XXXI
Если бы кто-нибудь знал, как он соскучился по зиме! Свежий суровый воздух, спящие деревья, серебристый снег до горизонта – белое искрящееся покрывало. Отдых миру… Сколько причудливых образов можно отыскать в затейливой вязи инея на окнах, в прихотливой геометрии маленьких хрупких снежинок… А какая луна зимой!..
В Эйнааре зимы не было. Практически. Тёплые воды залива никогда не покрывались льдом. И снег никогда не венчал башни серебряной короной. Жаркое золото Эйнаара слепило и раздражало, а пёстрые одежды горожан, их громкие голоса и расписные дома доводили до бешенства. И так из года в год. Трудно, ой, трудно не потерять себя, если ты – прозрачная тонкая льдинка в ларце со сверкающими самоцветами.
Ещё труднее не сойти с ума от одиночества. Он даже ловил себя на том, что теряет ощущение времени – так похожи были дни, тысячи дней, сотни тысяч дней. По его подсчётам выходило, что он болтается в столице уже неизвестно сколько времени, больше тысячи лет, но иногда он начинал сомневаться в этом, и виной тому была Асиэлева кошка. Она и не подумала помирать ни через двадцать лет, ни через двести, и жила-здравствовала в неизменности, только ленточки на её шее выцветали, их приходилось менять (новые ленточки кошка притаскивала откуда-то в зубах с регулярностью, достойной мирового порядка). Заговорённая она, что ли, частенько думал Тхирмиунар, рассеянно поглаживая пушистую спинку. Кошка, как обычно, поворачивала к нему свою уморительную мордашку и подмигивала со значением. Иногда она куда-то удалялась, но потом неизменно возвращалась с горделиво-довольным выражением морды лица и непременно забиралась на колени к Тхирмиунару, где бы он ни был: на постели, в кресле, на подоконнике, на столе, на полу – кошка совершала свой ритуал, как солдат, обязанный докладываться командиру. Это было настолько забавно, и так здорово отвлекало от гнусных мрачностей, постоянно норовящих заползти в душу, что он стал брать её с собой в город – с течением времени ему всё меньше и меньше хотелось видеть то, что творится вокруг.
Это только создавать – долго, и вспоминать – тяжело и трудно. Быстрее всего на свете – разрушение, а легче всего – забвение. Как это мучительно – своими глазами наблюдать, как уходит в небытие всё то, на что были потрачены сотни и сотни лет жизни, как забывается всё то, что создавалось тяжёлым трудом, собиралось по крупице, ради чего пришлось и стоило рисковать… На этот раз они победили – вернулись и укрепились идиотские иерархические нормы и законы, и народ, кажется, смирился – бежать-то некуда!.. Некоторые, правда, всё равно сбегали: в леса, к Иным, к Йанни – но то были единицы. Да что говорить – даже сам язык Киниан изменился: стал более вычурным, цветистым, приторно-льющимся, почти исчезла строгая красота изначального языка, причём чем ниже было сословие, тем более заковыристой стала его речь. Представляю, каковы нынче песни, подумал он, криво усмехнувшись. Этак теперь, чтобы выговорить прилично и достойно, с новой точки зрения, какую-нибудь простейшую фразу типа «я тебя люблю», придётся полчаса подпрыгивать в словесных реверансах и аллегориях. Хорошо, что ему не приходится ни с кем разговаривать – точно бы озверел. А кошка – единственный его собеседник – понимает исключительно нормальную речь. Да, кстати, а где кошка?..
Он не заметил, что дошёл почти до главных ворот Первого круга – то тут, то там попадались воины из городской стражи, трезвые и не очень - неподалёку были казармы. В воздухе пахло сыромятной кожей, горячим пивом и грубоватыми шутками. Он оглянулся в поисках кошки: ещё пять минут назад она бежала чуть поодаль, а вот теперь – исчезла. Куда она делась?..
Улица была наполнена привычными для подобной улицы звуками: где-то лязгало железо; где-то какая-то лошадь громко выражала свои чувства лохматому озорному вояке, пытавшемуся с шутками и прибаутками нацепить на неё старый мятый шлем; где-то кто-то кем-то явно командовал, судя по недвусмысленным интонациям вкупе с абсолютно непроизносимым текстом; откуда-то несло пирогами и душещипательной песенкой; где-то оглушительно хохотало двое или трое стражников… тем удивительнее было услышать здесь такую фразу. Прямо за его спиной раздалось негромкое:
-Ах, какая красавица! Аги(1), старушка, ты ли это? Ну, здравствуй, здравствуй, пошли, рыбки дам!
Он повернулся на голос и увидел, как Асиэлева кошка изо всех сил трётся о протянутую к ней руку воина, в котором он, приглядевшись, узнал Гилэраквара – того самого командира стражников, который его когда-то встретил возле излома… Уже хотел было пройти мимо, но тут Гилэраквар выпрямился, подняв кошку на руки, и внимательно посмотрел на Старшего. Нет, именно на него, а не сквозь. Затем широко улыбнулся:
-Гилэр бэр фронкваром, Хайэннар. Я же знал, что нам ещё суждено встретиться.
Тхирмиунар, как громом поражённый, застыл с дурацким выражением лица: не понял. Не верилось. Воин улыбнулся ещё шире и, подойдя поближе, довольно бесцеремонно тряхнул его за плечо:
-Да очнись же, очнись! Ты же видишь меня, так чего удивительного в том, что и я вижу тебя?
Похоже, фамильярный жест ухмыляющегося вояки сработал, как надо. Старший обрёл подобие осмысленного взгляда и выдавил:
-Но… как? Почему?..
-Не знаю. Вижу – и всё. И слышу.
-Но ведь больше никто…
Гилэраквар изобразил на лице комичное недоумение:
-Как это никто? А благородная Аги? – и почесал кошку за ухом. Та довольно зажмурилась. – Она, между прочим, и рассказала о тебе, и привела тебя сюда.
Тхирмиунар опешил:
-Кошка?!
-Да, кошка. И не называй её «кошка» - её зовут Аги.
Старший в задумчивости потёр висок:
-То-то она такая странная… По-моему, ты что-то о ней знаешь. Кто она?
Воин наклонил голову, дескать, ай-яй-яй, таких простых вещей не понимать:
-Она кошка. Кошка Диарона. Я её уже давно знаю, с тех пор, как маленьким был.
-А почему она такая…непонятная? И зачем она со мной?
-Она просто похожа на тебя. Её тоже не все видят. Благородные члены Совета, к примеру, тысячу раз об неё спотыкались. Если хочешь, она будет посланником. Она умеет носить вести. Правда, только в городе. И не спрашивай, откуда я знаю.
-Ладно, не буду. Кажется, я догадался. Ведь благородный Диарон приходится тебе роднёй, не так ли?
Гилэраквар лучезарно улыбнулся и опустил глаза:
-Привыкай удивляться, Владыка, это не последняя хорошая новость за последнюю тысячу лет.
Тхирмиунар грустно поглядел на него:
-Ну какой я тебе Владыка… Так, тень на камнях. Гилэраквар замахал руками:
-Нет, не хочу даже слышать! Придёт время для песен, и горе тому, кто даст обет молчания. Придёт время, и равновесие восстановится. Это, кстати, не я сказал, а ты сам.
-Когда?!
-Было дело. И не спрашивай, откуда я знаю.
Да, подумал Тхирмиунар, этот должен был стать магом…
-И это я тоже знаю, - невозмутимо сказал Гилэраквар. – Но в данном случае больше пользы от меня - стражника. Например, я могу, когда мне захочется, навестить кого-нибудь в каком-нибудь Доме Знаний… Ведь разрешения тоже я выдаю. Ну, там, когда к кому-нибудь друзья или родичи приходят, и дома для гостей в моём ведении. А сейчас я вынужден тебя покинуть – служба. Если что понадобится – шепни Аги. И не теряй себя, Владыка, – время не переучишь, оно всё равно возьмёт своё, да ещё сверху. Не тебе хмуриться – им. Будут ещё встречи, и скоро – верь мне! Аги, солнышко, проводи благородного Тхирмиунара домой, а то он, боюсь, заблудится.
И – исчез в какой-то арке. Кошка, видимо, поняла команду буквально, и потянула Старшего зубами за сапог – дескать, пойдём. Ничего не соображая, он подчинился. Кошка, увидев, что направление взято верно, перестала путаться у него под ногами и теперь важно вышагивала в некотором отдалении.
Ну и денёк, ну и встреча, подумал он, никогда бы не подумал, что это когда-нибудь кончится, и тем более так… Не так-то прост этот Гилэраквар. Он сказал: привыкай удивляться, а я рад бы научиться заново. Ну что ж, будем учиться и привыкать…
И впервые за эти долгие бессмысленные годы он почувствовал себя почти счастливым.
А через какое-то время ему показалось, что в толпе то и дело появляются знакомые лица. Он и раньше видел лица, но то были видения, иллюзии воспалённого разума, больная память – не было сил забыть хотя бы на день, он даже начинал завидовать Йанни, к которым время милостиво, которые теряют воспоминания, что режут душу… Но лица не оставляли его, видения не уходили. А теперь ещё и наяву… Нет, он был уверен, сейчас ещё более, чем уверен, что не сошёл с ума – так откуда?.. Они же остались там, в скале…
Уже потом до него дошло, что они просто вернулись, что они действительно очень молоды, практически дети – и немудрено, раз вернулись, всё-таки закон действует, и не удержать душу, не запретить… И что особенно грело, они его видели. И слышали, и помнили, только поначалу не понимали, откуда. И всё чаще сами искали встречи с этим странным бледным дядькой, который умеет рассказывать такие чудесные истории… Стороннему наблюдателю могло показаться, что толпа детишек зачем-то углубилась в созерцание какого-нибудь камня или садовой скамейки, чинно рассевшись вокруг. А новоявленные их родители нарадоваться не могли, что детишки такие умные, такие дружные и так хорошо себя ведут. И немудрено: узнав, кто они, ребята просто не смогли иначе.
Тхирмиунар возился с этой шебутной компанией от души, не замечая времени, они даже заходили к нему в комнату – как-то ведь и дорогу находили, не путались! Заглядывал и старший командир городской стражи. Тогда ребята тихо и учтиво исчезали – пусть поговорят… Во время этих бесед Аги, при детях прятавшаяся где-нибудь повыше, неизменно спускалась и делала вид, будто активно участвует в разговоре – размахивала лапками, тыкалась носом в собеседников, мурлыкала и эмоционально мявкала на разные голоса. Гилэраквар приносил свежие вести из города и не только – кому ещё знать все новые сплетни, как не ему? Тхирмиунар слушал его с интересом, но чем дальше, тем мрачнее: ему хотелось узнать что-нибудь, хоть что-нибудь о семье – но ни слова, ни слова, никто ничего не слышал. И Эрмару давно не говорила с ним… Как долго, как долго…Как вернуть?.. Или приблизить?..
Он уже не воспринимал ничего, не слышал собеседника, уходил в себя, погружался в свои мысли, в память… Тогда Гилэраквар понимающе кивал и, тихо поднявшись, уходил. Чтобы не мешать.
XXXII
-…Ты слышишь меня, брат?
Он поднял глаза от книги, оторвавшись от на треть исписанной уже страницы.
-Диарон?..
Судья расположился в кресле напротив стола, его тощая физиономия была украшена несколько страдальческой полуулыбкой.
-Давно не виделись, брат…
-Давно… - машинально повторил Тхирмиунар и вдруг, будто что-то вспомнив, резко выпрямился, поняв, кажется, что он всё-таки не один в комнате. – Как ты вошёл сюда?
Асиэль вздохнул.
-Через дверь. Ты был так увлечён, что не услышал меня. Это хорошо, что тебе есть, чем заняться. Ты молодец. Я бы так, наверное, не смог…
Тхирмиунар отложил перо и откинулся в кресле, недоверчиво глядя на собеседника:
-Тебя прислал Совет, так?
-Нет, не так, - в голосе судьи звучали печальные ноты. – Наоборот. Я пришёл, чтобы сказать: будь готов. Они скоро навестят тебя – так, на разговорчик, на кувшинчик винца будут заходить. Не дай застать себя врасплох.
-Почему ты не пришёл раньше? Чего ты дожидался столько лет? – в тоне Старшего начало сквозить раздражение.
Асиэль пожал плечами:
-Не мог. Они слишком долго не могли успокоиться. Если бы я связался с тобой раньше – неизвестно, что бы они сделали и с тобой, и со мной. В лучшем случае мы занимали бы соседние апартаменты. Твоё имя у них с языка не сходило, ты был во всём виноват: от укушения собакой Тардинэмова младшего сына до обвалившейся башенки в чьём-то саду. Глупость на глупости. Пойми сам, провоцировать было небезопасно. Но я следил за тобой. И если бы возникла какая-нибудь угроза – поверь, я бы отреагировал моментально. У меня есть хороший связной.
Тхирмиунар вопросительно наклонил голову. Судья улыбнулся:
-Ну что же, ты же сам знаешь.
-Аги?
-Конечно. Считай, что она – мои глаза. Я видел практически каждый твой шаг.
-Ну и ну… А Гилэраквар? А ребята? Они что – тоже твои связные?
Бледное лицо Диарона осветилось на миг, и он засмеялся, не удержавшись:
-Ну, нет, нет, конечно же нет! Они все просто не могли не почувствовать – таков их дар. Но старайся не упоминать об этом, если с тобой будут говорить. Не стоит.
Тхирмиунар нахмурился:
-Я что, дурак, по-твоему?
Асиэль стал серьёзен:
-Нет, я не о том. Ты просто ещё слишком слаб и раним, хотя уже не так, как прежде…
Взгляд Старшего просветлел. Он с интересом уставился на Диарона:
-Так-так, что ты имеешь в виду?
Тот ухмыльнулся. Щёлкнул пальцами. В руке судьи появился хрустальный шарик.
-Видишь это?
Тхирмиунар кивнул. Асиэль продолжил:
-Это зеркало. Второй такой же - у Лаулис. При помощи этого ты сможешь видеть свою семью. Вот. Я его отдаю тебе. Но вот беда: взять его из моих рук ты не можешь. Поймать рукой на лету тоже не можешь и со стола взять не можешь. Чтобы это работало, его надо взять мыслью из воздуха. У тебя один шанс. Я сейчас брошу шар – ты его должен поймать. Мыслью. Иначе – он разобьётся. Ну как?
Тхирмиунар скрипнул зубами:
-Давай.
Блестящий шарик вылетел из пальцев Асиэля, достиг наивысшей точки своего полёта и устремился вниз. Внезапно замер. Крутанулся на месте и медленно начал опускаться на стол. Чуть дёрнулся, но вновь обрёл равновесие и мягко опустился на стол между чернильницей и надкушенным яблоком. Тхирмиунар шумно выдохнул и провёл ладонью по глазам.
-Голова болит, - слабым голосом изрёк он.
Сияющий Асиэль подошёл к нему и обнял сзади за плечи.
-Я не верил, что у тебя выйдет. Ты молодец, если так дальше пойдёт… - он осёкся и шепнул прямо в ухо Старшего. – Только никому ни слова. И спрячь шарик.
Тхирмиунар кивнул головой в знак согласия: говорить сил не было.
В дверь постучали.
Диарон мгновенно оказался у дальней стены.
-Ну, мне пора, - прошептал он. И исчез.
Стук возобновился, а затем в сознание проник вкрадчивый голос Тардинэма:
-Не спит ли мой благородный брат? Могу ли я повидать его после стольких лет разлуки?
Вот гнида, подумал Тхирмиунар, ещё смеет говорить о каких-то там годах разлуки… Но собрал волю в кулак и самым спокойным голосом, на который был способен, произнёс:
-Отчего же нет? Входи, брат.
Дверь бесшумно открылась, и в комнату важно вплыл сам Мастер Иллюзии. Злые языки не врали, говоря, что благородный Тардинэм Эркангорар с первого взгляда производит впечатление раскаявшегося лиса в золочёных куриных перьях. В нём было что-то от вдохновенного менестреля и заговорщика одновременно: разметавшиеся по плечам тёмные кудри; полуопущенные глаза; ухоженные руки, унизанные перстнями и тяжелыми золотыми браслетами, благочестиво сложенные на животе… Роскошный костюм, приличествующий члену Совета, сплошь заткан золотом - только приглядевшись, можно было понять, что рубашка и штаны у него тёмно-гранатового цвета, жилет и накидка – белого, а сапоги сработаны из кожи медного оттенка. Массивная золотая цепь с тяжёлыми камнями, украшенная эмблемой Кольца Стихий, поддерживала кокетливо свисающий с одного плеча плащ цвета тёмной крови, совершенно никчёмный в такую жару. В сочетании со смиренным личиком это смотрелось ошеломляюще. В довершение картины благородный Тардинэм улыбался, не разжимая губ.
Ну и вырядился, негодник, подумал Тхирмиунар, усаживаясь поудобнее.
Сам негодник, как он смеет надо мной смеяться, этот самоуверенный тип, подумал Тардинэм, улыбаясь ещё приторнее.
Ну и рожа, сироп так и капает. Это что, последняя мода? – подумал Тхирмиунар, понимая, что Тардинэм понятия не имеет о том, что его мысли тоже читаются.
Много ты понимаешь в последней моде, сидя в своём ящике, подумал в ответ Тардинэм.
Тхирмиунар улыбнулся про себя и… перестал думать.
Повисла пауза. Первым не выдержал гость, снизойдя, наконец, до обычной речи:
-Почему брат мой не говорит со мной мыслью?
Тхирмиунар изобразил на лице недоумение:
-Я полагал, что брат мой в тяжких своих трудах на благо народа Киниан ещё не разучился говорить на кинианур.
Тардинэм слегка побледнел, но улыбаться не перестал:
-Как видишь, не разучился, -и спохватившись, что перешёл с церемониального языка на обычный, продолжил. – Видимо, брат мой плохо осведомлён о моих трудах. Я с удовольствием поведал бы об этом брату моему позднее, если таково будет его желание. А сейчас я пришёл не за этим.
Тхирмиунар недобро улыбнулся:
-И зачем же мой благородный брат посетил мою скромную обитель после, гм… стольких лет разлуки? Неужели соскучился?
Мастер Иллюзии перестал топтаться в дверях и прошествовал в центр комнаты:
-Дела моей души не должны волновать брата моего. Я пришёл, чтобы посмотреть, как живётся брату моему, не нуждается ли он в чём-либо. Ну и затем, чтобы поговорить, помочь брату моему облегчить свою душу – ведь ему много пришлось думать все эти годы, и он, надеюсь, пришёл к верному пониманию того, к чему приводят ошибки, взращённые на гордыне и безрассудстве.
Это был явный вызов. Тардинэм знал, что подобная тирада способна вывести Старшего из себя и готовился принять бой, но не тут-то было: Тхирмиунар, казалось, совершенно не был настроен ругаться. Даже глаза его оставались неизменно синими.
-Боюсь огорчить брата моего, но свою душу я уже имел счастье облегчить, пару дней назад исповедовавшись полковой кобыле из числа благородных скакунов городской стражи. И прошу поверить, оная особа выслушала меня внимательно и терпеливо, и мой рассказ настолько поразил её, что она даже перестала улыбаться.
Улыбка начала сползать с лица Тардинэма, но он взял себя в руки и засиял по новой:
-Если брату моему угодно смеяться надо мной, я не буду мешать ему получать удовольствие. Меня несказанно радует то, что в душе брата моего наконец-то нашлось место для доброй дружеской шутки.
-К сведению брата моего, - парировал Тхирмиунар, как можно непринуждённее развалясь в кресле. – В моей душе всегда было полно места для подобных вещей, только это нисколько не заботило тех, кто сейчас этому радуется. В свою очередь, я просто счастлив видеть, что брат мой наконец-то оторвал свою благородную… э-э… голову от высокого искусства Иллюзии и сподобился посмотреть вокруг себя. Если брату моему будет в удовольствие остаться ненадолго и откупорить со мной кувшинчик вина, я буду рад ознакомить его со значительной коллекцией шуток, собранных мною за последнюю тысячу лет, преимущественно по поводу моего бесподобного отдыха на полном довольствии, каковой, как известно, чрезвычайно располагает к добрым дружеским шуткам.
Тардинэм потемнел лицом, но даже не поднял глаз:
-Я бы с радостью принял предложение брата моего, но, к сожалению, вынужден попрощаться: меня ждут срочные дела. Если только в другой раз… И, если брату моему понадобится моё общество для беседы – он всегда может меня позвать…
Тхирмиунар поднялся с кресла, давая понять, что аудиенция окончена. Тардинэм, прошуршав тряпками по каменному полу, прошествовал к выходу. В дверях остановился вполоборота, сверкнув изменчивыми своими глазами – на этот раз тёмными в цвет пьяной вишни:
-Был рад нашей встрече, брат…
-Взаимно, - буркнул Старший, глядя себе под ноги. Когда поднял глаза – Тардинэм уже исчез.
Как и предупреждал Асиэль, они начали приходить. По очереди. Энлармарана Старший выпроводил почти сразу, сославшись на усталость. Молчаливому помотал порядком нервы, внушив напоследок святую веру в своё полное безразличие ко всему происходящему, чем поверг благородного Вэйвелеанара в напряжённые противоречивые раздумья. Фиарэль и рта раскрыть не успела, как тут же была галантно усажена музицировать, после коего занятия вывалилась из комнаты в полном изнеможении. Две благородные подруги – Илдинэмма и Имиэль – были вынуждены, хлопая глазами, слушать непрекращающийся, тщательно отрепетированный вдохновенный бред о всевозможных прелестях столичной архитектуры в целом и садово-парковых сооружений в частности. Лура была приглашена любоваться на звёзды с крыши дома для гостей, где напилась до песен и плясок и записала Тхирмиунара в лучшие друзья. Главные собутыльники Кольца Стихий, достославные Веримэр и Эльмиунэ, были приведены в чувство глубокой симпатии примерно тем же способом, исключая, правда, созерцание звёзд: Веримэру они надоели по долгу службы, а благородная Владычица Огня предпочитала далёкому ледяному пламени добрую огненную жидкость на расстоянии вытянутой руки…
Заходил и Диарон – когда просто поболтать, когда выкушать чашу-другую вина, а когда и ненавязчиво показать Тхирмиунару, на что он ещё способен. Время шло.
Да, время шло, и он более не тяготился им. А главное, он был спокоен за свою семью – зеркало Диарона работало безотказно. Появились какие-то новые заботы, ребята и Гилэраквар забегали в гости, и жизнь, казалось, стала приносить ему некоторую толику удовольствия. Хотя внешне ничего не изменилось. Его по-прежнему не видел никто, кроме Изначальных, Гилэраквара, ребят и кошки. Но он чувствовал смутно, что должно что-то измениться, что не вечно же будет держаться это дурацкое заклятие… А главное: он теперь не чувствовал себя одиноким, вырванным с корнем деревом, и даже в своём призрачном статусе начал находить некоторую прелесть, изощрённо подшучивая над некоторыми персонажами к несказанному удовольствию ребят. Пару раз незадачливые жертвы подобного юмора убегали с криками, что на них движется дух, сбежавший из Зала Уходящих, эти явления списывались на развитое воображение столичных жителей, но когда мирно спавшие доселе собаки начали отходить в сторону с его дороги, Тхирмиунар понял: что-то действительно меняется. И, кажется, к лучшему.
XXXIII
-…Это какая-то ерунда! – Эрмару с шумом влетела на террасу и с размаху плюхнулась на диван, с которого незамедлительно подскочил от неожиданности сидевший там Каримар. – Я уже второй день пытаюсь найти этот идиотский коридор и всякий раз оказываюсь где угодно, но только не в столице! Если бы мне хотелось попутешествовать в своё удовольствие, я бы не стала выбирать столь разнообразный маршрут! Нет, это невыносимо! – и она откинулась на спинку с глубоким вздохом.
Лаулис, невозмутимо пытавшаяся поделить содержимое кувшина на четыре кубка, с видом полнейшего понимания и сочувствия пошарила на полке, извлекла солидных размеров чашу, со вздохом сожаления слила в неё содержимое всех четырёх кубков и протянула Эрмару со словами:
-Если дозволено мне будет сказать…
-Короче! – ко всеобщему удивлению, эта фраза принадлежала Каримару.
Выждав паузу, Лаулис продолжила:
-Вообще-то я, как лицо, приближённое к Совету, могу в любой момент придти в Эйнаар. И протащить с собой всё, что угодно, хоть войско. Никто не спросит.
Каримар задумался:
-Осталось только решить, что следует протащить.
-А чего тут думать? – раздался из тёмной комнаты за террасой голос Тирхаурэ. Он только недавно заявился в Эммион Миунэр окольными путями после долгих странствий и предпочитал не демонстрировать всему городу свою весьма оригинальную, и поэтому примелькавшуюся физиономию. – Ну чего тут думать, ещё раз повторяю. У меня в сумке валяется отцовская книжка, ещё из Города, он её очень хорошо знает, до царапины. Я там черкану кой-чего между строк, вы вложите свою ленточку вместо закладки, а Лаулис отнесёт это всё отцу. Правда, Лау?
-Чьему отцу? – мрачно поинтересовался Каримар. Голос из темноты продолжил:
-Ну, конечно же, благородному Асиэлю. Где Лау будет искать нашего отца? А её отец всяко передаст весточку нашему, насколько я их обоих знаю… Ну, короче, все меня поняли?...
-…Дочь моя, любовь и сочувствие к семье мужа – это в высшей степени достойно уважения, но, - Диарон замялся и перешёл на шёпот. – Ты же понимаешь, что эта ваша, как ты выразилась, безделушка – самый что ни на есть магический предмет. Фактически, сгусток силы, причём сотворённый для конкретного лица, и это в нём отчётливо читается. Я не могу отнести это сам – ты понимаешь, что меня за это не похвалят. И тебя тоже. И его. Его – в особенности. Книгу – пожалуйста, а это – не могу. Увы.
-Но что же делать?! – чёрные глаза Лаулис встретились с фиолетовыми глазами её отца, и в них читалась мольба. – Что же делать, ведь вся надежда на тебя!
Диарон провёл рукой по волосам, что всегда выдавало моменты волнения. Затем лицо его просветлело:
-Есть один выход. Я даже не скажу, какой. Но… Закон гласит, что никто из подобных Создателю да не нарушит Его слово. Следовательно, только подобным Создателю запрещено вносить магические предметы, не принадлежащие им самим, в комнату отца твоего мужа. А если этот кто-то – бориан, к примеру?
Лаулис пыталась сказать что-то, но Асиэль жестом остановил её.
-Молчи. Если догадалась – не думай об этом в пределах Эйнаара. Он тут всех читает. Почти, - судья усмехнулся. – И запомни: если что не так – груз вины, увы, на тебе. Ты согласна?
Лаулис закивала головой, видимо, слишком поспешно, и Диарон лукаво улыбнулся:
-Ну ладно, ступай.
И благородная рикэ’авар Лаулис Вэн-Диарон Асиэль, наместница Эммион Миунэра именем Кольца Стихий, немедленно покинула столицу.
Утром Тхирмиунар обнаружил на своём столе книжку. Она была ему знакома – он помнил, именно эту пакостную книжонку приносил ему Тирхаурэ незадолго до гибели Ринар Нонэра. Но откуда она здесь?.. Он бережно взял книжку в руки и начал тщательно просматривать. Вдруг на колени ему вспрыгнула Аги.
-Ах ты, умница, - улыбнулся он, поглаживая её по спинке. Внезапно пальцы его нащупали что-то непривычное, но одновременно он ощутил нечто знакомое до боли. Пригляделся: на шее кошки была привязана чёрная шёлковая ленточка с двумя камешками – белым и синим – по краям и пушистыми кисточками. Несомненно, эту вещицу делали руки Эрмару… А камни – за версту было ясно, что это работа Каримара. Ещё непонятнее.
Аги посмотрела прямо в глаза Старшему. Это тебе, промелькнуло в её взгляде. Он аккуратно снял ленточку с кошачьей шеи и вплёл себе в волосы. Так, чтобы незаметно. Ленточка задрожала. Он поймал её пальцами – успокоилась. Надо же, получилось, подумал он, чмокнул кошку в нос и углубился в книжку. И обалдел: между ровными каллиграфическими рядами букв отчётливо выделялись тонкие, чуть нервные строчки, написанные – он готов был поклясться чем угодно – рукой Тирхаурэ…
XXXIV
Многое изменилось за последние годы в Эммион Эйнааре – все так говорят. Вести из столицы приходят в Озёрный Край не так, чтобы часто, и если имеется желание чего узнать – будь добр встать пораньше и отправиться в порт: уж там наслушаешься всего. А если ты к тому же ещё и менестрель – есть шанс вдогон к новостям получить добрый стаканчик вина и миску горячей ароматной еды, что готовится прямо на причале в больших котлах: заезжая публика охоча до песен.
В Эммион Тхиррэарэне(2) Латт’эсиар(3) по прозвищу Клор’Кэл(4) считался самой любопытной менестрельской рожей, когда-либо забредавшей в Озёрный Край. Он всегда был начеку и неизменно ошивался в местах большого скопления народу. Друзья-конкуренты, изо всех сил заставлявшие самих себя вскакивать ни свет ни заря и со всех ног нестись в порт накануне прихода какой-либо посудины, или на главную площадь города, только ругались и плевались, напоровшись на высокую тощую фигуру, преспокойненько маячившую неподалёку с таким видом, будто оная фигура тут и ночевала. Вот и сейчас этот костлявый карась, вальяжно рассевшись возле какого-то забора, вёл неторопливую беседу со странного облика мужиком, явно метисом. Мужик был на вид весьма бывалым и пожившим, но догадаться, сколько ему лет, было невозможно.
-…Так значит, достопочтенный Вэлларан прибыл сюда прямиком из столицы?
-Да, именно так, друг мой. Уже почти год, как для нас открыли ворота Эйнаара.
-Если не секрет, для кого это – для вас?
Метис поднял на менестреля свои странные тёмные глаза и очень тихо, но твёрдо поинтересовался:
-Друг мой, ты слышал о Живом Доме?
Клор’Кэл поскрёб тощим пальцем в причёске:
-Слышать-то я слышал… Но сдаётся мне, сказки всё это.
По лицу Вэлларана пробежала тень, но он и не подал вида, что его задела реплика Клор’Кэла.
-Знаешь, что я тебе скажу… Не сказки это, не сказки.
-А откуда ты знаешь? – менестрель оживился, почувствовав интересные новости, как охотничий пёс – добычу.
-Оттуда и знаю, - Вэлларан вздохнул. – Я там родился.
-Ну и ну, - Клор’Кэл аж присвистнул. – Ничего себе! А я-то думал – сказки…
-Увы, - метис уселся поудобнее и выудил из мешка флягу. – Я ушёл из Ринар Нонэра где-то за год-полтора до… Я жаждал увидеть мир своими глазами и мне плевать было, как ко мне отнесутся. Он позволил мне уйти. А потом… Потом я вернулся и – не нашёл. Ничего. Одни обломки скал. Как ничего и не было…
Менестрель придвинулся поближе:
-Послушай…Он – это кто?
Вэлларан улыбнулся:
-Он – это Старший. Старший Владыка. Хайэннар Тхирмиунар.
Клор’Кэл озадаченно хлопал глазами, не соображая, что к чему, пытаясь, видимо, что-то сопоставить.
-Стоп. Так это тоже не легенда?.. Ну и ну… Хайэннар… А ты, по-видимому, из… как это там называлось… - минуту он думал, пристально вглядываясь в чёрно-синее облачение собеседника, изрядно истрёпанное в дороге, а затем чуть не подпрыгнул, осенённый внезапной догадкой:
-Ты из ани’хайэннар, из его приёмных детей, так? И это вам теперь открыт вход в столицу?..
Вэлларан усмехнулся:
-Ага. В первые три круга с конца.
-Но послушай, почему же ты такой… такой старый?
-Я моложе тебя, друг мой.
-Тогда почему у тебя такое лицо? Ты извини, конечно, но знаешь, я такого никогда не видел… Знаешь, я, может быть, поначалу из-за этого к тебе и подошёл.
-Я тебя не виню. Всё просто. Моя мать была Йанни.
Клор’Кэл совсем обалдел:
-Так, значит, это правда… А я считал всё легендами – и Город ваш, и вашего Владыку, и странных Детей Живого Дома…
-Я тебе скажу больше, друг мой. Я сам долгое время был уверен, что Старший уже отошёл к легендам, но, - лицо метиса осветилось изнутри, глаза сверкнули. – Эту самую легенду я видел живьём в столице неделю назад. Вот и пошёл искать тех, кто остался… если остались. Мы не умеем чувствовать и видеть так далеко, как вы, но мы умеем находить друг друга, если это нужно.
Менестрель сидел, как пыльным мешком по голове ударенный, и что-то лихорадочно соображал. Лицо его было неподвижно настолько, что Вэлларану пришлось с силой тряхнуть его, заставив очнуться:
-Что с тобой, друг мой?
Клор’Кэл внимательно посмотрел на метиса. Что-то в нём было такое… загадочное, что ли?.. Причастность к тайне, какая-то странная, неуловимая, почти невесомая искорка… Менестрелю подумалось, что неплохо разобраться во всём самому.
Они проболтали с Вэллараном до поздней ночи, а с первым лучом солнца Латт’эсиар по прозвищу Клор’Кэл, менестрель из Сердца Озёрного Края, ушёл в Эммион Эйнаар утолять своё всепожирающее любопытство.
Первый же день, проведённый в столице, вывалил на голову бедного менестреля столько информации, что мозги наотрез отказывались её переваривать. Похоже было, что все городские новости крутятся исключительно вокруг интересующей его темы. Поболтав с добрым десятком столичных коллег, Клор’Кэл уяснил-таки для себя несколько фактов (для этого, правда, пришлось вдумчиво анализировать горы словесных нагромождений, сортировать информацию и пропускать мимо ушей многочисленные реплики о необходимости немедленно выпить по чарочке). Во-первых, недавно в Кольце Стихий, как называют тут Совет Изначальных, произошли некоторые изменения: вернулся Старший. Откуда он вернулся – тут непонятно. Одни говорят, что он был в опале и не имел права выходить за пределы Щита Севера. Другие возражают, мол, он всю дорогу там жил сам, без принуждения, и не вылезал никуда. Третьи заговорщицким шёпотом вещали, что он был недавно освобождён то ли от заклятия, то ли от проклятия, то ли из заключения, а четвёртые уверяли, что никогда прежде никого подобного не видели, и что новый член Совета – это совсем не тот Хайэннар, о котором повествуют легенды. Пятые же напротив, вспоминали старинные предания и песни, и увязывали появление Старшего с предсказанным тысячи лет назад неизвестно кем приходом Утреннего Стража (по тем же легендам, ничего хорошего, кроме тотальных перемен, не предвещающем. Да и те – к лучшему ли?..). Из всего этого хаоса Клор’Кэл понял только одно: тот, о ком говорил Вэлларан – реальная личность, и эта самая личность обретается сейчас где-то в Первом круге или, исходя из некоторых слухов, бродит, в невидимом глазу обличии, по окраинам Эйнаара. Интересно, очень интересно… Эх, пробраться бы в Первый круг да разузнать поподробнее! Но как? Там имеют право жить и вообще находиться (кроме дней сбора Совета), лишь Изначальные, их семьи, некоторые представители высших кланов и ученики… Так. Ученики?.. Внезапно в голову менестреля пришла гениальная мысль: если ему не пробраться в Первый круг, как гостю – он проникнет туда, как ученик. А что – он хорошего рода, одного из самых лучших в Озёрном Краю, и плевать, что ему три с половиной тыщи лет и он давным-давно имеет право сам брать учеников, не пользуясь им лишь ввиду нежелания возиться с недомерками. Да, точно! Он пришёл в столицу, чтобы испросить милости благородной Фиарэль: не возьмёт ли она столь недостойного в ученики. Да, в Тхиррэарэне хорошие наставники, но что все их знания в сравнении с мастерством Владычицы Гармонии Мира! (Пусть придётся наступить себе на горло и походить в подмастерьях, но зато он получит полное законное право жить в границах Первого круга).
И Клор’Кэл, поудобнее перехватив футляр со своим инструментом и небольшой дорожный мешок, бодро зашагал по направлению к главным воротам.
…В это утро Старший не выходил из своего кабинета: изменения в его судьбе не могли не сказаться на свободном времени – необходимо было хотя бы пролистать ту гору книг и бумажек, что приволок Диарон. Какие-то летописи из дальних уголков Эрмар, книги по изучению трансформации языка, ворох менестрельских баек за последние полторы тысячи лет и прочая ерунда. Стол под ерундой жалобно скрипел и готов был обрушиться, а Асиэлевы «дары» всё прибывали. Ну конечно – Владыка столько лет отсутствовал, надо же быть в курсе дел… Нет, у Диарона определённо болезненная страсть к писанине, подумал Старший, пытаясь разобраться в очередной кучке хрупких манускриптов. И не лень ведь было… Хотя что ему делать в те минуты, когда Создателю нет дела до Закона? Пить? Это тоже утомляет, особенно если больше ничего уже не лезет. Вот и нашёл себе отдушину…
В дверь поскребли. Осторожно так, неуверенно. Ну вот, подумал он, опять. Ну что с ним делать, что? Я же не могу это глотать, как пищу, мне время нужно!..
-Кто там? – голос его прозвучал несколько раздражённо.
Робкий тенорок из-за двери боязливо мявкнул:
-Благородный Диарон спрашивает, не хотелось бы благородному Тирмиунару(5) совершить небольшую прогулку к морю…
Фраза резанула. Ну никак он не мог привыкнуть к такому звучанию своего имени. Как известно, любой звук меняет смысл, и не всегда на соответствующий действительности. Он не помнил, кто первым его назвал именно так, но понимал, почему. Несколько лет назад, когда заклятие стало слабеть, он так обрадовался, что подобно расшалившемуся младенцу, пустился в шуточки и лёгкое хулиганство, и везде, где бы он не появился, звучал смех – он делился своей радостью со всем миром, понимая, что именно теперь не имеет права грустить, ведь печаль лишь отнимает силы… Его мало кто помнил – старые жители Эйнаара постепенно разошлись по всему лику Эрмар, устав от столицы – а кто не устанет тысячи и тысячи лет жить на одном и том же месте? А сколько поколений пришло со дня гибели Ринар Нонэра?.. Те ребята, с которыми он возился, уже выросли, выучились, обрели свой Путь и ушли из города. У многих уже есть свои дети. В городе остались только двое, да и те, наверное, скоро уйдут… Да, помнить некому – а время беспощадно, оно стирает даже то, что не в силах отпустить цепкая память Киниан…
Голос из-за двери вернул его к реальности:
-…небольшую прогулку к морю, и если благородный Тирмиунар не против, я здесь, чтобы проводить его.
Старший развернулся к двери с улыбкой – голос показался ему знакомым.
-Входи, посланник.
Тяжёлые створки медленно распахнулись, и на пороге возник… Тиллфэр. И он изменился. Мало что осталось в этом высоком, статном мужчине от того перепуганного юноши, каким он прибыл тогда в Ринар Нонэр – разве что голос да глаза… Такие же лукавые, любопытные зелёные звёздочки, странно меняющие его суровое лицо. Тиллфэр сделал шаг вперёд и, несколько замявшись, произнёс:
-Гилэр бэр фронкваром, Хайэннар… Ты… ты узнал меня?
Тирмиунар ласково улыбнулся:
-Ну конечно, ани эспас. Ты всё тот же мальчишка, отправленный за тридевять земель в логово пожирателя душ. Ну почему ты всё ещё боишься меня?
Тиллфэр смущённо опустил глаза:
-Я не боюсь, Владыка, - и, помедлив. – Ты не сердишься на меня?
-За что мне на тебя сердиться?
-Ну… Я же знал, где ты, что с тобой и вообще… И ни разу не попробовал даже поговорить. Тебе же, наверное, было так одиноко…
Старший вздохнул и опустился в кресло:
-Ты бы всё равно не смог. У Тирхаурэ не вышло. Эрмару смогла – два раза за полторы тысячи лет… Ты лучше расскажи, где ты был все эти годы. И, - взгляд Тирмиунара скользнул по фигуре Тиллфэра, облачённой в церемониальный костюм представителя Закона и Равновесия. – И кто ты теперь. Можешь сесть. Я думаю, Диарон простит нас за опоздание.
Тиллфэр осторожно опустился на низкую скамью практически у ног Старшего и начал:
-Когда я вернулся из твоего Дома, меня сразу же призвал благородный Асиэль – я даже не успел переодеться с дороги – и велел немедленно отправляться в Эммион Имиэр, где я должен буду принять обязанности городского судьи при наместнике именем Кольца Стихий, благородной рикэ’авар Эльвэн Вэн-Веримэр Ангор-алэ-Маран, она ведь мне родня… Благородный Диарон также повелел мне не отлучаться из города без его личного разрешения.
-И ты просидел полторы тыщи лет в этом сыром, пропахшем рыбой городишке?
-Я не мог ослушаться своего учителя… - лицо младшего судьи стало пунцовым. – Сначала было трудно – я ведь был только учеником и мне пришлось многое постигать по ходу дела… А потом – привык. И полюбил море…
-Ладно, не расстраивайся, - Тирмиунар щёлкнул пальцами, и прямо на сложенных руках Тиллфэра появился уморительный, крошечный, радужный полупрозрачный мышонок, и принялся так комично выплясывать, что ученик Асиэля не выдержал и улыбнулся. Мышонок исчез.
-Ну вот, видишь? – подмигнул Старший, - всё хорошо. Ладно, пошли, а то благородный Диарон решит, что нас по дороге сожрали драконы, невзирая на твоих молодцев, что гремят железяками у парадного входа.
На лице Тиллфэра появилось выражение удивления, да так там и осталось.
XXXV
…Они шли по берегу моря, и лёгкие зыбкие волны смывали их следы, услужливо отступая перед ними и накатываясь следом. День близился к закату – оранжевое Эйнаарское солнце, неизменное в своём равновесии, бесстрастно снижалось к воде, лениво бросая на тёмную зеленоватую воду медовые блики…
-…Знаешь, брат, Совет обеспокоен тем, что ты не строишь собственного дома. Мне не жалко, у меня места много, живите сколько влезет, но ты же их знаешь – им что угодно может примерещиться на пустом месте. Они прямо-таки помешаны на поисках злого умысла.
Тирмиунар отбросил с лица волосы: ветер предательски дул откуда-то сбоку.
-Я знаю. Эрмару мне жаловалась: к ней уже заходили эти неразлучные дамы и пытались воздействовать на чувство долга: дескать, не подобает благородной даме из Совета жаться по чужим углам, что долг женщины – заботиться о доме, о саде…
-Ну и что Эрмару? – Диарон оживился.
-Эрмару поведала благородным сёстрам, что им пора собираться в дальний путь, и что она не пожалеет времени и сама укажет им направление. И даже позаботится о том, чтобы они как можно быстрее достигли цели своего путешествия. Они выскочили от неё, оскорблённые в лучших чувствах, и притащились ко мне жаловаться на недостойное поведение моей супруги.
-И что ответил достойным дамам мой благородный брат? – подавляя ехидный смешок, поинтересовался Асиэль.
Тирмиунар опустил глаза и деланно сложил руки, изображая святую невинность:
-Твой благородный брат ответил, что нет ничего зазорного в том, чтобы дамы отправились в поход по указанному адресу, а если они плохо поняли дорогу, то он почтёт за удовольствие их проводить.
Диарон рассмеялся:
-Ну ты даёшь! Я бы не смог этих… особ так отбрить. И что же они сказали?
-Они сказали, что не будь я тем, кем я являюсь, они заставили бы меня долго и смиренно просить прощения, но лишь из уважения ко мне, как к Старшему, они прощают мне мою дерзость. При этом у Имиэль глаза аж закатывались. Полагаю, не от возмущения, - Тирмиунар многозначительно ухмыльнулся. – Затем они пригласили меня захаживать в гости и поведали, что вот это вот безобразие, - он подбросил на ладонях две длинные седые косы, заплетённые от висков и странно выделяющиеся на иссиня-чёрных его волосах. – Что это безобразие мне очень идёт. Ну-ну…
-Да ладно, брат, не бери в голову. Женщины – они всегда женщины, какого бы рода и народа они ни были… Да, кстати, о народах. Тиллфэр мне кое-что говорил о том, что у них, за Анкэан Фронуралур, как-то терпимее относятся к младшим расам. Может быть, это из-за верфей. Там кого только нет – и мало того – местные маги даже зверьё к делу пристроили… Сдаётся мне, что добрых вестей следует ждать именно из Имиэра.
-Может быть, ты прав, - Тирмиунар задумчиво глянул куда-то в сторону заката, затем подобрал круглый камешек и швырнул в море. – Хотелось бы, чтобы три народа Эрмар наконец-то хоть как-то объединились… Честно говоря, меня не слишком обрадовали твои летописи. Совету надо было позаботиться о Йанни, а не загонять их в Пьяные болота. На Севере им места худо-бедно хватает, а вот западнее уже все передрались. Нэйнарисс вот-вот обмелеет, земли, пригодной для сева, раз-два – и обчёлся, охоты никакой, а по Йалкари стоят войска, которые ничего полезного не делают, только бражничают и гоняют несчастных сафанур. Да если бы эту силу применить хотя бы для освоения этих же болот?! Йанни и так живут слишком мало, а болота ещё и помогают им вымирать. Я бы сказал об этом на Совете.
-Совет не послушает, - мрачно произнёс Диарон. – А у тебя опять будут проблемы. Да их и сейчас хватает. Думаешь, я не знаю, почему Тирхаурэ до сих пор прячется? И откуда на всех дорогах отряды Мстителей, наводящие ужас на почтенных родителей, сопровождающих своих сыновей к месту учёбы?
-Ты думаешь, что ему надо сдаться, и пускай они его изуродуют и убьют?! – глаза Тирмиунара полыхнули чёрным. – А почему же Совет не беспокоится в таком случае о безопасности дорог? Развели армию, которая вместо того, чтобы ловить разбойников, гоняется за беззащитными смертными земледельцами!
Диарон тяжело вздохнул:
-Пойми, брат, достучаться до Совета сейчас нереально. Я один ничего не решаю. Мы с тобой вдвоём – тем паче: с их точки зрения ты весьма подозрительный тип. Их уже не колышет то, что происходит за пределами Эйнаара. Да и в столице они предпочитают не выходить из Первого круга. А Йанни – какое им до них дело: они были неугодны с самого начала, и не ровен час, наступит момент, когда наши лучезарные братцы с сестричками вновь озаботятся поисками крайнего и переложат вину за войны среди сафанур на твои плечи. А что я могу сделать против них? Веримэр, Эльмиунэ и Лура частенько бывают недовольны, но кто будет слушать их – принявших свой Дар не из рук Создателя? Я уже не знаю, что и делать… Совет, правда, пошёл от скуки на некоторое послабление в отношении Иных, но превратил их в касту слуг – и дальше им нет пути…
-Хорошо, что их хотя бы не гонят отовсюду, как раньше, - как-то обречённо произнёс Старший. – Но каково им самим? За что им это, если они суть дети того же Эрт’э’лэн Аквара?.. – и вдруг, резко повернувшись к судье, быстро, почти шёпотом. – А что же Киниан? Народ, призванный быть опорой, щитом и маяком для них, слабых? Призванный умножать красоту мира? Что нового было создано нами? Почему всё застыло? Я не могу понять…
-Это гордыня, брат… Киниан почувствовали себя выше Иных, не говоря уж о Йанни. Дескать, мы уже потрудились и отдохнём, а они пусть восхищаются. Да, всё застыло – а что делать? Кто-то должен тряхануть это болото, эту золочёную трясину, но у меня не достанет сил, это не в моей власти, я могу только поддержать… - Диарон зло поддал носком сапога какой-то камень, проводил его взглядом. – Да… Только поддержать, ибо я Закон и сам не волен изменяться, но если кто-то изменит меня?.. Теоретически, это должен сделать он, но…
Тирмиунар поймал взгляд Асиэля:
-Я тебя понял, брат. Тебе сейчас это ни к чему. И мне ни к чему. Не время, брат… Но время уже близко, хотя не нам его торопить. И не будем об этом.
Диарон вздохнул, как показалось, облегчённо, и остановился:
-Не будем. Я тоже тебя понял. – и, спохватившись: – Ой, а как это мы так далеко забрели? И где Тиллфэр?
Тирмиунар обернулся: где-то в сотне шагов позади ковыляли по песку имиэрские вояки, а за ними едва поспевал Тиллфэр, пытаясь на ходу ещё и докричаться до Диарона и Старшего:
-Эй! - вопил он. – Подождите! Куда вас понесло, я же не могу бегать по этому дурацкому песку во всех этих тряпках! Я вам что, мальчик на соревнованиях гонцов?!
Минуту Диарон взирал на эту процессию, а затем не выдержал и рассмеялся, как сумасшедший, давясь словами вперемешку с хохотом:
-Где ты видишь здесь мальчиков, ани эспас? Нет, ты его послушай, брат: мы - мальчики, загонявшие достойного Тиллфэра до изнеможения! Нет, я не могу больше! – и зашёлся в приступе смеха, согнувшись чуть ли не напополам. Старший поймал Асиэля, принявшего столь неустойчивую позу, за пояс, и, сам хихикая, изрёк:
-Тиллфэр, ты слышал? Кто мы, оказывается? Мы – мальчики. А мальчиков, особенно после столь долгих прогулок, надо кормить ужином. Разворачивай своих жестяных скороходов и пошли-ка поедим, а то уж больно это утомительное занятие – гонять имиэрского судью по дурацкому песку. Очень утомительное занятие для мальчиков.
И благородная компания под аккомпанемент собственного хохота направилась обратно в Эйнаар.
XXXVI
Ах, это солнце – знаменитое эйнаарское солнце! Оно проникает всюду, от него не скрыться, не убежать, не улететь – везде настигает незадачливого искателя тени безжалостный сияющий оранжевый глаз. Нет, невозможно свыкнуться с наивной назойливостью Ллир пас Эйнаар, сколько ни живи тут – не удастся. Солнце жарит с неба, отражается в позолоте, рыбкой снуёт в фонтанах, заглядывает в глаза, требует внимания… Делится, делится теплом, нагревает резные перила, аж жжёт ладони…
Нет, определённо не понимаю, как это солнышко меня ещё не доконало, думал он, глядя вниз с моста в запущенном парке возле Первого Дома. Мне бы сидеть за закрытыми ставнями, устраивать в комнате снегопад, как когда-то, и тихо радоваться возможности избежать этого режущего глаза сияния. А я стою тут на самом солнцепёке и нахожу в этом некоторое удовольствие. Занятно, занятно… Не стал ли я подобен им хотя бы в этом? Их-то палкой не выгонишь из столицы, им лишь бы блестело поярче, остальное – неважно. Как это поют: сияние вечной красоты, что ли?.. Не помню. Странно это: не запоминать песен. Непривычно. Раньше – сколько песен было, полное сердце песен, они и сейчас все там, а новые – не ложатся. Никак. Что-то не получается. Что со мной?..
-…Брат, ты меня слышишь? – глубокий голос благородной Кэрни Луры донёсся, словно из иного мира. – Что там такого интересного в озере?
Он обернулся. Лура тряхнула перед его лицом рукой, звякнули браслеты:
-Ты где, брат? Здесь или где?
Он наконец-то понял, что перед ним кто-то стоит, и этот кто-то – Лура.
-Я здесь… Думаю я.
Она засмеялась – звонко так, закачались золотые подвески в тяжёлых каштановых косах.
-Я тебя полдня ищу, а ты – вон куда забрался! Я у Эрмару спрашивала, где тебя искать – она только рукой махнула: мол, ищи сама, если не лень. Вот я и нашла.
Тирмиунар машинально застегнул ворот рубашки, затем зафиксировал-таки взгляд на собеседнице:
-Зачем ты искала меня, сестра?
-Хотела пригласить к себе. У нас там разговор будет. Без лишних. Тебя ждут. Пойдёшь?
Старший странно посмотрел на неё:
-Пойду.
Лура облегчённо вздохнула и взяла его за руку:
-Ну, тогда пошли.
…Тирмиунар оглядел собравшихся и лукаво усмехнулся:
-Ну-ну, благородные братья и сёстры, по-моему, здесь кое-кому может примерещиться заговор. Не боитесь?
Они сидели возле незажжённого камина полукругом. Мрачный черноволосый Веримэр теребил длинным ногтем бусину в причёске; никак не могла расправить юбки и сесть, не ёрзая, рыжая красавица Эльмиунэ; печальный, ещё больше похудевший Диарон кутался в плащ и умоляюще смотрел то на Луру, то на камин: замёрз.
Веримэр повернулся к Старшему: на птичьем лице Владыки Ночи горели странным внутренним светом огромные чёрные глаза:
-Нет. А что тут такого? Ну, собрались тёплой компанией поболтать и выпить – разве не так?
-Всё так… Ну так что: зачем вы меня-то сюда позвали, тёплая вы моя компания?..
Разговор был долгим. Уже и камин, разожжённый заботливой Лурой, успел прогореть, уже и утро нового дня было на подходе. Говорили много: о том, как изменились Киниан, об Иных и отношении к ним, о войнах на западе, о Йанни, что живут в северных лесах… Говорили о молодых, о странном их нежелании что-либо делать, о Мстителях на дорогах, заходила речь и о неизвестной, неизведанной Другой Стороне…
-…Ну и как мы узнаем мнение народа? Народ нас боится и никогда ничего не скажет, - с жаром говорил Веримэр, меряя шагами просторный зал, гул от его шагов эхом терялся где-то высоко.
-Это тебя боятся, брат, - со смехом вставила Эльмиунэ, - У тебя слишком суровый вид, а со своими когтями ты похож на огромного ворона. И вдобавок ко всему, постоянно пьян.
-Да хватит разбираться, кто пьян, кто не пьян, - подал голос Диарон. – Не стоит тешить себя иллюзиями, боятся нас всех. Некоторых, правда, в меньшей степени.
-И кого же? – хмуро поинтересовался Веримэр, которому страшно действовали на нервы сравнения своей персоны с вороном.
-Да вот его, - Асиэль изящным жестом указал на Тирмиунара. – Я сам видел, как вокруг него народ толпами собирается.
-Ага, - задумчиво протянула Лура. – Брат наш Диарон, по-моему, свихнулся с ума, если я правильно его понимаю. Вы представляете себе эту картину: глава Совета шляется по улицам и пристаёт к прохожим с провокационными вопросами. А ведь прохожие-то не идиоты, на что им сразу всё выкладывать кому попало, без разницы, пусть это хоть рикэ’авар, хоть Изначальный, хоть сам Создатель!
-Лура права, - сообщил Тирмиунар, запустив руку в камин. Он уже где-то с полчаса сидел на полу возле решётки и зачем-то пытался выудить из пепла ещё тлеющий уголёк. – Лура права, как никто: нельзя спрашивать наших достойных горожан ни о чём напрямую. Надо подождать немного – и они сами нам всё расскажут. Если просто спросить – что будет? Правильно, ничего. Отвернётся, переведёт разговор на другую тему… Пуганый нынче народ пошёл. Надо, чтобы сами сказали.
-А как это сделать, брат? – вмешалась Эльмиунэ, подливая вина себе и Веримэру.
Тирмиунар выловил-таки из камина вожделенный уголёк и принялся его подбрасывать на ладони.
-Эй, не сожги мне дом! – строго сказала Лура, отбирая опасное развлечение и водворяя на место. Старший широко улыбнулся и менторским тоном возвестил:
-Истинное мнение народа неизбежно становится очевидным исключительно на турнирах менестрелей. И исключительно после того, как откупорят шестую бочку вина.
-Ну и что ты хочешь этим сказать, брат? – согревшийся уже и разомлевший от выпитого Диарон заметно оживился.
-Я вас не узнаю, - проговорил Тирмиунар, уже занявший себе руки вместо уголька каминной кочергой. – Вы что, совсем потеряли счёт времени в этом дурацком городе?!
-А что случилось? – подал голос Веримэр.
-А то, что весна на дворе. Послезавтра – праздник. И турнир менестрелей по случаю Сафэль Сафалар. Нет, вам определённо необходимо сменить климат!
XXXVII
Сиятельная Кхиллару, супруга благородного Диарона, слыла непревзойдённой мастерицей устраивать дамские вечеринки. Вокруг неё постепенно собрался кружок, состоящий практически из самых родовитых дам Золотого города, из числа склонных коротать время за рукоделием, музицированием и рассказыванием занимательных и поучительных историй из своей и чужой жизни, сопровождая сии достойные занятия всевозможными напитками и закусками. Подобное времяпровождение не пользовалось популярностью среди подавляющего большинства кинианских женщин, предпочитавших на досуге бешеные гонки на лошадях по побережью, всевозможные состязания или, на худой конец, танцульки, размеренному воркованию за пяльцами в гостиной. Но, как бы то ни было, именно постоянные гостьи асиэлевой супруги всё же являлись старшими дамами Эйнаара и, следовательно, законодательницами мод, манер, норм поведения и всевозможных предрассудков, за что и получили их посиделки в народе прозвание «Тихий Омут».
Сама же Кхиллару знала всё обо всех. Ей было доподлинно известно, кто на ком женат, кто откуда родом, кто с кем в ссоре и по какой причине, у кого какие предпочтения в пище, одежде и любви… Единственное, в чём она была уверена не до конца, так это в собственной родословной, и больше всего её пугал тот факт, что она может оказаться прямой роднёй собственному супругу. (В общем-то, так оно и было, у всех через одного было так, и никого это не смущало, но сиятельная Кхиллару почему-то считала, что это должно как-то нехорошо повлиять на её отношения с Диароном, которого она боготворила, как и положено жене Изначального). Питая природную склонность к наведению порядка везде и всюду (исключая, правда, кабинет Асиэля, в который ей поначалу вообще страшно было заходить), она также стремилась упорядочить и свои сведения обо всех подряд, для чего старательно вела объёмные дневники, которые были даже скорее не дневниками, а личными досье, и содержали массу забавной информации о той или иной персоне. Шутили, что Кхиллару на самом деле должна сидеть в Совете, ибо никому, кроме неё не ведомо, что творится за закрытыми воротами любого дома. Даже Диарон временами обращался к её архиву, если ему была необходима какая-нибудь мелочь, характеризующая какого-нибудь жителя Первого круга. Правда, интересы сиятельной Кхиллару распространялись в большинстве своём на любовный фронт, поэтому информации, полезной для государственных нужд, в её дневниках было негусто, и Асиэль всё реже и реже советовался с женой, а она думала, что он её вот-вот разлюбит и бросит. Чтобы отвлечься от этих переживаний, она и собрала свой «Тихий Омут».
Семья Старшего была для Кхиллару загадкой. Какие-то они не такие… странные какие-то, - думалось ей, живут здесь уже давно, но дома не строят, дети и дети их детей их не навещают… Сам бродит где-то целыми днями, или сидит взаперти, а она даже не беспокоится, будто ей не нужно внимание, она же женщина в конце концов… И не спросит никогда: а куда мой-то ушёл? Нет, ходит и улыбается. И молчит… Не понять этих Изначальных, никогда не понять.
Бедной Кхиллару и собственный супруг казался порой очень странным, а этот – так вообще… Она сочувствовала Эрмару, считая, что та молчит из тактичности, и всё ждала подходящего момента для разговора: подойду, мол, сама пусть выговорится, всё будет полегче, думала она. И в один прекрасный день, заметив Эрмару, устроившуюся в саду с какой-то книгой, решилась подойти к ней.
-…Не помешаю ли я благородной Эрмару своим обществом, не нарушу ли её уединения?
Эрмару оторвала взгляд от книги:
-Нет, если сиятельная Кхиллару пожелает, она может составить мне компанию. – и подвинулась, освобождая место на скамейке.
Кхиллару присела на краешек:
-Может, я вижу нечётко, но мне кажется, что на душе благородной Эрмару неспокойно.
-Может, стоит обойтись без этих унылых церемоний – мы не на Совете.
Жена Асиэля не на шутку удивилась: это что же, благородная дама изволит изъясняться, как кузнец на вечеринке? Но, подумав, кивнула:
-Да, так будет лучше. Как мне называть…тебя?
-Эрмару. Просто Эрмару.
Лицо Владычицы Земли было таким светлым и открытым, без тени надменности, свойственной дамам из Совета, что Кхиллару осмелела, и через минуту они уже непринуждённо беседовали. Почти как старые подруги.
-…Ты знаешь, я далека от всех этих утомительных дел - споров, законов, войн на западе, о которых постоянно твердит мой супруг, но мне сдаётся, что вся эта политика не стоит и одной обглоданной груши. Чем бы ни занимались мужчины – женщинам от этого мало проку, одни расстройства…
-Дорогая моя Кхиллару, но ведь в Совете равное число и мужчин и женщин, и вроде ещё никто пока…
-Да не об этом я , не об этом… Вот, например, неужели тебя ничто не беспокоит, когда твой благородный супруг подолгу отсутствует дома? Если ты жаждешь его видеть, а его всё нет, а потом под утро он появляется весь измотанный? Или если запрётся и никого не пускает?
Она что, ничего не знает? – пронеслось в голове у Эрмару. Ей стало жалко эту доверчивую женщину, беспокоящуюся о том, что практически не стоит внимания, ибо никогда не видела причин для истинного беспокойства, хотелось показать, объяснить… Но подумав, что бедняжке будет многовато, Эрмару мило продолжила беседу далее:
-Ты спрашиваешь, беспокоит ли меня это? Да. Но что изменит моё беспокойство? Если он делает то, что должен делать – разве я вправе требовать утоления своих внезапных желаний в ущерб его предназначению? Да, я переживаю, но за то, о чём ты думаешь, я спокойна.
-Какая ты сильная… - Кхиллару вздохнула. – А я так не могу. Я не знаю, что у вас там творится, и не хочу знать – но вся эта суета очень сильно ударила по Диарону. Он ведь не был таким замкнутым, таким печальным…
-Знаю. Но отчего ты называешь замкнутым того, кто с утра до ночи общается с большим количеством народу – и с Киниан, и с Иными, и даже с Йанни – не говоря уж о Совете…
-Да я опять не о том. Он мне ни слова не говорит – как он себя чувствует, что думает, лишь грустно так улыбается… Есть почти перестал, ночами не спит, уже на себя не похож – весь прозрачный… Гнетёт его что-то, тяжело ему, я ведь вижу, я всё вижу! Но как спрошу – молчит. И эта улыбка… Эрмару, дорогая моя, ты ведь видела, как умирают сафанур, скажи мне – это не оно?! Не похоже на смерть?! – в глазах Кхиллару был неподдельный страх.
-Ну что ты, что ты, конечно же нет. Твой благородный супруг просто устал. Не забывай: он же Закон, на нём вся тяжесть… Любое решение… Ничего, скоро праздник – всем будет отдых. Я думаю, наши благородные выпивохи, - Эрмару лукаво подмигнула, - не упустят случая и наотдыхаются на тысячу лет вперёд.
Кхиллару перестала теребить браслет и, кажется, успокоилась.
-Хорошо, если так. Посмотрим, что будет после праздника… Нет, ты такая сильная, как всё по-твоему легко и просто!..
Эрмару смотрела вслед удаляющейся по мозаичной дорожке лёгкой её фигурке в летящем лиловом платье.
Да…легко и просто…
XXXVIII
Когда на севере лопаются почки на деревьях, а ближе к югу уже наливаются солнечным теплом плоды первого урожая; когда на причалах Имиэра протягивают руки к небу огромные костры, а Йанни по берегам Нэйнарисс откладывают в сторону мечи и достают цветные фонари и огромные котлы для мяса из потайных кладовых; когда маяки Тариэна вспыхивают радужными звёздами, и встаёт жемчужное зарево над Западным хребтом, это значит – год обернулся вокруг своей оси, и несколько дней все жители Эрмар будут ходить навеселе. Это значит, что наступил Сафэль Сафалар – самый весёлый праздник в году, единственное время, когда стираются грани между расами, народами, племенами и кланами. Лучший праздник. Несколько дней воздух будет дрожать от песен и радостных криков, несколько дней не наступит ночь – так светло будет на улицах. А сколько развлечений ждет желающих! Нет, такого Сафэль Сафалар ещё не видел Золотой Город от начала Эрмар!..
Клор’Кэл, самый старший из учеников благородной Фиарэль, стоял один посреди арены, и устало слушал церемониймейстера. Подходил к концу третий, последний день праздничного турнира менестрелей. Как в дымке, скрылись события предыдущих дней – бесконечные состязания с десятками соперников, ломота в пальцах, уже почти отказывавшихся прикасаться к ариэторе – он сменил нежную тихую лану на этот звучный, многоголосый инструмент ещё тогда, когда попросился в ученики к Владычице Гармонии Мира… Он уже не видел – отошли в прошлое, канули в тысячелетия – лиц старых и новых друзей, слившихся в цветной блестящий вихрь перед глазами, не слышал голосов, кричавших ему: -Клор’Кэл, мы с тобой, Клор’Кэл, не подведи! – хотя он и несколько отъелся на эйнаарских харчах (учеников кормили хорошо, да и не приходилось столько бегать, как прежде), старое его прозвище так и осталось за ним, приросло… Он не помнил, как в каком-то полусне угадывал, считывал мелодию с губ своей наставницы, и застывали в восхищении прославленные менестрели, те, что стояли на этой арене тысячи и тысячи лет назад, а сейчас полукругом расположились у ног Фиарэль…
Церемониймейстер – высокий юноша в лилово-синих одеждах дома Асиэля – говорил что-то, а сквозь усталость прорывались лишь отдельные фразы:
-…И тем возвестить, что достойный Латт’эсиар алькер’Эарэн(6) с честью прошёл испытания, оставив позади сильнейших и искуснейших из служителей Гармонии Мира…
…по традиции должен померяться силами на поприще светлого искусства Аллэ Эрдор’акэрт(7) с кем-либо из числа Изначальных и принять в случае победы венец Короля Менестрелей…
На этих словах Клор’Кэл начал понемногу приходить в себя. Этого ещё не хватало – соревноваться с кем-то из Владык, да ещё в таком измотанном виде. Ну, если выйдет Молчаливый или кто-нибудь из благородных дам – здесь ещё можно надеяться. А вдруг Мастер Иллюзии или Владыка Памяти? Эти и вздохнуть не дадут. А, не дай Создатель, сам Асиэль сподобится?.. Он, говорят, выходил на турниры лишь раза три, и все эти три раза претенденты были посрамлены и пристыжены, да так, что лет триста рта не раскрывали…
-…И кого на сей раз смиренно просят жители и гости Золотого Города выйти против сего достойного, пусть почтит нас своим согласием…
Клор’Кэл опустил глаза, пытаясь отсрочить миг расправы, но любопытство всё же взяло верх: он не выдержал и посмотрел в сторону широкой мраморной лестницы, ведущей на арену. И не только он, все взгляды в эту минуту были направлены туда же. Тишина, ломкая, тревожно выжидающая тишина повисла в воздухе… Вдруг – толпа ахнула и замерла. Менестрель пригляделся, побледнел и окаменел: по лестнице лёгким шагом спускался тот, ради кого он ушёл из Эарэна и осел в столице. Клор’Кэл сглотнул: он знал, что Старший Владыка ещё ни разу не выходил на арену, и не потому, что неискусен в музыке и слове, а потому, что щадил несчастных менестрелей. По крайней мере, так говорили. А ещё говорили, что перед ним сама благородная Фиарэль – неуклюжая ученица перед мастером… Да… ну почему же испробовать подобной чести выпало именно ему?..
А благородный Тирмиунар уже ступил на арену, вот уже мальчик забрал у него плащ и с поклоном подал инструмент. Вот уже ближе, ближе – тонкая фигура в чёрном и синем, кошмар любого менестреля… Клор’Кэл, накрутивший себя до последней стадии, ожидал увидеть что-то вроде злорадного оскала, но натолкнулся на спокойный взгляд чуть прищуренных от яркого солнца синих глаз.
Старший, одной рукой придерживая - Клор’Кэл аж удивился – старую облезлую ариэтору, другой отбросил волосы за спину и чуть склонил голову:
-Приветствую тебя, достойный Латт’эсиар. Надеюсь, что ты не имеешь ничего против того, чтобы немного поиграть со мной?
Клор’Кэл вернулся из состояния камня в исходное, неуклюже поклонился, и, облизнув пересохшие от усталости и нервотрёпки губы, произнёс, не узнавая своего голоса:
-Гилэр бэр фронкваром, Хайэннар. Для меня это честь, о которой я и не смел мечтать. В чём же хочет меня испытать благородный Владыка?
Тирмиунар вытянул из-под ремня ариэторы длинную седую косицу, перехваченную чёрной лентой, и закинул за плечо:
-Я думаю, достойный Латт’эсиар не откажет мне и первый начнёт Игру.
Клор’Кэл не понял, что случилось, ему совсем не хотелось смотреть в лицо Старшему, его пугала странная бледность и неподвижность этого лица, но он повиновался какому-то неведомому приказу и заглянул ему прямо в глаза.
А дальше – не помнится, не вспоминается, здесь ли, неизвестно ли где, всё смешалось, закружилось… Потом менестрель вроде как и пел, и играл, да только видел себя со стороны, не в силах остановиться, или как-то изменить мотив, и удивлялся тому, как ему хватает смелости на такое. Как зачарованный, повинуясь плавному течению колдовской мелодии, или двух, или трёх, или… - да кто его знает, сколько голосов у этого драного корыта в руках Изначального - Клор’Кэл начал связывать слова – и рассказывать, пряча смысл за аллегорией, топя истину в полунамёках. О том, что видел и слышал, о том, что долгие годы не давало ему спать спокойно, обо всём, чего боялся, во что верил и не верил – и Старший, улыбаясь, кивал ему и уводил всё дальше и дальше по лабиринтам своей обезволивающей гармонии… А потом, когда силы были уже на исходе, вот-вот – и откажет голос, Владыка подхватил песню сам. Из рвущей сердце печали – в дарующую крылья радость, из смерти – в жизнь, из небытия – на волю… И вторили ему слабеющие уже пальцы менестреля, не в силах остановиться, разбить этот морок, рассечь этот обволакивающий плен…
А потом – резко и невпопад всхлипнула струна, и замер, остановившись, Старший. Мёртвая тишина со свистом упала на арену: неужели?..
Клор’Кэл встряхнул головой, не пытаясь даже осознать происходящее. Затем, внезапно почувствовав эту тишину, понял, что случилось. Попытался сделать шаг навстречу – не удержался. Старший, резко метнувшись вперёд, подхватил его под руку, не дав упасть. Клор’Кэл внимательно посмотрел в глаза Владыки:
-Зачем ты это сделал?
Тирмиунар улыбнулся:
-Поздравляю тебя, достойный Латт’эсиар.
Менестрель не отрывал взгляда:
-Зачем, ну зачем ты это сделал?
-Вэй асиэр(8), ани эспас. Ты же хотел этого.
Тишину нарушил несколько взволнованный голос Диарона, пробравшегося к возвышению, на котором находились Фиарэль и её свита, и довольно бесцеремонно распихавшего половину церемониймейстеров. Толпа загудела, поглотив первую фразу:
-…и признаём благородство Старшего Владыки, решившего уступить своему сопернику, но справедливым будет решение, и отныне до следующего Турнира венец Короля Менестрелей по праву принадлежит благородному Тирмиунару!
Толпа взвыла. В воздухе замелькали огни, ленты, цветы… Асиэль продолжал:
-Достойный Латт’эсиар, если пожелает, может вызвать Короля на следующий Турнир, дабы отвоевать корону. А теперь подойди сюда, брат мой. И ты, менестрель, тоже подойди.
Спустя миг, или столетие, они уже стояли перед Фиарэль и Диароном. Церемониймейстер что-то вещал народу. Народ довольно урчал. Тирмиунар искоса глянул на Клор’Кэла:
-Ну и каково будет решение достойного Латт’эсиара относительно будущего Турнира? Ну как, вызовешь меня?
Менестрель отрицательно покачал головой.
-А почему?
Клор’Кэл опустил глаза:
-Я лучше предпочту стать твоим учеником.
XXXIX
-…Зачем на сей раз наш благородный брат пожелал видеть нас?
Тирмиунар крутанул в руках жезл и положил поперёк колен. Огляделся: на площадь лениво подтягивался народ; столпившись у ограды асиэлева дома, вяло переругивались ученики, оторванные от и без того краткого отдыха…
Тардинэм нетерпеливо стукнул ладонью по подлокотнику кресла:
-Ну, так зачем мы здесь собрались?! Уж, наверное, не оттого, что нам нечем заняться! Я настоятельно прошу брата нашего Тирмиунара объяснить причину, по которой он пожелал собрать Совет именно сейчас!
Старший повернулся на голос:
-Я бы просил Большого Совета, но это долгая канитель, а ждать я больше не могу. Сколько лет мы не собирались: двести? Триста?
-Четыреста девятнадцать, - подал голос Асиэль. – А надо было. Но всякий раз всё откладывалось из-за брата нашего Энлармарана, который постоянно сетовал на обилие работы.
-Ну конечно, - недобро улыбнулся Тирмиунар. – Если и дальше ничего не делать, у благородного Энлармарана вообще ни на что не будет времени и ему придётся до конца времён переселиться в Зал Уходящих, чтобы успевать разобраться со всеми, покидающими круг жизни… Что вы натворили, вы хоть понимаете?
-А что мы натворили? – томно пропела Имиэль. – Мы никому не делали зла.
-Да уж, зла вы не делали. Но и добра тоже. Вы ничего не делали. Палец о палец не ударили, только кричали во всеуслышанье о том, как вас заботит судьба Эрмар… Что же касается судьбы Эрмар: вы хоть знаете, что происходит вокруг? Я уж не говорю о Другой Стороне – что уж там, хотя бы о Киниа Эрмар?!
-Ну отчего же… у нас есть сведения, что Иные и сафанур ушли на Другую Сторону, - подал голос Энлармаран. – жаль, что не все – от них одни беды для нас…
-Ты безумен, брат! Какие беды?! – Старший вскочил со своего места и быстрым шагом подошёл к Владыке Памяти. Тот отвёл глаза в сторону. – Какие беды могут принести несчастные, слабые, гонимые всеми народы?
-Ты ошибаешься, брат, - Вэйвелеанар встал и направился к Тирмиунару. – Эти слабые и несчастные вырезали дозорный отряд на восточном берегу Нэйнарисс и постоянно совершают вылазки, пытаясь переплыть Йалкари. Наши воины уже замучились сдерживать их.
-А зачем вы загнали Йанни в болота? Им там не хватает земли – негде сеять, негде охотиться. Народ болеет, умирает, но их рождается много – и становится тесно, вот они и воюют. А ведь севернее Пьяных болот полно пустых земель – так пустите их туда, снимите войска – и всё успокоится…
-Сафанур не должно было быть – их покинул сам Создатель, да сияет он ярче всех звёзд, но, тем не менее, они есть, и их становится всё больше. Если отдать им то, что ты предлагаешь – через какое-то время мы увидим их под стенами Эммион Эйнаара. И я не уверен, не попросят ли они и нас подвинуться, - прошипел Владыка Воздуха. – Так что с того, что они сами поубивают друг друга?
-Опомнись брат, что ты говоришь? – вступил в разговор Асиэль, смертельно бледнея.
-Правду, - отрезал Молчаливый и сел на место. Тирмиунар крутанулся на каблуках и всплеснул руками:
-Послушайте сами себя, неужели вам не страшно? Мы были призваны сюда для умножения красоты и жизни – а что я слышу?! Мой брат спокойно рассуждает о гибели целого народа так, как будто речь идёт о прополке огорода.
-Не вижу разницы между сорняками, - буркнул Вэйвелеанар, глядя в пол.
-Замолчи! – вскрикнул Асиэль и, как подбитая птица – крылья, уронил руки, осел как-то вбок…
-Переволновался, - констатировал Тардинэм, довольно улыбаясь. – Ну что, продолжим без благородного Диарона. Есть ли ещё что сказать нашему старшему брату?
-Есть. Вы противоречите себе: если вы опасаетесь, что Йанни придут в столицу – значит, она не защищена. Но я вижу обратное: откуда-то взялся магический щит вокруг города и эти жуткие дозорные колокола. Зачем?..
-А чем мешают брату моему колокола? – улыбнулась Фиарэль. – Ни для кого из нас, ни тем паче для Киниан чистой крови они не представляют никакой опасности. Их звучание наносит вред только тем, в чьих жилах течёт кровь сафанур. А что им тут делать?
-Причиняют вред?! Да они их убивают! Если какой-нибудь Йанни ненароком забредёт в эти земли в поисках помощи или знаний – вы вот так просто убьёте его?!!
-Сафанур не должно вступать в эти земли. А те знания, что им необходимы, они с лихвой получают от себе подобных, - мягким шорохом прозвучал голос Илдинэммы.
-А почему?! – голос Старшего стал сам подобен колоколу, и глаза заволокло тьмой. – Почему?! Разве они не имеют права на знания? Вы говорите: дикие, неразумные – так будьте великодушны, подарите им разум, чтобы они тоже могли понимать те же вещи, что и мы, и радоваться вместе с нами, если только мы ещё способны радоваться!
-Не слишком ли многого ты требуешь, брат? У нас полно проблем со своей собственной молодёжью, так ещё и сафанур! Они же не успеют ещё ничему толком научиться, как помрут. Зачем же на них силы тратить? – поддержала подругу Имиэль. – У нас и так постоянно что-то случается: ну как, например, брат мой Тирмиунар объяснит тот факт, что менестрели из его учеников постоянно шляются то у мастерских, то возле оружейной, то заглядывают в окна Дома Памяти? Неужели брат мой не уделяет должного внимания своим ученикам?
-С моими учениками всё в порядке, - зло проговорил Старший. – Пусть ходят, где хотят, я их не неволю. В конце концов, может, научатся чему-нибудь, что потом пригодится. Никому не известно, куда их время забросит…
-Вот-вот! – гневно перебила его Фиарэль. – Неизвестно. А известно ли моему брату о том, что Менестрели недовольны его самоуправством? Кто опустил светлое искусство Аллэ Эрдор’акэрт, доступное лишь прошедшим последнюю ступень посвящения, до уровня забавы для юношеских попоек? Кто их обучил этому? Уж не ты ли?! Добрая треть моих учеников оставила меня, клюнув на эту приманку и уйдя в твой Дом! А кто затуманил им разум своими сказками? Молодёжь сорвалась с цепи, дерзит старшим и смеет, не опуская глаз, перечить нам – это неслыханно! Это… это… - Фиарэль, не выдержав, вскочила. Тардинэм плавно подошёл к ней и, приобняв за плечи, усадил на место со словами:
-Не трать себя, сестра. Этот рафранэль не стоит твоего гнева. Видимо, тот урок не пошёл ему на пользу, да и сказать ему уже нечего…
Тирмиунар сжал кулаки:
-Нечего, говоришь? Я ещё многое могу сказать, но боюсь, вам это будет не по нутру. А благородная Фиарэль не должна впадать в гордыню и зависть, ибо известно, что от хорошего наставника ученики не бегут, и хороший наставник не держит их на цепи.
Владычица Гармонии Мира, побледнев от злости, прошептала:
-В пределах столицы ты имеешь право учить только музыке. А все эти твои разговорчики за полночь с учениками на темы, не относящиеся к музыке – суть нарушение слова Создателя. Советую тебе подумать, брат.
Тирмиунар исподлобья взглянул ей в лицо, затем развернулся в сторону остальных. Взгляд его не предвещал ничего хорошего.
-А за пределами Эйнаара я имею хоть какое-нибудь право?
Впервые за весь разговор голос подал Веримэр:
-Да, брат мой.
Энлармаран одарил Владыку Ночи красноречивым выражением глаз: ну кто, мол, тебя за язык тянул?..
Старший продолжал:
-И никто не волен сдерживать меня в стенах Золотого Города?
-Никто, брат мой, - с трудом выговорил Асиэль, уже пришедший в себя после обморока.
Тирмиунар обеими руками сжал жезл, пальцы его побелели.
-И никто не волен причинить вреда тем, кто под моей защитой?
-Никто, брат мой…
-Тогда прощайте. Я ухожу из Эйнаара. Мне надоело. Всё это. Вы все мне надоели. Кто пожелает – может уйти со мной.
Треснул драгоценный металл, посыпались с ледяным звоном камни, и обломки жезла полетели к ногам Молчаливого Мастера… Крылатой тенью скрылся в переулках Старший, уходя в надежде, что больше сюда не вернётся. Никогда.
XL
После ухода Тирмиунара благородные Владыки вкупе с прочими Мастерами и наставниками рангом помельче взяли-таки разбушевавшийся молодняк в ежовые рукавицы, сократив привилегии учащихся старших ступеней, готовящихся к посвящению в Мастера, и ужесточив Закон о Наследовании Пути. Но вода, как известно, точит камень, а время, подобно воде, уносит часть дурного из душ и сглаживает лезвие меча, так что со временем страсти улеглись. Но тот самый Совет и неожиданная, с точки зрения многих, выходка Старшего уже попали в историю, легенды и менестрельские байки, так что время от времени в местах скопления молодёжи начал появляться сквознячок вольнодумства. Масла в огонь подливали разнообразные странствующие певуны и просто бродяги, заходившие в столицу по праздникам. Эта вольная братия чихать хотела на все законы, шлялась по улицам вдребезги пьяная в обнимку со служанками-Иными и орала на всех углах песенки самого недвусмысленного толка. Затюканная эйнаарская молодь, ошалев от подобного разгула страстей, стала помаленьку тянуться к чужакам, и всё чаще где-нибудь в тёмном уголке какого-нибудь сада можно было встретить разношёрстную компанию сопляков с бутылками, девицами и предметами для извлечения шумных звуков, которые Создатель из жалости поименовал музыкой, сгрудившуюся вокруг какого-нибудь пыльного субъекта в тёмных одеждах и обязательно с мешком. Резко затихающую при звуке шагов, направленных в их сторону. Молодёжь было палкой не отогнать от подобных гостей, особенно если учесть, что эти гости обладали невиданными способностями по части дёрганья струн, дудения во всякую дрянь и вешания лапши на уши посредством рассказывания небылиц. Наутро эти небылицы становились достоянием общественности, так как ночные гуляки, потирая багровеющие от недосыпания и перепоя очи, радостно выкладывали все новости товарищам по учёбе.
Особой популярностью пользовалась байка о каком-то чудесном городе на севере, - будто бы он расположен где-то в районе слияния рек Авару и Кэлла, и стоит он посреди лесов на каком-то противоестественном поле – ну откуда в лесу поле, – и что туда может припереться кто угодно, откуда угодно, и учиться чему угодно. Никто не поинтересуется, какого ты рода, чем тебе положено заниматься и с какого удовольствия ты шатаешься по таким диким местам в одиночку. Можешь назвать любое имя, каким ты хочешь называться – примут, раз тебе так нравится. И уйти можешь, когда захочешь, и вернуться – никто не будет против… А если какой-нибудь вэйдонэль вспомнит грустную легенду двух с половиной тысяч лет от роду о том, что был-де такой город, да сплыл, то он точно вэйдонэль, и в голове у него – сквозняк, потому как этот новый город нельзя разрушить, ведь он насквозь волшебный и прячется, если что не так. Эх, если бы такая сказка, да на самом деле…
Молодость не умеет хранить тайны – на то она и молодость, чтобы открыто делиться своими мыслями, мечтами… Дошли слухи и до Совета. И начали исчезать странники – проще простого: под руки и за ворота, и не приходи больше, если не хочешь раньше конца времени лично познакомиться с благородным Энлармараном… А потом стали исчезать из города юноши и девушки из числа недовольных выбором своего Пути, а таких всегда хватало. Кого-то перехватывали стражники, кого-то ловил дозор за стенами Эйнаара, а кто-то уходил и не возвращался. Родные на стену лезли – не дотянуться мыслью; Владыка Памяти, штурмуемый мольбами, только пожимал плечами: ну не видел их, живы они…
А потом кто-то возвращался. Когда спрашивали: зачем ушёл, ответ был один – слушать Мир по воле Создателя. И возвращались-то не с пустой башкой – Мастерами приходили. Правда, не всегда по своему родовому Пути. Но что уж тут поделаешь – Совет бессилен, закон нем – воля Создателя. И с ними вместе приходили в Эммион Эйнаар новые песни, новые слова, новое неведомое мастерство. Новое время стучалось в ворота Золотого Города.
(1)Бредятина. Вполне логичное имя для кошки, которую практически никто не видит. Кошка, при всём при этом остаётся кошкой, и здравомыслящий персонаж, спотыкаясь на ровном месте об орущую пустоту, может изречь только что-то в духе: Кэ агор аги! (Какая бредятина!).
(2)Сердце Озёрного Края – портовый город на юго-востоке Киниа Эрмар.
(3)Меднокожий. Имена, обозначающие какие-нибудь физические отличительные признаки, весьма распространены в Эарэне (Озёрном Краю).
(4)Сокращённо от Клор’Кэллар – Брат-Скелет. Опять же, типично эарэнская кличка.
(5)Сравните: Тхиррэ (сердце) и Тир (радость).
(6)Из Озёрного Края. Ученики не имели права называться именем рода или именем отца или матери, пока не проходили посвящения в Мастера. До этой поры они прибавляли к своему имени название места, откуда они родом.
(7)Играть, слушая небо. То есть, импровизация.
(8)Перевод предложения полностью – Не суди, дитя моё.