ПЕРЕГОВОРЫ.
С утра Кинф велела собираться Йонеону и Нату. Нас с Белым и просит не надо было – он еще с вечера раскрыл свой заветный ящик красного дерева, и поутру уж тренькал натянутой тетивой, и Длодик, несмотря на свою давнюю обиду на лорда, собирался с нами. Леди Мелли тоже вызвалась было идти с нами, но Кинф лишь покачала головой:
- Об этом юном лорде поговаривают, что он неимоверно жесток и не любит женщин-кинф. Достаточно с него будет и того, что к нему явлюсь я. Не знаю, как он вообще отнесется к тому, что женщина позовет его стать с нею под одни знамена…
Леди пожала плечами:
- Я могу спрятать волосы под шляпу, и он не заметит, что я тоже женщина.
На том и порешили.
За стенам крепости слышалась музыка – да, в самом деле, сцеллы справляли свой нехитрый деревенский праздник, и великодушный лорд накрыл столы для всех желающих и устроил танцы на площади. А еще его лучшие воины готовились к состязанию по стрельбе из лука (впрочем, это было слишком условное название состязаний, потому что находились многие умельцы метать ножи, и, собственно говоря, было совершенно неважно, чем собирается воин поразить мишень), борьбе и сражению на мечах, и Терроз в качестве приза выставил откормленного бычка – добрую награду для любого сцелла!
Дозорные с интересом наблюдали за приезжими, смело подступающими к стенам их крепости. Не то, чтобы они боялись – просто не хотелось прерывать праздника, если вдруг незваные гости вздумают учинить что-нибудь этакое… например, нападут – их войска стоят вон за тем лесочком, прячутся, надо полагать.
Но незваные гости размахивали белым флагом, и лорд, взбежав на стену и оглядев прибывших, распорядился пустить их.
- Не хватало нам еще бояться горстки людей, - проворчал он, хотя и с изумлением рассматривал гиганта-Ната.
И ворота лесной крепости раскрылись перед нами.
Ах, красота!
Несмотря на дурную славу, которую юный лорд снискал себе в народе, праздники он умел устраивать. Да тут, думаю, никто и не вспоминал о его дурной славе.
Это был славный яркий летний праздник, полный солнца настолько, что, казалось, весь мир нарисован самыми прозрачными акварельными красками, и в нем полно ромашек и белой ткани. Так много белого я не видывал никогда! Девушки в венках из душистых белых цветов в распущенных волосах, в белоснежных блузах на хрупких плечах, в крахмальных передниках, босоногие – ах, как славно их розовые пятки топтали свежую траву! - балаганчики и палатки продавцов сладостей, хлопающие нарядными разноцветными флажками, скатерти из беленого нового полотна – все это было так свежо и полно солнца, что я даже зажмурился.
Музыканты надували изо всех сил щеки, наигрывая на нехитрых своих инструментах, на пастушьей свирели и дудках, и музыка эта согревала сердце. Какая, к черту, война, если так хорошо?!
Лорд встретил нас на площади – как раз там устроили какое-то веселое варварское развлечение, когда желающие кидались мячами в яркую, намалеванную на фанере мишень, и коли кто попадал точно в центр, некая жертва, сидящая на стуле, обрушивалась в огромный чан с водой под всеобщий хохот.
Белый расхохотался, когда очередного выкупавшегося (доброго толстяка) не могли никак вынуть из этого бака, и наверное, это расположило лорда к нам. Он подошел, щуря свои глаза от солнца, и церемонно наклонил голову, приветствуя. С Длодиком он раскланялся весьма настороженно. Думаю, он нарочно не встретил нас у стен, чтобы мы не думали, что в нас он видит какую-то опасность. Мол, не пристало лорду бегать за всякими там оборванцами, шатающимися по его землям. Было бы что серьезное – он побежал бы, а так…
- Нравится? – без церемоний произнес он, и Белый, переведя взгляд на него, кивнул:
- Очень!
Лорду это понравилось еще больше. Нет, положительно, он парень хороший! И чего такие страсти о нем рассказывают! Он улыбнулся и жестом пригласил нас за стол.
- Поговорим – вы же за этим приехали? - произнес он.
Я всегда не прочь перекусить; Белый, который с утра так ревностно оглядывал свой лук, словно не на переговоры собирался, а на бой, теперь передвинул его за спину, и поспешил воспользоваться приглашением.
Йон с Натом шли чуть позади (так положено было по этикету, в зависимости от ранга). Я шел сразу за Кинф, впереди них, и слышал, о чем они шепчутся.
- Ну и рожа у этого лорда, - шептал Йон. – Смотрит так, словно я лишил чести его любимую бабушку, а я ведь даже не видел эту почтенную старушку, клянусь!
Нат кивнул, соглашаясь.
- Мы не зря приехали сюда – если, конечно, он согласится, - ответил он. – Человек он, судя по всему, опасный.
На том и порешили.
- Чем заслужил такую честь? – произнес лорд, как только мы оказались за столом. Тон его был насмешлив – думаю, это была его обычная манера разговаривать с людьми. – Принцесса Кинф Андлолор, если не ошибаюсь? – он посмотрел на Кинф. – И с такими замечательными спутниками! Премного наслышан о вас.
- И что говорят? – поинтересовалась Кинф.
- Достаточно для того, чтобы безошибочно узнать в незнакомцах предмет этих рассказов. Так что за дело привело вас ко мне?
Кинф склонила голову, рассматривая нехитрую еду в своей тарелке.
- Скажи мне, - произнесла она, - ты действительно лорд, как о том говорят, ты действительно рожден в семье знатной и благородной, или же ты..?
Лорд Терроз откинулся на спинку своего сидения; синие глаза его смеялись.
- Насчет моего происхождения у меня нет никаких иллюзий, - ответил он. – Мои родители - простые люди, отец всю жизнь провел на стройке, он плотник, мать была его верной спутницей. У сцеллов вообще нет семей знатных; все сцеллы – простые люди, ты могла бы это знать, ведь ты наследница Андлолоров и должна бы быть образованной.
- Да, - ответила она. – Я и знала это, но хотела, чтобы ты сам мне это сказал.
Лорд рассеянно пожал плечами; ему было безразлично то признание, что он нам сделал. Я все больше располагался к этому ершистому мальчишке.
- Но ты отчего-то велишь называть себя лордом, - продолжила Кинф.
- Что с того? Люди говорят, что я тщеславен – чтож, это так. Мне нравится этот титул, и я его себе присвоил. Я беру все, что мне нравится. Кроме того, разве я не лорд? Разве я не защищаю эту землю от набегов варваров? Разве край мой не процветет? Может, и нет у меня цепи с гербом, но мне того не надобно, чтобы носить меч с достоинством.
- Ты в том прав, - пробормотала Кинф. - А что говорят твои родители? Ты ведь сцелл…
В глазах лорда Терроза появилось гадкое, злое выражение.
- Они отреклись от меня, - на редкость спокойно ответил он. – Когда я убил своего первого человека, сонка.
- Отреклись? Какая жестокость!
- Ничуть; я нарушил слишком много табу, и ежедневно продолжаю их нарушать – разве можно терпеть это, если за каждое такое нарушение на весь род сцеллов ляжет проклятие?
- Какое еще проклятие?
- Откуда мне знать? Спроси об этом у наших богов с их остывшей кровью и мертвыми глазами! Каждый человек мог запросто убить и ограбить сцелла, да так оно и происходило до тех пор, пока я не показал зубы. И я не из пустого хвастовства взял в руки меч! А для того, чтобы защититься и защитить тех, кто одной со мною крови, хотя, видит бог, они того не заслуживают! И я смогу это сделать – я собрал единомышленников из сцеллов, тех, кому осточертело стрелять по кроликам. Им нет равных в бою. Отец сказал, что теперь я проклят, и мои люди – тоже, и весь род сцеллов подвержен опасности по моей вине. Так когда-то сказали боги; да только я не согласен! Что за беда – слушать богов, которые позабыли о нас?! Они велели нам не только не брать в руки оружия, но и не жениться ни на карах, ни на эшебках, ни на айках, и это привело к вырождению. Мужчины теряют свою силу, женщины – красоту, а некоторые – и разум. Кровь наша хиреет; и чтобы позлить своих стариков еще больше, я непременно женюсь на каре, - он хищно улыбнулся. – На тебе бы я женился, Кинф Андлолор. Ты хороша собой и похожа по духу на сцелла! Ну, да ладно, не хмурься; я пошутил. Я обычно говорю такие вещи, которые обижают людей. Но даже для такого негодяя, как я, брак – дело святое и священное, и я не возьму женщину за себя ни силой, ни просто против её воли, как это принято в благородных семьях, где заключаются взаимовыгодные сделки.
- Ты необычный человек, - произнесла Кинф задумчиво. – А теперь скажи мне, сцелл, отчего ты затеял всю эту драку? Что движет тобою?
- Любовь, - неожиданно, даже для себя самого, выпалил лорд, и по лицу его прошла судорога, словно слово это раскаленным металлом прижгло его язык. – Я люблю свой край, свою землю и людей, что населяют её. Я люблю свободу и свежий лес поутру, его прохладу и зеленый свет, пробивающийся меж листьев. Я люблю наши ночные простые деревенские праздники, и я был бы счастлив, если бы мне не приходилось стрелять ни во что иное, кроме куропаток и кроликов. Я даже продолжил бы молиться нашим богам, которые позабыли о нас, но молиться больше некому. Статуи разбиты. Пришли эти люди и всюду установили свой порядок! Они не поленились, нашли даже самые отдаленные поселки, и там столкнули все статуи с пьедесталов, чтобы установить на них своего козлоногого Чиши! И мне невыносимо было видеть, как эти грязные сонки, - голос его гневно разорвал праздничную атмосферу, – оскверняют и терзают мою землю!
- Мы моемся, - невозмутимо возразил Длодик, уставившись на Терроза своим единственным глазом. Терроз с удивлением воззрился на его, словно только сейчас заметил что за его столом сидит сонк.
- Мне знакомо твое лицо, - произнес он подозрительно.
- Еще бы! Тебе я обязан лишней дыркой в голове, - съехидничал Длодик, указывая на черную повязку на глазу.
- Ах, вот как. Значит, это ты пробивал мои ворота тараном, - лорд усмехнулся. – Или палил из катапульт? Ты смелый и хороший воин, раз остался жив тогда и пришел сюда теперь.
- Не ссорьтесь, - прикрикнула на них Кинф, - мы не для того пришли сюда, чтобы разбирать старые обиды! Ты прав, Терроз – все, что творили до сих пор сонки в Эшебии, ужасно, и твоя неприязнь к ним обоснована. Но не забывай – они были победителями, завоевателями, и потому так бездумно перекраивали наш мир на свой вкус.
- Значит, и ответ им от меня был заслужен, - с нехорошим удовлетворением произнес Терроз.
- Послушай меня, сиятельный лорд! Мне тоже были невыносимы эти люди и их порядки, и я не меньше тебя страдала, что они теперь правят в моей земле. Но теперь мы союзники – знаешь, отчего? Оттого, что грядет буря, юный лорд, и это куда опаснее и хуже, чем статуи Чиши на ваших пьедесталах.
- О чем ты говоришь?
Кинф смолчала; вместо неё вступился я – а у меня уже давненько чесался язык перекинуться словечком с этим милым человеком.
- Скажи-ка мне, Терроз, - произнес я на пакефидском наречии, и Терроз подскочил на ноги, - что ты знаешь о Короле Проклятых?
Он понял меня; этот язык был его родным языком, и со своими богами, на которых он так горячо обижался, он наверняка разговаривал на этом языке!
- Кто ты? – произнес он на том же наречии, что и я. – И откуда знаешь ты?
Я огляделся; за нашей милой беседой мы и не заметили, как праздник вокруг нас как-то затих, смолк, и теперь все люди, застыв, молча смотрят на нас. Какую беду мы принесли им?
- Я пакефидский принц, - культурно ответил я. – Разве не видно?
- Видно, - ответил Терроз. Ах, значит, и это он понял. Значит, память в сцеллах жива до сих пор.
- Да не пугайся так, - сказал я добродушно. – Я не причиню тебе вреда.
- Ты и не сможешь, - процедил Терроз высокомерно.
- Ну, это спорно, - парировал я. – Однако, проверять не станем. Я хотел лишь сказать тебе, что Орден, что вы покинули много веков назад, теперь мертв в Пакефиде, но росток его пророс здесь, в Эшебии. И они знают, кто ты и откуда пришел твой народ. Только это проклятие и постигнет тебя – своей силой и яростью ты выдал себя, и Орден теперь будет охотиться на сцеллов. Король будет мстить вам за предательство! Ты должен был бы это понять, храбрый лорд, когда на ваши земли начали нападать канилюды – кому, кроме Ордена, под силу вывести новую, страшную породу людей? Разве старики не рассказывали тебе, как появились на свет первые из сцеллов? Тогда вы назывались рдриори, но отреклись от этого названия.
Терроз молчал, переваривая информацию. Затем расслабился, сел. Махнул рукой человеку, выглядывающему из ближней палатки – оружие,что ли , он готовил для своего господина?
Люди вокруг начали несмело двигаться, где-то запищала дудка, и мало-помалу праздник ожил.
- Орден расплодился, - продолжила Кинф, когда Терроз залпом осушил свой бокал с вином, и краска вернулась на его побледневшие щеки. – Знал бы ты, сколько их много! Они повсюду, и уже не таятся – слава светлым Сильфам, они нашли способ заставить выйти их из тени! Да вот только их больно уж много. И теперь они готовят пришествие своего Короля. Они выступают открыто под бело-золотым флагом, и даже сонки отказываются идти с ним.
- Тийна ведет их? – уточнил Терроз. – Но как же тогда Король? Или она рассчитывает стать его Королевой? Странно это; я думал, что не в её привычках делиться.
- Тийна безумна; кто знает, отчего, но она впала в религиозный экстаз, и объявила Короля свои богом, которому яро и слепо служит, и за которого готова умереть. Она отдаст ему трон, как только завоюет его. А трон этот не будет устойчив без твоих земель и без нашего севера.
- Даже так! А что говорит по этому поводу её муж – сдается мне, она замужем, и, кажется, я видел их свадьбу и некоторым образом присутствовал при их брачной ночи, хотя, признаться, я в этом ничего не смыслю?
Леди Мелли совершенно неприлично зафыркала, опустив голову так низко, что чуть не уткнулась лицом в тарелку. Лорд с неудовольствием посмотрел на неё – хотя чего он злился, сам же сказал гадость? - но смолчал.
- Муж её, Тиерн, занимает очень высокое место в Ордене, - ответил Йон, - и, сдается мне, он и является причиной её безумия.
- Вот как, - произнес с нажимом лорд.
- Да, так, - вступилась Кинф. – Кому, как не тебе, знать, что такое Орден? И потому мы встали под знамена войны вновь. Мы собираем армию – небывалую по мощи, великую армию, чтобы одолеть Орден. Я уже готова была позабыть о том, что я наследница трона, но мне не дали. И, сдается мне, что это долг мой – вычистить мою землю от этой скверны! А потому я пришла к тебе и предлагаю тебе идти с нами. Я знаю, ты не любишь женщин-кинф, но теперь не те времена, чтобы разбираться, кто из союзников плох, а кто хорош. И, по-моему, я на троне куда лучше, чем безумная Тийна и её людоед-муж. И если я выиграю эту войну, я обещаю тебе цепь и честный титул ленд-лорда этих земель. Подумай! С нами север и юг; и ты уж не один будешь охранять свои владения – тебе всегда в том помогут айки и эшебы, которые вспомнили, наконец, как бывает горяча кровь! Если ж нет – то у твоих земель появится шанс украситься Башнями Откровений – знаешь, что там делают с людьми?
- Даже я всего не знаю, хотя попробовал кое-что из их угощений, - встрял Йон.
- Если паду в бою, - продолжила Кинф, – чтож, ты сам в состоянии будешь оспорить место на троне с претендентами, и, возможно, люди твои сумеют тебя на него посадить. Я предлагаю тебе дружбу, смелый лорд. Твои земли остаются единственным обособленным островком среди страны, охваченной восстанием против Ордена. Присоединяйся – и тебя признают как равного нам, высокородным.
- М-м, - протянул Терроз, почесывая подбородок, - заманчиво! Но я должен подумать; сцеллы никогда никому не служили, отчего же я должен? И потом, я могу отдельно от тебя начать воевать за трон, тем более, что Орден больше не таится, а врага, который на виду, я не боюсь.
- Зря. Это было бы не трусостью, а разумной осторожностью, - ответила Кинф. – Их много, говорю тебе. И потому я пришла просить у тебя помощи. Моя армия ничуть не меньше твоей, но что-то говорит мне, что для такого дела людей моих маловато – без вашей, сцелльей ярости. А потому мы должны объединить наши силы, поверь мне.
Лорд покачал головой.
- Да, - протянул он, - все это, что вы мне тут рассказали, очень интересно! Но, повторюсь, мне надобно подумать. Может, и не время разбирать союзников, да только я должен взвесить все варианты, и подумать, чем мне грозит каждый из них. И, коли уж вы начали говорит тут о доверии, для начала неплохо было бы меня перестать обманывать, - он кивнул на леди Мелли,- и выдавать еще одну кинф за мальчика. Я же не полный дурак, чтобы не отличить женщину от мужчины только потому, что она спрятала волосы.
Мы все уничтожающе посмотрели на неё. Не хватало еще, чтобы этот строптивый мальчишка отказался поддержать нас только потому, что ей приспичило проехаться с нами!
Леди, однако, снесла наши уничтожающие взгляды с королевским достоинством. Она гордо выпрямила спину – так, как её учили, и села с осанкой, подобающей знатной даме. Одной рукою она сняла шляпу, а другой распустила по плечам золотой ворох волос, словно нарочно подчеркивая, что она – женщина, и смело глянула в глаза Терроза. От этого у него желваки заходили по щекам, но он смолчал. Вот блин, нашла коса на камень! Характер у обоих один другого слаще да сахарнее.
- Я отвечу завтра,- сказал лорд, перестав сверлить злобным взглядом леди. – А сегодня давайте насладимся праздником. Будьте моими гостями.
Когда замолк наш разговор, напряжение как-то рассосалось, спало. Расторопные хозяйки, с розовыми от жара печей щечками, принесли нам угощение – а сцеллы еще и не дураки покушать! – и были там не только кролики. Еще были поросята и рыбы, такие громадные, что несли их на длинном блюде двое, были первые фрукты – кисловатые крепкие яблочки и груши, - и пышные булки. Были вино и молоко, кому что слаще, и Йон не сдержался – щипнул одну из женщин за зад, чем вызвал её веселый визг и хохот людей за столом. Атмосфера разрядилась вовсе.
Лорд выпил еще доброго вина и расслабился вовсе; с лица его исчезло выражение гадости и упрямства, он просто смотрел на нехитрое представление и смеялся – и над проделками фокусников, и над падающими в воду. И это был простой и спокойный праздник, и не было ни войны, ни серого Ордена за стенами этой крепости – вот за что сражался юный лорд, вот что он так ревностно охранял от вторжения и всяческих изменений и посягательств. И, надо признать, он был прав и мудр, дорожа этим простым человеческим счастьем.
Тем временем готовили арену, и лорд оживился, предвкушая свою любимую забаву.
- Мы любим как грубые зрелища, так и изысканные состязания, - пояснил он Кинф. – Сейчас будут военные игры. Силачи будут бороться на руках, лучники покажут свое умение, мечники сразятся… Не желаете поучаствовать?
- Благодарю покорно, - ответил я, и Терроз усмехнулся. Сам-то он непременно попытает удачу – памятуя о его тщеславии, он просто не мог не блеснуть перед гостями своей силой.
Тем временем вынесли стол, огромный, громоздкий, оструганный до непревзойденной белизны и гладкости, и оживился Нат. Что-то мне говорило, что он любил бороться на руках – и что равных ему не было.
- Хочешь попробовать? – спросил Терроз у Ната. Тот важно кивнул:
- Сразился бы с победителем.
Лорд хитро прищурился:
- Так уж сразу – и с победителем? А вдруг проиграешь?
Нат философски покачал головой:
- Но кто-то должен проиграть!
Тем временем вышли борцы на руках. Не сказал бы, что это были громадные дядьки – вид у них был достаточно скромный, по сравнению с Натом, конечно. Простые охотники в свободных куртках, один мечник… Не похожие на разбойников Робина Гуда, как этого почему-то ожидал я. Те все были сплошь пьяницы и, наверное, даже читать не умели. Эти же отличались военной дисциплиной, и что-то было у них у всех общее. И у юного хвастливого лорда, и у поджарого высокого, как каланча, охотника с непроницаемым упрямым лицом, и у мечника, который был слишком улыбчив для сцелла… Я все не мог понять, что мне так назойливо лезет в глаза, а я рассмотреть не могу. Наконец понял – глаза! Их глаза были у всех одинаковы, в них одинаково страшно было смотреть.
Лорд, сияя всем своим лицом, потер руки так сильно и с таким азартом, что я и поверить не мог, что это тот самый человек, который так холодно принял нас в начале.
- Ну, рыцарь! – воскликнул лорд. – Давай спорить! Ты не знаешь силы сцеллов, оттого так легко согласился биться с нами! Не смотри, что руки моих людей не похожи на твои – может, меж собой вы и посмеетесь, скажете, что они узловаты, как корни старого дерева, да только силу им дали те же леса. А меж тем тебе придется изрядно попотеть, чтобы хотя бы посоперничать с нами!
Нат флегматично кивнул:
- Давай, лорд, поспорим. Давай поспорим на то, что ты непременно пойдешь с нами, если я выиграю.
- О, нет! Один выигрыш одного человека – это дело случая и удачи, и никак не может повлиять на решение такой важной проблемы!
- А выигрыш двоих? – с азартом вступился вдруг Белый. Что-то говорило мне, что у него руки чесались – вот почему он смог натянуть тетиву! – Что, если мы вдвоем выиграем?
Лорд перевел взгляд своих смеющихся глаз на него:
- Ого! И с кем же ты хочешь соревноваться?
- С лучниками, - ответил Белый просто и показал свой лук.
Терроз внимательно осмотрел оружие Белого.
- Ты из него стреляешь? – произнес он наконец. – Не дашь ли посмотреть поближе?
Белый дал.
Терроз недолго смотрел – думаю, что ему нужно было, он увидел сразу. Он лишь со знанием дела нацелился, опробовал тетиву.
- Лук сделан как для сцелла, - заметил он, возвращая оружие Белому. – Ты и в самом деле стреляешь из него? И у тебя достает сил натянуть тетиву?!
- Только из него, - ответил Белый.
- Необычно!
- А если я, - какой черт меня дернул хвастаться! Наверное, тщеславие лорда Терроза – вещь заразная, - выиграю у твоих мечников?
- Ба! Да ты же не хотел?!
- Что ж с того? Теперь вот захотел. А почему нет? Праздник же. Позабавимся!
Словом, мы и глазом моргнуть не успели, как уже все записались в военные забавы лорда Терроза. А что такого, в самом деле? Повеселим радушного хозяина, окажем ему почтение…
Один Йон остался недоволен.
- Еще я не развлекал безродного мальчишку, не кувыркался перед ним на потеху его охотникам, - ворчал он, позабыв, что совсем недавно его называли Шутом.
Тем временем начались бои на руках. Охотник, багровея, одолел мечника; он словно и в самом деле пустил корни, или, как камень, врос в землю и покрылся мхом – у мечника даже жилы на лбу вздулись, и взмокли светлые волосы, небрежно падавшие на лоб, но рука охотника не дрогнула, а на спокойных губах заиграла легкая усмешка – что-то говорило мне, что он был чемпионом прошедшего года, да и лорд болел именно за этого охотника; определился победитель. Нат неспешно встал, но лорд подскочил, положил ему руку на плечо:
- Подожди! Дай попытать счастья - может, я сильнее?!
Думаю, он сказал это с известной долей лукавства, потому что знал почти наверняка, что сильнее. Оправив куртку, он поспешно сбежал вниз с помоста, на котором был установлен наш стол, под громкие крики зрителей, краснея от удовольствия.
- А он очень популярен, - заметила Кинф, глядя, как за своего лорда болеют его люди.
Вот не сказал бы, что лорд был такой уж огромный – может, чуть выше и мощнее меня, но лишь чуть. И рука его не поражала своей мускулатурой. Нормальная мужская рука, с крепкой ладонью и хорошо развитым запястьем, ничего особенного.
Да ладно тебе! Просто скажи – несмотря на свою юность, лорд был очень мужественен! Не завидуй чужому счастью.
И когда он сел за стол, все смеялись. И когда он поставил руку на локоть, сцепляя пальцы с противником, все смеялись и глазели на это зрелище. Второй рукой он ухватился за специальную такую деревянную ручку, как то предписывали правила.
А потом – легкое движение руки, и противник его был повержен в один миг, а деревянная ручка, за которую надобно было держаться, с хрустом осталась в руке лорда.
И все смеялись.
Кроме нас.
Потому что он не отломил её – разжав пальцы, он с хохотом высыпал на землю то, что от неё осталось. Горсть деревяшек. Он раздавил, раздробил дерево в щепки!
Ну, и кто теперь осмелится сунуть руку в этот капкан?!
Йон присвистнул, и даже у невозмутимой леди глаза на лоб полезли, а сонк зацокал языком от восхищения. Один Нат оставался невозмутимым, и лишь глаза его горели. Он потягивал винцо и кивал головой с видом знатока.
- Славный бой, лорд! – крикнул он, поднимаясь во весь свой гигантский рост. – С таким противником и сразиться – честь, и проиграть не зазорно.
Он с достоинством прошел к ожидающему его Террозу и уселся на освободившееся место. Вокруг них сразу же образовалось кольцо зрителей, так что мы с трудом видели, что там происходит, и пришлось нам встать на ноги и вытянуть шеи, как гуси.
Рука лорда – повторюсь, не очень крупного на фоне Ната, - просто исчезла в огромной лапище кара, и наверное, со стороны это казалось смешным – азартный мальчишка и великан собрались мериться силами. Да только уж ясно было, чего можно ожидать от этого мальчишки. И улыбка его мне не нравилась… Нат посмотрел на огрызок ручки, торчащий из стола, и опустил свою вторую руку, хотя с его стороны ручка никуда не делась. Терроз усмехнулся, показав острые зубы – ах, как не нравилась мне его усмешка! – и противники по сигналу судьи начали борьбу. Скажу одно – быки сшибаются с меньшей силой в смертельной схватке; стол затрещал, когда два локтя надавили на него, и все вокруг потонуло в крике болельщиков.
Скажу сразу – завалить Ната в один миг у Терроза не получилось, хотя он и старался, видит бог. И во второй – тоже. Нат, набычившись, стоял как скала, и Терроз, багровея то ли от усилий, то ли от злости, все сильнее давил на руку великана.
Никак!
- Ну! – вскричал Белый, так же разобранный азартом. – Вот это да!
Сцеллы вокруг сходили с ума. Если бы я не знал, что это всего лишь соревнования, я бы решил, что они собрались убить Ната – так страшно горели их глаза, когда они смотрели на него! Длодик сунул пальцы в рот и оглушительно, совершенно по-разбойничьи, свистел, дамы наши, позабыв о приличиях, визжали, колотя по столу руками. Себя я не помню, был в трансе.
Но понемногу рука непобедимого Терроза начала дрожать и склоняться к столешне. Он не сдавался, и теперь уж видно было, как он пыжится изо всех сил – и проигрывает. Нат был сильнее.
Когда рука Терроза коснулась стола, вся площадь просто выдохнула с такой силой, словно выстрелили из пушки, и тут же разразилась аплодисментами – сцеллы умели проигрывать с достоинством. Терроз шутливо закрыл лицо рукой, словно стыдясь своего проигрыша. Он смеялся. Нат неторопливо потряхивал распухшими красным пальцами, а лорд, сидя против него и вытянув свои длинные ноги, тяжко дышал.
- Завтра еще попробуем, - настырно сказал он. Нат усмехнулся.
- Не переживай, лорд, что проиграл. Сделай скидку на то, что до того ты боролся с еще одним человеком, а я – нет.
- Все равно!
Нат усмехнулся.
- Ну, как знаешь.
И он под аплодисменты вернулся к нам за стол.
Йон ерзал нетерпеливо на месте, ожидая возвращения победителя.
- Ты зачем ему поддавался? – сразу же накинулся он на Ната. – Надо было сбить с его спеси! Пожалел мальчишку?
Нат воззрился на него с удивлением:
- О чем ты говоришь? Я и не думал поддаваться! Проклятый сцелл мне чуть руку не выкрутил! – он сунул Йонеону под нос распухшие багровые пальцы. – Чтобы я еще хоть раз пошел бороться со сцеллом на руках – нет уж, благодарю покорно! Как бы теперь отделаться от завтрашнего поединка?
Тем временем все было уж готово для стрельбы из лука, давешнюю фанерную мишень установили так, чтобы хорошо было видно лорду, вернувшемуся на свое место.
- Впредь буду умнее, - весело крикнул лорд, - и не стану спорить с приезжими, не то проспорю последние штаны!
Сцеллы ответили ему оглушительным хохотом.
- Ну! – Белый сорвался с места. Говорю же, Террозово бахвальство и азарт заразны.
За его выступлением Терроз следил с интересом главным образом оттого, что не верил в то, что Белый сможет натянуть тетиву. Да, лук-то был сделан как для сцелла… а Белый на сцелла не был похож, и силой сцелльей не обладал.
Стрелки выстроились в одну линию, и некий человечек раздал всем стрелы с оперениями разного цвета. Белому достались желтые. Надо сказать, зрелище было замечательное!
Солнце щедро поливало лучами желтый атласный кафтан Белого, жаром горело на жемчугах на его вороте и выбелило его волосы.
Охотники – кстати, тут были не только лучники, но и метатели ножей, как я уже говорил,- были похожи на настоящих лесных партизан, одетые в серое, зеленое и коричневое, в мягких мокасинах – любой индеец обзавидовался бы! И пышные наряды Белого резали глаз на фоне подчеркнуто-строгого вида сцеллов, потому что на них не было ни единой побрякушки, ни единого украшения, даже самой простенькой цепочки или колечка – сцеллы не признавали ничего подобного, а амулеты они выбросили, когда отреклись от своих богов.
- Начнем! – лорд махнул платком, и состязание началось.
Надо сказать, что стрельба по мишени была чистой воды формальностью - ни один из стрелков не послал стрелы ни в одно иное место, кроме яблока. Метатели ножей – и те умудрялись вбить свой клинок меж кучно вогнанных в мишень стрел, и от крашеной фанеры отлетали щепки. Притом били все настолько кучно, что стрела была дальше или ближе от центра в зависимости от того, каким по счету стрелял охотник.
Белый аккуратно всадил свою желтую стрелу прямо в центр мишени, кажется, расщепив ту, что оказалась там до того. За его подвигами наблюдали с повышенным интересом, и потому разразились криками и свистом, увидев его выстрел. Да одно то, что хиляк смог натянуть лук, который по руке лорду Террозу, повергло всех в шок.
Эй, эй, кто это тут хиляк?!
Ты, дружище.
- Ого! – крикнул лорд. – Сдается мне, что и тут быть мне битым!
Дальше стреляли кто во что горазд. Каждый назначал себе задание по вкусу и по умению. Простреливали яблоки, установленные но головах желающих (и не очень желающих), сшибали на лету сразу несколько предметов, и все эти выкрутасы Белый честно повторял. Умудрился даже повторить подвиг метателя ножей, срезать яблоко, подвешенное на нитке, перебив нитку у самого черешка. А уж по скорости стрельбы Белый не то что не уступал – он превосходил всех, и просто откровенно дразнился. Это был единственный конкурс, который придумал он сам – всадить как можно больше стрел за определенное время в цель. Это было чистой воды издевательство – не стану описывать, как выглядело то, как он выхватывал стрелы из колчана и посылал их в цель – остальные состязающиеся даже застывали на миг, с суеверным страхом разглядывая это действо, - но когда время вышло, и пошли посчитать, в мишени Белого торчала всего одна стрела. Состоящая из наконечников – каждая последующая расщепляла предыдущую и застревала в её наконечнике. Рассматривая это сооружение, лорд лишь головой покачал, а сцеллы таращили на скромного Белого, колупающего ножкой в пыли. Он не уступал никому, и лорд смолчал – думаю, он уже догадался о природе странной везучести Белого. А может, и нет.
Словом, когда стрелы в колчанах кончились, а женщины торопливо сгребали с травы куски и ошметки яблок, тарелок, щепки и прочий мусор, до того бывший какими-то предметами, победитель так и не был определен. Точнее, был явный фаворит, но хотелось увидеть нечто этакое. И придумать уже ничего нового не могли.
- А знаешь что, - подала голос наша леди, поднимаясь,- попади стрелой в кольцо. Сможешь?
Это было ново. Одно дело – стрелять в фанеру, и совсем другое – в живого человека. Точнее – не в человека…
Она стащила перчатку и со своего пальчика сняла маленькое колечко. Зажав его меж тонкими пальчиками, подняла высоко над головой. Зрелище было еще то - такая красивая молодая леди, с развевающимися по ветру золотыми волшебными волосами, с такими чистыми ясными глазами… целиться в её сторону было просто кощунством, и многие сцеллы-охотники, сконфузившись, просто отступали.
Но не наш доблестный Белый.
С диким хохотом, он не раздумывая навел стрелу на леди – колечко поблескивало в её подрагивающей руке, - и выстрелил.
Подскочили на ноги все – даже лорд, чертыхнувшись. Не хватало еще, чтобы за его столом в праздник убили человека!
Но Белый, разумеется, не промахнулся. Мальчишка сбегал за улетевшей стрелой – она вонзилась в дерево позади леди, - и вернулся, победно ею размахивая. Кольцо висело на ней. Все аплодировали, Белый раскланивался, а леди сняла кольцо и бережно надела его на пальчик.
- Вот как? – с нажимом произнес лорд, глядя на её руки. – Леди еще и замужем?
- Леди вдова, - ответила она беспечно. – Уже давно. Кажется, это ваше?
Её ручка раскрылась, как розовый цветок, и на ладони её, горя, как росинка, лежала маленькая жемчужина.
- Мое? – удивился лорд, взяв горящую крошку в руки. – Сроду не носил я украшений!
- Выпало из вашего рукава, - ответила леди.
Их глаза встретились, и видит бог, я услышал нежный серебристый звон снежинок в пургу, хруст настывающего на стекле льда, и дохнуло морозом, принесенным ветром с севера. Лорд крепче сжал кулак и отступил, унося жемчужину.
Белому, как победителю, с почетом подарили его собственное сооружение из наконечников стрел, которое кто-то в толпе уж прозвал рыбьим скелетом, и он, нимало не смутясь, спрятал его в свой лакированный ящик.
- Ну что, принц, - сказал он, обращаясь ко мне, но глядя лишь на леди, - сейчас будет последнее состязание. Готов ли ты? Твой друг показал себя во всей красе.
- Я готов всегда, - ответил я.
Стой-стой, хиляк! Теперь я расскажу о твоих подвигах, тем более, что и ты против сцеллов тоже хиляк, не так ли?
И это истинная правда.
Я осознавал что, хоть и выиграл в меткости, но против сцеллов я не выстоял бы долго. Что меткость – они, конечно, были поражены фокусами, которые я выписываю, но лишь оттого, что до сих пор думали, что на таковые подвиги способны только сцеллы, и, главным образом оттого, что я-таки смог натянуть лук, изготовленный специально под руку сцелла. Признаюсь, и фокус со стрелой из наконечников я содрал у кого-то в мыслях – то ли кто-то когда-то так сделал, то ли мог сделать, то ли хотел сделать, но не успел – я не стал разбираться в этой мешанине мыслей, обрывков идей и изумления, а просто выполнил, и все. Легко мне, Равновесу, если мне сама природа дала уникальный дар – я мог сделать все, что могут сделать создания её. Теоретически, я мог бы и лорда Терроза на руках побороть. Вот он бы удивился!
Но истиной силы во мне не было; не было их выносливости – все-таки, я живой человек, и если б состязания продолжались дольше, я бы просто устал им подражать, мне надоело бы, и я бы позорно продул.
А состязания мечников – это было по-настоящему. По-настоящему можно было проверить, может ли обычный человек выстоять против сцелла, и я точно знал – это почти невозможно.
Черный из-за стола ушел, и я остался как всегда один при своих размышлениях.
За нашими забавами я и не заметил, как наступил вечер; на бледнеющем небе, край которого уже окрасился в сочную ночную синеву, зажглась первая звезда – то была Данискан-тор, любимая звезда сцеллов. И они приветствовали её криками страшными и кровожадными, и в темноте казалось мне, что глаза их разгораются её горячим красноватым светом.
И они запели песню; свою боевую страшную песню, в свете костров и под сенью их родных диких лесов.
Они пели о том, что сцеллы когда-то рождены были для битв и великих дел; они пели о том, что были когда-то первыми среди равных и выше всех прочих. Но позабыли об этом, и Данискан-тор погасла тогда от горя.
Но сейчас они вспоминают, как славно поет побеждающая стрела, вонзающаяся в плоть врага, и как сверкает нож, падающий, как молния. И Данискан-тор снова светит избранным на небесах…
Но как бы ни была прекрасна и безжалостна песня стрелы, и как бы ни точен был нож, а все же нет ничего слаще чем бой, когда клинок твой скрещивается с клинком врага, и нет ощущения радостней, чем победа, в упоении битвой, в боевом безумии. И когда кровь врага окропляет твои руки, и глаза врага твоего гаснут, твоя грудь наполняется радостью и глаза горят ярче их звезды. Только тогда они и чувствуют себя живыми!
Это была страшная, ужасная песня, полная древнего величия и страсти, и чувственной жестокости. Рукопашная, эта страшная мясорубка в ближнем бою, была священной радостью для кровожадного сердца сцелла, этого не смогли истребить и века, и потому состязания мечников они оставили на последок – на сладкое, ибо приятнее зрелища для них не существовало…
После этого ритуала все кругом погрузилось во мрак; то был час Древней Священно Тьмы, самый черный час ночи, когда светила ярко лишь одна звезда на небе, а других еще не было видно, словно они еще и не родились вовсе. И казалось, что мир только рождается, и где-то за стенами шумящих деревьев бродят боги, а о людях в этих землях никто еще и не слышал.
Зато уже существовали сцеллы.
Столы они спешно убрали, ибо священное действо нельзя было осквернять пожиранием какой-то еды; и готовящиеся к бою пели священные песни (вот отчего лорд Терроз с его непобедимым отрядом появлялся не сразу – им нужно было подготовиться как следует) о родном древнем крае, где нет места обману и слабости, где не выживет трус, и где солнце поутру взойдет лишь над достойными, и повязывали повязки на лица, в прорезях на которых были видны лишь их глаза. В бою все равны, и не будет пощады никому – против тебя вставал ни друг и не брат, ни лорд и не батрак, против тебя был просто враг. И его следовало убить!
Это была песня жестокого кровожадного и благородного сокола; думаю, если это правда, что родоначальниками всего рода людского были животные, и если эшебы произошли от белых волков с черными глазами, а айки – от хорей, то в жилах сцеллов текла кровь свободной и жестокой птицы, чья жизнь – охота и убийство!
Кто там скорчился?
Кролик?!
Бей его в грудь и в брюхо!
Кролики сладки до колик,
И визг его тешит ухо…
Черному тоже повязали повязку, но не узнать его было невозможно, потому что его алмазы сверкали, как звезды, словно все они спустились с неба и пристали к его одежде. Остальные же участники поединка превратились в единую массу, ничем друг от друга не отличаясь. В этом и была изюминка соревнований – никогда по ходу боя нельзя было понять, кто где есть, и болели не за своих знакомых, а за достойного, который, победив, и снимал повязку, показывая свое лицо зрителям.
Надо ли говорить, что лорд тоже растворился в толпе желающих?
И его, как ни старался, я отличить от других не смог…
Истинно говорю – они все равны.
Вокруг арены горели факелы, ярко освещая сцену будущего действа, и судья, у которого наверняка тоже руки чесались поучаствовать, обошел круг с шапкой в руках – был брошен жребий.
Не знаю, что вытянул Черный. Он не вышел на бой первым – и то хорошо. Вышли двое сцеллов; несмотря на то, что арена была ярко освещена, я мог бы поклясться, что эти двое были словно в тени, и я никак не мог разглядеть, какого цвета волосы, выбившиеся из-под повязки, какого цвета глаза, блестящие в прорезях… Истинно говорю – они все равны в бою!
У обоих были мечи и непременно – ножи из прекрасной закаленной стали, с тонким затейливым узором-гравировкой на клинке, отточенном как бритва и блестящем ярче алмазов Черного. И ножи эти – о, чудо! - были словно живые. Если меч, или сабля, было просто оружием, смотрящем в грудь врага безмолвно, то нож в умелой руке охотника больше походил на собаку, на какое-то верное животное, вступавшее в бой вместе с хозяином. Сцелл поигрывал ножом, и мне казалось, что рука его ласкает клинок, который чудесным образом вертится вокруг каждого пальца, не царапая кожи, и даже любовно обвивает запястье, словно металл его не твердый, а покорный и мягкий. Или словно нож – и в самом деле живой… Что – меч! Пока он в руках, противник находится на расстоянии его длины. И лишь нож может позволить ему приблизиться ненадолго вплотную. И лишь тогда можно увидеть его гаснущие умирающие глаза прямо у своего лица!
Сошлись!
И площадь вновь потонула в крике, теперь настолько жутком, что Йон укрыл Кинф за своей спиной и встал с мечом в руках против… против кого? На них никто не нападал, но ощущение небывалого ужаса сковало женщину; и на миг она почувствовала себя в аду, где сию минуту могут растерзать на тысячу клочков, и руки уж тянутся к твоему горлу.
А виною тому были сражающиеся – они напали друг на друга с такой яростью и с таким жутким криком, что и небеса дрогнули, и звезды высыпали на них, словно кто-то верху хорошенько встряхнул большое решето.
- Матерь божия, - произнес я, отступив на шаг и убоявшись. Ибо понял – на сцеллов напало их боевое безумие, и все по-настоящему.
И для Черного – тоже…
Ножи сцеллов вытворяли чудеса. Мелькая хищными изогнутыми клинками у самых лиц, они каждый миг готовы были напиться крови, и не достигали цели лишь потому, что противник не позволял. Но единая ошибка в этом бою могла стоит жизни!
- Черт, - ругнулся Нат, оказавшись за моей спиной. – Если до того я не видел никогда безумных демонов, то теперь вижу их наяву. Ты понимаешь, что, если они вдруг все здесь свихнутся, мы не сможет уйти отсюда? Да если даже они просто решат нас не выпускать - им это удастся? Я смогу убить одного, ну, максимум, трех сцеллов, а потом – все…
- Не бойся, рыцарь, – ответил я. – Это сейчас единственно верное оружие против из кровожадности!
Сцеллы дрались; и я уже знал, чем кончится бой – пустяковой царапиной. Но не оттого, что это всего лишь праздничный бой, ибо в безумии им все равно, кто против них, а оттого, что большего вреда они причинить друг другу не смогут, ибо они – равны по силе своей. Истинно говорю вам!
На миг один, как мне показалось, зазевался – или напротив, настолько рассвирепел, что ярость его ослепила, - и не успел отпрянуть от острого клинка. Тот целился ему в глаз – лицо в черной повязке уходило от него, заметив опасность, человек прогибался, запрокидывался назад, но слишком поздно. Блестящая сталь чиркнула по черной ткани, и первая кровь была пущена. Сцеллы закричали страшно и радостно, потрясая оружием. Первый победитель наметился.
Йон, все так же загораживая Кинф, прошел ко мне ближе. Он тоже был напуган, от него веяло таким напряжением, что, казалось, сейчас лопнет на нем одежда. Что до Длодика – то он, либо в силу своего невежества, либо в силу своей опытности, никаких неудобств не испытывал, и орал вместе со сцеллами. Кажется, он не понимал, что все это – взаправду, и его не терзали те сомнения и знания, что приходили на ум мне. А может, он со сцеллами был одной крови – он же сонк, и сцеллы пришли из Пакефиды, как и он, - и радость битвы так же опьяняла его, и даже близость смерти не пугала. Счастливый!
- Мне жутко, - в ужасе призналась Кинф, приникая к плечу Йона. В глазах её стоял страх. – Я хочу уйти! Рыцарь Торн, отговори своего друга биться со сцеллами – ты же видишь, ты же не можешь не видеть, что они покалечат его!!!
Я с трудом перевел на неё взгляд, оторвавшись от зрелища – дралась следующая пара сцеллов, - и в глазах моих было то же безумие, что и в глазах кровожадных соколов.
- Терпи, принцесса! – хрипло ответил я. – Терпи! Это единственный способ! Сцеллы не дикари, и с разумом у них все в порядке. Коли ты захочешь уйти, они отпустят тебя, в этом нет сомнений. Отпустят со злыми смешками за твоей спиной. И никогда не пойдут за тобой следом. И у тебя не будет ни полшанса победить Орден, вернуться из лесов севера в свой родной город и сесть на законный трон! Терпи; это не только праздник – это испытание всем нам.
- Но Зед может погибнуть! – выкрикнула Кинф. Я отрицательно покачал головой; я уже знал, как выкрутится Черный на этот раз, ибо у меня не было никаких сомнений на счет того, что против сцелла в рукопашной не выстоит ни один человек, да и с кем Зед будет биться – против него не выстоит вообще никто из смертных.
Тем временем поднялся на помост сам Черный. Наверное, страшно вот так стоять, всему видному как на ладони, вокруг которого бесновались жуткие демоны – ибо выглядело это так, - но Черный не дрогнул и в этом безумном аду. Спокойно и ровно стоял он, помахивая Айясой, и дожидался своего противника. Тьма, что окутывала дерущихся сцеллов, миновала его, и его хорошо было видно в свете факелов. Он стоял и помахивал своей Айясой, странный и чуждый этому миру – оглядевшись, я увидел, что все вокруг словно одно целое, и сцеллы, орущие сотней глоток, и деревья, и небо над головой, все было одного цвета и двигалось, жило, дышало в едином ритме… Все было темное, мрачное, свирепое и древнее. И лишь он один, как сверкающая звезда, был какой-то удивительно светлый, несмотря на то, что одежда на нем была черной. Светлый, как звезда на небе, и Айяса в руке – как прямой луч.
Вышел сцелл – могу спорить, что никто и не знал, кто это, но я точно был уверен, что это лорд. И он наверняка сжульничал, чтобы выбрать жребий драться с Черным – уж не знаю как, да меня это и не касалось.
Мальчишка-сцелл, несмотря на молодость, был опытным воином. И глядя на нас, он на мог не определить, кто чем блещет, и кто на что уповает.
В том, что среди нас лучший боец – Черный, он угадал сразу, чутьем, звериным нюхом. Не Кинф, не Йон, которые тоже могли бы претендовать, и не князь Натаниэль Ардсен, который одним могучим ударом своего тяжелого эспадона мог врыть в землю любого противника – этого не боялись сцеллы, нет! - а Черный, который, кстати, не высовывался и не тыкал своим мечом всем под нос. Но как-то это лорд да угадал.
И потому решил испытать его; и не только из-за того, стоит ли идти с нами, и не из-за того, чего стоит лучший мечник нашего отряда.
Он почуял Силу, которую мог бы испить, дерясь с Черным.
Ибо сцеллы, заканчивая бой, выигравшим или проигравшим, не чувствовали усталости. Напротив – неимоверная сила наполняла их тело, их разум воспарял, и они кричали радостно, подняв руки к небу, вознося хвалу, радуясь тому, что сегодня им было доступно упоение битвой, и проигравший радовался ничуть не меньше выигравшего, ибо на его долю приходилась такая толика ярости, что кровь закипала, затуманивая глаза. Рана – чтож, она заживет. А горячая кровь не денется никуда; и сердце будет биться чаще! Я даже уверен, что именно проигравшие сейчас, в настоящем бою страшнее, ибо ярость их больше, а, получив такую пустяковую рану, они наверняка озверевали еще больше, и тогда трындец врагам.
Да, все это понял я, просто наблюдая за жестоким праздником сцеллов. И то, что Терроз унюхал, что Черный необычный боец, я тоже понял, лишь увидев его на помосте. Терроз знал, что сегодня ему предстоит испытать невероятную доселе ярость, чтобы победить, такую он не испытывал никогда, и Сила наполнит его через край. И от одной мысли от этого его трясло, как в лихорадке, от сладостного предвкушения.
У лорда был очень красивый меч с длинным узким клинком и перевитой гардой, состоящей из множества тонких лент и ветвей, больше похожий на шпагу, и прозывался он Мон-Тен-Чин, и нож, как обычно – я почему-то даже подумал, что лорд наверняка сделал его сам, и мне представились его руки, любовно полирующие клинок до блеска. На ноже был узор, как и у остальных сцеллов, очень красивый и одновременно простой, и я бы многое отдал, чтобы положить свою руку на костяную отполированную рукоять этого клинка. Классный нож, что ни говори!
Одну руку лорда обнимал металлический черный куст гарды его меча, прикрывая уязвимые места черными листьями, а вокруг другой крутился неизменный верный сторож-нож – и все это против одной Айясы, которая сверкала чистым пламенем в белой руке Черного.
Черный отсалютовал – и Терроз кинулся молниеносно, еще раз подтверждая мою мысль о соколе. Зрительская толпа ахнула – и взорвалась от крика, потому что бросок лорда не достиг цели, как о том думали все, рассчитывая, что приезжий проиграет в первый же миг. Только сам лорд так не думал; он даже надеялся, что это будет не так.
И древняя пелена ярости накрыла Черного вместе с лордом, и он смеялся, грозя сцеллу своим клинком. И сцеллы, возбужденные вдвое против обычного, кричали так страшно, что даже я зажмурился, хотя и убеждал других не бояться.
Большую часть боя я так и провел с закрытыми глазами – главным образом оттого, что мне не нужно было их открывать, чтобы знать, что происходит… и так было не очень страшно, потому что я убеждал себя, что все это не взаправду, и всего лишь мне грезится.
Грезится, как нож лорда Терроза рвется к глотке Черного, и лорд страшно смеется – и оттого, что не ошибся, и оттого, что радость битвы наполняла его и кипела в нем, подобная пенящемуся хмельному напитку в чаше. Грезится, что Черный не смеется, и что Айяса его, обычно такая изобретательная и изящная, вдруг стала грубой и неосторожной – никогда еще Черный не бил, настолько не заботясь о безопасности. Когда-то он говорил, что не встречал еще соперника, равного себе – теперь он его встретил. Рука лорда, помятая Натом, не дрожала; и Черный впервые не мог справиться с противником легко и быстро.
Ярость битвы все нарастала; сцелл смеялся, показывая острые зубы, а Черный, молчаливый и страшный, намного более страшный, чем сцелл, все наращивал темп схватки, хотя, казалось, это было невозможно, и меня охватило непонятное оцепенение. Я не мог ни рукой, ни ногой двинуть, даже глаз зажмурить не мог, и в дерущихся фигурах почудились мне какое-то перемены.
- Торн, останови их! – выкрикнула Кинф, но я не смог даже головой покачать – нет!
Сила, к которой взыскал лорд Терроз, лилась теперь на головы жаждущих широким свободным потоком, и все топила и растворяла в своих широких водах. И теперь даже я, если б я вклинился меж дерущимися, как пробка, не смог бы унять разъяренного Зеда. Он и не заметил бы меня, и отшвырнул бы. И это в лучшем случае. Потому что боевое страшное безумие, что обычно сцеллам, накрыло с головой и его, или, может, сходное с ним, но такое же горячее и страшное, быть может, еще более страшное, чем сцеллье, и теперь он был одним из них. И глаза его в прорезях маски горели священным зеленым светом Дракона.
Это предвидел я; и на эту силу уповал, ибо Дракон, вливая свою кровь в его жилы, говорил – быть тебе великим воином.
И это были уже не безумные люди – словно наяву видел я, как отрастают у лорда Терроза крылья, и нож его все больше походит на острый коготь на ноге хищной птицы, а Черный огрызался, словно королевский матерый волк. И два страшных боевых крика распороли испуганное небо в один миг. И так страшно мне никогда еще не было! А два яростных лица напротив друг друга – хотел бы я позабыть навсегда их искаженные черты!
Красивый меч лорда был выбит из его руки, хоть, казалось, это было и невозможно, а нож его прижимался к горлу Черного, разрезав красивое шитье на вороте.
А Айяса, обезоружившая одну из рук непобедимого сцелла, интимно прижималась к его паху – одно движение, и сталь распорет артерию, и тогда кровь будет не унять.
И глаза безумцев, синие и фосфорно-зеленые, опьяненных яростью, смотрели друг в друга, и то, что давало этим двоим людям силу, такую страшную и необычную, словно перетекало из одних в другие, смешиваясь.
И это было ужасно и чудесно одновременно.
И вот что странно – то, что остановился Черный, я еще понимал, но отчего не испил крови сцелл?!
- Тебя пометил Дракон, - сказал сцелл, наконец, отнимая свой нож от горла Черного и сдирая с головы повязку, что было против правил, но никто возражать на стал. Черный, ухмыльнувшись, тоже опустил свой меч. – Опасный ты человек, принц. Не хотел бы я встретиться с тобой на поле боя! – и он дружески хлопнул Черного по плечу.
Сцеллы, затихшие было, снова взвыли; праздник был кончен – что могло быть больше того, что сейчас произошло? И Кинф закрыла лицо руками; наверное, она думала – так мне казалось, - что хорошо, что Черный не таскает с собой свою женщину, потому что, увидь она его сейчас, она разлюбила бы это мерзкое жестокое чудовище или б умерла со страху или от отвращения.
Впрочем, была одна такая женщина, которую не смутило увиденное – когда страсти улеглись, и когда зрители, пресытившись зрелищем, начали расходиться, я заметил в самом первом ряду, прямо у помоста, нашу леди, о которой в суматохе все как-то позабыли и выпустили её из вида.
Она стояла, смотрела наверх чистыми ясными глазами и улыбалась; схватка не напугала её. И лорд заметил это, проходя мимо. Его взгляд на миг задержался на её лице, и, могу клясться, что в пальцах он крутил маленькую жемчужинку, словно лаская её нежные гладкие перламутровые бока.
Он отыскал глазами в толпе Кинф и снова усмехнулся своей страшной острозубой улыбкой, сытой, как у испившего крови зверя.
- Завтра, - крикнул он. – Я дам тебе ответ завтра!