После гибели Несса для кентавров настали тяжёлые времена.
Геракл озверел. Он начал убивать всех подряд. И пример с него брали его приятели и поклонники. Кентавров стали преследовать даже там, где раньше не было ни столкновений, ни поводов для вражды. Человечья засада могла застигнуть двусущностного и на горной звериной тропе, и у речки, и в диком ущелье, где люди сами не жили и не пасли свой скот.
Но когда Геракл погиб (умер ли он окончательно или был вознесён с погребального костра на Олимп – для нас неважно), стало даже хуже, чем было при нём.
Геракл, по крайней мере, ещё помнил, что когда-то являлся к Хирону за мудрым советом и по-приятельски пировал с приветливым Фолом, – и его беспощадность объяснялась тем, что он не просто видел в кентаврах равных себе соперников, но отчасти и питал к ним нечто вроде тайного страха, сколь ни странным покажется приложение этого слова к неустрашимому сыну Зевса. Он знал, что кентаврам дано и открыто нечто, не доступное его собственному разуму, и оттого ненавидел их сильнее, чем прочих смертных соперников: так чернь ненавидит тех, в ком чует иную породу.
Остальные двуногие, никогда не общавшиеся с нами по-дружески, и с детства слышавшие о нас лишь самые гнусные россказни, безоговорочно приравняли великий и вольный народ к обычным диким животным, которых дозволено убивать без малейших сомнений и с чистой совестью.
О том, что былое взаимное уважение, пусть и смешанное с настороженностью, сменилось нерассуждающей ненавистью, свидетельствует отвратительная по своему содержанию роспись на греческой вазе, изображающая Геракла и богиню победы, Нику, едущих на колеснице, запряжённой четырьмя – явно взятыми в плен – кентаврами. Возможно, художнику заказали именно этот сюжет, который был ему в глубине души противен – и в итоге гротескно искажёнными оказались лица не только подневольных кентавров и потерявшего человеческое обличие Геракла, но даже и легкокрылой прекрасной богини, похожей здесь на скорчившуюся обезьяну (или ей самой торжество сына Зевса над разумными существами казалось неправедным?)..
Кентавры тут, очевидно, оказались жестоко принуждёнными к позорному занятию, и выполняют его в буквальном смысле из-под палки – уж не знаю, что нам ними такое сотворил непобедимый герой, чтобы осуществить этот апофеоз глумления. Ничего похожего на весёлое буйство Дионисовых празднеств, где захмелевшие братцы сами везли колесницу весёлого бога, пританцовывая и поигрывая на рожках и лирах, в этой росписи нет.
http://kentauris.livejournal.com/38205.html
Естественно, у Геракла нашлась тьма подражателей, и кентавры, чтобы дать им отпор, были вынуждены защищаться.
На самых древних изображениях стычек людей и кентавров ясно видно, что по-настоящему вооружены только люди, а их противники отбиваются, кто чем может – камнем, дубиной, а то и попросту копытами и кулаками (я про это уже писала). После того, как сдержанное дружелюбие переросло в откровенную и обоюдную ненависть, моим предкам пришлось научиться пользоваться луком (лук был нам давно известен, но применялся лишь во время охоты), дротиком, длинным копьём, сучковатой палицей, – всем, чем владели в то время двуногие.
Пока схватки носили характер мгновенно выспыхивающих рукопашных, как в битве с лапифами, успех бывал переменным – подчас с поля боя бежали именно люди.
http://kentauris.livejournal.com/52087.html
(Ирина Розентулер. Битва кентавров)
Но спустя недолгое время двуногие воины научились объединяться в войска и вырабатывать определённую тактику, иногда действительно искусную и хитроумную. И тут кентавры, не знавшие ратного строя и не привычные к чётким совместным действиям под единым командованием, стали нести потери и постоянно проигрывать – а затем отступать, отступать, отступать…
(Ассос в Малой Азии. Кентавромахия)
Никаких переговоров с нашими вождям люди не вели и ни на какие уступки не соглашались. Боги (главным образом Зевс) внушили двуногим, что именно они – полновластные хозяева срединного мира, и доколе человечество чтит богов, оно может поступать со всеми прочими существами по своему усмотрению – хоть совсем уничтожить, хоть поработить, – бессмертные даже слова против не скажут.
Да чего было, собственно, ждать, если люди в течение многих веков покупали, продавали и безжалостно истребляли своих собратьев? Институт рабства в той или иной мере существует и в наши дни, а уж сколько жесточайших расправ творилось лишь потому, что у жертв не такой цвет кожи, разрез глаз или даже фасон наряда – исчислению не поддаётся. Что бы там двуногие не твердили о «животной» сущности кентавров, им следовало бы помнить, что ни у каких животных нет ничего похожего на рабство и тем более на тотальное уничтожение особей своего (да и чужого) рода по чисто умозрительным мотивам: не так думают, не так говорят, не так выглядят, не так ходят, – и вообще «не такие»…
Даже столь важный мотив, как древность происхождения, никогда не останавливал человечество, если речь шла о земном господстве. Наиболее совестливые из двуногих с ужасом ведут учёт реликтовым существам и растениям, безвозвратно истреблённым «царями природы». И если в глухие праисторические и архаические времена эти злодеяния отчасти объяснялись и в какой-то мере извинялись глубочайшим невежеством храбрых «героев», убивавших последних драконов, последних сфинксов, последних пещерных медведей, последних мамонтов, дронтов, морских коров и кого там ещё – то теперь оно не может служить оправданием, ибо вымершие с помощью человечества существа описаны и исчислены, но мартиролог продолжает расти.
Впрочем, я говорю не о всех безвинно погибших живых существах, а о собственных предках, так что вернёмся к повествованию.
Не желая подчиняться власти Зевса и уж тем более отвергая верховенство людей, кентавры, таким образом, сами оказались вне законов – и божеских, и человеческих.
Переигрывать что-либо было уже поздно.
Да и не согласился бы никогда великий и вольный народ утратить свою свободу.
Потому борьба продолжалась.
На большей части заселённых людьми земель Эллады моих предков либо истребили, либо выгнали на самые скудные, каменистые, болотистые и пустынные почвы, где ничто не росло и где трудно было укрыться от зимней непогоды или летнего зноя. Ведь только весной какая-нибудь пустошь казалась цветущим раем; летом там всё выгорало, а источники пересыхали, – зимою же свирепствовал ветер с дождём и снегом. Даже самый неприхотливый скот не выдерживал таких испытаний. Оголодавшие и обозлённые кентавры с отчаяния принимались грабить соседей, учиняя набеги на деревни, опустошая сады и угоняя коз, овец и бычков.
Извечная разобщённость кентавров не позволяла им объединиться, чтобы постоять за себя. Но, даже если они бы решились на это, момент был упущен: возглавить их оказалось уже некому. Самых воинственных, смелых и притом хорошо знакомых с людскими обычаями вождей Геракл и Тесей уничтожили (впрочем, как и самых мудрых). Время гонений, к несчастью, не породило среди кентавров великих умов и душ, сравнимых хотя бы с Асболом, Петреем и Фолом, не говоря уже о Хироне. Или, может быть, выдающиеся кентавры продолжали рождаться, но их уже некому было терпеливо воспитывать в надлежащих понятиях, да и не стали бы юноши слушать призывавших к осторожности стариков – они рвались в бой и – вскорости погибали, не успев никак проявить свои умственные или политические дарования.
В так называемом цивилизованном мире кентаврам была объявлена беспощадная война не на жизнь, а на смерть.
Именно тогда в греческое искусство в изобилии проникли сцены яростных схваток с кентаврами. Эти сцены изображались повсюду, и любой человек видел их вокруг себя и на обычной посуде (амфорах, ойхоноях, кратерах, киликах), и на красивых безделушках (резных печатках, перстнях, пряжках), и на мозаичных полах городских гимнасиев, бань, пиршественных залов, и на мраморных саркофагах, и на стенах и фронтонах храмов: храма Зевса в Олимпии (то-то царь богов был доволен!), Гефестейона и Парфенона в Афинах, храма Аполлона в Бассах, храма Афины в троадском Ассосе…
Все эти прекрасные произведения искусства изображали, как двуногие беспощадно расправляются с нами.
http://kentauris.livejournal.com/158967.html
(Храм Аполлона в Бассах, рельеф «Битва кентавров и лапифов»)
Если же вдруг встречалась сцена, в которой верх над человеком брал кентавр, то это было, пожалуй, ещё хуже для нашего племени: такие сюжеты, вроде гибели Кенея, лишь распаляли жгучую ненависть к нам, выставляя нас как зачинщиков всех столкновений (а это было неправдой).
Самые расхожие мифы твердили о том, что кентавры дики, свирепы, вероломны и похотливы.
Как будто тогдашние эллины сплошь отличались кротостью и целомудрием (я уж не говорю про Геракла – взять хоть семейку Атридов)…
И как будто между людьми и кентаврами никогда не бывало ни лада, ни дружбы!
Исключение в этой сплошной вакханалии ненависти и клеветы делалось лишь для Хирона, который был, с человеческой точки зрения, ничем не опасен: он уже не мог ни вмешаться в происходящее, ни разоблачить клеветников, ни выступить в защиту неправедно обвинённых. Однако в заслугу Хирону ставили прежде всего то, о чём он на склоне лет, скорее всего, сожалел: его дружбу с Гераклом и обучение всяких неблагодарных щенков вроде Ясона и Актеона.
А новому поколению эллинов ежечасно внушали: хочешь прославиться как Геракл и Тесей и снискать благодарность сограждан – найти и убей кентавра. Даже если кентавр обитает где-то в далёких горах. Всё равно: найди и убей.
http://kentauris.livejournal.com/77962.html
(Битва лапифов и кентавров. Античная мозаика из Музея в Сан-Антонио)
О, сколько случалось в те годы несчастий, бед и трагедий!
Смерть в бою была хотя бы честной и праведной. Но ведь нас пытались, взяв в плен, использовать как тягловый скот – и благороднейшие кентавры гибли от ударов бичей и тычков стрекал, не желая сносить унижения…
А как ужасна была судьба кентаврид, попадавших в грязные лапы двуногих! Их не просто насиловали, а, связав, случали на скотном дворе то с ослами, то с жеребцами, то даже с быками, чтобы посмотреть, какое будет потомство!..
После этого кентавриды переставали есть и пить, предпочитая уморить себя голодом, если уж им не послано более пристойной кончины…
А маленькие кентаврята, которыми торговали как живыми игрушками! Как только они начинали взрослеть, их, словно скот, отправляли на бойню, ибо взрослые кентавры – опасны… Впрочем, некоторых любимцев кастрировали, ибо нрав у них тогда становился покорным и незлобливым… Но это были уже не кентавры.
http://kentauris.livejournal.com/98383.html
(Том Дарем. Мул)
Конечно, узнавая про подобные случаи, кентавры старались выручить попавших в беду соплеменников или отомстить за поруганных и погибших – и тем самым ещё больше усугубляли и без того безжалостные гонения.
Наконец, нас осталось так мало, что надо было думать уже не о войне или мщении, а о спасении нашего народа.
Мир без кентавров мог стать реальностью.
Ни одного кентавра не жило больше в Аттике. Всего несколько семей заканчивало свой век в беотийских болотах. Близ Микен и Коринфа кентавры лет сто уже не появлялись, хотя в горных лесах Арголиды кое-кто ещё обитал. Ну, и так далее: в каждой области были свои особенности, – где-то хуже, где-то чуть лучше, – хотя в целом положение наше выглядело плачевным.
И вожди немногих пока ещё уцелевших племён Эллады созвали народ на собрание, которое решено было устроить в Аркадии, где гонений на нас было меньше всего по причине труднодоступности горных троп и не слишком густой заселённости этой страны человеками. Кроме прочего, аркадцы среди прочих людей сами считались диковатыми мужланами, а это значило, что они ещё помнили о родстве всех разумных земных существ, чтили нимф, дружили с сатирами и старались не слишком притеснять соседей-кентавров.
Созвать великий и вольный народ оказалось непросто.
Но с помощью лесных братцев, взявших на себя обязанности гонцов, понемногу дело сладилось, и спустя несколько месяцев совещание о нашей дальнейшей судьбе началось.
Печальное то было зрелище, но и величественное в своём роде – единственное собрание всех племён и родов великого и вольного народа кентавров за всю историю его присутствия на земле Эллады.
Пришли, конечно же, не поголовно все (это было немыслимо, да и не нужно), но большинство племён прислали хотя бы одного представителя – кто старейшину, кто, напротив, молодого вождя, кто пожилую мудрую кентавриду, кто безвестного юношу, способного незаметно пробраться по тайным тропам.
Собрание вышло долгим и тягостным, но не бесплодным.
Большинством голосов кентавры решили, что во имя спасения нашей крови, нашей чести и наших обычаев нам надлежит добровольно покинуть Элладу, которая много тысячелетий была нашей родиной – и разойтись по земле во все стороны, кому куда выпадет жребий или кому куда пожелается. К тому же была надежда, что где-то мы встретим собратьев. Привёл же с собою Дионис кентавров из Азии – стало быть, и в других краях могут встретиться области, населённые нашим народом.
Думаю, это было достаточно мудрым поступком, хотя в том случае приходилось выбирать не между хорошим и лучшим, а между плохим и худшим.
Уходить единым потоком было бы в какой-то мере спокойнее и безопаснее, но лишь на первых порах. В дальнейшем это могло обернуться и враждебностью населения в новых местах обитания. Любой бы из человечьих народов схватился за оружие, столкнувшихся с толпам пришлых существ инакой природы. Кроме того, движение огромной орды неизбежно сопровождалось бы и другими напастями, вплоть до внутренних ссор, эпидемий и нехваткой еды. Каждое из племён до какой-то степени подчинялось собственному вождю, однако не собиралось безоговорочно выполнять чужие приказы, а единых властителей у нас никогда не бывало и так и не появилось впоследствии. Может быть, мы давно уже не великий народ, но по-прежнему вольный, и ни один кентавр не подвластен и не подотчётен другому.
На том собрании было принято несколько важных законов, одобренных всеми и продолжающих действовать до сих пор.
Первым был закон о равномерном расселении по земле (в греческом языке для этого есть особое слово – «диаспора», которое, однако, приобрело смысл скорее горький, чем утешительный).
Вождям показалось разумнее предпринять исход, разделившись на племенные и родовые союзы – только так можно было надеяться, что хоть часть народа спасётся, и кому-нибудь из собратьев повезёт найти край, где жизнь окажется безопасной, сытной и благоприятной для наших привычных занятий. О том, где такой край мог бы находиться, были немалые споры, и в итоге решили, что каждое племя вправе искать удачу там, где захочется.
Второй закон провозглашал свободу выбора кровных связей.
Было разрешено, опять же во имя сохранения рода, сочетаться браками с иносущностными, потому что иначе небольшое племя могло начать вырождаться из-за нехватки подходящих пар для союза. Браки с сатирами, нимфами и даже людьми становились отныне законными и даже желательными, если никакого иного способа передать потомкам кровь, дух и память кентавров не возникало и не предвиделось. Дети же кентаврид, рождённые вне брачных союзов, полностью приравнивались к законным и считались кентаврами.
Наконец, была дана торжественная всеобщая клятва в том, что отныне ни один кентавр никогда не убьёт другого умышленно, памятуя о том, что нас мало, а врагов наших много, и все мы – великое древнее племя, которому суждено пережить олимпийских богов.
Естественно, уйти захотели не все.
Полного единодушия среди нас никогда не бывало.
Остались в привычных местах обитания совсем пожилые кентавры, собиравшиеся умереть на земле своих предков. Остались и некоторые молодые, связанные любовными и брачным союзами с нимфами, поскольку нимфы, будучи божествами здешних мест, не могли от них далеко отлучаться. Остались, наконец, те, которым выпало счастье иметь благосклонных двуногих соседей (так обстояло дело во Фракии и в лесистых частях Македонии, – впрочем, ни та, ни другая область не считалась собственно Элладой и даже в классическую эпоху оба царства слыли варварскими). Остались те, кого судьба занесла некогда на острова, и теперь они не могли бы оттуда выбраться, не прибегая к услугам двуногих с их кораблями – а несколько печальных попыток такого рода, когда кентавров, взошедших на борт, продавали в рабство, бросали в море или попросту убивали, научили нас быть недоверчивыми.
Поэтому и после исхода в Элладе, особенно на окраинах, оставались теперь уже не племена и не роды, а отдельные семьи кентавров или ведшие отшельничью жизнь одинокие старцы.
Но большая часть народа ушла.
Понемногу, частями, в разных направлениях, кентавры покидали землю, которую изначально считали своей.
И лишь много позже мы поняли, чего навеки лишились...
Что же, единственным утешением ныне может служить то, что наша жертва оказалась не напрасной, и вековые усилия Хирона по воспитанию двуногих не пропали втуне – его имя всё-таки не было ни забыто, ни оклеветано, а полученные от него знания продолжали передаваться из поколения в поколение среди потомков Асклепия и Аристея, равно как (из уст в уста, а потом и из свитка в свиток) – среди учеников и адептов Орфея.
Ничего, равного эллинскому искусству и эллинской мудрости по возвышенной красоте и гармонии духа, в Европе более не появлялось. Разве что в музыке, однако тут свою роль сыграли не только наследники Орфея, но и обретшие человеческий облик кентавры.
И поэтому, оглядываясь назад при прощании с породившей их землёй, мои предки изрекали слова сожаления, а не проклятия.
Мы по-прежнему любим её, хоть она была к нам несправедлива и неблагодарна.
Но ведь матери тоже бывают разными.