"В его голове, как в кино, отчётливо всплыл тот эпизод: он лежит на ковре, лицом вверх. Замша стоит над ним, лодыжками ног крепко сжимая его голову... Он тщетно пытается разглядеть серую полоску трусов в сумерках образуемого замшевой юбкой колокола..."
В своём Главке Жук знал всё. Не потому, что он был умнее всех, нет. Он даже не был умнее многих других. Хотя бы потому, что, кроме своего Главка, Жук ничем не интересовался, и больше ничего не знал. Зато в Главке он знал всё! А знал он всё потому, что, во-первых, у него была феноменальная память, про которую сослуживцы говорили, что, если бы он её употребил в науку, то давно стал бы академиком, а, во-вторых, в Главке он работал вот уже двадцать лет. За такой срок даже дурак узнал бы очень много, а Жук не был дураком, в Главк пришёл после окончания института и, пройдя за двадцать лет все ступени кадровой лестницы, добрался до должности начальника планово-экономического управления Главка Промкоммунхозстрой.
А если добавить, что за эти годы Жук ни разу не опоздал на работу, ни разу не ушёл раньше времени домой, ни разу не прогулял, если учесть, что он не пил, не курил, не изменял, не участвовал, не привлекался, не состоял, не владел и т.д. все «не» по анкете, то можете себе представить, как его уважали и ценили. Тем более что в своём Главке он знал всё. Он знал, сколько чего построено, сколько строится, сколько запланировано, сметную и балансовую стоимость каждого объекта, оснащённость оборудованием, его износ, численность персонала, фонд зарплаты, даже фамилии и имена всех руководящих работников подведомственных предприятий и номера их телефонов. В общем, он знал всё, даже то, что ему, как начальнику планово-экономического управления, и знать-то не надо было.
Сослуживцы паразитировали на его знаниях, часто использовали их для своих надобностей, и Жук никому никогда ни в чём не отказывал, сходу отвечал на любой вопрос, за это его любили, и ласково величали Львом, фамильярно опуская отчество - Михайлович. Впрочем, с некоторых пор за ним прочно закрепилась кличка «Жук», имеющая тройственное значение: сам Жук считал, что это его фамилия, коллеги произносили её с намёком на его умение всё достать, уладить, пробить, и чаще всего произносили эту фамилию, предваряя её восклицанием «Ну и...», а за глаза расшифровывали её как аббревиатуру «Жилищно-управленческая контора» по аналогии с ЖЭК.
Жук об этом знал и не обижался, такое обращение ему даже импонировало. А когда при нём говорили, что он знает всё, он кокетливо возражал, что, дескать, всё никто не может знать, и я в том числе. Сослуживцы считали, что он скромничает, кривит душой, но, как показали дальнейшие события, Жук оказался прав. Он знал в своём Главке всё, за исключением того, что Ирина Семёновна, являясь его заместителем, одновременно была любовницей его шефа.
Трудно определить, как такая новость могла не стать достоянием Жука. Тому можно найти много причин. Ну, например, Жук интересовался только производственными вопросами, личные дела сотрудников его никогда не интересовали, он возглавлял планово-экономическое управление, а не управление руководящих кадров. Во-вторых, его мозги видимо достигли того предела насыщения, когда всё лишнее, ненужное уже просто не усваивается. В-третьих, о своём шефе Жук был самого высокого мнения и даже в мыслях не мог представить, что он способен изменить своей жене. Но, пожалуй, самое главное - он слишком хорошо знал Ирину Семёновну, чтобы о ней думать иначе, как о трудовой конторской лошадке.
Начальником управления Жука назначили пять лет назад. Тогда же шеф дал ему в замы Ирину Семёновну. Где она работала прежде, откуда её извлекли и как посадили в это кресло, никто не знал. Но вот что удивительно. Ничего не понимая ни в планировании, ни в финансировании, ни в экономике, она сразу взяла быка за рога и уже через год тянула эту лямку практически сама, почти без помощи Жука. Своей дикой работоспособностью, крутым характером, лужёным горлом и неряшливой внешностью она отталкивала от себя всех людей, но именно поэтому, желая поскорее от неё избавиться, с ней никто не спорил, не ругался, ей все уступали, и она всегда всего легко добивалась. Надо выбить фонды - пожалуйста! Штаты? Вот вам штаты. Снять с плана трудный объект? Ничего проще. Снять директора? Нет проблем. На одного и того же руководителя она могла, в зависимости от полученного сверху задания, собрать материал и на орден, и на увольнение. Если весь коллектив Главка паразитировал на знаниях Жука, то с приходом Ирины Семёновны Жук начал успешно паразитировать на её способностях. О знаниях там не было и речи...
Когда её назначили к Жуку заместителем, в первый день она пришла на работу в старой, потёртой, неопределённого цвета замшевой юбке, и после её первой фразы: «Не люблю слова заместительница» - её окрестили Замшей, да так и осталась она навсегда Замшей. Работать с ней Жуку было неприятно, но легко. Со временем он к ней привык, и его перестали шокировать её грубая прямота, громкий, неприятный голос, резкие движения руками, ногами и всем телом. К чему он никак не мог привыкнуть, так это к её внешности.
Супруга Жука преподавала в институте эстетику, этику, логику, психологию, её внешность и манеры всегда соответствовали занимаемой должности и Жук, не будучи педантом, тем не менее, под присмотром жены всегда ходил чистенький, выглаженный, выбритый. А его Замша пять лет проходила в одной и той же мятой юбке, таком же сером, крупной ручной вязки, свитере, в ботинках-танкетках на толстой подошве, её волос никогда не касалась рука парикмахера. Пообедав в столовой, она тут же доставала из обширной хозяйственной сумки большой, сомнительного вида носовой платок, вытирала им рот, и двумя жирными мазками наносила на губы помаду, после чего выглядела ещё вульгарнее. Поначалу от неё за версту несло духами, но Жук, не выносивший приторных запахов, отучил её от «Красной Москвы»: это был его единственный успех в воспитании Замши! И такую... в любовницы... элегантному шефу... Неудивительно, что Жук об этом не знал.
Зазвонил телефон. Секретарша просила зайти к шефу. Жук был хорошим начальником, но он был ещё лучшим подчинённым. Он чтил начальство и считал, что оно дано Богом. Так уж его приучили. Поэтому, в совершенстве владея своими, и не только своими вопросами, он никогда не отягощал вышестоящее начальство вопросами и без вызова к шефу никогда не входил. А шеф, зная, что Жук отлично справляется со своими обязанностями, без надобности его не вызывал. Так что за пять лет работы начальником Жук был в кабинете шефа не более пяти раз. Тем более что главный корпус размещался за два квартала, а в Главке у шефа был второй кабинет, для приёмов и совещаний. А если учесть, что в главном корпусе только закончили ремонт, то станет ясно, почему при входе в кабинет шефа у Жука отвисла челюсть: шеф сидел, как показалось Жуку, метрах в пятнадцати от двери. Кабинет был огромный, как стадион, тем не менее, стол занимал чуть ли не треть его площади, и расстояние до него Жук преодолевал целую вечность, несмело шагая на полусогнутых ногах по мягкому длинноворсовому ковру ручной работы, вдыхая апельсиновый аромат свежего, прохладного воздуха.
Жук не считал себя мелким мужчиной, но утонул в кресле с головой и растворился в нём, казалось, до невидимости. А шеф, усадив его в кресло, уселся на край стола и наслаждался произведенным эффектом... Уразумев, наконец, что он сидит в кресле шефа, Жук попытался подняться, но шеф положил руку на его плечо:
- Сиди, сиди. Привыкай!
- Ну, нет, к такому я никогда не привыкну, - пролепетал Жук. Он занимал кабинет площадью двенадцать квадратных метров, даже у Замши кабинет был в два раза больше, плюс комната для отдыха с холодильником, телевизором и диваном. Ему давно намекали, что надо с ней поменяться кабинетами, но таков уж был Жук. Для исполнения служебных обязанностей этого кабинета ему вполне хватало, а удобства у него были дома. Да и кабинет свой, он это знал, Замша оборудовала самостоятельно... И вдруг - привыкай!
На краю стола лежал эскиз таблички: «Генеральный директор производственного объединения Промкоммунхозстрой ...» Фамилия Генерального директора отсутствовала. Жук знал о создании в стране производственных объединений. Знал он также, что переименование трестов, главков, комбинатов в производственные объединения работу не улучшит, но коль наверху так решили... Тем более, оклады увеличили...
- Привык? - нарушил молчание шеф. Жук сделал вторую попытку встать с кресла, но шеф остановил его:
- Реорганизация структуры управления коммунальным хозяйством буксует. Там, - шеф показал пальцем в потолок, - решили, что виноват Министр. «Что мне до этого?» - чуть не сказал Жук, но вовремя сдержался.
- Решили его убрать. Собственно, уже убрали, - он подвинул к Жуку папку, раскрыл её, указал рукой. Жук пробежал глазами по строчкам: Постановление... Совмина... в последнее время... реорганизация... производственные объединения... учитывая... принимая во внимание... недооценка... старые методы...
За время работы Жук видел тысячи таких бумажек, но никогда серьёзно к ним не относился, считал, что от них нет никакой пользы. Бумажки были сами по себе, работа - сама по себе. Но в этом документе его заинтересовала последняя фраза: назначить...
«Зачем мне всё это?» - с тоской подумал Жук. Его мозг был переполнен информацией и отказывался принимать новую, да ещё ненужную. Он опять пробежал взглядом по бумаге: свежие силы... молодое поколение... надёжные руки... Всё это было в его жизни уже десятки, сотни раз!
Несмотря на мощный кондиционер, Жук вспотел. Наконец он понял, что его шефа назначили Министром! А вспотел оттого, что не мог понять, какое отношение к этому имеет он, начальник управления Главка, теперь - Объединения, будто это не одно и тоже!
- Всё понял? - спросил шеф.
- Ничего не понял, - ответил Жук. И тут шеф впервые при нём применил ту самую сакраментальную фразу:
- Ну, ты и Жук! А ещё жилищно-управленческая контора.
«И он это знает», - подумал Жук и ответил:
- Я понял, что вас назначили Министром.
- Уже теплее, давай дальше!
Жук взглянул на табличку без фамилии. Его осенила догадка:
- Вы хотите знать моё мнение о вашем преемнике?
- Уже горячо!
- Будет главный инженер?
Шеф соскочил со стола, обошёл Жука, нажал какую-то кнопку, кондиционер выключился:
- Что-то совсем холодно стало... А ещё говорят, ты всегда всё знаешь... Это кресло я хочу подарить тебе, Жук.
- Да оно не влезет в мой кабинет.
- А я - вместе с кабинетом!
Жук не был ни властолюбивым, ни тщеславным, работа ему нравилась, ни о какой карьере он не мечтал, и слова шефа застали его врасплох:
- Ну, нет, вы что-то не то говорите...
- Перестань, вопрос уже согласован на всех инстанциях, осталось утвердить, и точка. А главный... Он что, умнее тебя?
- Нет, я не справлюсь.
Жук понял двусмысленность своих слов и выдвинул другой аргумент.
- А как же моё управление?
- В твоём управлении давно Замша командует. И неплохо, заметь, командует. А что не справишься... В этом ты не сомневайся. Возьмёшь её сюда главным, она и здесь будет за тебя командовать... Жук.
- Нет, это мне не под силу.
- Перестань хныкать! Тебе сорок два, а ведёшь себя, как ребёнок. Знаешь, какое твоё самое ценное качество?
- Не знаю. Я много чего знаю... Может, честность?
- Знаю - не знаю. Да плюнь ты на свою честность! Кому она нужна? Если бы все честные были. А пока ты один честный, грош ей цена. Честного легче всего обмануть, и только. Верность - вот твой главный козырь, за который я тебя ценю. За честными хорошо присматривай, и никуда они не денутся. А верность... Верные люди везде нужны в первую очередь. А остальное придёт... Или не придёт... Это не так важно. Вот ты мне верный слуга, или нет?
Жука кольнуло слово «слуга», тем не менее, он твёрдо ответил:
- Да!
- А почему ты мне верный?
- Н...н-не знаю... я верный не вам... я просто верный.
- Благодарю за откровенность. Именно такой человек мне и нужен... А главный... Он умный, трудолюбивый, исполнительный, инициативный... Но не верный! У тебя же, в дополнение к его качествам, есть ещё и верность. Так что, позволь мне судить, и пусть тебя совесть не мучает... Я уезжаю завтра. В понедельник заседание коллегии. Приедешь со своей Замшей. Сразу утвердим тебя генеральным, а её - техническим. Все документы на вас уже готовы. А сюда - он указал на табличку - впишешь свою фамилию.
Жук, пытаясь что-то возражать, вскочил с кресла, но шеф грубо осадил его:
- Решение окончательное и обжалованию не подлежит!
Жук сделал последнюю попытку защититься:
- Я в этих телефонах не разберусь, у меня только один.
- А это уже теплее.
Шеф снял трубку:
- Пусть зайдёт начальник связи. - И, бросив на стол ключи от кабинета, удалился.
Жук не успел прийти в себя, как открылась дверь кабинета:
- Можно?
Он знал нового начальника телефонной станции Главка и махнул рукой: - Вот, влип, как кур в ощип.
Но начальник АТС был ставленником шефа и, наверное, тоже верным человеком:
- Простите, меня эти проблемы не интересуют. В силу особенностей профессии мне приходится слышать очень много лишней информации... Я стараюсь её не слышать... Или сразу забывать... По крайней мере - никогда её не использовать.
«Да, он верный человек», - подумал Жук.
- Я обязан показать вам, как пользоваться этими аппаратами.
- Зачем столько телефонов? Там мне хватало одного.
- Миллионы людей живут вообще без телефонов... Но, согласитесь, с телефоном намного удобней. Ваши телефоны стоят по порядку номеров. Вот этот - первый, прямая связь с Министром. Второй - с его заместителями и начальниками управлений Министерства. Третий - коммутатор Министерства, чтобы самому не набирать номер. Трубку сняли, назвали, кого надо, и вас соединили. Это - радиосвязь, по нему лишнего ничего нельзя говорить. Пятый - междугородка, можете звонить куда угодно, коды городов под аппаратом, кнопочку вот эту надавите, табличка выскочит. Шестой - коммутатор нашего объединения, для срочной связи с любым вашим подчинённым.
Жук уже не раз отмечал фамильярность в обращении с ним начальника телефонки, и для себя решил в будущем приструнить его, поставить на место. Именно знакомство с телефонами заставило его поверить в реальность происходящего, и он отменил своё решение приструнить начальника телефонки, заменив его более жёстким - выгнать к чёртовой матери: он не позволит какому-то телефонисту разговаривать с собой подобным тоном.
- Седьмой - ваш личный городской. Лучше всего, если его, кроме вашей жены, никто не будет знать, тогда вы сразу поймёте, что это звонит она. Восьмой - внутренний прямой, им можно пользоваться, как и шестым, только надо самому набирать номера. Девятый - городской для близких друзей. Кому его дадите, только тот и будет звонить. Десятый тоже городской, но его номер имеется в городском справочнике, на его звонки лучше не отвечать, поручить секретарше.
Жук испытывал неудобство оттого, что этот сморчок поучает его, мнит себя всезнайкой, и в нём росла неприязнь к нему. А когда он начал инструктировать Жука, как пользоваться одиннадцатым телефоном, для интимных разговором с подругой, что это очень удобно, снимаешь трубку и знаешь, что это она и только она, в нём окончательно созрело решение начать перестановку кадров в объединении с телефониста, и его последние инструкции о приставочках, запоминающих по сто номеров и автоматически их набирающих, он пропустил мимо ушей, уловив лишь последние слова о том, что в запоминающее устройство телефон любимой женщины лучше не вводить, и твёрдо решил завтра же его выгнать.
Домой Жук пришёл с соломенной головой. Он чувствовал, что с ним произошло нечто невероятное, знал, что именно произошло, но почему это произошло с ним - уму было непостижимо. У его жены, напротив, реакция была очень даже адекватная:
- Наконец-то тебя оценили по заслугам. Лично у меня на этот счёт нет никаких сомнений. Может где в другом месте и есть более достойные, а в вашем Главке...
- Да пойми ты, я не той номенклатуры! Я буквоед, плановик, экономист. А тут нужен организатор!
- А что, экономист не может быть организатором?
- Я над этим никогда не думал.
- Вот это и плохо. Теперь придётся подумать. А я помогу. По крайней мере, квартиру теперь получим в академическом доме.
- Нам что, в этой тесно? Площади вполне достаточно.
- Дело не в площади, а в престиже.
- Погоди ты со своей квартирой. Я ещё не утверждён.
Но разговор с женой понравился. В самом деле, чем он хуже других?
Супруга Жука, помимо радости от нового назначения мужа, испытывала удовлетворение ещё и оттого, что под боком у него опять будет эта неряшливая, вульгарная Замша. К ней она не ревновала мужа, и хотя за ним таких грехов не водилось, она боялась, что если рядом с ним будет молодая красивая женщина, она может соблазнить его хотя бы из меркантильных соображений.
На утверждение в Москву Жук собирался, как на свадьбу, и к вагону СВ подошёл за полчаса, как жених. К его удивлению, Замша подбежала, когда поезд отправился, и в вагон вскочила на ходу, будто поездка в Москву на утверждение для неё была обычным делом. Она была в той самой бессменной замшевой юбке, в тех же ботинках, в том самом, пятилетней давности, свитере... «Технический директор, - подумал Жук. - А что, технический - это не эстетический», - усмехнулся он. Впервые за пять лет совместной работы, он сравнил Замшу со своей женой. Сравнил... Да ни в какое сравнение с его женой Замша не шла! Баба базарная, а не технический директор... Торгашка... Впрочем, у Жука были знакомые торгаши и торгашки, одетые «с иголочки», и в своём кругу произносившие слово «торгашка» с почтением.
Непонятно, когда Замша успела обо всём договориться, но только они уселись, как в купе появилась официантка из вагона-ресторана. Тут же на столике было создано, как выразилась Замша, «небольшое изобилие», и они приступили к трапезе. Из двух бутылок коньяку, как показалось Жуку, Замша выпила полторы, и он не успел опомниться, как она оказалась верхом на нём...
Жук чувствовал себя неудобно, он никак не мог сообразить, как это могло произойти, так неожиданно, против его воли, без его согласия. Он не был пьян, мог бы втолковать Замше своё к этому отношение, но она уже давно посапывала в глубоком, спокойном сне хорошо выпившего человека. Всю ночь Жук не сомкнул глаз, его мучили угрызения совести и первое, что он сказал утром, были слова:
- Будем считать это недоразумением.
- Будем считать недоразумением - что?
- Что – что? - Жук не понял, что она над ним издевается.
- Что мы будем считать недоразумением? - игриво сказала Замша и только теперь, не по смыслу её слов, а по тону, с каким они были сказаны, он, наконец, понял, что она насмехается над ним, и дал себе слово, что такое больше никогда не повторится.
В Москву прибыли вечером. Замша и тут успела постараться: их встретили, отвезли в гостиницу «Украина», где были заказаны два люкса, рядышком. Пока Жук принимал душ и переодевался, Замша каким-то чудом проникла в его номер, и накрыла стол по высшему разряду. Выйдя из душа и увидев созданное на столе изобилие, Жук сравнил его с Замшей и понял, что при такой кипучей деятельности у неё просто не остаётся времени для приведения в порядок своей внешности. Но такая забота о нём ему нравилась, щекотала самолюбие. Замша уже похозяйничала за столом, наполнила рюмки, приготовила бутерброды, открыла консервы, нарезала лимон, хлеб. Всё у неё было припасено: и открывалки, и ножи, и вилки, и рюмки. Жук поймал себя на мысли, что до вчерашнего дня он ни разу не выпивал с Замшей и в сущности, её совершенно не знал. Нет, он, конечно, знал, что Замша умеет работать, а что она умеет ещё - над этим никогда не задумывался, ему это не интересно было знать. Не интересовало его это и теперь, и он бессознательно окунулся в волны её гостеприимства, впрочем, устроенного в его номере... В мечтах о будущей совместной работе, почти не разговаривая, лишь изредка обмениваясь незначительными фразами, к полуночи они опустошили две бутылки коньяку, и если шпроты, икру, колбасу, сыр и прочие съестные припасы, предусмотрительно приготовленные Замшей, съел Жук, то коньяк, почти весь, выпила Замша. Но Жуку было хорошо. Застолье, как и полагается, началось за столом, потом они каким-то образом перекочевали на кровать, и Жук даже не заметил того момента, когда они оказались на ковре...
Позже Жук неоднократно вспоминал тот вечер, каждый раз, извлекая из памяти всё новые и новые подробности, но так и не мог вспомнить тот переломный момент, когда они перешли на «ты», стали пить «на брудершафт» и уснули на полу в обнимку и совершенно голые. Тогда он знал только то, что Замша ему не нравилась, ни о какой любви речи быть не могло, а вёл он себя так лишь потому, что твёрдо знал: это больше никогда не повторится.
Утром Жук проснулся от сильной головной боли. Он лежал на ковре, укрытый одеялом. Его гордость - домашний персидский халат, который вчера он так и не успел надеть - валялся рядом, костюм висел на спинке стула, брюки одной штаниной выглядывали из-под кровати. Плечики майки были то ли порваны, то ли разрезаны, а оставшийся от майки кусок материи прикрывал его живот. Плавки его покоились на столе, одетые на две пустые бутылки из-под коньяку, которые напоминали коротенькие, толстенькие, торчащие кверху женские ножки. Их вид рассмешил Жука, но смеяться он не мог: страшно болела голова. Похмелиться было нечем. Он прошёл на кухню, включил самовар. Оказалось, что в гостиничном серванте имеются и ложки, и вилки, и ножи, и открывалки, и рюмки, и тарелки. Он восхищался предусмотрительностью Замши, а она, выходит, просто взяла это из серванта, да и то не всё, не удосужилась взять сервировочные тарелки, и колбасу и сыр вывалила на газету... Пока закипал самовар, Жук оделся. Вот бы жена увидела, подумал он не о том, что изменил ей, об этом, он надеялся, она никогда не узнает, а о том, как были разбросаны его вещи. Этого жена ему никогда бы не простила. Она была аккуратисткой.
Не успел Жук выпить чашку кофе, влетела Замша с большим пакетом в руках. Пока дошла от двери до кровати - разделась. Замшевая юбка каким-то непостижимым образом слетела с неё ещё у дверей. Два взмаха ногами - левой, правой - и туфли оказались в разных углах комнаты. К этому времени свитер уже лежал на стуле, а пакет на кровати. Остальное она тоже сбросила с себя на кровать, ногой столкнув пакет на пол, сама упала сверху на спину, увлекая за собой Жука.
Сопротивляться натиску такого урагана было бесполезно. Одно успокаивало Жука: это последний раз!
Оргия продолжалась до обеда. Замша прекратила её также неожиданно, как и начала, вскочила, позвонила по телефону, и они ещё не успели одеться, как пришли накрывать на стол. Только когда Замша сунула официанту сторублёвую купюру, Жук понял, почему к ним так относятся: когда не надо - не тревожат, когда надо - мгновенно являются. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль: откуда у неё такие деньги? Но сразу после обеда Замша затащила Жука в кровать, потом в ванну, потом в кухню... В течение небольшого вечернего перерыва они поужинали в ресторане, и после третьего танца ненасытная Замша опять потянула Жука в номер. Так что за три дня, что они прожили в номере Жука, неприкосновенным осталось, пожалуй, лишь одно место - люстра, да и это Замша объяснила тем, что гостиница старая и потолки очень высокие. Во всех остальных местах изобретательная Замша побывала вместе с Жуком, даже в шкафу!
Восхищению Жука не было предела. А когда наутро Замша вернулась из парикмахерской и нарядилась в купленный ею накануне костюм, Жук обалдел. Он уже на полном серьёзе сравнивал Замшу с женой по различным параметрам, и жена по многим из них проигрывала. Если прежде Жук не замечал недостатков своей жены, то теперь он понял, что потому их и не было, что он о них не думал. А стоило ему поразмыслить хорошенько, как все её так называемые достоинства тут же превращались в недостатки... Обязательный ежевечерний душ, будто он работает не начальником, а грузчиком... Эти белоснежные рубашечки, маечки, трусики, платочки, два раза в неделю выставляемые в ванной, как намёк: сегодня ты должен помыться и сменить бельё! А за столом, эти разнообразные вилочки, ложечки, ножи, ножики, ножички, лопаточки, щипчики, подхваточки, пинцетики. И не дай Бог взять что-нибудь, нет, не руками - тут бы сразу дело дошло до развода, - а не той вилкой, или ложечкой вместо лопаточки! А притворные разговоры жены... Будь любезен, открой баночку... Подай, пожалуйста, хлеб... Принеси, будь добр, рюмки... Дорогой, убери, пожалуйста, со стола... Благодарю тебя, прелесть моя... Только теперь Жук понял, как вульгарно это выглядит со стороны. А ночью. Ведь это сплошной кошмар! Это сними... То надень... Там подстели... Это протри... Это накрой... Там помой... Так нельзя... Это неприлично... То неудобно... Руку оттуда убери...
Жук окончательно убедился, что всё это ему опротивело, а терпел он, во-первых, потому, что не изведал другого, а во-вторых - не хотел скандалить с женой. И чем больше он над этим думал, тем сильнее в нём созревало решение уйти от жены к Замше. После педантизма жены жизнь с Замшей у него будет как на свободе после тюрьмы. А что Замша его любит, в этом он не сомневался. Конечно, любит! Без любви женщина не может так самоотверженно отдаваться! И по тому, как несамоотверженна была в любви его жена, Жук понял, что она его никогда не любила... Мелькнула на мгновение и тут же пропала мысль: есть ли муж у Замши? Пропала, потому что Жук хотел, чтобы она была не замужем, это нарушило бы стройный ход его мыслей, да и могла ли замужняя женщина... Но Жук не додумал эту фразу до конца, так как вспомнил, что сам-то он был женат, и заменил её другой: а жить где? Есть ли у неё квартира? Или придётся свою разменивать? Вот будет скандал... И жену обижать не хочется... Но, чтобы сохранить отношения с Замшей, не разведясь с женой - нет, таких мыслей у него не возникало.
Насытившаяся любовью, удовлетворённая Замша в это время спала безмятежным сном, лёжа поперёк кровати. Ей было наплевать на то, что помялась её новая юбка, выпачкалась кофта, испортилась причёска... Свою жену в таком виде Жук представить не мог. Она вечно была напудрена, намазана, накрашена, причёсана. Одетую на кровать её можно было положить, разве что предварительно связав верёвками, или умертвив. То ли дела - Замша! Наливай... Хряпнем... Чиво жмёшься, лопай икру... Што ты за мужик, банку тушонки не одолеешь... Та сними ты нафиг свой галстук, ещё удавишься... Расстегни пуговицу, давит же горло... Чётко и ясно! Не то, что его кикимора, выпендривается, культурную из себя корчит. Пятнадцать лет женаты, голую ни разу не видел. А Замша переодевается, словно одна в номере.
Будто услышав его мысли, Замша вскочила, пшикнула на себя дезодорантом:
- Пошли, а то на заседание коллегии опоздаем!
И в это время в номер вошёл шеф... Нельзя сказать, что он был сильно удивлён. Это несколько успокоило Жука. Но комнату шеф осмотрел внимательно. Разумеется, от его взгляда не ускользнула ни серая юбка в углу комнаты, ни свитер под столом, ни комбинашка на стуле, ни туфли под левой и правой стенками, ни трусики на углу стола. «И как они там оказались?» - подумал Жук. Он следил за взглядом шефа и то, что ему всего несколько минут назад казалось удивительно милым, простым и правильным, сейчас, в присутствии новоиспеченного Министра, выглядело очень даже нелепо.
- Ну - ну, - только и сказал Министр. Сидевшая поначалу расстроенная Замша, постепенно отошла, и приняла беспечный прежний вид. Жук тоже успокоился. Коль скоро его решение жениться на Замше окончательно, то лучше будет, если Министр об этом узнает сейчас:
- Вы не подумайте чего плохого... Мы решили пожениться, - неожиданно для себя выпалил Жук.
- Ну - ну, - повторил Министр и добавил - машина ждёт у подъезда.
- Кто это - мы? - спросила Замша, когда за Министром закрылась дверь. Жук впервые оробел. Не на какой-то там коллегии, а именно сейчас решалась его судьба:
- Ну, это я так решил, - несмело пролепетал он.
- А меня ты спросил?
- Вот, спрашиваю.
- Пошли, жених!...
Первой вызвали Замшу. Минут через двадцать она вышла с сияющим лицом:
- Всё о'кей, двигай!
Жука промучили больше часа. Все хотели его утвердить, и больше всех - Министр, и не раз возникал момент, когда, казалось, все уже согласны, но тут кто-либо из членов коллегии задавал какой-нибудь каверзный вопрос, и всё начиналось сначала. Жук знал много, очень много, его трудно было на чём-нибудь подловить. Но и члены коллегии были не лыком шиты. Они задавали такие вопросы, которые, Жук был в этом уверен, в его работе никогда не возникнут.
Кончилось тем, что Министра обвинили в проталкивании своих некомпетентных друзей (Да никогда я не был его другом, - чуть не закричал при этом Жук.), а самого Жука - в карьеризме. Оказалось, у него нет опыта руководящей работы, что он никакой не организатор, и институт у него - экономический, вот если бы строительный или коммунального хозяйства... В довершение всего он не смог ответить, по какой формуле рассчитывается высота трубы котельной и чем отличается Ланкаширский котёл от ДКВР. Жук, пытаясь спасти положение, а главное - не подвести нового Министра, предложил задать ему другие вопросы, на экономические темы, но над ним только посмеялись: ежу понятно, что тут он дока, если бы не знал, то не был бы начальником планово-экономического управления. А Генеральный директор - это не плановик! Вопрос о его утверждении даже не ставился на голосование. Всем и так всё было ясно. Но Министр оказался напористым, не напрасно же его назначили Министром, он не хотел вчистую проиграть свой первый бой, рвался взять реванш. Коллегия собралась утверждать Генерального директора - она должна это сделать! А если вам не подходит одна кандидатура, то вот вам другая.
Вызвали повторно Замшу. Министр предложил рассмотреть её кандидатуру на должность генерального директора, но она взорвалась:
- Вы что здесь, охерели все, что ли?
Это и решило исход голосования. Её утвердили единогласно. Техническим директором автоматически утвердили главного инженера.
Жук воспринял эту новость без радости. Его расстроило не то, что утвердили Замшу, а то, что он может её потерять.
- Теперь ты в мою сторону и не посмотришь, - сказал он.
- Я и тогда в твою сторону не смотрела, - ответила Замша, и пошла в управление руководящих кадров, оформлять документы.
Пока Жук городским транспортом добирался до гостиницы, Замша её уже покинула. Дежурный администратор успокоил его, сказав, что Замша улетела самолётом два часа назад. Он собрал свои вещички и поехал на вокзал.
Всю ночь в поезде Жук не сомкнул глаз. Он думал. Но думал он не о своём фиаско с назначением: как пришло, так и ушло, не было, и не надо, семь лет мак не родил, и голоду не было... Он никогда в большие начальники не рвался. Ему и в маленьких было хорошо... Он думал о Замше. Как она теперь себя поведёт с ним? Жук не задавал себе вопрос - влюбился ли он в неё. Но с ней было так легко и просто, никаких условностей, никаких запретов, никаких ограничений... Перед ним проплывали сцены трёх последних дней... Вот она раздевается... ходит нагишом по номеру, на одной ноге волочатся трусы... Жук наклонился, бережно снял их. Она смеётся: «Всегда надо снимать только с одной ноги, чтобы не забыть в гостях... Или не перепутать, если находишься в компашке... А то наденешь чужие, а потом дома оправдывайся». Вот тогда бы её и спросить о муже, да куда там, она повязала трусы ему на шею и попыталась сесть сверху... Какой там муж! Жук года два приучался есть столовыми приборами, а Замша за одну ночь научила его есть руками... Да что там есть, точнее сказать - жрать! Вот так бы всю жизнь!
Жук только открыл дверь своей квартиры, как на него сразу навалился надоевший культ жены. Плащи на тремпелёчках, шляпы все в коробочках и сложены в рядок. Обувь в шкафчике. Ложка для женских туфель, ложка для мужских ботинок, полотенце для лица, для рук, для ног, для... Чушь какая-то! Ещё не войдя в комнату, Жук был уже на взводе. Нарочно бросил плащ на тумбочку. Туфли оставил у порога. Пиджак повесил на стул... Вошёл в комнату. Кровать заправлена под линеечку, книги сложены в стопочки... К чему всё это? Разве в этом смысл жизни? Окончательно доконала его кухня. Его не было дома пять дней, жена не знала, когда он вернётся, но на столе стояла чашка кофе и бутерброд с его любимым швейцарским сыром. А самое отвратительное и невыносимое было то, что от кофе поднимался пар, хлеб был свежий, а сыр - влажный на срезе, как если бы бутерброд сделали минуту назад!
Резким движением руки смахнул всё со стола. Чашка разбилась об пол, бутерброд рассыпался на части. Жук зашёл в спальню и, не раздеваясь, лёг в кровать. Жена не заставила себя ждать, явилась через пять минут, будто отлучалась к соседке. Она подошла к мужу, положила тыльную сторону ладони на его лоб. Жук убрал её руку, встал с кровати, ржавым взглядом уставился на ненавистную жену: чёрная юбка, чёрная кофта с белоснежным воротничком, короткая стрижка, осиная талия... Даже не комсомолка... Пионерка! Как ему это осточертело! Он вспомнил серую юбку Замши, каскадом свисающий на живот свитер...
Жена, словно прочитав его мысли, спросила:
- Что, какая-то шлюшка потрусила над тобой юбкой?
Жук влепил ей пощёчину.
- Неужели юбка была мятая и грязная?
Не помня себя от ярости, он ударил её ещё раз.
- Значит, и трусы у неё были несвежие!
Это было уже слишком. Он ударил её в третий раз.
- Выходит, то была действительно грязная шлюха!
Жук набросился на жену с кулаками, бил до тех пор, пока удерживалась на ногах. Если бы она его попросила, сказала, хоть одно слово, попыталась защититься, он тут же прекратил бы. Но она, такая хрупкая, тонкая, слабая, мужественно терпела его побои и упала лишь тогда, когда сознание покинуло её, ноги подкосились, и она не смогла стоять.
Жук выместил на ней зло за все пятнадцать лет супружеской жизни и был горд собой. Всё правильно. Так и надо. Только это надо было сделать раньше. В то время, когда она только начала порабощать его, посягать на свободу, лишать его своего «Я»... Но ничего. Лучше поздно, чем никогда.
Жук зашёл в кухню, выпил стакан коньяку. Ранее нелюбимый клоповый запах напомнил Замшу. Пил ещё и ещё, пока не опустошил бутылку, продолжая накручивать себя, оправдывать свой поступок, но по мере того, как алкоголь затуманивал его мозги, он всё отчётливее понимал истинную причину своего зверства.
Когда хмель вовсю разбушевался в теле, в мозгах наступило прояснение, и он вдруг понял: бил он жену за то, что она была права! Как ни хотелось её очернить, как ни старался оправдать первую побочную любовь, всё равно получалось так, что жена права! В его голове, как в кино, отчётливо всплыл тот эпизод: он лежит на ковре, лицом вверх. Замша стоит над ним, лодыжками ног крепко сжимая его голову... Он тщетно силится разглядеть серую полоску её трусов в сумерках образуемого замшевой юбкой колокола... Потрусила юбкой... Сказала так, будто подглядывала из соседней комнаты... И тут юбка сползает по её ногам, поясом задерживаясь на коленях, образуя эллипсоидную трубу... Да, эллипсоидную, он отметил это, когда упивался прелестным видом её ног... Но вот юбка скользит ниже, из трубы превращаясь в хомут на его шее, обдавая его терпким запахом женского тела... Он продолжает свои исследования - наблюдения, и в этот момент, как по мановению волшебной палочки, раскрываются на бёдрах застёжки, и трусы падают ему на лицо, перехватывая дыхание и приводя его в экстаз...
Да, жена точно определила причину его поведения. Ну и что! Он пятнадцать лет прожил с ней, и ему ни разу не попались на глаза ни её трусы, ни бюстгальтер... Он понятия не имел, когда она их стирала, когда меняла, где сушила... Однажды на работе коллеги рассказали анекдот: шах, за какую-то услугу, решил подарить русскому свой гарем. Тот отказался. На вопрос шаха, почему, ответил: «Я представил, что в моей ванной комнате сохнут сто трусов». Все смеялись, а когда Жук спросил, что здесь смешного, в чём смысл анекдота, все рассмеялись ещё больше... Все эти операции жена проделывала втайне от него... Ну и что, помогло? - злорадно ухмыльнулся Жук.
Сознание ускользало, хмель опять завладел им... А, может, мне нравится самому снимать... А, может, я люблю несвежие... А, может, мне надоело путаться в твоих пеньюарах... А, можжеееттт...
Сколько проспал, Жук не помнил. Проснулся утром, в своей кровати, на ослепительно белых, выглаженных простынях. Он был раздет. Одежда, как обычно, висела в шкафу. Приняв душ, побрился, оделся. Бреясь, поймал себя но мысли, что Замша любит небритых мужчин, но одна щека уже выбрита, и он побрил другую. Зашёл в кухню. На столе стояла чашка кофе, бутерброд с сыром.
С удовольствием откусил сочный сыр, запил глотком горячего кофе. Потом только пришла запоздалая мысль: в качестве протеста отказаться от еды. Но бутерброд уже надкушен, да и голод давал о себе знать, и он доел его. Хотел сделать и оставить на столе такой же, но делать бутерброды не умел, жена сразу поняла бы его хитрость. И потом, это выглядело бы по-детски наивно... Посетовал, что её нет дома, надо было решить вопрос о разводе и размене квартиры. Если раньше он считал, что с этим будут трудности, то после вчерашнего инцидента жена, конечно же, противиться не будет. Детей у них не было, и сложностей он никаких не ожидал.
Выходя из квартиры, бросил взгляд на портрет жены. Ему стало жаль и её, и себя. Её - за то, что избил, себя - за то, что проявил недостойную мужчины слабость. И бросать её жаль. Он-то себе уже нашёл спутницу жизни, а кому она нужна, такая зануда?
Придя на работу, застал в своём кабинете начальника ЖЭУ 28.
- Я вас уже второй день поджидаю, - сообщил он.
- Какой у вас вопрос? - спросил Жук.
Начальник ЖЭУ подал приказ: «Начальник планово-экономического управления отстранён от занимаемой должности в связи с переходом на другую работу... Начальник ЖЭУ 28 назначен начальником управления... с сего числа... дата... подпись Замши!
- Постойте, постойте, на какую такую работу? - Жук ничего не понял. - Я никуда не перехожу!
- Это вы так думаете. А там думают иначе, - он ткнул пальцем в потолок, точно так, как это делал шеф.
Именно с этого жеста в душу Жука запало сомнение. Он позвонил Замше, попал на референта. Тот долго не соединял. Когда Жук изрядно перепсиховал, его соединили с Замшей:
- Лев Михайлович, ты уж извини, что так получилось. Все перестановки были сделаны с учётом твоего назначения, которое, как тебе известно, сорвалось. Так что, если не побрезгуешь, у меня есть одно тёпленькое местечко, начальником ЖЭУ 28. Эта должность пока свободна. Подробности тебе расскажет Матвеич, новый начальник Планово-экономического управления, он и в курс дела тебя введёт, десять лет был там начальником.
По щелчку в трубке Жук понял, что разговор окончен.
- Ну, давай, вводи в курс дела, - обратился он к Матвеичу.
- Не мне тебя, а тебе меня надо вводить. Ты ведь начинал с ЖЭУ. Но, одно я уполномочен тебе сообщить, если ты ещё не знаешь. Хотя лично я считаю - придуриваешься.
- Ну-ну, - на манер шефа проговорил Жук.
- Замша твоя... Она не твоя! Она всю жизнь была пассия шефа. Один ты об этом только и не знал.
- Быть такого не может!
- Как хочешь... Меня уполномочили, я тебе об этом поведал. А дальше сам смотри, как тебе поступать.
- Она его не любит. И он её не любит.
- Это они тебе сказали?
- Это я понял без слов. По тому, как равнодушно она на него смотрела... И как на меня набросилась...
Жук понял, что сболтнул лишнее:
- Подожди, а ты откуда знаешь?
- Ты же сам сейчас сказал, что она на тебя набросилась.
- Ты до этого знал... Откуда?
- Я же говорю, все знали, кроме тебя.
- Это про шефа, допустим, знали. А про меня откуда?
- Мне Замша всё рассказала. И тебе велела передать, чтобы ты её больше не беспокоил.
- Она не могла такое сказать.
- Могла. И сказала. Все знали, какой ты телок, потому тебя и выбрали. На забой.
- Какой такой забой?
- Ну, из зоны когда двое бегут, третьего на забой берут, чтобы в пути сожрать. Понял?
- А я при чём?
- Ты в школе, какой язык учил?
- Английский.
- Я спрашиваю, какой твой родной язык?
- Русский, разумеется.
- Ничего не разумеется, если ты своего родного языка не понимаешь!
- А ты мне понятней объясни, я пойму.
- Ладно, делаю последнюю попытку. Вот ты умный, всё знаешь...
- Как видишь, не всё.
- Ну, больше всех. Объясни мне, неграмотному, как можно необразованную, некультурную бабу, с купленным дипломом инженера-строителя, протянуть в Генеральные директора такого крупного объединения, как наше?
- Её никто не собирался ставить Генеральным директором. Она выдвигалась на должность главного инженера.
- Это тебе так хочется думать. А мы все знали, и с интересом следили за развязкой. Я с шефом даже поспорил на ящик коньяка, что у него ничего не выйдет. Как видишь, проспорил. Весь фокус заключался в том, чтобы ты клюнул.
- Кого клюнул?
- Ты что, всё ещё не понимаешь? Или не хочешь понимать? Кончай корчить из себя дурака... Когда шеф с Замшей ударились в бега, тебя решили с собой взять, чтобы в пути сожрать. Все места уже тогда были поделены, и тебе с самого начала предназначалась должность начальника ЖЭУ 28. Кроме тебя это колесо никто не мог сдвинуть с места. Тут нужен был такой человек, чтобы и по анкетным данным подходил, и по способностям, и на Замшу клюнул, и правоту свою не стал доказывать, смирился с поражением. Ты это колёсико с места сдвинул, оно сделало один оборот и остановилось. Каждый стал тем, кем хотел... Кроме тебя, разумеется. А в качестве компенсации тебе на три дня Замшу подкинули.
- Этого можно было и не делать.
- Нельзя. Это ты сейчас так говоришь. А тогда была вероятность, хотя и небольшая, что ты можешь раскрутить это дело в обратную сторону. А когда ты сам в нём погряз...
- И Замша согласилась?
- Она не согласилась. Она сама этот вариант предложила. А мы поддержали.
- А как же телефоны?
- Какие телефоны?
- Разные. Одиннадцать штук, и для жены тоже... Зачем он их мне показывал?
- Для убедительности. Чтобы ты поверил.
- Причём тут телефоны?
- Чудак ты! Попробуй попросить у прохожего десятку. Чёрта с два он тебе даст! А поставь на фанерку три напёрстка, несколько раз крутни, и сотня у тебя в кармане. Эти телефоны - вроде напёрстка. Прикрытие такое, чтобы ты не сомневался.
- Я с женой хотел развестись.
- Ты ей об этом уже сказал?
- Нет.
- Ну, и не говори. Живи, как жил. Скажи, не утвердили.
- Она уже всё знает. И про Замшу тоже. Она всегда всё знает. Так что, развод неизбежен.
- Она у тебя умная?
- По-моему, умная, - похвалил жену Жук. Сейчас ему как никогда хотелось, чтобы она была умная.
- Тогда простит. Умные женщины всегда прощают, - успокоил его Матвеич.
Домой идти было стыдно. А больше - некуда. Жук выпил стакан коньяку, притворился вдребезги пьяным. Придя домой, хотел, было, по привычке, разложить одежду по местам, но злость на Замшу ещё не прошла. Поскольку она была далеко, а жена - рядом, решил разрядиться на ней.
Понимал, что из дома ему уходить некуда, поэтому прежнего запала уже не было. Сбросив ботинки, не спрятал их в шкафчик, но и не разбросал по комнате, а оставил на полу в прихожей. Костюм тоже не бросил на пол, повесил на спинку стула. Притворившись пьяным, не раздеваясь, нырнул под одеяло к жене. Нащупал ногами горячие бёдра, положил руку на талию, притворился спящим. Через некоторое время в самом деле заснул.
Проснулся Жук по звонку заведенного женой будильника. Зашёл в ванную, побрился. На полочке, там, где и всегда, лежала выглаженная белоснежная рубашка, галстук с уже завязанным узлом, - Жук не мог их завязывать, и это делала жена, - чистые плавки, майка, носки и платок. Принял душ, оделся в чистое. Выходя из ванной, услышал, как захлопнулась входная дверь: жена ушла на работу. На всякий случай заглянул в кухню. На столе дымилась чашка горячего кофе, и лежали бутерброды с его любимым швейцарским сыром...
Субретка http://www.proza.ru/2010/01/30/1096