Даже старожилы крошечной треугольной площади не взялись бы сказать, как давно доски с объявлением «Сдаётся внаём» торчали за низеньким штакетником, и если они когда-то и стояли прямо, то в очень далёкие времена. Нависая над оградой каждый под своим углом, щиты с надписями сильно напоминали топоры, падающие один за другим на головы прохожих, хотя так и не смогли ни разу отсечь от общего потока ни одного будущего нанимателя. Впрочем, никакого особенного потока и не было — он начинался дальше, в паре сотен шагов отсюда, за лабиринтом переулков и доходных домов, которые выросли за время, пока стоял старый дом, и совершенно скрыли его от глаз. Да и стоять ему, похоже, оставалось лишь до истечения сроков аренды, когда хозяева земли решат расчистить участок.
Из замшелой кладки красных кирпичных стен выступали короны, сцепленные руки и прочие лепные символы страховых компаний, давно уже разорившихся. От низкой входной калитки, которая многие годы служила качелями юному поколению обитателей этого глухого уголка, осталась лишь верхняя перекладина, и двор превратился в проходной. Заколоченные окна первого этажа пестрели меловыми каракулями, а вода с крыши соседнего дома стояла на дорожке лужами. Шансы найти жильца, по-видимому, не оправдывали даже затрат на поддержание в пристойном виде объявлений — слова уже читались с трудом.
Уже полгода Олерон бывал здесь по меньшей мере дважды в день, направляясь из своего жилища туда, где снял комнату для работы, и возвращаясь обратно. До сих пор покосившийся «топор» ни разу не попадал ему на глаза — возможно, потому, что идти было удобнее по другой стороне площади. Но однажды утром ему пришло в голову свернуть и пойти мимо разбитой калитки и изрытого лужами дворика, где торчали щиты. Помимо имени агента и объявления, явно написанного ещё во времена детства Олерона, на доске значилось, что ключ можно получить в доме номер шесть.
Отдельная квартира и комната для работы требовали куда больших расходов, чем может себе позволить писатель, не имеющий независимого дохода и при этом не привыкший потакать вкусам публики. Вдобавок приходилось регулярно вносить некоторую сумму за хранение мебели, оставшейся от бабушки, не говоря уже о том, что книга, которую хотелось почитать на ночь, то и дело оказывалась на рабочем столе в полумиле от спальни, а нужное для работы письмо или справка — в кармане другого пальто, висевшего дома на вешалке. Хватало и других неудобств. Вот почему, наткнувшись на ветхую доску с объявлением, готовую упасть на голову, Олерон оглядел чахлые кусты бирючины вдоль фасада, поднял глаза на пустые закопчённые окна второго этажа, крытую свинцом крышу с каменным карнизом и некоторое время стоял, задумчиво пощипывая гладко выбритый подбородок. Затем, снова бросив взгляд на доску с надписью, медленно направился через маленькую площадь к дому номер шесть.
Постучав, он подождал минуту-другую, но ответа не дождался, хотя дверь была открыта. Поднял руку, чтобы постучать снова, но тут на пороге появился длинноносый мужчина, одетый по-домашнему.
– Я призывал благословение Господа на нашу трапезу, – хмуро объяснил он.
Олерон спросил, нельзя ли получить ключ от старого дома, и носатый скрылся за дверью.
Снова он появился минут через пять, что-то пережёвывая – очевидно, то самое, на что призывал благословение, и заявил, что ключ потерялся.
– Только зачем вам ключ? – хмыкнул он. – Наружная дверь не заперта, а остальные толкните посильнее, и все дела. Если вздумаете снять, заходите, я и есть агент...
Писатель снова пересёк площадь, миновал разбитую калитку, спустившись на две ступеньки, и прошёл по дорожке к старинной широкой двери. За порогом направо ступеньки вели вниз в просторный подвал, а наверх шла широкая лестница с резными перилами, красивая, но очень грязная. Стараясь не касаться стен и перил, Олерон поднялся на площадку второго этажа и оказался перед заколоченной дверью, которая и в самом деле легко поддалась.
Побродив четверть часа в пустых комнатах, Олерон не стал подниматься выше. Он вышел из дома и снова навестил нового знакомого.
– Вы можете сказать, какова арендная плата?
Агент назвал сумму, сравнительная умеренность которой легко объяснялась заброшенностью места и плачевным состоянием строения.
– А нельзя ли снять только один этаж? – осведомился Олерон.
– Это к ним... – пожал плечами носатый.
– К кому именно?
Агент дал адрес юридической конторы на Линкольнс-Инн.
– Можете сослаться на Баррета, это я, – добавил он.
Работы в тот день было много, и Олерон лишь назавтра добрался до поименованной конторы, где ему первым делом предложили купить дом целиком, выложив пятьдесят фунтов сразу, а остальное выплачивая по частям. Убедить хозяев, что он не желает получить в пользование ничего, кроме одного-единственного этажа, удалось лишь через полчаса. Собеседник долго мялся и кряхтел, выражая крайнее сомнение в правомерности подобной сделки, но после долгих уговоров смягчился, выставив непременное условие, что объявление о сдаче останется висеть, а в случае, если найдётся клиент на всё строение, временное соглашение будет автоматически расторгнуто. Справедливо считая такой исход крайне маловероятным, Олерон обещал дать окончательный ответ в течение недели. На следующий день после работы он снова посетил старый дом, обошёл его сверху донизу и довольный отправился домой принимать ванну.
Комнаты, которые он почти уже считал своими, нравились ему чрезвычайно. Отмытые и перекрашенные, обставленные бабушкиной мебелью, они должны были выглядеть просто очаровательно. Олерон побывал на складе, чтобы освежить в памяти список своего имущества и сделать необходимые измерения, и отправился договариваться насчёт ремонта. Как назло, работы было невпроворот, и писатель очень жалел, что объявление не попалось ему на глаза несколькими месяцами раньше или позже. Тем не менее, выгоднее получалось отложить пока все дела, чтобы переехать как можно скорее.
Через две недели стены второго этажа, выкрашенные в белый цвет с нежно-кремовым оттенком, вполне просохли, и Олерон вплотную занялся меблировкой. Он вдохновенно прикидывал, как лучше расставить бабушкины вещи: лаковый буфет, наполненный фарфором – Дерби, Мейссен, Споуд, широкий раскладной шератонский стол, длинные низкие книжные полки, которые пришлось дополнить двумя специально сделанными копиями, стулья, шеффилдские серебряные подсвечники, чеканные металлические вазы с цветочным орнаментом.
Предмет за предметом занимали свои, будто им одним предназначенные места вдоль деревянных стенных панелей, сияющих свежей краской, или в оконных нишах с низкими встроенными креслами, создавая ощущение покоя и радости, недоступное разумению нынешних строителей. Высокие потолки были расписаны старинным звёздным узором в сдержанных тонах, и даже литые чугунные украшения каминной решётки напоминали своим изяществом ювелирные украшения.
Олерон довольно потирал руки, останавливаясь то в одной светлой комнате, то в другой, чтобы лишний раз насладиться красотой отделки.
– Чудесно, чудесно! – повторял он. – Интересно, что скажет на это Элси Бенгоу!
Американский замок с засовом окончательно отделил жилые помещения от остальной части дома. Теперь, чтобы почитать в постели, за книгой достаточно было сходить в соседнюю комнату. В небольшой квадратной прихожей уютно уместилась вешалка для пальто и шляп. Олерон часто думал, как необыкновенно ему повезло. Прохожие, что заглядывали в сумерках за неровный ряд щитов с объявлениями, могли наблюдать свет за красными шторами, который то вспыхивал, то угасал, когда хозяин с подсвечником в руке переходил из комнаты в комнату, внося последние изменения в обстановку и готовясь возобновить работу, которую переезд так неожиданно прервал.