Барселона.
Пролистывая свои записи, посвящённые Барселоне, я пришёл к выводу, что что-то менять или править, только портить. Хотя обычно, черновики безжалостно кромсались и из первоначальных вариантов оставалось, хорошо если половина, а чаще, всё переписывалось по новой и совсем иначе. Но в этом случае, я поленился "реконструировать" мою Барселону. Мои записи, сделанные по горячим, свежим впечатлениям, тяжело читаемы, бесхитростны и бестолковы, но чудесным образом эмоциональны. Поэтому, я предлагаю твоему вниманию, неровное и наивное чтиво, необдуманное автором и необработанное его безграмотным, внутренним редактором, впрочем, как и всегда. Такие наброски, в спешке, неразборчивым почерком (в надежде когда-то потом исправить и привести в порядок) сделаны мною, сразу после прилёта из Испании.
(1)
Четыре дня в столице Каталонии. Немного? Немало? Меньше недели, это срок? Чепуха! Ветер и солнце, прокоптили меня, как средиземноморскую сардину насквозь. И если бы, в моём загранпаспорте (как в совдеповской ксиве) был листок, где отмечают, такую тему, как "прописка". Мне бы хотелось, что бы там красовалось: Барселона, улица Диагональ, гостиница Covadonga. Если бронь просрочена, можно переночевать и на биг-бич Барселонетта. Большинству туристам, которые в течение первых двух дней, обычно пребывают в состоянии больных топографическим кретинизмом. Я бы посоветовал, начинать и заканчивать свой день в "Барсе", на этой улице, Диагональ. Мне, лично, очень помог этот ориентир. Без измен, эта прямая и длинная улица, по диагонали, разрезает город, с запада на восток, дюже удобно.
По не писаному правилу, нервного, опасающегося недоесть своё обывателя, первый визит туриста, в ближайший супермаркет. Немного усталый, после длительного перелёта, я тоже "повёлся" на поход в магазин.
Чтобы сразу не обанкротиться, наши затариваются самым дешёвым винищем, в литровых "тетрапаках", меньше евро за коробку. На следующий день, на пляже, я наблюдал, как местные бездомные, тусуясь возле, необъяснимо абсурдной, архитектурной штуки, в виде скошенных, стеклобетонных блоков, бухали, только эту амброзию. Ещё не зная, этих подробностей, я тоже взял одну коробку белого и одну коробку красного молодого яда. Тёмно-красную ртуть, после дегустации, пришлось слить в раковину. Литр белого, не без труда, я осилил, и тут же, отправился на улицы города. Wellcome Барселона!
Парень из промороженной Сибири, житель вонючего, захолустного городишки, глупенький русский идеалист, почти нищий, как церковная мышь, чучело-мяучело, приветствует тебя "Барса!" ( В этом месте, вступает Фреди, Бар-селона! Бар-селона!) И я, из прохладного фое гостиницы, споткнувшись о порог, попадаю в натопленную, без дров и пара баньку, июльского, средиземноморского города.
(2)
Барселона, конечно, без сомнения, город кафешно-ресторанный. За барными стойками, за уличными столиками, столпотворение: местные, приезжие, случайно "залётные", вроде меня. Вокруг, бла-бла-многоязычье, плещется вино в бокалы, грохот пивных кружек, смех, крики, чмоканье поцелуйчиков, стук столовых приборов, ароматы пуэльи всех видов, и обязательное, официантское: Woud you like a cofe?, в конце трапезы.
В последний день, а точнее, поздний вечер пребывания в Барселоне, я ужинал в ресторане, недалеко от моей гостиницы, прямо на Диагональ. Меня, как singl, посадили в самом углу зала, где мой столик, вплотную соседствовал, с рабочим столом официанта, на котором собиралась грязная посуда, недопитые бутылки, чистые и использованные россыпи вилок, ножей, салфеток, счетов, подносов, а в ящике под столом, хранились скатерти, штопоры и т.п. Обслуживал меня, самый настоящий карлик. К тому же, карлик-официант, был злобным карликом. Он и не думал быть любезным, и открыто ненавидел всех, кто так вульгарно "вытянут" вверх, выше него. Меня, карлик брезгливо игнорировал.
За моей спиной, было расположено главное место в любой харчевне, кухня. Рядом, у большого окна, выходящего непосредственно на кухню, стоял седовласый, авантажный усач, с импозантно повязанным на шее, голубым платком. В микрофон, он громко выкрикивал заказанные для посетителей, название блюд. Было интересно наблюдать, как после его команд, начинали бегать и греметь посудой, его подчиненные, в низких белых колпаках. А слева, от распорядителя, с лихими кавалеристскими усами, я заметил, висевшую под потолком картину, в стиле мультиперсонажного комикса, на самих поваров. На ней были изображены не менее сотни работников кухни, в жуткой тесноте, одновременно, приготавливающие множество кушаний, весело и безалаберно, что-то кромсая гигантскими тесаками, стряпая, смешивая, поджаривая, и всё это в обстановке, только для них близкого и понятного окружающего хаоса и бардака, "творящегося" на нарисованной кухни. В этот зал, я попал впервые, хотя каждый вечер, я заканчивал за стойкой в этом ресторане, выпивая, один-два бокала "Экстрелл" перед сном, благо до отеля, рукой подать. Чертовски приятно, на пару дней, "имитировать" завсегдателя. Усаживаться на "свой" табурет у стойки бара, оглядывать зал, пускать дым в потолок и просить повторить, лёгкий, светлый "Экстрелл".
(3)
В сущности, "барное" общение, одно из разновидностей житейского эскапизма. Бегство от себя и от проблем, к тем, кто, как и ты, ожидает, за рюмкой виски или бокалом вина, приятного, "нежёсткого" диалога.
К примеру, сижу я за столиком в кафе, на улице Аль-Арабе, обжигаюсь лазаньей, с каким-то силосом в внутри, и ни слова не понимая по-испански, могу только фантазировать, о чём треплются все эти люди, за барной стойкой. Вот, кто-то, уже битый час, "препарирует" свою семейную археологию бармену, кивающему и улыбающемуся, как бы необыкновенно заинтересованному. Вот, заходит новый посетитель, заказывает большую чашку "капучинно", остаётся у бара и старается усадить себе под ноги трёх мопсов, с розовыми язычками-ярлычками, болтающимися из открытых пастей, задыхающихся малявок. Следующие полчаса, все, кто оказались поблизости, шумят и обсуждают, вспоминая известных им собачек, кошечек, рыбок и вообще, всех животных вместе взятых. Анализируется исключительно высокий интеллект, тварей Божьих, сравнивая его с алчной человеческой примитивностью, все смеются, а мопсы, крутятся под ногами и хрипят, натягивая поводки. И вот, когда я заканчиваю, со своим многослойным, итальянским пирожком, в кафе, на Аль-Араби, заходит самый экстравагантный гость этого вечера, пластиковая синьора. Эта дама, давно заслуженного пенсионного возраста (уму непостижимо, в тридцатиградусную жару!), была обута, в высокие замшевые сапоги, лёгкую сентипоновую курточку, на плече розовая пластиковая сумочка. В морщинистых ушках, крупные пластмассовые клипсы, на старческой, впалой груди, на цепочке, большое кольцо, конечно же, из пластика, розовое, девчачье, такое же искусственное, как и белозубая улыбка у бабушки. Синьору встречают овациями.
Ну, так вот, когда вся это весёлая компания, отхохоталась, отдышалась и немного помолчала, все разом оглянулись на меня. Типа, ну а ты чего, что молчишь, жрёшь там втихаря, может, что-то против, имеешь, а? Я ничего против не имел. И улыбнулся. И они улыбнулись. Вот так всё умильненько, бай, синьоры!
(4)
Барселона, как известно любому туроператору, город, переполненный историческими и культурологическими достопримечательностями. Ротозеи всех национальностей, кочуют как цыгане, по его улицам, останавливаясь, многоязычными таборами, возле отмеченных на карте мест. Туристические автобусы, рестораны, бульвары, переполнены и кишат зеваками, интурист утоляет жажду познания. А на бесподобных пляжах города, ублажают истому летней неги, местные. Райское побережье, в оккупации тех, кто не торопиться. Морские и солнечные ванны, вкушают, в основном мудрые каталонцы, и я вместе с ними.
Барселонетта, место, где можно проводить время круглые сутки. Песок, тёплое море, девушки топлес, что ещё нужно натуралу. Доходит до того, что встречая какую-нибудь девчонку в купальнике с "верхом", приходит на ум, что она, или больна, или патологически закомплексованна. Может быть, именно этот неприкрытый, почти агрессивный культ тела и демонстративного эротизма и свёл меня с ума. Здесь в Барселоне, на Барселонетте, я "облажался" по полной. Что смешно и грустно. Так угореть, мне старому "пляжному тюленю", подставлявшему свой жирок под ультрафиолет у берегов Индии и Таиланда, Малайзии и Египта. Мне ли, пухлотелому пингвинчику не знать, как родное солнышко сжигает, до самого красного-прекрасного цвета, незащищенную кожу. Но я, сибирский валенок, поддался искушению, угодил, в эстетически-эротический мейнстрим курортной моды.
(5)
Пробегав полдня, в шортах и майке, по городу, позже я растапливал свой подкожный жирок на песочке Барселонетты. Вот именно валяться, лежать на пляже, я категорически не люблю. Мне по душе, не далёкие заплывы, до болтающихся на волнах ограничительных буйков, и раскинув руки, лежать на воде, задыхаясь от удовольствия, безмятежности и спокойствия, совпадающие с мироощущением буйков-поплавков, что релаксируют рядом. Как и положено, на суше, я обильно растирал себя, кремом от солнца.
Уже в гостинице, раздевшись, перед тем как принять душ, я посмотрел на себя в зеркало и позеленел от ужаса и отвращения (хотя, конечно хотел увидеть, забронзавевшего себя). Лёгкая коричневатая полутень, чётко ложилась на незащищённые одеждой участки моего тельца, остальное оставалось, благородно мраморным. Немного тёмные руки (до коротких рукавов футболки), багровая шея (классический red neck), подкопчённые ноги, чуть выше колен, как раз до бахромы шорт. Я похолодел от ужаса, увиденного чудища, а-ля, привет с июльского сенокоса! Завтра, решил я, крем остаётся дома. Мне бы сесть и сразу написать завещание, указав в нём, межу прочим, что бы мой гробик, по прибытию на родину, не вскрывали, что бы ни пугать близких, мёртвым "солнечным зайчиком".
Конечно, как и у каждого из нас, у меня когда-то наступит последний день, но врядли, мне удастся, так подробно рассказать о нём, как о чуть не убившей меня репетиции моей смерти, которая произошла, в чудесный, солнечный день в Барселоне.
Позавтракав, в пустом гостиничном ресторане, андеграундом, я добрался до моря. И до самого вечера, пока запах собственной жжёной кожи, уже не стал перебивать, к тому времени, выветрившемуся аромату солёного моря, липкого пота и утреннего парфюма, провёл на песочной жаровне Барселонетта-бич.
Как и всё, в этом экстраординарном городе, набережная Барселонетты, не без сюрпризов. Надо только, оторвать голову от полотенца, вот смотри. Перфоменс французского скульптора, гигантский остов рыбины, размером с двухэтажный домик. Можно подумать, что это огромный засушенный скелет, когда-то выловленного каталонскими рыбаками окунька. Или чуть дальше, за этим перекормленным мальком, уже напротив другого пляжа Olimpia, странное, высотное здание с затонированными окнами. Если идти вдоль моря и смотреть на этот домик, не можешь отделаться от впечетления, что не стихающий морской бриз, "играет" офисным застеклением, как трепещущим стягом, чёрно-тонированным флагом. Это что, не стекло на окнах? Полителен? Строительство не закончено? Долгострой, что-то вроде Sagrada familia? Да, что же, это, чёрт возьми? Непонимание, любопытство гонит тебя до конца, до странного, колыхающегося под ветром здания. Только непосредственно перед ним понимаешь, что стекло у этого небоскрёба, вставлено специально неправильно, не ровно, под разными углами, по всему фасаду, что бы произвести впечетление, переливающихся волн, "живых" окон. Ух, ты! Оттого уже другим чудесам, как например, вот-вот срывающегося, за одно мгновение до падения, на головы беспечных отдыхающих, бетонного шара, на краю крыши, одного из пляжных ресторанов, не удивляешься, просто радуешься оригинальностью и находчивостью местных арт-хулиганов.
Песочек на Барселонетте хоть, как и хотелось мелкий и приятный на ощупь, всё же слишком прилипчив к мокрому телу и если его структура надоела, можно перебраться на бетонные кресла или на мультипозовые лежбища, позволяющие, конечно, подложив полотенца, вызвать солнце на рандеву, хоть вверх ногами. Такая, знаешь ли, изысканная человеческая коптильня, где умные тушки сами переворачиваются. И вот здесь, где можно прикуривать от пупка, как от прикуривателя, один полудурок, специально забывший крем от солнца, часов в пять, когда звезду затянуло облаками, почувствовал, что от "Белоснежки" ничего не осталось. Можно было смело взять его паспорт и, зачеркнув, в строке национальность, русский, уверенно вывести, индеец, в скобках указав, из племени cryse red. Обожженный, усталый, уже догадывающийся, что добром этот жаркий денёк не кончится, но полный дуратского авантюризма, новоиспечённый краснолицый, до позднего вечера не желал успокоиться и добраться до своего маленького, тесного вигвама, на седьмом этаже, много раз мною упомянутого отеля "Covadonga".
Подул свежий ветерок, и немного облегчил страдания странствующего индейца, когда он забрался на вершину холма у Каталонского национального музея искусств, с которого открывается панорама города. Сидя на ступеньках лестницы, "могиканин" не мог точно объяснить, что вызывает большее удовольствие, эта картина, охватывающая тысячи зданий далеко внизу, храмы, горы, Sagrada Familia со стрелками башенных кранов, десятки километров пространства, которые, мгновенно изменяешь лёгким поворотом головы, или прохлада, которая там, на высоте, проникает к сверхчувствительному, обугленному телу и облегчает страдания.
(6)
Ориентируясь по карте, не сворачивая с Josep Tarradellas авеню, добираюсь до отеля, переодеваюсь, ужинаю на Аль-Араби, и около полуночи, уже с большим трудом передвигая ноги, пешком, отправляюсь к Sagrada Familia, любоваться, подсвеченным храмом.
Распятый Христос, в лучах славы и света, библейские персонажи, в отдельных нишах, застывшие с каменными лицами. Окаменевшие слова и слёзы, страдания и восторг, взгляды, движения, складки одежд. Гауди и его продолжатели, пересказали историю сына Божьего своим способом, архитектурным Евангелием. Евангелием от Гауди. Так уж вышло, а вспомнил я об этом, и понял, уже много позднее, что я обошёл Sagrada Familia, трижды. Сначала, в первый раз, вполне осознано, снимая храм на цифровик. Рождество Христово, Крещенье, Въезд в Иерусалим, Распятье и Воскресенье. Второй и третий обход, я совершил, уже почти в бессознательном состоянии. Температура вдруг подскочила, последствие теплового удара, общий ожог, усталость, почти бессилие. Я шёл вокруг храма, в надежде найти дорогу к дому. Как после церковной службы, я трижды обошёл Sagrada Familia. Ещё целый час брёл по Диагональ, до своего отеля, проклиная себя за жлобство, что сэкономил и не поймал такси. Я и не знал, что облегчение, отдых, расслабление, сегодня не низойдёт на меня.
Моё чистилище ожидало меня на седьмом этаже, в крошечном, сопоставимом с монашеской кельей, номере. Сейчас я напишу, а ты прочтёшь, простое до банальности выражение: всё моё бедное тельце адски горело. Но, что бы выразиться точнее, необходимо воспользоваться более яркими аллегориями (так, наверное, подготавливают грешников, в предбаннике преисподней).
Упираясь на стены своей каморки, я плёлся в ванную, открывал холодную воду, набирал ванную, бросал в неё два больших полотенца, потом выжимал их обессиленными ручками и дальше, задыхаясь, скрючившись, от внутреннего и внешнего жара, возвращался к кровати. Стелил одно полотенце, ложился, укутываясь во второе. Минут пять меня била эпилептическая дрожь. Сердце при этом глухо бухало в груди, я внимательно слушал биение кровяного насоса, ожидая, что оно вот-вот остановиться. Я ещё долго лежал неподвижно, без сил, без надежды, что всё это когда-нибудь кончится. Мой внутренний ипохондрик стонал и трусливо плакал.
Благо, что ещё в начале этого солнечного катарсиса, я собрался с силами и спустился вниз на ресепшен и, пугая охранника (два часа ночи, синьор), попросил, что-нибудь от, я закатал рукава и показал обгоревшую кожу. Черноволосая испанка на ресепшен охнула и развела руками. Тогда я выпросил две таблетки аспирина и вернулся в номер. В забытье, в судорогах, в сорокоградусной температуре, в отчаянии, я уже представлял себя, в траурных зарисовках, в цинке и дереве. Засыпая, я попрощался со всеми, думая, что проснусь в интернациональной гостинице "Чистилище".
(7)
Но очнулся я, под шум испанского телевидения, которое передавало трансляцию похорон солдат, погибнувших в Ираке. И я долго, как мумия, обмотанная в сухие полотенца, смотрел, как король Испании с супругой, выражал соболезнование родственникам героев. Печально и торжественно. Горькие, бесполезные поцелуи, ничего не дающие.
Моё раскорябонное солнышком тело, ни как не хотело одеваться. Но я, с болью, натянул джинсы и майку и тихонько покывалял в город, как дедушки и бабушки, которые так часто встречаются на улицах Барселоны, нежно, поддерживающие друг друга. Бежать, куда-то торопиться, я уже не мог. Кажется даже благодаря своей вынужденной неспешности, я поймал другой, особый стиль жизни Барселоны. Присев где-нибудь, я замирал надолго. Вот изогнутый, закрученный уличный фонарь, сам Гауди был его художником. Я сижу под ним уже минут двадцать и вижу, как мимо проходит голый, пожилой джентльмен. Нет, конечно, голый не совсем абсолютно, на нём бейсболка, цепочка, очки, на руке сумочка, на ногах сникерсы и всё старческое тело, растатуировано. Например, внизу живота, наколото два глаза, и болтающийся пенис с кольцом на конце, выглядит, по задумке татуировщика, как длиннющий нос. Сзади, " нарисованы" коротенькие шортики. Медленно вышагивающая "порномодель" позирует хохочущей молодёжи, попивая колу, как предмет, который он не забыл взять с собой в дорогу.
В ресторане, хоть мне ещё не очень по себе, заказываю много всего вкусного. И, между прочим, смотрю, как правильно есть знаменитую пасту, итальянскую. Рецепт прост, каждую порцию, накрученную на вилку пасты, необходимо, как можно гуще посыпать тёртым сыром, пармезаном. Горячая, с морепродуктами, с курицей, с говяжьим фаршем, да что угодно, вау, белиссимо! А пуэлья, такая сковородище с рисом, помидорами, базиликом, яйцами, как здесь обойтись без ледяного пива. Литрового кувшинчика...Здесь мои записки резко обрываются, думается, что мне хотелось закончить их, как-нибудь более художественно, логичнее, изящнее, но я не хочу быть сейчас, таким предсказуемым. Жизнь такова, что когда-нибудь вернуться в Испанию мне не светит, сказочного окончания рука не напишет, прощай Каталония, на кой чёрт, меня заносило в твои земли, ты прекрасна, ты не доступна, наверное, лучше бы тебя просто, не было никогда. Всё, позабыто....