Ваньке за атаку….
Ваньке за атаку хрен в с…ку. Эту расхожую присказку многие слышали.
Появилась она в Великую Отечественную, подтверждение получила в Афганистане.
Сидели с товарищем, непонятно что отмечали, разговаривали за службу и жизнь. Вот тут-то и возникла эта фраза и сразу потащила за собой воспоминания.
Вспомнился далёкий восемьдесят четвёртый. В феврале я был в отпуске. Один. У жены отдых, как правило, в летнее время, а у меня по военной пословице: «На дворе февраль холодный, в отпуск едет Ванька взводный…».
Куда зимой поедешь? Домой, навестить родителей, посетить тестя с тёщей, помочь им дровишки распилить и поколоть.
Жили они на северной окраине Кировской области. Всего-то до них от Кирова двести, с небольшим, километров, а добираться – сутки потратить.
Выбираться – тоже не в кайф. В районный центр из леспромхоза утром приезжаешь, на автобусе, а поезд в Киров идёт только следующей ночью. Целый день по Опарину скитаться.
Хотя тут тоже дело было – встать и сняться с учёта одним днём. В райвоенкомате.
Район северный, райцентр заштатный. В посёлке населения тысячи три, в районе от силы восемь-десять.
Соответственно, военкомат в бревенчатом домишке, небольшом и покосившемся.
Зашёл. Воскресенье, в военкомате один дежурный сидит. Капитан. Примерно моего возраста.
На кителе тускло «Красная звезда» поблёскивает, в медальной колодке, кроме первого «песка» (за десять лет безупречной службы) планка за «Боевые заслуги». Петлицы у парня чёрные, артиллерийские.
«Ого, - думаю, - капитан-то, похоже, в Афгане был».
Он учётные записи в журнале регистрации делает, в отпускной билет штемпеля «Прибыл», «Убыл» шлёпает и так, ненавязчиво, интересуется:
-Чё имел за учёбу?
-Пушкинское, радиоэлектроники, в семьдесят восьмом, - говорю.
-Може ж, и Витю Константинова знаешь? – Спрашивает он, и вопросительно, из-под бровей и снизу вверх, смотрит на меня.
-И не може, а очень даже, - в тон ему отвечаю, - два года в одной группе учились.
-От же, какое дело, - удивляется капитан, - Витюня – карифан мой школьный.
Встаёт из-за стола, руку протягивает.
-Меня Игорь кличут, - представляется.
-А меня, Саша, - усмехаюсь я.
-Время есть? – Вопросительно смотрит. - Пойдём, языками пошуршим промежду собой.
Делать в посёлке в выходной особо нечего, впереди целый день. Почему бы не поболтать с товарищем училищного приятеля.
Он журналы в сейф положил, ручкой щёлкнул, потом задвижку на входной двери двинул. Пригласил в свой кабинет пройти.
Кабинет по коридору третий, на нём табличка с маленькой цифиркой «два». Помещение, на удивление, большое. Два окна за решетками, по стенам металлические стеллажи с папками, между окнами письменный стол, к нему ножкой буквы «Т» другой, узкий, приставлен. В углу массивный металлический сейф установлен.
Игорь сейф открыл, с верхней полки бутылку водки вынул, банку тушенки и хлеб.
-Не боишься на дежурстве? – Спросил я и пальцем по горлу щёлкнул.
Игорь губами скривился, хмыкнул:
-Кого бояться? Военком на охоте, я его зам. В этой тьму-таракани по воскресеньям никого не бывает. Удивляюсь, как ты-то залетел?
Достал я еды, которую тёща в дорогу собрала. Ватрушек, пирожков, огурчиков солёных, яиц в крутую, сала копчёного, мяса, подвяленного в печи. Одним словом, стол приличный получился, на хорошую беседу.
Первую бутылку быстро приговорили. Под неё и Витю Константинова вспомнили, и училища родные.
Игорь с Витей в школе вместе десять лет учились. Дружили. Жили в Одессе на соседних улицах. После десятилетки Витя на военного инженера учиться подался, а Игорь в местное, артиллерийское, поступил.
Потом Игорь в Центральную группу войск, в гаубичную батарею, служить попал. Оттуда в Афганистан, по замене.
Вторая шла медленнее. Первый кайф отошёл, и вкус к закуске появился. И беседа из отрывочных фрагментов стала больше походить на монолог. Игорь рассказывал неторопливо. Было ему что рассказать. И это теснило его душу, просилось на волю, да, видно, подходящий случай не представлялся. А тут и случай, тот, что надо. И выпивка, и закуска, и слушатель, у которого вагон времени. Много интересного рассказал Игорь…
Я в Афган не желторотым лохом приплыл. Старлея год как получил. Ещё в Германии, в Шверине, из взводных был назначен заместителем командира батареи. Через пару лет и на батарею бы встал. Такие фикусы.
Как попал в Германию служить?.. Сам удивляюсь. Туда без блата залететь, да ещё холостому – редкий случай. Но, верно, кто-то там, наверху, в смысле, на синем небе, кулачёнки за меня держал.
Служил честно и неплохо. Без залётов и пьянок. Не блатной ведь, халявы не бачил. Понимал, чуть, что и вылечу куда-нибудь в Дальневосточный, на китайскую границу.
В конце семьдесят девятого ввели войска в Афганистан, а в восьмидесятом полетели первые замены. Редко, но и в наш полк кто попадал. С боевыми медалями, иногда с орденами.
Первыми сынки загоношились, почувствовали, что в боевых действиях карьеру быстрей и легче сработать можно. И боевые награды вес в обществе придают. Потянулись…
Летом восемьдесят первого кадровик в штаб вызывает. Сразу вопрос в лоб: «В Отдельной сороковой армии послужить не желаешь»? Отвечаю: «Отчего же. Желаю».
Маховик быстро завертелся. Уже через несколько дней предписание в зубах, и чемодан в общежитии собран.
Я проставился, ребята отвальную устроили. На прощание пожелали живым и здоровым оттуда вернуться.
Щас-то бы, раз десять подумал, а нужно ли мне иметь такое счастье? А тогда одни ордена перед глазами стоят, да «Звезда Героя» где-то наверху тускло поблёскивает. А чего, думаю, семьи нет. Убьют – мама погорюет, другим не надсадно будет. А не убьют, вдруг тогда лихая на самый верх вынесет, за мои, личные, заслуги и смелость. А не за жополизство и лизоблюдство.
Полетел. Успел в отпуск, в Одессу, на месячишко заплыть, с маманей повидаться, предупредить, интернациональный долг выполнять еду, и если как, чтобы сильно не убивалась, потому, долг солдатский превыше всего. А для утешения в старости младшая сестрёнка, Дашка, в наличии.
Мудель! Враз не понял, какую гадость ей приготовил, какое шило в сердце вогнал.
Одним словом, улетел. Ташкент – Кабул – Газни. Мотострелковый полк, артдивизион, офицер наведения и корректировки огня.
Обустроился, ребятам водяры житомирской проставил. Оценили и в коллектив приняли.
Потянулись служилые денёчки. Не сказать, что очень напряжённые. У корректировщика своя специфика.
Изучил окрестности, нанёс ориентиры на карты, составил таблицы ведения огня. В рейды по окрестностям выходил с разведротой. Очень хотелось отличиться.
Больше года отслужил, в двух масштабных операциях участвовал, по очистке и освобождению кишлаков, а наград – дуля с маком. Так, пара благодарностей от командира полка, грамота от местных властей. Но, по большому счёту, всё это не серьёзно.
Летом восемьдесят третьего всё же за боевой выход дали медаль «За боевые заслуги». А осенью, перед самой заменой, очень серьёзно попал.
Вышли со взводом в разведку. В сторону Гардеза. В горах кишлак притулился, там база моджахедов.
Басмачи - не дураки. Разведка и у них поставлена. Видимо, с самого момента выхода за нами следили.
Ну, мы тоже не лыком шиты. Связь с полком постоянная, там разведрота в готовности ожидает. Если вдруг окружать начнут наши малые силы, зараз на помощь выйдет.
Поднимаемся в горы. Всё нормально и тихо. В бинокль окрестности рассматриваю, ага, вот площадка подходящая, безоткатки и нурсы установить, для стрельбы по гарнизону. Я её на карте отыскиваю и пометочку на будущее.
За склон перевалили. Полк из прямой видимости выпал. Как-то бздошно сделалось, будто оторвались от чего-то родного. Наши по связи в два раза чаще вызывать принялись. Пока в поле зрения у них были, не очень они волновались, а исчезли, так и они же ж забеспокоились.
Мне и самому тоже не по себе стало. Да ладно, думаю, на следующую горушку залезем, с неё уже и кишлак хорошо должен быть виден. Осмотримся, ориентиры и координаты для стрельбы занесём и домой слиняем.
До горушки километр с небольшим, идти, правда, через зелёнку. Пошли. Впереди дозор, сзади дозор, всё по правилам разведки. Во взводе ребята отчаянные подобрались, тоже хотят, если не орден, так хоть медаль заработать.
Поднялись на вершину. Всё верно, кишлак как на ладони, до него, ну, пара километров. Рассматриваю кишлак, пометки делаю и обнаруживаю, что и нас, похоже, заметили. На плоской крыше одного из домов группа людей стоит, в нашу сторону руками показывают. Дорога вдалеке запылилась, несколько машин с вооружёнными людьми к нам помчалось.
Я по рации в полк сообщаю, мол, высылайте подмогу, полагаю, охота на нас началась.
Отвечают, не волнуйтесь, разведрота выходит, батальон, если ж что, на усиление снаряжается, артдивизион огнём в любой момент поддержать готов. Отлегло на душе. По дороге расстояние меньше пяти километров. И медленно пойдут, успеют.
Сержант подбегает, докладывает, мол, сзади, в зелёнке, две группы духов обнаружены, цепью в нашу сторону поднимаются, от гребня отрезают. Я чертыхнулся, сам помчался смотреть на духов. Точно, поднимаются, чурбаны бородатые. Немного, человек двадцать.
Приказал взводу рассредоточиться, круговую оборону занять, но огня пока не открывать. Те, что от кишлака на машинах ехали, спешились за километр и тоже в нашу сторону движение начали. И их десятка три, не меньше.
Тут уж мне репу чесать время приспело. Можно сказать, по дурости моей вляпались. Силы превосходящие, минимум вдвое, а ещё по рации сообщили, в разведроте БТР на фугасе подорвался, и помощь нам запаздывает.
Прикинул наши силёнки. Не ахти. Налегке вышли, без броников, всего две ПКашки, на каждый по двести пятьдесят патронов, автоматы – по четыре рожка, пять с подствольниками, гранат несколько. Негусто с вооружением и боеприпасами, максимум, минут на двадцать активного боя.
Предупредил ребят, чтобы укрылись, огонь только по команде, и передал координаты артиллерии. Батарея гаубиц дала пристрелочный. Подкорректировал. С третьего раза положили неплохо. Залегли духи, пережидают.
Наши ещё несколько залпов дали и затихли. Спрашиваю, чё за дела? Отвечают, осколочные с воздушным подрывом остались, фугасы закончились, сейчас, мол, со склада доставят. Воздушные подрывы применять нельзя, расстояние до нас малое, если чуть ошибутся, своей картечью накроет.
Огонь затих, моджахеды ожили, полезли. За несколько минут приблизились к нам метров до четырёхсот-пятисот. На соседней горушке ДШК установили, наладились нашу вершину обстреливать, от машин миномётами ударили.
Закрутилось у нас веселье. Мины свистят, всю душу до яиц вынимают, крупнокалиберные очереди увесистые камни сшибают. Херовато для нас дела оборачиваются.
Передал координаты, батареи дали несколько залпов, и по горушке с ДШК, и по миномётам. Пулемёт, похоже, накрыли. Замолчал, зараза. А миномёты после первых выстрелов духи на машины погрузили и в другое место перевезли.
Наши по рации передают: «Ребята, держитесь! Разведрота снова начала движение, минут через двадцать-тридцать точно будет, и ещё две роты на БТРах выходят.
В этот момент сзади, от гребня, началась стрельба. Из подствольников пару раз бухнули. Перебежал туда. А там духи метров до ста расстояние сократили. Ещё бросок-другой, и до рукопашной дело дойдёт. От кишлака несколько человек перебросил на эту сторону, приказал - жёстко экономить патроны и к рукопашной готовиться.
Отбились вроде там, а духи снова минами засыпать стали. Ещё обнаружилось, духи, которые от кишлака наступали, уже в каких-то двухстах метрах от нас. От горушки, где ДШК был, тоже группа подымается. Получается, в кольцо взяли.
Подозвал сержантов, нарисовал ситуацию. Ребята доложили, легкораненые появились, и патронов мало осталось. Пришлось честно сказать, на батареях осколочно-фугасных нет, и только пока шрапнелью засыпать могут.
Духи миномётный огонь усилили, решили за огненным валом наступать. Обучились, пидарасы!
Чуть огонь приутих, и сразу с двух сторон полезли, видимо связь между группами держали. Ребята одиночными бьют или короткими очередями, лишь ПКашки чуть длиннее хлещут. Со стороны дороги за хребтом грохнуло, столб чёрного дыма поднялся. По рации передали, ещё БТР на фугасе подорвался. И приказ, хотя бы полчаса продержаться.
Жопа! Песец! Чем держаться?! Как?! Одно порадовало – у духов наступательный пыл пропал. Вроде погибшим воинам ислама прямой путь к Аллаху проложен, да что-то не сильно спешат по этому пути пройтись.
Отбились мы и на этот раз. Затихло слегка.
Я живых и здоровых собрал вокруг себя. Почти половина от взвода осталась. Патронов, в лучшем случае по рожку. Сказал, чтобы под валуны, в расщелины какие прятались, потому, как на самый крайняк на себя огонь вызывать буду.
Покурили, попрощались друг с другом, разошлись к моджахедовскому штурму готовиться. За духами не залежалось, через несколько минут с трёх сторон полезли.
Активно наступают, верняком, подкрепление к ним подошло. Наши то с одной, то с другой стороны кричат – патроны кончаются.
Всё! Не остаётся ничего другого, как огонь по себе вызвать. Крикнул, чтобы ребята прятались. По рации передал координаты нашей горушки, сказал, мол, стреляйте, иначе в плен заметелят, отбиваться нечем.
Зашелестели снаряды, голубое небо окуталось белыми шапками разрывов, картечь противно завизжала. Слышно было, как духи заверещали.
Я за валунами залёг. Боком повернулся, и тут же удар в живот. Сознание померкло.
Очнулся, яркое солнце в глаза бьёт. Показалось, на броне куда-то везут. И снова провалился.
Потом в себя в Кабуле пришёл. Лежу в палате, вокруг ребята шастают, раненые. Рядом стойка с капельницей. Видно, как прозрачная жидкость из воронки капает. Жарко, пить хочется, язык словно и не мой. Бесчувственным куском мяса весь рот занимает. Промычал что-то и снова выпал.
В следующий раз уже в Ташкенте очнулся, там и долечивался. Результат - грустный: тяжёлое полостное ранение, удалена часть кишечника, печень задета. Когда до ВВК дошло, хотели в чистую списать. Еле упросил, чтоб ограниченно годным оставили. Вот, имел за счастье в эту дыру попасть…
Он саркастически ухмыльнулся и добавил:
-А може, и не так всё плохо? На гражданке-то кому бы, и в каком качестве был бы нужен?
Там, в госпитале, подженился. Жена, Маринка, там же долечивалась. Она тоже через Афган прошла.
Как только ходить немного начал, на улицу, в скверик, выполз. Смотрю, там женщина на скамейке сидит, в больничной пижаме. Нога перемотана бинтами. Сигаретку покуривает.
Симпатичная, фигуристая, это аж через больничную одёжку определить можно. Присел рядом, разговорились.… У неё ранение, можно сказать, лёгкое, две недели на долечивание и на выход.
Ещё пару раз с ней встречались, за жизнь кашу размазывали. Я ей цветочки с клумбы подарил, короче, закрутилось у нас.
Потом она при госпитале служить осталась, а когда расписались, со мной сюда служить поехала.
Всё бы ничего, хорошая девка – Маринка, и жена хорошая, заботливая. Только есть меж нами одно «но». Когда ещё в госпитале лежал, такое про неё слышал… Ну, ты понимаешь, слухи, они впереди тебя гарцуют. Мол, прошла она и хим, и дым, огонь, и воду, и… Мол, у неё в верхах покровители… Такое, вот, дело.
Недавно награды нам пришли, и что обидно, ей «За службу Родине…» - трёху, а мне всего лишь «Звёздочку» дали. Поневоле задумаешься…
Так вот и живём. Детей нет… Маринка говорит, это я, навроде, виноват, вроде как функция надпочечников нарушена…
В этот момент раздался звонок. Игорь поспешил к входной двери. Вернулся с молодой, красивой женщиной. В руках она держала армейские судки для еды и сумку.
-А вот и жинка моя, Марина, - представил женщину Игорь.
-По какому поводу пьёте, мальчики? – Спросила она и укоризненно глянула в мою сторону.
-Представляешь, Марин, - ничуть не смущаясь, ответил Игорь, - Саша – однокурсник по училищу карифана моего, Вити Константинова.
Она снисходительно посмотрела на стол с закусками и ворчливо проговорила:
-Игорь, ты же знаешь. Тебе всего этого нельзя. Ты же сам себе могилу роешь! Как понять-то этого не хочешь! И для чего я тогда стараюсь, диетическое питание тебе готовлю?
Я понял, моё присутствие здесь как бы лишнее. Собрался и вышел на улицу.
Через пять лет служба свела нас с Витей Константиновым в новой части. От него я узнал, Игорь демобилизовался по состоянию здоровья. С Мариной развёлся. Вернулся в родную Одессу, женился. Теперь у него две дочки растут, его дочки…
А Марина?.. Про неё совсем другая история.