Иван Сечкин не помнил, как вернулся вчера с рыбалки. Без рыбы, без удочек, в чужом грязном бушлате и, к тому же, с простуженным горлом. Просвистев жене Галине что-то невнятное и едва раздевшись, упал рядом с диваном в гостиной и сразу уснул.
Сон был бесчувственным как кома, а пробуждение ворвалось режущими отголосками действительности. Первая неприятность была в том, что Иван не смог уложить свой шершавый язык между пересохшими дёснами, а голова гудела, словно разорённый улей.
- Гала! – страдальчески позвал Иван жену, но она не отозвалась. Он неуклюже поднялся и двинулся в сторону кухни: где-то там, в недрах холодильника, должно быть лекарство сорокаградусной выдержки.
В шестиметровом аквариуме кухни, за большой стеклянной дверью, металось грузное тело Галины. Она ловко и почти одновременно занималась несколькими делами: жарила румяные котлеты на большой сковороде, мыла посуду и при этом что-то бубнила. Ее трубный голос перекрывал лирическую мелодию, льющуюся из старенького магнитофона.
Сечкин стоял в нерешительности. До лекарства не добраться, а вот проблемы со здоровьем можно увеличить. Норов супруги в минуты нервного расстройства крут, а то, что она вне себя, свидетельствовали хаотично-подпрыгивающие бигуди на её голове.
Переминаясь с ноги на ногу, Сечкин незаметно стянул грязный носок, который, как улика, остался лежать у дверей кухни. Шлёпнув себя с досады по животу резинкой от трусов, понуро зашагал в ванну.
Бодрящая влага льющаяся из душа приводила организм Ивана в состояние жизнеспособности, а возникшая взрывоопасная ситуация в семье уже не казалась такой отчаянной. Но! Вопли любимой супруги говорили о другом повороте событий.
- Ах ты, кот блудливый, еще и территорию носками решил пометить?
Кризис семейных отношений набирал обороты, как разбушевавшийся смерч. Галина, которая знала, что в любой момент может воспользоваться разводом, представила эту идею, словно бомбу замедленного действия.
- Сил моих больше нет, - причитала вконец расстроенная женщина.
Сечкин тихо сидел в ванной комнате и наблюдал в дверную щель за агонией супруги. Ему и впрямь хотелось выпить. Он страсть как не любил домашние скандалы и предпочитал лишний раз отмолчаться, дабы любое его лишнее слово не увеличило красноречие супруги.
Галина срывала с головы металлические бигуди и швыряла их в разные стороны. Грудь под ярким домашним халатом вздымалась как меха концертного аккордеона и суровая музыка нижних регистров женского тенора заполняла углы гостиной.
Улучшив момент, Иван юркнул в маленькую кухоньку и прижался к холодильнику. Холод металла пробирался сквозь махровый халат. Галина не долго шуршала и гремела за дверями супружеской светелки - не прошло и пары минут, как она в ондатровой шубе, с чемоданом в руке со скоростью торпеды пронеслась в прихожую.
После щелчка дверного замка в квартире стояло несколько минут тишины. А потом послышался звон, будто кто-то попал в оконное стекло – это разбилась вдребезги семейная жизнь Ивана Сечкина. На улице перекликался капелью март, а в открытую форточку врывалось оголтелое чириканье воробьёв.
После ухода жены из всех щелей просачивался дух свободы. Можно курить в комнате, не выходя на лестничную клетку, шаркать тапками по полу, не поднимая ног, включать на полную громкость телевизор и не переживать, что это кому-то не понравится, беспрепятственно метить территорию носками и даже напиться – всё равно! Вот от этого ВСЁ РАВНО – Ивану становилось как-то не по себе.
Сечкин всегда пребывал в радужной уверенности, что для поддержания здорового микроклимата в семье достаточно выполнять не сложные функции. Не забывать про день рождения супруги, дарить букетик цветов на восьмое марта, отдавать всю зарплату и тщательно вытирать ноги перед входом в квартиру.
Его жизнь без Галины пронеслась в мозгу как сценарий телепередачи «Последний герой». Впереди только многоточие и знак вопроса.
Кто, кроме его Галки, может проворнее разложить пасьянс из просушенных носков – да так, чтобы все пары сошлись, и не осталось невостребованных. А кто может переплюнуть Галочкины кулинарные шедевры? Одни поджаристые, пышные котлетки чего стоят. Песня! Сечкин отлип от холодильника и ткнул вилкой в остывшую котлету. Кусок не лез в горло, а воспоминание о семейной жизни кружило, словно назойливая муха. А кто после приговора терапевта: радикулит, мог стать крепостью и надёжным плечом?
- Галочка! - вопль вырвался сам собой из душевных недр Ивана. Он рванул в прихожую. Тело обмякло. Он не заметил, как стал биться головой об входную дверь.
На лестничной клетке послышалась возня, а в замочной скважине скрежет ключа. Галка, обливаясь потом и грузно отдуваясь, ввалилась в квартиру. В одной руке чемодан в другой батон. Ондатровая шуба меховой палаткой громоздилась на теле женщины, а песцовая шапка, как грелка кипятила мозги.
Никогда ещё Сечкин не был так рад видеть жену. Вся семейная жизнь пронеслась перед его глазами за эти полчаса.
- Галинка?!
- Вот за хлебушком сходила, - супруга протянула батон Ивану и смущённо улыбнулась.
За стенами квартиры бушевал солнечный март, а на семейном древе Сечкиных робко пробивалась свежая поросль взаимных нежных чувств.
Любовь это загадка, не правда ли?