Кампания 1941 года. Глава 107

Григорий Макаров 2
                Глава СVII


    Вечером 30 августа генерал Баграмян с группой офицеров штаба Юго-Западного фронта выехал из Прилук в Чернигов, в штаб 5-й армии генерала Потапова. Оперативная обстановка на правом фланге фронта быстро менялась, притом в худшую сторону, и Кирпонос послал начальника Оперотдела к Потапову, чтобы на месте провести рекогносцировку. Армия Потапова в целом благополучно отошла на левый берег Днепра, однако и здесь, в междуречье Днепра и Десны, она сразу оказалась в обстановке не менее опасной, чем была на правом берегу Днепра.
    Неприятности на правом фланге Юго-Западного фронта начались в последней декаде августа, когда пал Гомель, а танковый авангард Гудериана оказался в опасной близости от переправ на Десне в том месте, где между правым флангом Юго-Западного фронта и левым флангом Брянского фронта имелся ничем не прикрытый стык. Нельзя сказать, чтобы командование Юго-Западного фронта не видело возникшей угрозы. Ещё 18 августа Кирпонос двинул вновь сформированную под Киевом 293-ю стрелковую дивизию на север, чтобы прикрыть юго-восточный берег Десны на участке Короп – Пироговка – Шостка, а когда 20 августа Ставка, отреагировав на телеграмму Жукова, приказала  Кирпоносу прикрыть этот участок целой армией, была учреждена 40-я армия, в которую помимо 293-й дивизии были включены 135-я стрелковая дивизия, 2-й воздушно-десантный корпус, 10-я отдельная танковая дивизия Героя Советского Союза генерала Семенченко и 5-я противотанковая артбригада. Во главе армии Кирпонос поставил генерал-майора Подласа, занимавшего в штабе фронта должность инспектора пехоты. Реально приступить к выполнению боевых задач армия смогла лишь 28 августа, когда уже произошло событие, для предотвращения которого армия была создана: 26 августа танки Моделя перешли Десну в районе Новгород-Северского, а уже 27 августа Модель перевёл на захваченное предмостное укрепление 100 танков, артполк и два полка мотопехоты и развернул наступление на Глухов. Командование Юго-Западного фронта узнало о немецких танках у себя в тылу лишь утром 28 августа, когда их обнаружили на выезде из Глухова разведчики 10-й танковой дивизии. Кирпонос приказал генералу Подласу немедленно развернуть стрелковые дивизии и противотанковую артбригаду на рубеже севернее Конотопа и Бахмача и преградить дорогу танкам, а силами 10-й танковой дивизии контратаковать, отбить у противника Глухов и Шостку и восстановить связь с левым флангом Брянского фронта. В 6 часов утра 29 августа 10-й мотострелковый полк 10-й танковой дивизии контратаковал 3-ю танковую дивизию Моделя в районе Шостки, а 19-й танковый полк атаковал авангард Моделя в городке Воронеж (10 км южнее Шостки) и освободил населённый пункт. В это самое время разведка Подласа донесла о форсировании штурмовым отрядом 10-й немецкой мотодивизии Десны в районе Коропа, и командарм, не успев сменить танкистов в Воронеже пехотой и артиллерией, бросил 19-й танковый полк на Короп. Подлас полагал, что 10-й мотострелковый полк, перерезавший дорогу Шостка-Глухов, не позволит танкам Моделя вернуться в Воронеж  до подхода пехоты и противотанковой артиллерии. Пока танки 19-го полка ликвидировали немецкий плацдарм в районе Коропа, Модель подтянул резервы и, бросив в бой 100 танков, оттеснил с дороги 10-й мотострелковый полк. Отступление разбитого полка прикрыли танки 20-го танкового полка 10-й танковой дивизии, а танки Моделя к утру 30 августа вновь заняли никем не прикрытый Воронеж. Так с калейдоскопической быстротой менялась обстановка на флангах 40-й армии. И без того непростая ситуация на правом фланге Юго-Западного фронта усугублялась ещё одним обстоятельством. 21-я армия генерал-лейтенанта Кузнецова, переданная с ликвидацией Центрального фронта Брянскому и уже ослабленная выводом из её состава 3-й армии, оставила Гомель. Откатываясь под ударами 2-й немецкой армии на юго-восток, она никак не взаимодействовала с 5-й и 40-й армиями Юго-Западного фронта, следствием чего стал беспрепятственный выход четырёх пехотных дивизий 2-й немецкой армии с севера к Чернигову. 30 августа генерал Потапов доложил Кирпоносу, что с трудом удерживает противника силами двух стрелковых дивизий в 15 километрах севернее Чернигова. Поняв, что над правым флангом фронта нависла серьёзная угроза, требующая незамедлительной реакции, Кирпонос отправил Барграмяна на рекогносцировку в Чернигов. 
  Проследовав через Нежин и Колычовку, ранним утром 31 августа бронемашина Баграмяна остановилась у въезда на мост через Десну на южной окраине Чернигова. Здесь в бронемашину сел ожидающий Баграмяна штабной офицер из штаба Потапова. Над городом клубился густой чёрный дым: эскадрильи немецких бомбардировщиков атаковали город одна за другой, сбрасывая тяжёлые бомбы, от которых рушились дома, и лёгкие зажигалки, от которых занимались пожары. Не дожидаясь окончания налёта, колонна бронемашин проследовала через горящий город к северной окраине, где в лесополосе размещался замаскированный штаб Потапова. Выбираясь из бронемашины, Баграмян увидел, что над Черниговом появились советские истребители. «Юнкерсы» улетели, а истребители обеих сторон завязали воздушный бой, выписывая в небе фигуры высшего пилотажа.   
  Генерал Потапов, принявший представителей штаба фронта в блиндаже, кратко обрисовал обстановку. Удерживая 150-километровый фронт по Днепру, 5-я армия вела тяжёлые бои на флангах – на окуниновском плацдарме и под Черниговом. В результате армия полностью утратила мобильность и сделалась крайне уязвимой для обходного манёвра и удара с тыла. Более того, не получая резервов из штаба фронта, он, Потапов, вынужден всё более ослаблять центр, подтягивая на фланги высвобождаемые таким образом дивизии. Это рано или поздно должно будет кончиться прорывом центра армии и появлением нового немецкого плацдарма на Днепре. Вот и теперь Потапов собирается ехать в Чернигов, чтобы встретить выгружающиеся  из эшелонов стрелковые полки  45-й дивизии и прибывшие из Киева подкрепления – десантников 204-го корпуса. Баграмян предложил не откладывая ехать на станцию и продолжить разговор в бронемашине. Над станцией в Чернигове вновь кружили «Юнкерсы», и несколько эшелонов горели на путях. Пехота, прибывшая из Сум, успела выгрузиться и теперь строилась неподалёку в маршевые колонны. Со станции генералы Потапов и Баграмян поехали в штаб 15-го стрелкового корпуса, где полковник Бланк, герой приграничных боёв, выведший из окружения 87-ю стрелковую дивизию, а теперь командующий корпусом вместо генерала Федюнинского, возглавившего 32-ю армию Западного фронта, заверил Баграмяна, что Чернигова не сдаст. Прежде чем проститься, Потапов просил Баграмяна прислать ему хоть несколько танков и как можно скорее ударить авиацией по наседающей с севера немецкой пехоте. Танков Баграмян не обещал, а бомбардировщики пообещал прислать утром следующего дня, и обещание своё сдержал.
   Когда Баграмян вернулся в Прилуки, всё внимание командования фронтом было приковано к 40-й армии, прилагающей отчаянные усилия, чтобы сдержать натиск Гудериана в междуречье Сейма и Десны. Кирпонос жаловался в Москву на Ерёменко и Кузнецова. В результате Ерёменко, приславший в Ставку победную реляцию о больших потерях Гудериана под Трубчевском, получил 2 сентября отповедь от Сталина: «Гудериан и вся его группа должны быть разбиты вдребезги. Пока этого не сделано, все Ваши заверения об успехах не имеют никакой цены. Ждём Ваших сообщений о разгроме группы Гудериана».
  Штаб Юго-Западного фронта, осознав масштабы угрозы, исходящей от танков Гудериана, слал теперь все подкрепления на север, генералу Подласу, и не сразу отреагировал на тревожное сообщение с юга.    Когда генерал-майор Фекленко, бывший командующий 19-м мехкорпусом, только что принявший командование 38-й армией, сообщил, что 17-я армия противника, переправив штурмовой отряд через Днепр, захватила небольшой плацдарм в районе Дериевки, юго-восточнее Кременчуга, Кирпонос отнёсся к этому спокойно. Поручив Фекленко немедленно ликвидировать плацдарм и пообещав помочь подкреплениями, Кирпонос тут же переключил всё внимание на проблемы терпящего бедствие правого фланга. В первых числах сентября 2-я армия противника форсировала Десну юго-восточнее Чернигова и захватила плацдарм в районе Вибли. Стянутые сюда полковником Бланком два стрелковых батальона 62-й дивизии и части 204-го воздушно-десантного корпуса после нескольких безрезультатных контратак были прижаты к земле немецкой авиацией, буквально повисшей над плацдармом. Кирпонос  приказал Бланку лично возглавить атаку и уничтожить плацдарм любой ценой. Выполняя приказ, полковник Бланк был убит, но приказ Кирпоноса остался невыполненным. Кирпоносу уже было ясно, что нужно было немедленно отводить 5-ю армию за Десну, сдавая противнику междуречье Днепра и Десны, но в Москве об этом не желали ничего слышать. Сталин лишь разрешил Будённому и Кирпоносу снять из Киевского укрепрайона и из 26-й армии по две дивизии, чтобы пополнить оперативные резервы фронта, к этому моменту полностью исчерпанные.
  В отличие от Кирпоноса, маршал Будённый сразу правильно оценил новую угрозу, возникшую на юге. 4 сентября он приказал Кирпоносу немедленно ликвидировать плацдарм Рунштедта у Дериевки. Кирпонос, не имея времени и сил заниматься тремя плацдармами противника и полуокружёнными армиями Подласа и Потапова одновременно, отправил к Фекленко генерала Баграмяна с группой офицеров штаба фронта.
   Чтобы читателю было легче правильно понять события, которым вскоре предстояло произойти на Юго-Западном фронте, рассказ о 38-й армии придётся начать издалека, с того памятного дня 27 июня, когда комиссар Вашугин отправил комиссара Попеля отбивать у немцев Дубно. Когда в два часа пополудни бригадный комиссар Попель двинул ударную группу 8-го мехкорпуса по шоссе на Дубно, а корпусной комиссар Вашугин отбыл в штаб фронта, генерал-лейтенант Рябышев, командующий 8-м мехкорпусом, остался один в своём штабе, развёрнутом в лесу в трёх километрах юго-западнее Ситно. Генерал ожидал прибытия колонн 12-й танковой и 7-й моторизованной дивизий. Штаб Рябышева охраняли несколько танков КВ и Т-34 и десяток мотоциклистов с пулемётами, взятых из из ушедшего с Попелем мотоциклетного полка. Мотоциклисты вели разведку во всех направлениях. Вскоре из штаба фронта прибыл генерал-майор Моргунов. Командующий фронтом направил своего начальника автобронетанковых войск на передовую координировать на месте операции 8-го и 15-го мехкорпусов. От Моргунова Рябышев узнал о встречном ударе мехкорпусов Рокоссовского и Фекленко и об общем плане разгрома авангарда группы фон Клейста концентрическим ударом четырёх мехкорпусов. Не задержавшись в штабе Рябышева, генерал Моргунов выехал в расположение корпуса Карпезо, развёрнутого, по данным штаба фронта, за левым флангом корпуса Рябышева. Больше Рябышев Моргунова не видел. Вечером Попель доложил, что усиленный танковый полк подполковника Волкова из состава 12-й танковой дивизии, первым пришедший из Брод в Ситно и ушедший на Дубно в авангарде группы Попеля, атаковал и разгромил на марше танковый полк и тыловую колонну 11-й немецкой танковой дивизии, продвинулся ещё на 30-35 километров и овладел районом Пелча, а сам Попель с 34-й танковой дивизией и корпусным мотоциклетным полком разбил на марше несколько частей 16-й немецкой танковой дивизии, ворвался в Дубно и занял круговую оборону в ожидании подхода главных сил корпуса. К нему уже прибыл авангард 7-й мотодивизии, опрокинувший немецкий заслон на реке Пляшувка, пересекающей дорогу Ситно-Дубно. Однако с наступлением темноты, когда колонна 7-й мотодивизии, отставшая от авангарда,    подошла к реке, её встретили уже главные силы 16-й танковой дивизии, и пробиться в Дубно полковник Герасимов не смог. Ночь в штабе Рябышева прошла спокойно. Возвратившийся из 12-й танковой дивизии офицер связи доложил, что генерал Мишанин, завершив накануне исполнение прежнего приказа Кирпоноса – вывести танки из боя севернее Бродов и сосредоточить дивизию за позициями 36-го стрелкового корпуса, - ожидает прибытия заправщиков, чтобы, заправив танки и грузовики, приступить к исполнению нового приказа и проследовать скорым маршем за 7-й мотодивизией. Генерал Рябышев вышел из штабной палатки и прислушался. Над лесом стояла тишина. За рекой Пляшувка одна за другой взлетали немецкие осветительные ракеты. Время от времени высоко в небе гудели немецкие бомбардировщики, волнами летевшие на восток. В тылу и за левым флангом всё было тихо. Рябышев был в полной уверенности, что там развёрнут мехкорпус Карпезо и что генерал Моргунов, координирующий операции мехкорпусов, не считает нужным добавить что-либо  к уже сделанным распоряжениям. Если бы генерал Рябышев проявил больше бдительности и выслал на разведку мотоциклистов, он не обнаружил бы у себя за левым флангом ни корпуса Карпезо, ни генерала Моргунова. Но на шестой день войны не так-то просто было проститься с привычной верой в предусмотрительность и мудрость вышестоящего командования.
   Попытка полковника Герасимова, подтянувшего за ночь артиллерию, пробиться в Дубно на рассвете не увенчалась успехом. Не помогли и танки генерала Мишанина, прибывшие на поле боя к полудню. После обеда противник перехватил инициативу. Танковая дивизия Мишанина подверглась массированному налёту пикирующих бомбардировщиков и понесла большие потери в тыловых частях. После артподготовки позиции корпуса Рябышева были атакованы противником. Перейдя к обороне, полковник Герасимов и генерал Мишанин отбили все атаки. Наступила ночь. Со стороны Дубно доносилась далёкая канонада. Рябышев и подполковник Цинченко, исполняющий обязанности начальника штаба корпуса, предположили, что это прорываются навстречу Рокоссовский с Фекленко, и, воспрянув духом, решили утром атаковать. Перед рассветом генерал Рябышев успел несколько часов поспать. Его разбудили гром немецкой тяжёлой артиллерии и вой пикирующих бомбардировщиков. Земля вокруг штабной палатки содрогалась от взрывов. Артподготовка противника была короткой, но сильной. Когда «Юнкерсы» улетели, канонада смолкла и на оглушённых мотострелков и танкистов Рябышева двинулись танки и пехота противника. Завязался жестокий бой. Он был в разгаре, когда 40 немецких танков, обойдя левый фланг Рябышева, нагрянули с тыла в штаб дивизии Мишанина и с ходу раздавили прикрывающую штаб артбатарею. Генерал Мишанин бросил на них свой резерв – три танка КВ и четыре Т-34; генерал Рябышев, наблюдая за ходом боя в бинокль, двинул на помощь Мишанину ещё три танка КВ.  Все 40 немецких танков были уничтожены, из десяти противостоявших им танков 8-го мехкорпуса ни один серьёзно не пострадал. В это время пришёл призыв о помощи от полковника Герасимова: через позиции его мотопехоты прорвались два десятка немецких танков. Генерал Рябышев лично возглавил контратаку, сидя в командирском Т-34, и подбил со ста метров Pz.III. Наступившая ночь застала генерала в штабе Герасимова. Данные корпусной и дивизионной разведки были неутешительными. 8-й мехкорпус был расчленён противником натрое. Все три группы – группа Попеля, главные силы и тыловая колонна – были отрезаны друг от друга и окружены частями по меньшей мере четырёх немецких дивизий – 16-й танковой, 16-й моторизованной, 75-й пехотной и 111-й пехотной. Корпуса Карпезо поблизости не было, оба фланга были полностью открыты. Не было и связи со штабом фронта: прямым попаданием авиабомбы в радиоузел был убит корпусной шифровальщик и уничтожны шифровальные таблицы. Пользоваться рацией для передачи сообщений открытым текстом никто в штабе не умел, да это и было строжайше запрещено. Что было делать Рябышеву? Прежде всего нужно было восстановить коммуникацию и связь с базой операций. Рябышев решил прорываться по шоссе на Броды в юго-западном направлении к высотам севернее Радзивилова, где генерал заранее наметил сильную оборонительную позицию. Там, на высотах, можно было оторваться от немецкой группировки, стянутой к Дубно, восстановить связь, заправиться, а дальше действовать по обстоятельствам. С наступлением темноты колонна 8-го мехкорпуса двинулась по шоссе обратно на Броды. В голове колонны шли развёрнутым строем с интервалом 100 метров 20 танков КВ и Т-34, за ними следовали танковый и мотострелковый батальоны авангарда, штаб и дивизия Мишанина. Мотодивизия Герасимова получила приказ удерживать позицию до 23 часов, после чего следовать за главными силами, прикрывшись арьергардным полком. В 22 часа авангард Рябышева, не меняя строя, атаковал немецкий заслон. Пехота противника частью погибла на месте, частью разбежалась. После этого по корпусной колонне ударила немецкая артиллерия и навстречу, обходя фланги колонны, устремились в контратаку немецкие танки.   Командирский танк Рябышева шёл по шоссе во втором эшелоне, рядом шёл танк генерала Мишанина. Когда начался немецкий артналёт, танк Мишанина остановился и загорелся. Поблизости от него, метрах в шестидесяти, из темноты вынырнул Pz.IV. Рябышев приказал экипажу уничтожить его. Прежде, чем башня танка повернулась, командир корпуса увидел генерала Мишанина. Тот выбрался из горящего танка, спрыгнул на землю и побежал прочь от шоссе в сторону, противоположную немецкому танку. В это время в башню командирского танка Рябышева угодил снаряд, за ним ещё один. Башню танка заклинило. Рябышев приказал экипажу повернуть назад и гнать обратно в сторону Ситно. Вернувшись в штаб Герасимова, Рябышев пересел из Т-34 в более надёжный КВ и снова выехал в сторону Бродов, на этот раз в колонне арьергарда. Отход арьергарда прикрыл мотострелковый полк полковника Черняева. Шоссе уже было под контролем дивизии Мишанина. Генерал Мишанин погиб.  Утром 30 июня Рябышев развернул корпус фронтом на северо-восток на высотах возле Радзивилова, на рубеже Сестринка, Михайлово, Адамов. Прежде всего он установил с помощью мотоциклистов связь со штабом фронта, переведённым из Тернополя в Проскуров (Хмельницкий). Приняв рапорт о последних боях и о понесённых корпусом потерях, Кирпонос разрешил отвести 8-й мехкорпус в резерв фронта.  Прежде чем вывести 2 июля корпусную колонну на шоссе Тернополь – Проскуров, Рябышев провёл ревизию и обнаружил в наличии  43 танка КВ, 31 танк Т-34, 69 танков БТ-7, 57 танков Т-26, 7 танков Т-40, 21 бронемашину, около 2000 единиц колёсного транспорта и более 19000 бойцов и офицеров. Все попытки связаться по радио открытым текстом с группой Попеля не увенчались успехом. Всякий раз на связь выходил офицер немецкой войсковой разведки, представлялся комиссаром Попелем, интересовался местонахождением и планами корпусного командования, но не мог ответить на вопрос, как зовут оставленную Попелем в штабе любимую собаку. Как выяснится впоследствии, и связисты Попеля много раз выходили на связь с мнимым генералом Рябышевым.
   Маршевая колонна, охраняемая тихоходными КВ, медленно продвигалась по забитому беженцами шоссе на Проскуров. Над колонной то и дело появлялись немецкие бомбардировщики. Сбросив бомбы, они проносились над дорогой на бреющем полёте, ведя огонь из хвостовых пулемётов. На дороге возникали заторы. Колонна то и дело останавливалась. Пехота полковника Герасимова, чья дивизия шла в авангарде, сбрасывала в кювет трупы лошадей, перевёрнутые повозки беженцев и обгоревшие остовы грузовиков. Около полудня колонна встала намертво. Генерал Рябышев открыл танковый люк, выглянул наружу и осмотрелся. В дорожной пыли и в дыму, поднимавшемся над колонной после очередной бомбёжки, было трудно что-либо расмотреть. Пришлось отправить на разведку офицеров связи. Вскоре они вернулись.  Впереди в полукилометре дорогу преградили четыре горящих грузовика со снарядами. Беженцы, побросав повозки и скарб, в ужасе бежали прочь от дороги, карабкаясь по крутому склону холма. С другой стороны шоссе тянулось непроходимое болото. Ветер отнёс в сторону дорожную пыль. Генерал Рябышев осторожно наблюдал с почтительного расстояния за пожаром и затруднялся принять какое-либо решение. Наконец механику-водителю командирского танка это надоело. «Товарищ генерал-лейтенант, скорее закройте люк!» - крикнул он. Рябышев не заставил себя ждать, он решил, что танкист увидел в небе немецкий самолёт. Танк взревел мотором , устремился по опустевшему шоссе прямо на горящие грузовики и столкнул их один за другим в болото. Все четыре грузовика погрузились в болотную жижу. Путь был свободен. Генерал Рябышев вытирал со лба холодный пот и ругался последними словами. Так или иначе, дело было сделано и колонна продолжила движение. И снова налетела немецкая авиация. Колонна вновь остановилась. На своём тихоходном КВ командир корпуса догнал бронемашину полковника Герасимова, поменялся с ним машинами, поручил корпусную колонну заботам командующего 7-й мотодивизией, а сам налегке поспешил в штаб фронта, опасаясь не застать его уже и в Проскурове. Опасения генерала были не праздными. В штабе Юго-Западного фронта он застал атмосферу лёгкой паники. Кирпонос, распекавший  кого-то по телефону, увидев на пороге генерала Рябышева, только махнул рукой в направлении кабинета начальника штаба. Генерал Пуркаев, выслушав рапорт, предложил генералу присесть к столу.
  - Положение очень серьёзное. Обстановка обостряется с каждым часом. Штаб эвакуируется в Житомир. Вам надлежит отвести корпус в окрестности Казатина. Но только после того, как по шоссе уйдёт штаб фронта.
  Попросив генерала задержаться, Пуркаев вышел и вернулся минут через двадцать. Воспалённые глаза и осунувшееся лицо начальника штаба свидетельствовали о нескольких бессонных ночах. Положив перед собой на стол часы, Пуркаев попросил Рябышева рассказать по порядку всё, что произошло с его корпусом с первых часов войны. Рябышев только и ждал случая выложить всё, что у него накопилось в адрес фронтового начальства, без толку гонявшего его корусные колонны туда-сюда по пыльным дорогам под бомбёжками. Начальник штаба в ответ лишь устало качал головой.
  - Да. Мы не могли заранее всё предугадать и предусмотреть. Обстановка менялась слишком быстро и, к сожалению, не в нашу пользу. Войска отступают. Бои идут уже в районе Шепетовки. Не хватает сил, времени, умения. Ну, а что касается комиссара Вашугина, то с него теперь не спросишь. Не выдержал он, застрелился. 
   Лишь к утру 5 июля колонна 8-го мехкорпуса сосредоточилась под Проскуровом. Более половины танков нуждались в серьёзном ремонте, для которого в Проскурове не было ни времени, ни необходимых запчастей. Запасы топлива и горюче-смазочных материалов, необходимых для продолжения марша, были близки к исчерпанию.   С трудом выбив у начальника станции  эшелоны под погрузку, Рябышев отправил в тыл 134 танка и пять тракторов, оставив себе лишь грузовики и лёгкие быстроходные танки. После этого он уже налегке привёл колонну на рассвете 7 июля в Казатин. Связи с Житомиром не было. Выехавший в Житомир офицер связи вернулся с полдороги и доложил, что в Бердичеве дорогу ему преградили немецкие танки. Разослав во всех направлениях мотоциклистов, Рябышев узнал от одного из них, что в Виннице находится штаб Южного фронта. Туда и привёл Рябышев свою колонну уже на остатках горючего. Здесь, в штабе генерала Тюленева, он связался наконец со штабом Юго-Западного фронта и получил от Кирпоноса новый приказ: «Отвести 8-й мехкорпус скорым маршем в Нежин. Через Киев проследовать ночью на максимальной скорости без остановки. Один полк мотопехоты оставить генерал-майору Вольскому». Генерал-майор Вольский, новый помощник Кирпоноса по автобронетанковым войскам, прибыл в Винницу в тот же день и принял у Рябышева полк мотопехоты. Кирпонос приказал Вольскому организовать оборону Казатина. Каких-либо других войск у Вольского не было, их ему предстояло собрать на месте.   Заправив топливом танки и грузовики, Рябышев двинул колонну скорым маршем по маршруту Винница-Казатин-Сквира-Белая Церковь-Киев. В ночь на 8 июля корпус достиг пригородов Киева и перешёл по мостам на левый берег Днепра, а к рассвету корпус уже был в Нежине. После многочасовой гонки по дорогам, оказавшейся непосильной для половины танковых моторов - Рябышев оставил неисправные танки на обочине ждать тракторов, пересадив экипажи в грузовики, - командир корпуса валился с ног от усталости. Прежде чем отправиться на квартиру, найденную для него адъютантом, он убедился, что личный состав размещён на ночлег и получает питание. Утром 8 июля Рябышев проснулся в кровати у себя на квартире, разбуженный, как ему показалось, взрывом бомбы. На самом деле это храпел адъютант, спавший тут же на диване. Шофёр командующего, он же денщик, поставил на стол перед генералом бритвенный прибор и доложил, что горячая ванна готова.  Пока генерал решал, с чего начать, прилетели немецкие бомбардировщики, и стёкла в квартире задребезжали от взрывов бомб. Не обращая на них внимания, генерал принял горячую ванну, побрился, а шофёр тем временем сервировал на столе в гостиной лёгкий завтрак. Завтрак подходил к концу, когда позвонил вернувшийся из летнего отпуска начальник штаба полковник Катков и доложил, что командный состав корпуса собран по приказу командующего на совещание. Генерал немедленно выехал в штаб. Командиры доложили о потерях, понесённых на марше. В разгар совещания в комнату вошёл член Военного совета фронта Никита Хрущёв. Он с порога спросил Рябышева, где его танки. Рябышев доложил, что 134 танка и 5 тракторов отправлены по железной дороге на ремонт в Харьков, что нахождение танков и мотоциклистов группы Попеля ему неизвестно и что в настоящее время корпус имеет исправными и готовыми к бою 10 танков и 21 бронемашину. Кроме того, корпус имеет 246 танковых экипажей, 1940 грузовиков, 36 орудий, 46 миномётов, 788 пулемётов, 8 зенитно-пулемётных установок и 19 315 человек личного состава (включая оставленный в Виннице полк мотопехоты).  Выслушав доклад и записав цифры в блокнот, Хрущёв объявил, что прибыл из штаба фронта не из простого любопытства, а для того, чтобы сообщить о дальнейшей судьбе 8-го мехкорпуса.  Мотодивизию Герасимова Рябышев должен немедленно передать в 26-ю армию генералу Костенко. 12-я танковая дивизия, пополненная двумястами пятьюдесятью новенькими БТ и Т-34, останется в распоряжении штаба фронта. Возглавит дивизию и лично проследит за её скорейшим доукомплектованием начальник штаба корпуса. Что касается самого штаба, то отныне он становится штабом 38-й армии, а генерал-лейтенант Рябышев эту армию возглавит. Решение штаба фронта принято на основании директивы Ставки и будет на днях утверждено в Москве.   
        12 июля из Москвы пришла соответствующая директива. Так генерал-лейтенант Рябышев, провоевав три недели, остался без войск, зато был повышен в должности до командующего армией. Остаток июля был потрачен на доукомплектование армейского штаба. В этой работе Рябышеву помогал в качестве члена Военного совета вышедший из окружения комиссар Попель. Работа была далека от завершения, когда 3 августа штаб 38-й армии был выдвинут на левый фланг фронта, в Черкассы. Здесь генералу Рябышеву предстояло принять войска и прикрыть ими  300-километровый участок по берегу Днепра к югу от 26-й армии Костенко, а также переправу и плацдарм в Чекассах на западном берегу. Прибыв в Черкассы, Рябышев в два дня сформировал из вышедших из лесов окруженцев 6-й и 12-й армий, прошедших санитарную обработку, сменивших обмундирование и подвергнутых допросу с пристрастием, сводный мотострелковый полк армейского резерва. Командовать полком он доверил своему брату, майору Рябышеву. 16 августа на позиции Рябышева на реке Ирпень вышел, уходя  на большой скорости от преследования противника, танк Т-34. Найдя мост через реку взорванным, экипаж покинул танк и вплавь добрался до своих. В составе экипажа оказался начальник штаба окружённой 6-й армии комбриг Иванов. Его выдержке, опыту и искусству планирования экипаж и был обязан своим спасением. Переждав дождливые дни в глухом лесу, танкисты сохранили топливо, дождались, когда выглянет солнце, пристроились в облаке пыли в хвост танковой колонны фон Клейста и благопллучно проследовали в ней до нейтральной полосы у Черкасс, после чего оставили колонну и дали полный газ. Рябышев поздравил Иванова с чудесным спасением и отправил на машине к Будённому в Полтаву. Спустя всего десять дней уже сам генерал Рябышев был вызван в Полтаву Будённым. Передав командование начальнику штаба и простившись на всякий случай с комиссаром Попелем (38-я армия только что оставила черкасский плацдарм), Рябышев во власти недобрых предчувствий выехал в Полтаву. В кабинете командующего Юго-Западным направлением за столом сидели Будённый и Хрущёв. Прервав доклад начальника штаба генерал-майора Покровского, Будённый разгладил усы, поинтересовался самочувствием прибывшего генерала и отправил его в штабную столовую обедать. Сразу после обеда Рябышев получил у Будённого приказ Ставки принять у генерала Тюленева командование Южным фронтом. 38-ю армию возглавил Фекленко, также оставшийся в 19-м мехкорпусе без танков.         
    С приходом осени на Украине начались дожди; это затормозило наступление противника, лишив его воздушной поддержки, но одновременно это парализовало возможности  командования Юго-Западного фронта маневрировать стрелковыми дивизиями и артиллерийскими полками – а других войск практически уже не было – по раскисшим после дождей грунтовым дорогам. Чтобы преодолеть 180 километров, отделяющих Прилуки от Козельщины, где размещался штаб армии Фекленко, Баграмяну пришлось потратить целый день. Генерал Фекленко был старым знакомым Баграмяна. В 30-х годах он командовал мехполком в 5-й кавалерийской дивизии, где Баграмян был начальником штаба. Ещё в мирное время награждённый орденом Ленина за отличную подготовку полка, Фекленко только что получил и боевой орден – Красного Знамени. В последних числах августа его вручили ему вместе с армией. С радостью встретив старого знакомого, Фекленко без прикрас рассказал ему, как командующий 17-й армией генерал Штюльпнагель обвёл его вокруг пальца. Высадив крупный десант на острове Кролевец в районе Черкасс, немецкий генерал убедил Фекленко в том, что именно здесь будет форсировать Днепр. Фекленко для начала стянул сюда три из семи имевшихся у него дивизий. А когда и этого ему показалось мало и он подтянул на угрожаемый участок единственную и последнюю дивизию резерва, Штюльпнагель нанёс ему удар в самое слабое место и высадил штурмовой отряд на левом берегу Днепра между Псёлом и Ворсклой, где Фекленко прикрывал 54 километра фронта силами одной 300-й стрелковой дивизии, развёрнутой кордоном. Новоиспечённый командарм, привыкший командовать механизированными войсками, ещё не успел переучиться на генерала пехоты, а потому и не учёл, как трудно будет ему маневрировать маршевыми колоннами пехоты и артиллерии по плохим дорогам в случае неправильного выбора исходных рубежей развёртывания. Части 300-й дивизии полковника Кузнецова и спешно присланной Будённым 34-й кавалерийской дивизии полковника Гречко, сильно потрёпанной на марше немецкой авиацией, сдерживали противника на берегу, пока тот не усилился до двух дивизий, а затем начали откатываться.
  Баграмян немедленно позвонил Кирпоносу и доложил, что без танков и дополнительной артиллерии ликвидировать плацдарм не удастся. Когда к плацдарму подтянулись 304-я стрелковая дивизия генерал-майора Пухова и 5-й кавалерийский корпус, на левом берегу Днепра под Дериевкой было уже пять немецких дивизий и, что было хуже всего, здесь уже были танки фон Клейста. Увидев в бинокль с наблюдательного пункта, как на гребне высоты, только что отбитой у противника стрелками генерала Пухова, показались чёрные силуэты немецких танков и как дружно бегут от них вниз по склону стрелки Пухова, Баграмян вновь вызвал к аппарату связи Кирпоноса. Тот пообещал немедленно бросить на плацдарм всю бомбардировочную авиацию, а к 8 сентября прислать и танки: эшелоны с тремя новыми танковыми бригадами и частями ПВО для прикрытия танковых колонн на марше были уже на подходе к Полтаве. До прибытия танков Кирпонос разрешил армии Фекленко уйти в глухую оборону.