Стоны, плачи, вагонный смрад!
Нет никаких надежд и ожиданий,
Со скрипом нас несет куда-то?
Прочь от узких улиц, свадеб и свиданий.
Черный еврейский поезд! Как змея -
Украл и тащит в подземелье
МИРОЗДАНИЙ!
В лагерный мир униженных страданий,
Терпенья непрестанного и вечного!
Нам.
Быть может отдохнем мы от обстрелов?
И унижений за колючею стеной - там
В осеннем городе Бердичеве,
На площади, где неизвестность
Черная нависла тяжеленною парчой?
Где шли мы среди жаркого и солнечного дня,
В одеждах теплых, ватниках, пальто.
И где плевали в нас из толпы соседи наши,
И проклинали в след, нет все не то, не то,
Забыть, Не то!!! То – день вчерашний!
Куда везут нас эти исправные вояки?
Где уготовили нам отдых от войны они?
О, Господи! Ох, если б только знали мы,
Что ждет нас!
Мы б согласились ездить без остановок
Всю жизнь в вагоне смрадном, и не пить воды!
И не питаться вовсе! Нас поезд уносил,
Скрипя колесами тележки ржавой
В ад жарких печных труб, и пепельную осень.
Состав остановился, со скрипом двери отворились.
Мы свежий утренний вдохнули воздух, хорошо, прохладный!
У нас за время путешествия в вагоне кто-то умер?
Да и неважно, это младенец, он не узнает
Больше горя, успел он к Ангелам уйти!
Мужчины строгие, в духах, в серой и опрятной форме!
В фуражках с высокою тульей!
Переговаривались отрывисто и бойко,
С презрением и исподлобья смотрят на нас
И словно делают в уме расчетливо раскрой.
- АХТУНГ, ЮДЕН!
Выходи, стройся!
оставить вещи!
раздеться!
Быстро, Быстро! Юден!
Отрывистый и краткий, как удар хлыста,
Отрепетированный и внушающий страх,
Трепет и страх, раздался громогласный голос офицера.
Площадь, и на ней остатки детских вещей: сандалик, кукла, тетрадь.
Чьи это вещи, где эти дети?
И подозрение, ушедшее за черные ворота,
Тупым и ржавым страхом режет сердце!
Сладко от ужаса, и просит уж душа
Скорейшей смерти.
Прислушайся, живой, прислушайтесь, живые!
Верьте!
Нас раздевают, строят в четыре молчаливые колонны.
Ведут по мокрому и желтому песку, где множество
Оставшихся чужих следов прошедших ранее в газовню!
В жизнь вечную, и это сковывает волю страхом,
Безупречно!
Ведут нас по аллее, а по краям ее такие стройные красавицы,
Приветливые сосны - нас провожают молча,плача вслед смолой!
К двери 2Х2, а собаки динго лаят озверело: А -Р -Р -Р -Р!
И кого попало намертво хватают, и рвут их мясо.
А у ворот встречают двое в черном.
В руках у одного - с лицом из камня, железная труба,
Он ей с размаху бьет по головам входящих,
Разбивая в кровь и с хрустом черепа.
В руках другого, длинного с грязными щеками,словно в саже?
Сабля, он рубит ей людей, располасал он ей
Белые женские тела и хохочет - одержимый!
И всех нещадно заталкивают плотно-плотно
В тесную комнату, как в душевую, последний душ?
Заказывают музыку и запускают газ, закрыв за нами дверь
в вечность.