Немтырь. На таежной тропе

Владим Сергеев
             Петляет, вьется между кедров заснеженных едва приметная тропка - лыжня, оставленная отцом при обходе дальних угодий. Час за часом тянется подъем. Кажется – нет ему ни конца, ни края. Дальний путик. Дня три, а то и четыре уйдет, пока обойдешь заваленные снегом дорожки, петляющие в густом кедраче. Мягко скользят подбитые камусом лыжи. Неслышный, ритмичный шорох шагов, да вздохи деревьев, стряхивающих пушистые подушки снега со своих, натруженных временем, плеч. Маленький комочек, свалившийся с ветки у вершины, подталкивает другой, и - летит вниз, стряхивая все новые массы снега, рушится искрящейся в лучах полуденного солнца лавиной.
 
             Не по-зимнему мягкая, теплая погода, тишина, нарушаемая лишь падающим снегом да шорохом лыж и скрипом легонькой нарты - с пожитками и запасом провианта.
Немного надо таежнику - сухари, соль, припас ружейный да дюрханы, свернутые сейчас в тугие свертки приторочены к нарте. Размерен и ровен шаг идущих - спешить некуда, да и не нужна спешка в тайге. Мигом собъешь дыхание на дальней тропе, запыхаешься, начнешь глотать воздух широко распяленным ртом, застужая горло и легкие. Неутолимая жажда заставит хватать на ходу снег, жевать его, в тщетных попытках добыть влагу. Результат - надсадный кашель, боль в груди и -  возвращайся к избушке, пить отвары таежных трав, леча простуду.
 
              Отец идет впереди. За весь путь неблизкий ни разу не сбился с шага, не остановился. Сейчас с беспокойством озирается он по сторонам, часто оглядывается на четко прорезавший небо силуэт далекого горного хребта. К закату клонилось солнце, когда выбрались они с отцом на перевал. Неширокая, едва прикрытая плотным, слежавшимся снегом, седловина. Несколько кедров, искореженных ветрами и морозами, цепляются корнями за промерзшую, каменистую почву. Стебельки редкой, жесткой как проволока, травы, клонятся под никогда не стихающим, порывистым ветром. Бесконечная череда горных хребтов вдали и черная стена молчаливых, настороженно замерших кедров внизу.
 
              Спуск занял гораздо меньше времени и сил. В основном катились по склону, оседлав крепкие палки, притормаживая ими на крутых местах. Уже в сумерках отец повалил две сухостоины, сдвинув их одну на другую, запалил костер. Чаевничали в полной тьме, едва освещаемой костерком. Густой чай с толканом – мукой из грубо молотого, жареного ячменя, - и еда и питье, быстро утоляет и голод и жажду.

              Завернувшись в дюрханы - одеяла из козьих шкур, уснули как убитые, утомленные дальней дорогой. Затемно встал отец, приладил над огнем чайник, плотно набив его снегом. Время от времени подбрасывая снежок, озирался тревожно. Непонятное беспокойство, бередившее душу еще вчера, ожидание чего-то тревожило и его, Немтыря. Он не слышал, как шуршали комья снега, валясь с густых хвойных лап, как все чаще вздыхали облегченно ветви, освобождаясь от гнета. Звуки доносились до него мягкими волнами потревоженного воздуха. Отец все чаще поглядывал на увал, с которого они спустились - на фоне сияющей утренней синевы он виделся необыкновенно четко.
 
              Они едва тронулись в путь, когда оттуда, сверху, донесся невнятный шум. Остановившись, смотрели на быстро темнеющее, набрякшее свинцовой тяжестью, небо, а шум становился все плотнее, он уже плыл над  урочищем густым рокотом, а тут, внизу, безмятежная тишина нарушалась только шорохом падающих снежных комьев.
 
              - Буран идет... - В голосе отца не было беспокойства, да и о чем беспокоиться старому таежнику? - с собой запас толкана, оружие, спички. Морозные ночи не страшны, когда спишь, завернувшись плотно в дюрхан. Внизу, в ущелье, не страшен ветер, сюда долетит только отзвук бурана, да если развернет ветер, дунет вдоль урочища - все одно, мало горя - под пихтой отсидятся в тиши.
 
                Одно беспокоит - в такой буран не пройти перевалом, а кругом - по ущелью, на неделю затянется путь, да и ловушки - сколько зверя порвет воронье  да  коршуны…
 
                Обернулся, ободряюще глянув на сына, торопливо двинулся по тропке, внимательно оглядываясь кругом, отыскивая спрятанные ловушки. Трех хороших соболей взяли они, пока светлое пятно солнца поднялось на полдень.
 
                Сменился ветер - теперь порывы его все чаще трогали вершины кедров, обрушивая вниз кучи снега, а еще через час пурга вовсю бушевала по распадку, превратив окружающее в воющую непроглядную пелену. Эту ночь они им пришлось провести под здоровенной пихтой, в уютной тишине снежной пещеры у комля дерева. Снаружи бесновалась вьюга, а здесь, под густыми лапами, плотно засыпанными снегом - ни дуновения.
 
                Буран кончился уже под утро.  Сразу повеяло стужей. В заваленной снегом яме мороз ощущался не так сильно, как снаружи, однако  его колючие лапы проникли и сюда. Отец, проснувшись, осторожно, чтобы не разбудить сына, выбрался из-под дерева, пробив лаз лыжной палкой. Ощутимо потянуло холодом.
 
                Морозное утро искрилось мириадами крохотных снежинок. Шорох, едва слышный в звенящей искрящейся тишине - шорох замерзающего снега. Почти невидимые глазу снежинки сыпались в заполонившем пространство безмолвии. Пар от дыхания замерзал на усах и ресницах. Промчавшийся ночью буран стряхнул снег с хвои, и сейчас зелень иголок на глазах обрастала инеем, превращая деревья в сказочные растения ослепительной белизны.
Ветер помог в заготовке дров - сломанные сухие ветви торчали из-под снега, и через несколько минут пламя костра нехотя облизывало закопченые бока котелка, набитого снегом. Еще через час они продолжили обход ловушек. Скованный морозом лес. Непрерывный шепоток снежинок, шорох лыж по сыпучему снегу вязнут в густой стуже.

                Еще пару соболей они успели вытащить из капканов. Отец не стал обдирать их, свернув головы, уложил в заплечный мешок и продолжил обход.  Мороз крепчал. Раскатистый щелчок выстрелом прокатился над полянкой – не выдержал, лопнул от мороза ствол дерева. К вечеру треск лопающихся деревьев раздавался почти непрерывно. На привал остановились раньше, чем обычно. В плотном, колючем воздухе казалось не оставалось уже кислорода для дыхания.  Шапки, брови, ресницы - все было густо покрыто изморосью, лицо отца превратилось в маску из инея.
 
                И на этот раз отец выбрал место для ночлега под заваленной снегом пихтой. Долго раскапывал лыжиной яму около дерева, пока Саша собирал хворост и пилил на длинные чурки сушину, поваленную бураном.
 
                А мороз крепчал…