлетами.
--Нет, эти уже никуда не поедут – тоскливо подумал я и проглотив слюну поздорововался.
Касюк поздороволся тоже, и сделал рукой неопределённый жест, который при желании можно было истолковать как приглашение к столу.
-- Нет-нет, спасибо, я не хочу – сказал я насквозь фальшивым голосом – я собственно по делу.
-- Так, и какое же у тебя дело? – спросил Касюк, принимая от жены дымящуюся тарелку.
И тут я скороговоркой выпалил всё, что мне поручил передать Аверьяныч
-- Так прямо и сказал, пускай мол всё бросает!
Начавшуюся было шикарную немую сцену, испортила женщина
-- Да какая может быть теперь рыбалка? Они же с самого утра погреб копали! Только помылись, только сели…
Я понял, что мне пора уходить. Но Касюк, дослушав жену, сказал ей очень мягко и вежливо:
-- Машенька, положи нам пожалуйста с собой этот хлеб с котлетами и помидорчиков сорви, люди там наверняка с утра не кушали.
И Машенька, не возразив ни словом, пошла на огород, выполнять волю мужа. Только вздохнула. А зять тем временем, уже распахивал ворота и выкатывал на улицу тяжёлый «Урал»
-- Ну а ты чего стоишь, рот открыл? Дуй скорее к Севостьянову, пусть бредень готовит. Скажи, мы за ним заедем Давай-давай, время не ждёт!
Ай да Касюк! Вот это хозяин! Восхищённо думал я, усаживаясь на мотоцикл. Как он ей: «Машенька, положи нам пожалуйста» и никаких тебе криков!
Севостьянов, дурея от скуки, ходил по дому с мухобойкой, а убитых мух, зачем-то складывал на подоконнике ровной шеренгой – наверно считал Когда он узнал, зачем я приехал, то обрадовался так, как будто я привёз ему тринадцатую зарплату.
-- Да я мигом! Я их у ворот буду ждать.
Теперь оставалось самое сложное, разбудить Валерку. Будучи его другом, я с самого детства знал о двух его феноменальных способностях. Про первую я уже упоминал. У Валерки были золотые руки, и он мог разобраться в любой технике, что доказал года четыре тому назад всей стране, взяв первый приз на конкурсе «А вам слабо?», который показывали по российскому телевидению. Вторая феноменальная способность Валерки, заключалась в том, что он мог спокойно проспать до обеда, и до после обеда, а в лучшие свои годы и почти до самого ужина. Феноменальность усиливалась тем, что сон протекал в режиме нон-стоп. Вылезти добровольно из-под одеяла Валерку не могло заставить ничто, даже физиологические потребности. Будить его в школу и на работу, было сущим наказанием сначала для тёти Маши (его матери), а потом этот тяжкий крест вынуждена была взвалить на себя его жена.
Зная все эти расклады, я, направляясь к Валерке в опочивальню, дальновидно зачерпнул в ведре литровую кружку воды. В маленькой дальней комнате были закрыты ставни и задёрнуты занавески. В окружающем мире бурлила жизнь. Давно взошло солнце, какой-то счастливчик, сильно «устав» с утра, уже крепко спал на куче песка у магазина, широко раскинув руки и подставив лицо и грудь палящему солнцу, Касюки вырыли погреб и чуть не пообедали, а здесь, в спальне, царили мрак и тишина. Не смотря на летнюю пору и тридцати пяти градусную жару на улице, спал Валерка под стёганым ватным одеялом, уютно свернувшись калачиком.
Я включил свет и наклонившись над кроватью, оглушительно свистнул. В слове «оглушительно, нет никакого преувеличения, свистеть я могу так, что у самого уши закладывает. Валерка открыл глаза и уставился на меня совершенно бессмысленным взглядом. Сознание его видимо было ещё где-то очень далеко. Тогда я безжалостно сорвал с него одеяло. Он отреагировал тем, что из позы «калачика» перешёл в позу «эмбриона», его худые колени потянулись почти к самому подбородку, однако глаз тревожно косился в сторону кружки с водой. Из этого можно было сделать два вывода, что его уже когда-то будили с помощью этого нехитрого приспособления, и что он уже способен соображать. Надо было «ловить момент» и я громко и чётко сообщил ему, что он должен сию же минуту встать и ехать со мной в лес! У любого нормального человека такое обхождение должно было бы вызвать как минимум вопросы, а как максимум возражения вплоть до желания «отоварить» табуреткой непрошеного гостя. Я был готов ко всему, но только не к тому, что Валерка покорно встанет, и натянув кое-как штаны и рубаху, скажет
-- Поехали!
Мы вышли на улицу, где нас уже ждали Касюки и Севостьянов и поехали. К моему удивлению, Валерка сел не как всегда за руль сам, а на заднее сиденье и я почувствовал как он сразу же уткнулся лбом мне в спину. Из коляски «Урала» торчали колья бредней, и из-за этого он был похож на передвижную зенитную установку. Примерно на середине пути. Валерка заворочался за моей спиной, и неожиданно поинтересовался
-- А куда это мы все едем?
-- Скоро узнаешь!
Ответ видимо его полностью удовлетворил, и я опять почувствовал его лоб на своей спине.
Саня с Аверьянычем поджидали нас на горе перед спуском в лес. Оба лежали в тени под кустом боярышника и поглядывали на дорогу. Они решили, что основной совет лучше провести здесь, а на берегу, каждый уже должен знать свой манёвр и действовать быстро без лишнего шума и разговоров. Ну что же, пожалуй это было разумно. Аверьяныч, взяв на себя руководство, коротко доложил, что лещи стоят на месте, после чего подробно расписал каждому его роль.
Касюк с зятем, взяв малый бредень, должны были подняться вверх по течению метров на 100-150 и перекрыть реку. Так как длинны бредня на всю ширину реки не хватало, в усиление им давался Валерка, который должен был контролировать оставшийся не перегороженным мелкий участок реки. Если лещи попытаются уйти на этом участке, в обязанность Валерке вменялось колотить по воде палкой и орать во всё горло.
Саня, Севостьянов и я, дождавшись, когда они займут свою позицию, по команде Аверьяныча, должны были перекрыть реку большим бреднем метрах в пятидесяти ниже по течению. После этого, подразделение с малым бреднем, должно было начать движение на сближение и тем самым загнать косяк в большой бредень. Ну а потом уж как говорится – дело техники. Сам Аверьяныч остался руководить всей операцией с вершины обрыва. Он оттуда прекрасно видел не только всё своё войско, но даже лещей под водой. Выглядел он со стороны реки грандиозно! Как настоящий полководец или даже император! Для полноты картины очень не хватало ханского шатра или на худой конец барабана и треуголки. Когда все стали по своим номерам, «император» дал отмашку рукой и операция началась.
Мне удерживать свою позицию, было пожалуй тяжелее всех. Я держал правый край большого бредня стоя по горло в воде. Течение постоянно сносило меня с места, а я всеми силами пытался удержаться на нём, зарываясь пальцами ног в песчаное дно и подгребая что было сил свободной правой рукой. Саня стоял слева от меня примерно на середине реки, там глубина была уже по пояс, к тому же ему не надо было держать колышек бредня. Его задачей было прижимать ногами нижнюю бечеву ко дну реки, а в нужный момент по команде Аверьяныча резко её поднять. Севостьянов вообще прохлаждался на мели, стоял по щиколотку в воде, опираясь на кол бредня.
Шествие с малым бреднем постепенно приближалось к нам, и по мере их приближения, напряжение нарастало. Наконец наш полководец подал голос с высоты берега
-- Сашка! Васька! Держитесь, на вас пошли! Смотрите не упустите!
Как мне потом рассказывал Саня:
-- Как будто сотней рашпилей прошлись по ногам!
В тот же миг, кол из моей руки рвануло так, как будто в мотню бредня на большой скорости влетел голубой кит или касатка! Меня сорвало с места и я, порядочно хлебнув от неожиданности, ушёл с головой под воду. Бредень из рук я не выпустил, но мне понадобилось какое-то время, чтобы сгруппировавшись под водой, резко оттолкнуться от дна и восстановить свою позицию. Когда я вынырнул, выяснилось, что момент был упущен. Пока я барахтался в воде, лещи сообразили, что попали в западню и успели развернуться и уйти из бредня. Наш Бонапарт одним кулаком грозил мне, а другой уже показывал Валерке
-- Валера!!!
-- Чего?
-- Валера!!!
-- А?
-- …й на!!! Куда смотришь, на тебя же идут, лупи палкой по воде!
Но Валерка увидев, какая масса рыбы на него движется, вдруг высоко подпрыгнул, и распластавшись в воздухе как жаба шмякнулся животом в воду, поднимая тысячи брызг. Такой номер он проделал раз пять подряд. Аверьяныч на обрыве мгновенно сменил гнев на полный восторг.
-- Так их Валерка, так! Ага! Забздели!!! Мать-перемать в Бога, в креста, в три копейки царской чеканки!!!
В своих командах, Аверьяныч перешёл практически на сплошной мат, что очень благотворно сказалось на управлении войсками. Все распоряжения теперь звучали коротко, чётко и главное понятно для всех.
-- Васька, Сашка! Опять к вам пошли! Упустите ещё раз, я вам яйца оторву!
Но мы уже были калачи тёртые! Как только головной отряд лещей влетел в наш бредень, Саня быстро поднял нижнюю бечеву, а мы с Севостьяновым, подняли колья из воды и взяли их в горизонтальное положение.
--Пи…ец, попались!
Прохрипел «император» напрочь сорванным голосом
-- Заводи тот край к Ваське! Возле него будем вытаскивать!
Семь взрослых мужиков, со стоном тащили бредень наверх песчаного обрывчика. Господи, какой же он был тяжёлый! Мы как черти вывозились в налипшем на нас песке. У Касюка до половины задницы сползли мокрые сатиновые трусы, но ему было не до того. Сверкая то молочной белизной ягодиц, то красным от натуги лицом, он то ли причитал, то ли уговаривал
-- Ну, ребятки! Ну, ещё чуть-чуть, ещё немножечко, ребятки!
Когда весь бредень вытащили наверх, все просто попадали на траву. Из мотни вытекала вода, а внутри трепыхались крупные как на подбор лещи, их было наверное около полусотни! Аверьяныч, выкладывая рыбу в мешки, дал отдохнуть нам не более пяти минут
-- Хватит! Хватит разлёживаться! А то как раз рыбнадзор или лесника нелёгкая принесёт.
Через 10-15 минут, уже ни что не напоминало на пустом берегу о том, что здесь произошло. Разве только мокрый след на песке от бредня, да несколько окурков. Но след через час высох и осыпался, а окурки… а что окурки? Мы знать ничего не знаем.
Делили добычу во дворе у Растеряевых под клёнами. На траве лежали семь равных кучек рыбы (по числу участников) Один лещ оказался лишний, и кто-то предложил, что бы этот лишний был самым крупным, что бы после основного дележа, наградить им самого «полезного» участника этой «облавы». Идею одобрили и приступили к дележу. Делили старым и проверенным способом «вслепую». Аверьяныч отвёл Саню немного в сторону и повернул спиной к улову, а сам подошёл, и, показывая пальцем на одну из кучек, спросил:
-- Это кому?
-- Касюку!
-- А это кому?
-- Ваське!
-- А это?
--Тебе!
За какие-нибудь 30 секунд, улов был поделён по справедливости и без обиды. Теперь настала очередь призового леща (я помню, что Аверьяныч, называл его каким-то словом, но оно вылетело у меня из головы). Разумеется, что все были единодушны в том, что приз должен достаться Аверьянычу. Он был инициатором поездки, он придумал, как этих лещей выловить, он руководил всей операцией, и, в конце концов, он был среди нас самым старшим и уважаемым. Но Аверьяныч, явно польщённый таким отношением к нему, от приза отказался
-- Куда нам этого бугая? Мы с бабкой и свою-то долю неделю есть будем!
Тогда «обчество» поклонилось Сане. Ведь именно он увидел лещей в реке, но русский офицер, посчитал невозможным уступить в бескорыстии своему соседу пенсионеру. Какие доводы приводил я, когда отказывался от приза, я уже не помню. Помню только, что меня в те мгновения, аж распирало от осознания благородства своего поступка.
Когда от леща отказался шестой участник экспедиции, до нас начало доходить, что складывается парадоксальная ситуация. Над пятикилограммовым серебряным красавцем нависла реальная угроза, протухнуть, так и не погрев бока на сковородке! Создавалось впечатление, что во дворе собралась не шайка хуторских браконьеров, а какой-то Лондонский джентльменский клуб, все члены которого ещё и травоядные вегетарианцы. На робкого и тихого Севотьянова навалились всей шайкой. Он был последним, кому ещё не предлагали приз. Его роль в общем деле была самой ничтожной, но все в один голос утверждали, что без него нам бы была труба. А если он, например, вздумает от приза отказываться, то на рыбалку его больше никто никогда не пригласит и вообще здорововаться с ним все перестанут! Не на шутку перепуганный такими перспективами, Севостьянов послушно взял леща, совершенно не понимая, за что на него такое счастье свалилось.
Трое суток над дворами участников экспедиции стоял неистребимый запах жареной рыбы. Коты, обжирались потрохами и жабрами до обморочного состояния и засыпали прямо на месте пиршества. Рыбу жарили, обваляв в муке на подсолнечном масле, припускали с морковкой и луком и варили из неё ведёрные кастрюли ухи. А обычно скромный Касюк, хвастал у магазина в очереди за хлебом, как его Маша вкусно запекла этих самых лещей в сметане.
С тех пор прошло 25 лет. Я высчитал это, когда нашёл старую чёрно-белую фотографию. На фотографии сидим мы – Саня, Валерка и я, с теми самыми лещами, а на обратной стороне надпись – июль 1984. Давно уже нет Аверьяныча,в 2006 году не стало Алексея Григорьевича Касюка, а вот воспоминания о них остались. А что думаю, не написать ли про всё это рассказ? Обычно я рассказы сначала полностью «пишу в голове», и только потом сажусь за компьютер, добавляя по ходу разные детали. Вот из-за одной такой детали, я и позвонил по скайпу Сане в Калининград. Но чем больше мы углублялись в подробности, тем очевиднее становилось, что как минимум половину этих подробностей, мы помним по-разному. Мы орали друг на друга в микрофоны и размахивая руками перед вэб камерами, доказывали «кто с какого берега заходил» По моему мнению, Саня нёс полную ахинею, и я уже собирался сказать ему, что после рождения внука, у него начался старческий склероз, с явными признаками маразма. Но тут Саня вспомнил, что поездок за лещами было две. Другая (менее удачная), состоялась после того, как мой отпуск закончился, и я уехал. И вот теперь видимо эти две поездки у него в голове перепутались.
-- Короче Вась, пиши, как знаешь, только когда «загибать» будешь, меру знай.
Я пообещал, что вопреки традиции, напишу чистую правду и не совру ни на грамм, ни на сантиметр. Мы уже стали прощаться, как вдруг я вспомнил, зачем собственно звонил.
-- Сань, а ты не помнишь, каким словом Аверьяныч называл того леща, самого большого, от которого все отказывались?
--Как это не помню? Конечно помню! У меня же башка не такая дырявая, как у некоторых.
-- Ну и?
-- Неделимый.
Февраль 2010 СПб.
!