ВНИМАНИЕ: предлагаемый вариант биографии Розы Понсель исправлен, значительно дополнен и расширен по сравнению с давней публикацией на NNM.RU, ходящей теперь по интернету. Финальные правки (два важных дополнения и редактура) внесены 30.06.2023. По техническим причинам текст перестал отображаться на авторской странице; пришлось создать резервную копию здесь: http://proza.ru/2023/06/19/1178
ЗАПРЕЩАЮ ПОЛНУЮ И ЧАСТИЧНУЮ ПЕРЕПЕЧАТКУ ЭТОГО ТЕКСТА БЕЗ СОГЛАСОВАНИЯ СО МНОЮ, ТЕМ БОЛЕЕ БЕЗ УКАЗАНИЯ АВТОРСТВА. Если хотите поделиться с кем-то информацией, вполне достаточно поставить ссылку на первоисточник.
Статья — вернее, книга — написана осенью 2008 года. С учётом моей занятости мне пришлось потратить три месяца. Источники: автобиография и интервью Розы, книга Мэри Джейн Филлипс-Матц «Роза Понсель: американская дива», воспоминания коллег и друзей певицы, материалы сайта «Общества Розы Понсель».
Посвящаю свой труд моей матери — Наталье Валентиновне Певко.
* * *
«В моей жизни было три вокальных чуда: Энрико Карузо, Титта Руффо и Роза Понсель».
Туллио Серафин, дирижёр
«Думаю, все мы понимаем, что Роза Понсель была попросту величайшей певицей среди нас!»
Мария Каллас
«Моя любимая певица? Роза Понсель! Я жадно глотала все её записи, какие только могла достать».
Монсеррат Кабалье
ПРЕДИСЛОВИЕ
Это история о том, как бедные итальянские эмигранты приехали в США, создали свой бизнес, купили дом, родили троих детей и дали им прекрасное воспитание. Это история о самом необычном вокальном вундеркинде: в 5 лет Роза уже пела поставленным от природы взрослым голосом. Это история самого необычного оперного дебюта: в 21 год она оказалась на одной сцене с Карузо и блестяще исполнила сложнейшую партию, хотя до этого практически не занималась вокалом. Наконец, это история о том, как певцы жили, зарабатывали и делали музыку 100 лет назад, и в числе главных персонажей не кто-нибудь, а сам Карузо. Позже я напишу и о вокальной технике Розы. Уйдя из Метрополитен, Понсель всю оставшуюся жизнь посвятила преподавательской деятельности, и среди её учеников было немало звёзд первой величины.
Вся оперная карьера Розы до её преждевременного ухода со сцены — идеальное воплощение американской мечты. Сейчас у нас модно насмехаться над этим выражением, но примеров-то предостаточно, и вот один из них! В свободной стране талантливый человек непременно добьётся успеха, если помножит природный дар на труд, самостоятельность, умение зарабатывать деньги и заводить нужные знакомства. Правда, Розе в этом плане очень повезло со старшей сестрой, но и сама она обладала необходимыми качествами, в первую очередь любовью к своему делу. С малых лет Роза жила только музыкой, принося радость множеству слушателей. Творчество, служение искусству и людям, блестящая карьера — на всём этом был поставлен жирный крест из-за брака, который так и не принёс счастья…
Поскольку в тексте часто фигурируют доллары, стоит помнить: в начале ХХ века 1 доллар приравнивался к полутора граммам золота, а в 1933 году, когда золотой стандарт пал, — уже примерно к 0,888 г. Читатель может сам подсчитать эквивалент указанных сумм на сегодняшний день. Напрашивается любопытный вывод: искусство в США весьма ценилось! Если аренда комнаты в Нью-Йорке стоила в 1910-е годы примерно как в нынешней Москве, то доходы даже малоизвестных певцов были намного выше. В самом начале карьеры, выступая по вечерам в провинциальном кинотеатре, Роза Понсель получала зарплату московского топ-менеджера. =)
КОРНИ
Итак, начнем повесть сию. Настоящая фамилия Розы — Пондзилло. Она была третьим ребёнком в семье итальянских иммигрантов из города Каяццо.
Несмотря на долгожданное объединение страны, в 70–80-е годы XIX века тысячи итальянцев покидали родину, где им светила лишь роль наёмных работников, и отправлялись за океан в надежде завести собственное дело. В июне 1886 года из Неаполя в Нью-Йорк отплыл очередной пароход, битком набитый эмигрантами, среди которых был 28-летний Бернардино Пондзилло. Обручившись с ним, его невеста Маддалена Конте нарушила обещание, данное раньше другому жениху, которого ей присмотрела семья. Так что Бернардино отправился в Америку не только в поисках лучшей доли: влюблённым надо было избежать скандала и спокойно обвенчаться. Сначала на разведку уехал Бернардино, а через год за ним последовала Маддалена в сопровождении своей матери. Ко времени отъезда Маддалене исполнилось только 17 лет, она была намного младше мужа. Родственники Бернардино, которые эмигрировали в Штаты раньше, помогли молодым устроиться на новом месте.
7 июня 1888 года у Бернардино и Маддалены родилась первая дочь, Кармела Мария, а 4 июня 1890 — сын Антонио. В 1892 году семейство переехало в штат Коннектикут, в город Ист-Хэвен, где жил с женой и четырьмя детьми Альфонсо, старший брат Бернардино. Так Пондзилло и жили дружным итальянским семейным кланом, пока Альфонсо не захотел перебраться в другое место. Семья Бернардино в конце концов осела в Меридене, уютном и тихом городке. Здесь, среди живописных лесистых холмов, и родилась главная героиня нашего рассказа.
Бернардино (в американских документах он превращался то в Бернарда, то в Бенджамина) постепенно достиг финансовой независимости и хорошего положения в обществе. Он хватался за любую возможность заработать: торговал углём и лесом, растил виноград и делал вино, пёк хлеб, держал небольшую бакалейную лавку. Во всём этом ему помогали жена и дети. Для приехавшего с пустыми руками итальянца успех был действительно необычный: собственный дом и занесение в городской справочник. Чтобы ещё более упрочить своё благосостояние, Пондзилло с 1900 г. взяли трёх квартирантов, тоже приезжих из Италии. Итальянцы в США старались жить и дружить только с земляками, что не способствовало быстрому усвоению английского языка: многие иммигранты и через 30 лет после приезда говорили на ломаном английском.
Пондзилло были выходцами из южной Италии, а для южан характерен кланово-семейный образ жизни, особенно в эмиграции. В самой Италии на южан смотрели свысока, награждая их обидной кличкой Terroni (буквально «земледельцы», по смыслу нечто вроде «неотёсанные мужланы»). Когда Италия наконец объединилась и итальянцы стали активнее переселяться в пределах своей страны, Terroni на севере стали объектом всеобщей ненависти. Их называли «бедуинами в одежде цивилизованных людей». Отличаются южане и внешне: Кармела и Роза вспоминали, что в школе одноклассники обращали внимание на их густые, чёрные как смоль волосы, чёрные глаза, темноватый оттенок кожи. Кармелу девочки вообще прозвали Цыганкой.
Ко всему прочему итальянцы были ревностными католиками среди преобладающего протестантского населения. Опасаясь, что дети утратят чистоту веры и нравов, родители старались свести к минимуму их общение со сверстниками, даже в школу отпускали неохотно. Полисменам (а в их ведении были и школьные прогулы) обычно объясняли, что необходима помощь детей по дому, хотя такое объяснение принималось всё реже. Полисмен, следивший за посещаемостью школ в Меридене, был частым гостем в доме Пондзилло. Он вспоминал, что дети оставались дома под тем предлогом, будто у них нет пристойной одежды для посещения школы. И это не было обманом: порой семье Пондзилло приходилось нелегко.
Отец в конце концов забрал Тони из школы, чтобы тот мог без помех работать в пекарне. Обычная судьба сыновей в подобных семьях — с детства быть подмастерьями у отца, продолжать его дело и не помышлять о нормальном образовании и другой карьере. Судьба дочерей — опять-таки получить плохое образование, пораньше выйти замуж за католика-итальянца и нарожать кучу детишек. Родителей преследовал тайный страх, что дети откажутся идти по их стопам. Дети же мечтали избавиться от эмигрантских комплексов и диктата родителей. Конечно, в разных итальянских семьях это противоречие проявлялось с разной силой. У Пондзилло оно вышло наружу лишь тогда, когда Кармела против воли отца переехала жить и работать в Нью-Йорк. Ну а пока семейство казалось ультрапрогрессивным. Воспитанием детей занималась мать, а не суровый, вечно погружённый в хозяйственные хлопоты отец. Много лет спустя Тони вспоминал, что мама была сущим ангелом, о её доброте и отзывчивости шла молва по всему Меридену.
Воспитание старшей дочери было на удивление нетрадиционным: когда Кармеле исполнилось 5 лет, её отправили учиться в соседний город Нью-Хэвен, в католическую школу для девочек. Здесь она 5 лет прожила у маминой кузины. Отослать маленького ребёнка за 30 километров на такой срок — весьма экстравагантный шаг даже по нынешним меркам. Но возможно, как раз благодаря этому Кармела выросла самостоятельной, инициативной, решительной. А значит, мать интуитивно выбрала верный путь: без этих качеств Кармела не пробилась бы на нью-йоркскую сцену и не проложила бы дорогу Розе. В 10 лет Кармела вернулась домой в Мериден и продолжила обучение в той же школе, где учился брат Тони. Она быстро стала лучшей ученицей в классе.
ПЕРВЫЕ ШАГИ
Но вернёмся к младшей дочери. Роза родилась 22 января 1897 года в первом доме семьи Пондзилло на 175 Lewis Avenue. Крестили её 20 марта 1898 года в церкви Богоматери Кармельской. Здесь Розе суждено было впервые явить миру свой дар...
Как и подобает настоящей розе, она была окружена заботой. В этом смысле девочке очень повезло: в итальянских семьях по соседству было по 8, по 10 детей, и у родителей не хватало сил на воспитание такой оравы. А тут бабушка, мама, старшие сестра и брат — и все души не чают в своей «Малышке» (Baby — пожизненное семейное прозвище Розы). Кармела была старше на целых 9 лет. Проведя почти половину детства у родственников в шумном, переполненном доме, она хорошо понимала, как необходимы ребёнку внимание и ласка. В доме Пондзилло царили покой и уют — Маддалена была очень спокойной и серьёзной женщиной, отличной хозяйкой. В остальном у Розы было довольно обычное детство для девочки из католической итальянской семьи.
Характером Роза пошла в мать: спокойная, добродушная, шумных игр не чуралась, но никогда не участвовала в ссорах и драках. Она была типичной «совой», для неё было пыткой вставать с утра и идти на уроки. Роза рано начала петь и вскоре настолько увлеклась музыкой, что всё остальное её не интересовало. Нетрудно догадаться, что школу она искренне возненавидела.
Родители и бабушка общались между собой только на неаполитанском наречии, в разговоре с детьми время от времени переходя на ломаный английский. Неаполитанский диалект дети усвоили быстрее и с меньшим трудом. Позже это помогло Розе стать выдающейся исполнительницей неаполитанских песен. По словам Розы, она была «очень хорошим попугаем» — звучание разных языков ловила на лету, как и мелодии.
* * *
Семейство Пондзилло было очень музыкальным. Брат Тони увлекался оркестровой музыкой, участвовал во всех городских концертах и парадах и собрал на антресолях целую коллекцию музыкальных инструментов. У матери был прекрасный слух и природное высокое сопрано. Ещё в Италии она хотела брать уроки вокала, но родители были против: есть голос — пой в церкви, а сцена не место для порядочной женщины. Многие родственники матери в Нью-Хэвене стали музыкантами, любителями или профи. Отец неплохо играл на аккордеоне. Вслед за ним увлеклась аккордеоном Кармела, которой очень нравилось звучание этого инструмента. Было в доме и пианино, оно стояло у девочек в спальне. Однажды полисмену, который в очередной раз пришёл узнать причину прогула, гордо продемонстрировали, как Кармела и маленькая Роза играют в четыре руки, сидя на кровати.
В конце концов Кармеле показалось мало домашнего музицирования, и она пошла петь в хор церкви Богоматери Кармельской, где на неё сразу обратила внимание органистка Анна Райан (Ryan). Хорошенько запомните это имя: без неё не о чем было бы вести рассказ!
Анна М. Райан родилась в мае 1874 года в Меридене, в семье ирландских иммигрантов. Мать умерла рано, и Анне, незамужней молодой женщине, пришлось самой содержать пожилого отца, младшего брата и сестру. Сначала она работала органисткой в церкви св. Розы, а потом стала органисткой и руководителем хора в церкви Богоматери Кармельской, прихожанами которой были Пондзилло.
Анна сыграла ключевую роль в судьбе сестёр Пондзилло: она обучила их основам пения и музыкальной грамоты, чтению нот с листа, игре на пианино; она одолжила Кармеле денег на переезд в Нью-Йорк, нашла ей там хорошего педагога по вокалу и помогла устроиться в церковный хор; она поддерживала обеих девушек, когда Роза уехала вслед за сестрой, и жила в одной квартире с ними до самого 1936 года, когда Роза вышла замуж. Эта необыкновенная связь прервалась только со смертью Анны в феврале 1943 года.
Когда Кармеле исполнилось четырнадцать, она нашла себе подработку в магазине — шить женские шляпки и придумывать новые модели для них. Но мечтала только об одном: стать певицей. После того как на очередной спевке Анна спросила, что за мощное меццо заглушает весь хор, Кармела стала солисткой. Анна убедила её серьёзно заняться музыкой. Она сказала, что пару лет нужно хорошенько посидеть за пианино, а потом можно будет подыскать в Нью-Йорке педагога по вокалу. Мать одобряла эти занятия, твёрдо решив, что старшая дочь станет профессиональной певицей, а младшая после школы пойдёт учиться в колледж.
Тем временем Роза росла, и скоро семья пышно отметила её пятилетие. Неудивительно, что Малышка запела: часто слушала церковный хор, да и пример старшей сестры всё время был перед глазами. Звучный голос девочки разносился по всему дому. Однажды Розе захотелось спеть "O sole mio", «аккомпанируя» себе на подоконнике вместо пианино. Разложила ноты и запела прямо в окно. А органистка Анна как раз шла в их лавку за хлебом. «О, Кармела, привет! Как не Кармела?.. А кто же это? Роза?! Не может быть!!!» И для Розы началась новая жизнь — настоящая. Через много лет она скажет: «Моя учёба в школе, моё формальное образование ничего не стоили... Я была рождена только для пения, всё, что я хотела и могла, — это петь. Пение было единственной целью моей жизни».
До сих пор Роза просто ходила в церковь каждое воскресенье. Теперь она стала новой солисткой хора и пела Ave Maria Гуно, Шуберта, другие сольные партии... «Я была избрана для этого... С тех пор все мои интересы были связаны с пением. Не знаю, откуда это взялось». И никто не знал, откуда у девочки в таком возрасте мог взяться зрелый, сформировавшийся певческий голос, да ещё безо всяких занятий. Взрослые восхищались. Одноклассники смеялись над этим странным, недетским пением, исходящим из детских уст. В 5 лет Роза звучала как старшая сестра, в 10 лет — как 18-летняя девушка.
Кармела тратила часть заработка на свою любимую Малышку, стараясь обеспечить ей лучшие условия для музыкального старта. Роза довольно прилично одевалась и регулярно брала у Анны Райан уроки игры на пианино. Постепенно Анна сделала Розу экспертом по чтению нот с листа, и школьная учительница даже доверяла ей вести уроки сольфеджио. В школе Роза стала настоящей звездой, но другие предметы её совершенно не интересовали.
КАРМЕЛА ПОКОРЯЕТ НЬЮ-ЙОРК
Тем временем Кармела упорно занималась вокалом, и когда ей исполнилось 18, в городском справочнике красовалась гордая надпись: «Кармела Пондзилло, певица». Она заявила родителям, что не может больше оставаться в городке с населением 20000 и собирается уехать в Нью-Йорк, чтобы продолжить музыкальную карьеру. Отец был категорически против, но мать поддержала дочку. После бурных семейных сцен Кармела уехала, увозя с собой чемоданчик с вещами и 10 долларов, подаренных на дорогу мамой. Органистка Анна подыскала ей в Нью-Йорке квартиру, оплатила жильё и стол на 2 недели вперёд и дала денег на железнодорожный билет. Комната в пятиэтажке на Манхэттене стоила Кармеле 3 доллара в неделю — примерно 60–80 нынешних долларов, хотя если оценивать их строго по золотому стандарту, придётся и эту цифру умножить на 2.
Поначалу Анна приезжала в Нью-Йорк только по выходным, чтобы позаниматься со здешними учениками и заодно проведать Кармелу. Однажды Анна застала подругу и ученицу «без единого пенни, голодной и сломленной». Кармеле стало немного легче, когда она нашла работу кассира в ювелирном магазине. Дома она помогала отцу вести всю бухгалтерию, так что работа была привычной, но скучной. В конце концов Кармела попросила Анну устроить её в церковный хор. Анна обратилась в специальное католическое бюро по трудоустройству, и вскоре обеих певиц пригласили в церковь св. Патрика в Лонг-Айленд Сити. Кармеле с её прекрасным меццо нашлось место в квартете, а Анна стала штатной органисткой и окончательно перебралась жить к подруге. Очевидно, она ещё долго регулярно ездила в Мериден, поскольку известно, что в 1907–1910 гг. Роза продолжала брать у неё уроки музыки.
Доход позволял Кармеле брать 2 урока вокала в неделю, но этого явно было мало. Однажды она прочла объявление: в магазин одежды требуются девушки на работу модели. Нарядившись в облегающее кружевное платье Анны, нацепив чёрную шляпку с красной розой и добавив ко всему этому зелёный зонтик, она под видом покупательницы гордо прошла в кабинет к будущему работодателю мимо целой очереди других претенденток. Хозяин магазина решил, что шутка удалась, и взял Кармелу на должность модели и кассира. Теперь кроме зарплаты в церковном хоре она получала 50 долларов в неделю. На этой работе она оставалась около 3 лет.
На талантливую девушку обратил внимание знакомый её вокального педагога — Эдмунд Стэнли, известный импресарио и звезда оперетты. Он сам предложил Кармеле свои уроки вокала и актёрского мастерства. Спустя немного времени она начала выступать в варьете. Серьёзный актёрский дебют состоялся в 1912 году: Кармела получила роль в бродвейском мюзикле «Девушка из Брайтона», поставленном Музыкальной академией. Но на этом уровне она не удержалась и в конце концов оказалась в Keith Circuit — организации, владеющей многими театрами варьете, цирками и синема в Нью-Йорке, Бостоне и Филадельфии.
В ранние годы своей актёрской жизни Кармела около 6 месяцев была замужем за Генри Джамарино, хирургом из Коннектикута, с которым была знакома много лет. Когда она переехала в Нью-Йорк, он остался в Нью-Хэвене со старым отцом и двумя сёстрами. После свадьбы Джамарино настаивал, чтобы Кармела вернулась к нему и стала «нормальной домохозяйкой». Это, конечно, отвечало и желанию отца, но отнюдь не её собственному. Муж не хотел идти на уступки ради музыкальной карьеры Кармелы, а свёкор был совсем не рад заполучить в невестки «мисс Оперетту». Дело кончилось разводом — для итальянской католической семьи дело немыслимое…
РОЗА РАСПУСКАЕТ ЛЕПЕСТКИ
После отъезда Кармелы родители смогли тратить на младшую дочь гораздо больше средств, её занятия музыкой поощрялись. В таких тепличных условиях Роза стремительно росла как личность и музыкант, целыми днями разучивая любимые произведения. Кроме пианино она освоила скрипку. Во второй половине 1900-х годов пластинки ещё не были доступным массовым товаром, но Роза всё равно знала о многих знаменитых исполнителях того времени. Она была такой ярой поклонницей Нелли Мельбы, великой примадонны из Австралии, что в день своей конфирмации даже попросила священника причастить её под именем Роза Мельба. Священник отказал и причастил как Розу Марию, но всё же именно надпись "Роза Мельба" много лет спустя будет выбита на её могиле…
Ей исполнилось 12 лет. Хоть в этом и не было особой нужды, Роза начала подрабатывать: по пятницам и субботам играла на пианино и пела в небольшом магазинчике, развлекая клиентов. За эти два концерта с 5 до 9 вечера она получала полтора доллара. Девочка покупала себе всё что хотела, не обращаясь с каждой прихотью к родителям — ей было приятно чувствовать себя самостоятельной.
Розе нравились красивые безделушки и платья. Когда Кармела в очередной раз приехала домой отдохнуть, Роза ахнула: в роскошной одежде сестра казалась настоящей принцессой. Кармела сказала: «Когда ты подрастёшь и станешь зарабатывать столько же, сколько я, ты сможешь покупать любые платья. Кстати, ты уже достаточно большая, чтобы иметь свои деньги».
Сёстры отправились в центр города. Кармела привела Розу в кинотеатр Crystal, где после прослушивания ей сразу предложили выступать с популярными песнями во время сеанса немого кино. Оклад составлял 25 долларов в неделю. Певица с роскошным голосом в синема! Такого ещё не было не то что в Меридене — во всём Коннектикуте. Идея понравилась конкуренту Crystal, директору кинотеатра Star. Впечатлённый талантом Розы, он переманил её на лучшую зарплату, предложив ещё и подработку: в соседнем городке у него тоже был небольшой кинотеатр. Теперь Роза зарабатывала целых 50–60 долларов в неделю. Благодаря этим выступлениям и пению в церковном хоре она стала местной знаменитостью: о юной певице заговорила вся округа.
* * *
Скоро Розу пригласили работать в Нью-Хэвен, в элитный ресторан Cafe Mellone. Родители поначалу не хотели и слышать о переезде совсем юной дочери в соседний город, но в конце концов решили, что она может спокойно жить в доме маминой кузины, где Кармела провела 5 лет. Заведение принадлежало Джеймсу Цериани, выходцу из Милана. Интересно, что ресторан, хоть и под другим названием, до сих пор работает на том же месте: Center Street 35/37.
Специально съездив в Нью-Хэвен послушать пение сестры, Кармела мысленно поклялась сделать всё, чтобы Малышка нашла своему таланту достойное применение. И она была далеко не единственной поклонницей Розы — её выступления пользовались большим успехом. В Нью-Хэвене, крупном городе с университетом, было немало образованных, культурных людей, страстных меломанов. Все твердили, что через несколько лет Роза должна оказаться на оперной сцене. Цериани, хозяин Cafe Mellone, считал, что с таким голосом ей дорога прямо в Метрополитен. Однако об опере Роза даже не помышляла, ни одной арии наизусть не знала. В её репертуаре были только популярные песни и романсы.
Цериани настоял, чтобы она начала учить оперные арии, и за свой счёт нанял ей концертмейстера. Позже этот человек, Макс Дессауэр, говорил, что именно он начал готовить Розу к оперной карьере и убедил её ехать в Нью-Йорк, но никаких других подтверждений его словам нет. В интервью Роза всегда подчеркивала, что за всю жизнь не взяла ни одного урока вокала. Она никому не позволяла вмешиваться в свою природную манеру пения и со всеми педагогами занималась не вокалом, а разучиванием репертуара.
Выполняя условия контракта, Роза продолжала работать в Нью-Хэвене, пока в мае 1915 года не произошёл очень неприятный случай. Однажды вечером, когда она вышла из ресторана в сопровождении Цериани, на неё напал пьяный мужчина. Цериани оттолкнул хулигана, при падении тот ударился о бордюр и расшиб себе череп. Перепуганная Роза на следующее утро уехала в Мериден. Цериани взяли под стражу как убийцу, но по рассмотрении дела в суде он был оправдан. Когда Роза вернулась в Cafe Mellone, Цериани сказал: с таким голосом ей здесь не место, пора бы проведать сестру, а заодно и впервые в жизни сходить в оперный театр.
Так 17-летняя Роза наконец оказалась в Нью-Йорке и увидела оперу «Кармен» на сцене Метрополитен с Энрико Карузо и Джеральдиной Фаррар в главных ролях. В следующий раз они пошли на «Любовь трёх королей» Итало Монтемецци — в будущем одну из любимых опер Розы. Пели Карузо и Клаудия Муцио, и Роза все слёзы выплакала. Вопреки уговорам Цериани, она всё ещё не стремилась петь в опере — напротив, после всего увиденного решила, что подобное искусство для неё недосягаемо.
ДУЭТ СЕСТЁР ПОНДЗИЛЛО
Роза остановилась у Кармелы и Анны. Переезд в Нью-Йорк свершился не только из-за мечты Цериани когда-нибудь увидеть её на сцене: в семье Пондзилло разразился финансовый кризис.* Ещё когда Роза была в Нью-Хэвене, Кармела приехала в Мериден на уик-энд и узнала, что из-за больших долгов и неуплаты налогов в течение 5 лет на родительский дом наложен арест.
(*И напротив, по той же причине брату Тони пришлось вернуться из Нью-Йорка в Мериден и навсегда забыть о карьере певца. Представьте себе, Антонио Пондзилло тоже запел, и настолько хорошо, что с первого раза успешно прошёл прослушивание в Метрополитен! Ему предложили подучиться ещё с годик и вернуться. В Нью-Йорке он работал продавцом, но вернулся домой, когда родителям понадобилась помощь.)
Спасти дело могли 500 долларов, но в одиночку отложить такие деньги Кармела не могла и настойчиво звала сестру в Нью-Йорк. Она задумала создать дуэт — подобные «семейные подряды» пользовались в варьете большой популярностью. Для этого надо было вместе встретиться с её музыкальным агентом Джином Хьюзом, президентом Vaudeville Comedy Club. Добродушный и открытый человек, способный в компании друзей прикончить пару ящиков шампанского, он пользовался в мире варьете и водевилей всеобщей любовью и уважением.
Приезд сестры, хоть и запланированный, застал Кармелу врасплох: Роза приехала без предупреждения. Увидев её, Кармела пришла в ужас: «На миг мне показалось, что я теряю сознание». В свои юные годы Роза весила под 90 кг — полная противоположность сестре с её модельной внешностью! Она казалась неуклюжей и явно была слишком полной и высокой (1 м 72 см) для актрисы варьете. Кармела решила, что всё пропало.
«Я представила Малышку Джину Хьюзу. Никогда не забуду, с каким выражением лица он её разглядывал». Отозвав Кармелу в сторону, Хьюз сказал, что она и так популярная исполнительница и прекрасно обойдётся без сестры; в противном случае придётся начать всё сначала, а Роза — любительница, ничего не знающая о сцене. Кармела обещала посадить Розу на диету, затянуть её в корсет, как следует приодеть — и заверила, что впечатление будет совершенно другим. «Значит, должно произойти чудо», — сказал Хьюз. «Предоставьте это мне», — ответила Кармела.
Поначалу сёстрам пришлось туго: до первого совместного выступления в варьете надо было как-то дотянуть, а Роза была безработной. Кармела подрабатывала в ресторане напротив Метрополитен-оперы, получая 100 долларов в неделю. Однажды она привела с собой Розу и представила её хозяину. Тот сказал, что не может взять ещё одну певицу. Тогда Кармела пошла на хитрость: во время её выступления Роза встала из-за столика и присоединилась к сестре. Они стали сенсацией того вечера, и хозяин предложил Розе трёхразовое питание и 25 долларов в неделю. Вдобавок лучшей сцены для начинающих певиц, чем этот ресторан, и придумать было нельзя: его завсегдатаями были сотрудники и зрители Метрополитен. Каждый вечер сёстры проходили неофициальное «прослушивание».
Выходя из ресторана, Кармела бросала долгий взгляд в сторону театра и говорила: «Смотри, Роза, вот о чём я мечтаю, вот куда стремлюсь. Скоро мы будем петь здесь». Она уже успела в полной мере оценить вокальный потенциал Розы. Как и Цериани, она убеждала сестру, что её настоящее предназначение — быть оперной певицей. Роза отвечала: «Кармела, должно быть, ты сошла с ума!»
Хьюз согласился снова встретиться с сёстрами, чтобы дать Розе второй шанс. Мисс Маккэйб, хозяйка квартиры, устроила обед. Добрая, религиозная женщина любила и уважала Кармелу, видя, как упорно та борется за работу и признание. В это трудное для семьи Пондзилло время мисс Маккэйб согласилась целыми неделями обходиться без квартплаты. Вопросов насчёт меню ни у кого не возникло — приготовили спагетти. Они встретили Хьюза в дверях, и тот воскликнул: «Неужели это та самая толстушка Роза? Кармела, да ты просто чудо!» Используя свои навыки модели, Кармела искусно скрыла недостатки фигуры Розы, затянув её в корсет и распустив пышные волосы. Когда Роза подошла к роялю и спела «Kiss Me Again» из водевиля Виктора Херберта «Mademoiselle Modiste»*, Хьюз потерял дар речи. Придя в себя, он сказал: «О Боже! Кармела, она и вправду может петь! И что за голос!»
(*«Kiss Me Again» — одна из любимых песен Розы и один из главных её хитов в варьете. В 1920-х годах она записала пластинку с этой песней. См. в конце статьи ссылку на 2-й диск нимбусовского издания на Music YouTube.)
На следующий день состоялся разговор Кармелы и Хьюза у него в офисе. Кармела сообщила, что программа совместного выступления готова. Хьюз снова напомнил, что ей придётся начать всё сначала, но Кармела была непреклонна: Роза — гениальный ребёнок и не должна вернуться в Нью-Хэвен на зарплату 50 долларов в неделю. Сцендвижению и прочим азам актёрского ремесла Роза быстро научится у сестры, и их ждёт скорая слава, если они объединят усилия. Сражённый упорством Кармелы, Хьюз включил в свой план выступление сестёр в нью-йоркском театре Star.*
(*Согласно воспоминаниям Розы. Доказано, что она перепутала названия: этот театр был уже закрыт. Можно только строить предположения, где же сёстры дебютировали на самом деле.)
Кармела и Роза не могли позволить себе дорогих вечерних платьев и явились на свою премьеру в обычной одежде. «Вы что, с ума сошли?» — спросили администраторы театра. Но, вопреки их скептицизму, успех был потрясающим, а простые платья и налобные повязки (дизайнерский изыск Кармелы) стали частью имиджа. Следующие 2 года дуэт Ponzillo Sisters, известный также под названием Those Tailored Italian Girls, выступал в театрах Нью-Йорка, Бостона и других городов, неизменно собирая аншлаги. Сёстры пели популярные баллады, песни, романсы, оперные арии и дуэты. И Кармеле, и Розе был по плечу любой репертуар, от лирического сопрано до контральто. В газетных публикациях журналисты и критики очень доброжелательно отзывались о выступлениях сестёр. Всё чаще их называли оперными примадоннами и гадали: откуда они такие взялись? Не иначе как прямо из Италии! В 1918–1919 гг. сёстры сделали несколько записей своего прежнего репертуара, да и в 20-е годы записали немало дуэтов. Эти пластинки остаются красноречивым свидетельством их исполнительского мастерства.
* * *
Слава о необыкновенном дуэте шла по всему восточному побережью США, и сёстры приносили Keith Circuit немалый доход. Несмотря на это, в 1917 году, когда вышел срок первого контракта, дирекция предложила новый на тех же условиях — 500 долларов в неделю. Возмущённая Кармела потребовала тысячу. Сёстры провели длительное турне, после которого наметился очередной кризис. Напряжённый гастрольный график вконец измотал их, короткий отдых на неделю или две не избавлял от хронической усталости. Кармела страдала из-за нехватки регулярных занятий по вокалу. Ей было почти 30 лет, пришло время делать выбор: или оставаться в варьете до конца карьеры, или готовиться к прослушиванию в оперный театр. Обычный для тогдашних американских певцов путь — обучение в Европе, дебют на европейской оперной сцене и возвращение в США — сёстры даже не рассматривали: на всё это нужно было самое меньшее 5000 долларов, а такой суммой они не располагали даже при нынешних заработках.
Вдобавок Хьюз умер, и они остались без менеджера и покровителя. Хьюз верил в талант сестёр Пондзилло: на его глазах они буквально за год стали хэдлайнерами нью-йоркского Palace Theatre и приблизились к статусу настоящих звёзд варьете. Но дирекция Keith Circuit была заинтересована в том, чтобы делать деньги, а не новых звёзд, которых и без того хватало. Когда им предложили третий контракт, предоставив очень мало времени для репетиций при той же оплате, Кармела сначала отказалась, а затем потребовала 2000 долларов в неделю и достаточный срок для подготовки нового репертуара. На том конце провода крикнули: «Кармела, ты совсем спятила!» — и бросили трубку. Так дуэт Ponzillo Sisters прекратил своё существование, и это подтолкнуло Кармелу к окончательному выбору: варьете не для них, нужно попытать счастья в опере.
ЗНАКОМСТВО С КАРУЗО И ПРОСЛУШИВАНИЕ В МЕТРОПОЛИТЕН-ОПЕРЕ
Заработав кучу денег на последних гастролях, сёстры могли позволить себе передышку. Кармела стала брать уроки у известного педагога и музыкального агента Уильяма Торнера (William Thorner). Он особенно прославился благодаря сотрудничеству с Амелитой Галли-Курчи — великой сопрано, которую уже называли второй Аделиной Патти и певицей, достойной венцов Нелли Мельбы и Луизы Тетраццини. В Италии он был её учителем вокала. Встретившись с Галли-Курчи позже, когда она пела в Южной Америке, Торнер исправил последние недостатки, не позволявшие певице раскрыть весь свой потенциал. Он помог ей добиться контракта с Чикагской оперой, и после дебюта в США дела Галли-Курчи резко пошли вверх. Торнер был близким другом Карузо, Джузеппе де Люка, Виктора Мореля и многих других выдающихся певцов, часто приглашал их на свои уроки послушать перспективную молодёжь. На это и рассчитывала Кармела.
Торнер был преподаватель не из дешёвых и обычно просил 1500 долларов в год, но за последнее турне Кармела, по-видимому, сумела отложить необходимую сумму. Она стала упорно заниматься, и Торнер дал понять, что ценит её талант. В ожидании новых предложений в варьете Роза скучала без работы, и Кармела надеялась, что сестра заинтересуется занятиями, заметив прогресс в её пении. Так и вышло: однажды Роза спросила у Кармелы, не нашла ли она нового учителя. Кармела ответила: «Да». — «И как его зовут?» — «Уильям Торнер». По блеску в глазах Розы Кармела поняла, что сестра клюнула на удочку. Однажды утром они отправились к Торнеру вместе.
Торнер сразу заявил, что не заинтересован обучать двух певиц с одинаковой фамилией. Кармела убедила его дать Розе несколько вокализов. «Если она будет упорно учиться, то когда-нибудь запоёт хорошо», — таков был приговор. Тогда Кармела попросила Розу спеть песню, которую она знала в совершенстве, «Kiss Me Again». Торнер явно был впечатлён, но снова сказал, что не может учить обеих сестёр. Возможно, зная их финансовую ситуацию, он опасался, что рискует остаться без достойной оплаты. В конце концов, поразмыслив, он всё же согласился заниматься с Розой.
* * *
Шёл ноябрь 1917 года. Розе уже исполнилось 20 лет, и до сих пор она никогда не занималась вокалом. Ей хватало природной постановки голоса и вокального слуха. Позже она утверждала, что и Торнер не учил её петь. Роза воспринимала его лишь как театрального агента со связями, помогшего сёстрам познакомиться с Карузо, что в конечном итоге и решило их судьбу. Но биографы сомневаются, что роль Торнера сводилась только к этому и что Роза, полгода распевая вокализы под его присмотром, не почерпнула у выдающегося педагога никаких ценных знаний.
Поначалу Торнер считал, что как певица Роза менее перспективна, чем Кармела. Но в декабре 1917 года к нему на огонёк заглянул легендарный французский баритон Виктор Морель, для которого Верди писал роли Яго и Фальстафа.
В свои 69 лет Морель прекрасно выглядел и сохранил голос, часто давал концерты в Нью-Йорке. Придя к Торнеру перекинуться в карты, он попал прямо на занятие с сёстрами Пондзилло. Торнер спросил Мореля, что он думает об этих ученицах, особенно о самой талантливой — Кармеле. «Да неужели ты не слышишь разницы? — удивлённо ответил Морель. — Как раз другой, Розе, благоволят сами боги!» После такой характеристики из уст самого Мореля Торнер немедленно предложил Розе контракт. Это означало, что педагог согласен заниматься с ученицей даром или практически бесплатно в ожидании процента от будущих гонораров.
А весной 1918 года в студию Торнера пришёл Карузо. С неизменной тростью и сигарой, одетый с иголочки, излучающий обаяние и радость, он выглядел в точности как на бесчисленных фотографиях. Несколько лет назад Роза впервые увидела великого тенора на сцене, а теперь сама должна была петь для него! Ей это казалось какой-то дикой шуткой.
Едва взглянув на её лицо, Карузо сразу перешёл на неаполитанский диалект: «Oe, Scugnizz’, sa che si som-miglia a m-me?» («Беспризорница/уличная девчонка, ты знаешь, что очень на меня похожа?») Внешнее сходство действительно бросалось в глаза. Роза тоже никогда не лезла за словом в карман: «Я была бы не прочь выглядеть как вы только в том случае, если бы и петь могла точно так же!» Карузо рассмеялся и сказал: «Посмотрим, посмотрим!» Так судьба свела двух выходцев из южной Италии, в чьих жилах текла кровь Терра-ди-Лаворо. Немного позже подошли Адамо Дидур, Роза Раиза и её муж Джакомо Римини. Очевидно, это не было случайным визитом: Торнер пригласил звёзд оперы послушать талантливых учениц.
Не успела Роза спеть несколько пассажей, как Карузо не выдержал и присоединился к ней, и она совсем потеряла голову от смущения. Роза и Кармела показали весь свой репертуар, в основном вердиевский, спев все длинные и сложные арии из опер «Трубадур», «Джоконда», «Аида» и других. «Учитывая, что я никогда не занималась вокалом, а сестра занималась совсем недолго, это была очень амбициозная программа. Помню, что когда я пела, Карузо пристально изучал меня, сощурив глаза. Когда прослушивание окончилось, Дидур, Раиза, Римини и Карузо зааплодировали, и мы услышали от этих великих артистов все мыслимые слова ободрения и поддержки. Когда мы собрались уходить, Карузо подошёл ко мне и сказал: «Ты ещё споёшь со мной. Не знаю, когда — может, через год, через два, но мы будем петь вместе». Конечно, я просто остолбенела. У меня никогда не было серьёзного стремления стать оперной певицей, и вот сам Карузо говорит, что я буду петь с ним! Он коснулся своего горла и сказал: «У тебя есть это». Потом положил руку на сердце: «У тебя есть это». Потом указал на свою голову: «Остальное зависит от того, что у тебя вот здесь. Но думаю, и это у тебя есть». На вопрос Розы, может ли она надеяться петь с ним в Метрополитен, Карузо ответил: «Это в руках богов», попрощался и ушёл. «Невозможно передать, как счастливы были в тот вечер мы с Кармелой, — пишет Роза в мемуарах, — как переживали заново каждый миг этого дня!»
* * *
Шёл май 1918 года. В Европе гремела война. Певцы отказывались от дальних поездок, а немецкие исполнители в любом случае не могли выступать в США. Из-за роста антигерманских настроений пришлось даже временно отказаться от опер Вагнера, а значит, увеличить долю опер итальянских и французских. Стало невозможно планировать репертуар: ощущалась нехватка вокалистов. Последние два сезона в Метрополитен дались с большим трудом, и настроение у импресарио Джулио Гатти-Казацца было довольно мрачное.
Он начал свою карьеру с того, что вместе с Тосканини спас миланский театр Ла Скала, доведённый буквально до руин чередой плохих администраторов. В 1908 году Отто Кан, председатель совета директоров и «крёстный отец» Метрополитен, заключил секретную сделку, в результате которой Тосканини и Гатти оказались в Нью-Йорке. Кан стремился сделать Мет лучшим оперным театром в мире, и при поддержке Гатти и Тосканини сумел добиться своей цели: здесь пели такие звёзды, как Карузо и Фаррар, сюда приезжал на постановки своих опер Пуччини. Теперь же Гатти приходилось бессильно смотреть, как война разрушает не только привычный европейский уклад жизни, но и его планы по развитию театра. Где взять новых певцов на ведущие роли? Ответ лежал на поверхности: нужно искать их в США, чтобы не зависеть так сильно от Европы. Наверно, итальянец Гатти поначалу гнал от себя эту еретическую мысль. Ведь Меккой оперного искусства была его родина, и ни один американец не стал ещё звездой, не пройдя подготовку там, за океаном.
И всё же сама судьба заставила Гатти решиться на переоценку ценностей. В ноябре в Метрополитен должна была состояться премьера оперы Верди «Сила судьбы», а в Нью-Йорке не было ни одной великой европейской сопрано. Клаудия Муцио, единственная претендентка на роль Леоноры, тоже была в отъезде. Через неделю после памятной встречи Карузо, убеждённый, что нашёл идеальную замену, предложил Гатти прослушать Розу и Кармелу. Ещё один удивительный подарок судьбы! В контракте с Торнером говорилось: педагог приложит все усилия, чтобы устроить Розу либо в Метрополитен, либо в Чикагскую оперу. Первый вариант, конечно, был лучше в любом случае. Но оперный театр в Чикаго вскоре закрылся из-за организационных неурядиц. Начни Роза петь там, её карьера была бы прервана в самом начале!
Для Гатти много значила не только рекомендация Карузо, но и репутация Торнера как педагога, которого журнал Theatre в 1915 году назвал «Колумбом вокальных берегов», первооткрывателем многих замечательных талантов. В своих мемуарах Гатти даже пишет, что в первую очередь имя Торнера заставило его обратить внимание на сестёр Пондзилло. Неудивительно! На вопрос, где раньше пела претендентка на роль Леоноры, Карузо ответил: «В варьете». — «Что? Варьете?! Ты меня убиваешь! Из варьете в оперу?» — «Ты только послушай её! А потом говори». — «Что ж, вот что я тебе скажу: если она справится, двери Мет впредь будут открыты для всех американских талантов. Но если нет, мне придётся оставить должность, сесть на первый попавшийся корабль в Италию и носа не показывать в Америку до конца своих дней!» Гатти снял трубку и позвонил Торнеру: «Я слышал, что у вас есть две молодые певицы, и хотел бы их прослушать». Через пару дней Торнер, Роза и Кармела явились в Метрополитен.
Слух об открытии Карузо стремительно распространился. Кроме Карузо и Гатти, на прослушивание пришли другие звёзды и администраторы Метрополитен, в том числе Паскуале Амато, Джованни Мартинелли, Фрида Хемпель и сам Отто Кан. За роялем сидел Романо Романи, который по просьбе Торнера готовил сестёр к прослушиванию. Судя по всему, он же аккомпанировал им во время недавнего визита Карузо. Этот талантливый пианист родом из Италии, выпускник Миланской консерватории и близкий ученик Пуччини, сразу стал другом и бессменным аккомпаниатором Розы. Он также дирижировал практически на всех её записях. Будучи на 15 лет старше, Романи ласково называл её Розиной. Он впервые познакомился с сёстрами Пондзилло ранней весной 1917 года на концерте своей подруги Розы Раизы, а до того слышал их выступления в варьете.
Роза исполнила арию "O patria mia" из «Аиды» и две арии из «Трубадура», Кармела — арию Лауры из «Джоконды». Затем сёстры спели по одному дуэту из «Аиды» и «Джоконды». Во время первого прослушивания ничего особенного не произошло — никаких безумных восторгов, возгласов и аплодисментов, это было не в стиле Гатти. Он просто признал вокальное мастерство сестёр Пондзилло и поблагодарил Карузо. Единственным признаком успеха была многообещающая фраза, которую он обронил после выступления Розы: «Кто знает? Возможно, у нас наконец появится новая Норма». В последний раз «Норму» ставили в Метрополитен в 1892 году, с Лилли Леманн в главной роли.
Гатти сказал Розе прийти ещё раз примерно через две недели, подготовив арии "Pace, pace" из «Силы судьбы» и "Casta diva" из «Нормы». «С таким же успехом он мог предложить мне выучить наизусть Коран», — говорила Роза. Арии, с которыми она выступала на первом прослушивании, давно входили в концертный репертуар сестёр, но теперь предстояла задача посложнее. Новичок в оперном пении, Роза с большим трудом подготовила за неделю две труднейшие арии, порой отказывая себе в еде и сне. Ей помогли природная музыкальность, память, навыки чтения нот с листа, а также новый друг и концертмейстер Романо Романи, без которого, конечно, пришлось бы совсем плохо.
Сёстры были обескуражены тем, что Кармеле не предложили приготовить что-нибудь новое. Ведь это она столько лет мечтала об опере, тянула за собой Розу — и вдруг оказалась не у дел. В Метрополитен было немало хороших меццо на роли второго плана, и Гатти пока не мог взять её в театр. Но Кармела так радовалась успеху Розы, что смирилась с собственной неудачей. В любом случае, контракт с Метрополитен был спасением: сбережения подходили к концу, родители нуждались в помощи (Тони призвали в армию), а постоянной работы не было — только концерты в кафе и на армейских сборах.
* * *
4 июня, через 10 дней после первого прослушивания сёстры снова пришли в Метрополитен в сопровождении Торнера. Теперь Роза должна была петь в одном из самых больших залов. Она прекрасно спела арию Леоноры, но на последних тактах Casta Diva… упала в обморок. Все бросились приводить её в чувство. Роза, уверенная, что всё пропало, поднялась на ноги, умирая от стыда и отчаяния. Подошёл Гатти и с отеческой лаской в голосе сказал: «Это всё нервы. Вы молоды. Кроме того, мы ведь не собираемся ставить «Норму» завтра же». Он предложил пройти к нему в кабинет.
Гатти достал из ящика письменного стола листок бумаги и протянул его Розе: «Вот, подпишите». — «Что подписать?» — «Ваш контракт — дебют с Карузо в «Силе судьбы». Как вы думаете, к ноябрю сумеете подготовиться?» Потерявшая дар речи Роза кивнула. Торнер зачитал контракт, и она поставила подпись. В мемуарах Гатти пишет, что был поражён красотой её голоса, музыкальностью, исполнительским мастерством, необычным для столь юной и неопытной певицы. «Сила судьбы» ставилась в Метрополитен впервые. Конечно, Гатти рисковал, поручая Розе сложнейшую партию Леоноры, но после двух прослушиваний убедился, что риск оправдан. К тому же он шёл на поводу у Карузо, которому всегда позволял подбирать партнёров по собственному усмотрению.
Насколько большую ставку делал Гатти на юную певицу, ясно из самого документа. Контракт заключался сразу на два сезона, с 11 ноября 1918 по 20 апреля 1919 г. Роза должна была исполнять ведущие женские роли в следующих операх: «Сила судьбы», «Аида», «Трубадур», «Сельская честь», «Джоконда», «Тоска», «Бал-маскарад». Из других жанров был представлен только Requiem Верди. Requiem и первые четыре оперы следовало подготовить к 11 ноября, всего за полгода! График работы — 3 выступления в неделю с окладом 150 долларов в неделю.* Выполняя условия контракта с Торнером, Роза договорилась, что театр будет перечислять на его имя 10 процентов гонорара. За каждый пропуск выступления по болезни полагался штраф 50 долларов. Театр также гарантировал, что Розе не придётся выступать дважды в один день.
(*Гонорары Розы росли в геометрической прогрессии: в 1919–1920 гг. она получала уже 300 долларов в неделю плюс 100 за внеплановые выступления, в 1920–1921 гг. — 650 долларов в неделю плюс 250 за внеплановые. Каждый год 1 мая она должна была сообщить, собирается ли подписывать новый контракт. В межсезонье ей разрешалось выступать с концертами (но только не перед ноябрьским дебютом 1918 года). В сезон вести концертную деятельность можно было только с разрешения администрации Метрополитен. Разумеется, пока действовал контракт, Роза не имела права петь в оперных театрах других компаний.)
Гатти считал, что фамилия новой солистки труднопроизносима и к тому же напоминает о прежней карьере в варьете, что оперной певице совсем ни к чему. Он убедил Розу изменить Пондзилло на более интернациональное Понсель, хотя пришлось выдержать настоящую битву с Кармелой. Ей было не по себе, что теперь у них с Малышкой разные фамилии.
ТРИУМФАЛЬНЫЙ ДЕБЮТ РОЗЫ
На лето сёстры с матерью сняли небольшой коттедж на берегу моря, неподалёку от Меридена. Романи поселился рядом, приходил каждый день и помогал разучивать репертуар — за 5 месяцев нужно было приготовить несколько сложных партий. Роза сумела немного похудеть: всё свободное время она играла в теннис и гольф, плавала, гуляла на природе. Позже такой отдых стал для неё привычным, и бывшая пышечка превратилась в стройную, закалённую спортсменку. Сама Роза считала, что занятия спортом помогли ей развить контроль над дыханием.
Позже, вспоминая о лете 1918 года, она писала, что никогда ещё ей не приходилось работать с таким напряжением, с утра до вечера. В отличие от большинства певцов, которые разучивали сначала свои речитативы и арии, а потом дуэты и ансамбли, Роза учила наизусть всю партитуру «Силы судьбы», от первой страницы до последней: «Этой методики я придерживалась на протяжении всей своей карьеры, и по-прежнему уверена, что она самая лучшая, поскольку даёт певцу необходимый кругозор и позволяет понять оперу как драму, а не просто ряд "образцово-показательных" арий, сцеплённых вместе случайным образом, чисто функционально». Кстати, точно так же готовил новые партии Ф. И. Шаляпин, руководствуясь теми же соображениями. Лишь после того как каждая нота оперы запечатлелась в памяти певицы, Романи приступил к работе над фразировкой, интерпретацией и вокалом. Это был главный его урок, который Понсель запомнила на всю жизнь. Кроме того, Романи, уроженец Тосканы, помог Розе поставить литературное итальянское произношение (напомним, что её родным языком был неаполитанский диалект).
* * *
В сентябре, когда Роза вернулась в Нью-Йорк, Гатти сразу заметил, что она улучшила свой итальянский, сбросила лишний вес и очень выросла как музыкант. Чтобы поддерживать себя в форме, Роза ходила на репетиции пешком (получалось около 3 миль в день) и совершала частые велосипедные прогулки по городу. Это стало для неё привычкой на много лет.
На осенних репетициях в Мет тоже пришлось изрядно потрудиться, это было отнюдь не варьете, где выступление длилось обычно минут 20. Карузо подбадривал Розу своим любимым афоризмом: «Терпите! Чтобы быть великим, певец должен страдать!» Но кроме большой нагрузки особых поводов для страдания не было: Гатти и Карузо были очень ею довольны. Роза вспоминала, что насколько Карузо был беспощаден к себе, настолько он был доброжелателен и тактичен по отношению к коллегам. Слушая Розу, он всё время давал ей советы, помогая найти необходимый жест или окраску звука.
Зато после такой подготовки генеральная репетиция 13 ноября прошла как по маслу, и под конец Роза смогла расслабиться и постоять на ушах. Распоясавшаяся дебютантка села за рояль и прямо с листа сыграла 8 страниц оркестровой партитуры, а потом принялась наяривать сцену в склепе из «Аиды» в популярном тогда стиле регтайм. Дирижёр Папи схватился за голову, а Карузо чуть не умер от смеха. От избытка чувств всегда флегматичный Гатти подошёл к Розе, взял её за пухлые щёчки и ласково сказал по-итальянски: «Che fata tosta!» («Ах ты толстая морда! Ах ты нахалка!») После репетиции все отправились в ресторан Лорбера напротив театра, где 3 года назад Роза начала свою концертную деятельность в Нью-Йорке. Теперь она была почётной гостьей: «Контракт с рестораном привёл нас в варьете, варьете — в Мет, а Мет вернул меня в тот самый ресторан! Вот как "сила судьбы" работала в моей жизни!»
* * *
Вечером 15 ноября 1918 года Роза готовилась впервые предстать перед публикой Метрополитен. Теперь было не до веселья: она не смогла даже переодеться и наложить грим без посторонней помощи. Роза клялась, что напрочь забыла музыку и слова своей партии, будто никогда её и не разучивала. Кармела уже хорошо знала её причуды и привычно подбадривала: «Роза, ты ли это говоришь? Мы с тобой никогда не знали неудач!» Сёстры преклонили колени и помолились, мать в углу перебирала чётки.
К ним заглянул Торнер, пожелал удачи и предложил спеть пару вокализов, но перепуганная Роза отказалась. Вместо того чтобы проверить голос по дороге к сцене, в гулком каменном коридоре, неопытная актриса поторопилась и издала несколько звуков прямо в гримёрной. Конечно, в комнатушке, обитой мягкой тканью и увешанной драпировкой, она не услышала никакого резонанса и решила, что голос пропал!
На первый выход Розу буквально под руки вёл верный друг Романи, сзади шла Кармела, неся наготове флакон нюхательной соли, а замыкала эту необычную процессию мама с чётками в руках. В голове у Розы крутилась одна мысль: «Я в самом деле умру на этой сцене. Бедная моя мама…» Последней каплей было то, что Карузо не зашёл к ней, чтобы успокоить и ободрить свою «маленькую беспризорницу».
Но королю теноров сейчас было не до юной дебютантки... В одной из соседних гримёрных дым стоял коромыслом: как обычно, Карузо курил одну сигару за другой, пытаясь взять себя в руки и успокоиться. Он ужасно нервничал на каждой премьере. Теперь же пришлось через день петь две генеральные репетиции и две премьеры*, да ещё и волноваться не только за себя.
(*9.11.1918 — генеральная репетиция оперы Сен-Санса «Самсон и Далила», 11.11 — премьера этой оперы, открытие сезона; 13.11 — генеральная репетиция и 15.11 — премьера «Силы судьбы» Верди.)
Страхи были напрасны. После каждой сцены зал взрывался аплодисментами и криками «Браво!» Три часа спустя потрясённые зрители приветствовали новую примадонну… Это был самый необычный дебют за всю историю оперного искусства! Роза была наделена всеми качествами идеальной оперной певицы, не хватало лишь уверенности в себе… Панический страх перед сценой преследовал её на протяжении всей карьеры, но выйдя она забывала обо всём, кроме игры и музыки.
После спектакля в гримёрную пришёл сам Отто Кан, поздравил Розу с удивительным успехом и вручил в конверте тысячу долларов. Пришли с поздравлениями Карузо и Гатти, другие участники постановки, Романи, мама и сестра, Торнер, коллеги по варьете, Цериани, который всего 3 года назад впервые привёл Розу в Метрополитен и сказал, что когда-нибудь она обязательно будет петь здесь…
Потрясение было столь велико, что на следующий день Роза уехала в Нью-Хэвен, город, когда-то ставший для неё вторым домом, и на неделю легла в больницу святого Рафаэля, где за ней ухаживал её личный врач Вильям Верди. Приведя нервы в порядок, Роза вернулась в Нью-Йорк, потому что уже 28 ноября надо было снова петь спектакль.
Американская премьера «Силы судьбы» с такими певцами, как Карузо и де Люка, была обречена на успех, но Роза Понсель была настоящей сенсацией того вечера. Всего за три часа она стала оперной звездой — первой звездой, которая родилась в США и здесь же обучалась музыке! Началась новая эра в истории Метрополитен и американской оперы.
Своим успехом Роза проложила путь на сцену и другим местным талантам. Видя, как она готовилась к дебюту, Гатти убедился, что заполучил в свой штат музыканта-профессионала, надёжную, образцовую сотрудницу, и стал относиться к девушке с отеческой лаской. На год старше её матери, он и вправду годился Розе в отцы. Гатти быстро понял, что имеет дело с гениальной певицей, которой по силам любая роль. Между ними навсегда установились очень тёплые, дружеские отношения. Уходя на покой в 1935 году, Гатти в специальном письме поблагодарил Розу, что за всю его долгую карьеру она была единственной певицей, которая не доставила ему ни малейших хлопот и ни разу не подвела театр. В устах скупого на похвалы импресарио такая благодарность дорого стоила.
НАЧАЛО КАРЬЕРЫ
На следующее утро после своего дебюта Роза Понсель проснулась знаменитостью. Даже лёжа в больнице ей пришлось давать интервью. Не прошло и двух недель после премьеры, а фотографии Розы уже красовались на страницах всех крупных газет США. Пресса смаковала необычную историю вундеркинда из бедной иммигрантской семьи. Дотошные журналисты раскопали все подробности жизни Розы и Кармелы, вплоть до кличек собак в родительском доме.
Критики наперебой подбирали сравнения для голоса Понсель: «золотая жила», «поток расплавленного золота». Фирма Columbia Record так торопилась записать этот феноменальный голос, что сразу предложила Розе длительный контракт на 10000 долларов, и уже через 3 недели после премьеры «Силы судьбы» (!) вышла пластинка со сценой La vergine degli angeli. На другой стороне была записана песня Тости «Прощай». Подумать только: совсем недавно Роза пела её в театрах-варьете и городских кафе, где практически никто из слушателей не мог по достоинству оценить эти бесподобные верхние ноты!
К великому несчастью для всех любителей оперы, из-за поспешного контракта с Columbia Record Роза не смогла сделать совместные записи с Карузо, который записывался у конкурентов — Victor Talking Machine Company. А когда в 1923 году Понсель перешла на лейбл Victor, Карузо был уже мёртв… В последний раз Роза вышла с ним на сцену в опере Ф.Галеви «Еврейка» (Метрополитен, 1919). Один из зрителей так описал это выступление: «Казалось, будто эти два голоса — мраморные колонны, поднимающиеся от пола к потолку зала».
В 1920 году Карузо уехал в Италию — как оказалось, уехал умирать. Перед отъездом великий тенор подарил Розе фотографию, на которой они были запечатлены в сценических образах Елеазара и Рахили. На обороте он написал по-итальянски стихотворный экспромт:
Моей обожаемой дочери,
Дорогой Рахили,
Розе Розелле
По имени Понселла
Желаю долгой жизни и прекрасной карьеры.
Энрико Карузо (Елеазар)
Роза потеряла друга, учителя и покровителя, с которым пропела половину спектаклей за первые 2 года в Мет. Совсем ещё юной певице предстояло доказать, что она нечто большее, чем «открытие Карузо», и по праву входит в число ведущих солисток театра. Но к этому времени и дирекция, и коллеги, и публика успели оценить её дар.
* * *
По словам баса Эцио Пинца, Понсель была последней великой драматической певицей-сопрано — «все остальные были просто лирическими сопрано с большими голосами». Сама Клаудия Муцио признала, что Роза превзошла её в искусстве бельканто. Знаменитая примадонна Джеральдина Фаррар, чьё пение восхитило Розу при первом посещении оперы, говорила: «Обсуждая певцов, вы должны сначала отставить в сторону двоих — Розу Понсель и Энрико Карузо. Затем можете продолжать». На вопрос Лотте Леманн, как можно достичь такого звучания, как у Понсель, Фаррар ответила: «Заключить персональную сделку с Господом Богом. И после этого очень много работать». Элизабет Шварцкопф вспоминала: «Первой записью, которую поставил мне мой будущий муж, чтобы объяснить смысл бельканто, была запись Понсель. 30 лет спустя, когда он прослушивал её пластинки, готовя памятное переиздание, я вдруг обнаружила, что повторяю как заведённая: "Это абсолютное совершенство!"»
Уже в ранних записях поражает сочетание юного голоса и мастерства, вокального и актёрского. Роза стала первой певицей, которая привнесла в звукозапись живое чувство. В отличие от «ледяной» Мельбы, от Тетраццини, которая забавлялась невероятными импровизациями и трелями, Понсель пыталась не столько блеснуть техникой (это получалось само собой), сколько передать внутренний мир героинь, таких же юных и искренних, как она. Эмоциональный, удивительно подвижный и богатый обертонами голос. Свободный верх, бархатная, насыщенная середина, необыкновенно мощный для сопрано низ… Скорее, у Розы было меццо с огромным диапазоном. Вспомним, что когда ей исполнилось 5 лет, Анна перепутала её не с кем-нибудь, а с Кармелой, у которой уже тогда был низкий голос. В одной из записей 1954 года ("Смерть и дева" Шуберта) Понсель поёт ре малой октавы! Кстати, и сама Роза признавала: вполне возможно, она стала бы меццо, если бы с самого начала её не готовили к карьере сопрано.
РАСЦВЕТ
Роза пропела в Метрополитен 19 сезонов с небольшими перерывами. В 1924 году она съездила в Италию на стажировку к знаменитому дирижёру Туллио Серафину, что позволило ей выйти на совершенно новый уровень. Гатти попросил Серафина подготовить Понсель к выступлению в опере «Джоконда», научить её подлинной выразительности: «У неё потрясающий голос! Как жаль, что в ней совсем нет огня!» По словам Серафина, огня у Розы хватало, задача заключалась в том, чтобы научить молодую певицу «раздувать тлеющие угли», сделать её более открытой и экспрессивной.
В том же году Серафин переехал в Нью-Йорк и до самого 1935 года был главным дирижёром Метрополитен-оперы. В этот период под его чутким присмотром Понсель достигла вершин актёрского и музыкального мастерства. В 1927 году она, как и планировал Гатти, стала второй Нормой за историю Мет. За всю свою карьеру Роза исполнила 22 роли, но главными, триумфальными были Норма, Аида, Леонора, Джоконда, Кармен и Селика в «Африканке» Мейербера. Увы, ей так и не довелось спеть ни одной роли в операх Пуччини — только избранные арии на концертах и пластинках. По мнению Гатти, для пуччиниевской героини Роза была всё-таки слишком полноватой и высокой, так что эти роли доставались другим звёздам Мет.
Почти каждое лето Понсель отдыхала в Европе, разучивая новый репертуар. В 1924 году она навестила Пуччини в его доме в Виареджио, за несколько месяцев до смерти композитора. Знакомство состоялось в местном кафе: Роза без приглашения подсела за столик к Пуччини и в своей обычной шутливой манере представилась дочерью индейского вождя.
— Это прекрасно, — растерянно пробурчал Пуччини без особой радости.
— Меня зовут Пеллеросса. И моим оперным дебютом было одно из ваших сочинений, но я не помню названия…
— Надеюсь, хотя бы музыку вы помните, — сухо ответил Пуччини.
— Благодарю вас, маэстро, за столь серьёзный интерес к моей персоне. Итак, я Пеллеросса, краснокожая певица из Америки…
Нелепая беседа продолжалась, пока Пуччини не понял, что его разыгрывают, и не вспомнил, что где-то видел это лицо.
— Да кто же вы, чёрт побери? — сердито спросил он. Но когда Роза назвала своё имя, Пуччини тут же сменил гнев на милость, поспешил выразить восхищение и пригласил к себе на обед.
Роза, её секретарша Эдит Прилик и Романо Романи явились на виллу Пуччини, и композитор предложил исполнить под его аккомпанемент арию "Vissi d’arte". Когда Роза закончила петь, он заплакал и схватился за голову: «О, если б я услышал её раньше!» Прилик сфотографировала Понсель вместе с Пуччини возле красивых сосен, окружающих дом.
По словам жены Пуччини, одним из последних его сочинений была посвящённая Розе Понсель концертная ария, которую он не успел закончить. Эти ноты утрачены вместе с несколькими другими рукописями: их украл и продал каким-то коллекционерам секретарь жены.
* * *
Ежегодно Роза отправлялась в турне по США, исполняя итальянские, французские, немецкие и английские арии и песни. Почти в каждом городе она снимала зал за свой счёт и пела бесплатные концерты для детей, объясняя маленьким слушателям смысл каждой песни и рассказывая об авторах: «Я верю в важность музыкального образования для детей. Очень многое в их будущей жизни зависит от понимания красоты».
Гонорары Понсель уже с 1921 года были пусть не карузовскими, но внушительными: в Метрополитен набегало 11–13 тысяч долларов в год, плюс почти столько же за запись и переиздание пластинок. Больше всего Роза зарабатывала на концертах — от 13 до 45 тысяч в год. Позже её доходы ещё увеличились, но и расходы были огромными. Например, по итогам 1922 года суммарный гонорар Розы составил 68 тысяч долларов. Цифра кажется астрономической, особенно по сравнению с недавними гонорарами в варьете и ресторанах. Но не торопитесь с выводами: на аренду большой квартиры в престижном районе Нью-Йорка, на одежду, питание и другие расходы ушло 10 с половиной тысяч, ещё 55 — на профессиональные расходы (переезды, аренда залов, гардероб, услуги концертмейстера, секретаря, агента и проч.). Посчитайте сами, сколько оставалось. Эти деньги Роза год за годом благоразумно вкладывала в акции крупных компаний.
* * *
В Ковент-Гардене Роза отпела три сезона: «Норма», «Джоконда» (1929); «Травиата», «Норма», «Любовь трёх королей» (1930); «Травиата», «Сила судьбы», «Федра» (1931, последнюю оперу написал Романо Романи). Каждый сезон становился сенсацией… В 1931 году Роза получала около 2200 долларов за спектакль плюс 1500 на дорожные расходы перед отъездами в Нью-Йорк. Директор Ковент-Гардена писал ей: «Я уверен, дорогая Роза, что мы платим вам больше, чем кому бы то ни было, за исключением Шаляпина. Но мне известно, сколько денег вам приходится тратить, приезжая сюда».
Перед лондонским дебютом в роли Нормы Роза остро нуждалась в слове ободрения. Ей хотелось убедиться, что публика настроена дружелюбно. Здесь Понсель наконец познакомилась со своим кумиром Нелли Мельбой. Мельба, много лет безраздельно царившая на лондонской оперной сцене, сказала: «Дорогая моя, не думай, что Ковент-Гарден похож на твой Метрополитен, и прежде всего не жди аплодисментов сразу после арии "Casta diva". Лондонская публика не будет хлопать даже самому архангелу Гавриилу, пока не опустится занавес». Однако Понсель, скорее всего, перепела и архангела, ибо на сей раз зал разразился аплодисментами в конце арии. При следующей встрече Мельба оставила свой покровительственный тон, признав в Розе достойную преемницу. Гатти на первом прослушивании как в воду смотрел: Понсель оказалась неповторимой Нормой.
Следуя своим нью-йоркским привычкам, Роза подолгу гуляла по центру Лондона. Английская писательница Ида Кук, которая, как и её сестра Луиза, была настоящей фанаткой Понсель, вспоминала, как они удивились, увидев, что Роза выходит из театра пешком (другие оперные примадонны обычно уезжали на лимузинах).
МЕЧТЫ КАРМЕЛЫ СБЫВАЮТСЯ
А что же сестра, о которой мы совсем забыли? После дебюта Розы в ноябре 1918 года Кармела ещё долго пела в варьете и давала уроки вокала. В конце концов она тоже оказалась в Метрополитен и стала пусть не звездой первой величины, но одной из известных солисток.
В январе 1925 года сёстры впервые выступили вместе на сцене Метрополитен в рамках очередного концерта, организованного театром. Кармела исполнила арию "O don fatale" из оперы «Дон Карлос», Роза — две арии из «Трубадура». Затем сёстры спели дуэт "Fu la sorte" из 2-го акта «Аиды». Скорее всего, Отто Кан попросил Гатти включить Кармелу в программу. Председатель совета директоров Метрополитен слышал пение Кармелы много раз: она проходила прослушивание вместе с Розой, очень часто давала концерты в благотворительных организациях Нью-Йорка и к тому же была членом Союза артистов-католиков (Catholic Actors Guild), главным покровителем которого как раз и являлся Кан.
Зал был набит битком: только из Меридена приехали 200 человек! Публика так усердно аплодировала сёстрам, что после выступления им пришлось несколько раз выходить на сцену. Последовала целая серия интервью и публикаций, в которых подчёркивалась роль Кармелы в карьере Розы. Об этом писали и раньше, но только теперь пресса по-настоящему обратила внимание на любовь и самоотверженность, с которой Кармела пестовала талант младшей сестры. В рецензиях отмечалось вокальное мастерство Кармелы, красота её низкого контральто и удивительная слаженность дуэта сестёр.
В итоге Кармела наконец подписала свой контракт с Метрополитен на следующий сезон, с 20 декабря 1925 по 18 апреля 1926 года. Дебютировала она почему-то раньше, 5 декабря 1925 года, и о таком дебюте можно было только мечтать: роль Амнерис в «Аиде» под управлением дирижёра Серафина, с такими блестящими партнёрами, как Элизабет Ретберг, Джованни Мартинелли, Джузеппе де Люка и Хосе Мардонес. Скорее всего, срочно потребовалась замена, и Роза уговорила Гатти взять на роль Амнерис Кармелу. Дебют был весьма успешным. С 1925 по 1928 и с 1930 по 1935 гг. Кармела спела ещё немало ведущих партий, засветившись даже в роли Кармен.
Глубоко верующий человек, Кармела говорила, что Бог помог ей пройти через все трудности и добиться успеха. Она тоже изменила фамилию на Понсель, чтобы в сознании публики не отделяться от любимой Малышки. В концертных программах Метрополитен Роза и Кармела очень часто выступали дуэтом, как в старые добрые времена работы в варьете.
В последний раз Кармела вышла на сцену Мет в 1935 году, в опере «Джоконда» (с Розой в главной роли). Потом она вела концертную деятельность, преподавала вокал, делала записи и регулярно выступала по радио. В 30-е годы Кармела написала мемуары о детстве и юности, а в 40-е вновь издала книгу в переработанном виде, с посвящением «любимой матери и лучшему другу Маддалене Конте Пондзилло».
ДОМАШНЯЯ ЖИЗНЬ ПРИМАДОНН. ГАСТРОЛИ В ИТАЛИИ: ПОСЛЕДНИЙ ВЗЛЁТ
Роза принесла в Мет свежий ветер перемен. Прежние американские исполнители росли исключительно на церковной музыке и классике. Роза прибавила к этому современную культуру синема, водевиля и оперетты. Она была не чопорной дамой, а весёлым, озорным живчиком, душой любой компании. Вопреки патриархальным нравам итальянской эмиграции, Роза и Кармела с юности стали хозяйками своей судьбы. Покинув родительский дом против воли строгого отца, они поддерживали своих родителей, а не наоборот. Словом, сёстры нарушали все стереотипы и были не старомодными девицами, сошедшими со страниц фотоальбомов, а детьми своего времени. Время же было такое, что девушки водили аэропланы и рекламировали мотоциклы Harley-Davidson.
В Понсель не было ни капли манерности и чванства, ничего от карикатурного образа оперной примадонны. Для всех знакомых, коллег и близких, даже для журналистов Роза была милым, открытым, очень доброжелательным и весёлым человеком. Она казалась неисчерпаемым кладезем шуток, каламбуров и анекдотов, и в ранних интервью не боялась состязаться в остроумии с самим Карузо, отвечая на его дружеские подтрунивания. Иногда они с Кармелой веселили друзей пародиями на оперные дуэты и арии. Ради смеха Роза даже сделала запись басовой арии из «Богемы» Vecchia Zimarra (видимо, решив пойти по стопам Карузо до конца). Но любимым её развлечением было играть фрагменты из «Аиды» на манер джаза или регтайма.
До своего позднего замужества Роза всегда жила в окружении родных и друзей. Брат Тони, в армии заслуживший прозвище «Карузо в хаки» (забавно, что его сестру критики называли «Карузо в юбке»), после войны подолгу гостил в их новой нью-йоркской квартире на Риверсайд Драйв, пока не женился. Его жена взяла на себя хлопоты по дому, и мама смогла гораздо чаще приезжать к дочерям. Роза почти всегда отдыхала вместе с мамой и брала её с собой во время туристических поездок или гастролей.
Всё семейство было очень религиозным. В ридикюлях у мамы и Кармелы всегда были чётки, медальоны и иконки с изображениями Христа, Девы Марии и католических святых. Кармела не расставалась с карманным молитвенником, а вот у мамы его не было: она позаботилась о том, чтобы дочери получили хорошее образование, но сама так и не научилась читать!
В начале 30-х журналисты, которые приходили к сёстрам Понсель домой для интервью, сразу погружались в тёплую атмосферу любви и уюта. Роза и Кармела распевались в гостиной или крутились на кухне, обставленной в неаполитанском вкусе. Они очень любили готовить и свято хранили коллекцию семейных рецептов. Хотя бы раз в неделю сёстры обязательно приглашали в гости кого-нибудь из друзей. Роза подкармливала мышку, приходящую к ней за подаянием, и Кармела, которая до смерти боялась мышей, всякий раз грозилась убить их обеих. Но это был единственный повод для раздоров: она по-прежнему называла Розу не иначе как Baby. Сёстры душа в душу прожили вместе 20 лет, и пресловутый квартирный вопрос их нисколько не испортил.
Эдит Прилик, секретарша Розы, отсюда практически не вылезала, даже ночевала иногда на раскладной кровати в гостиной. Органистка Анна Райан жила в отдельной комнате на положении «подруги, поверенной и домохозяйки». Ревностная католичка, она подолгу молилась на коленях, прямо на голом полу, и потом не могла подняться без посторонней помощи — годы и артрит брали своё. Роза говорила, что Богу такое самоистязание не угодно. Она умоляла свою пожилую учительницу хотя бы подкладывать подушку, но Анна упорно отказывалась. Тогда Роза привезла из Италии специальную скамеечку для коленопреклонений.
* * *
Эта идиллия омрачилась смертью Маддалены Пондзилло. Роза и Кармела долго были безутешны. Исполняя данное умирающей матери обещание хоть раз выступить в Италии, Роза спела один сезон во флорентийском театре Maggio Musicale (роль Джулии в опере «Весталка», 1933).
Мама как будто предвидела, что дебют в Италии окажется вершиной международной карьеры Розы. В постановке «Весталки» принимали участие итальянские звёзды первой величины — тенор Алессандро Бончи, меццо Эбе Стиньяни и бас Танкреди Пазеро. Первый спектакль сезона воспринимался как историческое событие, и радио EIAR транслировало его на коротких волнах. Благодаря этому тысячи любителей оперы смогли услышать незабываемую Джулию в исполнении Понсель. Когда Роза спела “O nume tutelar”, зрители пришли в такой неистовый восторг, что дирижёр Гуи впервые в своей практике позволил певице исполнить арию на бис.
Итальянская публика и пресса готовы были носить Понсель на руках. Роза удостоилась внимания правящих кругов и аристократии. Она пела перед наследным принцем и принцессой, её преданной поклонницей стала также принцесса Мафальда Савойская, которая в 1944 году трагически погибла в Бухенвальде. Муссолини пригласил Понсель к себе в Рим на аудиенцию.
ЗАКАТ СЧАСТЛИВОЙ ЗВЕЗДЫ. БРАК И КОНЕЦ ОПЕРНОЙ КАРЬЕРЫ
Тем временем в Метрополитен положение Розы ухудшалось с каждым годом. В начале 30-х Великая депрессия серьёзно ударила по оперному бизнесу. Практически на нет сошла концертная деятельность, значительно уменьшились гонорары солистов. На сцене Мет блистали новые звёзды из Северной Европы, великие вагнеровские певцы — Лауриц Мельхиор, Кирстен Флагстад, Эмануэль Лист. Резкий рост популярности немецких опер привёл к сокращению итальянского репертуара.
По злой иронии судьбы Понсель столкнулась с препятствиями именно тогда, когда достигла высшего вокального и актёрского мастерства. Старые покровители начали уходить один за другим. 29 марта 1934 года внезапно умер Отто Кан. Спустя 12 дней дирижёр Туллио Серафин покинул Мет и вернулся в Италию. Понсель обнаружила, что круг исполняемых ею ролей заметно сужается. С декабря 1931 года она уже ни разу не пела в опере «Норма». В сезон 1934/35 гг. Роза работала всего 8 недель с оплатой по 1000 долларов за выход, а репертуар уменьшился до 7 опер. С учётом того, что доллар упал больше чем на 40%, для Понсель это означало вернуться к уровню гонораров 12-летней давности. Каких-нибудь 4 года назад она получала за каждый выход 1800 ещё не обесценившихся долларов.
В марте 1935 года импресарио Джулио Гатти-Казацца, последний близкий друг Розы в администрации театра, объявил, что уходит на покой и хочет вернуться на родину. Вместе с Гатти уходила целая эпоха — пожалуй, самая блистательная эпоха Метрополитен-оперы. 19 марта Роза выступила на торжественном гала-концерте. Фаррар, Тосканини и Понсель были приглашены на прощальный обед в качестве почётных гостей.
Поздно вечером накануне отплытия Гатти и его жена сели на борт лайнера, надеясь избежать долгих и грустных проводов. Утром их ждал сюрприз: к пароходу явилась толпа сотрудников театра — около 200 человек с подарками и прощальным плакатом. Во главе процессии шла Роза Понсель. Ведущие звёзды Мет выступили с речами. Выпили шампанского на прощанье. Все плакали: хоть Гатти и пригласил многих погостить летом на его вилле в Италии, но горько было не только расставание. Слишком тесно были переплетены судьбы певцов и «синьора директора».
Гатти спокойно прожил последние 5 лет, отмеренных судьбою. Однако не прошло и месяца после его отъезда в Италию, как новый руководитель театра Герберт Уизерспун умер от сердечного приступа прямо в своём кабинете, во время встречи с помощником. На должность генерального директора срочно пригласили Эдварда Патрика Джонсона, который как раз занимался подготовкой к дополнительному сезону. Джонсон был родом из Канады, он сделал успешную карьеру как тенор и оперный менеджер, пел в Метрополитен уже 13 лет. Однако этому человеку суждено было поставить точку в блистательной карьере Розы Понсель.
В ноябре Роза подписала очередной контракт с театром. Пока ей досталось 2 месяца, одно выступление в неделю и одна роль — долгожданная роль Кармен, которую Понсель готовила больше года. Следующий контракт на 1936/37 гг. был ничуть не лучше. Понсель убедилась, что Джонсон попросту раздал все остальные её роли другим солисткам. Её работа теперь оплачивалась так низко, будто она снова поступила в театр в качестве молодой, подающей надежды певицы. Плата осталась на уровне 1000 долларов за выступление, в то время как за любой сольный концерт Роза могла получить в 3 раза больше.
* * *
Любопытна таинственная связь певицы с Кармельской Богоматерью: Роза была крещена в церкви Богоматери с горы Кармель, здесь же пропела всё детство. Старшая сестра Кармела оказала на неё огромное влияние. Последняя роль на сцене — Кармен… Эта роль стала для неё роковой.
Несмотря на бешеный успех у публики, критики впервые обрушили на Понсель шквал отрицательных рецензий: игра слишком манерная, пластика и мимика — в стиле «милой девушки из варьете начала века», но никак не безудержной, страстной цыганки. В этих обвинениях, судя по сохранившейся кинопробе, была доля истины, однако пение Розы по-прежнему было божественным. Каждый выход на сцену был для её нервной натуры тяжёлым испытанием. Представьте, с каким настроением она пела после чтения таких отзывов! В её защиту раздалось лишь несколько голосов.
И вот наконец появился человек, разрушивший весь мир, выстроенный сёстрами за 20 лет совместной жизни. Роза познакомилась с молодым спортсменом Карлом Джексоном, сыном мэра Балтимора, и впервые потеряла голову от любви…
До сих пор личная жизнь у неё не складывалась. Понсель считала, что оперная примадонна не может совмещать служение музам с нормальной семейной жизнью, и с сожалением говорила об этом в интервью. Роза много лет отвергала одного жениха за другим (среди них был, например, знаменитый лётчик Гленн Мартин). К огромному огорчению отца и сестры, она так и не вышла замуж за Джузеппе Руссо, голливудского антрепренёра, с которым у неё был длительный роман. И после всего этого 39-летняя Роза отдала руку и сердце 30-летнему разведённому мужчине, с которым не могла обвенчаться в церкви! Как католичка она тяжело переживала свой «грех» и боялась, что добром этот брак не кончится, но любовь к Карлу перевесила всё.
После медового месяца в Канаде супруги разрывались между домом, который Карл снял в Балтиморе, и нью-йоркской квартирой Розы. Здешние порядки сразу пришлись Джексону не по нраву. Сёстры привыкли поздно ложиться и вставать, целыми днями пели в гостиной, обедать садились в 8–9 вечера. Карл, профессиональный игрок в поло, был «жаворонком», а музыка в таких количествах явно действовала ему на нервы. Раздражало и большое количество соседок. Он немедленно выжил секретаршу Эдит Прилик и настоял, чтобы сёстры разъехались. Затаив на него гнев и обиду, Кармела вновь сняла прежнюю квартиру, тоже на Риверсайд Драйв, и переехала туда с Анной Райан. Скоро Роза тоже перебралась в роскошный пентхауз по соседству, но одна спальня в её доме по-прежнему предназначалась для Анны, на всякий случай.
Анна Райан оставалась с Кармелой до 1941 года, когда из-за проблем со здоровьем пришлось перебраться в частный санаторий для престарелых. Роза оплачивала лечение и содержание Анны. Старая органистка умерла 6 февраля 1943 года. За 10 лет, прошедшие после смерти матери, это была самая тяжёлая потеря для Кармелы и Розы.
* * *
В 1937 году Роза заявила, что при всей любви к опере «Кармен» не может третий год подряд петь только одну партию, и пригрозила уйти из Метрополитен. Джонсон предложил на выбор любую роль, кроме той, которую она очень просила, — Адрианны Лекуврёр в одноимённой опере Франческо Чилеа. Впервые Понсель обратилась к дирекции Мет с просьбой и впервые получила отказ. Это профессиональное унижение оказалось последней каплей: Роза, и без того измученная постоянным страхом перед сценой, решила, что игра не стоит свеч и пора прощаться с театром. Отложив немало сбережений и выйдя замуж за богатого человека, она могла бросить работу.
14 марта Понсель в последний раз спела Кармен на сцене Метрополитен, а потом трижды выступила с труппой театра во время турне, которое окончилось 17 апреля 1937 года в городе Кливленд. Дирижировал Папи, как и во время её дебюта. Уходя из гримёрной, Роза сказала, что покидает сцену навсегда. И она действительно не собиралась возвращаться, по крайней мере до того как обстоятельства изменятся. На пресс-конференции Роза заявила, что покидает Метрополитен из-за несогласия с политикой нового руководства.
* * *
Осенью 1938 года Понсель отправилась с мужем в Голливуд. Здесь она сделала несколько кинопроб к фильму-опере «Кармен», но, прочитав сценарий с безбожно перевранным сюжетом, отказалась сниматься в этой картине. Сценаристы умудрились выкинуть дона Хосе! Зато нам выпала счастливая возможность много лет спустя увидеть поющую Розу:
http://www.youtube.com/watch?v=Y_wmjUk234s
Единственным творческим успехом голливудского периода стала запись нескольких песенных произведений, сделанная в 1939 году. Аккомпанировал Романо Романи — в то время он жил здесь и преподавал вокал голливудским звёздам. Эти записи Понсель считаются одними из лучших. Звук всё ещё не идеален, но гораздо чище, чем на записях 20-х годов. Исполнение признано непревзойдённым, эталонным. Здесь же, в Голливуде состоялся последний большой концерт Понсель.
Должно быть, Джексон, ревновавший Розу не только к близким, но и к искусству, был очень доволен таким оборотом дел. Незадолго до ухода Розы из Метрополитен он добился увольнения секретарши, а теперь взялся и за агента. Либби Миллер, которая на протяжении многих лет помогала Розе планировать работу, продержалась ещё 2 года. В своих письмах Миллер тщетно пыталась вразумить Джексона (обратиться напрямую к Розе она не могла: муж и его секретарь вскрывали почту и сами отвечали на письма, иногда даже без ведома Розы). Из этой переписки ясно, что в сезон 1938/39 гг. Роза легко могла вернуться в Мет, если бы захотела: театр был крайне заинтересован в ней, её имя оставалось в списке сотрудников. Была также возможность гораздо активнее выступать с концертами и на радио.
Роза и сама была не прочь вернуться, но всё упиралось в Карла: он хотел «нормальной жизни», союз с оперной звездой оказался ему не по силам. Миллер сдалась и взяла расчёт, а Роза позвонила Эдварду Джонсону и попросила убрать её имя из театрального реестра. Эта дверь для неё захлопнулась...
ВИЛЛА ПАЧЕ
1 ноября 1939 года супруги окончательно переехали в Балтимор (штат Мэриленд). Здесь состоялся прощальный концерт, в конце которого Роза сама села за рояль и спела песню "Home, Sweet Home". Теперь она наслаждалась той самой «нормальной семейной жизнью», по которой очень тосковала в дни оперной славы. (Одержимая искусством Кармела от подобной жизни всегда убегала — она не раз влюблялась, но так и не вышла замуж снова.)
Понсель не жила затворницей, и каждый шаг знаменитости освещался местными газетами: чаепития и званые обеды, клубы, танцы, скачки, поло, благотворительные акции. Дома она каждый вечер садилась за рояль и долго пела — для себя. Теперь между супругами были мир да любовь. По просьбе жены Карл даже отказался от игры в карты, заменив её музыкальными вечерами. В гостях у Розы успели побывать практически все друзья и родственники.
Роза довольно часто сама ездила в Нью-Йорк навестить сестру и друзей. В 1940 году она впервые после своего ухода посетила Мет, придя на прощальное выступление Джузеппе де Люка. Роза сидела в отдельной ложе с бывшей секретаршей Эдит Прилик. Её сразу узнали, и зал разразился аплодисментами. Когда опера окончилась, Розу пригласили подняться на сцену вместе с великим баритоном.
* * *
21 января 1940 года все газеты Балтимора сообщили новость: супруги Джексон приобрели 38 акров земли в долине Грин-Спринг к северу от города и собираются строить огромный особняк. Местные архитекторы спроектировали величественное здание в тосканском стиле, с 17 комнатами, в форме креста — по просьбе Розы. Новое жилище Роза назвала Вилла Паче, в честь своей дебютной арии "Pace, pace" в «Силе судьбы». За 8 месяцев был выстроен настоящий дворец, достойный королевы бельканто: гобелены, парча, библиотека с панелями из красного дерева, роскошная спальня, мраморная купальня, огромная гостиная, где над камином висел ростовой портрет Розы в натуральную величину. И, конечно, рояль и небольшой домашний орган.
Вопреки названию виллы, мира в жизни Карла и Розы становилось всё меньше: детей у них не было, охлаждение в отношениях наметилось уже в середине 40-х, а в 1946–1949 гг. переросло в затяжной семейный кризис. О причинах можно только гадать. Трудно сказать, чем Джексону могла не угодить верная супруга, женщина ангельской доброты, о которой при жизни и после смерти никто не сказал ни единого дурного слова. Возможно, он просто окончательно понял, что ненавидит классическую музыку?
В роковой день 9 января 1949 года Джексон пригласил на ужин четырёх близких друзей Розы, в том числе Романо Романи с женой. Но ужин не удался. Когда все сидели в библиотеке и цедили вино из бокалов, Карл без долгих предисловий сказал: «Роза, очевидно, я был для тебя не самым удачным мужем. Ровно в 6:20 я тебя покидаю». Потрясённая, оскорблённая до глубины души Роза попыталась возражать, но он продолжил: «Мои вещи уже в машине», — и пригубил бокал. В этот миг Роза ударила его. Бокал разбился, и Джексон поранил губу. Ровно в 6:20, как и обещал, он собрался и уехал, не сказав больше ни единого слова. Роза упала на пол и забилась в рыданиях. Гости, видя, что она на грани истерики, немедленно вызвали врача с успокоительным. Врач поставил диагноз: нервное расстройство.
Балтиморские газеты дружно осудили Джексона за нанесённое жене оскорбление: собрался развестись — так сделай это по-человечески. Можно себе представить, что чувствовала Роза! Столько лет до встречи с Джексоном она мечтала о любви, стольким пожертвовала ради этого брака — и всё закончилось безобразной сценой на глазах у друзей! Романи в тот раз надолго задержался в гостях, утешая несчастную подругу. Без его поддержки она не пережила бы случившееся. С тех пор здоровье Розы было подорвано, и при каждом дурном известии о родных и близких она сама должна была ложиться в больницу.
17 июля 1950 года Роза подала на развод. Через месяц ей вернули фамилию Понсель, а в феврале 1951 года с формальностями было покончено. Поскольку Вилла Паче была построена на деньги Розы, ей досталось всё имущество, кроме книг и дюжины бокалов. Даже после развода Роза верила, что муж всё ещё любит её, и сама продолжала любить Джексона до конца своих дней. Но горький опыт не прошёл даром. Однажды сопрано Беверли Силлз, ученица Понсель, радостно сообщила ей: «Я выхожу замуж!» Роза с искренним недоумением ответила: «Зачем?» — и больше к этой теме не возвращалась.
1950-е годы стали для Понсель временем новых потерь. Её отец упал у себя в доме на 159 Springdale Avenue и сломал шейку бедра. Через два дня, 25 апреля 1952 года Бернардино Пондзилло умер в мериденской больнице. Было ему 94 года. Кармела и Антонио присутствовали на отпевании в церкви Кармельской Богоматери. Они похоронили отца рядом с могилой мамы. Роза не смогла приехать: узнав о его смерти по телефону, сама слегла от горя.
Судьба готовила ей ещё одно тяжкое испытание. 30 июня 1958 года приехал в гости Романо Романи с 16-летним сыном. Последние годы маэстро подолгу жил и работал в Италии, и сейчас в очередной раз заехал к "mia cara Rosina" по дороге на родину. Как всегда, после обеда к нему на занятия приезжали молодые певцы из Балтимора. 4 июля Романи, аккомпанируя очередному ученику Розы, вдруг упал прямо на клавиатуру. 20 минут спустя он скончался на кровати в гостиной. Внезапная смерть ближайшего друга и учителя потрясла Розу. Ей пришлось самой сообщать печальную весть жене и сестре покойного, утешать молодого Романи и заниматься похоронами. Кармела срочно приехала, чтобы поддержать сестру и попрощаться с человеком, который сыграл в их жизни не меньшую роль, чем Анна Райан и Карузо. Романо Романи был похоронен на кладбище Друид Ридж близ Пайксвиля.
* * *
Теперь Кармела часто приезжала в гости, особенно летом и под Рождество. В апреле 1951 года она спела последний концерт в нью-йоркском Медисон-сквер-гарден и на прощанье поблагодарила американскую публику. Уйдя на покой в 63 года, она была довольно состоятельной женщиной: за свою карьеру сумела отложить около 44 тысяч долларов. Остаток жизни Кармела посвятила заботе о бедняках и инвалидах, в первую очередь о детях.
НЕ ЗАБЫВАЯ ОБ ОПЕРЕ. ПОСЛЕДНИЕ АУДИОЗАПИСИ
В Балтиморе давно действовала театральная организация Baltimore Civic Opera, позже переименованная в Baltimore Opera Company. Как только Роза переехала сюда в 1939 году, местные музыканты, в восторге от такой удачи, сразу взяли её в оборот. Роза принимала активное участие в жизни Балтиморской оперы. Она не выступала сама, но иногда присутствовала на репетициях, давала советы по режиссуре и оформлению, учила молодых певцов вокалу и актёрскому мастерству. После развода Роза смогла полностью посвятить себя этой деятельности и даже стала на долгое время художественным руководителем Baltimore Opera Company. В числе её учеников такие знаменитые певцы, как сопрано Беверли Силлз, баритон Шерил Милнз, бас Джеймс Моррис. Стажировались у неё и бас-баритон Сэмюэл Рэйми, и тенор Пласидо Доминго.
В течение всей оперной карьеры и долгой жизни на покое Понсель с искренней радостью приветствовала появление новых звёзд — Лили Понс, Леонтин Прайс, Марии Каллас и многих других. Услышав дебют Понс в Метрополитен, Роза пришла за кулисы и сказала: «Сегодня Pons отшибла "elle" от "Ponselle"!» Понс со смехом ответила: «Но всё-таки Pons, как ни крути, только половина от Ponselle!»
С годами Роза не растеряла ни капли своей жизнерадостности, юмора и обаяния и сохранила безупречную вокальную форму. Директор Балтиморской оперы Эжен Мартине (Eugene Martinet) вспоминал, что всю зиму она спала с открытым окном, а лето проводила в бассейне с ледяной водой — ненавидела тёплую воду и жару. Наплававшись вдоволь, Роза вылезала из бассейна, садилась за рояль и пела, и это было незабываемо: старушка в мокром купальнике с молодым и чистым голосом. «Из пожилой дамы она на ваших глазах преображалась в своего персонажа. Это было превращение, другого слова подобрать нельзя».
Русский музыкант Игорь Чичагов учился в Ленинградской консерватории на пианиста, а после II Мировой войны переехал в США, в Балтимор, где окончил консерваторию как дирижёр. Он стал дирижёром Балтиморской оперы, а с 50-х годов аккомпанировал Розе Понсель и её ученикам в вокальной студии Виллы Паче. Чичагов рассказывал, как однажды молодой певице повезло репетировать Амнерис в паре с Розой: «Понсель вышла и начала петь сцену. Она БЫЛА Аидой, страдающей, царственной и прекрасной». А в сцене, где Норма, узнавшая об измене, видит своего любовника и восклицает: «Вот он!», можно было умереть от страха, просто слушая, как Роза поёт это "Costui!" Входя в образ, она достигала эффекта полного перевоплощения не только за счёт отождествления с героинями, но и благодаря совершенному владению интонацией.
* * *
Джеральдина Сувейн, заведующая радиотрансляциями Метрополитен, услышала голос Понсель в начале 50-х и умоляла сделать новые записи. Роза отказалась. Потом на место Сувейн пришёл Джордж Марек. Ему удалось упросить Понсель, но представителям компании Victor Records пришлось самим ехать на Виллу Паче. Звукорежиссёр тщательно подготовился, перед отъездом изучив записи 1939 года. Он привёз с собой всю аппаратуру и пианино "Steinway".
Роза встала в центре гостиной Виллы Паче, прямо под люстрой. По размерам это был настоящий концертный зал, высота потолка достигала почти 9 метров. Чичагов сел за инструмент в соседней комнате. В течение недели они записали несколько десятков песен и романсов, в том числе под домашний орган. Когда заранее оговоренный список кончился, Роза достала старую концертную тетрадь и исполнила ещё немало произведений безо всякой репетиции. Записи, сделанные на Вилле Паче, — настоящее сокровище для любого слушателя и вокалиста. По качеству они уже сопоставимы с современными и передают все нюансы исполнения, все оттенки голоса Розы.
ГОСТИ, НАДУШЕННЫЕ ПУДЕЛИ И КОШКИ
В Балтиморе все считали великой честью быть приглашёнными во дворец Понсель. Биограф и друг Розы Джеймс А. Дрейк описал типичный приём на Вилле Паче. Между четырьмя и пятью часами дня дверь спальни на втором этаже отворялась, и Роза спускалась по длинной лестнице. Впереди неё радостно неслись надушенные и причёсанные пудели. Они пугали пронзительным лаем нескольких персидских и сиамских кошек, гуляющих по нижнему уровню виллы. Гости наблюдали, как Понсель медленно и торжественно спускается к ним.
Места на Вилле Паче хватало, и число питомцев год от года росло. По разным воспоминаниям, у Розы жили далматинцы, пудели, ангорские кошки, влюблённые пары птичек и говорящий скворец. Иногда такое соседство приводило к трагедиям: убегая от двух собак, персидская кошка Ти-Ти спрыгнула с крыши и разбилась насмерть. Но большинство животных почили мирно и были похоронены в саду под раскидистым дубом. Причём каждая могилка отмечена небольшим деревянным крестом.
Писатель Джон Ардуан вспоминал о весёлых деньках на Вилле Паче, о вкусных угощеньях, долгих беседах и обаятельной хозяйке: «Ей было 63 года, когда я впервые встретил её в антракте спектакля Балтиморской оперы, где она была художественным руководителем. Она по-прежнему была красивой, жизнерадостной женщиной и носила платье, туго затянутое на талии, с низким вырезом, демонстрирующим её лучшие достоинства. В первый же уикенд на Вилле Паче я обнаружил, что Роза — человек не менее замечательный, чем артистка. Она любила и развлекала гостей, была увлекательной рассказчицей. Дом оживляли собаки Розы. Одно время у неё было больше дюжины пуделей. Помню, как однажды вечером после обеда, когда она болтала в гостиной (а среди приглашённых был Милтон Эйзенхауэр, брат президента), дверь в залитую солнцем комнату внезапно распахнулась... И к нам ввалилась свора собак, которые с нетерпеливым тявканьем стали прыгать на гостей. Роза залилась смехом».
Пресса никогда не забывала о величайшей оперной певице Америки. Роза дала множество интервью о своей жизни, карьере и знаменитых коллегах по сцене, написала книгу воспоминаний. В январе 1969 года Роза получила правительственную награду Италии. С 1975 года в США несколько раз печатали почтовые марки с портретом Розы. Она прожила так долго, что успела стать живым памятником, и к ней не зарастала народная тропа. Вилла Паче стала буквально местом паломничества для поклонников, журналистов и певцов со всего мира.
Лучано Паваротти побывал здесь дважды — в 1977 и 1981 гг., незадолго до смерти Понсель. В первый раз тенор приехал в США, чтобы дать концерт в Вашингтоне. Он позвонил Илэйн Дьюк, нынешнему директору «Общества Розы Понсель», и спросил, может ли Роза принять его на Вилле Паче. Роза ответила, что, конечно, знает Паваротти, много раз видела по телевизору и считает, что у него роскошный голос, но не хотела бы видеть его здесь. «Почему??» — «Он будет задавать кучу вопросов о моём прошлом, и мне станет очень печально и тоскливо». Паваротти ответил, что Понсель наряду с Карузо была его кумиром с детских лет; в случае отказа он встанет у Розы под окнами и будет петь серенады, пока она не откроет дверь. Роза сдалась и пригласила его в гости.
Как только Лучано вошёл, Роза сказала Илэйн: «Закажи обед, ты же видишь, какой он большой. Ему явно захочется поесть». После обеда началась долгая беседа. Роза села за пианино и попросила Паваротти спеть. Он исполнил под её аккомпанемент "Una furtiva lagrima". Потом они запели дуэтом. Опасения оказались напрасны: Паваротти был настолько учтив, что совершенно очаровал Понсель. Разговор затянулся до трёх часов ночи, и всё это время многочисленные собаки и кошки Розы носились по всей комнате и по самому Паваротти. Он был ошеломлён звучанием её голоса в глубокой старости и назвал Понсель «королевой над всеми королевами бельканто». Они стали друзьями и сфотографировались на память с сиамской кошкой Нормой, одной из последних любимиц Розы. Паваротти рекомендовал всем молодым певцам и певицам тщательно изучать записи Понсель.
СИЛА СУДЬБЫ
После каждой потери Роза с утроенной силой занималась делами Балтиморской оперы, находя утешение в музыке, общении с друзьями, коллегами и молодыми певцами. Но уже в середине 1970-х ей поставили роковой диагноз: множественная миелома.
«Жизнь, как весна, отцвела». За осенью пришла зима, и ветер унёс два последних сухих листочка... 13 июня 1977 года в 89 лет умерла Кармела — точно так же, как отец, упала и сломала шейку бедра. Она завещала похоронить её рядом с Романо Романи. Возле могилы Романи была построена маленькая часовня, под полом которой и похоронили Кармелу. Рядом приготовили место для сестры… Роза попросила строителей убрать перегородку между погребальными нишами, чтобы и после смерти не разлучаться с Кармелой. Она очень горевала, несколько раз ложилась в больницу.
В 1979 году Роза пережила инсульт и почти ослепла. Чувствуя себя совсем больной и старой, она ушла с должности художественного руководителя Балтиморской оперы и перестала преподавать. В ночь на Рождество, прямо во время праздничного ужина с друзьями, случился страшный пожар: в библиотеке загорелась проводка. Пожарные так и не нашли ночью путь к дальнему загородному дому. Попасть в библиотеку из-за сильного дыма и огня было нельзя; там погибли Норма, ещё одна кошка и три собаки. Спальня тоже сгорела дотла. Расплавилась изысканная серебряная посуда. Умолк навсегда прекрасный рояль. Большая часть Виллы Паче была уничтожена. Понсель на несколько дней нашла приют в общине монахинь через дорогу. В 83 года Роза оказалась на пепелище. Ей кое-как обустроили небольшую спальню на первом этаже виллы. Пришлось обедать в помещении для слуг и жить при свечах. Уцелели пять кошек и пудель. Роза попросила друзей присмотреть за ними, когда она умрёт.
Реконструкцию здания со всей обстановкой оценили в 350–500 тысяч долларов. Роза надеялась, что Вилла Паче будет отреставрирована, станет её музеем и центром искусств. Но денег на этот проект она не выделила. После скорой смерти Розы страховая компания замяла дело в судах. Затея с музеем не удалась, и в 1986 году остатки былой роскоши были проданы. Вилла Паче несколько раз переходила из рук в руки. Красивый белый дом до сих пор стоит на высоком холме с видом на долину. Но с дороги его уже не видно: разросшиеся тисы скрыли дворец королевы бельканто...
В мае 1980 года Мэрилендский университет присвоил Понсель степень почётного доктора искусств. Диплом передали подруге и ученице Розы — известной контральто Лили Чукасян, солистке Мет. В тот же день Лили и несколько ближайших друзей Розы вручили Понсель докторскую мантию и диплом на залитой солнцем террасе. Роза говорила очень медленно, иногда едва слышно. Когда великий американский бас Джером Хайнс приехал брать у неё интервью о технике бельканто, она была уже между жизнью и смертью и с трудом произносила слова. Одним из последних гостей стал Паваротти. Он сообщил, что собирается петь в «Аиде» и «Джоконде». Роза предупредила, что эти оперы слишком тяжелы для его голоса, и попросила быть осторожнее.
25 мая 1981 года, в День поминовения, Роза Понсель спокойно умерла во сне. На заупокойной мессе в пайксвильской церкви св. Чарльза Борромео пели её ученики — баритон Уильям Уорфилд и меццо Кира Бакланова. Потом Розу отнесли на кладбище, положили рядом с сестрой и накрыли одним камнем.
Так и спят на тихом кладбище Друид Ридж две девочки из хора провинциальной американской церквушки. Они прошли очень долгий путь и устали. Но их голоса продолжают звучать. Совсем в другом месте. Хотя мы их не слышим и думаем, что здесь лежат они сами, а не то, что от них осталось...
Мне очень тяжело ставить точку. Надеюсь, что хоть кого-то сумел заразить своей любовью к этим двум певицам. Горькой любовью к старым фотографиям, пластинкам и мелодиям, к голосам, которые умолкли навеки, оставив в этом мире лишь несовершенный отзвук.
http://www.youtube.com/watch?v=9KUEbFunSbQ
Сентябрь — ноябрь 2008 г., декабрь 2009 г., Харьков — Москва