На конечной, из автобуса я вышел один. Справился у водителя о последнем вечернем рейсе, забросил на спину шарабан, лыжи на плечо и с умным лицом, не спеша, двинулся вдоль деревни. Умное лицо для выглядывающих из-за занавесок старых рыбаков - карелов, а, не спеша, потому, что я не знал куда идти. Где-то слева, за огородами, уходят в лес две полу заросшие лесовозные дороги, и чтобы не петлять лишнего я шёл, не напрягаясь, пытаясь угадать, где же всё-таки надо свернуть. Выручил мужичок в резиновых сапогах и мятой телогрейке.
- На “Сухое”?
- Да вот думаю, на “Сухое” идти или может на “Нижнее”, что ваши рыбаки говорят? – Я остановился.
И не зря. Через пару минут уже знал, что на “ Нижнее”, куда собственно и собирался, тропы нет, а на “Сухом”, “вчера мужики поймали хорошо”. Отблагодарив “телогрейку” парой сигарет, думаю, ради этого он меня и тормознул, прибавил шаг и минут через пять уже стоял на лыжах в лесу. Апрельское солнце вскользь поливало поляны, а впереди ещё шесть километров пути. Надо спешить, иначе утренняя рыбалка упущена.
Об этих ламбах я узнал случайно, в троллейбусе. Как-то вечером, возвращаясь с рыбалки, сидя на шарабанах, на задней площадке два дедка обменивались впечатлениями. Из их разговора запомнилось только “Нижнее” и щуки. Дома, по карте, я нашёл это озеро и, дождавшись середины апреля, чтоб наверняка, решил испытать рыбацкую удачу. На карте дорога выглядела как-то ровнее и по горизонтали и по вертикали. В действительности это оказался довольно крутой подьем с выворотами. В лесу тихо, только хрустит под лыжами снег. Подгоняемый нестерпимым рыбацким зудом я выскочил на макушку сопки. В низу, в тени леса, лежало чистое блюдце озера. Красиво, но любоваться некогда. Там, наверняка, жду меня здоровенные, зубастые щуки.
Я осторожно покатился вниз и почти сразу же остановился. Через дорогу тянулся крупный след. Если бы дорогу перебежал заяц, я б, наверное, и не заметил, но след был огромный. Медведь. Я потрогал снег в глубоких лунках. В лесу сразу стало немного душновато. След был свежий, мягкий. Скорее всего, медведь прошёл ночью или ранним утром, но, ни от одного, ни от другого легче мне не стало. Апрель, снега в лесу выше колен, кушать медведю, конечно, хочется, но нечего. Да не известно ещё, что его подняло в такую рань. А если он уходил от охотников, от собак? Сбросив лыжи, я присел на корточки и закурил. Тихо. Прямо передо мной озеро с щуками и окунями, позади шесть километров и автобус, а где-то неподалеку по лесу бродит голодный медведь. Ну, ты попал, мужик! Настроение, - хоть куда! Догорающая сигарета обожгла пальцы. Эх, была, - не была, не возвращаться же? Вот оно озеро, сотня метров. Я воткнул лыжи в снег и пешочком, быстренько спустился на лёд.
На озере ни следов, ни старых лунок. Теперь угадывай где рыба. Стоя на коленях над первой лункой, решил, что угадывать буду раз с пяти, не больше. Лёд под метр толщины, много не насверлишь. Первая попытка оказалась не совсем удачной. Подо льдом оказалось сантиметров сорок воды и мелкая, вертлявая плотвица.
Солнце поднималось. Со второго захода попал на стаю окуней. Тёмные, с горбинкой, красиво плясали на снегу, отгоняя мрачные мысли. На душе стало спокойней. Попил горячего чая из термоса, посидел с сигареткой подставив лицо ласковому весеннему солнцу. Какой же рыбак имеет в апреле бледный вид? У настоящего рыбака уже к концу марта кожа на руках и лице не на много отличается от потёртого кирзового сапога. Дублёная морозами, отполированная ветрами, пропитанная солнцем. Рыбака весною видно далеко.
Окунь между тем попадал всё крупнее. Смотав удочку с мормышкой, я опустил под лёд блесну. Блесёнка рабочая, моя любимая, жёлтого металла с тройником на короткой цепочке. Подарок опытнейшего рыбака Петровича. Много разных хитростей узнал я от него, коротая ночи за неспешным разговором в далёкой рыбацкой избушке, посреди Заонежья. И блесёнку подарил мне самую лучшую. Чем-то я ему всё-таки приглянулся. Где-то теперь Петрович? Давненько не встречал. Стареет наверно, не та силушка, чтоб по десять-пятнадцать километров в одну сторону бегать. Да!
Первая поклёвка на блесну порадовала тяжестью. Окунь, ни - как не меньше граммов пятисот! Хорошо озерцо, а? Третьего, а затем четвёртого горбача я вытаскивал уже как должное. Бросая очередного красавца в общую кучу, мельком взглянул на гору, где оставил лыжи. На ощупь я отпускал леску в лунку и проклинал тот день, когда впервые взял удочку в руки. Мимо моих лыж, по горе, шёл громадный, серый медведь. Шёл медленно, гордо, как подобает хозяину. Он не смотрел в мою сторону, но каждой клеточкой трепещущего организма я чувствовал его звериный взгляд. Не верьте тем чудо - храбрецам, которые заявляют, что медведь для них это так, “мишка косолапый”. Косолапость его хороша только на обёртке от конфет, на кухне, за чашкой чая. Медведь, это зверь. Сильный и страшный. И вот эта мохнатая зверюга наверняка уже имеет виды на мои тощие внутренности. От такой мысли, эти самые внутренности стало как-то нехорошо заворачивать. То влево, то вправо. И чем бы эти позывы окончились остаётся только догадываться, но именно в этот критический момент удочку в руке рвануло и по привычке я подсёк.
От страха дёрнул так, что зазвенела леска. Есть. Первый раз в жизни у меня не захватило дух от такой поклёвки. Его я уже выпустил минутой раньше.
Чисто механически, равнодушно, я подвёл рыбину к лунке, прижал леску ногой и, также равнодушно, багром выволок из воды трёх килограммовую щуку. Щука запрыгала по снегу, разбрасывая хвостом разомлевших на солнце окуней.
Медведь остановился. Мне захотелось домой. Вот так, прямо сейчас. А, что? Дома тоже хорошо, можно газетку например почитать, или журнал какой, про рыбалку.
“Зверюга”, опустив голову, вынюхивал что-то на снегу. Если он повернёт голову и посмотрит на меня, я пропал. Между нами метров семьдесят, не больше. В голову пришла ненормальная для рыбака мысль. Стараясь не смотреть в его сторону, я собрал окуней, удочку и не торопясь пошёл по озеру в сторону дороги. У лунки трепыхала хвостом щука. Метров через сто я сел на шарабан и закурил. Оценив по достоинству мой манёвр, “Зверюга” также не торопясь, стал обходить озеро с другой стороны освобождая мне дорогу. Получилось. Уже на верху, становясь на лыжи, я не удержался и оглянулся. На противоположном берегу озера стояла серая громадина низко опустив голову. Медведь был голодным, но гордым. Хозяин!
Обратная дорога больше напоминала гигантский слалом. Лихо объезжая пни и камни я на удивление быстро оказался на краю деревни. На встречу спешил мужичок в мятой телогрейке.
- Что рано?- Мужичок хитро улыбался.
- И этого хватило.
- Тут, на днях, мужики медведя подняли, не видал?- “Телогрейка”, аж засияла.
- Видал, - Ответил я равнодушно, поднимая на плечо лыжи,- вместе рыбачили.
- Дела, - “Телогрейка” ядовито прищурилась, - может, покурим, автобус ещё не скоро? Я развёл руками.
- Извини, папаша, с медведем всё выкурили, - и, повернувшись, с умным лицом, не спеша, пошёл на конечную.