В книгах и фильмах пустыню всегда изображают океаном песка. Изрезанные ветром барханы, ветер, заносящий следы песком. Может быть, где-то есть такие пустыни. Не знаю. Эта была другой. Желто-бурые, изредка красные обветренные скалы, торчащие тут и там высохшие кустики, и дорога. Прямая как стрела, она рассекает этот лунный пейзаж надвое, уносясь от Беэр-Шевы к Эйлату. И только в нескольких километрах от Эйлата, где пустыня резко обрывается вниз, она начинает петлять, свиваясь и сваливаясь к Красному морю. Но пустыня не замечает дороги, как не замечает она и проезжающих по ней машин. У пустыни – свой смысл, своя миссия. Она только с виду пустынна. У нее есть сердце, и разум, глаза и уши. Перефразируя Ницше – если долго смотреть в пустыню, можно почувствовать, как пустыня смотрит на тебя.
Осенью 200* года я, молодой солдат, был послан на неделю охранять базу №5050, принадлежащую «Хель Химуш» - израильским частям тыла и технологии. Нас, два десятка салаг, привезли в воскресенье на базу и распределили по постам. Мне достался пост «Навес» - кодовое обозначение гаража. Это был, с одной стороны, хороший пост – его, в силу удаленности от основной базы, реже проверяли, и плохой, потому что стоять там приходилось не по двое, как на других постах, а в одиночестве, и значит – поговорить не с кем, и время тянется дольше. Три смены в сутки, с промежутком не больше 4-х часов между ними, я проводил возле гаража и танковых ворот. На пятые сутки меня от недосыпания и недоедания ( кормили не очень хорошо, да и промежуток между сменами не всегда попадал на обед) шатало ветром.
В один из жарких дней я сидел возле распахнутых танковых ворот и пытался дремать. Это у меня не получалось - вокруг меня роем носились мухи, так и норовящие сесть на незащищенную одеждой шею, или лицо. Я вяло отмахивался, глядя в застывшую в знойной неподвижности пустыню. До того, как меня сменят, оставалось больше двух часов – целая вечность. Над раскаленным песком дрожал воздух. И тут из этого воздуха сам собой материализовался мальчик. Он не подошел, и не подъехал – он просто возник в проеме между створками ворот, где песок был перемолот танками в белую пыль, взлетающую фонтанчиками при малейшем движении, но под его ногами не шелохнулась ни одна песчинка. Он постоял немного, огляделся и пошел ко мне. Я, вспомнив все чему меня учили, положил одну руку на винтовку, а второй сделал ему знак остановиться, и сказал четко по «Ноаль маацар хашуд» (Правилам остановки подозрительных лиц):
- Ацор! (Стой!). Мальчик остановился.
- Стою, - спокойно сообщил он.
- Ты кто? – спросил я его.
- Я… Никто. Меня на самом деле тут нет.
- А с кем я, по-твоему, разговариваю? С тенью отца Гамлета? (я как раз перечитывал Шекспира)
- Разве это важно? – хитро усмехнувшись, ответил мальчик. Я никак не мог посмотреть ему в лицо, его облик ускользал от меня, стоило мне вглядеться, как он тут же неуловимо менялся.
- Говорящий глюк? Интересно… Впервые вижу такое чудо природы. – я не упустил случая слегка постебаться.
- Ты перешел порог, - я и сам не заметил, как мальчик оказался прямо передо мной.
- Порог? Ты, пацан, перегрелся на солнышке, - я решил, что парень отстал от экскурсии и бредит от жажды. Это было не самым плохим объяснением того, что делает маленький мальчик в пустыне Негев в30 км. от ближайшего населенного пункта.
- Ты перешел порог, и должен найти Дверь. Ищи Дверь, Ищи … - голос мальчика стал едва слышен. Он вплотную подошел ко мне. – Ищиии… - И исчез.
Я оглянулся… Солнце, как приклеенное, висело в небе. Я стоял метрах в тридцати от танковых ворот. В будочке на стуле неподвижно сидела фигура с винтовкой. Я подбежал к воротам и посмотрел в спокойное неподвижное лицо сидящего там… В свое собственное лицо. Я схватил его за плечо – моя рука прошла сквозь него. В панике я побежал, не разбирая дороги, а когда боль в легких заставила меня остановиться, вокруг не было ни следа базы 50-50, ни вообще каких-либо следов цивилизации. Все так же пекло солнце, все так же неподвижна была пустыня, все так же высились вдали скалистые холмы. «Дверь… он сказал, что я должен найти Дверь» - подумал я… Что за дверь? А где ее искать? Где? Что было сил прокричал я. Легкий насмешливый ветерок прорезал зной пустыни, донес хрустальный перезвон. Ладно, подумал я… Ладно.. Выбрал в качестве ориентира один из холмов, бросил винтовку и жилет с рожками и пошел к нему. Под моими ногами шуршал и осыпался песок. Оглядываясь через плечо, я видел постепенно удаляющуюся от меня темную кучку. Через какое-то время не увидел и ее.
Рассветы и закаты в пустыне стремительны, как арбалетный болт. Сумерек нет – только что было светло, и вдруг темнеет, и на пустыню падает ночь. И в наступившей темноте сразу становятся видны тысячи звезд на небосклоне. Впрочем, на звезды я не смотрел. Как только стало темно, я рухнул на песок, отхлебнул из оставшейся на моем поясе армейской фляги и почти сразу же заснул. Разбудила меня жара – поднявшееся солнце яростно пекло землю, прогоняя ночной холод.
Неведомая сила толкала меня вперед. Когда становилось совсем невмоготу, и хотелось упасть на землю и не шевелится, пока не придет конец, я уговаривал себя сделать еще один шаг…И еще… И еще… Вода давно кончилась, и я выкинул флягу вместе с ремнем. Иногда падал, колючки превратили нижнюю часть брюк в клочья, в кровь расцарапали ноги. На закате третьего дня я дошел до предгорий. Ночь провел в узкой – только втиснуться, расселине, и с рассветом двинулся в путь. В горах идти стало легче, там не было колючек, и не было мягкого осыпающегося песка под ногами, но продвижение замедлилось из-за крутых подъемов, на которые приходилось карабкаться, рискуя сорваться. Когда я наткнулся на первые следы цивилизации – ржавую, явно давно заброшенную железнодорожную колею, я хотел закричать, но пересохшее горло подвело, и с растрескавшихся губ сорвался только невнятный хрип. Колея вилась между скал, уходя куда-то вниз, и я пошатываясь пошел по шпалам. Колея исчезала в темном отверстии туннеля. Сначала я не решился зайти в него, но жажда жизни переборола страх перед темнотой, и я решился. Вошел в туннель и пошел вдоль путей по специальной пешеходной дорожке. Свет за моей спиной тускнел, потом пропал вовсе. Осталась темнота и гулкие отзвуки спотыкающихся шагов. Я шел в темноту. Вниз, в глубь горы.
Свет впереди забрезжил яркой точкой, по мере приближения, точка превратилась в пятно, отблесками протянулись рельсы в глубь туннеля. Сам туннель тоже изменился. Когда я заходил в него, я был уверен, что иду по железнодорожному туннелю, но тут с удивлением обнаружил над собой хорошо знакомые своды метро, освещенные круглыми ламами. Я шел, и с каждым шагом с рельс пропадала ржавчина, лампы светили ярче, кабели на стенах уже не казались прогнившими насквозь. Подул ветерок – где-то включилась, и сперва натужно, а потом все уверенней заработала вентиляция. Рельсы вывели меня к платформе, и я с удивление шагнул на мраморный пол до боли знакомой по детским воспоминаниям станции метро. Станция была пуста, казалось, еще минуту здесь были люди, но пропали за секунду до моего появления. Мурашки поползли по спине. Из туннеля, по которому я пришел, послышался гул, с каждой секундой он рос и креп, потом в темноте показались два огненных глаза, и с ревом и скрипом на станцию влетел поезд. Двери открылись, приглашая меня зайти. Я прошел в голову состава, и вовсе не удивился, обнаружив, что место машиниста пустует. Мне не хотелось садиться в поезд, но после изматывающих дней в пустыне у меня уже не было сил противиться. В этой странной реальности, где я оказался, были, судя по всему, свои правила. И если эти правила предписывали мне сесть в вагон - так тому и быть, решил я. Зашел в вагон, и сел. Поезд, словно только ждал этого, закрыл двери и тронулся. Втянулся, набирая ход, в темную пасть туннеля, и понесся вперед. Ехал поезд недолго, мне показалось, что прошло не больше трех минут, как он въехал на станцию и остановился. Станция, на которую я приехал, оказалась точной копией предыдущей, но была грязнее, кое-где отсутствовала плитка, половина ламп под потолком не горела. Если та станция сверкала новизной, эта смотрелась обветшавшей и заброшенной. Я вышел из поезда, подошел к единственному работающему эскалатору, и поднялся вверх. «Выход» - гласила мигающая неоном табличка. Я толкнул дверь, и вышел. На крохотный каменный уступ, с которого вниз обрывалась пропасть. Противоположный край ущелья терялся в дымке. Дна пропасти видно не было, там клубился серый туман. У меня закружилась голова, я резко отпрянул и упал на спину.
- Страшно? – раздался сзади насмешливый голосок. Я оглянулся. Там стоял, усмехаясь, давешний мальчишка. – А ты молодец. Далеко зашел. Не многие доходили.
- Ты… - Я подавил желание вцепиться ему в глотку. – Ты кто?
- Почему вы всегда задаете один и тот же глупый вопрос? – мальчик покачал головой, и присел на камень. – Вы, люди, одинаковы, как заводные игрушки.
- И все-таки? – Я облизнул потрескавшиеся губы. Мальчик это заметил, и улыбка го растянулась еще шире.
- Вы, люди, недалеко ушли от животных. Как по-твоему, где ты сейчас находишься? - Мальчик покачал головой.
- Ну, одно я могу сказать тебе, Дороти. Ты уже не в Канзасе. – Процитировал я «Волшебника Оз» Баума. – Черт его знает… пустыня какая-то… Метро…
- Пустыня, метро… - Передразнил меня пацан. - Этого места на самом деле нет. И пустыни не было. Все это плод твоего воображения.
- И ты?
- И я. Ты преодолел первое препятствие на пути к двери. У тебя оно приняло вид пустыни.
- А у других… были ведь и другие?
- У других было другое, - нотка раздражения послышалась в голосе мальчика. – Твой дух оказался достаточно силен, и ты смог одолеть пустыню. А ведь если бы это была настоящая пустыня, она убила бы тебя.
- Да я и так чувствую себя как сушеная ящерица.
- Разве? – Он опять говорил издевательским тоном. – Прислушайся к своим ощущениям. Тебе уже не хочется пить. Ты разве не чувствуешь, что к тебе вернулись силы? - Тут он был прав, я с удивлением чувствовал, что способен совершить еще одну такую прогулку по пустыне. Без особых затруднений. - В этом пространстве все решает дух. Оно не реально в привычном тебе смысле.
- А ты? Какова твоя роль во всем этом?
- Хороший вопрос, человек. Очень хороший. Я – тот, кто приведет тебя к Двери.
- А куда приведет меня эта… Дверь?
- Не знаю… Я лишь привратник, мне не дано это знание. – Он впервые за все время нашего разговора говорил серьезно. – Ты – узнаешь, если дойдешь, конечно. А чтобы дойти, ты должен пересечь эту пропасть. По ту сторону расселины ты найдешь ответы на свои вопросы. Не на все… На некоторые.
- Ты шутишь? Да ведь до того края километра два, не меньше. Может, есть обходной путь?
- Здесь нет обходных путей, человек. Ты перейдешь ущелье, если у тебя хватит силы духа, или не перейдешь. И никогда не достигнешь Двери. Иди.
- Скажи… - Мальчишка мерцал, постепенно теряя плотность, и я торопился задать вопрос, прежде чем он исчезнет. – Почему я оказался здесь? Это что, наказание за грехи? Или, наоборот, награда?
- Глупый человек… Ты сам этого захотел… А желания имеют привычку сбываться.
Мальчишка растворился в воздухе. Я сидел на камне, и думал. Я знал, о чем говорил этот странный мальчик. Я хотел покончить с собой. И к моменту приезда на базу 50-50 я почти физически ощущал желание покинуть этот мир. Оно занимало все мои мысли, но решиться выстрелить в себя я не мог. И вот оно сбылось. Ситуевина…
Значит, надо перейти это ущелье. Если верить мальчишке, обходного пути нет. Моста тоже не наблюдается. Остается, как Супермен, перелететь по воздуху. Я подошел к краю пропасти, и у меня перехватило дыхание от того, насколько глубоким… даже бездонным, оно казалось. Просто сойти с обрыва казалось невозможным… Но ведь здесь все решает дух. Стоит мне поверить, что я могу ходить по воздуху, и я смогу перейти на другую сторону. Не знаю, сколько времени я убеждал себя, что другого пути у меня нет, что я должен сделать этот шаг, что не могу же я остаться здесь навечно, и т.п… Важно то, что я все-таки решился. Подошел к краю обрыва, закрыл глаза. Сделал шаг, и, конечно же, сорвался…
Падение было стремительным. Стена ущелья размазанным серым пятном уносилась вверх; приближалось дно. Странно обострившимся зрением я видел острые скалы, поджидающие меня там, и бурлящую между ними грязно – бурую жижу, над которой струйками поднимались вонючие испарения. И когда я уже чувствовал вгрызающиеся в свое тело острые зубы скал, кто-то выключил свет…
Первым чувством, вернувшимся ко мне после падения, было обоняние. После лишенной запаха пустыни и серной вони ущелья мои ноздри раздражал аромат трав и цветов. Потом я услышал перекликающихся на разные голоса птиц, а открыв глаза понял, что нахожусь в раю. Я лежал на поляне, окруженной кустами и невысокими деревьями. Кругом все цвело и благоухало. Сверкающие разноцветные птички перепархивали с ветки на ветку. Разноцветье и буйство красок просто-таки било по отвыкшим от такого глазам. Я долго лежал на траве, наслаждаясь, а потом нехотя встал. Как всегда, большого выбора мне не оставили, от поляны уходила всего лишь одна тропинка, стиснутая стенами живых изгородей. Скоро изгороди исчезли, но тропинка осталась, извиваясь между деревьев, она вела меня куда-то в глубь этого райского сада. Дорогу преградил ручеек, через него был перекинут простой деревянный, но очень красивый мостик. Я спустился к ручью, и напился, хотя никакой жажды не испытывал, но уж больно вкусной выглядела струящаяся по камням прозрачная вода. Через час или два пути, когда я наткнулся на первый труп, я понял, что первое впечатление было ошибочным. Этот сад хоть и выглядел райским, но на деле таковым не являлся.
Труп лежал, запрокинув голову, и под подбородком у него была нарисована вторая, кроваво-красная улыбка. Одет он был в какой-то, похожий на средневековый, костюм, рядом с ним лежал разряженый арбалет. Судя по всему, его подстрелили, может быть даже из такого же арбалета, а потом, раненому и обессилившему, перерезали горло. Чуть поодаль я заметил еще один труп, тоже с признаками насильственной смерти. А потом они стали попадаться на каждом шагу. Шел я уже не так спокойно, как до этого. Стараясь ступать неслышно, я чутко прислушивался к каждому шороху, готовый спрятаться в кусты при малейшем шуме.
Мальчишка снова появился без единого звука. Он соткался из воздуха прямо на ветке дерева. И опять он ухмылялся во весь рот.
- Возьми арбалет. – Он, улыбаясь и болтая ногами, жевал яблоко. От этого его речь стала невнятной. – Он тебе понадобится, человек.
- Опять ты?! – Я не стал делать вид, что рад его видеть.
- Ты преодолел еще одно препятствие на пути к Двери, человек. Дух твой оказался силен. Я не думал, что ты решишься шагнуть.
- Ты многого обо мне не знаешь.
- Я знаю больше, чем ты думаешь, человек. – Он опять ухмылялся своей улыбочкой. – Я знаю, например, что если ты не вооружишься, то это испытание будет для тебя последним.
- Как для тех?
- Как для тех. – Он опять начал таять. - Иди, человек, иди… У тебя впереди долгий путь. – И исчез.
Я наклонился за валявшимся неподалеку арбалетом, и у меня возникло ощущение, что где-то я уже это видел. Какая-то компьютерная игра получается, прямо «Дьябло»… Но я же не компьютерный персонаж, подвластный игроку? Прохожу, надрываясь, уровень за уровнем. А он, или его агент, только посмеивается: иди, мол, иди… Меня всегда занимал вопрос: а что думает персонаж компьютерной игры о игроке, который посылает его к черту в зубы, без всякого сожаления убивает, чтобы заставить проходить все заново? Теперь я это знал. И мне хотелось удавить того, кто устраивает мне эту гонку с препятствиями. И на Дверь мне было наплевать. «У тебя впереди долгий путь» - сказала мне эта тварь, прикинувшаяся мальчиком. Интересно, насколько долгий? Какое-то глубинное чувство подсказывало: очень, очень долгим…Я почти видел эти бесконечные препятствия, которые надо будет преодолеть, битвы, врагов, которых надо убить, все это казалось таким реальным, что хотелось выть от безнадеги. Но вместе с отчаянием крепло и другое чувство – протеста. Я не буду играть по дурацким придуманным не мной правилам!
И когда из кустов полезли враги, я, вместо того, чтобы наклониться за арбалетом, заорал что есть мочи: - ТЫ! Геймер недоделанный! Я не буду играть по твоим правилам! Выпускай меня отсюда! Сейчас же! Слышишь?!!
Застыли, как будто у них кончился завод, враги. Замерли птицы и затих ветерок. А потом все кругом стало сереть и рассыпаться в прах. Голубое небо прорезала черная полоса, и оно стало разваливаться на две половинки. И не стало ни неба, ни райского сада. А стала комната. Комната, погруженная в полумрак. За столом, заваленным бумагами, сидел человек. Лицо его было в тени, но я каким-то нутряным чутьем понял - ОН. Охваченный жаждой убийства (удивительно, как быстро эта жажда завладевает сердцем), я шагнул вперед, с намерением обрушиться на него, давить, топтать, рвать зубами на кусочки. Но стоило ему поднять голову, и сказать одно короткое слово, как я застыл, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой.
Он смотрел мне прямо в глаза немигающим взглядом смертельно ядовитой змеи. Этот взгляд, казалось, просвечивал меня насквозь; я силился противостоять ему, но он проникал все глубже, завораживая и подчиняя.
- Ты меня удивил, - произнес он. Голос его был странно гулким, как будто несколько человек говорили одновременно. – Нечасто смертным это удается.
- Рад слышать, вот только не пойму, - он отпустил мое горло, и я наконец выдавил из себя первое, что пришло в голову, - комплимент это или оскорбление?
- Я люблю сюрпризы, - в его странном голосе явно прозвучали интонации обожравшегося сметаны кота, - а ты любишь сюрпризы, человек?
- Нет. Я – не люблю. В особенности такие.
- Браво! Браво! Слова не мальчика, но мужа! – Он явно читал мои мысли… и наслаждался.
- Используешь мой собственный лексикон? - я постарался не остаться в долгу, - да ты, наверное, и разговаривать – то не умеешь.
- Глупый человек… Это ты сейчас говоришь на моем языке… Это пространство принадлежит мне. Ты думал, что перехитрил меня, отказавшись от предложенного мной пути. Ты кое-что упустил из виду… Кое-что очень важное. – Из-под личины явственно показались клыки.
- Я ужас, летящий в кого попало, я жвачка, прилипшая к твои джинсам, я – Черный Прыщ. – Передразнил я его. Собакам и людям нельзя показывать страх – порвут. Поэтому я, несмотря на поднимающуюся волну паники старался держаться, хотя внутри все дрожало
- Вселенная безгранична. Она многообразна и многомерна. Она ветвится. И если в этой реальности ты сумел миновать мои ловушки, то в других дела обстоят иначе. Когда я понял, что ты хочешь схитрить, и достичь Двери в обход моих испытаний, я соединил две ветви. Это было непросто, но я это сделал. – Он привстал и сделал театральный жест рукой. – Познакомься с моим другом.
Открылась дверь в дальнем конце комнаты, и вошел человек. Потрепанные джинсы, ковбойские сапоги, пара револьверов на бедрах. Один глаз на иссеченном шрамами лице закрывала повязка. Сначала я его не узнал… но присмотревшись, понял – я смотрел в собственное лицо…Я смотрел на себя такого, каким стал бы через десятилетия войны. Единственный глаз смотрел на меня понимающе – он меня узнал сразу, но на каменном лице не дрогнул ни один мускул.
- Вы оба достигли Двери, - сказал монстр, - но пройдет в нее только один. Одному из вас придется умереть. Убить себя не просто, но одному из вас придется это сделать.
Мы стояли лицом к лицу. Под ногами у нас был камень, над нами - серое небо. Я смотрел в его единственный глаз, а он смотрел в мои. Слов не требовалось, все было ясно и так. Он ненавидел меня, а я… Я боялся. И бежал от него по камням, а он догонял. И догнал. Повалил лицом вниз, и достал нож. Я лежал, не сопротивляясь, парализованный страхом, и тут, когда я уже чувствовал холод стали на своем горле, из вихря мыслей, бушевавших в моей голове, выплыла одна. «Это пространство не реально в привычном тебе смысле…здесь все решает дух» сказал мне демон когда я стоял у пропасти. Я понял, что надо делать. И стал меняться. Первым пришедшим на ум образом стал тиранозавр. В него я и превратился. И спустя мгновение над опешившим и выронившим нож врагом стоял зверь размером с трехэтажный дом. Но даже став сильнее его, я не мог заставить себя убить его, и тем дал ему несколько секунд на раздумье. Он не потерял их даром, и превратился в гигантского робота. Руки – манипуляторы, оканчивающиеся бешено вращающимися дисками метнулись ко мне, но диски затупились о подставленный мной алмазный щит. Он метнул в меня молнию, но я сам превратился в шаровую молнию, и вобрал ее в себя…Он бил мня молотом, но я отбивал удары, он превращался в огонь, и пытался сжечь меня, а я оборачивался тучей и тушил его… Чем бы он меня ни бил, как бы ни атаковал, я всегда отбивал удары, ставил защиту и уходил. Это длилось вечность…Он не мог победить меня в битве, где все решал дух, ведь он был мной, а я им. И настал момент, когда его фантазия иссякла. Мы кружили друг против друга среди звезд, он смотрел на меня, я – на него. Прошла еще одна вечность. И еще… Я искал выход, перебирал и отбрасывал варианты… И тут меня как громом ударило – ведь монстр дал нам подсказку – «убить себя не просто, но одному из вас придется это сделать». Вот он, выход. Чтобы выйти отсюда, нужно не убить противника, а умереть самому. Я пожелал себе оружие, и у меня в руках появилась хорошо знакомая винтовка с наклеенной на прикладе улыбающейся рожицей. Я передернул затвор, и ткнул стволом себе под челюсть. Положил большой палец руки на спусковой крючок, и нажал. За короткое мгновение, пока пружина толкала затвор вперед, на шляпку бойка, я увидел удивленный глаз противника… Каким-то даже не вторым, а десятым, или десятым в десятой степени зрением я видел миллионы вселенных, цепочку, уходящую в бесконечность. Миллионы тех, кем был Я смотрели на врага, который тоже был Я, и видели то вооруженного двумя допотопными револьверами одноглазого убийцу, то паренька в обрывках военной формы, приставившего к подбородку ствол М-16... Он понял мое намерение, и рванулся ко мне через разделяющие нас парсеки, пытаясь остановить, но было поздно. Боек ударил по капсюлю, воспламенил порох, пуля рванулась по стволу прямо в мой мозг… И грянул гром. Он был беззвучным и ослепляющим.
И был свет. Даже не свет, а Свет. Он нес меня как поток сквозь измерения и галактики. А потом отпустил, и я стал падать. Я падал, падал, падал… И снова грянул гром. На этот раз он был тише, и напоминал лязгающий щелчок…
Я открыл глаза. Вокруг была пустыня, танковые ворота и база 5050. Ствол М-16 упирался в мой подбородок, спусковой крючок выжат до упора. Я отбросил винтовку, упал и изверг из себя весь свой нехитрый завтрак. Я корчился в спазмах, загребая непослушными руками песок. Позже, когда я собрался с духом и перезарядил винтовку, я обнаружил, что судьба сыграла со мной злую шутку. В стволе был старый позеленевший патрон 57 года выпуска. Капсюль был смят, но порох не воспламенился. Все остальные 28 в магазине были свежие и блестящие патроны 94 года.
Я не знаю, кто… или что спасло меня тогда. Не знаю, зачем. Я много раз пытался понять, осмыслить то, что произошло тогда со мной, но к однозначному выводу так и не пришел. Знаю одно – в пустыне, да и не только в пустыне, живут демоны. Но прежде всего они живут в нас. И оттого, что мы не верим в них, их сила только возрастает. Не смотрите в глаза пустыни. Ее взгляд убивает.