Звёзды над садом

Глава I. 

                Это разрешается как исключение, когда ничто
                другое уже не может спасти. Потому что это
                вмешательство. И хотя последствия его не
                скажутся в будущем, рассосутся во времени,
                как затухает волна от брошенного в озеро камня,
                не достигнув берега, всё-таки это вмешательство.
                Альберт Валентинов «Разорвать цепь».

    Из окна кабинета Станислава открывался невероятно красивый вид на отроги Алтая – отражая в себе небо, синей лентой вилась Бия и застыли в молчании поросшие лесом сопки, а подернутые голубой дымкой вершины далеких гор были загадочны и нереальны, как мираж. Белые пушистые облака неторопливо плыли над горными пиками, лес на склонах сопок уже загорался яркими красками осени.
- Красиво у тебя здесь, Слава, - Майкл наконец оторвал взгляд от окна и повернулся к хозяину кабинета. По худощавому лицу Станислава скользнула будто бы виноватая улыбка – с детства он улыбался именно так, чуть виновато, и сейчас, увидев на лице всемирно известного ученого эту детскую улыбку, Майкл рассмеялся:
- Нет, Славка, а ты всё такой же, ну ничуть не меняешься. А ведь пять лет, даже больше не виделись.
- Пять лет и почти четыре месяца, - тридцатишестилетний профессор Лем был пунктуален. – ты улетел на свой Плутон в 206-м. Кого, сам понимаешь, влечет красота Вселенной, безбрежный мрак, звёздные россыпи и всё такое, а кого – скромные земные прелести, - Станислав широко махнул рукой в сторону террасы. – А я, представляешь, с тех пор дальше Луны, и то всего разок, и не выбирался…
- Ну, положим, прелести тут у тебя далеко не скромные, - Майкл отошел от окна, присел в кресло, протянул руку за услужливо поданным автоматом бокалом. – Это не красоты у тебя тут скромные, Слава, а ты сам у нас скромник известный. Сам знаешь, ничего я в твоей заумной науке не понимаю, но это твоё  применение парадоксов Садовского…
- Да брось ты, Майк, - Станислав пожал плечами, - вопрос-то давно назрел, нужно было только свести концы с концами, не я, так Лю Чен решил бы его чуть позже… Скажем так, работали в статике, стали работать в динамике…Ты надолго? Если время есть, порыбачим, сходим в горы…
- На пару-тройку дней. Времени мало, но есть. Ты-то сможешь вырваться, твоим планам не помешаю?
- Смогу, иногда развеяться полезно… Да и что за разговор – прилетел друг детства, а я «смогу – не смогу»… А вот ты-то, Мишка, мог бы и на подольше, - укоризненно качнул головой Лем.
- Время, Слава, ресурс не восполняемый, - вздохнул Майкл, - и мы, астрогеологи, тут не исключение. Значит, отдыхаем?
- Отдыхаем! Только… - Станислав близоруко прищурился на экран монитора, - минут десять подождёшь, кое-что отменю, кое-что отложу… а кое-что, кстати, придется всё же сделать… Ты пока рассказывай о себе, говори, ты не мешаешь – как Сара, как Дик?
- Мы решили немного отдохнуть друг от друга. Сара в Италии, давно мечтала посмотреть Рим, потом на недельку поедет в Анды. Ричард с друзьями на Великих Озёрах. Очень интересуется, между прочим, твоими работами. В своём ключе.
- В смысле? Романтика, путешествия во времени, фантастика ХХ века? Книжки и фильмы в голове, да?
- Ну, не совсем. Хотя и это есть, парню тринадцать, сам понимаешь, что за возраст. Он, видишь ли, Слава, интересуется архитектурой, причем архитектурой древних. Есть способности. Помнишь восстановление Колосса Родосского в прошлом году? Дик делал некоторые эскизы, их потом учли в конструкции.
 Лем поднял брови:
- Ну ещё бы не помню. То-то смотрю, вроде твоя фамилия была в отчете, думал, однофамилец… Понимаю твоего мальчика – одно дело рассматривать старые литографии и гравюры, другое – увидеть своими глазами, сфотографировать… более чем перспективно. Между прочим…
- Сам-то семьёй не обзавелся, отшельник? – Майкл отставил пустой бокал, отрицательно качнул пальцем в сторону выжидающе мигнувшего автомата.
- Не перебивай, вечно перебиваешь… - потер переносицу Лем, с облегчением вздохнул и отодвинулся от медленно тающего над столом монитора, - дурная привычка, Майк, с детства у тебя… Так вот, я могу сделать твоему юному дарованию сюрприз. Завтра небольшой эксперимент, отложить его я не могу да и не хочу, со мной вместе работает археолог, профессор Картер, специально прилетит из Гаваны. Я буду проверять работу купола, настроек, вихревых полей, а он хочет взглянуть на статуи Будды в Афганистане, взорванные в конце ХХ века фанатиками. Если Дик лёгок на подъем, то я организую ему, и тебе заодно, экскурсию в прошлое. Мне не сложно.
- Ты серьёзно?
- Я что, шучу часто? – обиделся Станислав. Майкл похлопал его по руке:
- Славка, Славка, ты прости, просто не ожидал. Дик будет в восторге, он же, представь, и интересуется Востоком. Сейчас свяжусь с ним. С меня экскурсия по Плутону.
- «Не ожидал», - буркнул Лем, - к чуду, Миша, всегда нужно быть готовым. А то не заметишь и мимо пройдёшь. А Плутон… Нужен мне Плутон твой, - он улыбнулся, - метанового льда я не видел…
- А что, видел, что ли?
- Я в смысле – не имею большого желания. Ты мне Олимп на Марсе покажешь, давно мечтаю посмотреть. В горы влюбился, может потому и не женюсь, сердце занято. На рыбалку едем сегодня?
- Ну ещё бы.
Станислав встал, прошелся по кабинету, потер руки:
- Ну и славно, тайменёнка словим вечерком. Ты со звонком Дику не тяни, у мальчишки могут быть свои планы, по тебе и по себе помню.



Весь день на Гуроне было ветрено, но ветер был теплым – стояла мягкая сентябрьская погода, по небу плыли легкие кучевые облака на фоне разметавшихся в неизмеримой вышине огромных перистых вееров. Шумела подступающая к самому берегу озера тайга, гигантские серебристые пихты помахивали лапами, золотясь на вершинах гирляндами шишек.
 Узкая – не более двух десятков метров – полоска песчаного пляжа была залита солнцем.
Купаться в общем-то было уже холодно, и Дик с Никой просто загорали. На мокром песке у воды застыли гидроциклы ребят.
- О своём Плутоне не скучаешь? – улыбаясь, спросила Ника. Девочка сидела, облокотившись на нагретый солнцем валун, Дик устроился рядом.
- Вот ещё, на каникулах скучать! – Дик тряхнул вихрастой головой, - вот на самом Плутоне да, скучновато, хотя… вру. Первый год вообще было всё интересно, потом стало как-то обыденно – постоянный полумрак, скалы, равнины, всё серое… Зато какие там звезды, здесь таких нет! Прилетай, увидишь!
- Ага, сейчас сорвусь и полечу! – рассмеялась Ника, смахнув с лица непослушную прядь жестких каштановых волос, - нет, в космосе мне, конечно, нравится, но на годы вот так в пустоту… Просто экскурсии ведь туда не летают?
- Нет, экскурсии только до Марса. Дальше уже для тех, кто серьёзно хочет покорять космос. Не хочешь быть покорительницей далеких планет?
- А ты хочешь, что ли? Ты ведь вроде бы археологией увлекаешься, что же ты собрался на своём Плутоне выкапывать?
- Да нет, - Дик откинулся на песок. – Я ведь тоже космонавт только временно, всё равно на Землю скоро вернусь, закончится вот у родителей вахта. Но это ещё через два года. А ты где была?
- Ты всё ещё про космос, космический археолог? Или вообще?
- Про космос всё ещё. Про него же разговариваем.
- Ну, - протянула Ника, - я вообще-то начала про то, скучаешь ты или нет… А так – на Луне была, на Венере, на Марсе. На Луне в гостях, у меня там бабушка работает. В Лунном.
 - Красивый городок. А в самом Луна-Сити была? В Фингаловой пещере? А на обратной стороне, в Хрустальной обсерватории?
- Была, - она кивнула, - я две недели там жила и всё посмотрела. Год назад.
На горизонте пронёсся, поднимая волны пены, огромный пассажирский тримаран. Дик проводил его взглядом.
- Вот интересно, - задумчиво сказал он, - мы сейчас, если нужно, можем быстро хоть на край системы добраться, собираемся к другим галактикам лететь, а уж в масштабах планеты – в любой уголок, стоит только захотеть. А когда-то не знали, что на том берегу океана и вообще, есть ли он, тот берег… Наверно, не знали даже, что на другом берегу этого вот озера.
- Вот тогда и было интересно. Везде неожиданности, на каждом шагу открытия…
-…и опасности, - вставил мальчишка.
- И опасности, - кивнула Ника, - подвиги, романтика… Ничего не знаешь, как оно всё устроено на самом деле. Кругом тайны. Ты «Солнечный диск» смотрел?
Дик сел.
- Ну ты темы меняешь! «Солнечный диск»-то тут при чём?
- Ни при чём. Фильм хороший. Смотрел?
- Смотрел. Понравился.
- Если бы не смотрел, могли бы в кино вечером сходить. А так тебе будет неинтересно.
- А, это и было на тему «интересно – не интересно»?
- Ага, нашёл логику?! – Ника со смехом толкнула Дика ногой.
Отсмеявшись, они поднялись с песка. Солнце уже клонилось к закату.
- Поехали в лагерь? – спросил мальчишка. В этот момент раздалась переливчатая трель вызова на наручном видеофоне Дика.
- О, отец звонит, - удивился он, - тебя с ним как раз познакомлю. Странно, мы друг от друга отдыхать собрались…
- Буду очень польщена! – церемонно кивнула Ника. – Что, папа боится, что отважный космический путешественник потеряется? на дикой планете?
Дик, хмуро отвернувшись, нажал кнопку приёма. Иногда шутки Ники мальчишку раздражали.
- Привет, Ричард, - услышал он голос отца, - как дела?
- Привет, пап. Отлично. Ты соскучился?
- Конечно. У тебя изображение отключено. Я не помешал?
- Да нет, - мальчишка покосился на собирающую сумку Нику, - просто отдыхаю.
Он включил видеофон,  и рядом с ним появилась голограмма сидящего в кресле Майкла. Майкл окинул взглядом горизонт. Скрывшееся было за тучкой солнце зажгло волны миллионами бликов.
- Здорово у тебя. Онтарио? – взгляд Майкла упал на девочку и он приветливо кивнул ей, - Добрый вечер.
- Здравствуйте, - Ника встала и подошла ближе. Дик торопливо сказал:
- Познакомься, пап, это Ника Леонова,  мы вместе отдыхаем. Ника, мой отец…
- Просто Майкл.
Ника кивнула:
- Очень приятно. Кстати, это не Онтарио. Это Гурон.
- Ну вот, - улыбнулся Майкл, - спутал Онтарио с Гуроном. А ведь когда-то был отличником по географии. Ладно. Дик, я не сильно испорчу твои планы, если предложу тебе поездку на один день?
 Мальчишка пожал плечами. Девочка отошла в сторону, чтобы не мешать разговору.
- Не знаю. Мы ведь договаривались, пап – первые три недели каждый отдыхает сам, а потом делимся впечатлениями и дальше уже вместе… А что за поездка?
- Ничего особенного, - Майкл ответил подчеркнуто равнодушно, будто речь шла о походе за грибами или в театр, - небольшая экскурсия во времени. Ближний Восток. Конец ХХ века. Это стоит расставания на день с Великими Озёрами?
- Ты шутишь! – недоверчиво заявил Дик. – Даже студенты ездят на практике лет на пятьдесят назад, не дальше, и то на выпускном курсе.
- Вот как раз и не шучу. Профессор Лем приглашает меня, старого школьного друга, попутешествовать во времени. Я, естественно, звоню тебе, потому что понимаю, что ты мне в жизнь не простишь, если я скатаюсь туда один.
Дик посмотрел на Нику.
- Пап, это здорово. Мы, правда, тут собирались… А если я буду не один?
Майкл усмехнулся:
- Ну вот, сейчас сядем старине Станиславу на шею. Дай палец просунуть, вся рука залезет… Слава! – он обернулся, - тут такой вопрос…
Дик обернулся к Нике.
- Ник, слушай, тут такое дело…
- Что-то случилось?
В этот момент Майкл снова взглянул на сына:
- А «не один» - это сколько? Ты понимаешь, что весь твой лагерь…
- Нет. Не один – это двое.
- Ну, я так и думал… то есть надеялся. Профессор разрешает, это можно. Но не больше, Ричард. Значит, так. Завтра к девяти вы должны быть здесь. Самое лучшее, я узнал, на баллистике до Байконура, а оттуда уже на флаере. Ну, мы тебя ждём. До встречи. До свидания, Ника.
- Пока, пап.
- До свидания, - девочка кивнула, и Дик прервал связь.
Ника вопросительно посмотрела на него. Мальчишка улыбнулся:
- Ты что-то говорила о романтике?

… Орбитальный пассажирский лайнер, пробив атмосферу, скользил к земле через плотную облачность. На огромном стереоэкране, занимающем переднюю стену салона, была чернота – утро ещё не наступило, и корабль снизился уже достаточно, чтобы нестерпимо яркое на орбите Солнце упало за горизонт.
Ника спала, положив голову Дику на плечо, мальчишка тоже подрёмывал, изредка открывая глаза и бросая взгляд то на экран, то в боковой иллюминатор: в полёте на баллистике, как называли орбитальные лайнеры по-простому, не было ничего необычного, хотя час назад, когда корабль вышел в космос и внизу раскинулась голубая планета, кругом зажглись россыпи крупных немигающих звёзд, а справа чистейшей радугой вспыхнула корона восхода, ребята не отрывались от экрана: очень уж завораживала картина, которая несколько веков назад впервые открылась взору первого космонавта.
  Баллистические полёты стали уже привычными: огромные корабли выходили на орбиту и, сделав над планетой дугу, вновь ныряли вниз, доставляя людей и грузы в десятки космопортов в разных уголках Земли. Полчаса – выход на орбиту, максимум час в космосе, потом ещё полчаса на спуск и манёвры в атмосфере. Сама идея таких лайнеров была не новой, ещё в ХХ веке именно такой принцип был положен в основу страшных баллистических ракет, способных за минуты уничтожить жизнь на всей планете. Странно, но фантазия людей той эпохи почему-то работала больше в этом направлении.
 Тучи разошлись как-то сразу – сплошная темнота внизу сменилась чёрно-синими клубами облаков, которые превратились в сиреневую пелену, а через пару  минут  и вовсе исчезли. Вдоль выгнутого дугой  горизонта бледно разгоралась полоска зари.
 Внизу ещё ничего нельзя было разглядеть, только россыпи огоньков показывали места то ли посёлков, то ли заводов. Дик взглянул на часы – до посадки на Байконуре оставалось ещё минут пятнадцать. Осторожно, чтобы не разбудить Нику, одной рукой набрал на пассажирском терминале меню транспортной службы космопорта и заказал скоростной флаер до алтайского академгородка. Автомат-диспетчер поинтересовался, не устроят ли его другие варианты – например, монорельсовый экспресс до Барнаула и там уже флаером, но лететь меньше, но Дик отказался: тот, что предложил отец, был интереснее (два часа полёта навстречу солнцу наедине с Никой!), без пересадки и быстрее на полчаса.



… Фонари не горели, и улица была темной, будто залитой чернилами. Где-то над крышами дальних кварталов изредка вспыхивали зарницы, иногда в темное, затянутое низкими тучами небо взлетали цветные искры, то одна, то целой россыпью, и тут же исчезали. Аглае они не казались праздничным салютом – в свои двенадцать лет она прекрасно знала, что  это только сигнальные и осветительные ракеты.
Но праздник был. В углу комнаты, у окна, мерцала таинственными бликами наряженная искусственная ёлка, а на столе был испеченный бабушкой торт. Из-под ёлки хитро и добро улыбался большой пластмассовый Дед Мороз, и игрушки едва заметно покачивались: большие волшебно-лиловые и красные, будто шуба Деда Мороза, шары, картонные кораблики с туго надутыми парусами, золотистый смешной большеголовый Винни Пух и совсем старые игрушки, купленные ещё когда бабушка была школьницей – человечки в причудливых костюмах, кто в длинной расшитой рубахе, кто в узорчатой безрукавке, кто в цветастом халате и тюбетейке, кто в черкеске и мохнатой папахе. Набор этих ёлочных игрушек назывался «Народы СССР», и Аглая никогда не видела таких в магазинах.
 - Что задумалась, Аля? – Аглая действительно задумалась, разглядывая ёлку, и не заметила, как в комнату вошла бабушка, - скоро уже старый год будем провожать. Дядя Аликбер собирался заехать, чаем его напоим. А вон, глянь в окно, машина зафурчала – не он ли подъехал?
Аглая выглянула в окно, коснувшись пальцами холодной батареи – действительно, у дверей подъезда остановился армейский «Уазик». В тусклом свете уличного фонаря было видно, как из него вышли двое: заросший черной бородой великан в пятнистом бушлате и худощавый дядя Аликбер – тоже в камуфляже, с автоматом через плечо. Бородач остался у входа в подъезд, Аликбер подхватил из машины какие-то пакеты и вошел в дом, что-то отрывисто бросив здоровяку – наверно, велел ждать.
- Да, бабушка, это он, - обернулась Аглая, - к нам поднимается.
 В дверь постучали, в прихожей щелкнул замок и раздался голос дяди Аликбера:
- Добрый вечер, Светлана Ивановна! – Аликбер говорил по-русски чисто, с легким кавказским акцентом, - вот, заехал с наступающим Новым годом поздравить, как прямо Дед Мороз…
- Проходи, проходи, Аликбер. Да не разувайся, прямо в комнату проходи, - тут голос бабушки упал до шепота, и Аглая не расслышала её слова. – Неспокойный вечер-то, Аликбер. Нормально доехал?
 Дядя Аликбер ответил, но девочка тоже не услышала – ответил совсем тихо. И шагнул в комнату, отставив в угол коротко звякнувший автомат.
- Садись, садись к столу, Аликбер, - бабушка подтолкнула гостя к дивану, возле которого стоял старый журнальный столик, - тебе вечно некогда, но хоть чаю выпьешь.
- Спасибо, Светлана Ивановна, - Аликбер опустился на скрипнувший пружинами диван, откинулся на подушки, на мгновение закрыв глаза. – Эх, как хорошо…
- Дядя Аликбер, а ты Новый год с нами встретишь? – спросила Аглая.
Аликбер открыл глаза и выпрямился, уставился на ёлку и ответил, чуть помолчав:
- Нет, Аля. Очень хотел бы, но не смогу. Занят буду.
Аглая понимала, что по-другому и не могло быть. Но всё же чуть обиженно сказала:
- Ты всегда занят. Но ведь Новый год, это же… - она махнула рукой.
В комнату вошла бабушка с подносом, на котором стояли чашки и блюдца, и парил тонкой струйкой из носика глянцевый фарфоровый чайник.
- Извини, Аль. Чашку выпью и пойду, нет времени совсем, - Аликбер взял налитую чашку двумя руками, подержал, вдохнул аромат чая…
 – Ведь у меня никого нет, кроме вас двоих, - вдруг грустно улыбнувшись, сказал он. Отставил чашку и быстро заговорил, а взгляд его, Аглая видела, не сходил с мерцающей в углу ёлки, – Всё как-то запуталось, слишком запуталось. Вся жизнь какой-то глупый театр. Мой дед в переселении погиб, отец у Меркурьева учился, я вот мечтал о сцене, и даже что-то получалось… А потом с Володькой, Алечкиным отцом, под Баграмом… И потом, и потом, всё закрутилось. И сейчас уже такая каша заварена, сам чёрт её не расхлебает.
- Алик, Алик! – бабушка села на стул рядом, тронула его за плечо, - успокойся. Ты-то ни в чём не виноват.
Она добро улыбнулась.
- Я не знаю, Светлана Ивановна, - упрямо мотнул головой Аликбер, зачем-то переставил на столе чашку, чуть не расплескав, - везде какая-то непроходимая глупость и подлость, но… ведь даже если мой народ ошибается, если его обманули,  я должен быть со своим народом, верно? В нашем районе, все знают, никого не трогали. Кто уехать хотел – я помог. А кое-кого я уже из своих, сам…сам, чтобы землю не поганили… Сохиба того же…
- Алик! – голос бабушки прозвучал по-учительски строго, и Аликбер замолчал. Взял чашку, отпил и улыбнулся неожиданно беззащитной детской улыбкой:
- Ладно, оставили всё. Пусть у всех всё хорошо в Новом году будет, а плохое всё в прошлом останется. Иначе как же? – он светло улыбнулся и вновь стал тем весёлым дядей Аликбером, которого так любила Аглая. С полчаса они болтали о пустяках, и смеялись, и Аликбер выпил две чашки чая и попросил третью. А потом за окном требовательно прогудел сигнал машины и Аликбер поднялся.
- Пойду. Пора. – он шагнул к ёлке, коснулся рукой пластмассовой ветки и вздохнул, - как там в фильме каком-то, «всё хорошее когда-нибудь кончается»… Завтра к обеду ждите. Счастливого Нового года!
 Он чмокнул в щёку бабушку, подхватил на руки Аглаю и покружил по комнате, поцеловал в лоб. Закинул на плечо автомат.
- Светлана Ивановна, на секундочку можно вас, - он обернулся уже от двери. Бабушке он шепнул что-то совсем тихо, и Аглая ничего не расслышала.
 Год встретили тихо. Посидели часок после полуночи, и бабушка отправила Аглаю спать. Засыпая, девочка слышала с улицы разгульный шум толпы.
 Во сне качались пушистые еловые лапы, пахучие и настоящие,  увешанные блестящими игрушками, и ярко светило солнце, и искристо сверкал снег, рассыпая алмазные блёстки, и было легко и радостно, и бездонно голубело морозное небо, но не было холодно.
 А потом дом вздрогнул.
В парках и на площадях, на улицах и переулках рассыпалась дробь автоматных очередей, заухали короткие разрывы гранат и гулко рявкнули гранатомёты. Но Аглая не услышала этого – потому что по кварталу, где она жила, нанесла удар артиллерия. И этот артиллерийский удар, и захлестнувшая город кровавая свалка слились в один чудовищный аккорд.  Началась Первая Чеченская война…
 Аглаю сбросило с кровати, над головой по штукатурке веером ударили осколки. В навалившейся звенящей тягучей тишине она открыла глаза и увидела вместо стены бабушкиной комнаты дымящийся черный провал, и в этом провале, вдали, в красноватых отсветах виднелись обломки перекрытий – часть дома, не выдержав разрыва фугасных снарядов, рухнула, и Аглая видела обнажившиеся квартиры соседнего подъезда.
 Снаружи гулко ударило, и пол задрожал, и девочка, охваченная диким ужасом, метнулась в дымную темноту прихожей. Новогодней ночи больше не было, и не было ничего, с чем рассталась Аглая пару часов назад, засыпая – ни добрых бабушкиных рук, ни сверкающей ёлки; была наполненная гарью лестница, и доносящийся словно сквозь забившую уши вату чей-то протяжный крик, и животный страх, когда не понимаешь, что с тобой и где ты, и остаётся лишь одно – бежать, бежать!..
 Аглая жила на третьем этаже. На последнем лестничном пролёте она упала, споткнувшись обо что-то мягкое, вскочила, оскальзываясь на мокрых и липких ступенях и выскочила в полутемный подъезд, озаряемый с улицы оранжевыми отсветами.
 Полуразрушенный фасад дома освещало рыжее пламя – горела беседка во дворе и несколько квартир, пламя дымными языками вырывалось из окон. Освещенные пламенем, метались фигуры людей, кто-то рядом плакал навзрыд, а ещё девочка увидела затянутый брезентом армейский грузовик и людей возле него: одетый в камуфляж бородач протягивал через борт машины автоматы и люди выхватывали их у него из рук.
- Аглая! Аглая! – кто-то схватил её за плечо, и она увидела присевшего перед ней Аликбера, - жива! Цела? А где бабушка, Аля? О чёрт!
Он отдёрнул руку, взглянул на покрытую чёрно-красной жидкостью ладонь:
- Ты же в крови вся, Алька! – свитер и колготки девочки были в крови – она измазалась, упав на лестнице. «Вот почему там было так скользко», - отстранённо подумала Аглая и обернулась к окнам своей квартиры. Окно осталось лишь одно – её комнаты; на месте второго проходил широкий провал, разделявший пятиэтажку на две части.
- Это не моя кровь… кажется, - ответила она.
Аликбер проследил её взгляд.
- Аля, я сейчас. Вот, отойди с дороги и стой здесь. Не уходи никуда! – он бросился в темноту подъезда. Аглая постояла с минуту посреди двора одна. Почувствовав, что ноги совсем не держат, она подошла к тополю и прислонилась к нему спиной. Голова  начала медленно кружиться и девочка села прямо на землю, обхватив колени руками.
 Какой-то худой прыщеватый парень в пятнистой куртке остановился перед ней и в  упор стал её разглядывать. Рядом с ним встал второй, бросил что-то грубое, с пренебрежительной кривой усмешкой.
- Чего ты вылупился? – раздался злой голос Аликбера. Он шагнул к девочке, оттолкнув в сторону худого парня. - А ну марш отсюда!
 Парни, как кипятком ошпаренные, отскочили в темноту. Аглая взглянула в лицо Аликберу – глаза у того были пустыми и холодными.
- Вставай, Алька, поедем, - он протянул ей руку, помогая встать, и по-прежнему зло бросил кому-то слева, - А ты что замер, как суслик? Сам это волчьё отогнать не мог? Пялиться они будут здесь…
- Они не делали ничего, - водитель «Уазика», тот самый здоровяк, что приезжал с Аликбером несколько часов назад и ждал внизу, перебросил за спину автомат.
- А ты ждал, когда сделают, что ли? – Аликбер подтолкнул Аглаю к машине, открыл заднюю дверь, - запрыгивай, сейчас поедем…


Без десяти девять флаер приземлился на площадке академгородка. Ударил первый заморозок, и ребята, поёживаясь, быстро пошли к белеющим за деревьями корпусам: в полёте Дик связался с отцом и узнал, что их будут ждать уже в пусковой лаборатории.
 Возле дверей их встретила худенькая черноволосая девушка и повела сначала в медицинский центр.
- Обследование, да? – заинтересовался Дик.
- Совсем маленькое, - улыбнулась девушка, - и прививки.
- Много? – Ника поморщилась, - Не люблю прививок.
- А кто их любит? Не бойся, всего две.
- Я и не боюсь. Просто неприятно…
Через четверть часа Дик и Ника оказались вместе с той же девушкой в небольшой светлой аудитории, где кругом стояло с десяток кресел. С девушкой они познакомились – Эрика Гранде, двадцатилетняя аспирантка, была помощницей профессора Лема и сегодня отправлялась в прошлое вместе с ними.
- Отличие экскурсий в прошлое типа «Б» от обычных, с помощью стационарных хронопунктов, - рассказывала Эрика, пока они сидели в комнате втроём, - в том, что мы можем перемещаться в пространстве прошлого, оставаясь как бы в своём времени.
- То есть? – настороженно спросила Ника, - мы никуда не летаем?
- Ну, в прошлое вообще не летают… Туда перемещаются.
- Эрика, ну ты же поняла, что я имею в виду…
 Ответить Эрика не успела – в комнату вошёл профессор Лем, плотный, с благообразной седой шевелюрой профессор Картер (Дик когда-то видел его фотографию в одном историческом журнале) и улыбающийся Майкл.
- Доброе утро, - кивнул всем Лем, - ну вот, вся компания путешественников в сборе.
 Через минуту все были представлены друг другу и расселись в креслах.
- Итак… - Лем потёр переносицу, - небольшой инструктаж перед путешествием. Из присутствующих пользовался типом «Б» кроме меня и моей ассистентки только Александр, верно? – он посмотрел на Картера. Тот кивнул:
- Ну да, для меня это уже третий раз. Хотя по большому счёту, Станислав, для меня-то это лишь транспорт. Мне нужно быть в определённой точке – определённой в пространстве и во времени. А уж как до неё добраться… Хотя, - он обернулся ко всем остальным, - конечно, удобнее. Лучше условия для работы.
- А чем лучше? – спросила Ника, - нам Эрика начала рассказывать, но…
- Вот в том числе для этого я вас и собрал. Смотрим на макет.
 В центре комнаты появилась голографическая модель хроносферы.
- Вот несколько проекций. Вид сбоку. Вид сверху. И приборная доска. Принципиальную схему не вывожу, она вам ничего не скажет. То есть – это лишнее. Как видите, наше рабочее пространство – купол, полусфера, ровно наполовину возвышающаяся над поверхностью земли. Диаметр – семь метров. Прямо под куполом, в зените, скажем так, вот этот шар размером с баскетбольный мяч – это и есть хроногенератор. Четыре площадки над полом – шлюзы-синхронизаторы, точки выхода в, скажем так, внешний мир. При одновременном выходе из двух точек (ну, или входе) сфера теряет невидимость и получаем такой вот эффект… - Лем протянул Дику фотокарточку, - посмотри и передай остальным.
- А это где? – заинтересованно спросил Дик, разглядывая фото. На нём на фоне запылённой степи и дыма, чёрными клубами валящего из нелепой машины с крестом на борту, задравшей в небо тонкий ствол пушки, переливался радужными разводами полупрозрачный купол, сквозь который проглядывали фигуры людей. Рядом с куполом, пригибаясь, отбегали в сторону два человека в чёрных комбинезонах и ребристых шлемах с круглыми наушниками. – И когда?
 Картер взглянул через плечо мальчика.
- Вот ты и ответь, отличник! – и взглянул на Лема, - это тот случай, Станислав, когда Зденек?..
Лем кивнул.
- Дай посмотреть! – Ника выхватила у мальчишки фотографию, - ой…
- Степь, танк с крестом… Это Вторая мировая, верно? Середина двадцатого века. Даже можно сказать точнее, но это я уже гадаю, но… Сталинград, да? Ну, в самом начале.
- Почти правильно. Под Сталинградом тоже степи. Но это равнина под Курском, - ответил Лем. – Мы забирали нашего разведчика, он, кстати, выходил из стационарного хронопункта, но произошли непредвиденные обстоятельства и его пришлось подстраховывать. Тогда был ранен доктор Зденек Павловский.
- Стационарный хронопункт был разрушен, - вставила Эрика, - пришлось вытаскивать разведчика с помощью типа «Б». В общем всё закончилось удачно.
- К чему я это рассказал, - Лем забрал у Ники фотокарточку, - к тому, что при одновременном выходе из сферы нескольких человек она не только теряет невидимость, но и гаснет защитное поле, остаётся только контур на хроногенераторе. Включить его снова там, в прошлом, не хватит энергии. В будущем, скорее всего, эта проблема будет решена: три института – в Оттаве, Владивостоке и Кио-То работают над этим, но пока результатов нет.
- Остро-то проблема, как я понял, не стоит, - заметил Майкл, - не выходи разом, и всё будет в порядке.
- В общем да, - кивнул Лем, - одновременный выход это уже нештатная ситуация, форс-мажор. Но кроме того… внимание! Нужно иметь в виду, что и действующее поле слабовато. Не удаётся пока добиться хороших защитных показателей. От брошенного камня, от стрелы… не от всякой, пожалуй… защитит. От мушкетной пули. От чего-то более серьёзного – нет. Если сильный удар придётся в сам  хроногенератор…
- Вернуться будет нельзя? – прищурясь, спросила Ника, - и придётся ждать, когда нас спасут очередным типом «Б», да? Или добираться до стационарного хронопункта, если он там есть поблизости? отбиваясь от аборигенов?
 Лем улыбнулся.
- Не всё так страшно, Ника. При попадании в генератор произойдёт дезориентация капсулы во времени. Её бросит вперёд или назад по временной линейке и она остановится в полночь 31-го декабря N-ного года плюс минус три часа. В течение десяти минут капсула автоматически сориентируется и вернётся в наше время. Ладно. Сейчас – инструктаж по мерам безопасности, а потом профессор Картер коротко расскажет об эпохе, в которую мы отправляемся.
- А почему именно 31-го декабря? – поинтересовалась Ника.
- Просто так настроили. Можно было настроить на любое другое время, но настроили так.
- Лучше, как я понял, пусть попадёт в хроногенератор, чем в кого-то из людей. Без последствий обойдётся, - подытожил Майкл.
 Когда Лем и археолог закончили, Ника спросила:
- А сегодня мы из-под сферы выходить не будем?
- Девочка! – усмехнулся Картер, - даже я не буду. Незачем. Все наблюдения можно сделать из-под сферы.
 - А-а, - протянула Ника разочарованно, - это вы потому не сказали насчёт того, что, ну… бабочек нельзя ловить, кузнечиков там… что в пустыне водится, Дик?
- Тушканчики. И вараны.
- Ну, сразу вараны… Я это к тому, что вот раздавишь бабочку…
Картер, Лем и Эрика улыбнулись. Лем встал.
- Всё, не будем терять времени. Все за мной, путешественники. И Эрика, расскажи гостям по пути, почему в прошлом вовсе не страшно для будущего ловить бабочек.
 В коридоре Ника ехидно сказала девушке:
- Ну, Эрика, рассказывай. Почему можно бабочек ловить…
- Нет, серьёзно, - вставил Дик, - кажется, я даже об этом читал что-то… Раздавили в прошлом бабочку, а в будущем…
- Не того президента выбрали, - кивнула Эрика, - я тоже читала. Фантастика. Фантасты прошлого чего только не напридумали – например, что Луна такой пылью покрыта, что в ней корабли тонуть будут. Не тонут же, и нет там никаких морей пыли. Так вот, если коротко. Прошлое и будущее – стабильная система, ведь все события в этой цепочке уже произошли. И эта последовательность событий как бы защищается от любых на неё воздействий. Есть же постулат: «Будущее из прошлого изменить невозможно». Оно меняется только из настоящего. Чтобы не говорить формулами… Ну, как вам объяснить… Это как гироскоп, как волчок – его толкнёшь, он выпрямится.
- Хм… - сказал Майкл, - но если сильно толкнуть…
- Правильно, - обернулась к нему девушка, - это называется осевым воздействием. Воздействие, способное поколебать временной континуум. Только поколебать, заметьте. Не разрушить. Общий ход истории вернётся в своё русло через пятьдесят-сто лет. Но, конечно, колебать тоже нежелательно. Мы думаем, что серьёзных последствий нет, но полностью уверены быть не можем… Вероятность осевых воздействий может быть рассчитана для любого отрезка времени. Так вот, на том отрезке, куда мы отправляемся, такие воздействия невозможны. Просчитано.
- Да и в общем, - добавила она, помолчав, - даже после осевого воздействия все колебания в основном сводятся к мелочам. Ну там, вышел бы человек из дома в шляпе, а выйдет без шляпы. Или встанет позже, чем обычно.
 Ника остановилась.
- Интересно! – с вызовом сказала она, - вот мы на истории пробовали на модуляторе: убирали из конкретной эпохи определённую личность. Ну, мы Наполеона убирали…
- Пойдём… Или на ходу говорить сложнее?
- Нет, просто ты говоришь что-то такое, странное. Так вот, убирали Наполеона. И вся история меняется! А ты – «изменения по мелочам»!
- Меняется, - кивнула Эрика, - на модуляторе. А не в реальности. Так, мы пришли почти… Ника, в общем, совсем коротко… Прошлое уже было. Реальность будет защищаться. И такой фокус – убрать из истории Наполеона – просто не получится. Пример, если историю любишь. Неудачные покушения на Гитлера. Это пытались сделать в ХХII веке. Всё, заходим. Наша костюмерная.
 На полочках у стены аккуратными стопками лежали комплекты одежды из белой, даже на вид грубой ткани, рядом стояла странная обувь, что-то вроде высоких мягких сапог.
- Одеваемся сообразно эпохе, - объяснил Лем.
- Мы же из-под купола не выходим, зачем? – спросил Дик, разворачивая длинную, ниже колен, белую рубаху с широкими рукавами. Рубаха явно была ему велика.
- Именно потому, что не собираемся выходить, просто ограничиваемся грубым маскарадом. Иначе снаряжались бы более детально.
- Сообразно эпохе? – удивилась Ника, - это нам с Эрикой паранджу надевать? Тогда ведь, кажется, женщины носили что-то такое… или я путаю…
- Если не настаиваешь, оденешься под мальчика.
 В этот момент из кабинки для переодевания вышел заросший длинной, чёрной с проседью бородой коренастый полноватый бедуин с темным, будто старая медь, лицом. Ребята изумлённо уставились на него.
- Салам, - сказал бедуин голосом профессора Картера, - Станислав, мы не выбиваемся из графика?
- Всё, не стоим! – сдерживая смех, Майкл подхватил свою кипу одежды и шагнул за ширму.

  Переодевшись и втерев в кожу лица и рук пахучую темную жидкость, сделавшую их смуглыми, все вышли в коридор.
- Прямо как из «Тысячи и одной ночи», - хихикнула Ника.
- Мы сейчас к машине? – спросил Майкл Эрику, в своём афганском костюме ставшую похожей на худенького подростка, сошедшего со страниц восточной сказки.
- Нет, сначала в арсенал.
 В оружейной у ребят разбежались глаза. Оружие всех времён и народов было расставлено по эпохам – страшного вида корявые дубины и грубые кремнёвые рубила сменили отшлифованные каменные топоры неолита, тускло блестели в соседних витринах бронзовые мечи, дальше скалились глухими забралами рыцарские шлемы  и щетинился ряд копий… Из-за длинного шкафа навстречу им вышел седой худощавый старичок, приветственно махнул рукой:
- Добрый день. Твой заказ собран, Станислав. Или, - он внимательно оглядел Нику и Дика, - ты что-то хочешь добавить к нему для этих юных ассасинов?
 Последние слова старик произнёс откровенно недовольным тоном. Лем это заметил.
- Всё ворчишь, Оскар Вениаминович? Ты познакомься – Майкл Деккер, мой давний друг, астрогеолог. А «ассасины» - его сын Ричард и Ника. Может быть, будущие сотрудники института, или историки, археологи, кто знает…
- Здравствуйте, здравствуйте, - ворчливо сказал Оскар Вениаминович, с неожиданной силой пожимая гостям руки. – Будущие историки… всё может быть. Но вынужден повторить, Станислав, этот твой хронотуризм я не одобряю. Добро бы выбрал мирный XXII век, а то тащишь детвору в конец ХХ, и куда!
- Старина, мы про это уже говорили, - отмахнулся профессор, - я тут не вижу проблем.
- Да говорили, говорили, - язвительно буркнул старик, - так ты же не внял. Вот я и вынужден повторить. Прошлое – штука опасная. И не место для игр.
- Да, да, - отмахнулся Лем, - где оружие?
 Оскар Вениаминович вздохнул:
- Вон, на стенде. Как было в заявке: станнер и скорчер для тебя, станнеры для профессора Картера и мисс Гранде, четыре автомата, подсумки, ремни. К ним по четыре полных магазина. Два АК, одна М-16, один УЗИ, такими тоже там баловались. Можете проверять. Ещё берёшь что-нибудь?
- Нет, - Лем повернулся к стенду, на котором было развешано оружие для группы. Рядом с даже на вид элегантным серо-стальным современным оружием грозно чернели воронёные стволы оружия ХХ века. Золотистое дерево прикладов на двух автоматах было исцарапано, брезентовые ремни обтрёпаны.
- Вы умеете пользоваться? – прищурился, взглянув на Майкла, старик.
- Станнер и скорчер – да, как всякий астронавт, - ответил Майкл, - из огнестрельного именно этим – нет, но вообще с таким дело имел. Увлекался когда-то стрельбой. Биатлоном.
- Ладно, - Оскар Вениаминович вздохнул ещё раз, - но всё же скажу, Станислав, что так нельзя. Ни тренировок, ни обучения – на, вот тебе старинное боевое оружие. Слишком легко многие стали на всё смотреть. А это не игрушки.
- Да я могу и не брать эту пушку, - уже раздражённо сказал Майкл.
- Да я не об этом! – махнул рукой Оскар Вениаминович, - я о другом. Скорее всего, вам ни применять, ни демонстрировать оружие никому не придётся. Таскать с собой его нужно, что верно, то верно, но вероятность того, что оружие придётся применять (если, конечно, оно изначально к применению не планируется) ничтожно мала. Так, антураж. За всё время экспедиций, считая с начала нашего века, всего три случая. И два из них закончились пустяком, зато третий…
- Что третий? – быстро спросила Ника.
- Вот то-то и оно, Слава, «что третий», - укоризненно сказал Оскар Вениаминович.
 Станислав не ответил.
 Лем, Картер и Ника привычно осмотрели оружие. Вполголоса Станислав объяснил Майклу, показывая на своём автомате:
- Магазин присоединяется вот так… Снять – вот эта защёлка. Предохранитель, осторожней, он тугой, палец не сбей – вниз одиночный, промежуточное положение – автоматический. Досылается патрон, сам понимаешь, вот эту ручку на себя и отпустить… Рукой не сопровождай, а то патрон перекосится. Оружие всегда на предохранителе, магазин примкнут, но патрон не досылаешь. Ну, идём…
- Третий случай, - сказал Лем, забрасывая автомат на плечо, - только подтверждает, что всего, к сожалению, не предусмотришь. Мика был отлично подготовлен, и не его вина, что ему пришлось драться с  профессиональным мастером фехтования.
 Старик, отвернувшись, промолчал. Только когда все пошли к выходу, коротко сказал:
- Удачи, ребята.
- Спасибо, Оскар Вениаминович. Всё будет в порядке, - Лем улыбнулся старику от двери.

- Какой он серьёзный, - шепнула девочка Эрике в коридоре.
- У него опыт очень большой, - ответила девушка, - Оскар Вениаминович там, в прошлом, работал годами. Наверно, один из самых заслуженных разведчиков нашего века. И за всё переживает. Вот за Мику. Мику готовил не он. Там и драки-то не планировалось. Против Мики противник применил приём, который не знал ни сам Мика, ни его тренеры из Сиднея. Только потом на записи увидели, что это был приём, который прекрасно знал Оскар Вениаминович и всех наших разведчиков, которые работают в Средневековье, давно ему научил.
 Машина была смонтирована в большом зале. За огромными окнами раскинулась панорама гор, качались пушистые темно-зелёные кроны сосен. Погода чуть хмурилась, солнце каскадом лучей пробивалось сквозь набежавшие серые слоистые облака.
- Очень успокаивает, - объяснил Лем, - выходишь из-под купола и – горы.
- Это тебя горы успокаивают. А вдруг для кого-то наоборот? – пошутил Майкл.
- Горы всех успокаивают… На то они и горы.
 Лем шагнул на матовую площадку между ярко-оранжевыми кругами шлюзов. Поднял и вытянул вперёд руку – зависший в дальнем конце купола виртуальный пульт управления послушно скользнул по воздуху и улёгся под его ладонь. Пальцы Станислава забегали по клавиатуре.
- Вставайте у меня за спиной, - сказал он, не отрывая взгляда от пульта, - Ваня!
- Да, профессор! – высокий светловолосый парень, сидящий у стационарного пульта в углу зала, поднял голову.
- Режимы выставлены?
- Да.
- Отклонений нет?
- В норме.
- Расчётное время нахождения в прошлом – один час. Александр, нет возражений?
- Достаточно. Может быть, сделаю всё и быстрее, - ответил Картер, пристраивая у виска портативную стереокамеру – она должна была записывать всё, что видит профессор.
- Ты-то сделаешь, у меня быстрее не получится… Готовы, путешественники? – он обернулся к Майклу и детям. Эрика, стоя за спиной светловолосого Ивана, что-то сосредоточенно говорила ему вполголоса.
- Готовы, готовы, - с улыбкой ответил Майкл, - давай, потихонечку трогай…
- Иван, синхронизация?
- Произведена.
 Эрика хлопнула Ивана по плечу и подбежала к машине, легко запрыгнула на площадку.
- Отсчёт, - спокойным голосом сказал Лем, - десять, девять, восемь…
- Волнуешься? – шепнул Дик на ухо Нике. Девочка молча помотала головой. Глаза её горели от восторга.
- …три, два, один.
- Удачи, профессор. Эрика, пока! – Иван помахал из-за пульта рукой. Он ещё не договорил, как его голос стал гаснуть, будто стремительно удаляясь. Капсулу обволокло серым туманом, мгновенно скрывшим всё вокруг. Навалилась ватная тишина – такая, что, казалось, можно услышать стук сердца стоящего рядом. Майкл и ребята с интересом оглядывались.
- А за бортом пробегают века! – нараспев сказала Ника.
- Ага, - сказал Лем в тон ей, - и будут пробегать ещё около трёх минут. Стандартная переброска, скажем так, занимает около пяти минут.
- А если сейчас взять и выйти из-под купола? – спросил Дик.
- Не получится. Это невозможно во время переброски.
- А что сейчас там, снаружи?
- А не знаю, - широко улыбнулся Лем.
- Не знаете?! – Ника сделала большие глаза, - вы?!
- Ну, всё знать невозможно, даже в своей области. Даже, скажем так, тем более – в своей области. На окружающую среду за бортом, если это вообще среда, не реагирует ни один датчик. Там нет ни температуры, ни давления. И химического состава у этой «среды» тоже нет. Не-время, не-пространство, не-вещество, не-энергия…
- Всё только один Бог знает, да молчит, - произнёс Картер, - позволяет разбираться нам самим. И кое-что у нас даже получается.
- Так, - проговорил Лем, глядя на пульт, - прибываем…
 Несколько секунд ничего не происходило. Потом туман за стенами капсулы начал стремительно таять, на мгновение полыхнул жёлтым светом и исчез, словно кто-то невидимый сдёрнул занавес, закрывавший от путешественников окружающий мир.
 В этом мире было только два цвета. Яркий, невероятно чистый ультрамарин неба и жёлто-белый цвет застывших песчаных волн, тянущихся до самого горизонта. Нестерпимый солнечный свет, отражённый гранями песчинок, наполнил капсулу, и все невольно зажмурились, через пару секунд свет померк – настроились на внешний мир светофильтры сферы. В бесконечной синеве неба не было ни облачка, у горизонта и над гребнями барханов раскалённый воздух плавился, растекаясь дрожащим маревом, сквозь которое угадывались то ли гребни далёких гор, то ли миражи.
  Над заснувшим песчаным морем поднималась оранжево-коричневая каменная гряда, изъеденная пещерами, как обжитый ласточками  глинистый обрыв над рекой, заканчивающаяся наверху изломанным скалистым плато. Обожженный солнцем камень скал нависал над пустыней.
 Картер огляделся, удовлетворенно выдохнул.
- Спасибо, Станислав, в самую точку. Вот они.
 Все посмотрели туда, куда показывал Картер. Исполинские каменные фигуры, вырубленные в гигантских нишах в скальной стене, застыли, будто задумавшись. Эрозия постепенно разрушала их, и поверхность чудовищных каменных тел, когда-то гладкая, стала ноздреватой и потрескалась. Лица каменных исполинов были безмятежны и чуть задумчивы. Казалось, они отстранённо разглядывают прибывших к ним сквозь века путешественников, посмевших потревожить их тысячелетнее безмолвное спокойствие.
 Майкл присвистнул. Дик и Ника молча смотрели, широко раскрыв глаза.
- Ну, добро пожаловать, - повернулся  к ним Лем, - Афганистан, конец ХХ века, провинция Бамиан. Какие колоссы, верно? Просто невероятный труд…
- Да, - задумчиво произнёс Картер, - и кто бы мог подумать, что этому чуду осталось стоять всего лишь… что-то около четырёх дней, да, Станислав?
- Если быть точным, пять.
 Картер покачал головой:
- Простоять века, увидеть рассвет и закат цивилизаций и погибнуть от рук безграмотных фанатиков…
 Камера у виска профессора работала, помаргивая зелёным огоньком. Вынув из кармана блокнот, он начал что-то быстро в нём писать.
- Ну, Эрика, пора и нам за работу, - сказал Лем, доставая из сумки какие-то приборы. Автомат, чтобы не мешал, он перебросил за спину.
- Чуть позже подойдём поближе, Станислав? – спросил Картер.
- Да, минут через десять сможем погулять…
- А зачем понадобилось их разрушать? – Ника, наконец , обрела способность задавать вопросы.
- Ну, фанатикам причины не нужны, чтобы что-то разрушить, - ответил Картер, не отрываясь от своего блокнота, - хотя они-то считали, что причины у них для этого есть…
- Да? А какие? Как у Герострата?
- Ломать – не строить, - сказал Майкл, разглядывая статуи, - вот тебе и причина на все времена.
- Ну нет, тут сложнее. Герострат – честолюбец , не умел ничего сделать доброго и решил оставить своё имя в истории, разрушив храм… Ему повезло, в истории остался, но сколько было других разрушителей, кто их помнит? У них были другие причины. Они о своей славе не заботились. Здесь, в данном случае, главная причина – религиозный фанатизм. Взрывали эту красоту исламские фанатики потому, что статуи изображают Будду, являются олицетворением язычества с их точки зрения… Стандартный тип мышления для тех времён.
- Стандартный? – удивился Дик, - наоборот, скорее исключение. Ведь конец ХХ века! Полёт Гагарина, первые люди  на Луне, море научных открытий, люди покорили атомную энергию. Это ведь не Средние Века! Хотя…
 Мальчишка запнулся.
 - Вот-вот, - Картер посмотрел на мальчика, - сам понял уже? Как раз в ХХ веке человечество начало осознавать, что пора выбирать один из двух путей – либо к добру для всего человечества, либо в пропасть… И весь ХХ и большую часть ХХI так и металось из крайности в крайность. Мирный атом – и Хиросима, идеи гуманизма – и мировые войны, дружба и сотрудничество народов – и тут же дикая вражда. Думаю, в этот период человечество ухитрилось пройти по самому краю… Ладно, я сюда не для лекций приехал. Станислав, ближе уже можем подойти?
- Ещё несколько минут, Александр… - Лем с помощью мигающего разноцветными лампочками прибора проверял какие-то параметры купола. Вместе с Эрикой они медленно обходили сферу, прижимая к ней коробочку прибора в разных точках. – А вот тут, заметь, Эрика, поле-то слабовато… и здесь… тут норма. Опять норма. Нужно будет провести калибровку напряжения, как вернёмся.
 - Ой, а мы прямо на песке стоим? – воскликнула вдруг Ника. Опустив глаза, Майкл и Дик  заметили, что матовый пол действительно исчез. Круги синхронизаторов стали полупрозрачными и будто висели над волнистым песком пустыни. Присев, девочка попыталась взять пригоршню песка, но её пальцы скользнули по упругой прозрачной плёнке. Плёнка была прохладной – не верилось, что под ней лежал раскалённый песок, об который можно обжечься.
- Ника, нас же на самом деле здесь нет, - засмеялась Эрика, - и песок, пока мы в машине, мы не потревожим. И пойдём по нему, но ни одну песчинку с места не сдвинем.
- Смотри, пап, - задумчиво сказал Дик, - ведь совершенно то же мы увидели бы, если бы просто поехали в нашем времени куда-нибудь в пустыню. Сахару, Каракумы, например.
- Помнишь Каракумы, Слава? – усмехнувшись, спросил Майкл.
- Помню, золотые воспоминания. Захотели парни посмотреть мир… А вообще ты верно заметил, Дик. И в наше время на планете полно мест, в которых как бы перемещаешься в разные эпохи. Та же Африка или Австралия – там до сих пор живут племена каменного века. А природа это вообще, скажем так, универсальный фон, неважно – пустыни, степи, леса... Воображай на нём всё что хочешь. Хоть средневековых рыцарей, хоть римских легионеров. Кстати, наши разведчики стажируются в современных первобытных племенах.
 Майкл хмыкнул.
- Как ты там сказал, Слава? Воображай кого хочешь? А азиатских басмачей можно вообразить?
 Лем поднял голову.
- Это ты к чему?
- Это я вон про ту дружную компанию. И воображать ничего не надо. Всё в оригинале.
 Метрах в трёхстах от них на гребень бархана поднимались шестеро одетых в белые длинные одежды бородатых мужчин. На плечах у каждого висело что-то поразительно похожее на старинные автоматы, которые были у Лема, Картера и Майкла. Один из них нёс на плече какой-то длинный чёрный предмет, у другого из-за спины выглядывала заострённая продолговатая груша. Лем вынул из сумки бинокль, с полминуты  изучал эту группу.
- Ну, было бы странно, если бы мы их не встретили, - наконец сказал он и протянул бинокль Нике, - через сутки тут, если не врёт хроника, будут толпы.
- Как странно, - вздохнула Ника, разглядывая афганцев, - видеть людей, которых давно уже нет. Правда?
 Эрика пожала плечами.
- Ника, но ведь если их давным-давно нет, но нас-то здесь ЕЩЁ нет. Знаешь, я уже перестала этому удивляться. Да в общем-то и удивляться здесь нечему. Ну люди, ну из прошлого – что тут такого? – она наконец оторвалась от тонко попискивающего приборчика, взглянула на Лема. – В стационарном режиме мы закончили.
- Можем подойти поближе, - на поднявшихся на гребень бархана афганцев Лем больше не обращал внимания. Картер молча повернулся и шагнул в сторону скал, прямо на стену сферы. Купол послушно двинулся вперёд одновременно с его движением.
- Мы просто идём, как под зонтом силового поля, - пояснил Лем.
- Понятно.
 Держась рядом, они пошли за археологом. Купол сферы, чуть колышась, расстилался над ними. Пол кабины повторял все неровности поверхности пустыни, и поначалу немного удивляло то, что ноги не проваливаются в сыпучий песок. Ника заметила оставшийся на песке извилистый след проползшей змеи.
 Дик посмотрел на стоящих справа афганцев. Двое из них устанавливали на треноге какое-то грозного вида оружие с длинным ребристым стволом, остальные просто стояли и смотрели на застывших перед ними каменных титанов. 
 Картер уверенно повернул вправо, к крайней статуе, которую, как казалось издали, больше других пощадило время. До неё оставалось не более сотни метров, когда резкий хлопок сзади заставил всех остановиться. Оглянувшись, они увидели, что за установленным на треноге пулемётом сидит худой высокий афганец. Он дал одиночный выстрел, явно целясь в крайнюю статую – пуля прошла высоко над куполом машины.
- Они нас видят, что ли? – спросил Майкл у Лема.
- Нет, - поморщился Станислав, - не могут они нас видеть. Просто… Ну-ка быстрее в сторону. Александр, полюбуешься на крайнего красавца позже. Мы у этого стрелка на линии огня.
 В этот момент стоящий  в стороне от основной группы афганец поднял на плечо трубу с торчащим из неё зелёным острым набалдашником и, чуть помедлив, выстрелил. На мгновение его фигура окуталась дымом, сзади взметнулось пыльное облако. Гром выстрела долетел до кабины, прямо над ними прочертила дымный след реактивная граната и врезалась в скулу второго справа Будды. Полыхнула вспышка разрыва, брызнуло каменное крошево и огромный осколок – часть лица статуи медленно рухнул вниз.
 - Быстрее, быстрее в сторону! – быстрым шагом они двинулись влево. Пульт управления снова лежал под ладонью Лема.
- Думаешь вернуться? – быстро спросил Картер.
- А смысл рисковать? Значит, в следующий раз будем здесь на пару часов раньше.
- Тебе решать. Но попасть в нас могут только случайно. Может быть…
 Профессор не договорил. Сидящий за пулемётом медленно повёл стволом, и длинная очередь, низко стелясь над песком, ударила в ноги крайней самой большой статуи и цепочкой пыльных фонтанчиков потянулась по скале к другой,  прямо к куполу машины.
- Ложись! – крикнул Лем, прижимая к полу стоящего рядом с ним Дика. Что-то свистнуло над головами, раздался высокий металлический звон и в тот же миг за стенами купола заклубился серый туман. Мир вокруг кабины исчез.
 

Над домами вспыхивали красные зарницы. Гулкие раскаты взрывов то стихали, то рассыпались дробной канонадой.
 Аглая влезла в машину, больно ударилась обо что-то острое коленкой и вскрикнула.
- Алька, что там? Ушиблась? – луч фонаря осветил обшитое чёрным дерматином сиденье, на котором горой были навалены железные запаянные ящики. Аликбер бросил несколько штук в проход и помог Аглае сесть. Набросил начавшей дрожать от холода девочке на плечи тяжёлый офицерский бушлат.
- Аля, - он приблизил к ней лицо, - мы сейчас уедем. Всё будет хорошо, Алька, поверь мне…
Аглая молча покачала головой, ответить не смогла – к горлу подступали слёзы, не давая говорить. Она понимала только одно – самое страшное, что могло произойти, уже произошло.
 Мотор взревел и машина, подпрыгивая на ухабах, выехала со двора. В темноте кабины жёлтыми огоньками тлели шкалы приборов. Аглаю бросало на сиденье, то прижимая к горе стальных ящиков, то откидывая к двери. Аликбер включил рацию:
- Четвёртый, слышишь меня? – раздался его голос, - Приём. Спишь, что ли?! Слушай внимательно.
 Он говорил по-чеченски, но Аглая понимала. Чеченский она выучила ещё совсем маленькой – и мама, и бабушка считали, что язык народа, среди которого живёшь, нужно знать.
- Людей уводи на северную окраину. И с вокзала, и с Минутки. Что? Какое мне дело, что «Беркут» говорит?! У тебя кто командир, я или «Беркут»?! Через пять минут доложишь, что с позиций ушёл. Понял меня? Конец связи.
 Свет фар выхватывал из темноты кирпичные стены домов и голые кусты. Шипела рация, то замолкая, то взрываясь хриплыми голосами. Вдруг шофёр выругался и стал выкручивать баранку, сворачивая в проулок.
- Алька, пригнись! – выкрикнул Аликбер. Метрах в пятидесяти впереди на дороге стремительно разворачивал пушку в их сторону танк – он показался девочке невероятно огромным. Было что-то завораживающее в быстром движении многотонной башни. В света фар «Уазика» на танке блеснули огни – свет отразился от триплексов и прицелов.
- Не успеем, не успеем! – шофёр вдавил в пол педаль газа. В этот миг из окна стоящего рядом дома к танку метнулась дымная стрела и тут же на башне вспух клуб белёсого пламени. Под оглушительный грохот взрыва «Уазик» юркнул в переулок. Сзади блеснула яркая вспышка и рвануло так, что задрожала земля.
 Машина понеслась узкой гравийной дорожкой.
- Ушли вроде – выдохнул водитель, переключая передачу, - быстро они, уже здесь их танки.
 Аликбер не ответил. Потом сказал:
- До конца квартала доедем, там бросим машину. Так будет безопаснее. Испугалась, Аля? – он оглянулся. Аглая промолчала и Аликбер, увидев её блестящие от слёз глаза, отвернулся.
- Может, и прорвёмся на машине, - сказал водитель, - осталось-то, командир. И патроны бросать не хочется.
- Посмотрим.
 Они не доехали до конца квартала. Что-то стукнуло по ветровому стеклу, и водитель, глухо охнув, начал заваливаться на Аликбера. Машину занесло, Аликбер успел перехватить руль и «Уазик» заглох, со скрежетом ткнувшись боком в угол дома. Фары не погасли, в их свете искрилась облицованная панельная стена и убегало в темноту полотно дороги. Аликбер потянулся выключить фары, но в этот момент впереди справа сверкнули вспышки выстрелов.
- Алька, за сиденье пригнись! – щёлкнув предохранителем автомата, Аликбер выскользнул из машины. Водитель, не шевелясь, молча и страшно лежал на сиденье лицом вниз.
 Дверца распахнулась.
- Алька, быстро выходи, - она чуть замешкалась, и Аликбер, подхватив под мышки, вытащил её из «Уазика».
 Впереди блеснул огонёк, и автоматная очередь вскинула щебёнку из дороги у их ног. Аликбер толкнул девчонку за машину и ответил короткой очередью. Опустился на колено у колеса, лихорадочно оглядываясь. Ответных выстрелов не было. Вместо этого из темноты позвали:
- Кантемиров! Аликбер!
Аликбер не отвечал. Перехватив автомат одной рукой, он вынул из кармана разгрузки гранату. Аглая, прижавшись к машине, смотрела на него широко раскрытыми глазами. Он свёл вместе концы чеки и потянул за кольцо.
- Спрячь эфку, Кантемиров! – крикнули опять, - ты у меня как на ладони. Хватит играть!
 На этот раз стреляли сзади - пули ударили над головой, разбив заднее стекло машины и осыпав Аглаю и Аликбера битой крошкой. Он опустил руку с гранатой, сокрушённо и с усмешкой покачал головой:
- Та-а-ак… Дальше что? – крикнул он в темноту.
- Поговорить надо, - ответил тот же голос.
- Так давай говорить, - Аликбер посмотрел на замершую Аглаю, виновато улыбнулся. И встал, вглядываясь вперёд.
- Я подойду. Без шуток, Кантемиров.
 Послышался хруст гравия под каблуками чьих-то ботинок. Аликбер стоял, опустив ствол автомата.
- Рамазан? Салам.
- Салам, Аликбер, - человек подошёл совсем близко, опёрся о капот машины. Оба помолчали. Первым заговорил тот, кого Аликбер назвал Рамазаном.
- Большая игра пошла, Аликбер. А ты – в сторону хочешь?
- А мне с ними делить нечего. И своих в мясорубку бросать не хочу.
 Собеседник Аликбера зло рассмеялся.
- Воин должен быть там, где война. Ты же воин, Аликбер, это все знают. А ведёшь себя не как чеченец. Твои ребята в бой рвутся, а ты их уводишь, как трусливых баб.
- И они уйдут. Они мне верят.
- Верят, - согласился Рамазан, - и уйдут, если прикажешь.
- Я уже приказал.
- Да, ты приказал. Они снимаются с позиций. А сейчас ты отменишь приказ. И отдашь другой. Твои нам нужны. И на вокзале, и на Минутке.
 Аликбер молчал. Рамазан хмыкнул.
- Что молчишь, капитан? Время, Аликбер. Рация цела?
- Цела. В машине.
- А то свою бы дал. Ерунда получается, Аликбер. Делить тебе нечего. Есть что делить, Аликбер. Надо уж поделить, раз и навсегда. Бери рацию.
 Аликбер шагнул вперёд, открыл дверь машины. Захлопнул.
- Молодец, соображаешь, - одобрительно сказал Рамазан, - а то, сам понимаешь, твоя девочка там, сзади.
- Понимаю, - глухо ответил Аликбер.
- Она кто тебе, кстати?
- Не твоё дело.
- Ну, не моё так не моё… Захочу – узнаю. Ты решай, капитан. С кем ты. Тут уж не отсидишься. Либо с братьями, либо с пришлыми собаками. А ты уже с ними сейчас. И давно уже с ними. Людей из боя вывести – такое не прощается. И раньше… Сам должен понимать.
- Я сам с собой.
- Сам с собой он! – резко бросил Рамазан. – Чистеньким быть хочешь! По дерьму пролезть и не измазаться хочешь! Мараться не хочешь!
- Нечего самому в грязь лезть, как свинье, тогда мараться не придётся!
 Рамазан сплюнул.
- Ты легче… «Как свинье…» Не забывайся. Вон, девочку пожалей. Короче. Сейчас говоришь своим, чтобы возвращались на позиции. И отряд переходит в подчинение Беркуту. Прямое.
- Даже так?
- А как ты хотел? Тебе дело найдётся. Кровью будешь вину искупать. Сможешь – ты же у нас афганец, орденоносец. За ночь десяток русских положишь – считай, отмылся. А мои за тобой посмотрят. Ну, что молчишь?
- С девочкой что будет?
- Ну, так-то лучше. Я прикажу – нормально с ней всё будет. Пальцем не тронут. Время не тяни. Ну?
- Аля! – позвал Аликбер, - подойди.
 Аглая встала. Поднимаясь, увидела, как сзади, из темноты, к машине подходят несколько человек. Аликбер их тоже увидел.
- Не люблю, когда у меня за спиной стоят, Рамазан.
- А я и не говорил, что один буду. Ты давай, вызывай своих.
- Сейчас, - Аликбер шагнул к Аглае, присел на корточки, заглядывая в глаза. В отражённом от стены дома свете фар его лицо казалось неестественно белым и словно размытым. А может быть, Аглае мешали смотреть слёзы.
- Алька, - тихо сказал он, - видишь, как получилось? Ты же всё понимаешь, правда? Прости меня.
 Дальше всё произошло очень быстро. Аликбер, оттолкнув девочку, упал на бок, и вскинутый в его руке автомат ожил, длинной плетью трассирующей очереди хлестнув стоявших сзади. Мгновенно Аликбер перекатился через плечо, приподнялся, выцеливая метнувшегося за машину Рамазана, успевшего вырвать из кобуры пистолет. Аликбер выстрелил и тут же, коротко вскрикнув, упал на спину, разбросав руки, и уже не вздрогнул, когда выскочивший из темноты человек, встав над ним, выпустил прямо в грудь сверкнувшую красным короткую очередь.
- Сука ты, Рамазан! – закричал стоящий над телом Аликбера, - что сразу ствол не забрал у него? Крыса в углу и та кусается, а тут волка к стене припёрли! Мы же его на мушке держали, сказал бы ему – бросай автомат!..
- На мушке они держали! – передразнил Рамазан, пряча пистолет, - что ж мне самому его валить пришлось?
-  Он троих положил, - и Аглая, оглянувшись, увидела, что никто из попавших под огонь автомата  Аликбера не поднялся, три неподвижных тела лежали вповалку на дорожке.
- Он был мне нужен. Ладно, кто знал, что он такой дурак. Афганцы – они все на голову двинутые… - Рамазан подошёл ближе, носком ботинка приподнял голову Аликбера. Она безвольно перекатилась влево. – Ну, чёрт с ним. Оружие возьми и идём.
 Взгляд Рамазана остановился на прижавшейся к стене Аглае.
- Хасан, догонишь. Девчонку пристрели. И не играй с ней, времени нет, - не оборачиваясь, он пошёл прочь.
  Боевик присел рядом с телом Аликбера, зашарил по разгрузке, вырвал из безжизненной руки автомат. Распихав по карманам магазины и гранаты, поднялся и, повесив на грудь автомат Аликбера, зашагал за Рамазаном.
 Аглая сделала шаг вперёд,  но грубый голос из темноты пригвоздил её к месту:
- Стой где стоишь! – низкорослый бритоголовый крепыш с перетянутой пулемётной лентой грудью подошёл к ней вплотную, оглядел, отступил назад. И, криво усмехнувшись, начал поднимать автомат.


В сгустившейся ватной тишине все поднялись на ноги. Шар генератора над головами пульсировал болезненным красным цветом, резко пахло озоном.
- Вот так сходили за хлебушком, - сказал Лем, скидывая с плеча сумку с приборами.
- В смысле? – не понял Майкл.
- Это анекдот такой, из двадцатого века, кстати. Я тебе расскажу потом.
- Почему не сейчас?
- Не при детях.
- А…
- Вильгельм Телль чёртов! – буркнул Картер, убирая блокнот в карман, - попасть в невидимый предмет, да ещё на таком расстоянии! Да в прошлом о нём балладу бы сложили. Станислав, когда мы можем оказаться там в следующий раз?
- Дня через два, не раньше.
- Невесело… Ладно, первый раз не считается.
- И что теперь? – спросила Ника.
- Да ничего, - устало ответил Лем, - сейчас нас где-нибудь выбросит, сориентируемся и вернемся домой. Я же рассказывал.
- Накаркал, - похлопал друга по плечу Майкл.
- Ладно, рабочий момент, - отмахнулся Лем, - кстати, Эрика, мы теперь можем проверить настройки купола и в этом режиме.
 Майкл подумал, что старый разведчик Оскар Вениаминович был не так уж и не прав, когда возражал Станиславу в оружейной. Но ничего не сказал. К тому же ему показалось, что Станислав сейчас думает о том же.
- Всё хорошо, что хорошо кончается, - вслух сказал он.
- Это ты скажешь, когда всё кончится, - тихо произнёс Лем. В кабине повисла напряжённая тишина. Её нарушила Ника:
- А мы окажемся опять в Афганистане?
- Нет, - ответила Эрика, - к одной точке привязаны только стационарные хронопункты. Здесь есть защитные ограничения – нас не может выбросить в воду, в воздух, внутрь горы. Только на поверхность земли. А если рядом будет какая-то опасность, мы в ручном режиме тут же уйдём в новую переброску. Потом только ориентировка будет минут на пять дольше. Так что сейчас мы можем «вынырнуть» где угодно.
- Здорово.
- А ты думала.
 Вокруг кабины потемнело и серая пелена сменилась ночной чернотой. Некоторое время в кабине было темно, потом пол запульсировал бледным светом, совсем слабым, чтобы не стоять в полной темноте, но можно было оглядеться.
- Да, - сказал Майкл, - на новогодний карнавал мы явно не попали.
 Машина стояла у обочины узкой гравийной дорожки. Рядом поднималась гладкая стена пятиэтажного дома – безликой бетонной коробки. На той стороне дороги тянулись облетевшие низкорослые кусты. Снега не было. Чёрное, без звёзд небо иногда озарялось красноватыми вспышками.
- Судя по архитектуре, ХХ или первая половина ХХI века, - определил Картер.
- Я понял, - откликнулся Лем, - сейчас вручную сужу диапазон, машина быстрее сориентируется.
- Никого вокруг нет, - тихо сказал Дик.
- В общем-то нам особо никто тут и не нужен, - пробурчал Картер, - с меня лично хватит того азиатского Робин Гуда.
- Вот эти вспышки, - спросила Ника, - это что? Фейерверк? Новый год ведь, да?
 Снаружи доносились глухие хлопки, иногда они сливались в хаотичную какофонию, иногда всё заглушали одиночные мощные разрывы.
- Слава, - Майкл шагнул к Лему, - выстрелы или мне кажется?
- Боюсь что не кажется, - хмуро ответил Лем, - но по большому счёту это не имеет значения. Через несколько минут машина сориентируется и мы отсюда исчезнем. Так что просто ждём.
 Где-то неподалёку грянул оглушительный взрыв и небо над  домом осветилось белой вспышкой, озарившей рваное подбрюшье низких туч. Земля под ногами задрожала. Вдруг все услышали приближающийся шум мотора. Из-за поворота вылетела раскачивающаяся на рессорах угловатая машина, бросающая перед собой на дорогу лучи круглых фар.
 Автомобиль пролетел мимо, но тут впереди затрещали выстрелы. С визгом тормозов машина вильнула в сторону и, ударившись о стену дома, остановилась.
- Пригнитесь! – скомандовал Лем, вынимая из кобуры станнер. Эрика и Картер последовали его примеру, Майкл сбросил с плеча автомат. Впереди снова ударили выстрелы. Из машины выпрыгнул худощавый человек в тёмной одежде – наверное, в темноте он был бы в ней незаметен, но скользящий по облицованной мелкой блестящей плиткой стене свет фар освещал дорожку, и он был отлично виден. Припав на колено, он коротко повёл стволом автомата, но не выстрелил. Отступил назад, распахнул заднюю дверь и вытащил из машины тоненькую светловолосую девочку лет двенадцати в длинном лыжном свитере. С плеч девочки соскользнула тяжёлая куртка с меховым воротником и упала на землю. Тут же впереди сверкнули красноватые искры – оттуда опять стреляли. Человек толкнул девочку за машину и выстрелил с колена, ниточка трассирующей очереди потянулась в темноту, и огоньки впереди погасли. Девочка прижалась к машине возле подвешенного сзади чёрного колеса.
 Откуда-то спереди раздался громкий окрик, как будто кого-то звали по имени. Потом другой голос выкрикнул что-то сзади, и сзади же ударила очередь – трасса блеснула рядом с куполом и рассадила заднее стекло автомобиля над головами автоматчика и девочки. Девочка испуганно прикрыла голову руками.
- Они с ума посходили здесь все! – громко сказал Майкл. – Славка, ты понимаешь, что сейчас на наших глазах…
- Понимаю! – резко обернулся к нему Лем. – По инструкции я уже должен был бы увести машину в новую переброску. При первых признаках опасности. А тут их полно – и первых, и вторых, и третьих! Мишка, мы не можем вмешиваться.
 Снаружи больше не стреляли. Мужчина возле машины поднялся во весь рост и стоял, держа автомат в опущенной руке. Слышался скрип приближающихся шагов по гравию дорожки.
 Девочка стояла, прижавшись спиной к кабине автомобиля. У Ники в руках так и остался бинокль, и она посмотрела в него, включив режим дневного видения. Бинокль коротко вжикнул, настраиваясь, и она увидела лицо девочки словно с двух шагов - светлую чёлку, упавшую на лоб, большие ярко-голубые глаза с длинными ресницами, красные от слёз… тонкий чуть вздёрнутый нос, левая щека чем-то измазана. На девочке был светло-оранжевый свитер, весь в каких-то бурых грязных пятнах и коричневые чулки, она так и стояла на острой щебёнке в одних чулках.
 К машине подходил невысокий коренастый человек в маскировочной форме и с заросшим седоватой щетиной лицом. Тот, что был с девочкой, ждал его, не двигаясь.
- Станислав, здесь же есть внешний переводчик? – спросил Картер.
- Есть. Просто я не уверен, что его стоит включать. Хотя… - он нажал кнопку на пульте, и в кабине приглушённо зазвучала незнакомая речь, через несколько секунд ставшая понятной – слова переводились дословно, сохранялись и интонации, и сам тембр голосов.
- Воин должен быть там, где война. Ты же воин, Аликбер, это все знают. А ведёшь себя не как чеченец. Твои ребята в бой рвутся, а ты их уводишь, как трусливых баб.
- И они уйдут. Они мне верят.
- Ну, договорятся сейчас о чём-то, - неуверенно сказала Эрика, - главное, что прекратили стрелять.
- Я смотрю, они как прекратили, так и начнут, - хмыкнул Майкл.
- Какой язык, Слава? – спросил Картер.
Лем взглянул на пульт.
- Чеченский. Сейчас машина закончит ориентировку и внешние каналы отключатся.
- Хорошенькая новогодняя ночь, - покачал головой археолог, - или я сильно ошибаюсь, или…
- Ты решай, капитан. С кем ты. Тут уж не отсидишься. Либо с братьями, либо с пришлыми собаками. А ты уже с ними сейчас. И давно уже с ними. Людей из боя вывести – такое не прощается. И раньше… Сам должен по… - голоса прервались, и Лем сказал:
- Первое января 1995-го года, три часа пятнадцать минут. Город Грозный, страна – Россия. Ты об этом подумал, Александр?
- Да. И знаешь, Станислав, я немного интересовался историей Кавказа… Лучше было бы нам сразу уйти в новую переброску. Это ещё то времечко. Поинтересней того, из которого нас спровадил мой афганский друг. И ещё та ночка. Не хуже Варфоломеевской.
- Наверно. Сам не знаю, почему сразу этого не сделал. Но сейчас уже поздно. Машина готовится к автоматическому возвращению. Переброска начнётся через пару минут.
 Мимо машины прошли трое вооружённых мужчин с автоматами наизготовку и встали в нескольких метрах позади автомобиля. Худощавый человек оглянулся, что-то пренебрежительно сказал стоящему перед ним. Тот усмехнулся в ответ. Ника не опускала бинокля. Худощавый позвал девочку, и она подошла к нему. Мужчина присел перед ней на корточки и Ника увидела на его горбоносом худом лице, чем-то напоминающем лица недавно виденных афганцев, мягкую, словно бы виноватую улыбку, а на глазах девочки слёзы. А потом…
 Ника и Эрика одновременно вскрикнули. Мужчина резко толкнул девочку, отбрасывая её назад, и она, отлетев в сторону, упала у колеса машины. В тот же миг, ловко перехватив автомат, он выстрелил в падении, и трое стоявших за его спиной автоматчиков повалились, как подкошенные. Один из них успел выстрелить, но не попал, и фонтанчики пыли взметнулись на дорожке. Снаружи не доносилось ни звука, и от этого происходящее у всех на глазах казалось нелепым, словно старинное немое кино. От внезапно нахлынувшего ужаса – на её глазах только что один человек убил других! – Ника на мгновение зажмурилась, а когда открыла глаза, увидела, как ещё один вооружённый автоматом человек выстрелил в грудь лежавшему на спине худощавому мужчине. Её затрясло.
 В кабине все молчали. Первым опомнился Майкл.
- Станислав, а из-под купола мы можем стрелять?
- Нет. Для чего шлюзы-то иначе?.. Ты что?! – Лем наконец пришёл в себя, - в кого ты собрался стрелять? Тут и без тебя стрелков хватает, как видишь!
 Майкл хотел что-то ответить, но передумал. Потом махнул рукой:
- Ну у вас и работа, товарищи хроноразведчики…
 Вышедший из-за машины небритый сунул в карман разгрузки пистолет и о чём-то заговорил со стоящим над телом убитого боевиком. Девочка, поднявшись с земли, отступила назад и прижалась к стене дома, не отрывая взгляда от своего мёртвого спутника. Небритый подошёл к телу, носком ботинка приподнял голову убитого, потом повернулся и пошёл прочь.
- Вот же… - Майкл с трудом удержался, чтобы не выругаться.
- Миша, спокойно, - сказал Лем, - мы видим только отрывок этой эпохи. Мы не можем сейчас, даже после того что видели, никого судить и не имеем права вмешиваться.
- Ага, мы не горячи и не холодны… Когда там эта переброска? – Майкл взглянул на побледневшие лица ребят.
 Лем промолчал. Ответила Эрика:
- Полторы минуты. Не больше.
 Забрав оружие убитого, боевик тоже ушёл, а девочка, постояв у стены, шагнула вперёд и вдруг замерла, словно её окликнул кто-то. Из кустов на той стороне дорожки вышел невысокий бритоголовый человек с автоматом наперевес и подошёл к ней вплотную.
- Что… - начал Майкл и осёкся. Человек поднял автомат и направил ствол прямо в лицо замершей у стены девчонки.
- Он же… он же застрелит её сейчас! – голос Ники сорвался на дикий визг. И тогда Дик прыгнул на полупрозрачный диск синхронизатора.


 Аглая завороженно смотрела на холодный зрачок ствола. В голове не было ни единой мысли, только наваливался, наваливался со всех сторон вязкий звон. Она не услышала выстрела – что-то толкнуло её в плечо, когда автомат коротко плюнул огнём, и она не почувствовала боли.  И не увидела, как какая-то фигура в белом справа метнулась к тому, кто стрелял в неё, словно во сне выскочив  из ниоткуда, и тут же в том месте, откуда она появилась, засверкала, переливаясь будто поверхность мыльного пузыря, большая светящаяся полусфера. Мир качнулся, медленно поворачиваясь, мелькнула стена дома и чёрное небо, всё быстрее кружась в странном хороводе, затягивая девочку в это неистовое кружение, а потом чёрное, озарённое красными отсветами небо упало на Аглаю, поглотив всё вокруг.
 Дик успел в последний момент – обвешенный оружием человек уже нажимал на спусковой крючок, и мальчишка ударил прямо по стволу, задирая его вверх. Очередь оглушительно треснула, пули ударили по стене дома над плечом девчонки. В тот же миг Дик попытался схватить руку противника, ловя его на приём синтез-йодо, но тот ударил мальчика ногой, отшвыривая в сторону. Дик отлетел, упал на больно впившиеся в тело камни дорожки. Одним прыжком боевик оказался рядом и ствол автомата уставился в грудь мальчишке, но тут ноги у Хасана подогнулись и он завалился на бок, выронив оружие.
- Вставай, быстро! – к Дику подскочил Лем со станнером в руке, - в машину!
 За спиной Лема стоял Майкл с автоматом наизготовку. Все трое одновременно посмотрели на упавшую возле стены девочку. Она лежала на спине, запрокинув голову, в луже крови, толчками бьющей из страшно развороченного пулями плеча. Растрёпанные светлые волосы девочки разметались по грязной щебёнке.
- Секунды до автоматической переброски, - хрипло сказал Лем, но не двинулся с места.
- Папа! – Дик беспомощно взглянул на отца, - она же умрёт здесь! Ну так же нельзя!
 Долгое мгновение Майкл молчал, потом подошёл к девочке и поднял её на руки. Она даже не застонала, широко раскрытые глаза её, казалось, уже ничего не видели, тело девочки безвольно повисло на его руках.
- Какого чёрта, Славка, - сказал он, глядя в глаза Лему, - так действительно нельзя.
 И Лем кивнул.

Глава II.
                Но не правда ли, зло называется злом
                Даже там, в добром будущем вашем?
                В.Высоцкий «Песня о Времени».


- Что, помешал?
В полутёмном кабинете Лемма горела только лампа на его рабочем столе. Станислав сидел за столом, что-то тихо надиктовывая компьютеру. Увидев Майкла, он не прервался, только показал глазами: заходи. Майкл прошёл через кабинет и молча сел в кресло у окна. В бирюзовом небе над чёрными громадами гор загорались первые звёзды.
- Сейчас, Мишка, сейчас, – рассеянно проговорил Лем, не отрывая глаз от монитора, – ещё несколько минут… – и уже машине. – Выполнить расчёт для двойного и тройного увеличения интенсивности. Диапазон до ста пятидесяти лет. Отдельный расчёт для диапазона сто лет…
Майкл подождал пять минут, поглядывая на лицо друга. Глаза у того покраснели, в глубине их застыло какое-то странное, будто удивлённое и виноватое одновременно, выражение. Наконец Майкл сказал:
- Всё, Славка, заканчивай. Рассчитает он всё без тебя. Ты же сам на себя не похож. Прекращай на сегодня.
Лем промолчал, но от стола отодвинулся, потёр виски, посмотрел в окно.
- На себя не похож? А ты давно меня за работой видел? – невесело усмехнулся он.
- Как приехал, так только и вижу. И раньше ты не производил впечатления… – Майкл на секунду задумался, подбирая пример, – Гамлета, решающего «быть или не быть».
- У тебя со сравнениями, Мишка, всегда было неважно.
- Пусть неважно. Ты со стороны бы на себя посмотрел. Ладно. Ты, кажется, красное бакинское любил?
- Да, – Лем наконец повернулся к нему, кивнул, – да, давай по стаканчику. Чёрт, ничего не соображаю…
- Завтра сообразишь, – Майкл доверху наполнил из принесённой с собой бутылки высокий хрустальный бокал, протянул другу, – и в конце концов, посмотри на всё проще.
- Да не получается проще, Мишка, вот в чём фокус весь! – Станислав взял бокал, отпил большой глоток, – слишком уж, скажем так, странная цепочка случайностей. А я не верю в случайности.
- Славка, – сказал Майкл, – благодаря этой самой цепочке случайностей, которая тебе так не нравится, ты сегодня спас жизнь ребёнку.
- Ну не я, уж на то пошло, – Станислав в упор посмотрел на Майкла. – Тут вот ещё что, Майк. Я очень благодарен твоему мальчику, – он откинулся в кресле, – если бы не Дик, этот мерзавец застрелил бы девочку на наших глазах и я не знаю, как бы я дальше жил. Я не профессиональный хроноразведчик, я только учёный…
- Профессиональному хроноразведчику было бы проще?
- А кто его знает! – Лем порывисто встал, – пойдём на воздух, постоим.
К ночи откровенно похолодало. Яркие точки звёзд уже усеяли небо, почти погасла вечерняя заря, и на западе серебрилась бледная завеса облаков. Друзья медленно пошли вдоль освещённой зеленоватыми фонарями аллеи. Из темноты доносился едва слышный рокот горного ручья.
- Может быть, хроноразведчику было бы и вправду проще, – задумчиво сказал Лем, – вот, например, ты, Майк…
- Слава, я же космонавт, – усмехнулся Майкл, – у нас без взаимовыручки не бывает, иначе в космосе делать нечего. Вот твоих терзаний я что-то не понимаю. Ведь и девочку, и моего Дика спас именно ты.
- Вот ответь мне, – Станислав смотрел куда-то в сторону, – ты-то сам выскочил из машины за Диком? То есть, скажем так, из-за Дика?
- Нет. Просто мальчишка выпрыгнул вперёд меня. Я, наверно, из-за этого дурацкого древнего автомата потерял какую-то секунду: соображал, стрелять из него или нет…
- Ну вот. – Лем остановился и посмотрел другу в глаза. – А я выскочил из-за Дика.
- Только из-за Дика? То есть… ты хочешь сказать…
- Да, Мишка, да. Из-за него, не из-за девочки. Понимаешь?
- Ну ты и… – Майкл только развёл руками.
- Что «я и»? – жёстко спросил Станислав. – В прошлом, да ещё в таком недавнем, нельзя вести себя как слон в посудной лавке. Понимаешь? Если бы Дик, – или ты, – не выпрыгнул бы из-под купола, я бы не вмешался. И вот этого простить себе уже не смог бы.
Майкл покачался с пятки на носок.
- А Эрика Гранде? Она тоже вот так?
- Ты же заметил – она оставалась под куполом. Эрика кроме всего прочего ещё и хроноразведчик.
Майкл помолчал, потом шагнул к другу и встряхнул его за плечи:
- Тяжело. Но. Проехали, Славка. Не казнись. Только на будущее сделай поправки. Даже если это против правил, мимо таких вещей проходить нельзя. Согласен?
- Эх, Мишка, – вздохнул Лем, – и так нельзя, и сяк нельзя. В общем, это только моя проблема…
- Сходили за хлебушком! – рассмеялся Майкл.
- Да, я же тебе анекдот досказать обещал, – Станислав воспользовался поводом переменить тему разговора.
- Не надо. Уже знаю. Выкатывается голова из-под экспресса и говорит: «Вот так сходил за хлебушком!» Ну юмор в общем-то понятен, уже смешно, что за хлебом он зачем-то через монорельсовую трассу полез…
Лем фыркнул:
- Новая жизнь старых анекдотов! И кто рассказал? Оскар, что ли?
- Не угадаешь. Ника Леонова. А ты – «Не при детях!»
Лем потёр переносицу:
- Оригинально, скажем так, оригинально…
Они остановились у обнесённой высоким парапетом каменной террасы. Вниз сбегал почти отвесный склон, кое-где поросший редким кустарником.
- Ладно, Слава, – сказал Майкл, – тогда такой вопрос. Чем же тебе всё-таки эта самая цепочка случайностей не нравится?
Лем помолчал, прежде чем ответить.
- Ну хотя бы тем, что мы совершили осевое воздействие, причём самое сильное из всех нам известных. Достаточные основания, чтобы она мне не нравилась?
Майкл пожал плечами.
- Если вспомнить, что нам рассказывала Эрика, то недостаточные. Она же нам объясняла, что ничего страшного в этом нет. Нежелательно, но если хочется, то можно. Это верно?
- Может быть. Есть такое мнение… очень распространённое. Хотя есть и другие точки зрения.
- А что об этом думает профессор Лем?
Станислав пожал плечами. Перегнулся через узорную решётку парапета, сорвал с ветки ближнего куста ярко-жёлтый листок, подбросил в воздух. Проводил медленно падающий листок взглядом.
- Осень… В последнее время что-то не особенно её люблю. Старею, что ли?
- Ну-ну-ну, – протянул Майкл, – одну пятую жизни прожил, уже стареешь?
- В двадцатом веке сказали бы – полжизни прошло.
- Ну да, а в каменном веке ты был бы уже древним долгожителем. Так что?
- Ты заметил, что нами как будто что-то двигало? – Станислав говорил медленно, словно раздумывая. – Совершенно не связанные события стыковались, как мозаика.
- Случайность – это вообще внезапно проявленная закономерность. Говорят.
- Чушь говорят! – Станислав посмотрел на друга, – с какого-то глобального, вселенского плана, когда все люди как шахматные фигурки – конечно. Но в рамках известных систем, вполне нам подконтрольных…
- Прошлое, я думаю, вам ещё не подконтрольно?
- Подожди. Не так. Мы согласовываем эксперимент с Картером, именно в определённое время и место. Мне-то, как понимаешь, совершенно не важно, в каком времени проверять настройки машины. Тут прилетаешь ты…
- Я-то здесь при чём? Тогда ещё добавь в свою цепочку случайностей то, что я отпуск взял именно в это время и прилетел именно к тебе, а не к Булату.
- Уже добавил. Слушай дальше. Азия. Точный выход. Работаем. Появляются аборигены.
- Что, не должны были?
- Да нет, всё в порядке вещей. Почему бы им там и не появиться. Хотя, с другой стороны, почему именно такие вот стрелки, почему сразу начали стрелять?
- Там, как нам Картер перед отправкой рассказывал, таких много, – вставил Майкл, – других встретить там сложнее, наверно.
Лем словно не услышал:
- … да и вообще, скажем так, тут вероятность их появления в то точно время, когда там были и мы…
Майкл иронично взглянул на друга:
- Пятьдесят на пятьдесят? Или бы появились, или бы нет?
- Восемнадцать и семь десятых процента, – Лем шутки не принял, – это же всё рассчитывается, Майк. Причём тут детсадовское понимание теории вероятности? Итак, хорошо, не такая уж маленькая вероятность. Но дальше!
- Дальше действительно невероятно, – кивнул Майкл, – чудо уже в том, что он кому-то из нас в голову не попал. Голов-то под куполом было больше, а генератор только один.
- Так я о чём?
Майкл минуту подумал.
- Давай так, профессор…  Если сейчас мы будем перебирать все события этого дня и после каждого твердить «Невероятно!», то что это даёт? Ну, из одной войны попали в другую…
- Да.
- … и как раз в момент вооружённой стычки; она и стычка-то там не просто так, и девочка там не просто так, и опять эти идиоты палят возле нашей машины и нас опять не цепляет; и руководитель экспедиции вовремя в переброску уйти не успевает, хотя там всего-то одну кнопку нажать, верно?
- Кнопку нажать, или просто голосовая команда.
- Постой! – Майкл, собравшийся продолжить свою тираду, вдруг запнулся. – Так ты вернуться назад… ну, вперёд то есть… в наше время… не успел или не захотел?
Лем, не отвечая, пожал плечами. Не дождавшись ответа, Майкл махнул рукой:
- Ну, спишем на неопытность руководителя экспедиции, который у нас не хроноразведчик. Или на мистику?
- Мишка, да не знаю я. Вот серьёзно, не знаю. Я же не первый раз в прошлом, я там десятки раз был. Я динозавров видел и македонскую фалангу… издали, правда. И экстренные возвраты случались. Здесь – как будто что-то удержало. Пойдём назад, ко мне через двадцать минут должен Оскар зайти. Обойдём по парку.
Друзья свернули на узкую тропинку, по сторонам которой густо разрослись пушистые лиственницы. На мокрой после прошедшего недавно дождя каменной плитке лежали редкие жёлтые иголки.
- Ну хорошо, оставим пока, – продолжил Майкл, – может, тебе в отпуск давно пока съездить. В общем, или мистика, или психология. Итог-то какой у всех этих рассуждений?
Лем пнул носком ботинка маленькую шишку – подскакивая, та прошуршала по дорожке и соскользнула в траву.
- Итог: вероятность того, что произошло – один на триллион, если грубо. Абсолютно невероятное событие, скажем так.
- Но это как считать! – возразил Майкл, – вот ты там фотокарточку показывал: подбитый танк, товарищ ваш был ранен… А там вероятность была какая? Что ты на ней зациклился?
- Майк, вот честное слово, ты рассуждаешь, как…
- Да тут же здравый смысл обычный, Слава! Что, астрогеолог на тему теории вероятности порассуждать не может? Мы с тобой оба её ещё в пятом классе проходили.
Лем потрепал друга по плечу:
- Извини. Но смотри, вот прилечу на твой Плутон, я тебе про астрогеологию нарассуждаю – и про карстовые пласты, и про кимберлитовые трубки, и про метановый лёд. Не обиделся?
- Нет на Плутоне кимберлитовых трубок.
- А академик Коваленко считает, что вполне могут быть. Ты же у него учился, кажется?
- Так какая там вероятность была, когда «стационарный хронопункт был разрушен и нам пришлось…»?
- Нормальная. Что-то около одного случая на сто, а то и меньше.
- Понятно… – они подходили уже к академическим корпусам. Чуть в стороне виднелись черепичные крыши домов тех сотрудников, кто предпочитал с семьями жить в отдельном коттедже, справа поднимался пятиэтажный квартирный комплекс, сияющий огромными остеклёнными террасами. Из-за деревьев чуть слышно доносилась музыка.
- В общем я понял, Слава, – повторил Майкл. – Если отбросить твои этические терзания, а мы уже договорились – отбрасывай их, отбрасывай, не забивай себе голову… Получается, что вы столкнулись с каким-то неизвестным фактором (причём очень может быть, что никакого неизвестного фактора и нет, так, стечение обстоятельств), который с ходу объяснить не получается, и заволновались. Но во всём этом…
- Может, ты и прав, – задумчиво проговорил Лем, – мы отвыкли от таких вот вызовов. Мы привыкли просчитывать результат, предугадывать события, благо наши сегодняшние знания нам это позволяют. Ну а раньше было не так? Колумб знал, что ищет именно земли за океаном, Галилей был уверен в картине мира, которую доказывал, Эйнштейн… нет, скажем так, по-разному, конечно, бывало. Но да, неизвестность и неопределённость настораживают. Это как минимум. Хотя бы потому, что за ними могут стоять трагедии и катастрофы.
- Не готовы вы, Слава, к вызовам мироздания.
- Покажи мне того, кто к ним всегда готов! – буркнул Станислав.
Майкл остановился:
- Так вот. Я не договорил. Во всём этом есть ещё один, самый важный фактор.
- Конечно есть. Девочка.
- Девочка. Из прошлого. Которая волей случая или чьей там ещё не знаю волей оказалась в нашем мире, для неё в далёком будущем.
- Чьей волей? – усмехнулся Станислав. – Да нашей, чьей же ещё? Твоей и моей, с лёгкой подачи сэра Ричарда Деккера. По чьей-то другой воле она бы умерла через несколько минут.
- Вот, наконец-то слышу правильное рассуждение. Долой мистику!
- Да при чём тут мистика-то, Мишка? Просто когда мы говорим об этом ребёнке, все предыдущие рассуждения не играют никакой роли. И здесь-то как раз всё ясно. За неё теперь ответственно все мы, всё человечество. Что может быть прекраснее, когда в мир приходит новый человек – и для мира, и для человека?
- В её мире это не так.
- А в нашем мире это так, и только так. Так, как оно и должно быть. Время безумных миров на планете кончилось.
- Вот и давай, Слава, отбросим все факторы, кроме этого, самого важного, и успокоимся, – заключил Майкл с улыбкой.
Лем с сомнением покачал головой и не ответил.
- Ну вот скажи, почему это так? – Ника посмотрела на мальчишку, сидящего рядом с ней в кресле с книжкой в руках. – Вот откуда это всё бралось?
Она забралась на тахту с ногами и сидела, уткнув подбородок в колени.
Позади остался напряжённый день, в который вылилась беззаботная прогулка в прошлое. Медицинское обследование, длинный разговор с доброжелательным психологом, и вместе с Диком, и одной. Институтский психолог, внимательный мужчина средних лет, явно был очень опытным. И наверно после общения с ним Ника и вправду смогла бы этой ночью спокойно уснуть, и ей бы не снилась окровавленная светловолосая девочка, неподвижно лежащая на холодной гравийной дорожке. И наверно, если бы не психолог, сейчас ей было бы гораздо хуже, хотя и без того её мысли постоянно возвращались к событиям этого дня, только теперь она могла думать о них чуть отстранённо. Но иногда – вот как сейчас – перед её глазами словно бы вставала картина: расползающаяся лужа крови на прозрачном полу, под которым клубится жёлто-серый туман межвременья, пузыри розовой пены у девочки на бледных губах, её уставленные в потолок пустые глаза и стремительно меняющееся лицо – заостряется нос, синие тени ложатся под глазами, на висках градом высыпают бисеринки пота… Тогда по всему телу Ники волной прокатывались холодные мурашки. Ника помотала головой, и настойчиво вползающая в сознание картина исчезла.
- Вот откуда, Дик?
Мальчишка вздохнул.
- Ник, ну ты же книжки читала. И фильмы смотрела. Помнишь, тебе Дюма нравился, ты мне говорила?
Ника молча кивнула.
Дик раскрыл книжку и наугад прочёл:
- «Его встретил хаос тел и клинков, в который его шпага проскользнула, словно гадюка в свой выводок. Трижды перед ним открывался просвет в этой тёмной массе, и он тут же выбрасывал вперёд правую руку и наносил удар. Трижды слышал он, как скрипела, расходясь под его клинком, кожа ремней и курток, и трижды струя тёплой крови по бороздке клинка стекала на его пальцы». Помнишь – «Графиня де Монсоро»?
Ника не ответила, и Дик продолжил:
- Или вот ты говорила, что любишь английские баллады. Романтика – замки, стрелы… «Вовсю смеясь, за разом раз спускал он тетиву, и каждый раз один лесник валился на траву». Ну, чем отличается от того, что мы видели? Только в реальности, а не в книжках и не в кино, а так – всё то же, – мальчишка и сам чувствовал, что говорит слишком жёстко, но почему-то ему хотелось сказать ей именно это.
- Ага, – Ника отвернулась к окну, – и как тебе реальность?
Дик потёр оцарапанную о гравий щёку. От удара боевика у мальчишки до сих пор ныли рёбра.
- Знаешь, Ник, – сказал он тихо, – когда мы всё это читаем, мы почему-то всего не чувствуем, как это на самом деле. Шпагой ударили, кровь пролилась – одно дело прочитать, а когда увидишь, как это на самом деле, это совсем другое…
- Психоаналитик! – с сарказмом выпалила Ника, поворачиваясь к нему. – Что ты меня успокаиваешь, я же не про это! Ну то есть не совсем про это… Почему… ну вот так всё просто? – девочка махнула рукой в пространстве. – Взрослый с автоматом спокойно стреляет в ребёнка? Один взрослый дядя приказывает другому убить ребёнка, другой дядя послушно убивает! Нет, конечно, я про всё это читала, и фильмы смотрела, но когда сама увидела… Как они вообще жили-то с таким вот в головах?!
- Ты подумай, – быстро заговорила девочка, – вот только подумай: ну хорошо, там в пустыне… Ну, с натяжкой – обыкновенное хулиганство, я про такие в книжках читала… Ну оскорбилось его эстетическое или там религиозное чувство, если у него вообще такие чувства имеются, и начал он стрелять… Я его не понимаю, ведь всё же другие люди делали, памятник искусства в конце концов, но ладно, пусть – это укладывается хоть в какие-то рамки…
- В какие рамки? – спросил Дик.
- В те самые, в которые убийство девочки ну никак не укладывается! А ведь это наши предки, представляешь? Мой прапрадед, например, из Аравии!
- Ник, но тогда ведь это тоже нормальным не считалось, – примирительно сказал мальчишка.
- А я не знаю, считалось или нет! Сейчас вот вспоминаю историю и не знаю, что у них всех там нормальным считалось. И ведь это же недавно, каких-то двести с хвостиком лет назад! А раньше они что, прямо ели друг друга, что ли!? – Ника стукнула кулаком по подушке.
Дик пожал плечами. Ника посмотрела на него:
- И знаешь, что я ещё думаю?
- Что?
- А мы-то чем лучше?
- Чего? Кто это «мы»?
- Ну, наши хроноразведчики. Тот же профессор. Хорошо, там у них в прошлом непонятно что творится, но раз ты уже там, как ты это позволяешь? Дик, ну не спорь! Не вмешиваешься, значит, позволяешь!
- Ник, ты что? – мальчишка даже привстал. – Мы же этому дикарю помешали. Мы именно!
- Не мы, а ты! – выкрикнула Ника. – Ты, понимаешь? Нет, Дик, ты молодец, просто герой… – она смешалась, – нет, правда… Я сама ничего не соображала, растерялась, а ты, ты… Но… я не знаю… Ведь можно было как-то по-другому.
- Как – «по-другому»?
- Какое-нибудь поле, агрессию подавлять! – вскинула голову Ника, – ну не знаю я. Но это как в щёлку подглядывать, понимаешь? Ах, какие мы хорошие. Мы переживаем, но не вмешиваемся. А там людей убивают!
- Ну нам же объяснили, что по-другому нельзя…
- Вы на Плутоне все такие здравомыслящие?
- Ник, ну чего ты злишься?
Они помолчали.
- Вот всё-таки, – сказала Ника, – ты заметил, профессор стоял там, думал, запросто мог девочку и не взять. Я не слышала, о чём вы говорили, но видела. Правда же? Как такое может быть?
Дик промолчал. В том, что говорила сейчас Ника, был резон. И одновременно мальчишка понимал, что не всё так просто. И что Ника это тоже понимает, потому и злится, что не может этого принять.
- Слушай, а что мы вообще здесь сидим? – сказал он.
- А что делать-то? Под луной гулять?
- В медкорпус пойти! Узнаем, как там девочка.
- Нам же сказали, что её беспокоить нельзя, что операция… – засомневалась Ника.
- Ага, а мы и сидим, как дураки. Пойдём, хоть узнаем, как у неё дела, что здесь сидеть-то?
Ника немного подумала.
- Хорошо, я сейчас. Умоюсь только, – она скрылась в ванной.
Через пять минут, накинув куртки, ребята вышли в прозрачный горный вечер. Оглядевшись, Дик махнул рукой направо:
- Это там, за вон тем сквером. Пошли.
Над хребтом всходила луна, огромным серебряным диском поднимаясь из-за заснеженных вершин. Было полнолуние, и в разливающемся по небу лунном сиянии таяли звёзды. После недавнего дождя воздух был хрустально чистым. Ребята прошли по скверу мимо густых пирамидок туй и разросшихся островков кудрявого можжевельника и оказались на короткой тополиной аллее, ведущей к медкорпусу. Горько пахло опадающей листвой.
- Не хочется всё же в школу, правда? – вдруг спросила Ника. – Через двенадцать дней закончится смена, и все разлетимся. И опять – алгебра, геометрия, физика…
- Ага. Тут мне проще, мне ещё два месяца отдыхать. Пока отпуск у родителей.
- А как потом догонять будешь?
- У нас школы, как бы это сказать… работают в скользящем режиме, вот. Если уж родители едут в отпуск, то и ты с ними едешь, а потом даётся время и возможность догнать по индивидуальному графику. За месяц обычно догоняешь.
- А вдруг кто-то решит провести отпуск на Плутоне, тогда что?
- Они что, чудаки, что ли? Скажешь тоже, отпуск на Плутоне… В крайнем случае хоть на Марс улетают, или на луны Юпитера. На Плутоне работают, а не отдыхают. Нет, если кто-то и вправду захочет остаться, тогда его детям придётся ходить в школу.
- В общем, тебе крупно повезло, – резюмировала Ника.
- Не любишь учиться?
- Люблю. Но каникулы-то лучше… – Ника картинно вздохнула.
По мраморным ступенькам они поднялись к раскрывшейся перед ними стеклянной двери и шагнули на тёмный паркет приёмной. Вдоль стен буйно цвели розаны в кадках. Во встроенном в стену гигантском аквариуме лениво шевелили плавниками большие ярко-красные рыбы. Слева в стене был ряд дверей лифтов, в конце вестибюля начиналась ведущая на второй этаж лестница, застеленная голубым ковром.
- Так, – сказал мальчишка, озираясь, – ну и кого здесь спрашивать?
- Вон, в углу справочный терминал, – показала Ника.
- Спрашивать можете у меня, – по лестнице спускалась высокая черноволосая женщина в костюме врача – лёгких белых брюках и такой же блузке с короткими рукавами, – добрый вечер.
- Здравствуйте, – в один голос сказали Ника и Дик.
- Садитесь, хронические путешественники, – женщина с улыбкой указала на глубокие мягкие кресла у аквариума.
- Дик, – она посмотрела на мальчика, – Ника, – женщина перевела взгляд на девочку, – Дик, – тёмно-карие глаза женщины остановились на мальчике, – меня зовут Анастасия Сандберг, я хирург этой клиники. Вы по поводу девочки, верно?
Ребята кивнули.
- Как она? – спросил Дик.
- Не очень хорошо, – она посерьёзнела, – очень тяжёлая операция.
- Но вы её спасли? – спросила Ника.
- Насколько я знаю, это ты её спас, да, Дик? – доктор Сандберг взглянула на разом покрасневшего мальчишку, – не красней, Дик, ты молодец, так и нужно… А вообще я ждала вас раньше.
- Мы так боялись, что она умрёт прямо там, в кабине, – сказала Ника.
- Операция прошла успешно, осложнений я не жду. Рана была очень тяжёлой. Подробнее… – взгляд Анастасии потемнел, – у девочки пришлось удалить лёгкое и сразу сделать пересадку. Мне уже приходилось оперировать разведчиков с огнестрельными ранениями, но эта рана… Старый Оскар говорил, что в те времена такие пули делали где-то на Балканах.
- Разрывная пуля?
- Нет, другое – пуля не взрывается, а в теле идёт по крутой дуге и крутится… И при этом ещё и выбрасывает мелкие осколки. Вот люди изобретали! У девочки рана в плече, а разорвано всё лёгкое, ну и… Ладно, не хочу говорить об этом. Девочке очень, очень повезло. В своём времени её не спасли бы даже лучшие врачи. А сейчас я почти уверена, что всё будет в порядке.
- А мы можем её навестить? – спросила Ника. Доктор Сандберг покачала головой:
- Не думаю. Во всяком случае, не раньше чем через пару дней.
- Нет, мы и не рассчитывали, что именно сегодня, – возразила Ника.
- И, как я понимаю, – Анастасия вопросительно подняла брови, – вы и так у нас задержались?
- Да… – Ника смешалась, – просто… Мы хотели её увидеть, убедиться, что с ней всё в порядке. А так да, мы, конечно, должны бы уехать, – последняя фраза девочки прозвучала полувопросительно, адресованная больше Дику.
- Она ведь уже пришла в себя, да? – спросил Дик.
  Доктор Сандберг взглянула на часы:
- Да, уже пять часов назад.
- Может быть, ей будет приятно увидеть ровесников, – неожиданно для себя самого сказал мальчишка, – а то она  одна, кругом одни врачи…
- У тебя, Дик, не «пятёрка» по психологии? – иронично улыбнулась Анастасия, – Кто ещё вокруг неё мог быть после такого происшествия? Либо врачи, либо уж сразу ангелы.
- Нет, «четвёрка». Если честно, мне не нравится психология, – мальчишка немного обиделся. – При чём здесь психология?
- Если бы я была на её месте, – поддержала его Ника, – Я обязательно захотела бы увидеть кого-то из своих ровесников, с кем можно дружить. Один раз, когда я заболела, ко мне пришли друзья, и…
- Я поняла, – Анастасия посмотрела на ребят, задумчиво закусив губу.
- Психология, Дик, тут конечно не при чём, – она встала, – и во всём этом что-то есть. Хорошо. Вы увидите девочку и она увидит вас. Всего на пару минут. Идите за мной.
Дик и Ника обрадовано переглянулись.
- Кстати, – Анастасия обернулась, – девочку зовут Аля. Как полностью, не знаю. Кажется, в старину было такое и полное имя, я не уверена.
- Это она сама сказала?
- Нет, в институте просматривали внешнюю запись, она всегда ведётся при хронопутешествиях. Так её назвал её спутник, как мне сказали. Сама я не смотрела, не было ещё времени.
- Анастасия, и не смотрите! – вырвалось у Ники.
- Мне нужно будет её просмотреть, это часть моей работы, – Анастасия нахмурилась, – Да, предупреждаю сразу: разговаривать с ней вы будете, но в палату я вас не пущу.
- Ничего, мы в следующий раз! – заявил Дик, заставив её снова улыбнуться.
Они прошли по широкому коридору, не поднимаясь по лестнице – палата Али располагалась на первом этаже.
- У нас сейчас совсем нет больных, – рассказывала Анастасия, – но вообще клиника рассчитана на сорок мест. Конечно, есть всё оборудование… – она махнула рукой в сторону залитой синим светом операционной, мимо которой они как раз проходили. В голосе Анастасии чувствовалась явная гордость, – в общем, есть всё, кроме фабрики имплантантов, так что лёгкое для девочки пришлось везти из Заринска. Почти два часа, но мы как раз готовили её к операции. А вообще, – задумчиво продолжила она, – когда происходит вот такое, это оправдывает в моих глазах все эти хронопутешествия. Иначе всё это чересчур смахивает на пустое любопытство. А так – спасли ребёнка.
- Почему на пустое любопытство? – удивился Дик.
- Да потому что смотреть нужно вперёд, а не назад. Что прошло, то прошло. Это всё равно, что в лезть в чужую жизнь, читать чужие письма… Но так, как вышло сегодня – в этом, конечно, есть смысл. Только вот машина времени предназначена не для спасения раненых девочек. В основном.
- Мы примерно об этом с Диком только что говорили, – сказала Ника.
- Ну, я рада, что не одинока в своих сомнениях, – у поворота коридора Анастасия остановилась. – Так, ребята, сейчас мы подойдём к палате Али. В палату вы не войдёте, но пару слов сказать сможете, и она вас услышит. Всё, как вам хотелось.
Дик взглянул на Нику. Сейчас, когда ему предстояло заговорить с девочкой из прошлого, мальчишка почувствовал непонятную робость, но заметив то же самое в глазах Ники, просто спросил:
- Сколько у нас будет времени?
- Я же сказала, не больше двух минут. Девочку нельзя утомлять. Ну? – Анастасия выжидательно посмотрела на ребят.
Перед прозрачными дверями Алиной палаты был маленький холл, застланным пушистым зелёным, похожим на траву на лесной лужайке, ковром. Со стен до самого пола спускались густые плети вьющихся растений, по углам развесили кроны пальмы, а рядом над маленькой, обложенной замшелыми валунами клумбой застыли тяжёлые соцветия белых лилий. Доктор Сандберг остановилась перед дверями и подтолкнула ребят вперёд. Сделав шаг, Дик коснулся рукой, прозрачного, будто воздух, стекла, и сразу увидел девочку.
Аля лежала на широкой больничной кровати, до шеи укрытая тонким белым одеялом. Рот и нос девочки закрывала прозрачная дыхательная маска, распущенные волосы были разбросаны по подушке. Лицо не было больше мёртвенно-бледным, на щеках даже появился лёгкий румянец, хоть оно и казалось будто прозрачным – сквозь тонкую кожу темнела жилка у виска. Левая, по-девчоночьи тонкая рука лежала поверх одеяла.
Рядом с кроватью в кресле расположился робот-сиделка в виде большого белого медвежонка с чёрными бусинами глаз, такие роботы обычно дежурили в палатах для маленьких. Заметив остановившихся у дверей палаты ребят, он предостерегающе поднял лапу, запрещая им входить. Забавная мордочка медвежонка изобразила озабоченность так натурально, что Ника чуть не рассмеялась.
- Мишка, мы не входим, – тихо произнесла Анастасия, и робот сразу утратил интерес к посетителям.
  Девочка не спала. Увидев движение робота, она чуть повернула голову к двери, и её серые глаза встретились с глазами Дика.
Аглая медленно приходила в себя. Она лежала в постели, не открывая глаз. Тело было ватным и непослушным, немного кружилась голова. Девочка вздохнула чуть глубже, и грудь прорезала тупая боль – если дышать неглубоко, боли почти не было. Воздух едва ощутимо пах цветами. Что-то вроде маски было у неё на лице, мягко облегая переносицу. Сквозь веки пробивался свет, и наконец она открыла глаза.
Первое, что она увидела, был сидящий в кресле возле её кровати большой, почти с неё ростом, плюшевый, будто настоящий медвежонок, внимательно разглядывающий её маленькими глазками. Игрушечный медвежонок не может никого рассматривать внимательно, и тем не менее ей  показалось, что он смотрел. Неожиданно нахлынувшая тяжесть сжала виски, и Аглая снова закрыла глаза.
Когда она опять решилась их открыть, рядом с ней стояла высокая смуглая женщина в белой одежде, с беретом на голове, из-под которого выбивались блестящие чёрные волосы. Женщина улыбнулась ей:
- Привет, Аля. Ведь тебя так зовут?
Аглая хотела кивнуть, но тело оказалось словно чужим, и она только чуть наклонила голову, согласно прикрыв глаза.
- Ну вот, хорошо. Меня зовут Анастасия Сандберг, я твой врач, – не прекращая говорить, она склонилась перед помаргивающим зеленоватыми цифрами приборным блоком возле кровати, – ты молодец, отлично держалась. Через пару дней пойдём с тобой на первую прогулку. Спать больше не хочешь?
- Кажется, нет, – ответить получилось еле слышно, но Анастасия расслышала:
- Вот видишь, Аля, ты совсем молодец. А вот пить ты, наверное, хочешь?
  Она напоила девочку водой через трубочку, а потом снова надела ей на лицо прозрачную маску, и Аглая вновь вдохнула тонко пахнущий цветами воздух.
- А зачем маска? – спросила Аглая. Её снова неудержимо тянуло в сон.
- Восстанавливающий воздушный коктейль. Ну и тебе ещё какое-то время не стоит дышать обычным воздухом. Аль, я смотрю, ты опять засыпаешь. Мишка, подойди.
  Плюшевый мишка, по-прежнему сидевший в том самом кресле, в котором Аглая увидела его, когда проснулась, вдруг неуклюже слез на пол и, как настоящий, поковылял к кровати. По мордочке медвежонка расплылась добрая улыбка. Но ведь игрушечные медвежата не умеют ходить и быть то серьёзными, то улыбаться! Девочка от удивления широко раскрыла глаза.
- Он… живой?
- Нет, что ты. Это просто робот. Робот-сиделка. Он побудет с тобой, а если будет нужно, позовёт меня. Ты тоже можешь меня позвать, просто скажи: «Анастасия!», и я приду. Он может отвечать на вопросы, поговори с ним, когда захочешь. И учти, Аля, тебе это не снится.
  Последние слова донеслись до Аглаи уже как будто издалека. Она мягко провалилась в глубокий, без сновидений, сон. А проснувшись, снова увидела смешного белого медвежонка. На этот раз он стоял на задних лапах у задёрнутого серебристо-зелёной шторой окна и, заметив, что она больше не спит, приветственно махнул лапой. Это выглядело так забавно, что девочка невольно улыбнулась. Потом спросила:
- Я долго спала?
- Не очень, – голос медвежонка был очень похож на мальчишеский, хотя Але почему-то подумалось, что он должен быть как у медвежат из детских мультиков, как у Винни Пуха, например, или на худой конец у Умки. – Один час сорок шесть минут. У тебя ничего не болит? – он подошёл ближе, опустившись на четыре лапы и неловко переваливаясь.
Аглая подумала, вслушиваясь в свои ощущения. Слабая тупая боль была в правом плече, и скосив глаза, она увидела бесформенный бугорок повязки. Девочка попробовала пошевелить пальцами и охнула – резкая боль сразу же пронзила руку от плеча до запястья. Медвежонок мигом оказался рядом, склонив над ней мордочку:
- Не нужно двигать рукой. Была операция.
- Да? А что было с рукой? – Аглая стремительно вспоминала то, что с ней произошло: гибель бабушки и Аликбера, взорвавшийся танк на перекрёстке, направленный в лицо ствол автомата – всё это словно пробегало перед её глазами. Но наверно, что-то изменилось в ней – она не смогла заплакать, хоть и очень хотела – холодно и отстранённо она понимала, что поправить больше ничего нельзя, и всё, что она любила, осталось в прошлом, жестоко вырванное из её жизни. И некого просить о том, чтобы хоть на минуту вернуть всё это, и главное – просить бессмысленно, и бессмысленно плакать. Она никогда больше не увидит доброй бабушкиной улыбки, а дядя Аликбер никогда больше не поднимет её на руки и не покружит по комнате. Больше никогда. Их больше нет, как давно уже нет мамы и папы. Всё, всё кончилось. Ни в чём больше не было смысла.
- Ты была ранена. Доктор Анастасия объяснит лучше, – прозвучал рядом голос медвежонка.
- А ты не можешь? – Аглая повернула к нему голову. Нет больше ни бабушки, ни Аликбера. Только эта глупая игрушка взамен.
- Могу. Но доктор Анастасия…
- Скажи! – перебила Аглая дрогнувшим голосом, – эта операция – зачем?
Медвежонок очень натурально передёрнул плечами:
- Твоя жизнь была в опасности. Операция была необходима.
- А я просила вас её делать?!
На мордочке медвежонка отразилась растерянность:
- Я не понял вопроса.
- Я просила меня спасать?!
Робот сморщил мордочку:
- Ты была без сознания и просто не могла попросить. Я не могу дать более точный ответ.
  Аглая молча отвернулась. В груди роста волна боли, не имеющей с операцией ничего общего – это было так тяжело, что у девочки потемнело в глазах. Но слёзы не шли – за последние годы она и так почти разучилась плакать, и даже в машине Аликбера, когда он увозил её от разрушенного дома, не смогла разреветься по-детски. Слёзы ничему не могли помочь, поэтому, наверно, заплакать и не получалось, но боль в груди всё росла и становилась такой огромной, что девочка протяжно застонала.
- Тебе больно? – мягким прыжком медвежонок подскочил к кровати, и удивительно тёплая мягкая лапа коснулась здорового плеча Аглаи.
- Уйди от меня! – голос девочки сорвался, в груди резануло, но это не имело значения. Она чуть приподняла голову и, борясь с накатывающей волной слабости, произнесла, чеканя слова:
- Я никого сейчас не хочу видеть!
  Медвежонок мягко протопал по полу и забрался в кресло в углу комнаты. Он подобрал под себя лапы и тут же отправил отчёт о происшедшем с видеозаписью главному врачу клиники профессору Павловскому, лечащему врачу девочки доктору Анастасии Сандберг и психологу института. Он, робот-сиделка FC-202М, был немного озадачен: созданный, чтобы работать с больными детьми и одним своим видом способный поднимать своим маленьким пациентам настроение, он не счёл возможным прибегнуть сейчас ни к одному из возможных вариантов поведения из десятков в нём заложенных. Электронный мозг робота точно определил, что действия по любому из вариантов будут ошибкой и могут привести к ухудшению состояния девочки, и FC-202M решил ждать. Всё-таки люди лучше должны понимать людей, чем роботы. Он даже корректно отвернулся от девочки к стеклянным дверям бокса, за которыми в полумраке чуть заметно покачивались ветви пальм. Но смотрел он всё-таки на девочку – его система зрения была устроена так, что он всегда видел больного, даже поворачиваясь к нему спиной.
  Аглая не знала, сколько прошло времени. Сначала она лежала, закрыв глаза, потом смотрела на закрывшую окно штору, не думая ни о чём и полностью уйдя в себя. Краем глаза она вдруг заметила, как робот-медвежонок предостерегающе поднял правую лапу, словно останавливая кого-то перед дверью. Она повернула голову и увидела стоящих за стеклянными раздвижными дверями палаты темноволосую коротко стриженную девочку в красной футболке и джинсах и русоволосого мальчика в светлой рубашке и серых брюках. Мальчик и девочка были немного постарше неё. Мальчик стоял чуть впереди и увидев, что Аглая смотрит на него, приветственно помахал ей рукой.
- Привет! – его голос почему-то совсем не приглушился, хоть его и Аглаю разделяла стеклянная перегородка. Аглая не ответила, и её молчание Дик истолковал по-своему:
- Ты не отвечай, если тебе трудно. Давай познакомимся, – быстро заговорил он, – меня зовут Дик, а это Ника. А тебя Аля, да?
- Я Аглая, – как можно громче ответила девочка, – Аля – это если коротко.
- Аглая, мы очень рады познакомиться, – включилась в разговор Ника, – у тебя очень красивое имя. Редкое.
- Ты после операции, наверно, плохо себя чувствуешь, – снова заговорил мальчик, – мы совсем ненадолго. Мы только хотели тебе сказать, чтобы ты поскорее выздоравливала и что… – Дик сбился, с трудом подавив желание оглянуться на стоящую сзади Анастасию, – когда тебе станет лучше, мы вместе покажем тебе здесь всё, я уверен, тебе понравится. Тут красиво, горы… А потом можно будет слетать на море, на любое какое захочешь, или к океану.
- Аглая, если хочешь, мы к тебе и завтра придём, мы… – Ника и Дик переглянулись, одновременно заметив выступившие на глазах девочки слёзы. Аглая медленно приподнималась на кровати, опираясь на здоровую левую руку. Расталкивая ребят, вперёд шагнула Анастасия, с кресла спрыгнул робот-медвежонок.
- У вас хорошо всё, да?! – крикнула Аглая, задыхаясь, – у вас тут горы и на море можно слетать, да? У вас живые мишки плюшевые? А мне не нужно всё это, ничего больше не нужно! – рука скользнула по гладкой простыне и Аглая упала на постель. Острая боль пронзила грудь, перед глазами всё поплыло, и она только прохрипела в лицо подбежавшей Анастасии:
- Зачем операция? Зачем? Я просила? Я вас просила? Зачем – эта – операция?! – голова девочки заметалась по подушке.
Потрясённые Дик и Ника отступили от двери. Постояв несколько минут в полумраке фойе, ребята молча вышли в коридор, и, по-прежнему не разговаривая, пошли к выходу. Уже в вестибюле Ника беспомощно взглянула на Дика:
- Ну вот, навестили. И что?..
- Что? – мальчишка сунул руки в карманы и, не отвечая, подошёл к дивану, на котором они оставили куртки, прежде чем идти в палату к Аглае, и сел.
- Но хуже мы, по-твоему, не сделали? – снова спросила Ника.
- Не думаю. Но знаешь что, Ник? – он поднял на неё глаза. – Я теперь никуда не полечу. Пока не буду знать, что с ней всё в порядке.
- А почему только ты? А я что? – удивилась девочка. – Это будет просто нечестно с нашей стороны, по меньшей мере. Вдвоём приходим, что-то там обещаем, а потом берём и исчезаем – совершенно глупо!
- Ник, тебе в школу скоро.
- Во-первых, не скоро, а через одиннадцать дней, – Ника села рядом, – а во-вторых, школа может и подождать, в крайнем случае.
Дик кивнул.
- Мне проще, у родителей отпуск. Сейчас к отцу схожу, договорюсь… Может, тогда сказать ему, пусть про тебя тоже в лагерь позвонит?
- Да я маме сама расскажу, пусть сама договорится… – Ника задумалась, – ну или давай ты, а то правда долго объяснять.
- Угу, объяснять долго, – мальчишка явно думал о другом. – Ник, как думаешь, у нас получится?
- Должно. Ну, должно же…

Оскар Вениаминович ждал у входа. Рядом с ним стоял высокий седоволосый мужчина в светлом свитере и чёрных отглаженных брюках, что-то нетерпеливо доказывающий ему.
- Адаптация, я ещё раз повторю, процесс сложный до невероятности. И подходить к нему поверхностно просто недопустимо, – расслышали Майкл и Станислав, подходя.
- Добрый вечер, – седой мужчина вежливо поклонился, – ты представишь, Станислав?
- Василий Николаевич Крамской, директор института, – Лем повернулся к Майклу, – Майкл Деккер, астрогеолог, мой друг.
Майкл протянул руку, и они обменялись рукопожатием.
- У вас очень смелый сын, – сказал Крамской, не выпуская руки Майкла. Майкл улыбнулся:
- Я сегодня только и делаю, что выслушиваю ему комплименты.
- Ничего, мальчишка того стоит, – глаза Крамского стали серьёзными, – но к делу. Ненавижу ночные совещания, ночь, вечер – это личное время каждого человека, время отдыха, творчества, но нам нужно быстро принять какое-то решение о судьбе девочки. Сейчас подойдёт Джек Постер, это наш психолог, вы знакомы, и начнём.
Все вошли в кабинет Лема. Василий и Станислав подошли к компьютеру, Оскар Вениаминович сразу сел в кресло, закинул ногу на ногу и спросил, глядя в потолок:
- Нехорошая картинка?
- Да, хорошего мало, – отозвался Крамской, озабоченно хмурясь, – двойная амплитуда… возмущение и через сто лет не гасится.
- И о чём это говорит? – спросил Майкл.
- Вот скоро на практике и проверим, – Василий отошёл от стола, сел напротив Оскара, – а что нам ещё остаётся?
- При поверхностном взгляде изменений в хронолинии нет, – Лем выключил компьютер.
- Ладно, шут с ними, с изменениями, – Крамской отхлебнул поданный автоматом кофе, поморщился, – нет, кофе нужно заваривать самому. Робот вечно пересластит. Так, где же Джек наконец?
- Джек никогда не опаздывает, – дверь распахнулась, и в кабинет шагнул невысокий мужчина средних лет, на ходу снимая куртку, – это все остальные имеют привычку приходить раньше. Я ничего не пропустил?
- Нет ещё, куда без тебя, – Крамской обвёл всех взглядом. – Итак…
- Я не лишний? – спросил Майкл, усевшийся на стул у окна.
- Напротив, Майкл, чтобы вы поняли – это не закрытое заседание и не тайное сборище. Просто предварительное совещание. Происшедший случай не имеет аналогов, и разных обсуждений ещё будет море, но сейчас мы должны решить…
- Почти не имеет аналогов, Василий, – поднял палец Оскар Вениаминович, – почти!
- Я надеюсь, мы не собираемся повторить те два случая? – в пространство спросил Крамской.
- Какие два случая? – спросил Майкл.
- В ХХII веке, – пояснил Лем, – дважды в наше, скажем так, время были привезены люди из прошлого. Молодая женщина из Африки и подросток из Северной Америки. Возможно, были и другие случаи, но официально известно два, остальное из области мифологии. А вот тогда всё кончилось трагедией. Девушка погибла в результате несчастного случая, мальчика пришлось вернуть обратно.
- С девочкой, я надеюсь, вариант возвращения не обсуждается? – осведомился Майкл.
- Нет, конечно. Это и невозможно – она погибла бы там, в своём времени… То есть фактически она и погибла для того мира.
- Вопрос в интеграции ребёнка конца ХХ века в мир века ХХIII, – произнёс Оскар, – и вот здесь есть разные мнения.
- А что, есть основания полагать, что чудом вырванный из ада ребёнок не приживётся в раю? – иронично спросил Майкл.
- Помнишь наши детские увлечения фантастикой ХХ века? Как в будущее привезли солдата из прошлого и что из этого получилось?
- Что-то не вспомню… А! Стругацкие? Там не так, он был с другой планеты, кажется… Может всё же мы будем говорить о реальности, а не фантастику обсуждать?
- Давайте поговорим о реальности, – ответил Майклу Джек. – Вы спросили, если ли основания полагать, что девочка может не адаптироваться к нашему миру. Да, такие основания есть. С тем американским подростком произошло именно это. Представьте… – Джек щёлкнул пальцами, подыскивая сравнение. – Постарайтесь взглянуть на наш мир со стороны. Да, он привлекателен. В нём нет ни бедности, ни вражды, ни даже старости в понимании людей прошлых веков. Но отношения в нём качественно отличаются от тех, к которым, возможно, девочка привыкла.
- То, что они качественно отличаются, это безусловно! – улыбнулся Майкл. Словно не заметив этого, Постер продолжил:
- Кроме того, наш мир – впечатления от него – могут подавить подростковую психику, и без того травмированную. Девочка явно перенесла тяжёлую утрату. Её вообще чуть не убили. Кстати, Оскар, вы же поработали с архивами – кто был спутник девочки, который погиб на её глазах?
- Что, удалось найти сведения в архивах? – поднял брови Лем.
- Представь себе, – ворчливо произнёс Оскар Вениаминович, – машина времени не единственный источник информации о прошлом.
- Архивы о нём сохранились, – вздохнув, продолжил он, – и даже довольно подробные. Архивы спецслужб того времени – государственной службы безопасности и военного ведомства. В общем ничего странного – на каждого офицера заводилось подробное досье. Он капитан по званию. Аликбер Ибрагимович Кантемиров. – Оскар Вениаминович оглядел всех. – Типичная биография военного тех времён. Родился в Грозном в 1960-м, рабочая семья. Школа, конечно – пионер, комсомолец… Молодёжные организации в СССР, это все помнят? Увлечения – борьба и театральная студия. По выпуску почти отличный аттестат. Служба в армии. На втором году службы попадает в Афганистан, некоторым из присутствующих теперь знакомый. Медаль «За отвагу», очень уважаемая боевая награда. Тяжёлое ранение. Госпиталь. Возвращение в строй, увольнение в запас. На следующий год поступление в военное училище в Ташкенте. Окончание в 1984-м с отличием и снова Афганистан, он сам писал рапорт. «Прошу направить меня»… – у стены зажёгся экран стереопроектора, и все увидели исписанный твёрдым почерком чуть пожелтевший лист бумаги.
- Сам вызывается повторно ехать на войну? – удивился Майкл.
- А что вас удивляет? – Крамской пожал плечами, – вас, космонавта? Лично мне его мотивы понятны. Если сделать поправку на время и психологию людей ХХ века, ещё и с поправкой на национальный характер – верно, Джек? – то похожие поступки демонстрировало моё поколение в период освоения Марса. Гибли учёные, гибли пилоты, гибли геологи, но люди летели туда снова и снова.
- Не очень похоже, – возразил Майкл, – вы сравниваете мирное освоение планеты и войну, причём не очень-то и справедливую, если я утром правильно понял Картера.
- Я же сказал, сделайте поправку на время. Кстати, Майкл, сейчас вы продемонстрировали то, что очень скоро может нам показать наша юная гостья – подошли к другой эпохе с мерками своей.
Майкл промолчал, и Оскар, выдержав паузу, продолжил:
- … и опять участие в боях. Важная деталь – во время операции под Баграмом (это такой город в Афганистане, сейчас там космопорт) погибает его друг, товарищ по училищу, Юрий Крылов, и Кантемиров начинает помогать его семье: вдове погибшего Елене, у которой через полгода родилась дочь Аглая.
По экрану, словно окно в другой мир, скользили старинные чёрно-белые и бледные цветные фотографии – обнявшиеся парни в выгоревших до белизны армейских куртках с ярко-красными с жёлтой каймой курсантскими погонами; светловолосая девушка в белом платье невесты под руку с молодым офицером в окружении гостей в городском парке; опалённые солнцем склоны гор; девочка лет трёх возле песочницы…
- Ещё одно ранение. Орден «Красной Звезды». В 1988-м Аликбер возвращается в Грозный, там же жили и Крылова с дочкой. А вот потом… Через несколько лет начала разваливаться страна. Если в двух словах, Чеченская республика пыталась отделиться от Российской республики, стать самостоятельным государством.
- А если не в двух? – спросил Майкл.
- Если не в двух, то мне и до утра не хватит времени, чтобы обрисовать картину. Тем более, что многое мы до сих пор не знаем. Очень много путаницы.
- Как и во всякой войне, – буркнул Крамской.
- Я бы сказал, что в этой истории даже малость перебор, – старик оглядел всех. – Если уж быть точным, когда вникаешь во всё, то, что я сказал «в двух словах», оказывается неверным. Всё намного сложнее. А в итоге – дикая вспышка национализма, разгул бандитизма, море крови. Не берусь сравнивать с другими подобными историями, да и как тут сравнивать?
- Не нужно ничего сравнивать, – проворчал Крамской, – Оскар Вениаминович, давайте факты.
- Факты… – грустно улыбнулся Оскар. Сменив мелькающие военные кадры, на стереоэкране возникла цветная фотография светловолосой Елены Крыловой – в коротком белом платье она стояла возле цветущей клумбы ярко-голубых ирисов, улыбаясь в объектив. – Это последняя фотография Крыловой. Год 1994-й, начало лета. Её убили в июле. Люди… – старик поморщился, – боевики, я хотел сказать… полевого командира Сохиба Аскерова. К этому времени Кантемиров тоже имел свой отряд и контролировал несколько районов города. По данным русской службы безопасности, через три дня после похорон Елены весь отряд Аскерова был уничтожен… хм… людьми Кантемирова, а самого Аскерова Аликбер убил лично в рукопашном поединке. Ну, чего стоил Кантемиров, на записи все видели. Вообще российские спецслужбы рассматривали его как возможного союзника, но от любых контактов с ними он отказывался. Когда в 95-м началась война, опять же, по данным спецслужбистов, Кантемиров колебался, даже приказал своим не вступать в бой с русскими войсками, но потом всё же передумал и его отряд принимал участие в уничтожении Майкопской бригады – была такая страница в этой истории. Одна из. Ну и вот теперь мы узнали правду спустя века.
- Благодаря машине времени, – сказал Лем.
Стереоэкран погас.
- Всё это время его считали преступником? – спросил Майкл.
- Кто-то считал преступником, кто-то борцом за независимость. Каждый смотрел со своей стороны. В одном все не ошиблись – предполагали, что в новогоднюю ночь Кантемиров погиб.
- Да… история, – вздохнул Крамской, – можно целый роман написать.
- Жизнь полна таких романов, – задумчиво произнёс старик.
- И, стало быть, девочка?..
На вспыхнувшем стереоэкране появились две фотографии – светловолосой девочки лет семи в старинной школьной форме, коричневом платье до колен с кружевным воротничком и белом фартуке, с букетом темно-красных гладиолусов в руке, и крупным планом лицо девочки с измазанной щекой – кадр из сделанной машиной времени видеозаписи.
- Это Аглая Крылова. Нет оснований сомневаться.
- Так что планируется делать? – нарушил затянувшуюся тишину Майкл.
- Как уже говорилось, – медленно, словно раздумывая, заговорил Василий Николаевич, – ситуация уникальна. Любая ошибка сейчас будет слишком дорогой. Вначале, конечно, поработает Джек. А может, Джек, и не только вы?
- Не только, – кивнул психолог, – понадобятся лучшие специалисты по детской психологии. Я уже связался с…
Голограмма Анастасии Сандберг появилась у окна, и Джек замолчал.
- Добрый вечер, – она быстро оглядела всех, чуть задержавшись взглядом на Майкле, – я совсем ненадолго прерву вашу тайную вечерю. С девочкой не всё хорошо, и это уже не область медицины.
- Подробности, – Крамской подался вперёд.
- Джек знает, о чём я. Три часа назад ты же видел видеоотчёт от FC, Джек?
- Я как раз начал об этом говорить, – ответил психолог.
- Не трудись, сама скажу, а ты дополнишь. Столько совещаетесь, а ты только начал говорить… – Анастасия качнула головой. – Девочка в тяжёлой депрессии. Вероятно, она потеряла родных, друзей… Только что – нервный срыв.
- Самопроизвольный или чем-то спровоцированный? – быстро спросил Джек. – Анастасия, я же просил до моего указания не предпринимать никаких действий. Что вы сделали?
- Разрешила навестить её вашему сыну, Майкл, и его подруге. Они почти ровесники, и…
- Анастасия! – резко перебил психолог, – а почему вы сначала не проконсультировались со мной? Что за самодеятельность?
- А ты бы разрешил? – с вызовом ответила Анастасия, – я посчитала, что всё резонно – девочку нужно отвлечь, не дать замкнуться в себе.
Джек повернулся к Крамскому:
- Может быть, Василий Дмитриевич, каждый будет заниматься своим делом? Хирург «посчитает» одно, потом я «посчитаю» другое уже в области хирургии…
- Покажите, что произошло, – сухо сказал Крамской.
Сцену, развернувшуюся в Алиной палате, молча просмотрели на стереоэкране. Постер осуждающе качал головой.
- Записи, как и в первый раз, разосланы, – закончила Анастасия, когда экран погас.
Крамской побарабанил пальцами по подлокотнику кресла.
- Ваши предложения сейчас, Джек?
Психолог минуту подумал.
- Раз благодаря вам, доктор Сандберг, – наконец медленно заговорил он, – мы форсировали процесс, я предложил бы действительно продолжить в этом направлении. Детская дружба… это то, что может помочь ребёнку адаптироваться в новом мире.
Анастасия презрительно фыркнула:
- Джек, ради Бога! Знаете все, что мне не нравится? То, что для вас чувства этой девочки только инструменты, клавиши для манипуляций.
- Да, в нашем случае это инструменты, и это работает! – раздражённо парировал психолог, – не так примитивно, как считали пару веков назад, но работает. И когда мы говорим о сознании ребёнка, всё можно испортить, встав на зыбкую, я подчёркиваю – зыбкую! – почву голых эмоций.
- Так что конкретно, Джек? – повторил вопрос Крамской.
- Оскар, – Джек потёр подбородок, – какие-то сведения из архивов о самой девочке можно получить? Воспоминания школьных друзей, журналы успеваемости – любая информация?
- Всё, что можно найти, будет к утру, – коротко ответил Оскар.
- Как я полагаю, – задумчиво продолжил Джек, – девочка ещё не понимает, что она в будущем. Она вспомнила только, что на её глазах погиб человек, фактически заменивший ей отца. До этого, быть может, ещё кто-то из родных или знакомых. Картины войны… Эти воспоминания вызвали шок и нервный срыв. Вопрос – сейчас сообщать ей правду или нет?
- В её время не было роботов-сиделок, – сказал Лем. – И клиник уровня нашей тоже не было.
- Нет, нет, Станислав, – поморщился Оскар, – Джек прав. Девочка жила в бедной стране, в тяжёлое время, но нечто похожее было и в те времена, ну а деталей разглядеть она не могла. Скорее всего, она действительно не понимает сейчас, что оказалась в будущем, только вот что из этого следует, Джек?
- Мы можем продлить период адаптации и получить время для наблюдений, поселив девочку в «городе прошлого», – ответил Постер, – в одном из местечек, которые сейчас используются как исторические полигоны.
    Все поняли, что он имеет в виду: в середине XXII века часть городов, посёлков и деревень в каждой стране были оставлены как «исторические полигоны» – места, где время как бы искусственно остановили где в ХХ, где в XXI или XXII веках. Небо над городами ХХ века не чертили трассы флаеров, рядом не проходили скоростные шоссе и не поднимались эстакады монорельсовых линий. Древние трамваи и троллейбусы, старинные железные дороги, автомобили, велосипеды – транспорт остался на уровне ХХ века, такими же были улицы и площади: районы старых домов, маловысотные, до двадцати этажей, «новые» жилые кварталы, маленькие деревянные домики частников… Городки с застывшим временем – живые «города прошлого», как их называли, были одновременно и объектом исследований, и местом подготовки сотрудников Планетарного института времени, и местом отдыха туристов. Они не пустовали – находились люди, которым нравилось какое-то время пожить так, как жили в прошлые века, и «города прошлого» давали им такую возможность. А для кого-то побывать и пожить в таком городе было необходимо для творчества и работы.
- Как вариант, – качнул головой Крамской. – Доктор Сандберг, сейчас девочка?..
- Спит, – виновато развела руками Анастасия, – я немного растерялась и не нашла ничего лучше, чем усыпить её.
- Если дети захотят продолжить знакомство, – снова заговорил Джек, – мы просто при необходимости подправим этот процесс. Какие-то более точные рекомендации я смогу дать позже. Да, сразу вижу сложность в том, что ваш сын, Майкл, и Ника старше Аглаи. В подростковом возрасте год – разница существенная.
- Не согласен! – живо возразил Оскар, – во многом по своему сознанию, уверен, эта девочка старше и Дика, и Ники, да и многих современных взрослых.
- Да, а во многом отстаёт. И в этой её «взрослости» я тоже вижу проблемы.
Лем посмотрел на задумавшегося Майкла.
- Друзья, напомню вам, что у Майкла сейчас отпуск.
- Чепуха, можно пренебречь, – отмахнулся Майкл, – тут никаких сложностей. Побуду, сколько понадобится. Кстати, моё мнение: «города прошлого» – не стоит. Будущее – значит будущее.
- Я тоже так считаю, – произнёс Оскар.
- Ну да, старая методика – хочешь научить ребёнка плавать, брось его в воду сразу подальше от берега! – усмехнулся психолог. – Товарищи, я не возражаю и не соглашаюсь. Что-то более определённое скажу утром. Но настаиваю на том, чтобы больше, – он бросил взгляд в сторону Анастасии, – не форсировать события. Майкл, мне нужно ещё раз поговорить с Диком и Никой – прямо сейчас, а потом, вероятно, с родителями Ники. Не будем забывать, что общение с ребёнком из прошлого может травмировать современных детей.
- Меня не оставляет ощущение, что мы всё усложняем, – сказал Оскар.
- А я согласен с Джеком, – Крамской встал. – Итак. Завтра, – нет, уже сегодня, в десять жду от вас, Джек, общих рекомендаций по программе адаптации ребёнка. Доктор Сандберг, прошу включить меня в список рассылки видеоотчётов о состоянии девочки. Непонятно, почему я вообще в него не включён до сих пор. Оскар, мне же – копии всех материалов о девочке, какие найдёшь. Станислав, контроль временных аномалий – по эпохам…
- А я, – сказал Майкл, – пойду поищу Дика.
Несмотря на то, что лечь пришлось поздно ночью, Дик проснулся перед рассветом. Отжав кнопку будильника на лежащем на тумбочке возле кровати видеофоне (обычно он ставил на будильник шум океанского прибоя и крики чаек, но сегодня, боясь проспать, установил перезвон колоколов), мальчишка ещё с минуту лежал на спине, глядя в потолок, потом потянулся и резко откинул одеяло.
Что бы там ни говорил психолог, Дик решил сделать по-своему. В сущности, Постер и не советовал ему, как поступать, но едва ли Джек предполагал, что мальчишка соберётся пойти к Аглае ранним утром.
В том, что Аглая утром будет хорошо себя чувствовать, рассуждал Дик, можно не сомневаться – после самых тяжёлых операций сейчас быстро выздоравливают, и Анастасия говорила, что через день-два уже разрешит девочке вставать. А проснётся Аглая скорее всего рано утром – ну, сколько же можно спать. Что касалось остального, Дик решил разобраться на месте.
Нику будить он не стал. Надев спортивный костюм, он тихо прошёл по коридору гостиницы мимо её комнаты и сбежал по лестнице в фойе.
- Не спится? – окликнул его стоящий у окна портье-андроид.
- Я обычно бегаю по утрам, – ответил Дик, подходя к двери.
- Я смотрю, это сейчас довольно распространённое увлечение среди молодёжи, – заметил андроид, отворачиваясь.
  В это утро заморозка не было. Солнце ещё не поднялось выше гор, но вершины уже горели золотой каймой в лучах восхода. Ущелья заполняли фиолетовые тени, на небе не было ни облачка, светлая лазурь небосвода на востоке через все тона синевы плавно перетекала к усеянному бледными звёздами лиловому мраку на западе. Просыпались птицы.
Дик легко побежал вокруг парка, свернул на покрытую жёлтыми листьями кленовую аллею. Через несколько минут он обогнал медленно ползущий по дорожке автомат-уборщик, перепрыгнув через разлетающуюся брызгами струю воды. Дважды ему встречались взрослые: двое молодых мужчин, о чём-то оживлённо споря, прошли ему навстречу, бросив короткое: «Привет!», а в сквере почти рядом с больницей ему приветственно махнула рукой маленькая китаянка, прогуливающая огромного чёрного ньюфаундленда.
Мальчишка обежал клинику, чтобы оказаться с той стороны, на которую выходило окно Алиной палаты, и перешёл на шаг. Вчера Анастасия сказала, что больных, кроме Аглаи, сейчас нет. Значит, можно просто заглядывать в окна первого этажа.
- В конце-то концов, если она спит, придём попозже, вот и всё, – сказал он сам себе, поворачивая за угол.
Окно Алиной палаты выходило на южную сторону, на усеянный замшелыми валунами луг с разбросанными по нему редкими кустами сирени и островками кедрового стланика. Дальше до самого горизонта тянулись ещё полускрытые предрассветной дымкой поросшие лесом предгорья.
Окна оказались довольно высоко от земли, и чтобы заглянуть в них, мальчишке пришлось бы подпрыгивать, но ему повезло – нужное окно он нашёл сразу – только в одном горел неяркий свет. Дик вцепился в выступающий край окна, быстро подтянулся и вскарабкался на подоконник и от неожиданности чуть не упал обратно – из палаты на него с удивлением смотрели две девчонки. Второй была Ника.
Аглая полулежала в кровати с приподнятым изголовьем, Ника в ярко-жёлтом спортивном костюме, поверх которого был надет белый халат, какие обычно выдают посетителям, сидела рядом на стуле. Окно было плотно закрыто, и Дик не услышал фраз, которыми обменялись девочки – Аглая улыбнулась, а Ника рассмеялась и подскочила к окну.
- А почему не через дверь? – когда девочка стояла вплотную к стеклу, её голос был слышен. Понимая, что выглядит совершенно по-идиотски, Дик не нашёл ничего лучше, чем спросить в ответ:
- А ты тут давно?
Ника повернулась, спрашивая что-то у кого-то третьего, которого Дик с подоконника не видел, потом быстро распахнула окно. Тепловая завеса, не дающая проникнуть холодному воздуху в палату, упругой волной взъерошила ей волосы.
- Залезай быстрей. У Аглаи уже стоит биоблокада, так что можно. И халат одевай сразу.
Дик спрыгнул вниз, взял из лап что-то недовольно пробурчавшего робота-медвежонка сияющий белизной отглаженный халат.
- Доброе утро, – неловко улыбаясь, он сел на стул рядом с Никой.
- Доброе утро, – кивнула Аглая. Глаза у неё были чуть припухшими, а так – ничего, обычная, немного грустная девчонка.
- Так что ты через окно-то? – спросила Ника и хихикнула, - как Ромео…
- Ну уж!.. – сконфузился Дик, - Да не знаю. Думал, рано через дверь всё равно не пустят, и вообще… Аглая, ты как? – Дик поднял глаза на девочку, внутренне радуясь, что после пробежки лицо горит и она не заметит, как он краснеет.
- Нормально.
- Ник, а почему ты без меня?
- Так ты-то тоже без меня! Да ещё и через окно! – засмеялась Ника. – Знаешь, через окно с тобой я бы точно не полезла. Я подумала, что Аглая может рано проснуться…
- Я тоже, – перебил Дик, – в смысле, тоже так подумал.
- Ну вот. Сказала внизу, что пошла бегать (я вообще-то никогда бегом не занималась, нужно оно мне!), пришла к Анастасии, спросила, не нужно ли помочь. И меня к Аглае пустили.
Было похоже, что девочки совершенно освоились друг с другом.
- Да, глупо вышло…
- Нормальные герои всегда идут в обход, – сказала Аглая. Несмотря на улыбку девочки, Дик заметил, что глаза у неё не улыбались, оставаясь серьёзными и грустными, и быстро спросил:
- Откуда фраза?
- Из одного старого фильма. Детского.
- Наверно, очень старого… – Дик запнулся. – Я не смотрел. Аль, мы не обидели тебя вчера?
- Нет, нет, – девочка качнула головой, – это вы на меня, наверно, обиделись – я раскричалась, как маленькая… так глупо. Да, я сказала уже Нике – называйте меня, пожалуйста, полностью, Аглаей. Меня называть Алей больше некому, – фраза прозвучала спокойно и буднично, и от этого по спине Дика пробежали мурашки.
- Хорошо… Аглая.
- И вот ещё, – Аглая замолчала, неуверенно переводя взгляд с Дика на Нику, словно не решаясь задать вопрос. Наконец решилась. – Ребята, какой сегодня день?
Дик и Ника переглянулись. Именно от таких вопросов их просил уходить Постер.
- Солнечный, – первым нашёлся Дик.
- Вот завтра тебе можно будет вставать, – подхватила Ника, – и…
- Ага, – Аглая кивнула, выразительно посмотрев на залитое солнцем окно, – ребята, я поняла… солнечный. А год сейчас какой?
Указательным пальцем девочка ткнула в маленькую табличку на придвинутом к кровати реанимационном блоке: «Год выпуска 2211».

Глава III.
                - Тут есть такое твёрдое правило, – сказал мне позднее
                Маленький принц: – Встал поутру, умылся, привёл себя в
                порядок – и сразу же приведи в порядок свою планету.
                Антуан де Сент-Экзюпери “Маленький принц”.

  Утро было тёплым и ясным, с гор дул слабый ветер, и воздух искрился летящими паутинками. Бурая опавшая листва тополей шелестела под ногами. В по-осеннему светло-голубом небе тянулся клин журавлей. Гряда белоснежных облаков пролегла вдоль горизонта словно ещё один горный хребет.
 Рейсовый шестиместный флаер стоял на площадке перед корпусом института. На нём Аглае, Дику и Нике предстояло лететь до Новосибирска, а там пересесть на монорельсовый экспресс: прошло уже шесть дней после операции, и Аглая должна была пройти двухнедельный восстановительный курс в санатории на Эгейском море. В лагерь на Великие озёра, несмотря на предложения Дика и Ники, девочку не отпустили – врачи посчитали, что лучше всего для неё подойдёт сейчас бархатный сезон Средиземноморья. Не разрешили лететь и на баллистике, Анастасия однозначно заявила, что уж куда, а в космос после такой операции Аглае точно рано, хоть на баллистиках и перегрузок почти нет. Поэтому путешествие должно было растянуться до вечера. Зато ребята договорились, что флаер будет настроен на экскурсионный режим: можно будет лететь не торопясь, если захочется – в красивом месте совершить посадку. Никто из взрослых с ними не летел, на этом настояли Оскар и Анастасия.
- Незачем, – сказал Оскар, – мы будем им только мешать. Для девочки сейчас всё вокруг – как игра, а играть дети умеют гораздо лучше нас.
 В этот раз Постер с ним не спорил. Ребята сдружились очень быстро, хоть иногда Аглая и замыкалась в себе – тогда она уходила в парк одна, но скоро возвращалась к друзьям. Вместе они гуляли по окрестностям института, играли в парке, побывали в местном музее и обсерватории, а часто просто сидели на смотровой площадке и часами разговаривали. Девочке показывали фильмы о том мире, в котором она оказалась, а расставаясь с ней, Дик и Ника скорее бежали смотреть фильмы и читать книги о её времени. Очень много им рассказали Оскар Вениаминович и Эрика – как оказалось, девушка почти месяц жила в Москве в середине 90-х годов ХХ века.
- Знаете, – задумчиво говорила она ребятам, – там, в прошлом, люди всё же, причём во все века, где я была, совсем другие, чем сейчас. Они живут… ну как бы вразнобой, по отдельности. И даже когда вместе, всё равно по отдельности. И цели у каждого свои.
- Но цели же всегда у каждого свои? – спросила Ника, – вот я, например, хочу стать…
- Наверно, я не так объяснила. Они… в общем все по отдельности. Такое впечатление, у меня во всяком случае, что у них нет общих целей. А когда для кого-то общие цели появляются, они всегда мешают другим, тем, у кого цели другие. И вот это страшно. Но и по-своему интересно.
Ника пожимала плечами: “И что здесь интересного?».
- Если надумаете делать посадку, то не у воды, понял, Дик? – говорила Анастасия мальчику. Аглая в белой футболке, джинсах и лёгкой полотняной куртке шла рядом с ней. На правое плечо куртка была только наброшена – рука девочки ещё висела на перевязи на груди, раздробленное плечо не могло зажить так быстро. За несколько дней Аглая окрепла, загорела и, если бы ни рука, чувствовала бы себя совсем здоровой.
После санатория девочке вместе с Никой предстояло начать учебный год, для неё уже была составлена отдельная программа. Учиться она должна была в той же школе, что и Ника.
- Вообще-то девочка могла бы посмотреть мир, отдохнуть вместе с нами, – посоветовавшись с женой, предложил пару дней назад Майкл.
- Может и так, ещё окончательно ничего не решено, – ответил тогда ему Крамской, – но не хотелось бы, чтобы девочка теряла время…
- Какая же это потеря времени для ребёнка – путешествие? Да и не так много времени она потеряет! – горячо возразила ему Сара, вместе с Майклом говорившая с Крамским по видеофону, – я сама преподаватель. Конечно, она невероятно отстаёт в школьной программе, но пара месяцев тут не сыграет никакой роли, уверена. Зато девочка лучше узнает мир и отдохнёт. Куда вы гоните?
 Крамской тогда ничего не ответил, и в общем все склонились к тому, что Аглая сама сможет выбрать, захочет сразу начать учиться или немного попутешествовать.
- Могу спорить, что знаю, что девочка выберет, – уверенно улыбнулась Сара, – и будет при этом совершенно права!
На задний ряд сидений были брошены сумки, Ника сразу завладела штурвалом. Провожать девочку вышли все свободные сотрудники института, только профессор Лем не пришёл, сославшись на занятость в лаборатории. Улыбающийся Иван вручил девочке возле флаера огромный букет огненных пионов.
- Раньше ты только мне такие дарил! – с деланной обидой воскликнула Эрика.
- Ну не ревнуй, Эри! – протянул Иван. Все вокруг рассмеялись, Аглая смущённо улыбалась.
- Аглая, если я буду нужна, я к тебе сразу приеду, слышишь? – Анастасия Сандберг подошла к девочке, заглянула в глаза. – Звони когда захочешь, в любое время. Раз – и я у тебя…
- Я позвоню, обязательно, – кивнула Аглая, – как только мы приедем. Я, наверно, буду скучать. Спасибо вам.
- Ну о чём ты… – неожиданно смутившись, Анастасия сделала шаг назад.
  Аглая подошла к флаеру, и глянцевый пластик кабины послушно разошёлся перед ней. Девочка опустилась в мягкое глубокое кресло справа. Дик задержался, прощаясь с отцом, и вскочил в кабину только после насмешливого окрика Ники:
- Ди-и-ик! Эй, космонавт, ты летишь?
- А что это ты за штурвалом?
- Ну, ты не успел. И мне управлять нравится, – откликнулась Ника, покрутила штурвал, подмигнула Аглае. – Летим?
  Аглая с внезапной грустью оглядывала лица провожающих. Ей улыбались, ей махали руками на прощание – обнявшиеся Эрика и Иван, Майкл, почему-то тоже грустная Анастасия, похожий на Дон Кихота профессор Павловский, Оскар Вениаминович, Постер, и совершенно незнакомые ей люди. Девочка улыбнулась и подняла над головой букет подаренных Иваном цветов.
- Аглая, летим?
- Да, да… – в тот же миг ей пришлось опустить глаза и наклониться вперед, ткнувшись лбом в прозрачный купол кабины, чтобы удержать взглядом провожающих: мягко и плавно, так что она совершенно ничего не почувствовала, флаер поднялся вверх.
- Счастливого пути, Аглая! – хор голосов внизу прозвучал нестройно, но весело и задорно.         Девочка уже не видела никого внизу, она оглянулась – вокруг широко и стремительно распахивался горизонт, открывая голубеющие дали. Флаер сделал плавный круг над институтом, быстро поднялся и лёг на курс – маршрут был задан, но автоматика настроена в свободном режиме, так что Ника могла управлять полётом, а при необходимости управление перехватил бы автомат.
Горные вершины надвинулись, внизу проплыла изломанная гряда скал. Пластик кабины был таким прозрачным, что казалось, его нет, а вокруг только кристально-чистый воздух. Чуть слышно посвистывал ветер, правее и выше флаера кругами поднимался в небо орёл, раскинув неподвижные крылья. Над горами громоздился белоснежно сияющий под солнцем вал облаков. Аглая откинулась в кресле и на минуту прикрыла глаза. Этот необычный, как в фантастике, полёт, солнце, ветер, проплывающие внизу горы – всё словно было началом чего-то нового, доброго и светлого. То, что она потеряла в свои двенадцать лет, нельзя было ничем заменить, но и вернуть было нельзя, и девочка просто отдавалась происходящему как приключению или доброму сну, в котором нет и не будет места плохому.
- Аглая, ты в порядке? – Ника легонько тронула её за плечо, – Не флаере не укачивает, заметила?
- Да я обычно не укачиваюсь, – Аглая открыла глаза, – я летала два раза, но тут совсем по-другому…
- На самолёте летала? – спросил Дик.
- Нет, на вертолёте. Меня Аликбер катал.
- На маленьком таком?
- Нет, на военном, противотанковом. Он большой, горбатый такой, на крокодила немножко похож. Но там так всё гремит, гудит, уши закладывает, и всё трясётся. А здесь я даже мотора не слышу.
- Сейчас вертолёты тоже есть, но их мало. Как-нибудь увидишь.
- А я думала, вертолёты на стрекоз похожи, – вглядываясь вперёд, задумчиво произнесла Ника, – а ты говоришь, на крокодила…
- Это такой стрекозообразный крокодил! Представляешь?
 Все трое расхохотались. Флаер прошёл в нескольких сотнях метров над заснеженной горной вершиной. Справа заискрились покрытые снегом и льдом пропасти Белухи, и Ника, заложив вираж, повела флаер вдоль этой сверкающей стены. Алмазными искрами блестел снег. Бледным изумрудом светился язык ледника, изогнувшийся по склону не подвижной рекой.
- Здорово, правда?
- Очень!
  Флаер плавно поднялся над хребтом и начал набирать высоту, пронизав по пути маленькое размытое облачко. Через пару минут горы остались далеко внизу, только в стороне поднималась облачная гряда. Самое большое облако огромным островом оторвалось от общего ряда, один его край растрепал ветер, превратив в таящую в голубизне неба тёмно-сизую гриву, зато второй гордо вздымался вверх сияющими уступами, словно гора белого мрамора. Исполинский облачной утёс делился на две части глубоким провалом с клубящимися голубоватыми стенами.
- Я вот раньше думала, – вдруг сказала Аглая, – вот бы полетать возле облаков. Они такие таинственные. Всё потрогать их хотелось.
- Ну, потрогать нельзя. Чего туман-то трогать.
- Да я понимаю. В двадцатом веке мы знаем, что облака – это туман, – серьёзно пояснила Аглая, – я не про это.
- Извини. Я тоже не про это.
- Но вообще этого много кому хочется, – сказал Дик, – тем более что на флаере это так легко. Слетать к облаку. Ник, пусти-ка меня за штурвал.
- А я что? Думаешь, не смогу?
- Там… если слишком близко подойдёшь, будет не так красиво, – смущённо пояснил мальчишка, – я просто летал уже, – он взглянул на Аглаю, – меня тоже к ним тянуло.
- Мы не опоздаем? – спросила Аглая, когда Дик и Ника пересели, и флаер, без крена повернувшись, начал набирать высоту.
- Нет, конечно. Экспрессы каждый час ходят.
  Облако приближалось. Постепенно тускнел яркий белоснежный блеск, синеватые холмы бледнели, и одновременно резче обозначались стены разделившего облачную вершину провала. Девочка, не мигая, смотрела на разворачивающуюся перед ней панораму. Казалось, гигант, перед которым флаер не больше пушинки, встаёт перед ними во весь свой огромный рост. Белые склоны облака поднимались исполинскими порогами, и сами эти пороги были то покатыми холмистыми равнинами, а то грядой круглых сопок с нежно-голубыми боками, как сугробы на рисунках в детских книжках. Флаер едва двигался, зависнув над облачным ущельем. Потом мальчишка осторожно повёл его вперёд и вниз, прямо в раскрывшийся под ними облачный каньон.
- Как другой мир, правда?
Аглая молча кивнула. Небо голубело вверху, флаер медленно опускался между волнистыми серовато-синими стенами, по уступам которых ползла дымка сиреневого тумана.
- А я вот ни разу так не летала, – нарушила молчание Ника.
- Здесь так спокойно, – тихо произнесла Аглая, оглядываясь, – очень… – она провела пальцем по прозрачному колпаку кабины, приложила к пластику раскрытую ладонь, посмотрела вверх, словно искала кого-то глазами, – и тихо… и хорошо…
- Аль… Аглая, ты в порядке? – встревоженно спросил Дик. Небо над головой медленно сужалось, стиснутое невидимо клубящимися облачными стенами.
Аглая не отвечала.
- Аглая?
- Да… да, в порядке, – Аглая отняла руку от стекла, обернулась, оглядываясь с наигранным любопытством, – Дик, можно – наверх?
- Сейчас, – мальчишка резко потянул штурвал на себя, и флаер выскочил из провала как пробка из бутылки, за пару секунд оказавшись над вершиной облака, так что ребят вдавило в кресла. Пульт предостерегающе пискнул. Аглая поморщилась, а Ника раздражённо толкнула Дика в бок:
- Ты что, дурак? Ещё мёртвую петлю здесь сделай!
- Хотелось побыстрее… – он вопросительно взглянул на Аглаю, и девочка чуть заметно кивнула. Ника отвернулась:
- Да ну тебя! Лётчик…
- А что там такое блестит внизу? – спросила Аглая.
- Где?
- Вон там! – она показала рукой направо, где среди раскинувшейся до горизонта тайги поднималось огромное строение, похожее на вертикально поставленную на толстый конец грушу. Оно было далеко, но чувствовалось, что оно невероятно громадное.
- Город, – Дик взглянул на развёрнутую на дисплее полётную карту, – Павловск.
- Это – город?
- Ну, небольшой. Тысяч на сто жителей. Вот сейчас подлетим поближе, ты увидишь. Рядом старая, историческая часть, а это сам город, в котором все живут. Ты разве фильмы не смотрела?
- Про такие города – нет. Анастасия говорила, скоро сама всё увидишь.
- Ну и правильно говорила, – сказала Ника, – так намного интереснее. Она вообще молодец, Анастасия, да?
- Ага, – Аглая кивнула, разглядывая вырастающий на глазах колосс. Сверкающее строение поднималось над тайгой, наверно, на целый километр. Несколько дорог прямыми линиями тянулись к нему, рядом поднимались изогнутые арки местной монорельсовой трассы, уходящей куда-то на юг, а в воздухе девочка разглядела цепочку грузовых флаеров. К вершине медленно причаливал большой ярко-оранжевый дирижабль. В стороне по склону сопки и у её подножия раскинулся маленький городок, и она поняла, что это и есть та самая историческая часть, о которой говорил Дик – там золотом блестели купола пятиглавого собора.
- Бывают города и больше, этот средненький такой.
Город приближался. Дик чуть довернул машину, чтобы Аглая могла лучше всё рассмотреть. Чем ближе они подлетали к городу, тем больше Аглая понимала, что ошиблась, посчитав стены города сплошными и гладкими: где-то они действительно поднимались зеркальной стеной, где-то выдавались огромные, наверно в несколько квадратных километров, плавно изогнутые террасы, закрытые прозрачными куполами. Издали казалось, что на террасах зеленеют деревья, и когда они подлетели совсем близко, она увидела, что под куполами целые парки. Дик повёл флаер вдоль стен, облетая город кругом. На одной из террас качали лохматыми кронами островки кокосовых пальм, на другой неподвижно застыл светлый сосновый бор, и между деревьев петляла лесная речка с поросшими орешником берегами, блестящим водопадом ныряя на расположенную ниже террасу, на которой тоже росли сосны, но уже среди гранитных скал. По паркам гуляли взрослые и бегали стайки детворы.
- А вон бассейн, смотри, – Ника показала на выступающий из стены гигантский прозрачный многогранник, заполненный голубоватой водой. Несколько человек плавали, мускулистый загорелый парень прыгнул с вышки, легко закрутил в воздухе двойное сальто и почти без брызг вошёл в воду, донырнув чуть до самого дна. На дне тут и там краснели редкие кучки кораллов, вместе с людьми в воде резвились дельфины.
- И теперь все города такие? – зачарованно спросила девочка.
- Ну, они все разные. Каждый город ведь строит своя группа архитекторов, один получается не похож на другой.
- И все вот так, в таких городах и живут?
- Большинство, может быть, – откликнулся Дик, – есть же ещё города на море, в исторических частях городов тоже живут, кому нравится. И под водой есть города, и на орбите, и на Луне. И на Марсе уже четыре поселения.
- Про Луну я смотрела… А ты в таком же живёшь? – повернулась Аглая к Нике.
- Нет, я живу в посёлке под Владимиром. Последние три года.
- А до этого?
- Просто все сейчас часто переезжают. И по работе, и просто интересно. Мы два года жили на Урале, а до этого в Африке. Я совсем маленькая была, несколько лет жили в Японии. Очень понравилось.
  Аглая с любопытством рассматривала поднявшийся выше сопок человеческий муравейник. Удивительно, но здесь, среди бескрайней тайги, город не казался чем-то чужим и неестественным, он словно вырос здесь  каким-то сказочным таёжным чудом. Она подумала, что, наверно, было бы хуже, если бы здесь был город XX века – с заводами, складами и свалками на окраинах. Заводы она поискала глазами.
- Хорошо, здесь живут. А работают?
- Тоже здесь. Здесь же и фабрики, и лаборатории, и школы.
- А склады и большие заводы? Ну, где сталь выплавляют, например?
- Склады тут же, под землёй. А большие заводы не здесь, а возле месторождений, – объяснил Дик, – да ты увидишь всё потом, и по видео посмотришь.
- Понятно… А фермы?
- Что-то здесь же – оранжереи, теплицы. Что-то отдельно. Аглая, ты так детально всё расспрашиваешь!
- Просто хочу побыстрее всё понять… Тут у вас так всё по-другому. И в Сибири я ни разу не была.
- Ну, ещё сто раз побываешь! А вообще есть предложение, – Ника посмотрела на мальчишку, – Аглая на город насмотреться не может и в сибирской тайге ещё не была. Устраиваем пикник на вон той сопке, а потом летим уже без остановок. А?
На склоне сопки Дик разглядел свободную от леса площадку с видом на город, покрытую пожелтевшей травой. С трёх сторон поляну окружал сосновый бор с густым подлеском, янтарём светились под солнцем стволы сосен. Чуть покачиваясь, флаер снизился, проскользил над поляной и с шелестом опустился в траву. Колпак кабины плавно опустился, и таёжный воздух, полный лесных звуков и запахов, окружил их. Смолистой сыростью тянуло из-под деревьев, от ветра поляну защищал лес; если бы ветер был с другой стороны, здесь было бы неуютно, а так его порывы только ерошили верхушки сосен. Флаер сел рядом с высоким кряжистым деревом, пушившим длинные иголки, и по тёмным точёным шишкам Аглая поняла, что это не сосна, а кедр, про который она только читала.
 Дик выпрыгнул из кабины и протянул руку Нике, пока Аглая оглядывалась.
- Да что ты, Аглае помоги. – Ника выбралась из флаера, подпрыгнула на траве и потянулась. – Аглая, ну как? Здорово?
- Ага.
- Ну вот, – объявил мальчишка Аглае, – теперь ты была и в тайге.
- Представляете, я и в простом лесу давно не была. И у нас на Кавказе другой лес…
Солнце прогрело воздух, внизу ветра совсем не было. Под деревьями неподвижно застыли кружевные листья папоротника, бересклет развесил свои ещё не набравшие полную яркость серёжки. В кронах пересвистывались незнакомые птицы, где-то рядом звонко стучал дятел. Стоило углубиться в лес, как прямо из-под ног выскочил перепуганный бурундук, и, мелькнув полосатой спинкой, взлетел вверх по ближайшему стволу. Распушив хвосты, на ветках крутились две белки. Дальше подлесок поредел, исчезли заросли папоротника и белёсый мох укутал подножья сосен. Солнечные лучи, искрясь, пробивались сквозь кроны и ложились бесформенными колышащимися пятнами на моховое одеяло.
  Когда они снова вышли из леса на поляну, Дик вытащил из кабины сумку и расстелил на траве плед, да он в общем был и не нужен – густая, начавшая уже сохнуть трава была лучше всякого одеяла, и ребята расселись, разглядывая город.
- Красивый, – произнесла Аглая, – в таком, наверно, здорово жить.
- Главное, что такие города природе не мешают.
- Вот сейчас тебе Дик прочитает целую лекцию, – Ника откусила яблоко, – он у нас и археолог, и архитектор.
- Просто немножко интересуюсь, – отмахнулся мальчишка, – видишь, получается, что кругом дикая природа, и одновременно мы, люди, сами по себе, а природа сама по себе, и тайга, и сопки, и реки. Раньше-то ведь было не так.
- Ну да, было не так, – согласилась Аглая. – Но вот подожди. Тоже ведь пришли люди и среди тайги построили город. Дороги проложили, и заводы у вас где-то есть. А чем это от нашего времени отличается?
Дик и Ника переглянулись.
- Ну разница-то есть, – сказала Ника, – сама же видишь.
- У нас ведь тоже были микрорайоны среди парков. Или деревни. В чём разница? Мне просто интересно, Ника. Чем посёлок моего времени отличается от вашего?
- Так надо же не посёлки сравнивать. Ты просто всего ещё не видела.
- Я не видела, но у нас такая же дикая тайга. И горы, и саванны.
- Ага, и свалки кругом! Воздух отравленный, реки грязные, леса вырублены. Я же и смотрела фильмы про это, и читала… А чисто там, куда люди просто не сумели добраться. А только дошли, так сразу всё и испортили!
- Город просто здесь уже был. Такой, как в твоём времени, – объяснил мальчик, – и с заводами, и со свалками. А теперь всё по-другому. Правда, лучше? Представляешь, сколько времени планету после того, что в прошлые века натворили, чистили? И до сих пор ещё не закончили. А городов сейчас стало меньше.
- Чистили?
- Ну конечно! Леса восстанавливали, свалки расчищали. Правда, в этом мусоре столько всего полезного нашлось: и металлы, и пластмасса, и стекло. Что-то в грунт превратили, даже газ из мусора выделяли.
- И теперь на Земле свалок больше нет? – недоверчиво спросила Аглая.
- Нет конечно. А зачем? Всё перерабатывается.
- Чёрная долина есть… – напомнила Ника.
- Да, есть…
- А что за долина?
- Это в Азии, ты потом узнаешь, – Дик протянул ей шоколадку, – но это тоже из прошлого подарок, эта долина.
Аглая неожиданно легко согласилась:
- Хорошо, потом, – развернула шоколадку, откусила, задумчиво посмотрела на цепочку флаеров, тянущуюся от города вдаль. Редкие флаеры разлетались, как мошкара, в разные стороны. – Шоколадка прямо как у нас, такая же…
Аглая перевела взгляд на стоящий рядом флаер:
- А сколько у вас стоит просто так на флаере покататься?
- То есть?
- Ну, просто покататься. Слетать куда-нибудь, если захочется.
Ника посмотрела на неё непонимающе.
- Можно, конечно, покататься.
- Так стоит-то сколько?
- Сел и полетел, вот и всё, – девочка посмотрела на Дика.
- Ник, Аглая не про это. Ты ведь про этот… билет, да? – понял Дик.
- Ну конечно. Если едешь ну или там летишь на чём-то, нужно купить билет, – терпеливо, как маленьким, объяснила Аглая. – Сейчас нам флаер просто так дали, а вообще?
- Понятно. Ник, раньше ведь платили за всё.
- А…
- Что «а»? – повернулась к ней Аглая.
- Да у нас не так, – пояснила Ника, – захочешь полетать, просто вызовешь флаер и летишь. Пока ещё нет семнадцати, конечно, далеко можно только с разрешения родителей, а так это бесплатно, вот.
Аглая подумала.
- Для всех? Бесплатно?
- Ну да.
- Здорово… Но как-то странно.
- Подожди, а что странного? – спросила Ника. – Ты рассказывала, тебя на вертолёте катали, который на крокодила похож. Бесплатно катали, так?
- Нет, там были учения, и меня взяли полетать. За это не нужно было платить.
- А чтобы тебя, например, к морю отвезти – что, нужно?
- Не знаю.
- Что тут знать-то? Ясно ведь – не нужно. Кому это нужно-то?
- Всё равно странно, – Аглая дёрнула плечом, – кто-то же их делает, эти флаеры. И ремонтирует, когда ломаются.
- Конечно, делает. Только их ремонтируют не когда они ломаются, а чтобы не ломались. Он же летает, когда сломается, поздно будет ремонтировать!
- Ну да… понятно, – Аглая задумчиво кивнула, – так этот, кто делает и ремонтирует, должен же на что-то жить?
Ника и Дик озадаченно посмотрели друг на друга.
- А вот это что? – Аглая показала на радужное пятнышко высоко в небе, переливающееся выше бледных росчерков перистых облаков.
- Баллистик сошёл с орбиты. А радужное колечко – это сразу озон восстанавливается.
- Красиво… А баллистики кто строит? На них ведь, ты сказал, тоже бесплатно летают? Или вот эти продукты. Понятно, это взрослые нам в дорогу дали, но ведь кто-то за них заплатил, чтобы нам дать. Правильно?
- Да неправильно! – мальчишка встал.
- Что неправильно?
- Какая ты настырная! – воскликнула Ника. Повернулась к Дику, – слушай, а как объяснить-то? Бесплатно, ну и бесплатно. Я раньше как-то не задумывалась.
- Сейчас, – мальчишка сел по-турецки перед Аглаей, – всё объясню. Вот представь. Метод от противного! Представим, что платить нужно. За всё, ага. Я с родителями на Плутоне живу, у них сейчас отпуск. Там такие важные исследования делаются! Для всех нас важные. И что, чтобы в отпуск домой попасть, моему папе нужно было бы билет покупать?
- А почему нет?
- Ну ты что? Гагарин в космос что, билет покупал?
- Так это его работа была, а ты в отпуск едешь! Можно заработать деньги, купить билет и поехать в отпуск. Дик, ведь есть разница.
- Да нет!
- Ну есть же!
- Стойте! – вмешалась молчавшая до сих пор Ника, – я поняла, как объяснить. Аглая, вот например у меня дома. Если мне мама торт испечёт, я за этот торт ей заплатить должна? Или вот сейчас – тебе что, нужно платить Дику за эту шоколадку? Анастасии за операцию?
- Ника, но ведь шоколадку-то Дику кто-то дал.
- Никто мне её не дал, я её сам в магазине для тебя взял, – буркнул мальчишка.
- А в магазин она как попала? Сама пришла?
- Ну приехали!
- Да подождите, я сейчас сама объясню, – перебила Ника. – Помнишь, Дик, нам Эрика рассказывала как раз про время Аглаи, что там люди все «по отдельности»? Так если каждый сам по себе, то действительно приходится жить по правилам «ты мне – я тебе». Хорошо хоть, что друг у друга просто так не отбирают. Я тебе флаер, ты мне деньги за билет. Я тебе шоколадку, ты мне ещё что-нибудь. А вот когда все вместе, то этого уже не нужно, что тут считаться, понимаешь, Аглая? Например, конструктор флаера захотел слетать на Красное море отдохнуть или по делам. Разве он тем, что конструктор, не заработал право слетать на баллистике или на самолёте, куда захочет? Зачем ему ещё какой-то билет покупать? На посадку билет ему и так дадут, бесплатно.
- Ну ладно, это взрослый, а ребёнок? – неуверенно возразила Аглая, – он же ещё ничего не построил…
- Так мы же вырастем! И построим города, флаеры, звёздолёты, и к другим планетам полетим, кто захочет! – Ника кивнула на Дика. – Будем леса сажать… Ну, поняла?
- Да, Ника, поняла… – неуверенно протянула Аглая.
- Вот увидишь, ты здесь быстро всё поймёшь! У нас тут всё очень просто…
Девочки улыбнулись друг дружке, и Аглае снова захотелось посмотреть вверх, туда, где несколько минут назад в атмосферу вошёл баллистик. Радужного пятнышка уже не было, зато в синеве скользила серебряная точка; девочка прищурилась, и точка превратилась в крошечный самолётик, такой же, какими она любовалась из окна своей квартиры в том, уже далёком и чужом прошлом.

  Флаер, уносящий детей, уже превратился в неразличимую точку и растаял в небе, но люди на площадке не расходились. Наконец Иван, вздохнув, сказал:
- Да, нелегко придётся девчонке.
- Ей уже тяжело пришлось, сейчас-то что, – откликнулась Эрика.
- Справится, – коротко бросил Оскар, по-прежнему вглядываясь в небо, хотя флаер было уже не различить.
  Майкл повернулся и пошёл к корпусам института. Сегодня он был здесь последний день, решил лететь завтра рано утром. Станислав обещал к вечеру освободиться пораньше от всех дел. Всё же, как ни крути, в следующий раз они увидят друг друга только через несколько лет.
  Ещё не дойдя до лаборатории, он увидел Лема – засунув руки в карманы, тот брёл по обсаженной густой сиренью дорожке. Заметив друга, он махнул ему рукой и пошёл навстречу прямо по лужайке.
- Что ребят не пришёл проводить? – спросил Майкл, протягивая ему руку.
- Дела были, – безразлично ответил Лем, – и надо же кому-нибудь работать.
- Работник! Проводить-то мог бы.
Лем поморщился:
- Ладно тебе, Мишка.
- Всё переживаешь? – понимающе спросил Майкл. – Ты ведь её даже  не навещал.
- Ну, её, скажем так, было кому навещать. И провожать. А что если, – Станислав ткнул Майкла кулаком в грудь, – я освобожусь через два часа и мы махнём в горы?
- Вот это дело! Устроим отвальную? Или ещё повод есть? Ты же знаешь, я завтра улетаю.
- Да, ты говорил… Так знаешь, – Лем неопределённо покрутил пальцами в воздухе, – вроде бы и другой повод есть. Что из этого дальше будет, я не знаю, но… А, ладно. Хотел, скажем так, потянуть с раскрытием секрета, да что уж там. Мы спасли девочку, а в прошлом никаких изменений. Представь себе – ни малейших.
Майкл подозрительно посмотрел на него.
- Нужно расстраиваться или радоваться?
- Да радоваться, конечно, что ж расстраиваться-то? Тут надо разбираться, почему так вышло. А расстраиваться точно незачем.
  По другому краю лужайки прошли рядом Эрика и Иван. Иван держал девушку за руку и что-то говорил, она слушала его,  рассеянно улыбаясь. Высокий мускулистый Иван и хрупкая Эрика составляли пару, которой можно было любоваться.
- Вот с ними, с моей группой, и будем разбираться. Интересное явление.
- Видишь, Слава, тебе повезло на очередное научное открытие.
- Да какое там открытие, – отмахнулся Лем. – Просто, скажем так, интересная проблема.
- Хорошие помощники? – Майкл проводил Ивана и Эрику взглядом: как раз в этот момент у входа в кленовую аллею Иван высоко подпрыгнул и протянул девушке огромный ярко-жёлтый лист. – Друг другу не мешают?
- Наоборот, помогают. Если ты об этом.
- Об этом, – кивнул Майкл, – и почему-то мне кажется, что Ивана в будущем ждёт большое разочарование.
- Наблюдательный, – усмехнулся Лем, – какой же ты на Плутоне стал наблюдательный, Миша. Надо, наверно, к звёздам улететь, чтоб так в земных делах начать разбираться. Я-то тоже так думаю. И Ваню мне жаль. Да и работа…
- И работа пострадает. Ну, может, я ошибаюсь.
- Хорошо бы так, но боюсь, что нет. Ничего не поделаешь, все проблемы на планете можно решить, кроме этой. Как думаешь, почему?
Майкл поклонился:
- Я всегда восхищался вашими гениальными гипотезами, профессор.
- Да брось ты ёрничать… Я вот уверен: это потому, что если для того, чтобы решить любую проблему, стоящую перед человечеством – перенаселения, здоровья, долгожительства, межпланетных путешествий и тому подобное, нужно было просто-напросто людям взять и стать людьми, то тут, скажем так, другое: тут нужно человеку перестать быть человеком. Мы же не роботы.
- Может статься, парню придётся рано или поздно пожалеть, что он не робот.
- Да, но с этим ничего не поделаешь. Это не алгоритмизируется.
- Сам проходил уже? – помолчав, спросил Майкл.
- Нет… – рассеянно ответил Станислав, глядя в глубину аллеи, где скрылись Иван с Эрикой, – серьёзно, нет. Просто приходилось наблюдать. Но риск остаётся всегда. Твой мальчишка вот тоже не застрахован.
  Через два часа, – Лем выдержал время минута в минуту, – Майкл поднял с лужайки перед пусковым корпусом лёгкий двухместный флаер. Лететь было совсем недалеко – стоило корпусам института скрыться за склоном горы, как Лем показал на излучину переливающейся под осенним солнцем горной речушки, и Майкл привычным разворотом направил машину к земле.
  Вырываясь из стиснутого скалами коридора, речка, весело рокоча по каменистому руслу, растекалась здесь широкой, в три десятка шагов, искрящейся бликами полосой, а метров через сто, плавно изогнувшись по краю скальной гряды, ныряла вниз каскадом клокочущих пенных порогов. Майкл посадил флаер подальше от воды, рядом с маленькой берёзовой рощицей, насквозь просвеченной солнечными лучами. У корней кудрявой, с золотящимися осенними прядями в кроне берёзы бил ключ, и узкий ручеёк сбегал к речке, унося с собой редкие ярко-жёлтые листья. На краю рощи лежали плоские гранитные валуны.
- Здесь и расположимся, – Лем выпрыгнул из кабины, прихватив сумку.
Камни были легко нагреты солнцем. Седой мох цеплялся за их бока, пытаясь забраться наверх, но так и не смог, лишь испятнав подножья. Несколько жёлтых берёзовых листков лежали на голом граните, кое-где поблёскивающем вкраплениями слюды. Друзья расположились на валунах и стали смотреть на речку. Станислав разлил по большим глиняным кружкам горячий глинтвейн из термоса.
- Ну, за нас? – спросил Майкл, и они сдвинули кружки. На камне Лем развернул пакет с бутербродами. В реке, на натянутой струной глади перед водопадом, плеснула рыба. На рыбалку после возвращения из прошлого они выбирались один раз, наловив, правда на другой речке, целое ведро серебристых хариусов.
- К кому теперь? – спросил Станислав.
- Махну к товарищам по училищу под Ростов, потом к Киру в Прагу. Он и тебя будет рад видеть.
- Мы с ним увидимся ещё не раз, я бываю в Европе часто. Кого не видел давно, так это Эйхе. Ты о нём знаешь?
- Нет. А что с ним?
- Он, представь себе, агроном где-то в Америке. Но, скажем так, агроном-то он агроном, но кроме всего прочего большой оригинал…
- Эйхе всегда таким был.
- Перебиваешь, Мишка… Поселился в исторической деревеньке, кроме работы агрономом ещё крестьянствует, взял поля, сад, бахчу, и обрабатывает всё один, руками и древним трактором. Хотел даже работу бросить и так по-деревенски и жить. Фермер из двадцатого века. Ему нравится.
Майкл пожал плечами:
- Лишь бы нравилось… Хотя сам не понимаю, игры в прятки со временем. Кого ещё видел?
- Да видимся мало, но знаю про всех.
- Я тоже знаю, видел кого?
- Галю Юрьеву. Встречались, как раз когда я был на конференции на Луне. Мы ещё обсуждали, можно ли там построить машину времени. И представь себе, пока нельзя – такая интересная проблема. Иное перекрытие полей… Галя астроном. Там же Джеймс, конструктор, он «Приам» строил, кстати. Лин в Праге работает, вот сможете увидеться. Он реставратор.
 Майкл тихо рассмеялся.
- Помнишь, как мы с ним подрались в шестом классе?
- Да помню. Два дурака.
- Точно. А из-за чего, знаешь?
- Заняться было нечем.
- Ну это ты, Слава, зря. Это же дуэль была. Из-за Элен.
Лем криво усмехнулся:
- Тогда точно два дурака. Нужны вы ей были…
 Так они не спеша перебрали всех товарищей и одноклассников, посмеялись над школьными историями и детскими приключениями. На душе было легко, страницы уже прочитанной книги под названием «Детство» листались весело и беззаботно. Первые путешествия, волнения на экзаменах, соревнования, космические полёты, старые шутки – всё это было невероятно здорово вспоминать. Всех разбросало и по родной планете, и по Солнечной системе, хотя, как оказалось, дальше всех забрался всё же Майкл.
- Жалко Фридриха, – задумчиво произнёс Станислав.
- Прошло уже почти три года, – откликнулся Майкл. Фридрих Рейнгардт, вспомнившийся обоим сейчас белобрысым подростком с серыми задумчивыми глазами, ставший штурманом исследовательского корабля, погиб на Венере. Они помолчали.
- Не жалеешь, что стал космонавтом? – спросил Станислав.
- Да что ты, Славка, я же о звёздах с детства мечтал. Не поверишь, даже помню, как мне впервые показали эти блестящие точки, ковш Большой Медведицы – я глаз не мог оторвать. Отец показал. Правда, помню. Зима была, небо чёрное, и такие волшебные точки лучатся. Он говорит: «Видишь ковш?» ну и про то, что это Большая Медведица. А у меня что-то отложилось потом: там, в этой черноте меж звёзд, живёт серебристая медведица. А вот ты же разрывался между математикой и архитектурой?
- И историей. Всё хотелось узнать, как было на самом деле. Всё думал: вот читаешь какого-нибудь Геродота, а он вдруг написал что-нибудь так, с потолка, или ему наврали, а для нас это становится аксиомой. И правильно, что уже почти два века историки дают клятвы, как врачи и спасатели. Моя работа, Мишка, мне очень нравится. Историю и математику совмещаю, а вот архитектура… Осталась как хобби, скажем так. Между прочим, лабораторный и пусковой корпуса построены по моим проектам, – добавил он.
- Ну ты даёшь, – хлопнул его по плечу Майкл, – не забываешь, значит, молодец.
- Интересно, кем станет Аглая.
- Выберет, мы же выбрали. Сейчас, наверно, уже к Новосибирску подлетают. Знаешь, что я всё хотел сказать?
- Говори, раз хотел… Что?
- Да вот… Смотрел я, как психологи разные возле неё крутились, и подумал: ерундой же занимаемся.
- Почему ерундой. Во-первых, она этого не замечала. Во-вторых, скажем так, мы с тобой выбрали себе дело в жизни не без помощи психологов. Нам помогли определить склонности, вовремя скорректировать учебную программу.
- Я не про это. Я, например, про то наше ночное совещание. Привыкнет – не привыкнет, приживётся – не приживётся. Постер этот: «И в её взрослости я тоже вижу проблемы!», – Майкл так мастерски спародировал голос психолога, что Станислав расхохотался.
Отсмеявшись, он спросил:
- Так что тебе не нравится?
- А вот что! – Майкл неловко отставил кружку, она заскользила по камню и ему пришлось подхватывать её, – ну вот, разлил…
Лем протянул ему термос.
- Вы, по-моему, от своих путешествий в прошлое разной глупостью заражаетесь, – сказал Майкл, наливая глинтвейн, – я вот точно тебе говорю. Начинаете перестраховываться там, где не надо.
Лем лёг на плоский камень, заложив руки за голову и закрыв глаза.
- Обоснуй.
Майкл закинул ногу за ногу, взял бутерброд и начал жевать. Стайка уток, растопырив крылья, спланировала на воду. Притаившийся возле валунов в траве кузнечик выводил свою однообразную скрипящую трель.
- Ну? – Лем приоткрыл один глаз.
- Вот тебе и ну, – с набитым ртом ответил Майкл, – ты на прошлое посмотри.
- Смотрю. Довольно часто приходится.
- Вот и смотри. Как они жили? Веками, тысячелетиями толкли воду в ступе, чепухой занимались вместо дела. Всё придумывали, как бы жизнь себе посложней сделать. Двигатель  для флаера когда изобрели?
- В середине двадцать первого века, кажется. Для него же нужны рассеянные энергетические поля.
- Правильно, а флаеры стали летать когда? Шестьдесят лет спустя! От идеи до модели… Десятки лет маневрировали, перестраховывались.
- Да не только. Просто транспортным корпорациям появление флаеров было невыгодно, вот и тянули.
- Ну я и говорю – чепухой занимались. То повоевать друг с другом – вот это выгодно, а сделать что-то полезное – это не выгодно. Мозги, понимаешь ты, вывернуты не в ту сторону.
- Ну ты тоже… – поморщился Станислав, – в то время нельзя было по-другому, сознание у них так было устроено. Не доросли ещё.
- Ну да, и кое у кого возникает предположение, что у девочки сознание тоже не так устроено.
- Возникает.
- Вот ты говоришь – не доросли. Они. А мы-то доросли или нет? Все слетелись, давай вокруг ребёнка крутиться. А приживётся ли? А не будет ли опасен? Заседания, консультации, споры – почему врач детей к ней пустила, какой ужас! Слава, это же море надуманных проблем. На пустом месте!
 Лем опять прикрыл глаза.
- Это ты так считаешь.
- Ещё Оскар.
- Ну, Оскар… Он в прошлом такое видел, что убеждён, скажем так – детская психика настолько пластична, что может подстроиться под любой мир.
- И что, он не прав?
- Может, прав, может, нет, – равнодушно проговорил Станислав. Резко сел. – Кто их знает, Мишка, этих людей прошлого, что у них в головах? Сам же видел: встретились два взрослых человека, один с ребёнком, и давай друг в друга стрелять. С чего? Мы уже одного этого не понимаем, а для них – норма. Потом опять же для ребёнка в нашем времени важно выявить его способности, склонности, талант, помочь им развиться. Да это мы уже по второму кругу пошли. Сам же понимаешь, это сейчас перед каждым ребёнком тысячи светлых дорог, и сложность только одна: выбрать лучшую, тут и ошибиться можно, не страшно; а тогда, скажем так, в лучшем случае запутанные тропинки, из которых половина кончалась пропастью. И это в лучшем случае! А в худшем – пара путей, хочешь выбирай, хочешь за тебя выберут. А то придёт кто-то и вообще всё перечеркнёт. А люди – это ресурс, это двигатель всего, ну как может двигатель нормально работать, если с ним вот так? Ну и если продолжу аналогию – ничего, что я так цинично? – девочка эта как повреждённая деталь, её исправлять и исправлять надо. Но главное-то что? – поправился он, заметив протестующий жест Майкла, – она ведь даже не заметила, что её изучали. Как и мы с тобой этого в детстве не видели. Нас же просто подталкивали к тому, что нам больше нравится, помогали, скажем так, разобраться в себе. Это эффективно, Мишка. И удобно для всех.
- Да, удобно, – Майкл дёрнул плечом, – может, я и зря.
- Зато теперь за неё точно нечего волноваться, – подвёл итог Станислав.
- За неё уже после операции нечего было волноваться.
- Вот видишь, тот же Постер с тобой не согласен, и я не хочу с ним спорить. В своём деле он профессионал. Помнишь её истерику в клинике?
- Помню, и что?
Лем встал, прошёлся под берёзами, засунув руки в карманы.
- Сейчас попробую тебе объяснить. Заодно посмотришь, забросил я историю или нет.
Майкл обхватил руками колено.
- Лекция по древней истории, докладчик – профессор математики Станислав Лем.
- Издевайся, издевайся… Ну поехали. Помнишь дуэли?
- Читал. Откуда мне их помнить-то?
- С того синяка, который тебе Лин поставил, – съязвил Лем, – ну, неважно. Подумай – с чего, зачем? «По законам чести!» По каким таким законам, кто их вывел? А это и не законы вовсе, а, скажем так, условности. И в плену этих вот условностей нельзя поступать иначе. Хроноразведчики, ну ещё историки понимают это лучше других. Помнишь, Оскар рассказывал про Мику?
- Это когда он ко мне в оружейной придирался? Про него ты сказал, а не Оскар.
- Ну, он его имел в виду. Тоже ведь была ситуация: головорез вынул шпагу, и Мика – хроноразведчик Мика, а не учёный из XXIII века – уже не мог не драться. Тут уже, скажем так, не отмахнёшься, с гордым видом мимо не пройдёшь и пальцем у виска не покрутишь. Тут уже дуэль, поединок один на один, – Лем хмыкнул, – вот как ты с Лином.
- Сравнил!
- Ну, скажем так, очень похоже. Дальше уже Мика просто не рассчитал. Да все не рассчитали. Он же стажёр был, учёный-этнограф, только прошёл курс хроноразведки. А против него мастер клинка, бретер. Ну и какие к тому претензии? Человек своей эпохи.
- Понять – значит простить?
- Хотя бы, – Станислав разлил по кружкам оставшийся глинтвейн, – тут понимаешь, Мишка, нужно их глазами смотреть и влезть в их шкуру, иначе ничего не поймёшь. У них же тысячелетиями одно было в головах: не самому что-то сделать, а отнять, а если сделать, то только для себя, и как бы не отняли. С такими понятиями далеко не уедешь. И опять же, сейчас мы решили массу задач – на их достижения опираясь, кстати! – владеем неограниченной энергией, открыли синтез вещества. У них всего этого не было.
- То есть оправдываешь их драки за ресурсы? – усмехнулся Майкл.
- Зачем оправдываю, объясняю. Мишка, ну ты максималист. Там же всё сложнее. Вот смотришь на какую-нибудь страну, а там, скажем так, всё есть, только что кисельные реки с молочными берегами не текут, да и они почти что текут, подходи да черпай. Так ведь нет, дерутся почище тех, у кого и нет ничего. И всё это, понимаешь ты, подпитывается, подпитывается из поколения в поколение, завязывается в сложный узелок. Пока вот этого не почувствуешь, ты прошлое не поймёшь. Его, – он вздохнул, – даже историки и писатели не все чувствуют. Это же как математика, Мишка – если ощутил, что уравнения у тебя ожили, что ты их, скажем так, вертеть-крутить можешь как хочешь, что ты каждую ошибку как фальшь чувствуешь и можешь красивой формулой, как вот этой горой, любоваться – вот тогда ты математик.
Майкл прищёлкнул языком:
- Слава… Я сражён. Ты преподавать не пробовал? Или стихи писать?
- Только научные работы, – отмахнулся Лем, – так вот. И теперь представь – шла эта круговерть век за веком, наслаивалась, усложнялась, запутывалась…
- Ты так разложил, что вообще непонятно, почему это вообще вдруг закончилось. А ведь закончилось.
- Закончилось. – Лем отставил пустую кружку, встал и подошёл к воде. Разноцветные камешки блестели под прозрачной струёй текущего с ледников потока. Станислав нагнулся, выбрал плоский камешек и ловко швырнул его туда, где река сглаживала свою поверхность, готовясь прыгнуть расселину. Камень подпрыгнул и щелкнул по скале на другом берегу, вода мгновенно растянула и сгладила всплеск. Майкл подошёл и встал рядом.
- Закончилось или приостановилось, я не знаю, – задумчиво произнёс Лем, – думаю всё же, что человечество прошло точку возврата и назад, к былой дикости, уже не повернёт. Скажем так, выработались в сознании людей такие ограничители, при которых то, что происходило раньше, просто невозможно. Во-первых, в конце XXI века огромный скачок технологий…
- Ну вы, я смотрю, от них свободны! – не удержавшись, перебил Майкл.
- Что? – Станислав, сбившись, посмотрел на него. – От чего свободны? От технологий?
- От ограничителей. При вас чёрт-те что делается, а вы ничего, нормально. Наблюдаете.
- Наблюдаем. А ты бы бластер вытащил и пошёл  наводить справедливость? Яна Гуса от костра спасать, бойню на улицах Трои прекращать? – раздражённо спросил Лем.
- Да не знаю, – Майкл присел, набрал в ладони воды и умылся. Повернул к другу мокрое лицо, – извини, цепляю тебя. Просто, знаешь, сам как-то всё не принимаю. Дико для меня.
- А для меня будто бы не дико, а невероятно культурно, – буркнул Станислав, – ладно, закрыли вопрос… Так вот… О чём я. Да. Скачок технологий… Энергия, синтез вещества.
- Ну и что? – возразил Майкл, – и насколько это важно? Когда мы осваиваем планеты, там и энергии не хватает, и техники, и условия жизни не из лёгких. И ничего, друг другу в горло не вцепляемся.
- А представь – наши технологии да в век двадцатый, а то и девятнадцатый? Представил?
Майкл помолчал.
- Представил?
- Представил. Мрачная картинка. Вот этого не надо.
- О чём я – прошли точку возврата. Открытия открытиями, но кроме этого, во-вторых, после того, что было в XX и XXI веках, думать люди начали, скажем так, по-другому. Поняли наконец, что другой – это такой же человек, как я сам. Об этом и в старину говорили, но всё не доходило. А тут наконец дошло. После того, что было в Чёрной долине… Чтобы все это поняли, понадобилось больше двух тысяч лет.
Майкл ещё раз присел, набрал в ладони воды и напился. Снова плеснул себе водой в лицо.
- Эх, Слава, скоро ведь ещё целых два года всего этого не увижу. Пыль да скалы, кратеры да звёзды. В какой же ты всё же красоте живёшь!
- Так ты же её всё равно на свои звёзды не променяешь.
- Нет, не променяю, – Майкл встал, тряхнул рукой, – вот вода ледяная, руку долго не подержишь.
- Только вот, Миша, девочка, – сказал Станислав, – она ещё из-за того барьера, из-за точки возврата. Она, например, ненавидеть с детства умеет, чего уже ни один ребёнок ни на Земле, ни в космосе уже даже не представляет по-настоящему. Ты-то устранился, а я выводы Постера почитал.
- И что теперь? Знаешь, я её прекрасно понимаю!
- Может, Миша, это ты без ограничителей? – поддел друга Лем. – Этакий осколок той эпохи? Но пустое, Мишка – понимать-то ты понимаешь, а ведь случись что – так не сделаешь.
- Как не сделаю? Как тот офицер? Нет, не сделаю. Не знаю… – Майкл задумался. – Хотя можно бы было ему помочь, всадил бы я из этой древней машинки пару пуль в кое-какие места любителям стрелять по детям! Не промахнулся бы, веришь?
- Всадил бы в кое-какие места, а пуля бы из живота вышла. По «Сорви-голове» о тех пулях судишь? Гуманные пули… Вспомни девочку.
- Помню. Потому и всадил бы. Да ладно, Слава, ну их всех.
- Тут видишь, – опять заговорил Лем, – что ещё я хотел сказать… На истории проходят факты, а вот окончательно понять, почему мы смогли построить такой мир, не получается. Знаешь, как я себе объясняю? Вышел тройной толчок : с энергией разобрались – раз, синтез вещества открыли – два, поняли – так друг к другу относиться больше нельзя – три. И врагами жить нельзя, и равнодушными нельзя. И вот этот толчок выбил, скажем так, человечество из проторенной колеи. И теперь наконец-то всё, что окружает человека, помогает ему развить всё доброе, что в нём есть, и так от поколения к поколению. Как там у поэта: «Открылись родники добра»… А раньше-то наоборот, во многом доброе на планете было, скажем так, вопреки… Вопреки многому, что окружало человека. Человек любил своих детей – а они умирали на его глазах. До седьмого пота работал и семью не мог прокормить. Или становился рабом своих пороков. Ну и так далее. Как их можно осуждать?
- Что, всех оправдывать?
- Всех, конечно, нельзя. Есть то, что даже по нормам прошлого не подлежит оправданию…Вот эта революция моральная. Она же должна была произойти! Сколько было революций социальных, сколько было технических. Говорят, у людей тех времён прогресс технический отставал от морального. Чушь. Моральный уровень-то, скажем так, один. Он во все времена один, эта планка раз и навсегда установлена.
  Когда Лем сказал про планку, Майкл вспомнил, что студентом Лем был чемпионом университета по прыжкам в высоту.
- Так и что получается? – Лем значительно поднял палец вверх. – Не отставали, а не дотягивали до необходимого уровня. А теперь дотянули.
- И зацепились?
- Да, и зацепились.
- Продолжая аналогию – нужно крепко держаться, не сорваться бы… А то будет как в прыжках – «лишь мгновение ты наверху, и стремительно падаешь вниз»… Пара веков-то – не срок, ой не срок… Нет, что ни говори, история в твоём лице много потеряла, – улыбнулся Майкл.
- Наоборот, скажем так, может быть я запутал бы всё до невероятности, – быстро возразил Станислав, – зато математика приобрела. А то ведь просто в учебниках написать: к такому-то году снялись противоречия между, как там у них… трудом и капиталом, а к такому-то году установили золотой век. А вот как, да почему, да отчего так вышло – вот с этим надо разбираться. Вот и разбираемся.
- Разберётесь?
- Ну а куда мы денемся? Надо разбираться. Чтобы то, что мы видим в прошлом, никогда не вернулось.
Они рядом пошли вдоль берега к водопаду.
- Так чего там всё-таки Постер боится? – спросил Майкл.
- Постер-то? – откликнулся Лем, – да ничего он не боится. Всё откорректируется. Просто чтобы что-то исправлять, надо знать, что исправлять… А не залезть ли нам с тобой, Мишка, вон на ту стеночку? – вдруг спросил он, оглядывая поднимающуюся в сотне метров скалистую гряду.
- Детство вспомнил? – Майкл остановился и подмигнул.
- Слабо?
- Кому, мне? А ну пошли!
Друзья повернулись и, всё ускоряя шаг, пошли рядом, сдерживая смех и поглядывая друг на друга.
- Ну, кто первый? – у подножия скал спросил Майкл, и профессор с астрогеологом, разом превратившись из взрослых мужчин в бесшабашных мальчишек, начали карабкаться к вершине.

  Новосибирск появился на горизонте через полчаса нагромождением небоскрёбов: светлая линия забелела среди тайги, уплотнилась, и перед ними поднялся частокол высотных зданий. По сторонам, похожие на гигантские грибы, тянулись к небу уже привычные для Аглаи города, но сам Новосибирск был именно городом, как в ХХ веке – огромным застроенным пространством.
- Дик, ты же говорил, что у вас города не такие, как у нас? – чуть обиженно спросила Аглая.
- Я не говорил про все, – откликнулся Дик, – я про большинство говорил. А Новосибирск – главный город Западной Сибири, его таким в XXII веке построили, получился единый ансамбль, ты сейчас увидишь. Вот и не стали переделывать. Некоторые города ведь не перестраиваются.
- Нью-Йорк, например, – вставила Ника, – или Сидней. Там основная часть ещё с твоего века.
- Ты не думай, он всё-таки не такой город, как был в старину. Сейчас увидишь.
  Мегаполис разрастался на глазах. Аглая видела проложенные между домами проспекты, пересечения дорог в несколько уровней, жёлто-зелёные пространства парков, разделявших кварталы. Что-то тихо щёлкнуло, и штурвал задвигался в руках Ники свободно – войдя в городскую зону, флаер перешёл на автоматическое управление и через пару минут влился в одну из транспортных цепочек. Перед ним в пятидесяти метрах шёл лёгкий жёлтый флаер, сзади большой серебристый, набитый компанией малышей, с которыми была молодая раскосая женщина с высокой прической. Скорость снизилась, флаеры неторопливо проплывали мимо отражавших в себе облака зеркальных стен. По магистралям внизу мчались редкие машины, но хорошо рассмотреть их Аглая не могла.
- Через пять минут будем на вокзале, – объявила Ника.
- А можно хоть немножко по городу пройти? – попросила Аглая, – а то сразу на вокзал, и ничего толком не увижу.
- Конечно можно, – Дик кивнул и сказал, обращаясь к флаеру, – в десяти минутах ходьбы от вокзала, хорошо?
  Аглая не удивилась бы, если бы флаер ответил Дику, но флаер промолчал и скоро плавно вывалился из цепочки и начал снижаться, а ещё через минуту опустился в тихом сквере рядом с широким проспектом, по которому с лёгким шелестом проносились разноцветные машины. Дул ветер, кроны курчавых берёзок кипели вокруг. Струя небольшого фонтанчика, выложенного зелёным со странными разводами камнем, распылялась под ветром и брызгала на асфальт… но есть не на асфальт – то, что дорога покрыта не асфальтом, Аглая поняла, как только шагнула на мостовую: она была тёмно-серой с синеватым отливом, гладкой и чуть пружинила под ногой. Присев, девочка потрогала дорожное полотно рукой – всё же чуть шершавое, совершенно чистое, ни пылинки, хоть босиком иди. Дик уже приготовился объяснять, из чего дорога сделана, но Аглая не спросила, оглядываясь кругом. Сквозь листву деревьев белели окружавшие сквер стены гигантских зданий.
- Вокзал там, – махнул рукой мальчишка, – пошли?
- Пошли.
  Выйдя из сквера, они зашагали по широкому тротуару вдоль проспекта. Низкие обтекаемые машины стремительно пролетали мимо, через каждые несколько метров, будто ограждение дороги, росли коренастые раскидистые деревца. Колоссальные здания поднимались справа и слева, в их полностью остеклённых стенах отражались деревья и облака. Из стен кое-где выдавались причудливо изогнутые террасы, но что было на этих террасах, снизу было не видно. Здания упирались в самое небо, и казалось, что идёшь по дну гигантского колодца. Ника украдкой посматривала на Аглаю.
- Ну как тебе?
- Такой маленькой кажешься…
Цепочки флаеров тянулись высоко вверху, огибая здания. Аглая стала разглядывать людей. Она ещё не читала фантастику, только Жюля Верна, и ей не с чем было сравнивать. Разве что со своим любимым мультиком «Тайна Третьей планеты», но в скафандрах и комбинезонах по улицам никто не ходил. Их обогнала стайка девушек в лёгких светлых платьях, трое мужчин шли им навстречу, один что-то горячо рассказывал, размахивая руками, совершенно обычно одетые – брюки, рубашки с отложными воротниками, куртки. Непривычное она всё же заметила – некоторые женщины носили наброшенные на плечи длинные плащи – настоящие, как в кино, но это было даже красиво, и Аглая подумала, что обязательно достанет себе такой. Дважды навстречу ребятам попадались неторопливо вышагивающие роботы-андроиды, Аглая уже научилась отличать их от людей.
- Собака какая странная, – показала она Дику на большого остроухого пса с широкой грудью и мощными лапами, с серовато-бурой шерстью и жёлтыми спокойными глазами, без поводка вышагивающую рядом с высоким мужчиной, – как настоящий волк.
- Так это же и есть волк, – сказал Дик, – самый настоящий.
- Настоящий? Из леса? А что он в городе делает? – Аглая остановилась, провожая волка глазами.
- Живёт. Но он не из леса, он домашний.
- Кто домашний? Волк домашний?
- Ну конечно.
- Так что, у вас волков приручили?
- Ну не всех же. Есть домашние волки, а в лесах дикие живут. Ведь в твоё время были домашние собаки и были дикие, так?
- В Австралии! – вставила Ника.
- Не только, – Аглая вспомнила стаи одичавших собак, уныло бродивших по улицам и тоскливо и страшно воющих по ночам, – и у нас тоже они были… А этот волк укусить может?
- А зачем ему кусаться? Он же домашний. Вон, Ника же тебе рассказывала, у неё дома барс живёт.
- Говорят, скучает по мне очень…
- А мне тоже можно будет завести?
- Барса? Или волка?
- Ну, не обязательно…
- Ну конечно можно, что ты спрашиваешь!
  Так незаметно они дошли до вокзала, здания с белой колоннадой и широким фронтоном, за которым поднимался радужным пузырём прозрачный купол высотой не меньше чем с десятиэтажный дом. Людей здесь было больше, Аглая только заметила, что ни у кого с собой не было поклажи, да и просто более-менее больших сумок тоже не было. У невысокой стойки улыбчивый черноволосый парень в форменных брюках и рубашке вручил им прямоугольные пластиковые билеты, и Ника не удержалась от лёгкой шпильки:
- Вот, ты по билетам скучала, держи. Теперь всё в порядке?
 Аглая безразлично пожала плечами, покрутила жетончик в руке и сунула в карман куртки, а Дик незаметно для Аглаи наступил Нике на ногу.
 В выложенном плитами самоцветов вестибюле купами росли деревья, били фонтаны, клумбы были расцвечены цветами – пионы, георгины, разноцветные астры; тёмно-красные гладиолусы напомнили Аглае 1 Сентября. Над клумбами порхали разноцветные бабочки. Букет, подаренный Аглае Иваном, нёс Дик. Таких цветов на клумбах не было, хотя Аглая специально искала их глазами.
- Ещё погуляем или поедем? – спросил Дик, – если едем, то можно пойти к поезду.
 Аглая кивнула, они подошли к винтовому эскалатору и начали подниматься всё выше, к посадочной платформе. То, что экспрессы ездят не по земле, а над землёй, по трассе на высоких опорах, она уже знала. Каменные колонны поблёскивали в свете огромных хрустальных люстр, и девочке казалось, что она в каком-то волшебном замке.
 Прямо из кабины лифта они шагнули на перрон. Экспресс уже был подан – у высоких бело-голубых вагонов с небольшими окнами, прямоугольными, но со скруглёнными краями, прохаживались девушки и юноши в форменных костюмах, хотя у некоторых дверей неподвижно застыли так же одетые в форму андроиды. Невысокий паренёк проверил у ребят билеты и показал им места в вагоне.
В вагоне было просторно, даже очень. Широкая ковровая дорожка делила вагон на две части, ребята вошли в своё купе – столик, в ряд три удобных глубоких кресла, на углу столика клавиатура маленького пульта. Двери не было, купе напротив уже было занято, и Аглая даже сначала не поняла, кем. В кресле сидела русоволосая девочка с косичками лет десяти, рядом с ней похожая на неё молодая женщина, наверно мама, а вот прямо на полу под столом лежало что-то коричневое и лохматое. Аглая пригляделась.
- Ой, мишка! – воскликнула она. Действительно, в соседнем купе ехал настоящий медведь. Небольшой, но настоящий. Медведь взглянул на Аглаю, зевнул и почесал чёрный нос лапой с изогнутыми длинными когтями. В голове у Аглаи всплыло какое-то старинное стихотворение, которое читала ей на ночь бабушка: «Что ты, с мишкой!? – Ничего, он у нас смиренный»…
Дик куда-то сбегал и принёс несколько стаканов сока. Аглая и Ника прошлись по вагону. Окно их купе выходило на облицованную камнем стену вокзала, а вот из окон купе напротив открывалась панорама города – опоры трассы поднимались почти на двести метров, но всё равно были ниже нависающих над вокзалом новосибирских небоскрёбов.
- Девчата, садитесь, через две минуты отправляемся! – окликнул их проводник, и они вернулись в купе.
- Вот интересно, – сказала Аглая, усаживаясь в кресло у окна, – проводниками работают и люди, и андроиды. В каких-то вагонах люди, в каких-то роботы.
- Просто люди проводниками работают. Эту работу могут выполнять и роботы, – начал объяснять Дик, – но они в основном ведь любую работу могут выполнять. Это глупо, если людей во всём будут заменять роботы. Поэтому роботов мало, а работают проводниками те, кому нравится.
- А если кому-то не нравится работать? – спросила Аглая.
- Тогда он делает другое дело. Много ведь чем можно заниматься.
- А если вообще не хочет работать? – не отставала Аглая. – Ну вот совсем не хочет?
Дик и Ника переглянулись и одновременно пожали плечами. Выглядело это так смешно, что Аглая чуть не засмеялась. Наверно, вопрос и вправду был сложным: Ника открыла было рот ответить, но промолчала, а Дик задумался.
- Ладно, ребята, – примирительно сказала Аглая, – вы мне потом всё расскажете. Я наверно опять глупый вопрос задала.
- Не-е-ет, не глупый… – протянула Ника, и в этот момент поезд тихо тронулся с места. Привычно, совсем как знакомые Аглае поезда, может быть только чуть более плавно. Перестука колёс не было слышно, перрон с провожающими проплыл мимо, и панорама города открылась и с их стороны вагона. Скорость постепенно, но быстро нарастала. Город заканчивался, впереди снова темнели леса.
  Вдруг Аглая испуганно ойкнула и прижалась к плечу Дика. Стены вагона растаяли – нет, просто исчезли, как будто их и не было, остался только кусок пола, кресла, в которых сидели ребята, и столик перед ними, на котором, ничуть не вздрагивая, стояли стаканы с соком. Что там стены, исчез весь вагон, рядом с Аглаей были только Дик и Ника, и они втроём неслись вперёд с огромной скоростью. Лес под опорами трассы стремительно убегал назад, сливаясь в жёлто-зелёные полосы; чем дальше от трассы, тем эти полосы неслись всё медленнее, совсем далеко тайга разворачивала спокойные, как декорации, панорамы.
- Выключить? – встревожено спросила Ника.
- Это… что? – выдавила Аглая, оглядываясь.
- Круговой обзор! – объяснила Ника, – так ехать интереснее. Стереоэффект. Спереди вид как из кабины, ну вообще – как будто летишь! – Ника встала, раскинула руки, и неведомо откуда взявшийся ветерок распушил ей чёлку, – здорово?
- Ник, выключи пока, – посмотрев на побледневшую Аглаю, сказал Дик.
 Ника, бросив взгляд на Аглаю, нажала кнопку на углу столика, и тут же они оказались в вагоне. Тайга проносилась за окном, медведь в соседнем купе разлёгся на полу и вытянул лапы в проход.
- Мы всегда так ездим, – виновато сказала Ника, опустившись в кресло, – а то скучно просто смотреть в окно. Извини, ты испугалась? У вас же не было таких поездов…
Аглая тряхнула головой:
- Ника, правда, не надо пока. Это здорово, но давай позже включим…
- Тебе просто на флаере так понравилось, я и подумала… – девочка перехватила неодобрительный взгляд Дика, – что ты так смотришь?
- Ничего. Спросила бы сначала.
- Извини, буду спрашивать!
 Аглая взяла стакан вишнёвого сока и стала смотреть в окно. Экспресс мчался на запад. Скоро Дик показал ей вдали ещё один город – на этот раз это был сверкающий многогранник, поднимающийся выше окрестных сопок. По параллельной трассе в километре от них промчался встречный экспресс – так быстро, что Аглая и до пяти сосчитать не успела, поезд мелькнул по трассе белым росчерком и она опять стала пустой, а потом отклонилась в сторону и исчезла среди леса. На несколько минут стало пасмурно, тени облаков накрыли тайгу, и на окно брызнул дождь. Капли, сорванные со стекла огромной скоростью, растянулись в мокрые дорожки и исчезли, и скоро экспресс снова мчался над залитой солнцем тайгой.
 Следующий город она заметила сама: на горизонте поднимался голубоватый шар.
- А вон смотри, снижается баллистик! – показал Дик.
 Она взглянула туда, куда он показывал, и увидела огромный моноплан с широкими треугольными крыльями, который, чуть подрабатывая двигателями, шёл на высоте километра в стороне от трассы. Несмотря на то, что он только что пробился через плотные слои атмосферы, его фюзеляж был белоснежным, без единого пятнышка, и наверно поэтому он напомнил Аглае белого лебедя. Широкое стекло кабины пилотов было тёмным. «Наверно, чтобы солнце не било в глаза», – подумала Аглая.
- Он прямо из космоса? – спросила она.
- Ну да, минут двадцать назад там был, на нижней орбите. Ты на таком ещё полетаешь.
 Чуть накренившись на крыло, баллистик сделал поворот и скрылся за сопкой, рядом с которой поднимались несколько светло-серых башен.
- Там пассажирский космопорт, – зачем-то пояснил Дик.
- Уважаемые пассажиры, – раздался в вагоне приятный женский голос, – через десять минут мы прибываем на станцию Омск. Стоянка двадцать минут.
  Ника нажала на какую-то кнопку, и на перегородке над столиком высветилась рельефная карта всего маршрута.
- Мы уже здесь. Видишь, за сорок минут сколько проехали.
- Ой, да мы кажется летим, а не едем.
Через несколько минут экспресс начал плавно сбавлять ход и медленно вкатился на окраину города. Как и в Новосибирске, не было ни тоскливых подъездных путей, ни глухих кирпичных зданий вдоль дороги. Старый город с парой кварталов небоскрёбов чуть в стороне остался слева, а сам Омск исполинской зеленоватой призмой поднимался километрах в пяти от трассы, окружённый утонувшими в лесном массиве микрорайонами – несколько высотных зданий и разбросанные вокруг них двух- и трёхэтажные домики.         Поезд катился медленно, и Аглая всё успевала рассмотреть: маленькие обтекаемые машины, скользившие по огибавшей город дороге, нависающие один над другим домики на склонах невысокого холма, чашу стадиона, а чуть в стороне она увидела огромный памятник, окружённый кедровыми рощами: на постаменте бурого гранита стояли четверо – двое мужчин и две женщины в скафандрах, держа в руках отстёгнутые шлемы. Их волосы трепал ветер, одна из женщин приветственно поднимала руку, у ног второй сидела, подняв голову и глядя на хозяйку, большая остроухая собака.
- Красиво… А это кому памятник? – спросила Аглая.
- Здесь неподалёку приземлилась первая экспедиция на Сатурн. В начале ХХII века, – объяснил Дик.
 Сбросив скорость, экспресс медленно вкатился под прозрачный купол вокзала, причалил к платформе и остановился.
- По платформе погуляем? – предложил Дик.
- Давай, – ребята выскочили из купе, так что медведь недовольно заворчал, поджимая лапы, на которые чуть не наступила Ника, и вышли на перрон.
 Под платформой шумела под ветром тайга и тёмной полоской петляла между деревьев лесная речка. Они пошли по платформе. Пассажиров и встречающих было немного. Шустрые грузовые роботы ловко объезжали людей, помаргивая глазами объективов. На соседней платформе стоял такой же экспресс, из окна смотрел большеглазый и скуластый мальчишка лет семи, обнимая большую красивую лайку. От платформы вверх поднимались эскалаторы к посадочным площадкам флаеров, каждую минуту по нескольку машин совершенно бесшумно проносились над прозрачной крышей вокзала.
У автомата прямо на платформе ребята взяли по мороженому, причём, остановившись у автомата, Дик не стал нажимать никаких кнопок, просто спросил у Аглаи: «Ты какое хочешь?», она ответила, что сливочное, и он тут же протянул ей появившийся на полочке автомата вафельный стаканчик с мороженым. Аглая крутила головой, пытаясь рассмотреть побольше. У дверей вагона смуглый юноша лет семнадцати провожал рыжеволосую девушку в светло-голубом платье. Она улыбнулась и повернулась, чтобы войти в вагон, он поймал её руку и поцеловал. Выглядело непривычно, но Аглае понравилось. Девушка ушла в дальнее купе, парень остался на платформе, прошёл вдоль вагона и остановился у её окна.
- Вон, кстати, вертолёт! – показал Дик на пронёсшуюся рядом с куполом вокзала обтекаемую машину, над которой сливались в сияющий круг бешено вращающиеся лопасти винтов. Вертолёт легко обогнал парочку пассажирских флаеров и по крутой дуге взмыл в небо.
- Уважаемые пассажиры, до отправления поезда осталось пять минут. Просьба занять места в вагонах, – разнеслось над перроном, и ребята пошли к вагону. Когда они сели в кресла, Ника с просительной интонацией спросила:
- Попробуем снова включить круговой обзор, а? – Нике явно было скучно ехать, просто глядя в окно.
- Давай, – поколебавшись, согласилась Аглая, и вагон тут же растаял снова, – ты только сразу выключи, если я попрошу.
  Поезд тронулся неспешно – можно было почувствовать, как он чуть приподнялся над рельсом на магнитной подушке и, разгоняемый магнитными силами, медленно поплыл вдоль платформы. Провожавший девушку парень какое-то время шёл рядом с вагоном, ускоряя шаг, потом взмахнул рукой и остановился, глядя вслед поезду – наверно девушка, тоже включившая круговой обзор, тоже смотрела на него. Вокзал остался позади, экспресс выехал из-под купола и, набирая скорость, понёсся на запад.
  Аглая с трудом подавила желание тут же попросить Нику вернуть всё обратно, а скорость всё нарастала. Тут она вспомнила, как ей говорил Аликбер: «Алька, прежде чем испугаться, ты подумай, есть ли чего пугаться? Разберёшься, глядишь – а бояться-то и нечего!». Тогда она начала считать до ста, решив, что если досчитает и всё равно будет бояться, тут же попросит выключить обзор. Когда она досчитала до конца, то поняла, что больше не боится, и на тревожный вопрос Дика: «Ну как, выключить?» только отрицательно мотнула головой.
 Они летели над тайгой словно в волшебной карете – три кресла и столик перед ними, а вокруг на все четыре стороны распахивался огромный мир. Они пролетали между заросшими лесом сопками, и если опоры трассы были слишком близко к сопке, лес на склонах сливался от стремительной скорости в смазанную полосу, но в основном опоры стояли далеко от склонов, и сопки только игриво поворачивались, словно стараясь показать себя со всех сторон; иногда сопка оказывалась ниже опор трассы, и тогда мимо проносилась, стремительно закручиваясь, утыканная редким лесом вершина. Это напоминало какой-то странный вальс, и очень в лад вдруг зазвучала музыка – негромко, не мешая разговаривать, но Аглая попросила сделать погромче: очень уж здорово меняющиеся мелодии сливались с пролетающими мимо картинами.
- Это мой любимый диск «Путешествие», – пояснила Ника, – тут куча мелодий, и из твоего времени тоже. Я его всегда в дороге включаю.
  В небе она видела одиночные точки флаеров, высоко проплывали сигары дирижаблей и серебристые самолёты, их вытянутые силуэты Аглая быстро научилась отличать от короткокрылых баллистиков. То там, то здесь среди начавшей редеть и распадаться на острова леса тайги – экспресс въезжал в зону лесостепей, забирая к югу – поднимались города: то сверкающим многоугольником, то раскинувшим лепестки розоватым хрустальным цветком, то рядом башен, то чем-то напоминающим рыцарский замок.
Через полчаса экспресс оставил позади последние лесные островки и понёсся по выжженной солнцем буровато-жёлтой степи.
- Здесь проезжать весной красиво, – вздохнула Ника, – когда степь цветёт.
- Так тоже красиво, – Аглая вглядывалась в раскинувшееся вокруг бескрайнее пространство. Кое-где степь пересекали глубокие провалы оврагов, кое-где синели заросшие тростником озёра. Здесь редко попадались посёлки, а городов пока тоже не было видно. С невысокого кургана, казавшегося совсем крошечным после высоченных сибирских сопок, взлетел орёл; табун лошадей неторопливой рысью двигался вдоль берега ближайшего к трассе озера. Два жеребёнка с раздутыми ветром гривами бросились наперегонки за поездом. Аглая пригляделась, пытаясь рассмотреть пастуха, но никого не увидела.
- А лошади сами пасутся? – спросила она у Дика.
- Ну, эти сами, – ответил мальчишка, – это же дикие лошади. Тарпаны.
Про тарпанов Аглая не слышала.
- А что за тарпаны? Есть дикие зебры, есть лошади Пржевальского, вот мустанги были, я читала и фильм смотрела…
- Тарпаны – это наши степные лошади, из Евразии, – объяснил Дик, – люди их совсем истребили давно, несколько веков назад, а теперь этот вид снова восстановили, и они снова здесь в степях живут. А мустанги тоже есть.
  Аглая оглянулась назад, провожая глазами стремительно удаляющийся табун. Он уже превратился почти в точку, и парочку весёлых жеребят было не рассмотреть.
- Интересно, у вас волки стали домашними, а лошади дикими.
- Сейчас много видов, которые люди в прошлые века уничтожили, восстановлены. Нам на биологии объясняли – работа только началась, но сделали уже много. Например, снова живут на Тасмании сумчатые волки, а они уже в твоём веке исчезли. Над этим целые институты работают, над восстановлением исчезнувших животных.
Аглая хитро прищурилась:
- А мамонтов вы ещё не вывели снова? Или динозавров?
- Вывели. Но они только в зоо живут.
- Где? А, понятно.
- Ну не только в зоо, – включилась в разговор Ника, – вон же птеродактиль, смотри!
Аглая повернула голову направо. Какая-то огромная птица, раскинув крылья, спускалась к белеющему солончаку. Или это была не птица? Аглае показалось, что она даже сумела рассмотреть длинный клюв.
- Птерочушь! – сердито буркнул Дик, – это цапля.
- Да цапля конечно, – беззлобно парировала Ника, – просто ты так скучно рассказываешь. Как лекцию читаешь.
- Ничего, я цаплю тоже ещё не видела…
 Сердиться на Нику определённо было невозможно.
 Через полчаса степь впереди посветлела, стала золотистой, и прежде, чем Аглая поняла, почему, вокруг трассы раскинулись бескрайние хлебные поля. Ветер клонил колосья, гоня ряды тяжёлых золотистых волн. Поля были действительно бескрайними – поезд летел и летел вперёд, а вокруг по-прежнему мерно катились эти волны.
- Как же его такое убирать? – воскликнула Аглая. Про «бескрайние» поля она только читала в книжках да и то, как поняла теперь, те поля из книжек не могли сравниться с этим.
- Убирать? – Дик вгляделся вперёд, – а вот смотри!
Красным пунктиром по полю ползли уборочные станы, их километровые тела сошлись в ровную полосу. За ними роились машины, которые увозили зерно к маячившим у горизонта башням элеваторов.
- Какие огромные! – выдохнула Аглая.
- Они сразу и обмолачивают, и сортируют, и очищают, – начал объяснять Дик.
- Между прочим, – вставила Ника, – я читала, что эти станы почти что в ваше время придумали.
- У нас комбайны убирали… убирают то есть.
- У нас тоже есть комбайны. Но на таких открытых пространствах проще убирать станами.
За станами оставались километровые полосы голого поля, перемежающиеся такими же полосами гнущейся под ветром пшеницы.
- В конце поля станы развернут, перенастроят, и они пойдут обратно, – сказал Дик.
Через полчаса хлебное поле кончилось, перейдя в более мелкие овощные поля, а потом экспресс снова понёсся по голой степи.
- Ты есть не хочешь? – поинтересовалась Ника.
- Немножко хочу.
- Я тоже. В ресторан пойдём? Или здесь будем есть?
- Ой, не надо в ресторан. Давай здесь.
Ника немного непонимающе посмотрела на Аглаю, потом кивнула:
- Давай здесь. Ты что будешь?
  Несколько минут они просматривали меню, Аглая выбрала плов и свой любимый вишнёвый сок, Ника – какую-то хитрую по-японски приготовленную рыбу с соевым соусом и зелёный чай, а Дик – жареную картошку с мясом. Ждать пришлось совсем недолго, робот-стюард, прошелестев колёсиками по ковру, принял заказ, и скоро расставил перед ребятами тарелки. Плов оказался совершенно таким же, какой готовила ей бабушка.
  После еды Аглаю потянуло в сон; наверно, после операции она была ещё слишком слабой. Она мужественно старалась держаться, не желая пропустить ни минуты этого увлекательного путешествия, разглядывая каждую деталь проносящихся мимо картин: стайку джейранов, уносящихся вдаль, древние каменные изваяния, крошечными столбиками застывшие на курганах, она увидела даже настоящее становище кочевников – юрты, пасущиеся рядом лошади, но сил спросить у друзей, что делают степные кочевники в XXIII веке, совсем не было; глаза слипались всё сильнее, и наконец Аглая почувствовала, что засыпает. Дик помог ей откинуть кресло, и девочка сама не заметила, как заснула. Сначала она ещё слышала, как тихо переговариваются рядом Дик и Ника, потом всё уплыло куда-то, и проносящиеся мимо картины смешались с сонными видениями.
  Она поспала больше часа. Постепенно сон отступал, и она услышала протестующее: «Так не интересно!» Ники. Открыв глаза, она увидела, что Дик и Ника играют в шахматы. Тяжёлая лакированная доска стояла на столике, Ника сосредоточенно смотрела на фигуры, подперев голову; Дик, отвернувшись от доски, смотрел на развернувшийся перед ним в воздухе экран, на котором в разных проекциях показывалось какое-то древнее строение. Увидев, что Аглая проснулась, он тут же выключил экран и улыбнулся.
- Привет. Выспалась?
- Я что-то интересное пропустила? – спросила Аглая, выпрямляясь. Настроенное Диком кресло приподняло спинку, чтобы можно было удобно сесть.
- Ничего особенного! – Ника двинула вперёд чёрную пешку, – кроме того, что я ему проиграла уже три партии. Не интересно, он дебюты знает, а я каждый раз думаю. Так играть не интересно!
- Ник, ну я же не могу их забыть, если уже знаю!
- А мне Аликбер говорил, никогда не играй с одним противником больше двух партий в день.
- Это почему? – подняла глаза Ника.
- Ну, если ничьи или оба выиграли – победила дружба, если ты обе выиграл, значит, ты сильнее, а если проиграл, то иди и тренируйся…
- Ты играть умеешь? – спросил Дик.
- Умею, но так… – Аглая посмотрела на доску, потёрла ладонью лицо, – никогда не спала днём, а тут заснула… Ника, ну ты опять проиграла.
- Почему проиграла? Мы только начали!
- Мат в два хода, – пояснил Дик и переставил коня.
- В четыре, – сказала Аглая.
- Как в четыре?
Аглая протянула руку и показала защиту.
- А я не видел, – признался Дик.
- Он был бы в два, – Ника с грохотом смахнула ладонью с доски фигуры, – я бы всё равно этого не заметила. Всё, хватит. Дружба в этот раз не победила.
- Аглая, не будешь играть? – спросил Дик.
- Не хочу сейчас. А где мы уже едем?
- Сейчас будем Волгу переезжать. Нам ещё пять с половиной часов ехать.
   Когда они пересекали Волгу, было облачно, и тяжелая вода реки отразила клубы сизых облаков, в стороне поднимался величественный обелиск Мамаева кургана; над Доном тучи разошлись и дул ветер, раскачивая прибрежные пирамидальные тополя; как игрушечный, пролетел мимо сгрудившийся на берегу поросшего камышом притока посёлок из светлых высоких одноэтажных домов – казачья станица, как объяснил Дик. Про исторические полигоны и исторические части городов Аглая уже слышала, но здесь среди словно сошедших с книжной страницы обмазанных глиной домов она увидела несколько сверкающих пластиком флаеров.
- Так смешно, дома выглядят, как старые, а рядом флаеры…
- Ну, ведь летать удобно. А дома такие здесь веками строили, они и сейчас людям нравятся.
   Аглая оглянулась на исчезающее вдали селение. Всё здесь дышало таким покоем, что мысленно она дала себе слово ещё раз побывать здесь.
На остановках ребята гуляли по перронам и вокзалам – остановки были короткими, и выйти из вокзала не было возможности. Правда, такого, как в Новосибирске, чтобы вокзал был прямо в городе, больше не встречалось, города были в стороне от трассы, в нескольких километрах. Один вокзал не походил на другой: то Аглая оказывалась в настоящем дворце с мраморными колоннами и широкими лестницами, то вокруг неё поднимались своды из стекла и стали, а плиты пола переливались маслянистым металлическим блеском. А вот к тому, что у людей теперь много домашних животных, а не только кошки и собаки, Аглая так и не могла привыкнуть. Когда рядом с высоким мужчиной прошёл огромный тигр, независимо оглядывая всех жёлтыми глазами, она вздрогнула и остановилась. И тигр и человек заметили это и даже, как показалось Аглае, удивлённо переглянулись. Потом тигр сел посреди зала, обвив лапы хвостом, а мужчина подошёл к ребятам.
- Здравствуйте, – он поклонился и представился, – Евгений Николаевич Ильин, инженер. Девочка, с тобой всё в порядке?
  Аглая не ответила. Тигр деликатно отвернулся. Она вспомнила, что когда кошки нервничают (а тигр, как ни крути, большая кошка), они дёргают хвостом. Длинный полосатый хвост лежал тихо.
На помощь ей пришла Ника:
- Конечно, в порядке. Правда, Аглая? – она дёрнула подругу за руку. Аглая молча кивнула. Волк на улице Новосибирска, толстый медведь в поезде, дома у Ники живёт барс, а с ручным лисом Анастасии она даже играла. Но тигр!
- Мне показалось, что ты испугалась, – объяснил мужчина, – причём моего Арнольда. Смешно, правда? – он ещё раз взглянул в лицо Аглае.
- Да нет же, – быстро сказала Ника, – как можно бояться домашних тигров? Вот у меня, например, дома живёт снежный барс.
  Аглая взяла себя в руки. В конце концов, после всего того, что она уже видела – подумаешь, тигр.
- У вас просто тигр очень красивый, – громко сказала она, – вот я и засмотрелась.
Решив, что инцидент исчерпан, Арнольд встал и, неслышно переставляя огромные лапы, подошёл к хозяину и потёрся головой о его руку.
Когда они вернулись в вагон, Аглая спросила у друзей:
- Ребята, чтоб больше не было неожиданностей, кого тут у вас ещё заводят? С крокодилами и носорогами никто не гуляет?
- Нет, что ты! – засмеялся Дик. – Но вообще много кого заводят. Это же не просто домашние животные, они немного модифицированы. Агрессия убрана, выше интеллект – ну, они умнее…
- Я поняла.
- В общем, они живут вместе с нами, как наши друзья.
- Ясно. Я себе льва заведу. Буду как Элли из Изумрудного города.

Уже вечерело, когда прибыли на место. Спустившись из-под купола вокзала, они оказались на широкой кипарисовой аллее. Вокруг тихо шелестели под ветром рощи неизвестных Аглае деревьев со светлой листвой, было тепло, солнце весело сверкало сквозь кроны.
- Нас должны встречать, – огляделась Ника, – ну вот, встречают.
 Девочка на пару лет старше Ники, в белых шортах и ярко-голубой рубашке, с распущенными чёрными волосами, и высокий мужчина в светлом полотняном костюме, с букетом красных роз в руке, шли им навстречу.
- А мы вас уже заждались! – весело крикнул мужчина издали. – Как минимум час назад ждали.
- Мы в тайге немножко задержались, – ответила Ника. Мужчина протянул Аглае розы, пожал всем руки, вежливо раскланился:
- Александр Димитрис, директор лагеря. А это Диана, сегодня на вечер ваш экскурсовод. Нас ждёт флаер, тут до лагеря всего пять минут лёту. Аглая, устала в дороге?
- Разве на ваших дорогах устанешь? – засмеялась Аглая.
- Ну не скажи, из Сибири к нам добираться… путь не близкий, – Александр говорил по-русски очень чисто, но иногда запинался, словно обдумывая, как построить фразу. – Мы все предпочитаем передвигаться быстрее, но тебе, видишь, медицина не разрешила. Я разговаривал с твоим врачом, очень… строгий у тебя врач, – чёрные глаза Александра смотрели весело, – два часа с ней твой режим обговаривали.
- Что, у Аглаи будет строгий режим? – спросила Ника, когда они разместились во флаере, и он медленно поплыл над оливковыми рощами и рядами виноградников. Что ответил Александр, Аглая не услышала, потому что увидела море.
  На море она никогда не была, и разлившаяся до горизонта синева приковала её взгляд. Из кабины флаера казалось, что море поднимается гигантской стеной, и флаер будто летел прямо к этой стене. Пенилась полоска прибоя; рассекая волны, вдоль берега нёсся маленький оранжевый катер, на жёлтом песке пляжа Аглая рассмотрела несколько десятков ребят. Подальше от берега белели паруса яхт и взбивала волны вёслами древнегреческая триера. У самого горизонта вырисовывались в жарком мареве призрачные очертания скалистых островов, а совсем рядом с прибоем в волнах скользили плавники дельфинов. Какой-то странный, обтекаемый и низкий корабль промелькнул вдали почти так же быстро, как экспрессы. Высокий берег спускался к морю каскадом рощ и садов.
Александр повёл флаер над склоном, давая возможность Аглае полюбоваться морем.
- Ты ещё не была на море? – спросила Диана.
- Аглая! – Ника легонько тронула подругу за плечо.
- А? – девочка наконец смогла обернуться.
- Не бывала ещё на море? – повторил Александр.
- Нет, вообще ни на каком.
- Ну, это мы исправим! – засмеялся он, – у тебя невероятно строгий режим. Купаться, кататься на катере, гулять, загорать – только успевай поворачиваться.
  Флаер поплыл вниз и приземлился на ровной опушке рядом с каменным двухэтажным домиком с открытой верандой. За домом начиналась дубовая роща, за деревьями виднелись другие дома.
- Нравится домик? – спросил Александр. – У нас тут маленький город, все живём вместе. Ваш адрес Дубовая аллея, дом 2. Думаю, вам понравится. Аглая, если не понравится вдруг, – в его голосе зазвучало беспокойство, – Диана вам ещё что-нибудь подберёт. Совершенно не стесняйся.
- Ну как мне здесь может не понравится? – изумилась Аглая. Она выбралась из флаера и огляделась. Прямо перед ней распахнулась морская гладь, у берега вода до самого дна просвечивалась солнцем, и волны казались бирюзовыми, дальше ультрамариновая синева просвечивала будто через серебристое покрывало – так ложились на волны блики. И робко спросила:
- А мы к морю скоро пойдём?
Димитрис улыбнулся и потрепал её по голове.

- Я устала, Ник, – сказала Аглая подруге, когда уже начало темнеть. На самом деле это было не так. Три часа подряд они изучали лагерь, где-то ходили пешком, где-то летали на флаере, совсем чуть-чуть позагорали на пляже, но Аглае, конечно, не разрешили купаться. Они знакомились с вожатыми и отдыхающими ребятами, Аглаю осматривал доктор, потом Диана уговорила их поужинать. То, что Аглая – из прошлого, в лагере знал не все. Ребята не знали, и так было даже лучше. Дик и Ника не заметили, что к вечеру Аглая становится всё грустнее, она перестала задавать вопросы и наконец отвела Нику в сторону.
- Ник, я пойду отдохну.
- С тобой точно всё хорошо?
- Точно, точно. Ник, я сама пойду. Просто хочу немножко побыть одна. – чувствуя на себе настороженный взгляд Ники, Аглая быстро пошла к дому на Дубовой аллее.
В комнате, выходившей окнами на море, Аглае показалось странно одиноко. Бриз колыхал занавеску на окне. Немного побаливала рука, но дело было не в этом. Она разулась, босиком прошла по прохладной упругой траве – в их с Никой комнате был травяной пол, настоящая лужайка, заросшая густой ярко-зелёной мягкой травой. Девочка села на кровать, стукнула кулаком по подушке. Что-то было не так. Она сама не понимала, почему всё сильнее наваливается какая-то непонятная тоска. Всё было здорово, но почему-то ей становилось всё грустнее, и идти к ребятам не хотелось. Она вышла из домика через веранду и пошла вглубь дубовой рощи.
  Здесь уже было сумрачно. Рыжее закатное небо на западе кое-где просвечивало через густую темно-зелёную листву. Аглая прислонилась к стволу огромного дуба и запрокинула голову. Толстые ветви расходились высоко над ней, как опоры большого шатра. Почему-то это напомнило другое – холодный ствол тополя, о который она опиралась, выбежав из своего рухнувшего дома. Ей всё сильнее хотелось заплакать. За всё время, как она пришла в себя в больнице, она не плакала ни разу. Но сейчас ей так хотелось, чтобы рядом с ней были те, кого уже никогда с ней не будет – так много всего хотелось рассказать, поделиться… Взгляд Аглаи упал на широкий браслет видеофона на левой руке, который надела ей Анастасия. Она так и не запомнила, какие кнопки на нём нужно нажимать, но ей объяснили, что обойтись можно и без кнопок. Она подняла руку и тихо позвала:
- Анастасия!
- Что, Аглая? – Анастасия появилась рядом. К голограммам девочка уже привыкла: женщина стояла перед ней, как будто действительно была здесь, в брюках, свитере и штормовке – кажется, она гуляла в горах, когда услышала вызов Аглаи.
- Аглая, как ты? – с беспокойством спросила Анастасия.
- Всё хорошо, – ответила Аглая, но в её голосе так явно прозвучали слёзы, что это нельзя было не заметить.
- Что-то болит? – на самом деле доктор Сандберг знала, что именно сейчас никакой боли девочка не чувствует: в браслет видеофона был встроен и датчик, полностью контролирующий самочувствие Аглаи.
- Нет, ничего, – мотнула Аглая головой, – я просто… Можно мне спросить?
- Конечно.
- Два вопроса, – по-взрослому деловым тоном начала Аглая с вопроса, который вовсе не собиралась задавать, – первый. Я старых людей на улицах совсем не вижу. Почему?
- Как не видишь? А Оскар?
- А ещё?
- Ну вообще-то на улице люди разных возрастов, Аглая, – улыбнулась Анастасия.
- Я только молодых вижу. Куда у вас старики деваются?
- Да никуда они не деваются. Сколько ты думаешь лет… ну, Крамскому?
- Лет тридцать пять. Может быть, тридцать семь.
- Вообще-то ему восемьдесят три. Аглая, сейчас люди живут дольше. Ну и выглядят соответственно.
- Понятно… – Аглая опустила глаза и замолчала. Резко вскинула голову, – Анастасия, скажи – почему у нас не так?
Анастасия не успела ответить – Аглая быстро заговорила:
- Мне всё показывали, у вас же всё так просто, так здорово, так спокойно… Даже тигры и волки добрые, как в сказках. Люди по сто лет живут и не старятся. Так красиво кругом… Анастасия, ну почему, почему у нас не так? Чем мы хуже? Чем мы хуже вас? Ну чем? – глаза девочки блеснули уже не сдерживаемыми слезами.
  Анастасия шагнула к ней, протянула руку и с сожалением опустила. Так хотелось погладить Аглаю по щеке, но их разделяли тысячи километров. А Аглаю с её временем разделяли века. Почему-то женщине вспомнилась сказка про Маугли – ну уж нет, эта сказка здесь точно не при чём.
- Аглая, – мягко сказала она, – ты сажала когда-нибудь цветы?
 Девочка закивала, не поднимая глаз.
- Представь, вот если бы ты посадила семечко не в хорошую землю, а просто кинула в песок или среди камней, разве цветок бы вырос?
- Нет…
- Я, может быть, неправильно тебе объясняю, но… Понимаешь, в твоё время просто было ещё рано, ещё не было той почвы, на которой мог вырасти такой цветок, как вот это наше будущее, в котором ты оказалась.
- А откуда же эта почва взялась? – посмотрела ей в глаза девочка.
- А её создавали, Аглая. Много веков и тысячелетий создавали. Такие, как твоя мама и бабушка, как… – Анастасия чуть помедлила, но совсем чуть, и Аглая этого не заметила, – как Аликбер, как твой папа. Знаешь, если бы не было таких людей раньше, то и того мира, в который ты попала, не было бы. Я не знаю, сами люди эту почву создавали, или им помогал кто-то, кто выше их, не знаю,… Но уверена, если бы, ни они, уже и человечества на планете не было.
- Правда? – Аглая по-детски шмыгнула носом.
- Правда, – улыбнулась Анастасия, – даже не думай, это самая совершенная правда. Пойдём, – она взглянула на часы, – сколько у вас сейчас времени? Господи, Аглая, да тебе спать давно пора! Вот я завтра вашим врачам и вожатым устрою! Ну, Аглая, всё хорошо? – и поймав улыбку девочки, она отступила на шаг:
- Через полчаса ты в постели. Я тебе позвоню, и мы пять минут поболтаем перед сном. Аглая, полчаса – это очень мало. Ну, иди. Завтра у тебя очень интересный день.
Аглая махнула ей рукой и пошла вперёд, туда, где золотилось в закатных лучах Эгейское море. В окнах домика уже загорелся свет, и на веранде маячила тоненькая фигурка Ники.

Глава IV.

                - Свободы я добиваюсь, свободы жажду, свободу призываю,
                свободу для каждого отдельного человека и для народов,
                великих и малых, могущественных и слабых. А со свободой
                придёт мир, благоденствие и справедливость, и всё то
                высшее счастье, которым бессмертные боги дают
                человеку наслаждаться на земле!
                Цезарь стоял, не двигаясь, и слушал; на губах его 
                мелькала улыбка сострадания. Когда же Спартак умолк,
                он покачал головой и спросил:
                - А потом, благородный мечтатель, а потом?
                - Потом придёт власть права над грубой силой, власть
                разума над страстями, - ответил рудиарий, и на пылающем
                лице его отражались высоким чувства, горевшие в его груди.-
                – Потом наступит равенство между людьми, братство между
                народами, торжество добра во всём мире.
                - Бедный мечтатель! И ты веришь, что все эти фантазии
                могут воплотиться в жизнь? – сказал Юлий Цезарь с
                насмешливой  жалостью. – Бедный мечтатель!
                Рафаэлло Джованьоли «Спартак».
 
 Солнечный луч упал на подоконник, ярким пятном лёг на стопку книг и соскользнул в комнату, сверкнул в старинном зеркале в углу, словно изнутри высветил древнее полотно над камином, наполнив его живым светом. За окном кипел листвой под ветром старый запущенный сад.
- Значит, ты уходишь? – Виктор взглянул в глаза сидевшему в кресле у стола парню. Тот упрямо не отвёл взгляд, и некоторое время они смотрели друг на друга, потом парень всё же отвернулся.
- Что молчишь? – не дождавшись ответа, спросил Виктор, и чуть повысил голос, - струсил? Разуверился?
 Стоявший в углу Никос неодобрительно хмыкнул, огладил бороду. Парень медленно повернул голову к Виктору и теперь уже в Виктора упёрся взгляд упрямых голубых глаз. Этот взгляд Виктор хорошо помнил: когда-то вместе они прошли через очень многое. Катастрофа на Марсе, Антарктида, станция на Фобосе… В то, что товарищ уходит, верить не хотелось.
- Струсил? Я? – холодно спросил парень.
- А что тогда? Устал? Не время отдыхать, но ладно, справлюсь пока без тебя – отдохни месяц , два.
- Я не устал.
- Ещё раз – что тогда?
 Никос подошёл к занимавшему всю стену книжному шкафу и начал рассматривать корешки книг. Конечно, полное постоянно обновляемое  собрание мировой литературы в доме тоже было, но хозяин упорно собирал старые тома. Так было уютнее. Он отодвинул закрывающее полку стекло, провёл пальцем по корешкам. Диккенс, Уальд, Хэмингуэй… Старый мизантроп Брэдбери… Он не удивился, когда парень наконец ответил:
 - Я больше вам не верю.
 Виктор усмехнулся, откинулся на спинку дивана, обхватив руками колено. Да, такое бывает. Вопрос только – это всё же просто слабость усталого бойца или окончательное решение.
- Ну давай, Марк, рассказывай, в чём же ты мне не веришь? – почти весело спросил он. Доказывать, убеждать – это просто. Главное – чтобы тот, кого ты убеждаешь, был готов слушать и думать и допускал, что сам может быть не прав. Для себя Виктор такой возможности не допускал. Никогда.
 - Ни в чём. Виктор и ты, Никос, - твёрдо сказал Марк, - я не хочу пустых разговоров. Как не хочу больше пустых, ненужных и злых дел.
- Какие слова! – Виктор поморщился, покосился на по-прежнему стоящего у шкафа Никоса, - ненужных, злых, пустых… Что ты называешь ненужными делами? Работу на Луне – твою блестящую работу на Луне, Марк? Нашу операцию в Берне? Или, может быть, та электростанция в Сибири…
- И то, и другое, и третье, и десятое, и двадцатое! – перебил Марк, вскакивая. Он шагнул к окну, минуту смотрел на заросший яблоневый сад, в котором солнце искрилось сквозь густую листву, потом опять сел. – Всё вместе, Виктор. Всё от начала до конца.
- То есть – вокруг всё в порядке? – Никос всё ещё не вмешивался в разговор, и Виктора начинало это раздражать. В конце концов, Марк – один из лучших эмиссаров, за такого стоит бороться… и такой может быть опасен.
- Я всё помню, - снова заговорил Марк, - все эти красивые слова: «вместо того, чтобы идти вперёд, человечество оказалось в тихой гавани и не хочет выходить на простор», «человечество боится пройти через очищение и спряталось от испытаний», «нужно дать сбыться пророчествам!» и тому подобное. Твои, Виктор, твои, Никос. Это я всё помню.
- Хорошо, что ты помнишь, Марк, - Никос подошёл, сел рядом с парнем. Внутренне Виктор усмехнулся – этакий  добрый дедушка неразумного внука. Марк чуть отодвинулся.
- Хорошо, что не забыл, мальчик, - повторил Никос. – Но только помнить мало. Нужно верить. А ты…
- А я не верю!
 Никос тяжело, по-стариковски вздохнул.
- Ты не кричи, Марк. Чему не веришь? В чём усомнился? Ты говори, мальчик.
- Говорить? Зачем? Что это изменит? – парень отвернулся, старательно избегая смотреть Никосу в глаза. Правильно делает, отметил про себя Виктор. Правда, едва ли старик пустит в ход свои способности сейчас. Никос выжидательно молчал, хмуря густые седые брови, и Марк всё же заговорил:
- Да, в нашем мире всё в порядке! В нём один непорядок – это мы. Вы оба, я, наши отряды. Всё идёт своим чередом. Растут дети, влюбляются юноши и девушки, нет ни голода, ни войн…
- Ни даже катастроф – землетрясения, цунами, извержения вулканов не опасны, их предсказывают… - задумчиво продолжил Никос, - и немощных стариков нет, все полны сил и молоды почти до самой смерти, и побеждены болезни, и человечество покоряет космос… Ах, какая красивая картина…
- Да! – с вызовом произнёс Марк. – Не так?
- Не так, малыш, не так, - покачал головой Никос, грустно улыбнулся. – И что же это на тебя накатило, мальчик? На тебя, а представляешь, как тяжело остальным? Тем, кто слабее тебя? Кругом мир и благодать, и только такие как мы говорим о том, что есть на самом деле: это лишь картина, фасад, расшитый бисером занавес… А за ним пустота. Вместо того, чтобы идти вперёд, к своему предназначению, люди свернули с назначенного им пути. Мир в тупике, в тихой заводи, и хочет остаться там навсегда.
- Это вы так считаете! – перебил Марк.
- А это так и есть, - веско сказал Никос. Виктор не вмешивался. Никос всё делал правильно, с Марком нужно было говорить именно так. Сорвавшись в начале, он чуть не испортил дело – он совсем не трус, этот Марк… - Должно быть всё не так. Ты же читал, ты знаешь. Только стараешься забыть, стараешься переиначить, стараешься примирить с действительностью. А это нельзя примирить, малыш.
- Все эти города, полные сверкающих небоскрёбов, всё это богатство, все эти довольные лица, - медленно и задумчиво продолжил Никос, глядя мимо Марка, - всё это лишь декорация, ширма, скрывающая главное: отказ человечества от пути, который был предначертан ему Творцом. Да, ты знаешь, малыш – этот путь тяжёл и страшен. Но в конце его – Свет. Всё было предсказано, всё определено. А люди испугались, свернули в сторону. Выбрали для себя сытое, беззаботное, бездуховное существование. Отказались от того, что было и есть сущностью и призванием человека. Отвернулись от всех вековых ориентиров, и спрятались в тёплую нору. Посмотри на современных людей, на эту безликую однородную массу. Люди исхитрились примирить непримиримое. Вместо коренных отличий народов друг от друга – тонкая плёнка культурной мишуры. А вместе с этими отличиями ушло главное – забылся истинный путь. Путь великих империй, угодных Творцу, путь великих духовных подвигов, путь величайшего самопожертвования и величайшей доблести. С начала веков человечество шло именно этим путём, он был изначально определён людям, и вот – они отказались от него. Выбрали тупик, пустоту.
- Я всё это уже слышал, - угрюмо сказал Марк.
- Послушай ещё, мальчик… - Никос не изменил тона, - ты помнишь, как должно было быть. Ты читал. Этого нет. Случилось то, чего не должно  быть – выстроен этакий добрый мирок на Земле… уже и не только на Земле. Мир радости и добра, мир без войн и страданий… Хм… Люди купили себе сытость, отказавшись от своих главных добродетелей, от своего призвания... Сегодняшнее существование мира – это довольство свиней в загоне.
- Свиньи давно не живут в загонах, - вставил Марк.
- Я просто выбрал старое, но верное сравнение, малыш. Да, конечно, ты прав. Какой добрый наш мир – даже животных больше никто не убивает… Свиньи давно не живут в загонах – как это верно, Марк… - старик сокрушённо покачал головой. Посмотрел на парня. - Но остались другие, Марк. Те, кто видит и знает. Те, кто понимает – человечество нужно вытолкать из его тёплой норы на предназначенный ему путь. Пусть жестоко, пусть больно, пусть с кровью, но вытолкать. Корабль должен плыть навстречу буре, а не гнить в сонной гавани! И эти люди – мы. Ты, Виктор, я. Наши соратники. Мы не даём человеческому стаду уснуть. Люди отгородились от настоящего мира стеной прогресса – мы показываем им, как непрочна эта защита. И мы заставим их встать и пойти, а не отсиживаться в тепле.
 Никос положил руку на плечо Марку, развернул парня к себе. Их глаза встретились, но Виктор видел: сейчас взгляд Никоса – обычный, добрый, внимательный взгляд, не больше. Может быть, и зря, подумал Виктор. Может быть, и напрасно.
- Что же ты, мальчик? – голос Никоса набрал силу, - что же ты устал, ослабел, разуверился? Как будто мы все имеем на это право. Да, это соблазн – отринуть борьбу, окунуться в этот добрый, милый и фальшивый мир. Только потом, пусть люди и стали жить за двести лет – потом спросится. С кем же ты был, с борцами или с предателями. И ты, Марк, хочешь отступиться, хочешь предать?.. – Никос кивнул на угол комнаты, где в полумраке тускло отливало медью тяжёлое распятие.
 Марк посмотрел туда, куда показал Никос, и опустил голову. Виктор и Никос обменялись быстрыми взглядами.
- Когда взорвалась электростанция, - наконец глухо сказал Марк, - я видел, как начали замерзать посёлки. Это всё не так страшно, через час всё восстановили, подключили резервные источники… Но я видел растерянность и страх в глазах людей. И я видел раненых…
- Говори, Марк, говори, - подбодрил его Никос.
 Марк вдруг замкнулся:
- Что говорить? Я это видел, я же сказал тебе! Вам обоим непонятно?
- И я такое видел, - пожал плечами Виктор. – И не меньше, Марк, а больше тебя. И здесь, и в прошлом. Это жизнь.
- Это жизнь, какой её делаете вы! Она на самом деле не такая! Теперь – не такая, не знаю, что ты там видел в прошлом.
- Врёшь, знаешь! – в голосе Виктора зазвенел металл.
- Знаю! – выкрикнул Марк, - да, знаю! И не кивай на Него, Никос, не надо на Него кивать! Все ваши красивые слова разбиваются об один взгляд раненого мальчишки!
- Ради того, чтобы люди вспомнили, кто они есть и зачем они на Земле, - проговорил Никос, - ради того, чтобы род людской снова двинулся по предназначенному ему пути. Только ради этого, Марк. И вот что я тебе скажу, юноша: ты слушал, ты читал, ты понял, ты поверил, ты начал дело, а увидел каплю крови – и испугался, попятился? Крепка же твоя вера, малыш…
- Я не свою кровь увидел, Никос! – вскинулся парень.
- А какая разница? Только что свою пролить проще? Ты вспомни, как думаешь: легко было Моисею убивать тех, кто кланялся ложным богам? А Илье – жрецам головы рубить? Сердце ведь кровью обливалось, а делали! Потому что не сделаешь – и свернёт человечество со своего пути. В Содоме, ты тоже читал, что, детей не было? Были! А Потоп? И Он, - палец Никоса указал на угол, - и на это пошёл. Потому что так было надо. А ты…
- А я… я думал много, - вдруг тихо сказал Марк, - Никос, Виктор, я не умею и не хочу с вами спорить. Он ведь и говорил, кажется: «Пусть будут они все едины»… Ну вот все и едины. Вы возразите мне, конечно, но спорить я не буду… Но я больше так не хочу. И не могу. И я ухожу. Всё! – он встал.
- И не тянись к бластеру, - парень заметил движение Виктора, - я могу выстрелить и раньше тебя. Ты сам меня учил.
- Ты не знаешь, мальчик, что умею я, - улыбка Виктора была весёлой и открытой. Рывок, одно касание – Марк не сумеет среагировать. Но нужно ли? Нет. Пожалуй, нет. Хотя…
- Марк, Виктор! – Никос тяжело встал, снизу вверх – старик был на две головы ниже рослого парня – взглянул Марку в лицо, - по крайней мере, ты нас не выдашь?
- Наверно, стоило бы, - ответил Марк. – Но я не выдам.
- Верю, - старик повернулся к Виктору.
- Верю, - кивнул Виктор. Протянул парню руку, - что ж, иди.
  Рука Виктора повисла в воздухе. Марк молча вышел. Бесшумно сошлись створки двери.
 Никос подошёл к окну, тяжело опёрся на подоконник.
- Я не понял тебя, Никос, - наконец нарушил молчание Виктор. – Почему нужно было дать ему уйти?
- Нам не нужны марионетки, - Никос ответил не оборачиваясь. – Предать он нас не предаст, даже если захочет, не позволит психокод. Но он может и вернуться. Мальчишка честолюбив, это может заставить его снова придти к нам.
- Ты всем ставишь психокод? – поинтересовался Виктор.
 Никос кивнул:
- И иногда чуть меняю его по ходу дела. Как сегодня. Добавил некоторые дополнительные ограничения…
- Я не заметил, - честно признался Виктор.
- Это не так уж сложно.
- Может быть, ты и мне его поставил?
- Нет, – старик отвернулся от окна. – Тебе – нет. Зачем?
- Верю. И никогда об этом не думал? – прищурился Виктор.
- Думал. Но решил, что незачем.
- Правильно подумал. И не пытайся никогда, - Виктор заложил руки за голову, потянулся, - знаешь, Никос, я давно хотел тебя спросить...  Ты и вправду веришь? Вот в то, что ты только что говорил парнишке, что говоришь всем: про истинный путь, про большому кораблю большое плавание?..
- Не кощунствуй, - Никос присел на стул возле низкого резного журнального столика. – Не верил – не говорил бы. Не боролся бы. Тоже ведь хочется окунуться в это «светлое будущее» и наслаждаться. Но я верю. Ты-то не веришь, я знаю.
- Конечно нет. Просто наши интересы совпадают. В этом мире и до самого конца. Что может быть прочнее такого союза, да, Никос? Тебе нужно, чтобы всё было как предсказано, мне нужна борьба. Без этого мир теряет смысл. Тишь, да гладь, да благодать… А я люблю кровавый бой, я рождён для службы царской, как писал один поэт. И нужная тебе модель меня вполне устраивает. У всех народов разные цели, каждый за свою готов подраться… Я хочу, чтоб моя страна жила, чтоб её боялись и уважали – хотя бы этого, например…
- Модель нужная не мне, - возразил Никос, нахмурившись, - нужная Ему.
 Виктор поморщился:
- Да брось ты. Ему-то она зачем? Мальчишка, может, и прав, а твои пророки что-то перепутали. Вон, мир вокруг – все друг другу ближние, радость и доброта кругом. Все земляне! Как там говорилось-то? Вот – «нет ни эллина, ни иудея». Мы дети твои, дорогая Земля… А для меня твой бог, уж прости, просто неудачник. Пришёл, что-то там наговорил, только всё запутал. Вот раньше – да. Народ на народ, царство на царство, всех сталкивал лбами. А потом: «любите друг друга»… Так что прости, но…
- Бог простит, - тихо сказал Никос. – И прекрати. Такие как ты – инструменты. Только инструменты. Сам не ведаешь, что говоришь.
- А оно и не надо мне – ведать. Что я, ведун что ль, какой? – Виктор усмехнулся. – Главное, что и ты, и я поступаем одинаково, хоть и по разным мотивам. Это, наверно, и есть твой Божий промысел? Мы все разные: есть такие как ты, есть такие как я, есть нечто среднее. Но поступаем-то мы одинаково. Одно дело делаем… Если дорожки разойдутся, то только после смерти, как ты говоришь. Но я на это смотрю проще: пока мы живы, смерти нет, а она придёт, так нас уже не будет. Ладно, давай о делах. А дела-то, Никос, неважные… - Виктор встал, ткнул пальцем в развернувшуюся у стены стереокарту:
- Такими булавочными уколами мы энергосистему планеты не разрушим. Ну, что планируем… Сибирь, Мадагаскар, Тасмания…
- Космос?
- Готовлю, готовлю пару сюрпризов. Ганимед, - экран заполнила усеянная кратерами пустыня, - при разрушении трёх станций будет обесточена вся колония.
- Впечатляет.
- «Впечатляет»… Это мелочи, Никос. Пустяки, укусы комара. Так цивилизацию не свалить.
- Нам её нужно подтолкнуть, а не свалить.
- Толкать тоже нужно сильно.
- Ну, не обязательно. В старину, говорят, от маленькой свечки сгорел огромный мегаполис.
- Дайте мне точку опоры, - пробормотал Виктор, - и я переверну Землю. Только вот точка опоры пока не нащупывается, верно? И маленькой свечки тоже нет. Ведь нет же, Никос, нет?
 Старик долгим взглядом посмотрел на него.
- Ты что-то знаешь, Виктор, - он не спросил. Просто сказал.
- Ну конечно! – фыркнул тот. – Стал бы я звать тебя только из-за этого молодого истерика.
- Если ты о Марке, то я не жалею, что пришёл, - старик продолжал в упор смотреть на Виктора.
- Я тоже, - кивнул Виктор. Под тяжёлым взглядом Никоса он сел на диван, вытянул ноги. – Ты слышал о гипотезах Джеймса Корнуолла?
- Тьфу ты! – Никос отвернулся, - что за глупости? Большинство его теорий просто нелепые фантазии.
- Нет, их просто нельзя проверить на практике, а для теоретической проверки недостаточно данных было и в его ХХII веке, и сейчас.
- Ну тогда я не вижу особой разницы в том, что сказал я, и в том, что сказал ты.
- А она есть. Слушай внимательно. В основе всех его гипотез лежит один постулат: человек как творение природы…
- Как создание Творца! – перебил Никос.
- … как создание Творца,  не придирайся к словам, - согласно кивнул Виктор, - этот самый человек – уникален. Соединение материи и духа в редкой пропорции.  И в определённых обстоятельствах любой человек способен аккумулировать силы Мироздания, становясь либо песчинкой в механизме мирового прогресса, либо детонатором, вызывающим события, которые не укладываются в рамки обычной реальности.
- Ну, не буду спорить… Я не являюсь знатоком его теорий.
- А я, как хроноразведчик, изучал их довольно детально. Так вот, - подался вперёд Виктор, - для чего я тебя позвал. Сегодня утром я получил сообщение из Алтайского отделения Института времени. Наш агент утверждает, что недавно одна из экспедиций спасла в прошлом и привезла в наше время ребёнка.
- Об этом не сообщалось, - поднял бровь Никос, - из какой эпохи?
- Это девочка из конца ХХ века. Итак, ребёнок из прошлого. В нашем времени. При этом временные возмущения точно укладываются в гипотезу Корнуолла о хронодетонаторе! Ты понимаешь, старик?
- Об избранном? – недоверчиво спросил Никос.
- Да, её в прошлом так красиво называли, - покрутил рукой в воздухе Виктор, - об избранном. Да хоть о переизбранном, Никос. Гипотеза о хронодетонаторе – это вернее.
- Коротко, самую суть.
- Суть в том, - Никос встал, взял со стола короткую вишнёвую трубку, не спеша набил табаком, - что в определённых ситуациях человек, причём из всех земных существ только человек, может стать этаким конденсатором напряжения, способным расшатать временной континуум и вызвать в будущем физические изменения. Понимаешь? Реальные материальные изменения, а не просто затухающие колебания временных полей.
- Хм, - Никос с сомнением покачал головой, - а насколько сильные изменения?
- Очень сильные, старик, иначе… - Виктор затянулся, выдохнул сизое колечко дыма, - иначе, Никос, я бы тебя не побеспокоил. В приведённых Корнуоллом примерах, а он рассчитывал несколько вариантов, самый слабый эффект был сравним по размерам энергетического выброса со взрывом хорошей термоядерной бомбы.
Никос крякнул. Махнул перед лицом ладонью, отгоняя завиток табачного дыма.
- И каким образом достигается такой эффект?
- Заинтересовался? – удовлетворённо спросил Виктор, - вижу, заинтересовался. Это тебе не маленькая свечка, верно?
- Пока похоже на сказку.
- Ну, мой уважаемый патриарх, при твоём мировоззрении в сказки нужно верить. Корнуолл считал, что привезённый в наше время из отдалённого прошлого, не менее чем за сто лет, человек, если при этом было совершено осевое воздействие первого порядка, становится хронодетонатором. Взведённым детонатором. При его возврате в прошлое не менее чем на ту же сотню лет и новом участии в осевом воздействии, тут порядок воздействия уже не важен, уже в любом, самом незначительном, спустится курок – стоит человеку  вернуться в наше время и произойдёт выброс энергии.
- Ну, знаешь ли, - буркнул Никос, - слишком много условий. Человек из прошлого, два осевых воздействия, да чтобы не меньше  века… По времени этот процесс ограничен?
- Не то чтобы очень. Около двух лет.
 Никос задумчиво огладил бороду.
- Чёрная магия какая-то. Этот самый человек из прошлого вдобавок не должен свои осевые воздействия совершать на четвереньках с цветком папоротника в зубах, и при этом со шкурой священного мамонта на плечах?
 Виктор поднялся, шагнул к камину, выколотил в камин трубку. А старика-то задело. Даже шутить начал.
- А что тебя смущает? Если подумать, любое открытие основано на чём? Выявили неизвестную закономерность, которая, может быть, всего лишь частный случай в общем порядке вещей, и использовали. Вот и понастроили того, чего нет в природе: космические корабли, машины времени, пароходы, самолёты. Монгольфье использовали закон Архимеда, а мы используем гипотезу Корнуолла, вся разница. Те построили воздушный шар, а мы сделаем хронодетонатор. И тряхнём всё хорошенько.
- Математически, говоришь, доказывается?
- Более чем. Ты меня знаешь, я просчитываю всё до мелочей.
 Некоторое время Никос молчал, раздумывая, а Виктор, прищурясь, наблюдал за ним. Старик тяжело опустился в кресло. В свои девяносто из принципа пренебрегал современными системами омоложения, и выглядел и наверно чувствовал себя на свой возраст. Сам позволил придти своей старости. Может быть, мудрости она и вправду добавила.
- Ну, не то чтобы ты меня убедил, - наконец произнёс Никос, хлопнув ладонью по подлокотнику. – Расчёты мне дашь, я проверю. Сколько лет девочке?
- Двенадцать. Ну и два года у нас в запасе.
- Что предлагаешь? – цепкий взгляд старика упёрся в Виктора, и Виктор усмехнулся про себя: Никос принял решение и готов действовать.
- Дошли наконец до дела. Вот смотри, - Виктор сел напротив него. – Рассчитать эпоху, в которой можно устроить сильное воздействие, не сложно. Для переброски можно использовать нашу станцию, хоть и не хочется засвечивать её лишний раз. Не менее ста лет назад – тот же XX, XXI век. Времена бурные, наугад пальцем в глобус ткнёшь, в какую-нибудь свару попадёшь, в океанах и то сплошные подводные лодки. Жизнь как на вулкане, вот времена! – он потянулся, - я даже прикинул несколько возможных точек. Причём можно убить двух зайцев, мы всё равно собирались подкорректировать пару локальных конфликтов.
- Ты собирался. Мне это не интересно. Всё надеешься на поправку Астрейки к основному постулату?
- Да. Толковый был парень. «При определённых обстоятельствах можно изменить прошлое из прошлого, тем самым меняя настоящее». Хотя эта поправка так и осталась исключением из общего правила, да и её правили… Так вот. Ничего сложного нет. Привезти девочку, устроить её участие в событиях, значимое участие – тут, конечно, нужно как-то обыграть, и вернуть назад. Я даже не меняю своих планов. И Ганимед, и Тасмания – всё уже запущено, разве что чуть перенесём сроки. И посмотрим, что произойдёт.
- А девочку привезти в прошлое, значит, тоже не сложно?
 Виктор широко улыбнулся:
- Ну, тут есть разные варианты. Но и это не сложно. Для начала мне нужно её увидеть. Поможет и наш агент.
- Он надёжен?
- Более чем. Почти как я.
- Тоже… - Никос поморщился, - любитель приключений?
- Ну уж не идейный, - улыбнулся Виктор, - успокойся, Никос, он абсолютно надёжен. И владеет максимумом информации о делах в своём институте.
- Из руководства?
- Никос, это не важно. Тебе не нужно это знать.
- Мне всё нужно знать, - строго произнёс Никос, - может быть пока и не нужно, но потом…
- Потом и будет потом. Итак, мы договорились?
  Никос уже уходил, когда Виктор окликнул его у двери:
- Всё же один вопрос.
 Старик обернулся:
- Раньше не мог спросить?
- Не мог. А вопрос такой. Ты дал мне добро работать по гипотезе Корнуолла. Получится или нет – не знаю, но если получится, весь мир может встать с ног на голову. Посмотреть будет любопытно. Может, вырастут новые горные цепи, может, исчезнут города. Маленький Апокалипсис. И ты согласился. – Виктор замолчал.
- И вопрос?
- А почему же, старик, когда я предлагал взорвать термоядерную бомбу в центре Средиземноморья, ты был против? А?
 С минуту Никос молчал, потом бросил короткое «Догадайся, не маленький!» и вышел. Неопределённо улыбаясь, Виктор вышел на веранду, посмотрел, как лёгкий флаер Никоса с тихим шелестом взмыл в небо и сказал вслед ему:
- Чистоплюй… С мирозданием мы играть можем, а ручки запачкать боимся. Вот такие мы борцы. Терминал! – бросил он в сторону комнаты.
  Когда он вернулся в гостиную, виртуальный терминал развернулся возле кресла. Общаясь с некоторыми агентами, он пользовался старинными мгновенными текстовыми сообщениями. Сейчас агент из Алтайского института был на связи, Виктор заранее предупредил его о необходимом разговоре.
- Ты на месте? – слова послушно сложились в строчки на экране монитора.
«Да».
- Всё в порядке?
«В полном».
- Мы будем работать с девочкой.
«Ты всё-таки решился?»
- Да, решился. Сейчас хроновозмущения точно в рамках расчётов Корнуолла?
«Совершенно точно».
- Кто-нибудь, кроме тебя, обратил на это внимание?
«Нет».
- Это странно. Может, ты не знаешь?
«Кому знать, как ни мне?»
- И почему никто не обратил внимания? Это же бросается в глаза?
«Хотя бы потому, что никому не придёт в голову тащить ребёнка в прошлое ещё раз».
- Понятно, если процесс не запустить, возмущения просто угаснут, и всё. Правильно?
«Ну да. Они гаснут, хоть и не совсем безболезненно».
- Хм. А подробнее?
«Я пришлю отчёт. Посмотришь цифры.  Ими сейчас все и озабочены».
- Хорошо. Где девочка сейчас?
«С друзьями на Эгейском море. Позавчера они должны были вылетели туда из института.»
- С ней по-прежнему сын Деккера и эта девочка… Ника?
«Да, насколько я знаю».
- Хорошо. Может быть, скоро мы сможем увидеться.
«Не стоит. Пока не стоит».
- Хорошо. Удачи. – терминал исчез, повинуясь мысленному приказу Виктора. Вообще увидеться было нужно, и уже давно. Но может быть и вправду пока не стоит.
 - Подготовить информацию, - скомандовал Виктор, вставая. Наступало время тренировки. – Всё детально: Ричард Деккер, Ника Леонова, их родители. Об Аглае Крыловой – всё из открытых источников, пароли не вскрывать, закрытые источники собрать в отдельный список с рекомендациями по взлому.
  Он вышел на спортивную площадку за домом. Жёсткая трава газона пружинила под ногами. Под порывами холодного ветра клонились акации и боярышник, разросшиеся по краям площадки в непроходимую зелёную стену. Он расстегнул рубашку, мышцы упруго перекатились под кожей. Легко разбежался и каскадом сальто и кувырков выскочил на середину площадки. Застыл в стойке, медленно выполнил санчин-ката – профессиональный боец, он всё же отдавал предпочтение каратэ. Выдохнул, обернулся к подходящему  спарринг-партнёру - андроиду.
- Сабли, Генрих, – пока робот ходил за клинками к садовому домику, где был арсенал, Виктор отработал несколько ударов у мокивары и встряхнул руками, чуть расслабляясь. Андроид бросил ему оружие издали, Виктор легко поймал крутящуюся  в воздухе шашку за рукоять. Взмахнул клинком, салютуя противнику.
  Поединок был бы не опасен, андроид был идеальным спарринг-партнёром – робот останавливал оружие в сантиметре от тела человека. Эту функцию Виктор отключил у робота год назад. Андроид приближался обманчиво открытый, отведя в сторону кривую персидскую саблю.
  Клинки высекли искры. Удар сбоку, вниз, вверх – сабли столкнулись лезвиями, Виктор отступил на шаг и тут же нырнул вниз, пытаясь сделать подсечку. Генрих подпрыгнул, но второй подсечкой Виктор всё же свалил его – перекатившись по траве, андроид гибко вскочил. Ложный удар. Выпад. Отвод.
  Виктор улыбался. Тело работало само, как идеально отлаженный автомат, уходя от ударов, атакуя, парируя. Он дрался в полную силу, но без чрезмерного напряжения, наслаждаясь поединком – нагрузкой, риском, азартом. Первая рана на плече у Генриха появилась через минуту.
  Закончив тренировку, он постоял под контрастным душем и, раздетый до пояса, пошёл в кабинет. Холодный ветер приятно леденил тело, ерошил короткие, тронутые сединой волосы. Ну что же, пусть будет Эгейское море. Он не любил затягивать дело, если уже принял решение.
 Около двух часов он смотрел материалы об участниках спасения девочки, несколько раз прокрутил высланные агентом ролики – съёмку из машины времени и сцену прощания с девочкой в академгородке, внимательно вглядываясь в лица. Особенно – в одно лицо. Наконец он резко встал.
  Машина времени находилась в отдельном флигеле в саду. Он прошёл коридором оборудованных как для гостей комнат, гости и вправду бывали у него часто: студенты, учёные и инженеры – Виктор преподавал в двух университетах, был консультантом Московского института времени и руководил несколькими техническими проектами. Плавно отошедшая в сторону стена открыла короткую лестницу к лифтовой площадке. Стационарный хронопункт был оборудован здесь много лет назад с десятками точек выхода в прошлом и двумя – в будущем. С тех пор, как в XXII веке был найден способ управлять пространственными перемещениями при перебросках во времени, точки выхода не были больше привязаны к географическим координатам машины в настоящем. Последний год Виктор пользовался своим хронопунктом нечасто. Время, в которое ему предстояло сейчас отправиться, было совсем недавним – конец XXI века, огромная экономия энергии по сравнению с путешествиями в далёкое прошлое. Чуть меньше полутора веков, а как изменился мир, подумал он, - когда он входил в камеру переброски, на нём была лёгкая силовая броня, чёрные матовые пластины охватывали грудь и торс, сливаясь с чёрной формой разведчика.
  Виктор опустился в кресло перед пультом, подождал несколько секунд, пока машина сканировала ДНК, проверяя доступы, затем настроил точку переброски. Путешествия, что во времени, что в пространстве – на Земле и в космосе, давно стали для него привычным делом, а сейчас к тому же он должен был увидеться со старым знакомым. Хоть в этом и нельзя было быть до конца уверенным, Виктор не отслеживал полностью его жизнь, но всё же надеялся, что застанет Охеду здоровым. С ним было проще иметь дело, но на всякий случай Виктор всегда был готов к импровизации.
- Начать переброску, - отдав команду, Виктор откинулся в кресле и закрыл глаза. Чуть закружилась голова, и он неподвижно сидел несколько минут, пока знакомый тихий женский голос рядом не произнёс:
- Переброска  завершена. Успехов.
 Здесь не было лифта, и Виктору пришлось подниматься по высоким каменным ступеням винтовой лестницы, пока он не попал в маленькую комнату с грубым дощатым полом и каменными стенами, до половины облицованными деревянными панелями. За узким окошком угасал мутный закат, пол был покрыт толстым слоем пыли и у двери – мелким серым песком. Снаружи дул ветер, зелёная ветка билась в окно.
  Он толкнул дверь и шагнул наружу, мелкий песок ударил в лицо, заставив прищуриться. Для Южной Америки было непривычно холодно, повисшее у горизонта солнце размытым пятном проглядывало сквозь набежавшую тёмную завесу, ветер рвал кроны пальм. На траве местами намело целые барханы песка, и ноги проваливались в них по щиколотку. С юга налетела песчаная буря. Виктор улыбнулся – он давно не видел песчаных бурь, а насколько он помнил, здесь они бывали крайне редко. Не суховей, и то хорошо. Он быстро пошёл вперёд.
  Лес вокруг сгустился. Пройти предстояло не больше трёх километров, и скоро Виктор вышел на знакомую тропинку. Он шёл, вслушиваясь в шум бури, и старался уловить посторонние звуки. До селения оставалось совсем немного и Виктор уже ожидал увидеть соломенные крыши домов и начал волноваться, удивляясь беспечности часовых, когда его окликнули из-за стены колючего терновника:
- Стой! – голос был совсем мальчишеским, но ещё Виктор услышал короткий лязг затвора и едва уловимый шелест сзади. Выросшие среди гор и леса бойцы Охеды двигались в зарослях тихо, как кошки. Виктор остановился, развёл руки в стороны, показывая, что у него нет оружия. На самом деле оно, конечно, было – скорострельный пистолет лежал в боковом кармане брони, и для смотревших сейчас на него из кустов не был виден. Впрочем, с пистолетом или без – Виктор и сам был оружием, но аборигенам совсем незачем было это знать.
- Мне нужен Охеда, - сказал он по-испански, не поворачивая головы, - приведите меня к нему.
- У тебя есть оружие? – после секундного молчания настороженно спросил тот же голос. Шорох сзади приблизился.
- Нет.
- Зачем тебе Охеда? Как ты сюда попал?
 Виктор опустил руки и улыбнулся. Будет интересно, если начнётся стрельба, но обижать людей Охеды не хотелось.
- Амиго, слишком много вопросов. Оставь трёх своих солдат в засаде, а сам проводи меня. Или пусть меня проводит тот, кто подкрадывается сзади, - шорох за спиной мгновенно прекратился, - или уж доложи там кому-нибудь, я тороплюсь.
 С минуту лес молчал. Сердце, подстёгнутое адреналином, громко стучало в груди. Виктор улыбался.
 Кусты разошлись за его спиной, и Виктор обернулся. На тропинку вышел невысокий старик в грязной пятнистой куртке и вытертых джинсах, в армейской фуражке с длинным козырьком. В руках он сжимал короткоствольный автомат.
- Он тебя проводит, - в голосе мальчишки было слышно явное напряжение.
- Слышу голос не мальчика, но мужа, - усмехнулся Виктор, - спасибо, камрад. Военного счастья.
 Он неторопливо пошёл вперёд, слыша за спиной лёгкие шаги своего конвоира.
 Вялая война тянулась здесь уже с десяток лет. Там, где не было лесов, или их вырубили,  она давно прекратилась, но здесь, среди поросших лесом гор, революционные войска держались. Лагерь Охеды был самым крупным здесь, на юге страны. С ним считались, и последние годы именно он возглавлял всё движение.
 Деревня стояла на большой поляне среди леса, это даже была не поляна, просто пальмы росли здесь реже, накрывая своими кронами низкие хижины. По-прежнему неслись по темнеющему небу клубы смешанных с песком туч, перед домами буря намела извилистые барханы песка. Двое оборванных мальчишек лет десяти сидели у входа в одну из хижин, прошла, оглянувшись на Виктора, худая женщина в белой рубахе навыпуск и цветастой юбке, с корзиной в руках. Со сколоченной из толстых жердей вышки поднимал вверх ребристый ствол крупнокалиберный пулемёт, рядом с ним торчала турель лазерного излучателя. Здесь всё было ему хорошо знакомо, и он решительно повернул в сторону дома, в котором находился штаб Охеды. Старик сзади недовольно крякнул, но смолчал.
  У крыльца большого, крытого тростником дома, дежурили трое парней в зелёной полевой форме. Увидев приближающихся людей, все трое лениво, но тренированно вскинули автоматы.
- Кого ты ведёшь, Хуан? – скуластый парень шагнул вперёд, впился глазами в Виктора.
- Он к команданте, мне приказали проводить. Можете разбираться с ним сами, - пробурчал старик.
- Я знаю, - ну конечно, мальчишка из патруля уже доложил старшему, - да уж разберёмся. Ты, - он дёрнул стволом автомата, - ты американец? Хуан, его обыскивали?
- А в этом нет необходимости, - Виктор сложил руки на груди. – Сообщите Охеде, он ждёт меня.
- Вот как! Руки в стороны! – теперь все четыре автомата в упор смотрели на него: вскинув оружие к плечу, парни целили в грудь и живот, старик, Виктор чувствовал это – в спину. Краем глаза он заметил, что из-за угла дома выставил ствол винтовки ещё один солдат.
- Я рад, что моего друга защищают так бдительно. Но обыскивать меня действительно не нужно.
- Руки в стороны! Ты слышал!? – глаза парня расширились.
- Отставить! Пусть пройдёт в дом, - затянутое москитной сеткой окно распахнулось и снова закрылось. Парни тут же опустили оружие, дуло винтовки исчезло за углом дома. Виктор шагнул к крыльцу, парни посторонились. Проходя мимо солдат, по-прежнему настороженно смотрящих на него, хлопнул по плечу старшего:
- Молодец, сынок. Команданте нужно беречь, - и вошёл в низкую дверь. Узкий тёмный коридор вывел его в большую комнату с утрамбованным земляным полом. Посреди комнаты стояло несколько грубо сколоченных табуреток, на стене висела большая карта. В комнате никого не было.
- Охеда! – укоризненно сказал Виктор, делая шаг вперёд и сразу поворачиваясь к замершему в нише у двери с пистолетом в руке человеку. Охеда улыбнулся и спрятал пистолет.
 На вид команданте было не больше сорока, хотя Виктор знал, что ему сейчас далеко за пятьдесят.  Невысокий и худой, Охеда был одет в перетянутый ремнями камуфляж, седеющие волосы коротко пострижены, тонкое, с правильными чертами лицо пересекал широкий бледный шрам от левого виска к подбородку, усы стали совсем седыми.
- Здравствуй, камрад, - Охеда протянул руку, и Виктор пожал её.
- Тебя неплохо охраняют.
 Охеда улыбнулся:
- Дети. Они любят меня и готовы за меня на всё. Видишь – очень много молодых… Ты рисковал, камрад. Пойдём.
 За узкой дверью, завешенной пологом из маскировочной сети, была вторая комната, совсем маленькая. Пол здесь был устлан тростником, в углу стояла складная походная кровать, застеленная грубым синим одеялом. Письменный стол, табуретка. Над столом висел портрет бородатого человека в военной форме, книги на столе и на полке над кроватью. Маленький томик раскрытым лежал на столе.  Охеда показал Виктору на табуретку, а сам сел на скрипнувшую кровать. Виктор заметил, что он сильно прихрамывает.
- Что с ногой?
- Ерунда, - Охеда зажёг керосиновую лампу, задёрнул штору, подкрутил фитиль, и комнату залил желтоватый неровный свет, - покушение, три месяца назад. Осколок.
- Люди Альвареса?
- Может быть. Хотя вряд ли.
 Виктор вынул из кармана две упаковки таблеток, положил на стол. Охеда кивнул.
- Спасибо. Но ты ведь знаешь, я хотел бы другой помощи.
- И ты знаешь, что её я тебе дать не смогу.
- Знаю.
 В дверь едва слышно постучали. Охеда поднялся, на минуту вышел и вернулся с жестяным чайником в руке. Налил чай, придвинул Виктору большую алюминиевую кружку.
- Я мельком посмотрел на карту, - сказал Виктор, отхлебнув горячий травяной чай.
- Всё успеваешь, - Охеда качнул головой, - и что увидел?
- Тебя сильно прижали.
- Да, да, - команданте дёрнул щекой, - да. Но ты же знаешь, меня прижимали и раньше. Серьёзное положение, но не больше. Мне верят. В меня верят. Все знают, что я выпутаюсь. Знаешь, иногда я думаю, что мне верят больше, чем делу, которому я служу.
- Молодёжь? – Виктор умел слушать.
- Да, молодёжь… - Охеда вытер рукой усы, отставил кружку, - не только молодёжь, но да, в первую очередь. Юнцы, огонь в глазах.  Многих из моих ровесников уже нет, но за мной идут эти ребята. Знаешь, я боюсь, что они не представляют той цели, за которую дерутся. Мечта, абстракция. За это дело боролись их отцы вместе со мной, и поэтому они со мной.
- Ты же знаешь, за что борешься.
- Конечно. Меня тревожит, что они об этом не задумываются. Всё может выродиться.
- Во что?
- Во что? – Охеда хитро посмотрел на него, вынул из лежащего на столе портсигара две длинные тонкие сигареты, протянул Виктору одну. Они закурили. – Ты же знаешь, во что.
- Ну… всё можно испортить.
- Неделю назад я расстрелял трёх юнцов. И одного из старой гвардии, он начинал со мной. Мародёры. Понимаешь? А ты спрашиваешь, во что. В войну ради войны.
- Ну, покой нам только снится. Ты просто устал.
- Нет, я не устал, - живо возразил Охеда, - мне нельзя уставать. Да я и не помню, что это такое – уставать. Это всё моя жизнь, мне не нужно другой. Но я боюсь, что могут устать другие. Не все созданы для борьбы.
  Виктор глубоко затянулся, глухо кашлянул – табак был дешёвым и крепким.
- Ты часто говоришь с кем-нибудь об этом?
- Говорю. Вот с тобой сейчас, - Охеда стряхнул пепел с сигареты прямо на пол, придавил тлеющий огонёк каблуком, - а так с кем же? У меня тут падре нет. Был один товарищ, но он погиб пару месяцев назад. Почти ни с кем не говорю. Но думаю.
- Вот эти мальчики с автоматами, - помолчав, заговорил он, - они не видели ничего, кроме войны. Я воюю уже почти двадцать лет – бои, перемирия, диверсии, снова бои, двадцать лет… Расстрелы. А для них эта война и есть жизнь, они не видели другого. Малышами и то играли гильзами. Когда война кончится, я не знаю. Я не могу показать им мирной жизни. Иногда мне кажется, что то, что мы рассказываем им на политзанятиях, для них только красивые сказки, и когда, - если я разобью Альвареса, вышвырну тресты, которые стоят за его спиной, из страны, и позову их строить новый мир, он будет им совсем не нужен. Они снова начнут искать врагов, и я вместе с ними, а может быть, такое бывало не раз, я читал, стану для них врагом сам.
- Показывай им мирную жизнь на своей территории. У тебя здесь довольно тихо.
- Тихо? – Охеда осклабился, сразу став похожим на старого волка, - да, тихо. Если не считать обстрелов, бомбёжек, рейдов врага. Мин в кустах, постоянного ожидания ливня напалма с неба. Конечно, здесь тише, чем на передовой. Это не мирная жизнь, Виктор. Это не хозяйство, это не экономика. Это «стратегические деревни», как сто лет назад в Азии. Стра-те-ги-чес-кие. Вечное напряжение, всё общее, труд в поте лица ради будущего. И, я замечаю, мои юные бойцы не рвутся браться за кирки и лопаты. Женщины, старики, дети работают. И будут работать. Но ты знаешь… ты же был на землях Альвареса?
- Я понял, что ты хочешь сказать, - Виктор загасил сигарету, - но…
- Был?
- Был.
- Вот то-то и оно, что был! – Охеда тихо засмеялся, - и я был. Они живут там лучше, чем мои люди, намного лучше, чёрт возьми!
- Ради свободы нужно уметь многим жертвовать. Твои люди это понимают.
- Ради свободы? Ну да, я им это всегда говорю. Свобода, борьба, плечом к плечу, сомкнём ряды. Постоянно твержу, как попугай. А у меня, - раздражённо добавил он, - нет лекарств. И хирургов нет. В моих госпиталях умирают дети. Что ты на меня так смотришь? Ни разу не видел таким бунтаря Охеду?
 Виктор спокойно выдержал его взгляд. Видно, сегодня ему суждено играть в гляделки.
- Так, как живут они, - он качнул головой в сторону завешенного светомаскировкой окна, - тоже нельзя.
- Ха! – Охеда вскочил, сделал два быстрых шага по комнате до стены, резко повернулся на каблуках и совершенно спокойно сказал: - Конечно, нельзя. Поэтому я дерусь и буду драться. Зачем ты сегодня пришёл ко мне, Виктор? Просто соскучился по старому другу?
 Виктор усмехнулся, хлопнул рукой по кровати.
- Так-то лучше. Садись, доставай карту. Твоя, я думаю, чуть подробнее, чем те обои на стене?
 Охеда молча сел к столу, вынул из потёртой полевой сумки карту, расправил. Виктор присвистнул:
- Всё несколько хуже, верно? Его горная бригада в любой момент может выйти прямо в центр твоей территории.
 Охеда поморщился, как от боли.
- Да, я блефую, мне действительно нечем её задержать. Ну да Альварес об этом не знает.
- Твой блеф он рано или поздно разгадает.
 Охеда промолчал, хмурясь.
- Хорошо. Дай карандаш. Вот здесь, - острие карандаша скользила по карте, не проводя линии, - три посёлка, а за ними шоссе до самой столицы. А здесь, я смотрю, ты не знаешь – что здесь?
- Здесь? – переспросил Охеда удивлённо, - здесь три поста гвардейцев. Лёгкие укрепления. Этот район никому не нужен…
- Мой привет твоей службе разведки. Вот эту дорогу ты что, считаешь совсем непроходимой? Здесь стоит танковый батальон, а вот здесь, - карандаш ткнулся в синий овал на карте, - его как раз нет. Там хорошее охранение и куча деревянных макетов.
 Глаза Охеды расширились.
- Можешь приказать своим провести там поиск, - равнодушно сказал Виктор, - но вот к этим твоим «трём постам гвардейцев» не суйся. Если Альварес поймёт, что ты что-то заподозрил, он нанесёт удар сразу. Отсюда – горнострелки, здесь – танки. Ну а так – у тебя ещё есть пара дней.
 Команданте молчал, кусая усы.
- Чтобы ты не сомневался, - Виктор расстегнул нагрудный карман, бросил на стол пачку фотографий, - узнаёшь? Скалы, вот эта река?
 Охеда не притронулся к рассыпавшемся по столу фотографиям. Даже в рыжем свете керосиновой лампы было видно, как он побледнел. Дёргалась жилка у виска. Выдержав паузу, Виктор заговорил:
- А вот теперь смотри, что ты можешь сделать. Вот здесь, эти два посёлка. За ними перевал, горная тропа, тяжёлая, но вполне проходимая. А за ними те самые макеты танков и дорога прямо на столицу. А если ты заодно выделишь людей и займёшь это дефиле, - карандаш провёл на карте чуть заметную черту, - ты понимаешь?
 Охеда снова раскурил сигарету, не отрывая глаз от карты.
- Альварес не будет ждать. Если мои отряды окажутся здесь, он не начнёт наступление. Я бы не начал. Да, наоборот, он развернёт танки, чтобы ударить во фланг…
- … и подставит их борта твоим горным пушкам. Вот здесь, - Виктор бросил карандаш на карту, - тут уж не мне тебя учить, верно, камрад?
 Охеда неуверенно усмехнулся.
- Просто и красиво. Как в шахматах. Ты сразу выравниваешь положение. Ну, о международном резонансе позаботишься сам. Но только не щупать, ударить сразу, сразу, как ты умеешь. Иначе… - он выразительно кивнул на карту.
- У тебя всё просто, - пробормотал Охеда, отворачиваясь. – Но план хорош. Правда, посёлки укреплены, а пройти их нужно быстро.
- У тебя хорошая артиллерия, - небрежно сказал Виктор.
- Да, неплохая. Но знаешь, - Охеда потёр щёку, - есть одна мелочь. У меня перемирие с этими посёлками. Договаривался не я, один из моих младших командиров.
- И тебя это смущает?
- В общем… нет. Даже совсем нет. Совершенно нет, - он снова встал, прошёлся по комнате, снял с крючка на стене старую кожаную полевую сумку – такие, наверно, носили ещё в двадцатом веке, - ты ведь это хотел от меня услышать? А вот скажи мне, Виктор, у тебя есть дети? Жена?
- Нет.
- Свободен как ветер? Революционер не должен иметь семью, это мешает. Что бы там ни говорили, это мешает… - он сел, положив развёрнутый планшет на колени, и под жёлтым треснувшим прозрачным пластиком Виктор увидел фотографию большеглазой черноволосой женщины и трёх ребятишек – совсем маленькой, лет трёх, девочки, очень похожей на мать, и двух мальчишек в выгоревших ковбойках, одному на вид было лет восемь, второму не больше двенадцати.  На голове старшего была залихватски сдвинутая набок полевая фуражка, из-под козырька выбивался всклокоченный чёрный чуб. Девочка сосала палец, и все четверо с явным любопытством смотрели в объектив. Виктор вопросительно взглянул на команданте. Лицо Охеды было бесстрастным. Потом оно словно дрогнуло.
- Это было давно, - глухо заговорил он, - я только начинал. Генерал, который командовал до Альвареса, Билл Стоунбридж, наёмник, вёл наступление на юге. Его остановили. Два месяца позиционных боёв. Упёрлись друг в друга. На местах начали договариваться о временных перемириях. Её звали… - пальцы Охеды погладили фотографию, скользнув по прозрачному пластику, - нет, это не важно. Она рассказала мне, что молодой офицер с той стороны, командир батальона гвардейцев, договорился о перемирии. Он мог решать. Обещал перемирие на три недели. А в тылу, ты помнишь – бомбёжки, атомные снаряды, напалм. Я со своим отрядом был за перевалом, там шли бои, и мы решили, что ей с детьми лучше остаться в посёлке. А через неделю умные головы в штабе Стоунбриджа рассчитали, что смогут одержать победу, если будут наступать через этот посёлок. Его дальнобойная артиллерия накрыла посёлок ранним утром, а потом батальон подняли в атаку. Наверно, этот молодой командир был очень удивлён, когда посёлок перед ним взлетел на воздух, а потом его батальон погнали вперёд по воронкам…
 Виктор промолчал. Охеда потёр лоб, закрыл сумку и положил её на подушку. Было слышно, как шумит лес и шуршит песок о стены хижины. Потрескивал фитиль в керосиновой лампе.
- Я слышал потом, - нарушил молчание Охеда, - что тот мальчишка-комбат послушно выполнил приказ, а потом подал в отставку. Её приняли.
  Виктор безразлично пожал плечами.
- Твой не подаст?
- Мой – нет, - Охеда ещё раз внимательно посмотрел на карту, - План хорош, - он легонько хлопнул ладонью по столу.
Виктор допил остывший чай, отставил кружку.
- Фотографии оставь у себя. Мне пора, камрад. Я не думаю, что Альварес даст тебе больше трёх дней. Или… - он кивнул на лежащую замком вниз на подушке сумку, - это останавливает тебя?
 Глаза Охеды сверкнули и погасли.
- Я же не мальчишка-аристократ. Останавливает меня? Нет. Наоборот. Наоборот, понимаешь? Пойдём, я провожу тебя.
 В большой комнате было совсем темно. Охеда привычно обогнул стол, придержав Виктора за локоть: «Не споткнись». Они вышли на крыльцо.  Двое парней с автоматами вытянулись при виде командира, Охеда с улыбкой небрежно приложил руку к козырьку. Виктор взглянул в лицо ближайшему солдату – в его глазах светилось уважение и верность.
 Они спустились с крыльца и прошли несколько десятков шагов по деревне. Почти стемнело, возле домов никого не было. Буря успокаивалась, чёрное пыльное небо цеплялось за верхушки пальм, которые всё ещё трепал ветер.
- Они тебя любят, - сказал Виктор.
- Да, любят, - отозвался Охеда. Они остановились, и Виктор протянул руку.
- Спасибо, камрад.  Я ударю послезавтра на рассвете. Сожгу его танки и погоню Альвареса до самой столицы. Но знаешь, Виктор… - Охеда, не выпуская его руки, пытливо заглянул в глаза, - ты в третий раз помогаешь мне. Спасибо. От меня и от того дела, которому я служу. Но ты мог бы помочь по-другому. По-настоящему. Я уверен, ты мог бы сделать так, чтобы..
- Нет, - Виктор покачал головой, - я не буду это делать. Это только твоё дело, и за тебя его не сделаю ни я, ни другой. Я не бог и не твой ангел-хранитель.
  Охеда выпустил его руку.
- Не можешь или не хочешь, товарищ?
- Не могу. Я правда не могу. Но я хотел бы, чтобы у тебя всё получилось.
- А по мелочи, значит, можно.
- Только осторожно. Так, как сейчас – можно.
- Ясно, - Охеда вздохнул. И весело спросил, - боишься, как его там, патруля времени?
- Да нет, только твоих патрулей, и то не очень. Не читай древнюю фантастику на ночь, камрад.
- Ладно. Спасибо и удачи. Но всё равно – жаль… Тебе дать провожатого?
- Нет, я пойду через лес.
- Смотри. Здесь, слева, минные поля.
- Ну, тем лучше, - Виктор повернулся, - удачи тебе, камрад. И… пусть за мной никто не идёт, я же просил прошлый раз. Я не люблю убивать без необходимости. Те два твоих разведчика, с ними всё в порядке?
- Какие два разведчика? – в голосе Охеды прозвучало искреннее удивление. Виктор улыбнулся:
- Не важно. Удачи.
 У стены густого кустарника он обернулся. Охеды уже не было. Какая-то фигура маячила у угла крайнего дома, но ростом человек был явно выше команданте. Кто-то из солдат. Проскользнув сквозь заросли, Виктор вынул из кармана сенсорные очки, надел. Красный огонёк замерцал он него в двадцати шагах – рдеющее рубиновым светом круглое пятнышко у ствола поваленной пальмы. Лес перестал быть лесом, превратился в виртуальный мир, теперь вокруг Виктора были чёрные деревья и ярко-зелёная поверхность земли, полностью повторяющая все неровности местности. Справа было мелкое болотце – там можно было пройти, и земля была бледно-голубой, чуть дальше цвет темнел, показывая глубину. Он быстро огляделся. Людей поблизости не было, зато то здесь, то там мерцали, словно угольки, алые точки мин, кое-где над землёй или на высоте груди тянулись багровые струны растяжек. Виктор быстро пошёл вперёд.
 Путь напрямик был короче. Скоро он был у развалин старой усадьбы плантаторов начала двадцатого века у подножия гряды поросших лесом каменистых холмов. Всё здание давно превратилось в руины, только от главного особняка сохранилось полуразрушенное крыло. Под сводом каменной арки он пролез в щель в стене, за которой начинался короткий низкий ход, толкнул скрипнувшую дверь и оказался в комнате, из которой спускалась лестница к машине времени. Снял очки, огляделся при свете фонарика. В сухом климате хорошо сохранилась деревянная обшивка стен, в углу ссохшаяся панель отошла, под ней темнел бурый камень. Глубокими трещинами разошлась штукатурка на потолке. За окошком неясно шумел лес. Несколько десятков ступеней вниз и Виктор оказался в коротком коридоре с  высоким потолком и белыми гладкими стенами, залитом неярким холодным светом.
  Через несколько минут он, на ходу расстёгивая броню, вышел из флигеля. До встречи с Иржи оставалось ещё полчаса, и он не торопясь переоделся. Когда Виктор вошёл в гостиную, на нём была белая рубашка, строгие серые брюки и туфли – в таком виде он обычно появлялся перед студентами. За большими, во всю стену панорамными окнами моросил дождь, осень в этом году началась рано, ещё высокое небо было затянуто белёсыми слоеными тучами. Створка окна была раскрыта, и по комнате гулял сырой ветер.
 Светловолосый паренёк, - его голограмма, - поднялся ему навстречу.
- Привет, Иржи, - Виктор сел в кресло у журнального столика, - группа выбрала темы курсовых работ?
- Здравствуйте, профессор, - чуть смущённо ответил юноша, - да, уже для всех темы утверждены. Мы должны были договориться с вами про консультацию на днях.
- И какую тему выбрал ты? Позволь полюбопытствовать.
- Аристотеля.
- Молодец, очень хорошо. Но и сложно. Смотри, Аристотель когда-то был моей любимой темой. Защищаться тебе будет сложно.
- Я постараюсь, - заулыбался Иржи, - я думаю, про его работы сказано ещё не всё. Даже уверен. Ну так когда, Виктор Андреевич?
- Сейчас… - Виктор задумчиво взглянул на календарь, - устроит через два дня? Ты знаешь, что я не люблю проводить занятия заочно. Во вторник приеду к вам в университет. Скажем, в три.
- Спасибо. У нас все любят, когда вы приезжаете. Хотя, вроде бы, какая разница.
- Действительно, никакой, так -  условности. Но лично мне приятнее видеть живых людей, а не общаться с голографическими призраками, хоть они и есть сто раз те же люди. Просто старая привычка. Я вижу, ты и до консультации хочешь меня о чём-то спросить, спрашивай.
- Да, конечно, - засуетился мальчишка, - я прислал вам кое-что, посмотрите. Правильно? Ну, ход мыслей.
 Виктор повернулся к вспыхнувшему у подлокотника терминалу.
- Всё оригинальничаешь? Ах, Иржи, Иржи. Ну, давай разбираться…
 Дождь сильнее застучал по стеклу.
- У вас в Рейкьявике такая же погода? – спросил Виктор.
- Да, уже два дня дожди. Но у нас дожди часто.
- А на родине Аристотеля сейчас солнце, - подмигнул он Иржи и начал читать.


 
 
 Глава V.
                Мы ждали Волну большой мощности,  а  регистрируется
                какой-то жиденький фонтанчик. Понимаешь, в чём соль?
                Жиденький такой фонтанчик… Фонтанчик…
                А. и Б.Стругацкие «Далёкая Радуга».

- Вы уверены, что именно мне нужно ехать? – Эрика удивлённо посмотрела на Лема. Только что они вместе закончили расчёты, назавтра планировался отъезд профессора на конференцию в Москву, но неожиданно, уже выходя из лаборатории, Станислав заявил ей, что вместо него поедет она.
 Они сидели на диване в фойе. Плоский, как черепаха, робот-уборщик, тихо шурша, возился в дальнем углу, оставляя за собой широкую полосу натёртого до блеска пола.
- Я ещё ни разу не ездила на такие конференции одна. С чего это вдруг?
 Лем устало потёр переносицу. Эрика приготовилась услышать от него чёткий список аргументов в его обычной манере, и он начал так, как она и ожидала:
- Ну во-первых, Эрика, вам нужно расти как учёному. Такие конференции – это прекрасная возможность окунуться в мир науки, встретиться с крупными специалистами, познакомиться с разными точками зрения на проблемы. Для меня именно сейчас, скажем так, эта конференция не даст ничего нового, а вот вам побывать на ней будет очень полезно.
- Не даст ничего нового? – девушка подняла брови, - это после того, над чем мы теперь работаем? Право…
 Лем помолчал, выжидательно глядя на неё, как молчал обычно во время экспериментов и расчётов, когда результат не сходился с тем, которого ждали, предоставляя своему помощнику найти решение самому. Эрика подумала.
- Может… вам самому эта конференция не нужна? Вот и отправляете меня.
 Лем рассмеялся.
- Эрика, не обижайтесь, но вы очень часто даёте верный ответ, но верный в общем, ни о чём на самом деле не говорящий. Мне она действительно сейчас не нужна. Ехать только для того, чтобы грубо обрисовать контуры проблемы, которая может ещё сто раз оказаться пустышкой, это, скажем так, потеря времени. Для меня. Этот краткий доклад могли бы сделать вы, а потом ответить на вопросы, думаю, их много не будет. Знаете, Эрика, - он мягко улыбнулся, - я всё же надеюсь, что рано или поздно вы, выбирая между хроноразведкой и наукой, всё же выберите науку.
- И вы стараетесь меня заинтересовать научной работой? – Эрика иронически улыбнулась, - Станислав, но это же всё можно совмещать!
- Смотря чего ты хочешь добиться. Обычно получается перекос в сторону хроноразведки. А будет жаль, мисс Гранде, у вас очень хорошие способности. Итак, вы едете? – полувопросительно-полуутвердительно закончил он.
- Конечно.
- Замечательно. Программу прочтите ещё раз, нужно будет обратить внимание на доклады Гийома и Лореса, между прочим, в университете Торонто получилось что-то интересное по защитным силовым полям для нашей хронокапсулы, они пошли совсем другим путём и, похоже, не ошиблись.  Через год-два путешествия станут совсем безопасными. Текст доклада мы сейчас набросаем, что касается ответов – только общие фразы, - он взглянул на неё, словно ожидая возражений. Она облокотилась на диван и подпёрла голову рукой. Лем любил, когда с ним спорили.
- Хорошо, только общие фразы… Профессор, а почему?
- А что вы хотите конкретизировать?
- Например, что пока всё указывает на то, что прошлое можно менять значительно серьёзней, чем мы думали раньше, и совсем без вреда для настоящего. Мы совершили невероятно сильное воздействие, боялись последствий, а вылилось всё в чепуху, никакого влияния на исторические события, на общий ход вещей. Это при осевом воздействии, Станислав! А если его не делать?
 Лем покачал головой:
- Всего лишь один случай, Эрика. Один, пусть и масштабный, эксперимент…
- Ну и что? Помните, как Куртуа открыл йод?
- Обычно наука не строится на случайностях. Да, один раз, кажется, получилось…
- Кажется?
- Ну, скажем так, действительно получилось. В этом сейчас и вправду можно быть уверенным. Но нельзя из этого делать выводов. Рано. К счастью, на конференции будут в основном скептики – и это правильно, Эрика, учёный должен быть романтиком в душе, но скептиком в поступках, - Лем  встал, и они пошли рядом по коридору. Побеги увившего стену плюща чуть колыхались под лёгким ветерком.
- Наверно, мне ещё рано быть скептиком, - сказала Эрика.
- Во всяком случае, быть прагматиком у вас вполне получается.
- Да? Из чего вы заключили?
- Неважно, - Лем отвёл взгляд, - давайте о вашем докладе. Понимаете, то, что у нас случайно получилось, способно вскружить многим головы, и кому-то из учёных тоже. Очень большой соблазн. Можно помочь, можно менять прошлое, можно спасать людей, можно лечить людей – с массой ограничений, но можно. И вроде бы первые расчёты подтверждают, что и вправду можно. Но мы оба понимаем, что рано делать выводы, и больше того, мисс Гранде, я убеждён, что в итоге мы докажем, что всё должно остаться, как есть. Одна лазейка уже есть…
- Поправка Астрейки, - они остановились у окна, и Эрика присела на широкий подоконник, провела рукой по холодному стеклу. Ветер играл уже в осенние игры, гоняя по дорожкам весёлый волчок из ярко-жёлтых листьев, - только маленькая такая поправочка… На ту же тему постулата Лема не будет…
- Нет, думаю, не будет, - Лем сложил руки на груди, прислонился плечом к стене. Теперь они с Эрикой смотрели в окно вместе. С утра погода хмурилась, солнце было затянуто бледно-серыми тучами.
- Эрика, вы любите осень?
- Нет, не очень.
- Не нравятся дожди, сырость, холод, так ведь? А ведь могли давно подкорректировать климат, и в прошлом даже считали, что в этом нет ничего опасного. Но сейчас мы твёрдо уверены, что делать этого не следует.
- Станислав, да это же просто не нужно. Стоит мне, например, захотеть, и через пару часов я буду там, где лето, и тёплое море…
- … и цветут цветы, а не опадают листья. Да, и поэтому тоже. Так вот… возможно, что хотя наши первые расчёты показывают, что прошлое можно менять, в скором времени выяснится, что это не так. И чем скорее мы поймём, почему, тем лучше. Это как подводные камни. Моряки должны знать, где они, чтобы не потопить свои корабли.
 Эрика отвернулась от окна:
- Мне почему-то кажется, что самому вам хочется, чтобы никаких подводных камней мы не нашли. Я права?
- Пойдёмте. Конечно, правы. Вы очень часто бываете правы, - сказал Лем, - но здесь всё же, я думаю, чуда не будет. Очень скоро мы наткнёмся на барьер в виде старых постулатов, уже давно математически доказанных.
- По-моему, эти постулаты сильно пошатнулись с тех пор, как в нашем мире оказалась Аглая, - Эрика встала, - но я поняла. Конечно, я поеду. Основная задача – не дать никому очароваться? Это легко. А интересно, как там дела у этой девочки?
- Да я думаю, прекрасно. Кстати, вы едете на три дня, но после двух дней там, скажем так, уже нечего делать. Можете слетать к ней, если захотите. Она ещё несколько дней будет на Средиземноморье.
- Ну, может быть, и слетаю… - они снова заговорили о предстоящем докладе.

 Эрика делала доклад под конец первого дня конференции. В зале было больше двух сотен учёных, только единицы присутствовали виртуально, остальные предпочли приехать. Сразу же девушку захватила атмосфера конференции: короткие, но подробные доклады, быстрые обсуждения (она поразилась способности некоторых мэтров сразу схватывать суть проблем); на её глазах седоволосый профессор из Берлинского института прямо на доске доказал, что представленная его коллегами гипотеза о возможности дальних путешествий в будущее неверна. Ей задали два-три ничего не значащих вопроса и перенесли обсуждение назавтра.
  В девять утра круглый зал был уже полон. В окна голубело небо с поблёскивающей редкой цепочкой пассажирских флаеров, город раскинулся далеко внизу. Стоя у окна, Эрика смотрела на ещё слабо расцвеченный осенью лесной массив Царицыно. На девушке был строгий брючный костюм и белая блузка с открытым воротом, серебряная заколка поблёскивала в уложенных волосах. С высоты сорокового этажа зелёным морем раскинулись парки, в этом море купались островки малоэтажных районов, коттеджных посёлков, айсбергами поднимались сверкающие цилиндры и многогранники высоток, если можно было так назвать тридцати-сорокоэтажный дом. По-настоящему высотным городом, как Бомбей или Пекин, Москва так и не стала, её словно затопил океан лесов и парков, слившихся с лесами Подмосковья, только на окраинах выросли огромные города-спутники, из которых самый большой в мире – Солнцево – поднимался на два километра в высоту; центр остался прежним, и Эрика, приезжая, любила гулять там, по тихим улицам, скверам, площадям; старинные дома соседствовали здесь со зданиями XXI и XXII веков, новых там уже не строили, напротив, где было возможно, воссоздавали старые. Мысленно она всегда сравнивала современную Москву с той, в которой ей пришлось жить в конце ХХ века. Сейчас центр города угадывался вдали, за розоватым маревом на горизонте, тонкой спицей дрожал в прозрачном осеннем воздухе едва различимый шпиль старинной вычурной высотки. Где-то внизу кружила стая белых голубей.
- Мисс Гранде? – она обернулась. Рядом с ней стоял невысокий русоволосый паренёк лет двадцати в светлом костюме, загорелый и голубоглазый. На лацкане его пиджака она заметила значок журналиста.
- Прошу прощения, я не помешал вам? Денис Бойков, корреспондент журнала «Наука и жизнь», - парень протянул руку, - я вчера слушал ваш доклад и …
- Так обсуждение же сегодня, - дать интервью журналисту одного из старейших в мире научных журналов было интересно, тем более что Эрика вспомнила – что-то из его статей она уже читала раньше, но сейчас ей хотелось собраться с мыслями перед выступлением, - может быть, многие вопросы у вас после него отпадут?
- Научные вопросы можно задать и во время обсуждения и я их, наверно, задам, - чуть наклонил голову Денис. Светлый чуб упал ему на лоб, и он тряхнул головой, отбрасывая его, - у меня просто вопрос несколько иного характера.
- Да? И какой?
- Сейчас в основном факты, только факты, не расчёты… я прав?
- В общем да.
- … говорят о том, - продолжил Денис деловым тоном, - что прошлое можно изменять. То, чего все опасались, осевые воздействия, оказались вовсе, ну то есть могут оказаться, - быстро поправился он, и Эрика не успела возразить, - не опасными. Конечно, никто не говорит, что не будет других препятствий, но пока можно предполагать, что самое серьёзное из нам известных можно игнорировать.
- Денис, слишком смело, - запротестовала Эрика.  Она  оглядела зал. Участники конференции понемногу занимали свои места,  группы спорящих то здесь, то там распадались.
- Мисс Гранде, я читал ваши отчёты о работе в прошлом, - продолжил Денис, - поэтому сейчас спрашиваю вас не только как представителя Алтайского института, но и как практика-хроноразведчика.
- А какие отчёты, про что? Я публиковала несколько.
- А наверно все, - Денис опять тряхнул головой, - Москва ХХ века, Глазго XVII, Париж XV, мезозой…
 Эрика выжидательно посмотрела на него.
- Мне интересно, что вы думаете о возможности менять  события  прошлого как человек нашего времени, но одновременно и как хроноразведчик, который способен понимать минувшие эпохи и вживаться в них, понимаете? – закончил Денис.
 Проходивший мимо профессор Фредрексон из Московского института времени вежливо поклонился Эрике, и она кивнула в ответ.
- Я, наверно, всё-таки отвлекаю вас, - сказал Денис.
- Нет, нет, тут всё очень просто, я просто задумалась, как сформулировать, - Эрика побарабанила пальцами по стеклу, - мне самой-то всё понятно.
- Как здорово, - вежливо улыбнулся Денис.
- Мне-то понятно, а вот как вам объяснить… Денис, вы бывали в прошлом?
- Да, пару раз, - произнёс Денис тоном бывалого путешественника.
- И где?
- В 2180-м, на фестивале  в Москве, и в 2166-м, ознакомительная поездка на выпускном курсе.
- Понравилось?
- Понравилось.
- Но на мои отчёты об экспедициях в дальнее прошлое, я не говорю об эпохе динозавров, конечно, это совсем не похоже, так?
- Но ведь это не изменить, или?..
- Конечно, не изменить. Тут никаких «или». Но… ну например. Спасти от костра Жанну д`Арк, конечно, не получится. И бомбу, падающую на Хиросиму, не перехватишь, и летящие на Дрезден эскадрильи, и не затушишь печи Бухенвальда, и ракеты, которые взорвались в Чёрной долине, никуда не денутся, а всё-таки взорвутся. Это всё уже зацепилось за реальность, ну, теория Дзендзиолло-Гордеевой, знакомы же?
- В общих чертах.
- А вот в тех случаях, когда мы, хроноразведчики, просто проходили мимо, теперь мы получаем шанс вмешаться. Без оглядок на последствия, на осевые воздействия. Для общего хода вещей совершенно безболезненно. Мы сделали это сейчас и у нас получилось. Может, это не исключение, а правило, а? – она подмигнула корреспонденту. – Я объяснила?
 Он с улыбкой кивнул:
- В целом да. Ещё один вопрос. Сейчас с девочкой всё в порядке?
- Разумеется. Но это же открытая информация, Денис. Я вот думаю, что завтра даже к ней слетаю, если сегодня моя «защита» пройдёт удачно, - вообще то, что завтра она на денёк всё же съездит к Аглае, было давно решено.
 Денис выключил микрофон и отступил назад.
-  Не буду больше задерживать, мисс Гранде. Остальные вопросы, может быть, я задам во время обсуждения вашего доклада. Да вам уже и пора, кажется. Спасибо, что уделили мне время. Успехов вам.
  Зал уже заполнился целиком. До выступления оставалось ещё минут десять, Эрика ещё немного постояла у окна, - журналист совсем не помешал, наоборот, помог собраться, - и пробралась на своё место.
 Когда настала её очередь выступать, она быстрым шагом вышла к трибуне и повернулась к залу. Видимый только ей, справа на уровне лица развернулся справочный экран. Все тезисы и формулы она помнила наизусть, но возможность быстро получить подсказку успокаивала. Вечером Лем связался с ней и вдвоём они разобрали все поступившие вопросы.
- Доброе утро, - начала она, - вчера я получила ряд вопросов, предлагаю сделать так: сейчас я отвечу на них, а потом на те, которые вы пожелаете мне задать. Если никто не против… - Эрика быстро окинула взглядом ряды, - я начну с вопроса профессора Ким Хао, - черноволосый мужчина с тонкими чертами лица мулата и красивым разрезом миндалевидных глаз вежливо кивнул ей.
- Да, профессор, значение коэффициента Саймона и в нашем случае неизменно. Здесь нет никаких неожиданностей. И нет никаких ошибок. Расчёты производились для трёх временных отрезков, и расхождение есть только в шестой цифре после запятой. Кроме того, это можно доказать не только экспериментально, - повернувшись к доске, девушка начала писать первую формулу.

 Внизу сверкала под солнцем расцвеченная  бликами голубая гладь Дуная. Посередине реки тянул за собой пенный след серебристый пассажирский катер, задрав подпёртый подводными крыльями нос, ближе к берегу белели паруса яхт. Виктор вёл флаер невысоко, так что были видны барашки на волнах. Старые ивы клонили к воде серебристо-зелёные кроны, там, где деревья не подходили к берегу, тянулись бледно-жёлтые полосы пляжей. Откинувшись в кресле, Виктор развернул виртуальный терминал и вызвал агента.
- Привет, всё в порядке?
«Да, конечно».
- Мне нужна будет твоя помощь.
«Не знаю, насколько я смогу тебе помочь».
- Сможешь.
«Ну, сообщишь, чем».
 Виктор помолчал, не прерывая связь.
- В Москве проходила конференция, но профессора там не было.
«Профессору действительно нечего было там делать. Выступала его ассистентка».
- Я смотрел. Девчонка неплохо справилась.
«Неплохо. От неё многого и не требовалось», - за словами чувствовалась улыбка, и Виктор тоже улыбнулся и сказал:
- Мне нужен будет тип Б.
«Это для перемещения в прошлое с Аглаей?»
- Да. В этом на тебя можно рассчитывать?
 Ответа не было около минуты. Наконец буквы на экране сложились во фразу:
«Нет. С типом Б – нет. В нашем институте это невозможно».
- Хорошо, к этому вопросу ещё вернёмся.
«Даже не нужно возвращаться. Нет других вариантов? Почему именно тип Б?»
- Я объясню потом. У тебя всё в порядке?
«В полном как всегда. До связи?»
- Да, до связи. А возможно, и до встречи, - договорил он, когда экран погас. Некоторое время он задумчиво смотрел на погасший экран, потом выключил его.
 Внизу проплывали покрытые светлыми рощами холмы, среди деревьев мелькали полускрытые кронами крыши домов с темно-фиолетовыми пластинами солнечных батарей. Белая яхта резала гладь озера с разбросанными по нему зелёными островками. Маленький ярко-красный флаер-амфибия пронёсся над водой, лихо приводнился, по сторонам разбежались острым углом частые волны. Тонкая женская рука с яхты махнула флаеру. Виктор поднял свой флаер выше и увеличил скорость.
 Земля ждала. Весь этот мир ждал его решения.


 Ласковый бриз дул совсем слабо, было не жарко,  просто тепло; весь мир здесь дышал спокойствием и теплом – тихое, с едва уловимым йодистым запахом море, укладывающее мирно шипящие волны у ног девочки, почти белый мелкий песок (Аглая и не думала раньше, что песок может быть таким белым), бледно-зелёная трава, покачивающая метёлками под ветром, среди которой краснели пурпурные пятнышки дикой гвоздики.
- Аглая, иди к нам! – темнокожая Паоро, стоя по пояс в воде, махнула ей рукой. Рядом с Паоро шлёпнулся мяч, обдав юную полинезийку веером брызг – высунувшийся рядом из воды дельфин весело заверещал, игриво крутанулся вокруг неё, ловко увернулся, когда девочка хотела хлопнуть его по спине, и отплыл подальше от берега.
- Пойдём купаться? – загоревшая до черноты Ника опустилась рядом с ней на песок. Через четыре дня вместе с Никой они должны были уехать во Владимир, где Аглае предстояло учиться в школе, вместе со всеми, но по отдельной программе. Уже заочно девочка была знакома с будущими одноклассниками, на класс младше Ники, смотрела записи о школе, так же заочно познакомилась с учителями.
- Идёшь? – подошедший Дик протянул руку, чтобы помочь девочке встать.
- Да я сама, - Аглая, опёршись на левую руку, легко вскочила на ноги. Правая рука её от шеи до локтя была закрыта прозрачной плёнкой биозащиты – поблёскивающая как лак плёнка закрывала ключицу, а на спине спускалась ниже правой лопатки. «Как оплечье у рыцарей!» - пошутила Ника, когда медсестра накладывала девочке биозащиту, распыляя на кожу гель из баллончика. Аглая уже развивала руку: медицина будущего действительно делала чудеса. Правда, ради быстрого выздоровления пока отложили косметические операции, и спереди на коже темнели полосы хирургических разрезов и два пятнышка от пуль, а на спине правее лопатки большой неровный шрам: одна из пуль прошла навылет, оставив рваное выходное отверстие. Рука почти не болела, только иногда ныла по вечерам и слушалась ещё плохо, поэтому плавала Аглая пока только на спине. Они побежали к воде. Солнце искрилось на волнах, в фонтане брызг, когда они вбежали в воду, вспыхнула радуга. Забежав по пояс, ребята остановились, а Аглая легла на воду, вытянув в сторону правую руку. Волны легко закачали её, и искрящееся в зените солнце заглянуло в лицо.
  Вечером они вчетвером, четвёртой была маленькая японка Кайоко, ровесница Аглаи, гуляли по пляжу, по плотной полосе песка у прибоя.  Волны лениво накатывали на песок, иногда одна, особо шустрая, высовывалась дальше и пенистая вода лизала босые ноги ребят. Солнце клонилось к закату, ветер подул сильнее, надувая на них рубашки.
  - Похоже, будет гроза, - Ника показала на юг, где край неба почернел и изредка вспыхивал бледными зарницами, - ветер как раз с той стороны.
- Здорово, я люблю грозу, - откликнулась Аглая. Дик подобрал плоский камешек, размахнулся. Два раза подпрыгнув на гребешках волн, камень без всплеска ушёл в воду. Ему скоро предстояло расстаться с Аглаей и Никой, друзья уже решили, что во Владимир провожать девочек он не поедет. Это потом можно будет писать и разговаривать по видеофону, а через месяц ему улетать на Плутон. Хотя всё чаще Дик думал о том, что проводить Нику и Аглаю ему очень хочется.
- А я не очень, - сказала Кайоко, поправляя белую кепку с длинным козырьком, которую порыв ветра сдвинул ей на затылок, - у нас когда тайфун, такие грозы…
- Какие – такие? – спросила Ника.
- Страшные, вот какие. Так гремит, что уши закладывает.
- А на Плутоне гроз не бывает? – обернулась Ника к мальчишке.
- Чему там греметь-то? – буркнул Дик.
- Ну, мало ли… Тебе виднее.
 Аглая вдруг остановилась, окинула взглядом море, сбегающие к пляжу склоны холмов с ровными рядами молодых кипарисов, между которыми петляли выложенные плитами известняка дорожки. Дик остановился рядом с ней, Кайоко и Ника сделали ещё пару шагов и тоже обернулись.
- Аглая, что?
- Так странно, - девочка отошла от полосы прибоя, села на нагретый за день песок, уткнув подбородок в колени. Друзья молча смотрели на неё. Аглая подняла на них глаза:
- Иногда кажется, что всё не по-настоящему, а как в сказке или во сне, представляете?
- Аглая, мы все настоящие, даже очень! – весело сказала Ника. Девочка села на песок рядом с Аглаей, Дик продолжал стоять.
- Ложусь спать, а сама думаю каждый раз – проснусь, а ничего этого нет. Море, будущее… А всё это мне просто снится. А на самом деле…
 Ника хмыкнула.
- Глупости, да? – Аглая повернулась к ней.
- Ник! – предостерегающе сказал мальчишка.
- Что – Ник? – бросила девочка, - Аглая, вообще отключи эти мысли, запрети себе так думать, поняла?
- Ну, вспоминать-то я не могу себе запретить, и не хочу даже, - слабо возразила Аглая, - ну и думать…
- Думать о разной чепухе запретить ты себе как раз можешь, - Ника подвинулась к ней, обняла за плечи, как младшую сестру, - серьёзно можешь.
- И вот ещё, - задумчиво проговорила Аглая, - что будет потом?
- Как это – что будет потом? – Дик сел на песок перед ней. Аглая чуть дёрнула плечами, посмотрела в сторону, на затянутый чёрными тучами край горизонта.
- Да я сейчас скажу тебе, что будет потом! – заявила Ника, быстро переглянувшись с мальчишкой. – Вот прямо сейчас и скажу. Во-первых, в школе ты станешь отличницей. Уже через четыре дня мы будем по Владимиру гулять, а мой домашний барс Федька будет тебе об ноги тереться. Мы будем с тобой плавать в бассейне, а по вечерам летать на флаерах. Во-вторых, следующим летом мы с тобой… - Аглая слушала её, улыбаясь, - вот, поедем к Кайоко в гости. Полетим на баллистике.
- На баллистике неинтересно, - вставила Кайоко, - раз и прилетел. Можно экспрессом, всю Азию проезжаешь. Я когда впервые с родителями в Европу поехала, от окна оторваться не могла. До Владимира это получится… - она подумала, - часов десять.
- Да это тебе уже неинтересно! А она ещё даже в космосе не была.
- Ближняя орбита – тоже мне, космос!
- А можно и на флаере.
- На флаере просто не так удобно. А можно туда экспрессом, обратно – баллистик. Заодно одним глазком заглянуть в космос. Какая разница, какая орбита…
 Аглая слабо улыбнулась:
- Ребята, я несколько дней… то есть веков назад… даже на автобусе не могла ездить, не было в городе автобусов. Ну и вообще нельзя было.
- А раз здесь тебе всё можно, - подхватила Ника, - значит… никто не против, если завтра мы берём катер и вместе плывём на Итаку? А по пути пристаём ко всем маленьким островам, какие увидим? Будем купаться, нырять… вот! Мы возьмём катер с подводным челноком и будем погружаться до самого дна.
- Нужно, чтобы с нами тогда был кто-то из взрослых, - заметила предусмотрительная Кайоко.
- А с нами будет Дик, он вообще космонавт.
- Ника!
 Ника положила руку мальчишке на плечо:
- Извини, я просто пошутила. Уговорим Каара из второго отряда.
 Дик подумал и сказал, что да, Каара уговорить можно. Только Каар если поедет, то обязательно вместе со второй вожатой третьего отряда Леной Соболевой, а иначе ничего не выйдет. Все рассмеялись.
 Солнце уходило за горизонт, окрашивая волны пурпуром. Грозовая туча широко раскинулась слева, пару раз в море вотнулись раскалённые спицы молний, но ветер чуть переменился, и гроза перестала приближаться, словно задумалась, стоит ли портить такой прекрасный закат. Солнечный диск коснулся волн и начал плавиться, подсвеченные красным облака стали рельефными, словно там, над морем, надулись паруса огромных каравелл.
- А это кто? – Кайоко первой заметила, что к ним по пляжу быстрым шагом идёт высокий мужчина в распахнутой на груди белой рубашке. Их разделяло не больше ста метров. В руке он держал то ли плоскую папку, то ли книжку. Ника пригляделась.
- Что-то не узнаю… В лагере я таких не видела. Высокий, как директор, но не он… Может, просто турист.
 На ногах у мужчины были строгие до блеска начищенные туфли, светлые брюки были безукоризненно выглажены, и в таком виде он странно смотрелся на пляже. Он приветственно махнул рукой, подходя. Ребята с любопытством разглядывали его. Похоже было, что несмотря на свой строгий костюм, он уже успел искупаться и даже оделся, не вытираясь – к мускулистым плечам липла мокрая рубашка, мокрыми были жёсткие, с сильной проседью волосы.
- Здравствуйте, - сказал Виктор, садясь рядом на песок.
- Здравствуйте, - вразнобой ответили ребята. В общем хоре голосов звонко прозвучало «Добрый вечер!» Ники.
- Мне нужно поговорить с Аглаей Крыловой, - взгляд Виктора остановился на светловолосой девочке.
- Это я, - сказала Аглая.
- Я узнал, - открыто улыбнулся Виктор и протянул руку, как взрослой, - Виктор Андреевич Жаров, профессор, работаю в Москве, в институте времени.
 Он поздоровался за руку со всеми.
- Вам нужна только Аглая? – спросила Ника.
- Честно – да, - ответил Виктор, - я хотел бы поговорить с ней наедине.
 Подростки обожают тайны. Он поймал на себе настороженные взгляды.
- А у меня от друзей секретов нет! – звонко сказала Аглая, вприщур посмотрев на Виктора. Он ждал именно этой фразы.
- Аглая, просто это касается одной тебя. Поверь, это действительно так.
 Девочка выжидательно молчала. Дик и Ника переглянулись.
- Так секретно? – спросила Ника, - совсем-совсем?
 Виктор сделал вид, что думает. Наконец вздохнул:
- Да в общем нет. Почти нет, - он раскрыл папку, вынул тонкую пластину проектора, положил на песок. – Аглая, тебе здесь нравится?
- Где – здесь? – Виктор почувствовал, что подсознательно Аглая относится к нему враждебно. Умная девочка… он ожидал большей доверчивости. Но всё это можно исправить.
- Где – здесь? – переспросила Аглая. – На море нравится. И в лагере нравится.
- А вообще в нашем времени?
- Вы странно спрашиваете, - сказал Дик.
- Как ей может у нас не нравиться? – спросила Кайоко. Аглая молчала, упрямо сжав губы.
- Может быть, ты хочешь всё забыть, - произнёс Виктор, в упор глядя на девочку, - если так, поверь, я не хочу тебе мешать. Но ты хотела бы, чтобы рядом с тобой здесь оказались твоя бабушка, твой дядя Аликбер и твоя мама?
 Аглая вздрогнула. Виктор увидел, что она стремительно бледнеет. Ещё не хватало детских обмороков… Он протянул ладонь и коснулся девичьей руки.
- Я же спрашивала… - прошептала Аглая, глядя на него, - мне сказали, что это нельзя… Что невозможно. Их нельзя вернуть… мне так сказали…
- Дик, Ника! Аглая! – все обернулись. Вдоль полосы прибоя к ним почти бежала тоненькая черноволосая девушка.
- Эрика, привет! – первой вскочила  Ника. Девушка подошла, чуть задохнувшись. Она была босиком, в белых шортах и футболке,  ветер трепал распущенные волосы. 
- Всем привет! – улыбнулась Эрика, - я только с экспресса, переоделась в гостинице, узнала, где вы, и сразу к вам. Был свободный день и захотелось повидаться… - она встретилась глазами с Виктором и запнулась, - а…
 Виктор поднялся, протянул девушке руку:
- Виктор Жаров.
- Эрика Гранде. Очень приятно. Вы работаете в лагере, да? – она провела рукой по лицу, задумчиво потёрла бровь, - Виктор… Жаров? Жаров? Профессор Жаров?
 Чуть улыбнувшись, он кивнул.
- Рад познакомиться с вами, Эрика. Вчера и сегодня утром вы очень неплохо выступили на конференции в Москве.
- Спасибо, - Эрика смутилась, - но вас там я не видела, профессор.
- Просто Виктор. Сядем?
 Эрика опустилась на песок рядом с Аглаей, заглянула ей в лицо. Виктор раскрыл панель проектора.
- Меня там не было, я смотрел трансляцию. Кстати, Эрика, вы очень вовремя.
- Я всегда вовремя, - Эрика тронула девочку за плечо, - Аглая, у меня для тебя куча приветов и есть подарки. Но ты… что с тобой?
 Аглая подняла на неё глаза.
- Эрика, ты, ты же мне говорила, что никого нельзя спасти. Аликбера, бабушку, я даже не спрашивала про маму… Ведь ты говорила?
 Вдали глухо пророкотал гром.
- Аглая, нельзя, ну правда нельзя, - девушка перевела взгляд на Виктора, - профессор?
 Аглая беспомощно обернулась к нему:
- Но вы же сказали…
- Что сказали? – теперь уже на Виктора смотрели все.
- Это очень глупая шутка, - тихо сказал Дик.
 Виктор вздохнул.
- Прошу меня простить, но это не шутка. Это действительно возможно. Аглая, я повторяю – твоих родных можно спасти. И очень хорошо, Эрика, что вы так вовремя оказались здесь. Может быть, вы и поможете девочке в этом.
 Он включил проектор, развернув перед ребятами экран.
- У меня здесь два ролика. Для вас я готовил простой, но раз уж с нами ассистент профессора Лема, мы посмотрим более полный. Прошу прощения за то, что будет много математики.
- Но Аглая же просто не поймёт! – перебил мальчик.
- Я постараюсь объяснить очень доходчиво, - Виктор не торопясь настроил проектор, - если мисс Гранде заметит какие-то нестыковки, я прошу её сразу же вмешаться. Но их не будет, в расчётах я уверен.
  Аглая молча смотрела на него, закусив губу. Экран запестрел формулами, и профессор начал тихо говорить. Виктор всегда считался замечательным преподавателем. Правда, расчёты  на экране были сложны не только для пятиклассницы из ХХ века, но и для школьников XXIII. Вот Эрика понять всё была вполне в состоянии.
- Вот картина, которая получилась после спасения Аглаи. Осевое воздействие, всплеск энергии – вот эти волны, которые начали гаситься только через сто восемьдесят три года.
- Синусоида, - сказал Дик, глядя на разбегающиеся по координатной прямой дуги.
- Нет, формула сложнее, - Виктор вывел на экран многоступенчатую формулу, показал её преобразование в более простой вид.
- Мы этого ещё не проходили… - пробормотал мальчишка.
- Да, это исчисление вам знать действительно рано, - признал Виктор, - ну да это не так важно. Важно, почему это всё стало возможным. Я не был на месте профессора Лема, но уверен, что он колебался, брать с собой тебя, Аглая, или нет. Дело в том, что если твоя… если ты, - поправился он, - если ты уже оказалась тесно связанной с тканью реальности прошлого, а это отражается в расчётах примерно так, спасти тебя было бы нельзя. Ты должна была бы остаться в прошлом.
- Мы бы просто забрали её, да и всё! – выпалила Ника.
- У вас бы не получилось. Могло произойти всё, от нападения боевиков, шальной пули, взрыва мины рядом до сбоя в машине времени. И с огромной долей вероятности так оно всё и должно было быть. Классическая теория путешествий во времени предполагает именно этот сценарий. Вот формула, смотрите. Или осевое воздействие, или тупик, коллапс, катастрофа, просто абсурд, - упрямая бесконечность выскочила в знаменателе длинной формулы и после нескольких попыток преобразования там и осталась.
- Хорошо, произошло осевое воздействие, - сказала Кайоко, внимательно пробегая глазами формулы, - это ведь в рамках теории?
- В рамках, но не совсем, - пояснила Эрика, - при таком уровне выброса энергии можно было ждать реальных временных аномалий, а их не было. Получается, что эти волны…
- Это не волны, - улыбнулся Виктор, - это целые цунами.
- Ну да, - кивнула Эрика, - по масштабам… Они были, но словно не в нашей реальности. А у нас – минимальное воздействие на временной континуум.
- Значит, Аглая просто не была сильно связана с той реальностью, - быстро сказала Кайоко. Виктор внимательно посмотрел на неё.
- Нет. Такой вывод напрашивается, но это не так. В этом случае, ребята, никаких возмущений не было бы вообще. Прости, Аглая, но тебя забрали бы из прошлого просто как экспонат, которых полно в наших музеях. Но колоссальный выброс энергии был. Случай выходит за рамки теории.
- Неверна теория? – спросила юная японка.
- Я думаю, просто не доработана, - ответил Виктор, - и вот что получается при её доработке… Именно этим вы занимаетесь сейчас с Лемом, мисс Гранде? – ряд формул и диаграмм покрыл экран. Дик и Ника беспомощно переглянулись, но Эрика и Кайоко внимательно разглядывали нагромождения вычислений.
- Напрашивается первое возражение против спасения близких Аглаи – «засветка» точки выхода, но это возражение снято ещё в XXII веке, вскоре после гибели Астрейки. Всё объяснялось несовершенством машин той эпохи, невозможностью точной настройки вектора, вот и вся «засветка», – небрежно сказал Виктор.
  Кайоко молча шевелила губами, глядя на экран.
- Дальше, - сказала Эрика. Экран запестрел новыми выкладками. Внизу замерцала обведённая красной рамкой формула.
- Вот итог, мисс Гранде. То, до чего ещё вы не дошли с профессором Лемом. - пояснил Виктор. – Два вывода: при подобных вмешательствах выброса энергии можно ждать всегда, но он всегда пройдёт мимо цели, как бы в параллельном мире. И второй – сейчас Аглая как якорь, и мы можем вытащить из прошлого связанных с ней людей. Например, Аликбера.
- Его же убили! – воскликнула Аглая.
- Прости, девочка, но тебя тоже, - сказал Виктор, взглянув на неё, - я смотрел запись. Вас обоих нельзя спасти до схватки возле машины. Но ранение в сердце и в твоё время уже не всегда было смертельным.
- Аглая, это серьёзно не проблема, - произнесла Эрика.
  Девочка повернулась к ней:
- Эрика, это всё правда, правда?
- Мы не заходили так далеко в расчётах, - медленно проговорила девушка.
- Это понятно, - сказал Виктор, - я знаю манеру Лема. Семь раз отмерь, один раз отрежь. Накопить факты, смоделировать варианты. А надо было всего лишь продолжить расчёты, развить теорию, сделать преобразования. Я всегда говорил, что нужно работать смелее.
- Можно вернуть назад, на предыдущую страницу? – вдруг попросила Кайоко.
- Да, конечно, - вежливо ответил Виктор. Девочка с минуту молча смотрела на экран.
- Эрика! – требовательно сказала Аглая.
- Да, кажется, правда, - признала Эрика, в упор глядя на Виктора. Профессор Жаров удовлетворённо улыбнулся.
- Здесь ошибка! – Кайоко ткнула пальцем в экран, - и здесь, и вот здесь!

  Дик лихорадочно пробегал глазами строчки на экране, пытаясь увидеть в нагромождении цифр и знаков хоть какую-то логику.
- Кайоко, ты знакома с парадоксами Садовского? – с улыбкой спросил Виктор девочку.
- И с ними тоже, - японка скромно потупилась, - я четырёхкратная чемпионка математических олимпиад в То-Кио, Сиднее и Пекине.
  Виктор уважительно качнул головой. Чёрт… Про Дика и Нику он знал всё, вплоть до увлечений и любимых книг и фильмов, школьных друзей, даже первых влюблённостей. Ошибка, недооценил незнакомую девчонку. Но кто мог знать. Хорошо…
 Гроза явно проходила стороной. Тучи закрыли солнце, перекаты грома стали тише, но молнии на горизонте часто вонзались в море тонкими белыми иглами. Несколько дождевых капель, принесённых порывом ветра, упало на песок.
- Не промокнуть бы, - сказал Виктор. Все молча смотрели на него.
- Здесь ошибки. - повторила Кайоко. – Все выводы неверны. Понимаете?
  Эрика посмотрела на темнеющее небо, где вдали от туч медленно наливалась серебром белая вечерняя луна.
- Ошибки нет, Кайоко, - тихо сказала она, - в вычислениях ошибок я не вижу.
 Кайоко изумлённо взглянула на неё:
- Вы не видите?
- Может быть, Кайоко знает математику лучше тебя, Эрика? – предположила Ника. - Ну, ты ведь не специализируешься на математике?
- А может быть, наоборот?
- Ребята, подождите, - вмешался Виктор, - Кайоко, мне очень жаль, но ты ошибаешься. Я не сомневаюсь, что в будущем ты станешь выдающимся математиком, но сейчас…
  Маленькая японка с вызовом взглянула на неё, и он поймал её взгляд. Ну же… Поверь мне, девочка…
  Кайоко смотрела упрямо.
- Вернёмся чуть назад. Ты немного запуталась вот здесь, - на экране высветился массив формул.
- Нет же, - уверенно сказала девочка, - вот это преобразование так не делается. Это ведь грубая ошибка, предел больше, вы зачем-то берёте его меньше…
 Он отпустил взгляд девочки – уже было можно.
- Вот смотрите, я покажу, - вынув из кармана маленький электронный блокнот, Кайоко начала быстро вводить цифры. Виктор с улыбкой ждал.
 - Эрика, смотрите, - уверенно начала японка, - вот эта формула. В расчётах она преобразована вот так, - девочка кивнула на экран, - а на самом деле… на самом деле… Нет, то есть… А, вот! Нет, не так. И не так… Подождите! – Кайоко снова уставилась на экран.
- Кайоко! Так есть ошибка? – Ника дёрнула подругу за рукав.
 Та не отвечала, пробегая глазами вычисления. Потом попросила Виктора пролистать вперёд, они немного поспорили об одной формуле, и Виктор признал, что её можно было преобразовать другим путём, более коротким, но результат был бы прежним. Наконец Кайоко тряхнула головой и опустила глаза.
- Я прошу прощения, профессор Жаров, - ровным голосом произнесла девочка,  -  я ошиблась. Сама не знаю, почему.
 Виктор наклонил голову, принимая извинения. Он чувствовал, что утешения маленькую японку только обидят.
- Аглая, понимаешь,  у меня сейчас есть возможность спасти твоих родных. Она у меня действительно есть. И с этим не стоит тянуть, мы ещё не знаем всех законов времени. На первый взгляд не важно, сколько мы подождём. Проверим расчёты, обкатаем теорию на коротких временных отрезках, - да, мисс Гранде? – проведём совещания и дискуссии. Но за это время, а такая гипотеза есть, и мне не хотелось бы проверять её на практике, гибель Аликбера может стать необратимой, она сплетётся с реальностью. Как камешек в стене дома – он лежит в верхнем ряду, и мы его легко можем взять и унести. Но когда сверху положат ряды кирпичей, его уже не достанешь. Возможно, всё работает именно так, и будет глупо подождать месяц и понять, что спасти людей уже нельзя.
- Что нужно делать? – спросила Аглая.
 Виктор оглядел всех. Теперь на него смотрели уже по-другому. Не изменился только взгляд Эрики. Но с этим потом, потом…
- Я могу попытаться. Завтра в Белградском институте времени у меня будет эксперимент с хронокапсулой типа Б. Мы вместе отправимся в прошлое и попытаемся спасти для начала твою бабушку. Ещё до того, как начнётся обстрел. Если всё пройдёт удачно, уже открыто мы отправимся за Аликбером, а потом, Аглая, возможно, и за твоей мамой. Вот здесь не хочу ничего обещать, прости, но с её спасением всё может быть сложнее, как ты понимаешь…
 Аглая молча кивнула.
- Готовы? – спросил Виктор.
- И вы ещё спрашиваете! – укоризненно сказала Ника.
- Когда мы летим? – спросила Аглая.
- Но ведь должна лететь только Аглая, да? – вмешался молчавший до этого Дик, - всё хорошо, но я не совсем понял. Математика – это ладно, а тут я не пойму, зачем вам даже она. Вы же сами можете…
- Не всё можно сделать самому. Якорь – именно Аглая. И кроме того, те детали, которые знает только она, не знает больше никто из нас. Я мог бы объяснять очень долго, но давайте просто – да, Аглае нужно лететь со мной. И могу предложить то же и вам, чтобы с ней не расставаться. Идёт? Это всего на один день.
- Конечно, идёт!
- Ну замечательно, - он выключил проектор, - только, ребята, нам немного придётся поиграть в секреты. Я договорюсь с руководством лагеря, вас отпустят. Может быть даже лучше, если в лагере будут думать, что мы просто летим куда-нибудь на экскурсию. Эрика, вы поможете?
 Девушка не ответила. Зачерпнула пригоршню тёплого песка, сжала в кулаке – песок струйкой потёк сквозь пальцы, как в песочных часах.
- Эрика?
- Я не уверена, что так нужно делать, - тихо сказала она.
- Вы же знаете нашу систему, - сказал Виктор, - мне не разрешат быстро согласовать эксперимент, не говоря уже о спасательной экспедиции, а потом может быть поздно. Понимаете? А я думаю, что ради спасения человеческой жизни можно нарушить несколько пунктов устаревших инструкций.
- Согласование может занять неделю, это что-то решает? – Эрика прищурилась.
- Вы прекрасно понимаете, что решает.
- Эрика! – Аглая умоляюще взглянула на девушку.
- Хорошо, я помогу, - решилась Эрика, ободряюще улыбнулась девочке. Виктор облегчённо вздохнул.
- Вот смотрите, ребята. Мы сделаем так…

  За окном в темноте дышало море. Девочки уже выключили свет и забрались в постели. К ночи гроза надвинулась на берег, и короткий, подсвеченный последними красными лучами заката ливень всё же прошёл, напоив воздух озоном. Из-за занавески в комнату заглядывала полная луна, и белый квадрат лунного света ложился на стену над кроватью Ники.
- Вот видишь, - тихо сказала Аглая, глядя в потолок, - ты так хорошо всё для меня распланировала, даже назавтра, а вышло совсем по-другому. Моя бабушка говорила, ничего нельзя загадывать.
- Но вышло же даже лучше! – возразила Ника.
- Да. Знаешь, - Аглая повернула к ней голову, - завтра такой день, а спать совсем не хочется. Поболтаем немножко?
- Давай.
- Если завтра всё получится, бабушка поедет с нами, правда ведь, - Аглая заложила левую руку за голову. – Кажется, она говорила, что боится летать.
- Ну и что? Можно на экспрессе поехать…
- Мне на флаере больше нравится, но если ей не захочется… У нас с ней своя квартира будет?
- Ну, квартира или дом, что выберете.
 Аглая улыбнулась в темноте.
- Дом… Ей очень хотелось жить в своём доме. И чтобы под окном была клумба с георгинами. А ещё в эту клумбу можно будет посадить звёздные пионы, которые мне Иван дарил. Представляешь, открываешь утром окно, а  там цветы, и на лепестках роса… И чтобы маленький сад, а в саду, прямо под вишнями, тюльпаны. Но это весной…
- Бабушка только без дела сидеть очень не любит, - снова заговорила Аглая, - а работать ей у вас будет можно?
- У нас. Аглая, у нас, а не у вас.
- Извини, я не привыкну никак… Она даже в городе детей учила, когда школы уже не работали.
- Ну конечно можно будет. А кем она работала?
- Школьной учительницей. Учительницей истории.
- Вот она сама и выберет, кем работать. Можно ведь много кем…
- Звёздным пилотом, ага, - хихикнула Аглая, - у неё на стене над рабочим столом висела фотография Гагарина. Она мне про него читала.
- И Аликберу тут, конечно, понравится, - помолчав, проговорила она, - он такой… Он тебе понравится, вот увидишь.
- Расскажи о нём, - попросила Ника.
- Да он сам про себя расскажет, как приедет. Вот увидишь. Он меня очень любил. Странно так, вот ты спросила, а мне как-то сложно рассказывать.
 Ника молчала. Ей всё больше хотелось, чтобы этот разговор закончился, но она не знала, как прервать подругу. Аглая закрыла глаза и заговорила, улыбаясь:
- Он со мной очень часто играл. Мы вместе в горы ездили, смотрели на закаты. Книжки мне читал. И всё уговаривал маму уехать, а нам не к кому было. Вечером мы вместе часто сидели, люстру выключали, только торшер горел, он был старый такой, ещё бабушкин, с жёлтым абажуром, а на абажуре были цветы такие… ну, такие… - она смолкла.
 Ника приподнялась на локте. Луну закрыли тучи, и в комнате стало совсем темно. Она не видела лица Аглаи.
- Аглая?
 Девочка шумно вздохнула и вдруг всхлипнула.
- Я зря начала… - она всхлипнула ещё раз.
 Ника резко села на кровати, спустила босые ноги в прохладные стебли упругого травяного газона. Села на кровать рядом с Аглаей, и пальцы девочки из прошлого вцепились в её руку.
- Я так забыть старалась, - жалобно сказала Аглая, - не думать. У меня не получалось, и сейчас не получается, но стало легче, я не забываю, нет, просто стало получше... А сейчас вот размечталась. А может, рано? А может, глупо? Рассказываю тебе, вот бабушка приедет, вот Аликбер. А если не получится? Ведь может не получиться, может ведь?
- Ну ты же слышала, и профессор всё рассчитал, и Эрика подтвердила, они же знают, - твёрдо сказала Ника, - завтра мы попробуем, и всё получится. С тобой же получилось.
- Видишь, ты и сама не уверена!
- Зато профессор и Эрика уверены! – Ника погладила Аглая по мокрой от слёз щеке, - ну ты совсем расклеилась. Завтра всё получится. Все будут стараться, все всё что можно сделают. Ну что ты…
 Аглая вытерла слёзы.
- Спасибо, Ник. – зрение уже привыкло к темноте, и Ника увидела, что хоть глаза девочки блестят слезами, она робко улыбается, - знаешь, ты даже не представляешь, как здорово, что ты есть. Как будто сестра.
- Старшая?
- Что?
- Сестра – старшая?
- Ну да, какая же ещё?
- А раз старшая, то, - Ника легонько нажала пальцем на кончик её носа, - тебе спать пора, ясно?
 Девочки тихо засмеялись.
  Лежа в постели, Ника смотрела в потолок, стараясь уснуть, но сон не шёл. Она посмотрела на Аглаю – она лежала на спине с закрытыми глазами, ровно дыша. Ника с минуту смотрела на неё, потом тихо позвала:
- Аглая!
 Аглая не ответила, но всё равно Нике казалось, что она не спит.

   Договориться о том, что девочек и Дика отпустят завтра с ней на весь день, оказалось неожиданно просто. На чём? На флаере. Итака, может быть посадка на паре островов по пути. Купаться будете? Ну наверно, как можно не купаться? К вечеру вернётесь? Конечно…
 Лишний выходной у Лема она попросила ещё раньше.
 Эрика вернулась в номер, когда тёплая южная ночь уже окутала лагерь. Постояла у окна, глядя в темноту. Ветер шуршал листвой дикого винограда, увившего балкон, на небе клубились подсвеченные луной облака. Девушка задумчиво посмотрела на браслет видеофона, потом, стянув его с руки и бросив на диван, пошла в душ.
  Быстро настроила любимый режим, разделась и шагнула в душевую кабину. Струи с шипением вырвались из стен, с пола и потолка. Душ то исчезал, сменяясь горячим туманом, то упруго барабанил по коже. Она откинула назад мокрые волосы и подставила струям лицо, ловя воду губами. Сквозь шум воды доносились аккорды её любимой «Летней грозы» Вивальди. Она пыталась успокоиться.
 Мраморный пол в душевой был холодным. Эрика вытерла волосы, запахнулась в белоснежный махровый халат и повернулась к услужливо раскрывшейся двери.
  То, что в номере кто-то есть, она почувствовала сразу. Секунду помедлив, Эрика быстро вошла в комнату.
- Добрый вечер, Эр, - одетый в чёрный комбинезон разведчика Виктор не стал вставать с кресла у окна.



Глава VI.
                Тонкий крест стоит под облаками,
                Высоко стоит над светом белым
                Словно сам Господь развёл руками,
                Говоря: "А что я мог поделать?"
                В.П.Крапивин “Выстрел с монитора”

                Я так об чужую кровь измазался, что у меня
                уж и жали ни к кому не осталось. Детву – и ту
                почти не жалею, а об себе и думки нету. Война
                всё из меня вычерпала. Я сам себе страшный
                стал… В душу ко мне глянь, а там чернота, как
                в пустом колодезе…
                М.А.Шолохов “Тихий Дон”
 
  Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Эрика хмурилась.
- Я же говорила, что нам не стоит видеться, – наконец произнесла девушка, не двигаясь с места.
- Да, ты писала – «не стоит». Но иногда приходится решать мне самому, что стоит, а что нет.
- И ты решил. – кивнула Эрика.
- И я решил.
Эрика подошла к укрытому пушистой накидкой дивану и села.
- Тебя могли увидеть.
- Меня? – губы Виктора тронула слабая улыбка.
- Хорошо, не могли, – она безразлично пожала плечами и отвернулась, – как ты хочешь…
- Как я могу, Эр, – мягко улыбнулся он и встал. Два шага по устилавшему пол номера дубовому паркету и он опустился на колено у ног Эрики. Взял девушку за руку.
- Я скучал по тебе, Эр, – тихо сказал он, – я не видел тебя больше года.
- А сегодня на пляже? – она посмотрела на него. Их глаза встретились, и Виктор, вставая, привлёк девушку к себе. На миг ладонь Эрики упёрлась ему в грудь – даже под таким лёгким нажимом костюм уплотнился, превращаясь в жёсткую броню – и безвольно скользнула вниз. Её волосы, влажные после душа, пахли берёзовой листвой. Эрика закрыла глаза, и губы Виктора коснулись её губ.
- Я по тебе тоже скучала, Виктор, – просто сказала Эрика, когда несколько минут спустя они сидели рядом на диване. Её лицо раскраснелось, спутавшая прядь волос упала на лоб, – всё-таки интересно, почему же у нас всё так…
- Как? – Виктор ободряюще улыбнулся.
- Так странно. Не как у всех.
- Потому что и ты, и я – не как все.
 Эрика подняла руки, отбросила рассыпавшиеся по плечам волосы на спину.
- Хорошо, давай поговорим о том, в чём мы не как все. Давай?
- Если ты хочешь.
- Да, я хочу. Виктор, ты уверен в том, что ты делаешь?
- Я всегда уверен в том, что я делаю. Спасибо, что подыграла, – он подмигнул ей и взял её за руку. На этот раз она вырвала руку.
- Ты и вправду хочешь сделать с девочкой это?
- Конечно. А почему нет? – он встал, подошёл к плотно завешенному окну, отодвинул край шторы. Посмотрел на Эрику:
- Можешь назвать мне хоть одну причину, почему нет?
- Я могу назвать кучу причин, только…
- Только для меня они не будут иметь никакого значения. Всё верно, Эр. Давай лучше поговорим о том, что нам предстоит вместе сделать.
- Давай, – с сарказмом произнесла девушка, вставая. Поправила сползший с плеча халат, с ногами забралась в кресло у окна, на котором раньше сидел Виктор, – ты же всегда сам выбираешь темы для разговора… Итак?
- Завтра к двенадцати мы должны быть в Белграде. Ты, я, дети. Пуск ровно в час.
- С нами должна быть и Кайоко? Мне взять её с собой?
- Нет. Завтра с утра у неё немного будет болеть голова, и она не захочет лететь. А вечернему разговору на пляже не придаст значения. И не захочет никому рассказывать.
- Всё играешь с чужим сознанием, Виктор?
- Только когда это нужно для дела, Эр. Сегодня это было нужно. – Виктор хлопнул себя по колену и весело сказал. – Ну как я прокололся, а? Наткнуться на единственного двенадцатилетнего математика на средиземноморском побережье, да ещё девочку! Или тут ещё такие есть?
- Я откуда знаю?
- Хорошо, – улыбнулся Виктор, – дальше. С этим детским садом мы вдвоём отправляемся в прошлое, но не в конец двадцатого века и не на Кавказ, а чуть ближе, – заметив вопросительный взгляд Эрики, он пояснил, – там больше невозможны осевые воздействия, понимаешь? Мы переместимся туда, где наше вмешательство гарантированно приведёт к нему. Ну и, кроме того, убьём двух зайцев: мне нужно подкорректировать одни события…
- Двух зайцев… Только зайцев? – она вопросительно подняла бровь. Брови Эрики были тонкими и чёрными, красиво изогнутыми.
- Больше никого не планирую, – в тон ей ответил Виктор.
- Значит, то, что ты обещал Аглае…
- … возможно, я выполню чуть позже. Правда, выполню. Если окажется, что Корнуолл не прав, или если он прав, но у меня останется такая возможность, я ей помогу. Почему нет? Знаешь, я совсем не против, чтобы она была счастлива.
- У тебя всё-таки очень странные понятия о чужом счастье, – без всякого выражения произнесла девушка.
- Дальше. Собственно, вот и всё. К вечеру мы возвращаемся в лагерь. И даже успеваем искупаться на ближайшем острове.
Эрика покачала головой.
- Как ты объяснишь детям, что мы окажемся в другой эпохе?
- Эр, ты меня удивляешь. Конечно, сбой программы, временная аномалия, что-то упущено в расчётах… Нет, насчёт расчётов не будем.
- А почему не будем? Виктор, девочка тебе замечательно точно показала на ошибки. Сейчас ты говоришь: «потом я помогу Аглае». Кого ты хочешь обмануть, меня? Или себя? Ведь то, что ты обещал ей, невозможно.
- Посмотрим, я бы не стал так категорично, – возразил он, – во время первого рейда мы и обкатаем этот вопрос… Что ты ещё хочешь сказать?
- В общем ничего, – Эрика почувствовала, что спорить больше не стоит.
- Ты всё увидишь сама, девочка. Просто поддержи мою импровизацию.
- Я и поддерживаю…
- Спасибо.
- Не за что, – она отвернулась.
Виктор подошёл к ней, наклонился, заглянул в глаза.
- Эр, что-то не так?
Она грустно улыбнулась:
- Сейчас ты внимательно посмотришь мне в глаза, и всё станет «так». Как у той японской девочки.
Виктор отрицательно покачал головой.
- Нет.
- Что – «нет»?
- Я не хочу так с тобой.
Она промолчала, но когда он сделал попытку поцеловать её, снова отвернулась.
- Иногда я думаю, что лучше бы ты сделал со мной так, как с ней. Всё стало бы проще.
- Ты не моя игрушка, Эр.
- А разве весь мир – не твоя игрушка?
- Весь мир – мой противник, – усмехнулся он.
- «Весь мир идёт на меня войной», – пропела-продекламировала девушка, – ты же любишь старые песни? Я твой агент, Виктор.
- Да. А ещё я люблю тебя.
- И что прикажешь делать агенту? Которого любит босс? Я тоже тебя люблю. Очень, – она оттолкнула его и встала, подошла к окну, отодвинула штору. Виктор отступил вглубь комнаты. Эрика распахнула штору слишком широко. Третий этаж, но всё же…
- Мы всё время вот так, – она стояла к нему спиной, но по её голосу он чувствовал, что она грустно улыбается, – юные подпольщики… – она обернулась, неловко задела рукой горшок с высоким декоративным папоротником, – пойми, я люблю тебя, каким ты есть. И даже взгляды твои в основном разделяю. Но мне хватает приключений в хроноразведке. Не хватало бы – отправилась бы покорять другие планеты. Мне не нужно менять этот мир. И уж убивать кого-то или ломать кому-то жизнь… что в общем-то одно и то же… тем более не нужно.
- Ты всё же человек этой эпохи, – сказал Виктор, – раньше мир хотел изменить каждый. Под себя. И никого не останавливали мелочи, и даже чужие жизни и судьбы. Только получалось у единиц. Ты сказала: тебе это не нужно. Мне тоже не нужно ни убивать, ни ломать жизни. Просто без этого не получается.
- Вот видишь, не получается.
- И не получится, Эр. И никогда не получалось. Вот ты говоришь – тебе хватает хроноразведки. Ты понимаешь… Конечно, я совсем не должен тебе этого объяснять, – добавил он чуть жёстче и заметил, как девушка напряглась, а в её глазах промелькнула беспомощность.
  Виктор знал, как она боится его потерять.
- Извини, – он шагнул к ней и обнял за плечи. Штора скользнула за её спиной, закрывая окно.
- Ничего…
- Эр, ведь это суррогат, просто суррогат. Хроноразведка – это те же детские прогулки в зоопарк. Всё не по-настоящему. Ты сказала – не нужно убивать… Но борьба – это обычный атрибут человеческой жизни, а смерть – всего лишь естественное завершение её… Как в старых песнях. Один бард прошлых веков писал: «Не сохранить надёжной славы, покуда кровь не пролилась». И он прав.
- У этого барда есть ещё строчки, – подняла на него глаза Эрика, – что-то про то, что не нужно обещать девушке вечной любви.
- Ты и я – не как все, Эр. Не бойся.
- Правда? – её голос прозвучал серьёзно и одновременно очень по-детски.
- Правда.
Они помолчали.
- Эр, я просто хочу вернуть настоящий, интересный мир. А жизнь, и своя, и чужая, она всегда ценилась в определённых координатах, это сейчас ей придали абсолютную ценность. А помнишь турнир под Льежем? Когда тот глупый барон вызвал меня на поединок на боевых копьях? Жаль, что тогда нельзя было выбрать тебя королевой турнира…
Эрика тихо рассмеялась:
- Чтобы у тебя не было соблазна, я стояла в толпе простолюдинов.
- Вот тебе и про убивать. Кто виноват, что его щит не выдержал удара?
- А кто будет виноват, если прав Корнуолл?
- Никто. Судьба. Судьба, понимаешь? – он легко оторвал Эрику от пола, подхватил на руки, – а с судьбой не поспоришь…
- Не судьба, а ты.
- А я и есть судьба.
- Моя – точно да.
Когда он усадил её на диван, она робко спросила:
- Ты останешься?
- Нет, Эр, – он покачал головой, – не сегодня, потом. Давай обговорим детали…
Ровно в восемь Эрика зашла за ребятами в столовую лагеря. Как и говорил Виктор, Кайоко с ними не было. За круглым столиком на четверых у окна рядом с Диком сидел незнакомый белобрысый мальчишка.
- Привет, Эрика! – Ника издали заметила девушку и помахала ей рукой, – ты завтракать будешь?
Аглая уже справилась с запеканкой с вареньем и допивала чай с лимоном. Дик о чём-то шептался с мальчишкой, потом мальчишка встал, освободив Эрике место.
- Доброе утро, – Эрика села напротив Аглаи. На девочке была ярко-белая рубашка с коротким рукавом и голубые джинсы, на шее у неё Эрика заметила нитку речного жемчуга – наверно, подарок какого-то мальчика. Волосы Аглаи были не распущены, как обычно, а уложены в красивую причёску. На безымянном пальце левой руки тускло поблёскивало тонкое серебряное колечко. На мгновение в душе Эрики закипело дикое раздражение против Виктора – девочка готовилась к обещанной встрече… которой не будет.
- Минут десять у нас есть, – оглядев всех, сказала Эрика, – сейчас я выпью кофе, и полетим. А где Кайоко? – добавила она как можно естественнее.
- У Кайоко голова разболелась, – сообщила Ника, – представляешь, ни с того, ни с сего. И вообще она сказала, что не хочет нам мешать.
- Она права, – заметил Дик, – мы ведь не отдыхать едем…
Между столиками сновали роботы-официанты, которых здесь, как на корабле, называли стюардами – наверно, для романтики. Был шведский стол, Эрика взяла себе омлет и кофе со сливками. В большом светлом зале были десятки столиков, за которыми ели, смеялись, шушукались дети. Светловолосая курносая девушка чуть помладше Эрики что-то строго выговаривала конопатому мальчишке у окна. Звучала тихая, не мешавшая разговаривать, но одновременно бодрая музыка. В окна уже вовсю сверкало южное солнце.
Эрика взяла чашку кофе со сливками и вернулась за столик к ребятам.
- Сумки уложили, конспираторы? – заговорщицким тоном спросила она, понизив голос.
- А как же! – широко улыбнулся Дик, – я даже акваланг взял!
- Не лень тащить? – подмигнула мальчишке Эрика.
- А как можно ехать на остров без акваланга? Правильно?
Аглая поставила на стол пустую чашку и встала.
- Я пойду на улице постою.
Эрика посмотрела на Аглаю. Вчера, после разговора с Жаровым, им толком не удалось поговорить; Эрика только проводила ребят до дома, передала сумку с подарками. Все разговоры крутились вокруг завтрашнего хронопутешествия.
- Мы с тобой даже не поговорили вчера. Нравится тебе здесь?
- У меня каждый почему-то это спрашивает, – серьёзно ответила девочка, – конечно нравится. У вас тут такой детский городок… а я тут как Незнайка в Солнечном городе.
- Ну так уж и Незнайка! – возразил Дик, – знаешь, Эрика, как она здорово в шахматы играет!
- Зато так много всего не знаю. И шахматы – это так, баловство, я же не собираюсь серьёзно играть.
- Что ты многого не знаешь, это дело поправимое, – сказала Эрика, – а ты решила уже, после лагеря едешь путешествовать или сразу в школу?
- В школу. – твёрдо ответила Аглая. – Я ещё успею попутешествовать. Вон, Ника уже и в Африке и в Японии была, а Дик вообще на Плутоне. Я отставать от всех не хочу.
Эрика понимающе кивнула.
  Сразу после завтрака вылететь не получилось: накрученная ещё в первое утро пребывания ребят в лагере Анастасией Диана попросила Аглаю зайти в медкорпус, где минут десять ей делали какую-то процедуру с рукой, лечили разными токами, а потом Эрике пришлось выслушать небольшую, но подробную лекцию врача, наблюдающего Аглаю – невысокого серьёзного африканца лет тридцати, который оказался таким дотошным, что девушка начала бояться, что никуда он Аглаю не отпустит. Наконец врач закончил свои наставления и, сверкнув в улыбке белоснежными зубами, пожелал Эрике счастливой дороги. К счастью, не позвонила Анастасия.
  На лужайку перед домиком, где жили девочки, Дик пригнал шестиместный флаер – такой же, на каком они летели до Новосибирска. За штурвал, к неудовольствию Дика, села Эрика.
  Солнце уже поднялось высоко. Стоял полный штиль, на небе ни облачка, безвольно застыли у причалов яхты, сонно уронив паруса. Море лежало внизу гладкое, как ровная голубая эмаль. Эрика направила флаер к туманным очертаниям островов на горизонте.
- А на Итаку мы всё-таки съездим, – сказала Ника, глядя вниз, – а ещё нужно посмотреть Крит, но это потом…
- Точно как детский город, – Аглая, обернувшись, посмотрела на берег, где среди оливковых и дубовых рощ стояли разноцветные коттеджи и белела вытянутая чаша стадиона. Главная площадь была скрыта кронами деревьев. Ранние купальщики уже плескались в море, на пляже играли в волейбол, стайки ребят расходились по дорожкам. На высоком шпиле повис ярко-синий с красным лагерный флаг. – Мне рассказывали про «Артек», бабушка рассказывала. Это на Чёрном море у нас раньше был такой детский лагерь, наверно, этот на него похож.
- Так он и сейчас есть, тот же самый «Артек». У нас с двенадцати лет дети начинают больше жить не дома, – сказала Эрика, оглядывая море, – не сразу, понемножку. Экскурсии, походы, лагеря, путешествия, разрешено на ночь в школах оставаться. Я как-то читала: раньше думали, что в будущем детей у родителей будут забирать сразу после рождения и воспитывать в интернатах, отдельно – считали, что так чувство коллективизма быстрее разовьётся, что ли…
- Я тоже читала, – вставила Ника, – вот только не могу понять, зачем это нужно было придумывать.
- Да незачем, – отозвалась Эрика, – раньше вообще придумывали много странного. Даже птицы не сразу из гнёзд вылетают, а тут выдумывали – отнять у родителей ребёнка! Причём обсуждали всё совершенно серьёзно, думали, что наставники заменят ребёнку родителей. Но чего нет, того нет.
- Вот уж и не надо!
- Так… – берег превратился в узкую полоску на горизонте, а скалистые острова надвинулись, розовея в утренних лучах. Эрика повернула флаер на восток, пластик кабины потемнел, приглушив ударивший в лицо солнечный свет. Справа наперерез им летел скоростной флаер Виктора. Он скользил над самой водой, оставляя за собой на и без того ровной поверхности моря приглаженную, медленно расходящуюся полосу.
Виктор поднял флаер и повёл его рядом. В кабине он был один, рядом на сиденье лежала туго набитая серая сумка. Он помахал всем рукой.
- Держитесь за мной, – раздался из видеофона Эрики его голос, – мисс Гранде, не отставайте. Чтобы не терять времени в Белграде, проинструктируйте ребят по дороге. Ну, вперёд, покорители времени?
- Вперёд! – Ника подмигнула Аглае и тут же повернулась к девушке, – Эрика, ну смотри, мы же отстаём…
Флаер Виктора ушёл вперёд, и Эрика, быстро нагнав его, пристроилась сзади и чуть выше.
  За окном серел мутный рассвет. Чуть просветлел край неба, проскрипели за окном шаги, и Охеда отметил про себя, что для смены ещё рано, просто бдительный Хорхе лишний раз проверяет караулы. Старательный девятнадцатилетний офицер. Идёт чуть слышно, чтобы сон командира не потревожить… Но этой ночью он почти не спал, чуть задремал полчаса назад.
  Охеда взглянул на светящийся циферблат наручных часов. Четыре утра; он просыпался автоматически, просто перед сном определив для себя время подъёма. Ещё с минуту он лежал, глядя в темноту, потом сел и, нашарив рукой у кровати ботинки, начал обуваться.
До восхода было ещё больше часа. Птицы не проснулись, и в лесу стояла тишина.
Он застегнул ремни тонкого бронежилета, закрывшего тело гибкой скорлупой, поверх надел куртку. За дверью послышались лёгкие шаги и прежде, чем адъютант толкнул дверь, Охеда громко сказал:
- Доброе утро, Мигель.
- Доброе утро, сеньор команданте, – на пороге возник стройный черноглазый мальчик лет шестнадцати в пятнистой форме и лихо заломленном набок берете с кокардой – меч и лавровый венок. Ремень у него оттягивала кобура тяжёлого автоматического пистолета.
- Что-нибудь новое? – спросил Охеда.
- Нет, всё тихо, – мальчишка мотнул головой.
- Хорошо. Через десять минут мы пойдём на позиции к артиллеристам. Завари пока чай.
  Он умылся за штабом под навесом, тепловатая вода текла из чугунного крана мутной струйкой, побрился, растёр лицо дешёвым одеколоном, приятно обжёгшим щёки. Кружку горячего чай выпил в своей комнате перед картой, в рыжем свете керосиновой лампы ещё и ещё раз оглядывая схему обстановки. Реальная обстановка уже была нанесена, разведчики запоздало подтвердили то, что сообщил ему Виктор – конечно, из того, что можно было проверить. Всё оказалось верным.
  Артиллерия заняла позиции в километре за деревенькой, разместив орудия на закрытых позициях. Мигель тенью вышагивал сзади. Первым делом Охеда пошёл к батарее излучателей, что стояла на прямой видимости, замаскированная на склоне холма. У подножия их окликнул часовой, и пару минут пришлось ждать, пока с батареи не подошёл офицер сопровождения. Пройти можно было и без него, Охеда знал пароли всех постов, но торопиться было не к чему. На востоке светлело, завитки облаков высоко в тёмном небе зарозовели, будто невидимый художник махнул по небу кистью. Пронзительно крикнула птица в зарослях. Утро вступало в свои права.
  Подбежавший сержант вскинул кулак в приветствии, отрапортовал и пошёл впереди по узкой тропе, огибающей холм.
  На позициях ещё не было людей, только дежурный расчёт. В траве змеились высоковольтные провода питания, укрытые маскировочными навесами турели нацелились вниз, на сонный посёлок. Не маленький посёлок, больше сотни домов. И укреплён замечательно, мысленно Охеда давно поставил его коменданту большой плюс: линии долговременных укреплений, полосы заграждений – обычная колючая проволока и спирали Бруно, и разведчики доносили, что часть из них под током, сплошные минные поля, в глубине посёлка укрывались позиции миномётов, а где-то на окраине пряталась небольшая бронегруппа. Крепкий орешек для обычного боя. Но его никто не собирается разгрызать. Просто ударят по нему молотом, ищи потом, где ядрышко, где скорлупка, был орех и нет ореха.
  В стереотрубу улицы посёлка были пустынными. Ещё рано, комендантский час, все сидят по домам. Редкие огоньки зажигались в окнах. Электричество, на землях Альвареса на нём не экономили. Он отодвинулся от окуляров. Светлело. Тонкой пеленой поднимался по склонам бледно-серый туман. Невидимый художник мягкой розовой пастелью уже гуще прошёлся по облакам.
  Охеда повёл объектив стереотрубы вдоль посёлка. В крайнем доме распахнулась дверь, и какая-то женщина выскочила во двор, стала собирать развешенное на верёвках бельё. Она стояла спиной, не поворачивалась, и он не видел её лица – тугой узел чёрных волос на затылке, светлая рубаха навыпуск. Она была босиком, поднималась на цыпочках, стягивала бельё и складывала в большую корзину. Когда она сняла с верёвки клетчатую детскую рубашку, Охеда дёрнул трубу в ту сторону, где могла стоять охранявшая посёлок бронегруппа.
  До начала артподготовки оставалось полтора часа.
  В Белграде было тихо и пасмурно. Транспортная линия вывела их к белокаменному собору, поражавшему своими размерами, издали можно было увидеть слияние Саввы и Дуная, а на берегу грозно поднимала бурые бастионы старинная крепость. Никаких городов-«муравейников» вокруг Белграда не было, но на Новосибирск город тоже не походил – внизу расстилались районы малоэтажных домов, разделённых зелёными лужайками, рощами и прудами. Один за другим флаеры пролетели над старым городом и опустились среди окружённого густой дубравой института времени. Виктор подошёл к их флаеру и протянул Аглае руку, помогая выбраться из кабины.
- Не скучно было лететь? Всё же полтора часа сидеть сиднем.
- Да нет, – весело ответила Аглая, – Эрика нам так много всего рассказывала, и потом же – как мне можно сегодня скучать? И мы точку выхода капсулы рассчитывали, схема у Эрики, она отдаст Вам сейчас. Ну, чтобы далеко не идти, а сразу оказаться в моём дворе. И город так понравился.
- Молодцы! – девушка специально следила за лицом Виктора, но оно не изменилось, – пошли, времени у нас в обрез.
  После того, как ребята втроём облазили все корпуса Алтайского института, белградский не произвёл впечатления, да и времени осматривать его не было. Не задерживаясь, они прошли широким светлым коридором, на стенах которого красовалось старинное оружие, а по углам застыли начищенные до блеска рыцарские доспехи, к пусковой лаборатории. Коридор был частью местного музея, и Ника с любопытством заглядывала в полуоткрытые высокие деревянные двери – оранжерея… палеонтологический зал… выставка старинных картин…Обменявшись несколькими фразами с невысоким темноволосым мужчиной, который, не представляясь, коротко поздоровался со всеми, Виктор провёл их в небольшой кабинет рядом с пусковым залом и по-деловому взглянул на часы.
- Мы отправляемся через четырнадцать минут, сейчас заканчивается подготовка машины. Нужные настройки я выставлю сам. Итак, ребята, – Виктор спокойно оглядел их: немного бледную Аглаю, явно волнующуюся Нику, собранного Дика, – мисс Гранде подробно рассказала вам об устройстве машины, как я и просил. Напоминаю, выход из-под купола по моей команде и только с моего разрешения. Вам, – он посмотрел на Дика и Нику, – выходить не придётся. Тебе, Аглая, скорее всего понадобится. Вопросы?
- А мы будем во что-то переодеваться? – спросила Ника.
- Нет. Стоило бы по инструкции, но не будем. Нарушать так нарушать. Вы не будете переодеваться. А вас, Эрика, я попрошу надеть вот это, – Виктор расстегнул сумку и выложил на кресло чёрный боевой комбинезон.
- Что это? – потянулась вперёд Ника.
- Это боевой костюм разведчика, Ник, – тихо сказала Эрика, – это так необходимо? Вы уверены, профессор?
- Да.
  Любопытная Ника развернула тяжёлую плотную ткань.
- Я потом дам тебе померить, – без улыбки пообещала Эрика и, забрав у девочки костюм, вышла из комнаты.
- Отключите видеофоны, – попросил ребят Виктор и сам, подойдя к Аглае, помог ей расстегнуть браслет, – их волны могут помешать настройке машины.
- А может, мы тоже так оденемся? – невинно попросила Ника, – а то ведь защитное поле на куполе слабое, всякое может случиться. С нами даже уже случалось…
- Я гарантирую вашу безопасность, – ответил Виктор, доставая из сумки свой боевой костюм.
- Не повезло тебе, – не удержался от шпильки Дик, – в прошлый раз паранджу не дали померить, в этот раз…
- Очень смешно! Ха-ха-ха. Настоящий космический юмор…
  Эрика вошла, затянутая в чёрную форму, костюм плотно облегал её фигуру, высокий стоячий воротник прикрыл шею, хотя ворот девушка оставила не застёгнутым. На боку у неё была кобура станнера. Вынув оружие, она проверила заряд.
- Вообще-то, – весело сказал Виктор, – было бы значительно лучше, если бы вы подождали нас с Аглаей здесь, но, как я понимаю, это невозможно.
- Совершенно невозможно! – Ника обняла Аглаю.
- А мы что, правда можем помешать? – спросил Дик.
- Конечно нет, Дик, – Виктор положил мальчишке руку на плечо, – всё в порядке. Просто внимательно слушайте меня и никакой самодеятельности. Ну, вперёд, три мушкетёра! Мисс Гранде, зайдите на прививки, это дверь напротив, и к капсуле. Я сейчас.
  Ребята вышли в коридор. Эрика обернулась в дверях:
- Дик, заходите, я через минуту догоню.
Виктор неторопливо расстёгивал рубашку. Эрика позволила двери закрыться.
- Ты не сказал ночью, куда мы направляемся.
- Потом, Эр, потом, ты всё увидишь, – он начал выкладывать из сумки оружие – станнер, за ним автоматический пистолет в кобуре. Взглянул на неё. Эрика молчала, кусая губы.
- Мы отправляемся в прошлое, мисс Гранде. Идите к детям, – Виктор говорил ровно и тихо, – и обратите внимание на Аглаю. Она слишком волнуется.
  Эрика, не отвечая, повернулась и вышла. Дверь тихо сомкнулась. А удачная конструкция, подумал он. В прошлом в таких ситуациях дверью хлопали.
Несколько гулких аккордов токкаты Баха прозвучали, когда он застёгивал последние ремни. Виктор коснулся пальцем экрана видеофона.
- Добрый день, Никос, – поприветствовал он старика, возникшего посреди комнаты в старомодном плетёном кресле.
- Здравствуй, – Никос даже не кивнул, просто опустил веки, не наклоняя головы.
- Никос, у меня старт через несколько минут.
Никос молчал, исподлобья хмуро глядя на него. Седые редеющие волосы как всегда были аккуратно, на пробор, расчёсаны, но вот тяжёлая жилка у виска потемнела и раздулась, и покрасневшие глаза смотрели устало.
- Ты вот так умрёшь когда-нибудь от своего возраста, старик, – сочувственно произнёс Виктор.
Никос по-стариковски пожевал губами.
- От чего умирать, как не от старости? Но я ещё тебя переживу. Ты от старости точно не умрёшь.
- Возможно. И не собираюсь. Неинтересно.
- Никто не собирается умирать от старости, все хотят быть молодыми. Только вот старость, она не спрашивает, сколько её не обманывай, – Никос поднял ладонь, – подожди, сейчас пойдёшь…
Виктор терпеливо ждал.
- Я проверил все расчёты, ошибки нет, – хрипло проговорил Никос, кашлянул в кулак, откинулся в кресле, – мы можем тряхнуть мироздание, ты был прав. Можем… предоставить миру снова идти своим путём. Во всяком случае, мы можем попытаться, а это очень немало. В какую эпоху ты направляешься?
- Во вторую половину 21-го века, ты знаешь мои пристрастия. Если я не ошибся, это будет разрушающий всплеск энергии.
Никос покивал, прикрыв глаза.
- Я не видел ошибки, ты не ошибся. Возможно и впрямь, то, чего мы так добивались… по каким бы причинам мы это ни делали, вершится сегодня… Никогда бы не подумал, что всё будет так обыденно, – не выдержав высокого слога, признался Никос.
- Как всё будет, ты скоро увидишь, – Виктор поставил сумку под стол и выпрямился. – Как ты понимаешь, моря хоругвей и ангела с пылающим мечом я обещать тебе не могу. Мне пора, старик. Я ещё никогда не делал таких крупных ставок и не хочу с этим тянуть. Будь что будет.
- Картёжник! – губы Никоса дрогнули в улыбке. Потом улыбка пропала.
- Виктор, – глухо сказал он, и полускрытая седой прядью синеватая жилка задёргалась у виска. Выцвевшие голубые глаза смотрели с немым вопросом. Виктор молча покачал головой.
- Я буду у себя, – произнёс старик, – буду тебя ждать. Если смогу.
- Я вернусь, если смогу, – ответил Виктор исчезающей голограмме и вышел из комнаты.
  В пусковом зале не было никого из сотрудников. Ребята и Эрика уже стояли на площадке машины времени. Виктор окинул взглядом приборную доску в углу и шагнул на пусковую площадку, привычным жестом положив руку на пульт управления.
- Точку выхода ещё не настраивали? – спросил он, не оборачиваясь.
- Нет, ждём вас, – отозвалась Эрика.
- Аглая, тогда помоги мне, – девочка подошла, и Виктор вместе с ней настроил точку, в которой должна была вынырнуть машина времени: спальный район, двор пятиэтажки, средний подъезд, истоптанная клумба метрах в двадцати. – Спасибо.
Аглая отошла назад и встала между Диком и Никой. Пальцы Виктора ещё раз пробежались по пульту. Эрика сзади шумно вздохнула.
- Все готовы? – спросил Виктор.
Твёрдое «Да!» Аглаи. Почти хором «Готовы!» Дика и Ники.
- Да, – тихо сказала Эрика, и Виктор, не давая отсчёт, сразу нажал пуск.
  Сероватая муть окружила капсулу. Аглая, для которой переброска была в новинку, осматривалась. Пара минут прошла в абсолютной тишине, в капсуле был полумрак, только помаргивали огоньки на зависшем перед Виктором пульте.
- Приехали, – произнёс Виктор, и туман вокруг исчез сразу, как будто его выключили. Снаружи было сумрачно, но не темно, на декабрьскую ночь это не походило, скорее на вечерние сумерки или раннее утро.
  Капсулу окружал лес.
  Ребята оглядывались. Деревья подступали вплотную и были какие-то странные, развесистые ветки с широкими узорчатыми листьями спускались до земли. В паре шагов над заросшим пожелтевшей осокой лесным ручейком скользили завитки тумана.
- Аглая, а это где? – спросила Ника, – это парк такой рядом с твоим домом был, да?
- Это совсем непохоже! – Аглая повернулась к Виктору, – мы же вместе настраивали. И у нас зима, а здесь…
Виктор нажал на пульте несколько кнопок, с минуту, не отвечая, смотрел на бегущие по экрану цифры.
- Мы вышли в совсем другой точке, – наконец сказал он.
- Сейчас всё исправим? – подсказала Аглая.
- Боюсь, что нет, – посмотрел на неё Виктор. В глазах девочки промелькнула растерянность.
- По… почему?..
- Ребята, спокойнее, – Виктор засунул руки в карманы, отвернулся от пульта, – всё немного не так, как мы ожидали. Сбита исходная настройка. Мы оказались в другом времени и в другой точке планеты. Сейчас мы в Южной Америке. Утро…
- Такого не может быть, – перебила Эрика, опустив глаза.
- Того, что случилось с Аглаей, тоже могло не быть, – возразил Виктор, – что-то у нас пошло не так.
- Можно же вернуться и «прыгнуть» снова, – тоном бывалой хроноразведчицы произнесла Ника.
- Эрика, подойдите к пульту, – попросил Виктор, и когда девушка встала рядом, показал ей на мерцающий розоватым светом экран.
- Плывут настройки, – тихо, но так, чтобы слышали все, сказал он, – мы что-то не учли. Переброске к дому Аглаи что-то мешает.
- Но мы же можем попробовать! – Аглая шагнула верёд, оттерев в сторону девушку, взглянула на пульт и, конечно ничего не поняв, подняла глаза на Виктора, – ведь можем же?
- Всё несколько хуже, – Виктор отметил про себя, что девочка готова сорваться, – Аглая, у нас не получается сейчас сделать то, что мы хотели. Искажение точки выхода – это не шутка. Такое только на первых несовершенных машинах бывало. Есть какой-то барьер…
  Эрика поморщилась. Даже сейчас Виктор не врал. Он просто недоговаривал.
- Давайте вернёмся и попробуем ещё раз, – настойчиво сказала Аглая.
- Мы же можем это сделать? – спросил Дик. Виктор снял руку с пульта и повернулся к ребятам.                Пульт, погаснув, отплыл в сторону.
- Не всё так просто, ребята, – он заметил, что Аглая готова расплакаться, слишком настроилась… Ничего, переживёт. – Вы видели, Эрика, у нас непорядки с настройкой. Машина не взяла нужный пеленг и не может взять обратный.
- Чего она не может взять? – перебила Аглая. Дик взял её за руку.
- Обратный пеленг, – спокойно повторил Виктор, – то есть мы не можем вернуться. Почему – нужно разбираться. Опасно то, что из нашего времени машину не видят и не смогут нас «выдернуть».
- Ну почему не получилось?!
  Виктор присел перед Аглаей и заглянул девочке в глаза. Эрика вздохнула, и он быстро взглянул на неё и снова посмотрел на Аглаю. Просто посмотрел. По щеке девочки прочертила прозрачную дорожку слеза.
- Аглая, послушай меня, – он говорил тихо и ровно, – сегодня у нас не получилось. Ничего, так бывает. Это не значит, что не получится, это только значит, что не получилось сейчас. Сейчас нам нужно кое-что сделать… чтобы вернуться… и вернуться. Ну, всё в порядке? Аглая?
- Ну почему не получилось-то? – глухо спросила девочка.
- Скоро мы всё выясним, – с улыбкой ответил он, чувствуя, что она успокаивается, – вот увидишь.
- Так сейчас-то что вышло? – спросил Дик.
- Сейчас, – Виктор встал, – у нас, ребята, проблема с возвращением. Но по странному совпадению рядом, всего в нескольких километрах, есть стационарный хронопункт. Возможно, – задумчиво добавил он, – это и не совпадение, просто почему-то нас бросило на его пеленг.
- Скорее всего, – Эрика отвернулась. И опять всё правдиво, конечно, Виктор настраивал капсулу по пеленгу местного хронопункта. Простая ориентировка.
- Ждать нам нечего, – закончил Виктор, – нужно быстро разбираться в том, что произошло. Предлагаю прогуляться по южноамериканскому лесу к хронопункту.
- А машину здесь оставим? – глупо спросила Ника.
- Обязательно оставим! – съязвил Виктор, – хорошо бы Аглая спросила, но ты-то, Ника… Ну, первый блин комом, будем печь второй? – он посмотрел на Аглаю. Девочка стёрла ладошкой слезу на щеке и уже улыбалась.
- Конечно пойдём, что тут сидеть и ждать?
  Впереди шёл Виктор, последней Эрика. Девушке пришло в голову, и она никак не могла отделаться от этой мысли, что они с Виктором выглядят, как два конвоира. Виктор уверенно обходил деревья, зачем-то надев тёмные, мерцающие фиолетовым очки. Купол сжался, протискиваясь между стволами, круги шлюзов погасли. Местами заросли расступались, открывая панораму поросших лесом высоких холмов, вдали виднелись очертания странно желтоватых гор. Луна, превратившись в блёклое размытое пятно, скрывалась за одной из вершин, светлело небо на восходе.
- В южном полушарии Солнце проходит не через юг, а через север, – чтобы что-то сказать, блеснула эрудицией Ника.
- А? Ну да, наверно… –  рассеянно откликнулась идущая за Виктором Аглая.
- Зато посмотришь Южную Америку, да ещё в прошлом, – сказала Ника, – а в каком мы веке?
- В позапрошлом, – не оборачиваясь, ответил Виктор, – ближе к концу.
- И ведь недалеко вроде…
- Ага, рукой подать! – буркнул Дик.
  Деревья редели, минут через десять они вышли к холму с обрывистыми склонами и начали огибать его. Капсула распрямилась, и гуськом можно было больше не идти. Рядом с Эрикой оказалась Ника. Ребята оглядывались.
- Справа аборигены, но идём дальше и не обращаем на них внимания, – вдруг раздался спокойный голос Виктора. Склоном холма по узкой тропинке вдоль глинистого отвала им навстречу спускались трое смуглокожих солдат в пятнистой форме, держа у ноги автоматы. Аглая резко остановилась.
- И здесь тоже? – голос девочки прозвучал по-детски удивлённо и обиженно.
   За полчаса Охеда успел побывать на двух батареях и пришёл на свой командный пункт. Хоть он и приказал не оборудовать его в полный профиль – сказу после боя за посёлки он собирался идти с наступающей группой, но солдаты постарались, в туфе вырыли КП как по учебнику. Приняв доклад начальника штаба, он подошёл к стереотрубе.
- Салуд доносит, что танки готовы к выдвижению, – раздался голос старого Гаспара Агильяра, служившего у Охеды начальником штаба вот уже несколько лет.
- Ещё бы они были не готовы, – усмехнулся Охеда, – передай ему, что я сам скомандую выдвижение.
  Всё было привычным. После десяти минут артподготовки, когда посёлки будут засыпаны минами и снарядами и располосованы лучами боевых лазеров, взметнутся на минных полях огненные смерчи разграждающих зарядов и остальное довершит танковая бригада с пехотой на броне. До начала боя ему больше не во что было вмешиваться. Настроенная машина наступления будет работать сама, как часы, и только если где-то забуксует, её придётся подтолкнуть, где-то приостановить, где-то перенаправить, но это будет потом. Сейчас она замерла, готовясь к рывку.
  Ждут у орудий расчёты, заняли места в машинах танкисты, отдали последние распоряжения пехотные офицеры. Кто-то ждёт атаки с весёлым азартом, таких у меня много, подумал он, кто-то равнодушно, как в ожидании надоевшей работы, а кто-то, глядишь, и затосковал от дурного предчувствия. Для кого-то сбудется, для кого-то нет…
Но предчувствия бывают не у всех и не всегда. А было ли оно у Марии?
  Мутный рассвет разгорелся. Порозовели вершины гор на закате, залитые первыми лучами встающего солнца. Посёлок перед командным пунктом просыпался. Зажигались окна в домах, долетел заливистый собачий лай. По окраине, поднимая пыль, пронёсся старый помятый джип – не военный, гражданский, красный с чёрным верхом. Над укрытым раскидистым платаном двухэтажным домом кто-то выпустил стаю белых голубей, и они, кружась, поднялись в вышину.
  А вот у меня не было предчувствия, подумал он. Не было. Мария чувствовала. Его ранил снайпер, а она разыскала его в госпитале в тот же вечер – никто ей не сообщал, да и некому было после того боя сообщать. Села возле постели: «Сердце кольнуло». А у меня даже в то утро не кольнуло. И они все были со мной ещё три дня, пока я не узнал, что их больше нет – ни вечно задумчивой влюблённой в папу Мерседес, ни весёлого задиры Андреса, ни старшего, самого серьёзного, Фернандо, ни Марии.
  Ему больше ни во что не нужно было вмешиваться. Отданы последние распоряжения, и часы неумолимо отмеряют последние минуты до начала артналёта. В бинокль он посмотрел на соседний холм – солдаты были уже на позициях, маскировочные сети свёрнуты, перед трубами излучателей остались только экраны из веток, их отбросят в последнюю секунду. Впереди тянулись линии траншей, там занимал позиции его пехотный батальон, который пойдёт вперёд потом, во втором эшелоне. Молодой комбат просил разрешения идти в первом. Охеда поморщился – на совещании перед наступлением, когда он доводил план боя, именно от этого комбата он ждал возражений. В свои пятьдесят четыре он не стал бы на его месте возражать, а вот в его двадцать два стал бы, и возражал, и доказывал, и когда-то сам так делал, хоть и быстро перестал. Этот молчал, а потом даже стал предлагать планы атаки для своего отряда.
  Охеда тогда выслушал его, задал пару вопросов о вариантах манёвра и рубежах, на которые он планирует вывести батальон, а когда офицер чётко доложил своё решение, спросил:
- Ты ведь заключал перемирие с этими посёлками, мой мальчик? И давал слово офицера, что мы месяц не станем открывать огня. Верно? – лицо юноши осталось беспристрастным. – Так ты в порядке, мой мальчик?
- Так точно, сеньор команданте! – в глазах мальчишки промелькнуло тогда, он не понял сразу, – удивление? неуверенность? – и уточнил:
- Я просто хочу понять. Ты думаешь только о том, как лучше выполнить мой приказ, или не ценишь своего слова?
Теперь в его глазах было удивление.
- О том, как выполнить приказ. Что значит данное врагу слово перед спасением всей революции? – а вот теперь в его взгляде была уверенность и ни тени сомнения. Его испытывал сам команданте, и он дал верный ответ.
  Нет, стоять просто так не хотелось. Три минуты.
- Связь с танковым батальоном, – Охеда повернулся к связному.
– Что такое, Аглая? – ровным голосом спросил Виктор, оглядываясь. Солдаты прошли совсем рядом, круша ссохшуюся корку на песке – наверно, день назад прошёл дождь – изношенными армейскими ботинками. Взгляд одного из них равнодушно скользнул по тому месту, где стояла капсула, и у Аглаи по спине пробежали мурашки. Вероятно, перед тем как спускаться, они поднялись из соседней седловины, и тяжело дышали. У ближнего солдата из-под козырька был виден перетянутый бинтом лоб. Аглая посмотрела им вслед.
- Вы ведь сказали, что здесь конец двадцать первого века! – наконец выдохнула она.
- Ну да, восьмидесятые. А что случилось? – равнодушно спросил Виктор.
  Аглая растерянно посмотрела на всех:
- Я почему-то думала, что уж сто лет спустя… ну, после нас… будет всё как у вас… в вашем времени! Ну, через сто-то лет! А тут то же самое…
- Да, боюсь тебя разочаровать, но здесь ещё всё так же, как было в твоём времени. Может быть, в чём-то и похуже.
- А есть куда похуже? – девочка вскинула голову. Виктор пожал плечами.
- Идёмте! – не дождавшись ответа, Аглая отвернулась.
  Тропинка шла по краю лёссовой осыпи, кое-где за неё цеплялись крошечные островки кустов и клочки похожей на осоку травы. Опять пошли редкие деревья. Маленькая армейская палатка стояла на опушке небольшой рощи. Виктор оглянулся на ходу. Опытный глаз сразу заметил в стороне, у подножья соседнего холма, позицию артиллерийской батареи. Охеда не терял времени даром.
- А из-за чего воюют сейчас, в двадцать первом веке? – вдруг спросила Аглая.
- Здесь была революция, если я ничего не путаю, – ответила ей Эрика, – и до сих пор идёт гражданская война. Потом, кажется, стороны всё же заключат мир.
- Совсем как у нас… Правда, насчёт мира не знаю…
  Они остановились на плоской вершине холма, утыканной редкими деревьями и островками терновника. Прямо перед ними был скрытый навесом из маскировочной сети большой окоп с блиндажом, чуть подальше у кустов сидели на траве несколько солдат.
- Нам надо бы прямо пройти, – произнёс Виктор, – но вот вопрос, не заняты ли этими милыми ребятами развалины, в которых спрятан хронопункт… Тогда придётся ждать.
  Достав бинокль, он огляделся. Прямо внизу, а паре километров от холма, был один посёлок, правее второй, поменьше. За ними сходились две ведущие от домов узкие дороги и извилистым шоссе скрывались за голым скалистым отрогом.
  Да, Охеда не подвёл. Позади стояла готовая к наступлению ударная группировка восставших. Бинокль выхватывал одну за другой позиции батарей, ракетных установок, скрытые в зарослях танки, несколько групп пехоты. Виктор посмотрел на часы. Ну что же, проверим лишний раз, можно ли менять прошлое из прошлого.
- Кажется, сейчас здесь будет бой, – сказал он и заметил, что Аглая вздрогнула.
- Что, правда? – воскликнула Ника.
- Боюсь, что правда, – сказал Виктор, протягивая ей бинокль, – вон, у рощи, стоит батарея пушек, на соседнем холме – излучатели. А перед ними укреплённые посёлки. На них, кажется, собираются напасть.
  Ника переводила бинокль туда, куда показывал Виктор.
- Как это – напасть? – Ника опустила бинокль, и Аглая взяла его у неё из руки, – по-настоящему?
- По-настоящему.
   Держать бинокль одной рукой было неудобно. Аглая всё же навела его на лежащий внизу посёлок. Немного странного вида здания – бурые стены, низкие крыши, крытые разноцветным шифером, остеклённые террасы, но в общем дома как дома. Пользоваться современным биноклем её научил Дик, она включила пальцем режим приближения и словно оказалась на пыльной узкой улочке, выходящей на околицу. Плетёные из терновника изгороди, вьющиеся нити плюща, опутавшего стены, простая, – два столбика с доской, – скамейка у ворот. Дорожка между домами была присыпана серым гравием. Двое бронзовокожих черноволосых малыша лет пяти в грязных рубашонках и в коротких, пузырями вытянутых на коленках штанах возились в тени раскидистого дерева в здоровенной куче песка, один из них возил по песку самодельный деревянный грузовик. Как рано дети просыпаются, подумала девочка. Рука устала, и Аглая опустила бинокль, улица с мальчишками исчезла, посёлок снова безликим скоплением домов лежал внизу.
  Целью для пушек. Как её дом. Такой же.
- Видите, внизу перед посёлком заграждения и наверно минные поля, а вот там, если приглядеться, стоит автоматическая пушка, – продолжал объяснять Виктор.
- Там дети, я видела, – громко сказала Аглая. Виктор замолчал.
- Если пушки начнут стрелять, то… – Аглая не договорила. – Мы можем что-то сделать?
  Виктор не ответил. Эрика с сомнением покачала головой.
- Но ведь меня вы смогли спасти?
- Во-первых, не я, – сказал Виктор, – а во-вторых… Во-вторых, Дик, напомни мне, что говорил тогда профессор Лем.
- «Мы не можем вмешиваться», – хмуро пробурчал мальчишка, – да, но он потом сам и вмешался! Что напоминать-то, а то сами не знаете!
- Я не буду объяснять, почему он это говорил, и уж тем более, почему он вмешался, – продолжил Виктор, – а самое главное в-третьих. Здесь мы действительно ничего не можем сделать. Здесь целая армия.
- А… – Аглая протянула руку, указав на кобуру со станнером на поясе Виктора.
- Аглая, это оружие самообороны, мощный парализатор, но и только. Кроме того, по инструкции…
- Ну какие тут могут быть инструкции?!
- Ребята, – включилась в разговор Эрика, – мне тоже неприятно, но вот представьте: ты, например, Аглая, оказываешься среди землетрясения, рядом с торнадо, ну или на войне – настоящей, твоего века, прямо в гуще сражения…
- Знаешь, я очень хорошо представляю! – холодно отчеканила Аглая, даже не посмотрев на девушку. Виктор усмехнулся про себя – кажется, он в девчонке не ошибся. – И я представляю, что там, – она махнула рукой в сторону посёлка, – сейчас будет!
- И правда ничего нельзя сделать? – спросил Дик.
- Правда, самая что ни на есть, – Виктор положил руку на пульт, включил внешний переводчик, настроив его так, чтобы в диапазоне охвата оказался командный пункт, и сразу услышал голос Охеды. Несколько фраз на испанском – переводчик заработал, и разговор стал понятным для всех.
- Салуд, движение по моей команде, – тихо говорил Охеда, – и не раньше, могут быть сюрпризы. Рубеж развёртывания сразу после минных полей, и жми, не отрывайся от полосы огня. Выйдешь на окраину – огонь перенесут вглубь. На всю возню в посёлке у тебя не больше десяти минут.
- Наши поработают так, что Cалуд прокатится, как по ровному месту, ничего там не останется, – послышался хрипловатый голос. Виктор прищурился, стараясь понять, сколько человек на командном пункте, и различил пять полускрытых маскировочной сетью силуэтов.
- Ну, на тебя надеюсь, – Охеда закончил разговор.
- Вы слышали, – воскликнула Ника, – он сказал, что ничего не останется!
- А ничего и не останется! – хмуро сказала Аглая, – что, просто так будем стоять и смотреть?
- Ты, например, при штурме Берлина тоже бросилась бы к танкам, стала стучать кулаками по броне и просить их не стрелять? – возразила побледневшая Эрика. – Профессор, пойдёмте. На это незачем смотреть.
- Совсем ничего… – начала Аглая и запнулась, глядя на поднявшего палец Виктора.
- Да, уже совсем ничего, – воздух наполнился тихим полушелестом-полусвистом, и тут же клубы дыма и огня взметнулись там, где стояли батареи, нелепо и беззвучно; гром выстрелов долетел через пару секунд. На соседнем холме ожили излучатели, протянув вниз тонкие нити смертоносных лучей. Все посмотрели на посёлок. Едва заметный голубоватый купол всколыхнулся над домами, и вдруг на нём, словно ударившиеся в стену снежки, тёмно-красными дымными брызгами разлетелись десятки разрывов.
- Там защитное поле! – раздался голос из переводчика.
- Конечно, – удовлетворённо ответил Охеда, – посёлок обороняет очень грамотный офицер. Жаль, я буду лишён возможности познакомиться с ним лично. Поле – это ненадолго.
  Ещё одна волна снарядов безрезультатно разбилась о едва заметный купол. Все смотрели, не двигаясь с места.
- Кажется, у них не получается! – воскликнула Ника.
  Снизу, от самого подножия холма, ударил в сторону посёлка мощный красноватый луч, и тут же батарея боевых лазеров свела свои лучи в одну точку. Несколько мгновений ничего не происходило. Из посёлка стреляли – несколько взрывов тёмными фонтанами поднялись перед батареей излучателей, но тут в центре посёлка в небо ударил – даже не взрыв – сноп искр, зазмеившись во все стороны ослепительными белыми молниями. Ровным кругом вспыхнули, словно спички, дома, и ребята сначала не поняли, что произошло, но тут снаряды накрыли незащищённый уже посёлок – лазеры разбили генератор поля; несколько зданий разлетелись, как карточные домики; Аглая увидела, как тяжёлый снаряд разорвался у дома, прямо в том месте, где несколько минут назад играли дети, волна осколков ударила дугой, сразу проломив крышу и стену. Пламя оранжевым языком выметнулось через оголённые стропила. Ника вскрикнула и закрыла лицо руками.
Аглая беспомощно взглянула на Виктора, молча смотрящего на гибнущий посёлок, охваченный огнём и дымом. А Аглая словно опять оказалось среди той новогодней ночи несколько дней – и веков – назад, но теперь её охватил не страх, а ярость.
- Ну и любуйтесь! – зло выкрикнула девочка и прежде, чем Эрика успела помешать ей, шагнула на тихо мерцающий круг синхронизатора.
   Она чуть не упала – вместо гладкого пола капсулы под ногами оказалась каменистая поверхность холма, по которой так неудобно было бежать в босоножках. До входа на командный пункт было всего шагов двадцать, и девочка бросилась вперёд. Острая колючка больно резанула лодыжку. Ей что-то кричали – не сзади, из машины никто не вышел за ней, но наперерез ей бежали трое солдат, опустив стволы автоматов.
Пригнув голову, Аглая юркнула под маскировочный полог, сбежала вниз по крутым земляным ступенькам и врезалась прямо в обернувшегося ей навстречу невысокого седого человека в пятнистой форме и полевой фуражке с большим козырьком. Офицер что-то изумлённо выкрикнул, и в тот же миг Аглаю схватили за больное плечо, а у её лица оказалось дуло пистолета: молодой затянутый в ремни военный в берете с блестящей кокардой схватил её и рванул на себя.
- Прекратите стрелять, немедленно! – выкрикнула она в лицо командиру – то, что командует всеми этот пожилой усатый человек с изуродованным шрамом лицом, она поняла сразу. На лице того промелькнуло удивление. Он что-то сказал державшему Аглаю солдату.
- Странно, – произнёс Охеда, – откуда она здесь? Отпусти девочку, Мигель.
Быстро подошедший из другого конца окопа высокий плотный офицер с грубым скуластым лицом расстёгивал кобуру. По ступенькам под навес вбежали два солдата и замерли, нацелив на девочку автоматы.
- Прошлый раз, – дерзко ответил Мигель, продолжая больно сжимать плечо Аглаи и притиснув ей к шее пистолет, – на вас покушался мальчишка! Десятилетний мальчишка!..
- Отпусти, – негромко повторил Охеда, и Мигель выпустил Аглаю, шагнул назад, не спуская всё же с девочки глаз и не убирая пистолет. Охеда посмотрел на Аглаю и сказал ей по-русски:
- Не бойся, девочка. Я не воюю с детьми.
  Он очень хорошо знал этот язык, выучил ещё в юности, чтобы читать нужные книги, любил читать первоисточники, а кое-что читал до сих пор.
Снизу долетел грохот разрывов.
- Да? – крикнула Аглая, мотнув головой в сторону бруствера, – сейчас детей там стало намного меньше! Да прекратите вы стрелять!
- Откуда ты, девочка? – спокойно спросил Охеда. Группа туристов? Глупость. Никаких миссий ООН здесь тоже не было.
- Я из… – Аглая запнулась, поняв, что он не поверит ей, если она скажет, что попала сюда из будущего. Но что можно было сказать? Взгляд смотревшего на неё командира стал цепким и колючим.
И она всё же сказала, не опуская глаз:
- Я не знаю, сможете ли вы поверить. Я из будущего. Нет, сама я из двадцатого века, но сейчас попала сюда из будущего. Я прошу вас, – сердце бешено колотилось в груди, – это очень важно. Поверьте. Пожалуйста, пожалуйста, прекратите стрелять, ну прекратите же!
- Салуду пора двигаться, – сказал начальник штаба, настороженно переводя взгляд с Охеды на девочку.
- Нет, пусть ждёт, – Охеда не повернул головы. Он снова перешёл на русский, обращаясь к Аглае, – откуда ты из двадцатого века?
- Из конца века, – ответила она, – из России, с Кавказа.
Он на мгновение задумался, потом кивнул:
- Тогда ты, возможно, способна понять, – он кивнул за бруствер, сам не понимая, зачем объясняет что-то этой маленькой девочке. Может быть потому, что что-то неуловимое было в её больших серых глазах. – Там сейчас решается судьба моей армии. Мне нужно вести её на прорыв. Промедление смерти подобно для меня.
- Нет, – Аглая замотала головой, – прекратите стрелять, это очень важно, очень! – она топнула ногой, – Вы не понимаете, но… прекратите немедленно!
   Охеда подошёл к ней вплотную. Рядом шумно вздохнул Мигель.
- Ты понимаешь, чего требуешь, девочка? За каждую минуту промедления я расплачусь жизнями своих солдат. И не только солдат. – сейчас, когда он сказал это, Аглае показалось, что в нём есть что-то от Аликбера. И именно поэтому она не отвела взгляд и твёрдо сказала:
- Да, я понимаю. Я объясню, вы тоже поймёте. Остановите стрельбу. Сейчас же. Ну, пожалуйста.
   Близкий взрыв встряхнул маскировочную сетку, струйками потёк с бруствера песок. Охеда не пригнулся. Девочка тоже даже не пошевелилась, хотя взрывная волна тупой болью рванула барабанные перепонки, и ему это понравилось.
- Хорошо, – произнёс он, протянул руку, взял девочку за подбородок и несколько секунд смотрел ей в глаза, – но тебе придётся очень многое объяснить мне, странная девочка из прошлого.
- Открыть проходы в минных полях, – повернулся он к Агильяру, – танки остаются на месте, огонь прекратить.
- Но… – подался вперёд начальник штаба.
- Выполнять, – коротко бросил Охеда и повернулся к брустверу. Очередная пачка снарядов накрыла всплесками разрывов горящий посёлок, со скрежетом и воем мчались к домам, хищно изгибая траектории, похожие на короткие стрелы ракеты. Вот разрывы стали реже, и наконец два последних столба дыма и земли поднялись в воздух среди домов. В наступившей тишине со страшным грохотом взметнулись два огненных смерча на минных полях, протянулись до самых развалин крайних домов и опали, оставив за собой широкие полосы выжженной дочерна земли, свободной для прохода танков и пехоты. Несколько сдетонировавших мин взорвались в стороне от проходов, сверкнув яркими вспышками, вконец запутавшееся эхо повторило эти последние взрывы глухими отголосками, и над полем боя повисла тишина.
   Взошло солнце. Оно поднялось как-то сразу – бой начался в предрассветной мгле, а сейчас свет заливал всё кругом. Розовый оттенок сиреневых облаков исчез, и сами облака превратились в сияющие белизной комочки, которые словно бы удивлённо смотрели с вышины на поднимающиеся к ним жирные столбы чёрного дыма. Над разбитыми посёлками оседала пыль, десятки домов горели. Подбитый бронетранспортёр приткнулся возле чернеющего воронками сквера.
  Аглая набралась смелости и тоже выглянула за бруствер, поднявшись на носки. Она попыталась найти глазами тот двухэтажный дом с песочницей, но бинокль остался в машине времени, а просить, чтобы позволили посмотреть в стереотрубу, она не решилась. Она взглянула на командующего. Худощавое лицо его было бесстрастно, но щека чуть подёргивалась. Аглая снова подумала, что таким в старости мог бы быть Аликбер. Таким серьёзным, властным… и усталым.
- Гаспар, – не оборачиваясь, громко сказал Охеда, – к посёлку парламентёров. Через пять… – он посмотрел на Аглаю, – нет, десять минут дорога должна быть открыта для моих колонн. Гарнизону сложить оружие и построиться на площади. Предупреди: если кто-то попытается отойти с оружием в горы, обстрел возобновится.
- Есть! – протопав по земляным порогам тяжёлыми ботинками, Агильяр вышел из-под навеса. Только сейчас Аглая заметила, как тяжело он припадает на негнущуюся правую ногу, неуклюже подтягивая её на ступеньках.
- У Гаспара нет ноги, – проследив её взгляд, сказал Охеда, закуривая, – отнята по самое бедро.
  Аглая повернулась к нему.
- А вы совсем не удивились, когда узнали, что я не из вашего времени, – сказала она, – и так по-русски хорошо говорите.
- Мне приходилось встречать путешественников во времени. – ответил он. – И всё же я спрошу тебя, девочка – как ты оказалась здесь? А языков я знаю несколько.
- Я тоже знаю два, – зачем-то сказала Аглая, – а как я здесь оказалась… Правда, не специально. Мы должны были попасть совсем не сюда.
- Мы? Кто с тобой ещё? Они рядом? – командующий задавал вопросы быстро, взгляд его снова стал жёстким и цепким. Он указал пальцем на босоножки Аглаи, – в них ты не могла придти издалека.
- Не нужно их искать, – она опять не смогла соврать, – они рядом, но раз не вышли, значит, им нельзя.
- Кто это «они»?
- Мои друзья. Дик, мальчик, он спас меня там, в прошлом, Ника…
- Спас тебя? – перебил Охеда, – откуда ты, девочка?
   Аглая подняла голову.
- Там, откуда я, была война. Такая же, – она кивнула за бруствер. – И там погибли мои родные. За одну ночь. Вот так же, как там, внизу. Точно так же.
- Твои родители? – тихо спросил Охеда. Тяжёлая тупая боль, чего давно не случалось, разливалась по левой стороне груди, заставив поморщиться.
- Нет, бабушка и дядя Аликбер.
- А твои родители? – снова спросил он. Поднял руку, но она наткнулась на скорлупу закрывающей грудь под формой брони и опустилась. Отвернувшись, он отбросил сигарету, быстро вынул из нагрудного кармана упаковку таблеток из тех, что передал ему Виктор два дня назад, достал капсулу и проглотил.
  Внизу по одной из двух выжженных полос понёсся, подпрыгивая на ухабах, джип с трепещущим на нём белым полотнищем. Из посёлка по нему не стреляли.
- А твои родители? – настойчиво повторил Охеда. Боль стремительно отступила, и он облегчённо вздохнул.
- Папа погиб на войне за границей, на другой войне, я тогда ещё не родилась, – ответила Аглая, – а маму убили бандиты.
  Охеда посмотрел вниз. По-прежнему над замершим сражением висела тишина и казалось, что она натягивается струной, и либо должна безвольно сникнуть, как ослабленная струна, либо взорваться оглушительным аккордом и лопнуть. И что будет – зависело только от него.
  Нет, не только, подумал он. Но бывает так, что как бы всё ни складывалось, ты оказываешься последним, кто принимает решения и от кого зависит – направо или налево, вверх или вниз, казнить или помиловать. Если тебе никто не помешает. Но если помешают, то это всё упрощает… Но посёлки молчали.
  Где-то там, в сотнях километров отсюда, уже получил известие о его наступлении генерал Альварес. Скоро двинутся во фланг наступающим его танковые и механизированные колонны. Хищно стелясь над горами, помчатся сюда эскадрильи вертолётов. Скоро дальнобойная артиллерия Альвареса выплюнет первые тяжёлые снаряды. И рой ракет поднимется в воздух.
  А пока над истерзанными посёлками звенит тишина и всходит солнце. И, поднявшись на цыпочки, выглядывает из-за глинистого бруствера эта странная светловолосая девочка, одновременно из прошлого и из будущего.
- Можно теперь мне спросить? – сказала Аглая.
- Спрашивай, – он кивнул.
- А за что вы воюете?
Он повернулся к ней. Девочка смотрела, упрямо сжав губы.
- Как тебя зовут? – спросил он. Как объяснить это странной девочке то, что заставило его подняться на борьбу и продолжать её уже столько лет? Хотя, быть может, именно ей это и можно объяснить…
- Аглая.
- Аглая… – он улыбнулся, – героиня романа Достоевского?
- Я не читала, – девочка дёрнула плечом, – так почему? И за что?
  Всё же раненая нога держала плохо. Он сделал шаг к раскладному стулу и сел. Девочка не двинулась с места, но ему показалось, что в её глазах он увидел что-то похожее на жалость.
- Меня зовут Симон Охеда, – заговорил он, – я командую войсками революции уже девять лет. Я воюю за свободу, за лучший мир, за то, чтобы простые люди могли честно трудиться для своих детей… – он отбросил сигарету. Нет, он ясно видел, что она не понимает его. – Что ты так смотришь, Аглая? Я воюю за это. А война не делается в белых перчатках. Это потом, после победы, можно петь песни о мире и дружбе, а сейчас…
- Противник вывешивает белые флаги, – раздался сверху голос Агильяра.
- Передать Салуду – танки вперёд. Разведчикам обеспечить охранение, – Охеда тяжело поднялся, наклонился к стереотрубе. Кое-где из окон вывешивали белые простыни, группа солдат в пыльной форме торопливо прошла по улице, к ним метнулась растрёпанная женщина, что-то спрашивала, хватая за руки, потом побежала по улице в другую сторону. Сзади донёсся приближающийся рёв танковых моторов.
- Ты мне веришь? – спросил он, не глядя на девочку.
- Не знаю, – помолчав, ответила Аглая. Почему-то ей становилось всё больше и больше жалко этого сильного человека, стоящего перед ней, и она его уже ничуть не боялась. – Не обижайтесь, но мне почему-то кажется, что вы и сами в это не верите, в то, что мне сказали. У нас тоже говорили про свободу, я была совсем маленькая, но помню, а потом… убили маму. А вы тоже так говорите, а сами убиваете других. Разве это правильно?
- Вон там с краю, – она махнула здоровой рукой, показывая, – был двухэтажный дом. Я видела, смотрела в бинокль. Там играли малыши, два мальчика. А сейчас этого дома, кажется, нет, там развалины догорают. Посмотрите.
  Охеда закрыл глаза. Да, дом был двухэтажным. И с застеклённой верандой, которая по утрам наполнялась солнцем; старые плетёные коврики на полу, низкие сводчатые окна на первом, каменном этаже. Мария сняла две комнатки и веранду, дверь открывалась прямо в старый маленький сад, и они вдвоём с ней вытащили туда огромное выскобленное добела деревянное корыто, наполнили его водой, и Мерседес пускала там бумажные кораблики, а Фернандо болтал в воде рукой, устраивая шторм, и все смеялись.
  Колонны танков на полном ходу с двух сторон огибали холм и по выжженным проходам устремлялись к посёлкам, поднимая гусеницами тучи пыли и гари.
- По-другому не бывает, девочка, – прошептал он, и тут же поняв, что она не расслышала, повторил громче, – по-другому не бывает. Да ты и сама это знаешь.
- Нет, не знаю! – не сдержавшись, выкрикнула Аглая, – что, ради свободы нужно было убить тех двух мальчишек? И мою маму нужно было убить ради чьей-то там свободы? Да? По-другому не бывает? Хочешь свободы – иди и кого-нибудь убей?!
- Замолчи! – Охеда повернулся к ней, сверкнув глазами, – что ты знаешь?! Что ты знаешь про тех двух мальчишек и… нет, – он провёл рукой по лицу, сдавил пальцами виски. Здесь не подходили слова о необходимых жертвах. И больно кольнула непрошенная мысль о том, что его Мерседес давно уже могла быть такой же, как эта девочка. Только черноволосой и кареглазой, как Мария. Только вот ей всегда будет четыре года, а не девять и не двенадцать.
- А по-другому быть может, может, теперь я знаю! – дерзко бросила ему в лицо Аглая, – может, понятно?
У Охеды потемнело в глазах, и он вне себя шагнул к ней, но она не сделала ни шага назад, только смотрела ему в лицо широко раскрытыми голубыми глазами.
- Пустите меня, вы! – мальчишка упирался, и Виктору пришлось рывком за шиворот отбросить его от шлюза. Возле другого шлюза Эрика за руку удержала Нику.
- Что вы стоите? – возмущённо крикнул Дик, – там же Аглая, одна!
- Спокойно, – холодно произнёс Виктор, – если никто не будет делать глупостей. С девочкой. Ничего. Не случится. Это всем понятно? Дик? – он взглянул на мальчика, и тот неохотно кивнул, – Ника?
- Да, понятно.
- Хорошо. Даже сейчас я могу вмешаться, если Аглае будет угрожать опасность. Если мне не будут мешать.
- А сейчас ей опасность не угрожает? – выпалил Дик.
  Не удостоив его ответом, Виктор повернулся к девушке.
- Эрика, сейчас вы вместе с ребятами отойдёте назад, вон к тем валунам на краю склона, и будете ждать. Я выйду наружу и подстрахую Аглаю.
- Вы справитесь? Моя помощь не нужна? – тихо спросила Эрика.
- Нет, – он покачал головой, – итак, ждёте меня у тех камней. Если начнётся стрельба, всем лечь, но от камней не отходить. Эрика, если почувствуете, что там находиться опасно, перейдёте вон туда, к тому дереву. Я буду искать вас сначала на основной, потом на запасной позиции. Ну, я пошёл. Ребята, и без лишнего геройства.
  Капсула стояла у островка густого зелёного кустарника, сейчас, после обстрела, густо посыпанного пылью. Включив режим маскировки, он сделал шаг в центр шлюза, второй шаг был уже по жёсткому глинистому крошеву. Набирающий тепло воздух с запахом пыли и пороховой гари окружил его, и он, пригнувшись, нырнул в кусты и затаился среди тесно переплетённых ветвей. Здесь маскировочный комбинезон делал его совершенно невидимым, моментально обретя переливающуюся раскраску из пятен и полутеней – тот, кто посмотрел бы на него даже в упор, сейчас увидел бы только густые ветки да плотную растрескавшуюся глину под ними. Если, конечно, не стал бы приглядываться.
  Разведчики Охеды, так и не понявшие, откуда взялась посреди боя рядом с командным пунктом маленькая девочка, уже бегло осмотрели местность, но пока шёл обстрел, им было не до того, а когда сражение прекратилось, их командир отправил несколько групп вниз, готовиться к выдвижению штаба вслед за наступающими войсками, а остальные напряжённо буравили взглядами маскировочную сеть, скрывающую команданте и странную девчонку.
  Виктор навёл бинокль на командный пункт и настройкой убрал из поля зрения листву и маскировочную сетку. Чуть приподнявшись, он мог через низкий обратный бруствер видеть Охеду и стоящую перед ним Аглаю. Массивный широкоплечий офицер, здоровенный старик, подволакивая негнущуюся левую ногу, заслонил на несколько секунд Аглаю, потом вылез из окопа и быстро пошёл к разведчикам.
  По губам Виктор читал без труда. Несколько минут он слушал, вернее – смотрел и понимал – их разговор. Ай да девочка. Но как всё запутала. Он даже не ожидал, что она добежит до окопа, думал, что её схватят солдаты, и тогда обнаруженный Корнуоллом мистический механизм был бы запущен, и ему оставалось только одно – выхватить девочку из рук солдат посреди боя, задача сложная, но вполне выполнимая. Он не поверил, когда Охеда приказал прекратить огонь. Всё стало гораздо сложнее.
  Когда Охеда в ярости рванулся к девочке, Виктор, не вынимая оружия, приподнялся, готовясь к броску.
- Получается, это Аглая заставила их прекратить огонь? – спросила Ника, когда они втроём, отойдя на полсотни шагов, опустились на прохладный пол капсулы у серых валунов.
- Не знаю, – ответила Эрика. Она протянула руку к пульту и включила его. Ровный розовый свет заливал экран. Не мудрствуя лукаво, Виктор просто включил блокировку.
- Получается, что за нас там всё Аглая делает! – сказал Дик.
- Не за нас, Дик, – возразила Эрика. Ей не хотелось спорить. Палец  коснулся кнопки блокировки, но не нажал её, – мы не смогли бы здесь ничего сделать.
- А она смогла! – буркнул мальчишка.
- Эрика, а тебе самой-то не противно, вот так? – вдруг спросила Ника.
- Что? – повернулась к ней девушка.
- Извини, но… Смотреть на всё это, как на цирк. Анастасия говорила, что это всё равно что читать чужие письма.
- Вот поэтому Анастасия Сандберг врач, а не хроноразведчик! – осадила её Эрика, – и мы смотрим не на цирк, а на катастрофу, которая произошла в прошлом. Уже произошла, это всем понятно? Это страшно, но чтобы не произошло новых таких же катастроф, нужно, чтобы на всё это кто-то смотрел. Поняли, герои!? – и уже мягче добавила, – а сюда мы вообще попали случайно.
  И Дик, и Ника промолчали. Потом мальчишка всё же сказал:
- Выходит, не зря попали.
  Танковые колонны с пехотой на броне входили в посёлки. Поднятая гусеницами пыль висела над машинами, серо-жёлтым пеплом осыпая людей, дома и деревья. За танками тянулись приземистые бронетранспортёры, грузовики с тентованными кузовами, джипы с установленными над задним сиденьем пулемётными турелями и безоткатными орудиями. С рёвом и свистом в сторону посёлка пронеслись два боевых вертолёта и, заложив вираж, скрылись за перевалом.
- Только вот мы здесь, а Аглая там, – снова сказал Дик.
  В этот миг девушка увидела, как неясная фигура, будто вся сложенная из света и тени, приподнялась над низкой стенкой кустарника.
  Аглая не отступила и даже не зажмурилась, когда разъярённый командующий надвинулся на неё. И Охеда остановился. Он резко повернулся и, тяжело дыша, опёрся рукой о стенку окопа. Посмотрел на неё через плечо:
- Да, знаешь? А может быть, научишь? – он горько усмехнулся, – чертовщина, глупость! Я спрашиваю совета у маленькой девочки, которая, как фея, пришла из сказки!
- Я тоже думала, что по-другому не бывает, что всё вокруг… как здесь, – сказала Аглая, – а теперь, когда была в будущем, я знаю, что всё должно быть не так.
  Охеда тихо засмеялся.
- А может быть, это твоё будущее такое красивое потому, что у нас пока здесь так страшно и… мы вот воюем, убиваем. А?
- Нет, – твёрдо сказала Аглая, – точно нет. Не спрашивайте почему, я наверно слишком маленькая, чтобы вам объяснить, но я теперь точно знаю – нет. От того, что люди воюют, это будущее только позже придёт. Я думала, что оно в двадцать первом веке будет добрым, даже фильмы про это смотрела, а у вас тут так же, как у нас… А может быть, будущее и совсем не придёт, если люди не остановятся. Правда.
- Правда… – он покривился, – это тебе там, в будущем, рассказали? Впрочем, – пробормотал он по-испански, – могли и рассказать, мы же для вас только страница в учебнике. Ты знаешь, чем у нас всё закончится? – вдруг спросил он.
  Девочка пожала плечами.
- Точно не знаю. Слышала только, что после войны будет мир, ну, вы помиритесь…
- Я? С генералом Альваресом?
- Да я не знаю. Мне говорили, что революционеры с правительством помирятся.
- И кто тебе это сказал?
- Эрика. Она хроноразведчик. Понимаете, там, в будущем, есть такая профессия.
  Последние машины втянулись в посёлок; выстроившись на шоссе в два ряда, колонны поднимались в горы. Было видно, как на площади в центре посёлка грудится толпа – там собирался разоружённый гарнизон.
  Агильяр не стал спускаться, остановился наверху, полускрытый маскировочной сетью.
- Нам пора перемещать командный пункт, сеньор команданте.
- Сейчас, ещё пять минут, – Охеда не повернулся в его сторону.
- Может, твоей Эрике и видней, – он достал сигарету из портсигара, – но у нас до мира очень далеко. Сама видишь.
- А мне кажется, не очень, – серьёзно сказала Аглая, – мне кажется, всегда стоит только захотеть. Ведь вы же не хотите воевать, правда?
  Охеда провёл рукой по лицу.
  Был вечер, их последний вечер вдвоём с Марией. Она уже уложила детей и вышла к нему в окутанный фиолетовым сумраком сад. В тёмно-бирюзовом небе неспешно зажигались звёзды. Не было ветра, деревья застыли под однообразный стрёкот цикад. Прозрачные облака замерли в вышине, а на горизонте пролегала полоса лиловых туч. Багровые зарницы вспыхивали там, и казалось, что это всего лишь далёкая гроза, хоть оба они знали, что там идут бои. Но хотелось думать, что это именно гроза, что там весело грохочут раскаты грома и хлещет тёплый ливень, а среди туч ветвятся молнии. Они стояли у забора и смотрели, как одна за другой загораются звёзды и разливается над далёкими холмами тёплый жёлтый свет – это всходила луна.
- Как хочется, чтобы всё это поскорее кончилось, Симон, – шепнула тогда Мария, прижавшись к нему.
- Что? – он не понял.
- Чтобы хотя бы для Мерседес зарницы были только зарницами, а облака – облаками, а не дымом.
  Он тогда засмеялся. Революция только разгоралась, казалось, сражениям не будет конца. И это пьянило. И, если быть честным с самим собой до конца – нравилось.
  Он старался совсем забыть этот вечер, нет, не забыть – он был слишком дорог, чтобы его забывать; только убрать в самый дальний уголок памяти и похоронить там. Странная девочка заставила снова вернуться туда, в тихий сад под темнеющим небом и лучистыми огоньками звёзд.
  Он открыл глаза.
- Тебе пора, Аглая, – произнёс он, – пойдём, я тебя провожу. У меня больше нет времени. – и с улыбкой спросил, – скажи, а ты действительно из будущего и из прошлого? Ты не ангел?
- Ну какой же я ангел? – против воли рассмеялась Аглая, – я совсем не ангел, там бабушка говорила.
- Может быть, твоя бабушка ошибалась, – он посторонился, пропуская девочку к выходу.
Солнце уже пригревало. Здесь, возле командного пункта, от нескольких разорвавшихся рядом снарядов стоял кисловатый холодный запах пороха. Аглая огляделась, пытаясь увидеть машину времени, и конечно не смогла.
 Агильяр сразу шагнул к ним.
- Сеньор команданте, срочное сообщение.
- Чуть позже, – Охеда отрицательно качнул головой, – в какую сторону тебе, девочка?
  Аглая уже вспомнила, что просто так машина не видна, значит, нужно просто идти в любую сторону, её догонят и помогут войти внутрь. Так объясняла им Эрика во флаере, когда они летели над Дунаем.
- Вон туда! – она махнула рукой в сторону посёлка.
- Не бойся, за тобой никто не пойдёт, – сказал Охеда, – мне не нужны твои тайны.
  Аглая подняла на него глаза.
- Спасибо вам, – тихо сказала она, – я не ожидала, что вы меня послушаете. И не знала, что по-русски говорите…
- Не ожидала, а всё-таки бросилась их спасать? – он покачал головой, – тебе очень повезло. А я вот не знаю, благодарить тебя или нет, странная девочка из прошлого…
  Они помолчали. Гаспар нетерпеливо кашлянул.
- А вы не хотели бы побывать там, у нас, в будущем? – вдруг спросила Аглая.
- Нет, – тут же ответил Охеда, как будто отвечал на давно решённый для себя вопрос, – нет, Аглая. Каждый должен быть на своём месте и хорошо делать своё дело. Да ведь и ты там гостья, верно? Но нет, конечно, – тут же поправился он, – оставайся там насовсем, этот мир не для таких, как ты. Знаешь, я всё же скажу тебе спасибо.
  Охеда протянул ей руку, и Аглая коснулась его жёсткой ладони.
- Мне нечего дать тебе на память, – он погладил её по щеке и отступил на шаг, – иди. Никому не задерживать её, – громко добавил он, посмотрев на солдат, и быстро повернувшись, спустился на командный пункт. Гаспар торопливо прошёл следом, подволакивая протез.
  Солдаты молча смотрели на Аглаю. Она отвернулась и, чувствуя себя невероятно усталой и странно одинокой, пошла в ту сторону, где тропинка с холма спускалась вниз, к посёлку, над которым висели густые тучи дыма – он поднимался от горевших домов чёрными и серыми клубами, столбы дыма перекручивались под поднятым пожарами ветром и расползались густой завесой.
  Никто не пошёл за ней. На краю холма она оглянулась. Никто ещё не вышел из-под маскировочного полога. Девочка вздохнула и начала спускаться с холма.
  То, что один из солдат поднимает карабин, первым заметил Виктор. Крепкий большеглазый парень в низко надвинутой на глаза полевой фуражке, что-то коротко сказав товарищам, спокойно прицелился в девочку.
То, что никто не собирается ему мешать, Виктор тоже понял сразу. Думать было некогда. Стремительным броском, выхватывая станнер, он оказался позади Аглаи за мгновение до того, как солдат нажал на спусковой крючок. Пуля ударила ему в грудь – тупой удар заставил Виктора отшатнуться, и он успел глупо обрадоваться, что солдат всё же стрелял именно в девочку, а не просто пугал, целясь выше головы – Виктор, как всегда, не надел шлем, но попал солдат хорошо, в нижнюю часть груди. По груди тут же разлился жар – боевой костюм погасил удар, превратив часть энергии пули в тепло. В то же мгновение солдат ткнулся лицом в пыльную траву, сбитый с ног зарядом станнера.
  Он был у всех на виду. Не дав остальным солдатам опомниться, он прыгнул назад, подхватил Аглаю на руки, прыгнул ещё раз, вниз, на тропу, на пару секунд оказавшись вне поля зрения солдат.
- Виктор, сюда! – появившаяся в трёх шагах от них Эрика махнула рукой с зажатым в ней станнером. Маскировочный режим её костюма был включён, но сейчас от этого было мало толка. Ещё мгновение – и Виктор поставил Аглаю на гладкий пол капсулы, наклонный – капсула стояла чуть в стороне от тропинки, на крутом склоне.
- Стой! – Виктор обернулся. Два солдата одновременно появились над тропой, и он понял, что Эрика не успевает вернуться под защиту купола. Одновременно с ним не вошла через другой шлюз, чтобы не сделать капсулу видимой, а сразу за ним не успела, промедлила. Один лишь шаг отделял девушку от едва мерцающего на земле контура, но стволы автоматов в руках появившихся над тропой двух солдат уже смотрели на неё. Он бросился назад и всё же успел всадить заряд станнера в одного из повстанцев. Второй отвлёкся на него и через мгновение медленно сползал по склону на боку, попав под выстрел Эрики.
Обменявшись быстрыми взглядами, они шагнули к машине времени.
- Тебе не надо было выходить, – выдохнул Виктор, убирая станнер в кобуру, – показала шлюз и сразу назад.
- Я привыкла сама оценивать степень опасности, профессор, – Эрика тряхнула головой.
- Бегом вниз, нечего тут стоять. Вон туда! – Виктор показал на груду пыльных валунов в ста метрах вниз по склону. Четверо солдат, выбежавших на край холма, недоумённо оглядывались пару секунд, потом двое взяли под прицел склон, а двое начали тормошить парализованных станнером товарищей. Тот, в кого стреляла Эрика, уже пытался подняться, опирался на руку, ошалело крутил головой – девушка настроила станнер на минимальную мощность, второй лежал неподвижно.
  У камней Эрика остановилась, и Виктор увидел у неё под рукой пульт.
- Что такое, мисс Гранде? – спросил он и тут же повернулся к Аглае, – ты в порядке?
- Я? В порядке, – дрогнувшим голосом ответила Аглая.
- Мы можем вернуться, профессор, – спокойно сказала Эрика, – машина снова берёт исходный пеленг.
  Виктор понимающе кивнул.
- Возвращаемся. Попробуем в следующий раз, на сегодня хватит приключений.
Аглая обернулась, посмотрев на затянутый дымом посёлок, потом посмотрела на вершину холма. Солнце уже било в глаза, лёгкий ветерок играл листвой кустарника на склоне.
Завеса желтоватого тумана, внезапно окружив капсулу, стёрла этот мир.
- Только что передали, – сказал Агильяр, – Альварес повернул свои танки и через полчаса они выйдут прямо к засаде.
  Охеда молча кивнул.
- Ещё он поднял эскадрильи вертолётов.
- Это не беда, их перехватят над горами.
- Что с тобой, Симон? – не дождавшись ответа, Гаспар спросил ещё раз – что это за детская выходка?
- Не забывайся, – Охеда не повысил голос, но начальник штаба тут же склонил голову, – всё в порядке, Гаспар. Ты же меня знаешь.
- Сейчас мне кажется, что я тебя совсем не знаю. Говоришь «не забывайся». Ты сам забылся, Симон…
- Тебе кажется… – Охеда усмехнулся, сел на походную табуретку и взглянул на начальника штаба снизу вверх.
- А не забылись ли мы все здесь, старина? Какую интересную очередную партию мы сегодня начали, а?
 Агильяр молчал.
 Выстрел крупнокалиберного карабина гулко ударил наверху.
- Мигель, – Охеда повернулся к застывшему возле ячейки с пулемётом адьютанту, – разберись и доложи. Я приказывал не открывать огонь. – и снова повернулся к Гаспару, – ну говори, что ты думаешь?
- Симон, эта девочка может быть агентом Альвареса.
- Да ты сам не веришь в то, что сейчас сказал, – с досадой оборвал его Охеда, – эта девочка – просто ребёнок. И не в ней в общем дело. А вот то, что всё у нас здесь слишком затянулось – это верно. Ты помнишь, для чего мы всё начинали?
- К чему ты это сказал? – холодно спросил Гаспар.
- А что ты напрягся? Напрягся он… – Охеда поиграл желваками, – ну? У нас не хватит сил выиграл кампанию сейчас. Не проиграть – сможем. Выиграть – нет. В который раз – нет.
- Мы продолжим борьбу.
- Можем, – кивнул Охеда, – год-два. И три можем, и пять. Ладно. Не ко времени разговор. Конвой готов?
- Давно уже.
- Хорошо, – Охеда поставил ногу на первую ступеньку, – едем. И вот что, Гаспар. Как только мы сожжём танки гвардейцев, мне нужна будет связь со штабом Альвареса. Прямой канал.
  Где-то вдали перекатом прогрохотали пушки. Охеда посмотрел на застывшего Агильяра.
- Условия буду диктовать я. Те, кто стоят за Альваресом, к этому давно готовы. Есть наёмники, которым чем дольше идёт война, тем лучше, но сам Альварес не таков. И я не хочу им уподобляться. Знаешь, Гаспар, нам всем пора остановиться. Наверно, работать тяжелее, чем воевать, а мы, лентяи, отвыкли. Попробуем научиться. Если нам позволят.
  Гаспар, вздохнув, поднялся следом за ним.
- Кажется, мы натворили дел, – сказал Виктор, убирая станнер.
- Ну, мы к этому были готовы, – Эрика отошла от пульта, поправила сбившиеся волосы.
Дик и Ника виновато поглядывали на Аглаю, и она это заметила.
- Всё в порядке, ребята, – примирительно сказала она, – ну что вы такие надутые?
- Мы не надутые, – хмуро отозвался Дик.
- Мы трусливые, наверно, – договорила Ника и отвернулась.
- Никто здесь не трусливый! – строго сказала Эрика, – ну-ка, Ника, посмотри на меня.
Ника, по-прежнему отвернувшись, дёрнула плечом, и в капсуле повисла напряжённая тишина. Аглая подошла к подруге и встала рядом. Ника, закусив губу, смотрела в сторону.
- Такой странный туман кругом, – тихо сказала Аглая, – с какими-то золотистыми точечками…
- Туман как туман…
- Виктор, – вдруг сказала Эрика, взглянув на пульт. В голосе девушки прозвучала тревога. Виктор подошёл к ней.
Экран пульта снова заливал ровный розовый свет. Это могло означать только одно.
- Плывут настройки, – прошептала Эрика, – по-настоящему плывут. И плывут сейчас, на переброске.
- Не может быть, – Виктор склонился над пультом, – чёрт…
- Плывут настройки, – Эрика впервые в жизни увидела в его глазах нерешительность, и ей стало страшно, – мы не можем вернуться, Виктор.

Глава VII.
                Когда, как тёмная вода,
                Лихая, лютая беда
                Была тебе по грудь,
                Ты, не склоняя головы,
                Смотрела в прорезь синевы
                И продолжала путь…
                А.и Б.Стругацкие «Далёкая Радуга».

   Виктор несколько раз запустил настройку, потом покачал головой – машина не брала ориентировку. По спине пробежал холодок и, взглянув на девушку, он понял, что и Эрика думает о том же – такое когда-то уже случалось. Раньше, на первых машинах, задолго до того, как Лем изобрёл машины нового поколения.
  Что происходило на самом деле, конечно, так никто и не узнал. Судили по двум найденным погибшим экспедициям, остальные затерялись в глубинах времени. Бывало, и теория это допускала, что машины теряли наведение уже во время переброски, и люди в них не могли ни попасть в прошлое, ни вернуться в своё время. Это всё быстро отладили, но несколько трагедий всё же произошло. Но для машин типа Б такая потеря ориентировки вообще считалась невозможной.
  Дети, собравшись в другом конце капсулы, о чём-то негромко разговаривали. Виктор не стал прислушиваться.
- Что это, Виктор? – тихо спросила побледневшая Эрика, – что можно сделать?
- Не знаю, – он отвёл взгляд, – но вообще в инструкциях есть пункт про это, помнишь? – он улыбнулся, стараясь подбодрить девушку, – в этом случае полагается запустить автоматическую настройку и просто ждать.
  Эрика нажала кнопку автоматической настройки.
- Со временем нельзя безнаказанно играть, – прошептала она.
- Да ладно тебе, – он коснулся её руки, – ещё не раз сыграем.
- А вообще всё очень глупо, – кусая губы, говорила тем временем Ника, – Дик прямо на бандита кидается, чтобы тебя спасти… Ты, Аглая, вообще целое сражение останавливаешь. А я стою и дрожу.
- Тебя просто Эрика не пустила. Меня вот тоже он, – Дик враждебно взглянул на Виктора, – не пустил.
- Ну да, а тогда меня кто не пустил, когда в Аглаю стреляли? Испугалась до ужаса, вот и всё, ну разве человек имеет право так делать? Вот и что мне теперь?
- Ник, ты что? – тряхнула подругу за плечо Аглая.
- Вот как раз и то!
- Да ерунда какая, нашла из-за чего переживать, Ника! – мальчишка заметил, что глаза девочки наполняются злыми слезами, – в этот раз и тебя, и меня просто не пустили, а в тот раз… Может, наоборот хорошо, что тогда выскочил я с отцом и с профессором, а не ты. Ещё бы выстрелил он в тебя…
- Ага, ещё что-нибудь скажи…
- А уж в этот раз точно, – задумчиво сказала Аглая, – хорошо, что я одна была.
- Это ещё почему? – хором выпалили Дик и Ника. Виктор и Эрика взглянули на ребят.
- Не знаю, мне так кажется… не могу объяснить. Но я думаю, что он бы вам просто не поверил… Ой, какая я глупая, – Аглая посмотрела на Виктора, – Виктор Андреевич, спасибо.
  Виктор улыбнулся ей.
- Да что ты, Аглая, разве за это благодарят.
- А почему он в Аглаю выстрелил? – спросила Ника.
- Кто его знает, – Виктор отошёл от пульта, скользнул взглядом по равнодушно клубившемуся вокруг капсулы туману.
- Может быть, этот солдат не хотел, чтобы заканчивалась война, – произнесла Эрика, и ребята посмотрели на неё – Аглая понимающе, а Дик с Никой удивлённо.
- Или даже, может быть, – жёстко закончила Эрика, – ему нравилось стрелять по беззащитным девочкам. Такое тоже бывает.
- Нечасто, – заметил Виктор.
- Нечасто, – согласилась Эрика, – часто многим просто абстрактно нравится война, а беззащитные девочки на ней – бесплатное приложение. Для тех, кому нравится.
- Как это может нравиться? – спросила Ника.
- А как развлечение. Какая разница, как развлекаться? – девушка не смотрела на Виктора. – Как спорт, как игра. Это же всё очень весело: сабли блестят, кони летят, пулемёт строчит с налёта – с поворота; взрывы, залпы, море адреналина в кровь. В прошлом такое многим нравилось. Правда, Аглая?
- Да, правда, – Аглая кивнула, – но не всем. Аликберу не нравилось. Просто он считал, что если есть те, для кого война как игра, должны быть те, кто с такими будет бороться… Он вообще в театре мечтал играть и в кино сниматься, правда…
– Мы про это с Диком как-то говорили, – сказала Ника, – в тот вечер, когда Аглаю спасли. Что про это хорошо в книжках читать, а вот когда они это на самом деле увидят… неужели не понимают, как это всё неправильно?
- Нет, они не понимают, что это не правильно, – сказал Виктор, взглянув на девушку. Она отвернулась. – Может быть, в их координатах всё не так уж и неправильно. Впрочем, это долго объяснять, – добавил он, увидев протестующий жест Аглаи.
- А попробуйте объяснить, Виктор Андреевич, мы понятливые, – громко сказал Дик.
Виктор усмехнулся. Ника скрестила руки на груди и отошла в сторону.
- Понимаешь, Дик, – Виктор заговорил медленно, внутренне радуясь, что может этим разговором на полчаса отделить объяснение той участи, которая может ждать их всех, – всякая война подобна лесному пожару. Сухие ветки, сучья, валежник – в каждом лесу есть чему гореть, а потом займутся и кроны, и стволы. Нужно только, чтобы кто-то в нужном месте бросил спичку, не на мокрый мох, а в кучу сухих листьев… Так и среди людей. Есть те, кто будет воевать из чувства долга. Есть те, кто будет мстить за погибших родных и друзей. Есть те, кто не может принять то, что враг пришёл в его страну – хотя, может быть, ни ему, ни его родным и вообще никому этот враг ничего и не сделал, может это и вовсе не враг, и такое бывает… Есть и те, кого воевать заставят. Но все эти люди – топливо. А запал – это всегда другие. Это люди двух… – он поискал нужное слово и так и не нашёл удачного, – видов. Во-первых, это те, кто хочет извлечь из войны выгоду.
- Для себя? – спросила Ника.
- Не обязательно. Для себя, для своего народа, для своей страны, а может вообще для отвлечённой идеи, не важно какой – главное, что таким людям война нужна. Даже необходима. А есть и другие. Это те, кто любит воевать, кому нравится сама идея войны.
- Идея войны? – снова спросила Ника, – а как это может нравиться? Мы же только что это видели – ну чему здесь нравиться?
- А очень просто, – и Эрика увидела, как в глазах Виктора зажглись весёлые огоньки, – какой у тебя пояс по синтез-йодо, Дик?
- Не очень высокий, лиловый, – смущённо ответил мальчишка.
- Не так уж плохо, соответствует взрослому коричневому, – одобрительно сказал Виктор, – можешь считать, что в синтез-йодо мы равны. Так вот. Во время поединков неужели ты ни разу не испытывал удовольствия от борьбы, от азарта, радости победы?
- Испытывал. Но это неправильно, тренер так говорит…
- Конечно. «Будь бесстрастным в поединке». Это принцип многих единоборств. Но у тебя не получается.
- Пока ещё нет. Но я научусь.
- Учись. Но сейчас ты можешь представить, что кто-то способен наслаждаться борьбой, риском, в конечном итоге – победой? Как в спорте, это верно подметила мисс Гранде.
- Но ведь спорт – это просто игра! – возмущённо сказал Дик. – Там не убивают!
  Аглая слушала спор молча, переводя взгляд с друзей на Виктора.
- В игре нет. А на войне – да. Вот и вся разница. А теперь подумай, насколько она существенна. Ты же играл в индейцев?
- Но это ведь совсем другое!
- Правда? Когда ты играешь в шахматы и сбиваешь чужую пешку – это трагедия?
- Пешка – это всего лишь деревяшка!
- Хорошо. Всего лишь деревяшка. А теперь представь, что для кого-то чужая жизнь – такая же деревяшка, пешка, щепка, фигурка в игре. Ну вспомни героев Дюма, – при этих словах Дик и Ника обменялись взглядами, – Бернажу, Жюссака, да самого д`Артаньяна. Если для тебя это так, то ты, например, сможешь наслаждаться восторгом атаки. Что, вроде бы, может быть ужасней и нелепее? Люди все вместе идут вперёд, чтобы убить других людей! Но если эти другие для них – только фигурки, фишки, кегли, то из войны мы получаем азартную захватывающую игру.
- Но могут убить тебя!
- Ну и что? Разве будет ценить свою жизнь тот, кто не ценит чужую? Нет, не спорю, – признал Виктор, – бывали и такие, но это совсем другое. А ведь если эти самые пешки и кегли не просто деревяшки, их можно даже уважать как достойных противников, и от этого игра станет ещё интереснее. И красивее. Примеры рыцарства, благородства, смелости, самоотверженности – это всё война, ребята. Ну, вы поняли? – он оглядел притихших ребят.
- Но это же… неправильно, – выдохнула Ника.
- А теперь усложним картину и уже этих людей разделим на несколько разновидностей. Кому-то из них достаточно удовольствия от борьбы, а кому-то нужны мучения врага и страдания беззащитных. Такое тоже бывает. Помните, как в старину добывали огонь?
- Спичками.
- Нет, огнивом. Искры от камня брызгали на трут, тот сразу загорался. Так вот такие люди как сухой трут – пока они есть, мир всегда будет как пороховая бочка.
- Значит, чтобы люди не воевали… – медленно начала Ника.
- Ну, договаривай, – ободряюще кивнул девочке Виктор.
- Чтобы люди не воевали, – сказала Аглая, – нужно, чтобы все поняли, что люди – это не пешки, не игрушки и не щепки.
- Правильно, – вздохнул Виктор. Он почувствовал, что теряет интерес к разговору. – Если объявить человеческую жизнь священной, то это сразу ставит барьер на пути любой войны. Как воевать, если не убивать? Но в прошлом к чужой жизни относились по-другому. Так что это очень трудно применить. Ну ладно, ребята…
  Туман по-прежнему равнодушно клубился снаружи. Виктор подумал, что сбой ориентировки может значить только одно – будущее действительно готово измениться, и машину болтает в водовороте, рождающем новую реальность.
  Сколько это может продолжаться? Конечно, в капсуле есть аварийный запас продуктов и воды. Неделю, может быть даже дней десять можно продержаться. Но потом?
- Как-то мы очень долго возвращаемся, – услышал он голос Дика, – то раз – и на месте, а сейчас уже минут двадцать…
  Виктор протянул к пульту руку, снова взглянул на равнодушное свечение экрана и, вздохнув, сказал:
- У нас серьёзные проблемы, ребята. Мы застряли.
- Что? – спросил Дик.
- Как, опять? – спросила Ника.
- Машина не может настроиться на точку выхода. Ни на заданную, ни на произвольную, – объяснил Виктор, – так что мы не можем «вынырнуть».
- Господи, да что же она у вас всё не может настроиться! – с вымученной улыбкой воскликнула Аглая.
- Ну и что теперь? – хмуро спросил Дик.
- Теперь можно только ждать, – ребята ещё не понимали всего ужаса положения.
- Да? И сколько ждать?
- Час, два, три, не знаю. Может быть, и больше – сутки, двое. Вода и пища у нас есть…
- Круто… – вздохнула Ника.
  Ребята переглядывались, Эрика отвернулась. Наконец Ника спросила:
- Ну потом-то она настроится?
- Конечно, – уверенно ответил Виктор, – но подождать придётся.
  Так как стоять больше не имело смысла, через несколько минут все сели на чуть подрагивающий прохладный пол.
- Вот тебе, Ник, приключение, – сказал мальчишка, – ты так хотела…
- У нас по-моему перебор с этими приключениями…
- Приключений много не бывает! – бодро заявил Виктор, садясь по-турецки перед ребятами, – ну, например…
  Он рассказал несколько смешных историй из тех, что случались с ним, когда он работал в хроноразведке; потом, когда ребята оживились, предложил рассказывать истории по очереди. Историй хватило на пару часов: Дик рассказал, как чуть не заблудился в горах на Плутоне, когда они вместе с классом выходили на экскурсию, и про то, как рядом с их станцией упал большой метеорит; Ника – как она с родителями ходила в гости к дикарям Африки; Аглая – как ночевала с Аликбером и мамой в горах; Эрика рассмешила всех историей о том, как в Москве XX века она, как требовала программа исследований, устраивалась на работу и потом две недели работала в одной фирме. Потом истории рассказывать расхотелось.
- Сидим тут, как жуки в спичечной коробке, – грустно сказала Аглая, – и неизвестно, когда эту коробку откроют.
  Виктор уже решил, что если ожидание затянется, он с помощью медикаментов, а такие были в аптечке, погрузит детей, и Эрику тоже, в глубокий сон, в котором замедлятся все жизненные процессы. Можно будет заснуть и самому – аппаратура разбудит его, как только капсула обретёт способность ориентироваться. В таком состоянии можно подождать и пару месяцев.
  Никакой трагедии. Если пары месяцев окажется недостаточно, можно будет всё повторить. Всё предусмотрено. Ну или почти всё. И была ещё одна сложность – кто-то сначала тихо, а потом всё громче и громче твердил где-то в душе, что если ребята и Эрика погибнут, виноват будет он один.
  Ещё с полчаса они играли в города, но они быстро кончились. Тогда Аглая предложила играть в известных людей, называя их на одну букву, и при этом считать очки. Очки считались так: за известного мужчину одно очко, женщину – два…
- А почему два? – заинтересовалась Ника.
- Женщинам в старину прославиться было сложнее, – объяснила Аглая, – правда, Эрика?
- Правда, – подтвердила девушка, улыбаясь.
- Ну вот, – продолжила объяснять Аглая, – за мальчика три очка, за девочку четыре…
- Что, девочкам тоже прославиться сложнее? По сравнению с мальчиками?
- …а за выдуманного персонажа, ну из книжек, из кино – пять. Ник, конечно девочкам было сложнее прославиться. Много ты знаешь известных девочек?
- Несправедливость какая. А дальше?
- Кто слишком задумался, ход пропускает, у того минус очко. Ещё нужна тетрадка, чтобы очки записывать, и каждый отвечает по очереди. Будем играть?
- И кто это придумал? – вытаскивая из кармана блокнот, спросила Эрика.
- Бабушка, – ответила Аглая и вздохнула, – как же жалко, что у нас не получилось её спасти сегодня… – она посмотрела на Виктора, – но всё равно спасибо. Мы же ещё раз попробуем, да?
- Конечно, – подтвердил Виктор, – какая буква, Ника?
- А почему я выбираю?
- А почему не ты?
- Ладно! Б.
- А почему Б? – засмеялся Дик.
- Потому что не А.
- Ты букву выбирала, ты и называй первая, – сказала Аглая.
- Буратино! – Ника показала Дику язык, – сразу пять очков! Вот потому и Б.
- А почему пять? Он же мальчишка!
- Он деревянный мальчишка, из сказки! Хотя ещё неизвестно, кто тут деревянный, если ты этого не помнишь…
- Ах так! Базилио, он вообще кот, вот! Тоже оттуда, и у меня пять очков! Аглая, или животные не подходят?
- Нет, вполне подходят.
  Окружённые безмолвным туманом, они сидели кружком и смеялись. Виктор легко называл имя в свою очередь, оглядывал ребят, ловил на себе напряжённые взгляды Эрики.
- Хуже нет ждать да догонять, – по-взрослому вздохнула Аглая, когда Дик задумался над очередным персонажем.
  То, что вокруг капсулы что-то меняется, первым заметил Виктор. Бледный отсвет, как будто где-то далеко сквозь плотную стену тумана мелькнул луч прожектора. Потом ещё пара едва заметных вспышек, словно кто-то включил и сразу выключил фонарик. Он поймал вопросительный взгляд Эрики – она заметила, как он вглядывается в туман за её спиной, и показал глазами, чтобы она обернулась.
  Несколько раз сверкнуло – как рассеянные молнии в облаках. Вспышки становились ярче, будто что-то приближалось к ним сквозь плотный туман. Слабое, едва заметное движение обозначилось в тумане, клубы медленно поплыли, можно было подумать, что снаружи задул ветер.
- Виктор Андреевич, ваша очередь, – раздался голос Ники.
- Я пропускаю, – определённо, что-то надвигалось на капсулу. Мутная вспышка блеснула совсем близко, и теперь её заметили все. Виктор встал. Неосознанно рука скользнула к пистолету – глупость, ну в кого здесь стрелять…
- Что это, Виктор? – тревожно спросила Эрика. Ребята вскочили на ноги.
- Сейчас всё увидим, – стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, произнёс Виктор, – встаньте мне за спину, ребята.
  В тот же миг сверкнуло и сзади и в полной тишине вокруг капсулы забушевал хоровод туманных огней – метались снаружи желтоватые сполохи, несколько самых настоящих ветвистых молний блеснули, обволакивая купол и оставив в глазах синеватые линии. Пол начал медленно подрагивать. Лежавший под рукой Виктора пульт управления беспомощно мерцал.
  Безмолвная, и от этого ставшая ещё более жуткой огненная буря продолжалась минут десять. Потом вспышки стали удаляться и снова ровный туман окружил их.
- Какие-то возмущения во временных полях, – переведя дыхание, сказал Виктор, – но, кажется, это ничего не меняет… для нас.
- Вы такое раньше видели? – спросила Эрика.
- Такого – нет, – он понимал, о чём думает сейчас девушка. Аглая, ставшая детонатором, способным взорвать временной континуум, находится сейчас с ними. Буря вокруг – это последняя попытка реальности защититься. И реальность сможет защититься, если не позволит им вернуться, похоронив в безмолвных просторах межвременного небытия. Это была только первая волна. Будут другие.
  Версия, просто версия, гипотеза… Но уж слишком напрашивается… Нет, не может быть, чепуха. Теория не допускала такого варианта событий. Нам ничто не может мешать вернуться. Эти машины вообще не могут терять ориентировку. Впрочем, разве кто-то просчитывал такое до конца?
  Но это легко проверить.
  Притихшие ребята стояли, прижавшись друг к другу.
- Эрика, – спросил он, – точка возвращения исходная? Белград?
- Да, конечно, – девушка озадаченно посмотрела на него.
  Он отключил бесполезную автоматическую настройку, сбросил исходные данные и, немного подумав, ввёл совсем другие цифры.
  Не прошло и минуты, как туман вокруг капсулы поредел и растаял, слившись с сиреневым сумраком тёмной южной ночи.
- Так, – сказал Виктор, опуская руку и чувствуя, как комбинезон прилип к спине от пота, – Эрика, пойдёмте со мной, осмотримся. Из машины никому не выходить. Мы ненадолго.
- Где мы «вынырнули»? – спросила Ника.
- В прошлом, – он посмотрел на побледневших ребят, – пока в прошлом. Пойдёмте, Эрика, у нас очень мало времени.
  Он первым прошёл сквозь прозрачный купол.
- Сейчас вернусь, – чувствуя на себе напряжённые взгляды ребят, девушка вышла следом.
  Звенел скрипичный оркестр цикад. Было тихо, и совсем не было ветра. Незнакомые высокие травы с шелестом расступались под ногами. Может быть, ночь только вступила в свои права, а может быть наоборот, близился рассвет – часть неба была светлой, бледной к горизонту, а всё выше наливаясь загадочной темнотой. Среди бирюзовой лазури застыл, круто наклонившись, тонкий месяц, сияя живым серебром, рядом с его рогом, не мигая, горела белая лучистая звезда. Мелкие звёзды, полуразмытые  сиянием неба, светились слабыми точками, но другая часть небосклона, по-ночному чёрная, была усеяна звёздными россыпями, и Млечный путь там клубился, как светящиеся облака. У горизонта застыли тёмно-фиолетовые тучи; два огромных облака поднимались там, как таинственные башни, и высотный ветер вытянул их верхушки, будто флюгера. Башни были голубовато-пепельными, как поздняя сирень в середине лета.
  Виктор, не оборачиваясь, шёл вперёд, и Эрика, привычно тихо ступая, быстро догнала его и пошла рядом.
- Где мы, Виктор? И зачем мы здесь?
  Впереди, меньше чем в сотне шагов от них, темнели заросли деревьев, и, приглядевшись, Эрика поняла, что они вышли на окраину небольшого селения. Разбросанные по чуть поднимающейся равнине дома были скрыты темнотой, ближе всего к ним был двухэтажный дом, окружённый садом из невысоких раскидистых деревьев. В свете месяца, неожиданно ярком и загадочном, кроны деревьев на фоне неба чернели, как искусно вырезанные из бумаги силуэты декораций в сказочной постановке театра теней. Что-то поблёскивало в глубине сада за простой оградой из двух прибитых к деревянным столбикам жердей – наверно, окна дома или застеклённая веранда. Ни в одном окне не горел свет.
- Виктор?
- Тише, – он кивком головы показал ей на дом. Глаза окончательно привыкли к темноте, и Эрика разглядела две фигуры у ограды – темноволосую женщину в светлом длинном платье и мужчину, кажется, на нём была военная форма. Месяц светил на них, но было слишком далеко, чтобы различить черты их лиц и расслышать голоса. Девушке показалось, что мужчина был старше женщины, но может быть, это только показалось.
- Мы в двадцать первом веке, Эрика, – тихо сказал Виктор, – за десять лет до того сражения, которое мы только что видели. Знаешь, я как-то наблюдал за одним историческим персонажем, ну и…
  На горизонте вспыхивали бледные зарницы, подсвечивая темнеющие тучи.
- Кто он?
- Симон Охеда. Тот самый. Ты вообще помнишь его?
- Конечно, ещё бы. Мятежный Охеда… Я читала про него книжки в школе.
- Там, на холме, Аглая говорила именно с ним. Я помогал ему немного, знаешь… И заодно экспериментировал.
- И что? – девушка почувствовала, что начинает раздражаться.
- Там, у ограды, это он, – повторил Виктор. – И у него сейчас есть семья. Два сына и маленькая дочка.
- Это ты к чему?
- Так.
- Очень интересно, но там ребята ждут, Виктор.
- Ты поняла, что произошло? – помолчав, спросил он. Рука Виктора легла девушке на плечо.
  Эрика посмотрела на него:
- Боюсь, что да. Нас не пускает назад с Аглаей. Реальность защищается, не давая ей вернуться. Можно двигаться назад, но нельзя вернуться в наше время.
- Всё верно, – Виктор запрокинул голову, прищурился, разглядывая месяц. Они стояли во весь рост, невидимые в своих чёрных комбинезонах. – Мы, конечно, можем вернуться. Если оставим Аглаю в прошлом.
- Ты что?! – она резко развернулась к нему, – Виктор, да ты что говоришь?!
  Он поймал её руку.
- Тише, тише, Эр… Это один вариант… Но… Всё кругом разумно – ты согласна с этим принципом?
- Конечно, – девушка вырвала руку, обхватила себя за плечи, отвернулась, посмотрела на небо, – это же очевидно. И магма в глубинах земли – то же, что кровь в наших венах. Пылающий газ – это не звезда, а только то, из чего она сделана… И планеты могут так же чувствовать, как и мы.
- А время? А если время может быть разумным, то…
- Оно может быть жестоким.
- Наверно. Но может и дать шанс… Например, шанс подумать.
  Стройная женщина там, у ограды, повернулась к мужчине и положила руки ему на печи. Тряхнула головой – кажется, из её причёски выскочила заколка, и волна чёрных волос рассыпалась по плечам.
- Кому подумать?
- Мне, например, – голос Виктора звучал глухо, – я могу оставить девочку в прошлом, и в будущем не произойдёт ровным счётом ничего. Или не внять предупреждению, вернуться в наше время вместе с ней и реальность изменится. Может быть, и скорее всего, изменится катастрофически.
- Слушай, а зачем ты мне всё это говоришь? – зло бросила Эрика, оборачиваясь, – тебе не о чем думать, пойми. Кроме того, что ты больше всех виноват. Хотя и я тоже… Оставить здесь Аглаю ты не можешь. Ни здесь, ни в любом другом времени.
- Почему? – нехорошо усмехнулся Виктор.
- Я тебе не разрешу.
  Виктор, не отвечая, посмотрел на прижавшихся друг к другу Охеду и Марию у ограды сада. Над деревьями протянул синеватый росчерк метеор. Слабый ветер зашуршал листвой, качнул метёлки травы у их ног, задумчивыми па завертелся в ней. Облачные башни на горизонте почти растаяли, слившись с темнеющим небом.
- Спасибо, Эр, – сказал он, – ты молодец. Но ведь мы не знаем, что случится, когда мы вернёмся. Когда попытаемся вернуться. Стоит ли рисковать хотя бы Диком и Никой? Может быть, ты вернёшься с ними сама, а потом я с Аглаей? Я спасал ей жизнь не для того, чтобы бросить здесь, – добавил он, когда Эрика не ответила.
- Тебе нужно было, чтобы она вернулась…
- И это тоже, но не только, Эр…
- Неважно, Виктор, – она подняла голову. – Как ты себе это представляешь? Ребята бросят Аглаю? Я бы не бросила, и, Виктор… – в её голосе была усталость, – хватит игр, ну хватит… Если мы смогли вернуться в прошлое, значит, мы сможем это сделать ещё раз, но всё же нужно попытаться попасть в наше время. Не из той точки, в которой мы устроили осевое воздействие, а из этой, нейтральной. Может быть, дело в этом, понимаешь?
- Может быть.
  Ветер улёгся, всё застыло вокруг. Загадочно мерцали над головой звёзды.
- Как хочется, чтобы всё это поскорее кончилось, Симон, – говорила Мария, прижавшись к нему. Он чувствовал, как бьётся её сердце, но думал о чём-то своём.
- Что?
- Чтобы хотя бы для Мерседес зарницы были только грозой, а облака – облаками, а не дымом… – тонкий серп месяца плавал в её чёрных глазах.
- Если не получится, тогда подумаем о том, чтобы вернуться по отдельности, хорошо? – в голосе девушки зазвучали просительные нотки, – и знаешь что ещё?
- Что?
  Она повернулась к нему, сделала шаг, и их груди соприкоснулись, хоть костюмы тут же превратили грудные пластины в жёсткую броневую чешую. В карих глазах Эрики светились звёзды.
- Если… – шепнула она, – что бы там ни придумал этот сумасшедший Корнуолл… Мы вернёмся, а ничего не произойдёт… плохого, я имею в виду… Виктор, ты можешь прекратить? Жить просто? Будь хроноразведчиком, спасателем, путешественником, но не…
- Кем?
- Сам знаешь, кем, – она спрятала лицо у него на груди, и плавающие в её глазах звёздочки исчезли.
  Охеда тихо засмеялся.
- Не знаю, Мария, не знаю. Мы только начали. Я революционер, я буду в первых рядах, я не могу иначе… И борьба будет долгой. Конечно, будем стараться побыстрее, но сама понимаешь, они так просто не сдадутся, – он кивнул в сторону гаснущих зарниц, – боюсь, хватит дел ещё и для Фернандо с Андресом.
- Я знаю, – она опустила голову, и серебряные лунные подковки, мерцающие в её глазах, пропали.
- Обещаешь? – прошептала Эрика.
- Ты просишь… – начал он.
- Слишком многого, да? – быстро перебила она, но не отодвинулась. Одна за другой две яркие малиновые вспышки беззвучно сверкнули у горизонта. Виктор улыбнулся в темноте. На душе было грустно и пусто.
- Ты же знаешь, что это может быть, только если произойдёт чудо, – проговорил он.
- Я знаю…
- Ты веришь в чудеса?
- Верю, – она подняла голову, и взгляд её был серьёзным, – одно чудо уже произошло, давно. Я же полюбила тебя, и не разлюбила, когда узнала, кто ты. Пусть будет ещё одно. Пусть? – она резко отстранилась, отступила на шаг, потянув его за руку, – пойдём, ребята волнуются.
  В доме раздался плач маленькой Мерседес, и Мария, тихо ахнув, бросилась по узкой тропинке к веранде успокаивать малышку. Её тень мелькнула по залитой бледно-золотистым лунным сиянием траве. Высвеченный луной и звёздами, молчал сад. Тихо стукнула дверь. Охеда остался стоять у забора, чиркнул зажигалкой, раскурил сигарету. Тонкий красный светлячок замаячил в темноте.
  Зарницы у края неба сверкали всё чаще, и если прислушаться, можно было расслышать с той стороны глухой рокот. Но снова подул ветер, и сонный шёпот листвы заглушил гром далёких боёв.
  Через минуту невидимый купол машины времени растаял, унося Виктора, Эрику и детей из этой лунной ночи. Тихо покачивали ветвями деревья, под бесконечный стрёкот кузнечиков лучилась золотистая звезда, повиснув у самого рога месяца новогодней игрушкой. Лился с неба серебристый свет, странно преображаясь у земли и ложась на траву бледной позолотой.

ЭПИЛОГ.

  В коридорах Белградского института времени было по-прежнему пустынно. Виктор вышел из пусковой лаборатории, осмотрелся и махнул рукой стоявшим у двери ребятам. Последней вышла Эрика, отстёгивая от пояса станнер.
  Торопливые шаги раздались сзади, и из-за угла почти выбежал тот сотрудник института, который встречал их. Вид у него был растерянный.
- Что такое, Дагмар? – спокойным голосом спросил Виктор. Внутри у Эрики похолодело.
 Дагмар облизнул сухие губы.
- Мы можем сохранить твою поездку в тайне? – тяжело дыша, выговорил он.
- Не знаю, есть ли в этом смысл, – равнодушно ответил Виктор, – рядовое исследование. А в чём дело?
  Дагмар уставился на его грудь, где чуть выше солнечного сплетения в ткани комбинезона была рваная дырка с подпаленными краями, потом поднял глаза.
- Ты, ты не знаешь? Не стойте в коридоре, проходите же, – он быстро оглянулся и указал на дверь в конце коридора, – собирайте вещи…
- На выход с вещами? – усмехнулся Виктор, перехватив напряжённый взгляд Эрики, – да что с тобой?
- Так ты не знаешь?
- Хватит, Дагмар, – одёрнул его Виктор, – если ты не заметил, мы только что были в прошлом, а не здесь.
- Да, да, ты прав… – Дагмар потёр лоб, повернулся, – ну заходите же… Значит, ты ещё не знаешь…
- О чём? – почти выкрикнула девушка.
  Видеофоны ожили одновременно на запястьях у неё и у Виктора. Гулкие аккорды Баха и тонкая трель флейты.
- Да, Станислав, – Эрика, не включая изображение, повернулась к стене, порывисто сделала два шага в сторону и вошла в кстати распахнувшуюся перед ней дверь пустой аудитории.
- Эрика, вы где? – голос Лема звучал чуть тревожно.
- Мы с Аглаей сейчас летим в лагерь, – с лёгкой заминкой ответила девушка. Кажется, Лем этого не заметил.
- Уже знаете?
- Что?
- А что у вас с изображением?
- Мне… – Эрика опять запнулась, – мне нужно переодеться.
  Беру пример с Виктора – всё честно, действительно нужно переодеться… Она расстегнула манжет рукава.
- Извините. Наберите меня через пять минут. И вы были бы мне здесь очень нужны, – нет, всё же если бы произошло что-то страшное, Лем не был бы таким спокойным, слишком хорошо она его знала.
- Что всё же случилось? Ничего страшного? – она выдавила что-то похожее на улыбку, хотя Станислав и не мог её видеть. Но что же? Что?
- Скорее странное, – Эрика с удивлением почувствовала, что Лем тоже улыбается. – Ну, я жду вашего звонка.
  Виктор прошёл мимо Дагмара в дальний конец коридора под льющийся из видеофона грозный орган, и когда басы токкаты сменились плавным переливом, включил изображение. У невысокого песчаного бархана стоял Никос рядом со своим старым флаером.
  Ярко-голубое безоблачное небо распахнулось за его спиной. Ветер трепал седую бороду и волосы, рвал распахнутый ворот светлой льняной рубашки.
- Ну что тут у вас, старик? – стараясь оставаться спокойным, спросил Виктор.
- Что? – голос Никоса прозвучал хрипло и раздражённо. – Это и есть твоя планетарная катастрофа? Это и есть эффект термоядерной бомбы?
- По-моему, эффект в том, что вы тут все с ума посходили, – перебил Виктор, начиная сердиться, – что произошло, Никос?
- Ты знаешь, где я?
- Да чёрт знает, куда тебя занесло.
- Я в Чёрной долине.
  Голубое небо… песок… Виктор дёрнулся вперёд, как будто перед ним стоял настоящий Никос, которого можно было ещё спасти, а не бесплотная голограмма.
- Ты обезумел! Там радиация, старик!
  Лишь одна экспедиция во времени пыталась увидеть своими глазами то, что произошло в азиатской пустыне в начале ХХII века. Потом на это смотрели только заранее доставленные роботы. Стая сверхмощных ракет, запущенных фанатиками из Африки, чтобы смести с лица земли цветущую Евразию, той весной была перехвачена над безжизненным, уничтоженным людьми ещё два века назад Аралом. Но ракеты не разрушились в воздухе. Вместо этого в небе исполинскими огненными шарами вспухли чудовищные взрывы и, слившись в одно клубящееся облако, рванулись к земле, раздавленной страшной силы ударной волной, а через мгновения поток убийственных нейтронов пронизал песок пустыни, на века превратив и без того заброшенную землю в пропитанное смертью пространство. Тогда Виктор в первый и единственный раз в жизни почувствовал ужас.
- Оставь, – Никос скривился, ковырнул песок носком ботинка и сказал, – здесь теперь безопасно. Здесь нет радиации. Ничего нет. Смотри! – он отошёл в сторону, и глазам Виктора открылось раскинувшееся до горизонта синее пространство, такое же яркое, как небо. Море белело верхушками волн, а рядом широкая река впадала в него, и воды реки, сталкиваясь с морским прибоем, тоже волновались и кружили водоворотами.
- Что это? – пробормотал Виктор.
- Что? – старик махнул рукой, – Чёрной долины больше нет. Здесь снова море и две реки, какие, наверно, были века назад, пока люди не вычерпали их для своих полей, и пока сюда не пришли пустыни. Здесь море, реки и оазисы, понимаешь ты?!
  И тут Виктор расхохотался. Он смеялся до слёз, и ему пришлось опереться рукой о стену, чтобы не упасть. Он хохотал прямо в лицо растерянному Никосу. Изумлённая Эрика застыла, выйдя в коридор. Старик обиженно хмыкнул и, повернувшись, скрылся за колышащейся под ветром стеной прибрежного тростника, забыв выключить видеофон. Вызов прервал сам Виктор.
- Да, Чёрной долины больше нет, – подтвердил Дагмар, переводя взгляд с Виктора на Эрику, – прорыв временной аномалии в нашу реальность.
  Виктор выпрямился, вытирая ладонью выступившие на глазах слёзы. Эрика обессилено прислонилась к стене.
- Я подарю этот костюм Нике? – спросила она, потянув вниз «молнию», – он тебе больше не понадобится?
- Подари, – сказал Виктор, – но только, Ника, тебе придётся его разок вернуть, мы ведь не сделали того, что я обещал Аглае. Мы должны попытаться. А сейчас – летим к островам?
  Эрика подняла флаер с газона перед институтом, но вдруг Аглая тронула её за руку.
- Эрика, подожди немножко…
  Флаер завис прямо над кипящей под ветром кроной могучего клёна. Тучи разошлись, выглянуло солнце, и тёплые лучи играли на ещё по-летнему тёмной с матовой изнанкой листве. Только на некоторых листьях осень отметилась то тонкой рыжей каймой, то жёлтыми и красноватыми пятнышками среди прожилок, но этого никому не хотелось замечать.
- Эрика, мне уже показывали, как летать… – смущаясь, попросила девочка, – а можно, я сама попробую?
- Конечно. Это же просто, как на велосипеде едешь, только педали крутить не надо, – девушка подвинулась, и Аглая пересела в кресло пилота, положив ладони на тёплые рукоятки штурвала. Чуть на себя…
  Флаер медленно, а потом всё быстрее и быстрее взмыл в голубое небо, по которому медленно плыли лёгкие белоснежные облака.
                КОНЕЦ.
Август 2007 – сентябрь 2009, Санкт-Петербург.