ПРЕДИСЛОВИЕ К РУКОПИСИ "СУРОВЫЙ РАЙ МОЙ - САХАЛИН !"
(сквозь разум пропуская Жизнь.)
Родился я в июне 1940 года на руднике Октябрьском, Александров-ского района, Сахалинской области. Это моя милая "МАЛАЯ" РО-ДИНА.
А детство и юность мои прошли на руднике Дуэ, куда по стечению обстоятельств в 1945 году наша семья переехала вместе с другими переселенцами. Здесь пройдены главные университеты: школа, море, шахта... Здесь была получена ПУТЁВКА во взрослую Жизнь.
Размышляю так подробно о своём житье-бытье потому, что моя биография (как под копирку) «списана» с биографий многих пацанов-сверстников.
Октябрьские, дуйские, макарьевские, александровские мальчишки могли бы слово в слово с мо-ей автобиографией рассказать о своей жизненной наковальне …
Время было такое … Жили мы все «под копирку» …
… Отец мой, приехавший по комсомольской путёвке и по велению сердца на освоение Северного Сахалина в самой первой группе эн-тузиастов-добровольцев, именуемой «Призыв - 1200», вкалывал трактористом на лесосплаве, слесарем в шахте. С его четырьмя классами ЦПШ (церковно-приходской школы) он успешно руководил шахтовой автобазой.
А после напряжённого рабочего дня завгар Колька Ермаков бежал постигать грамоту в дуйскую вечернюю школу …
... Грамотная, высокого интеллекта, общительная мама моя работала в комсомоле, а позже – во время войны – продавцом-буфетчицей в шахтёрской столовой рудника «Макарьевка» …
Она прибыла на Сахалин вместе с другими девчатами по комсо-мольскому призыву Валентины Хетагуровой:
- «Девчата, - все на освоение Дальнего Востока!»
Там мама и встретила простого тамбовского верзилу-драчуна Кольку Ермакова – моего батю…
Всё было бы хорошо, но в конце 1945 года, по анонимному доносу в НКВД в одну из октябрьских ночей маму забрали какие-то «дядьки в штатском» и увезли в Александровскую тюрьму.
Позже мы узнали, что донос на маму настрочил «милейшей души», «рубаха-парень» - наш сосед.
Он и после ареста моей мамы был желанным гостем нашего дома, затевая с батей разговоры по душам... Мы ведь ещё долгое время были в полном неведении о его подленьком поступке. А в пятидесятые годы от нашего участкового мы узнали, что не только моя мама стала жертвой этого негодяя …
Месяцев через восемь мама вернулась из лагеря … совершенно слепой.
Перед ней извинились, но здоровья это извинение не прибавило, лишив меня детства, а маму, на всю жизнь – зрения.
===================
Наша мудрая соседка – Матрёна Николаевна Егорушкина, однажды, отчитывая меня за очередную «справедливую» ( по моему твёрдому убеждению) драку с её сыном Валеркой, спокойно наставляла меня:
- Не копи в себе зло, Эдя. Но и рукам волю не давай! Сила не всегда права. СЛОВО завсегда сильней! Люди уважают рассудительных. Ты вот посмотри на свою маму. По прихоти вашего соседа она лишилась на всю жизнь зрения, но не ожесточилось её сердце. Худой мир всегда лучше хорошей войны. Ты это поймёшь в своей взрослой жизни …
=================
Слова мудрой Матрёны Николаевны стали пророческими.
В моей жизни (как, впрочем, и в любой другой) было достаточно случаев, когда в отчаянии хоте-лось крушить, ломать, махать кулаками, … но трезвость ума, рассудительность были надёжными помощниками в решении проблем взаимоотношений с окружающим миром.
А проблем, как говорится, «было выше крыши». Время было такое.
Впрочем, что я говорю? Списывать все проблемы на особенности времени не следует.
Сейчас мне уже – семьдесят. Жизненный опыт кричит, прежде всего, о том, что зачастую мы сами создаём себе проблемы, а потом пытаемся каким-то образом решить их. Но не всегда успешно: иногда мы сами преумножаем свои жизненные «нестыковки», «делая из мухи слона». Оглянешься на пережитые проблемы, а на поверку-то – все они начинались с ме-лочной обиды или собственного недопонимания.
Слава Богу, что меня не постигла трагическая судьба многих моих сверстников-земляков, отцы и матери которых по нелепым обвинениям были причислены к категории «Враг народа». Лишённые главного семейного кормильца, они жили в проголодь, даже не имея права на профсоюзную помощь: например, «нормальным» шахтёрам выдавали карточки на бесплатное получение детской одежды и обуви, приходящую на рудник из фондов американского милосердия по «Ленд лизу»…
Семьи же «врагов народа» были напрочь лишены этой помощи …
Вобщем, в свои шесть-семь лет мы становились взрослыми, пре-красно понимая, что Жизнь – не простая штука, что выживает только сильнейший духом. Физическая сила, по большому счёту, была не в счёт. Хотя, без неё в тех условиях, в той среде было совсем скверно.
Физически хилый человек здесь острее ощущал все удары судьбы по собственной хребтине.
Многие из «хиляков» от безысходности спивались, кончали жизнь в верёвочной петле или отчаявшись, объединялись в стаи, становясь насильниками, мародёрами, «профессиональными» бандитами …
Даже в свои шесть-семь лет, набравшись жизненной мудрости, юные «старички» всячески (как могли) помогали родителям, семье, подчас выполняя физически очень тяжёлую работу.
Анафеме предавался тот из подростков, кто не отзывался на чу-жую беду, кто не участвовал вместе со всеми в общественно-полезном труде.
«С молодых ногтей» нас учили дружбе, взаимовыручке, достижению поставленной цели (с маленькой оговоркой: «не в ущерб другим»).
Все эти святые постулаты стали неотъемлемой частью, основой наших характеров и во взрослой Жизни ...
Вместе со своими земляками-сверстниками 1 сентября 1947 года я встречал в первом классе Дуйской средней школы …. И пошло-поехало! Возмужание приходило к нам, как шутили мои земляки: «Год за три».
В тринадцать-четырнадцать лет я со своими сверстниками вка-лывал (особенно – в каникулы) ради куска хлеба на различных работах типа «тяни-таскай»: грузили баржи, таскали тяжеленные мешки, штывали уголь в трюмах стоящих на рейде огромных «либертосов» …
Каторжная работа, доложу я вам, 10-12 часов почти в кромешной тьме махать лопатой в закрытом, почти не проветриваемом трюме, перекидывая горы угля по бортам …
Расслабиться можно было лишь в короткие минуты чаепития (15-20 минут через два часа рабо-ты). А дальше – снова в наклонку, отключив все эмоции … забыв, что где-то существует цивильная жизнь в чистой рубахе, при полном изобилии еды …
Фантазии на эти темы отвлекали, помогали напрочь выключить сознание. Мы выполняли эту каторжную работу почти в обмороч-ном состоянии, а вернувшись в реалии в короткие минуты отдыха, валились наземь, как подрубленный кустарник ...
Лишь осознание того, что там, дома на нас надеются, давало нам силы.
Только поэтому мы поднимались и снова с ненавистью, неистовым упорством и остервенением хватались за черенки огромных шахтёрских подборочных лопат ... Как в бой! На амбразуру! ...
Наряду с такими «неудобствами» в трюме нас ждала главная опасность: огромная гора угля вела себя коварным образом и в любой момент готова была рухнуть, укрыв под собой зазе-вавшегося …
Мне не однажды случалось приходить на помощь несчатным ребя-там. Дело доходило до искусственного дыхания…
Жертву буквально "выковыривали" из угольной горы и выносили на палубу, на открытый воздух для оказания ей первой помощи. После того, как мальчишка приходил в себя, ему было позволе-но «отдышаться» в течение часа.
После этого, он был обязан снова спускаться в трюм и снова про-должать эту ненавистную работу. Если он не выполнял этого ус-ловия, то ему грозил штраф или отказ бригадира от каких-либо расчётов с ним. В таких случаях, почти всегда, мы добровольно сбрасывались (от своих кровных заработков) и компенсировали несчастному ущерб … Ведь дома его ждали голодные братья и сестры …
Не выдерживали такого режима и условий работы даже взрослые, физически сильные молодые люди. Порядок был строгий: если от-работал менее шести часов, не получаешь ни копейки. Шесть часов адского труда стоил половину твоей доли… В таком сумасшедшем темпе жили поч-ти все мои школьные товарищи …
Причём, деньги, заработанные этим адским трудом, мы с гордо-стью (до копейки) несли родителям, пополняя скудный семейный бюджет …
Я бы никогда не посвящал вас, дорогой читатель, в эти "мелкие" страсти, если бы дело касалось только меня. Всем моим сверстникам пришлось хлебнуть такой жизни полной чашей! ...
Да и в школе было не сахарно! Некоторые учителя отличались какой-то необоснованной жесто-костью.
Лично сам я испытывал «удовольствие» (в 3-4 классах), когда в знак наказания за моё «отвратительное поведение» целыми уроками стоял на коленях на студёном полу спортивного зала.
Такую форму "поощрения" неугодных использовала для нашего воспитания «Учительница первая моя» - Калачёва (Яновская) Тамара Яковлевна (Царствие ей небесное!). Были у неё и похлестче методы воздействия на юную, ещё не сформированную психику …
Другой пример.
… Однажды, по команде преподавателя во время урока физкультуры мы простояли всем пятым классом более получаса. Причём, руки мы должны были поднять вверх!
На непослушных, отказывавшихся стоять «как фрицы после плена» - с поднятыми руками - наш славный педагог Андрей Иванович – молодой детина двухметрового роста - орал что есть силы и бил «бунтарей» наотмашь по затылку …
Я вспомнил этот случай в связи с тем, что моя одноклассница Валя Хусаинова грохнулась во время этой экзекуции в обморок, чем привела весь класс в восторг и выручила нас от этого изу-верского наказания …
Вместе с тем, с большой теплотой я вспоминаю моих милых учи-телей, отличавшихся добросердечием и благородством. Не назы-ваю их поимённо, поскольку могу кого-то не вспомнить и не упомя-нуть, ошибиться в фамилии или имени-отчестве … Происходили-то эти события, страшно подумать, ШЕСТЬДЕСЯТ ЛЕТ НАЗАД!
По настоящему добрых, отзывчивых педагогов, безусловно, было большинство …
Эти университеты были похлестче тех университетов и акаде-мий, курсы которых мне пришлось усваивать в своей взрослой жизни…
После окончания седьмого класса средней школы я "подправил" дату рождения в метриках, став в одночасье на три года старше и, втайне от родителей, кинулся во все тяжкие.
Год ушел на то, чтобы поступить в мореходку и уйти из неё, поработать на море, вахтенным мат-росом в порту и ... вернуться домой ...
Вкусив порцию "сладостей" Жизни понял, что без образования пути нет. И снова пришел в род-ную школу: "посыпал пеплом голову", просил учительский коллектив принять блудного сына в восьмой класс. С трудом, но приняли.
В 1958 году, получив аттестат зрелости, крепко задумался: что дальше? Поступать в ВУЗ? Слабовата подготовка. Работать? Где?
У нас на руднике, как говаривали мои земляки: - "... два горя: шахта и море".
Поскольку морской соли я уже попробовал, решил идти в шахту.
Два незабываемых шахтерских года, подаренные мне судьбой, ос-тавили в моей душе неизгладимые впечатления на всю жизнь! Те-перь вспоминается даже в мелких деталях почти каждый рабочий день и... лица, лица, лица... крутые характеры... авария... три месяца без движения... ослеп... потом зрение частично вернулось.
Было время подумать. Был и живой ПРИМЕР: стойкость духа моей ослепшей на всю жизнь, милой мамы.
Вот тут-то с новой силой появилось непреодолимое желание учиться ...
... И в один из пасмурных июльских дней грузо-пассажирский пароходик-трудяга перевёз меня через восьмибальную непогодь Татарского пролива из сахалинского зазеркалья в совершенно новую "материковую" жизнь ...
Ванинский порт встретил не очень-то ласково, пристально разглядывая меня и моих попутчиков-земляков подслеповатыми окнами бараков морского форпоста державы - "Тишкино". Мрачную картину дополнял шквальный ветер, да нескончаемый дождь. Привыкшие и не к таким капризам природы мои попутчики, держались с достоинством, не особенно-то сетуя на матушку-природу и незнающий покоя «Тихий» океан.
- Ничё, Эдя, держись! - с улыбкой обратился ко мне знакомый горняк. - Дай Бог, чтобы все беды были бы такими. Такую-то чепухню сдюжим. Даже глазом не моргнём! Ты, поди, до Москвы намылился?
- Нет. Я ближе, дядь Вань: до Новосибирска.
- Доброго пути тебе, сынок. Не подведи там нас, сахалинцев...
На всю жизнь запомнил я эту сцену прощания с моими земляками. До сих пор, в деталях могу воспроизвести события того дня - дня прощания с детством, юностью...
"Мишка, Мишка, где твоя улыбка?..." - орал безудержно магнитофон вслед нашему прицепному железнодорожному вагону, на обшарпанном боку которого сиял новенький трафарет "Ванино-Новосибирск".
... И запыхтел натужно во всю мощь своих котлов наш видавший виды паровозик, унося в неве-домые сибирские дали вереницу таких же как и наш вагончиков, битком наполненных моими земляками. Потом в жизни мне пришлось проехать по многим железным дорогам не только нашей Матушки-России, но та, самая первая поездка была самой-самой, особенной...
Там, за давно не мытыми, полупрозрачными вагонными стеклами мелькали города и придорожные поселки, а я лихорадочно ворошил странички своих скудных географических знаний: ... Ха-баровск, Улан-Удэ, Иркутск.... Чу-де-са! Машина времени!...
Только на седьмые сутки наш "пятьсот веселый молокан" прибыл в столицу Сибирского края. Пижонистые сибирские железнодорожники, не испытывая особого уважения к нашему поезду, заполненному "под завязку" дальневосточными простолюдинами, приняли его аж на двенадцатый путь!
Выйдя из душного вагона мы увидели такие же, как в Ванино хмурые деревянные бараки, людей, ничем не отличающихся ни по одежде, ни по улыбчивости от наших земляков. На перроне сидел на самодельной деревянной колясочке безногий фронтовик. Перед ним лежал засаленный картуз, на дне которого матово поблескивали медные деньги:
- ... Я помню тот Ванинский порт и вид парохода угрюмый. - от ду-ши, полузакрыв глаза, выкрикивал фронтовик, нещадно растягивая меха старой хромки. - Подайте, братья, бывшему танкисту на пропитание... Как шли мы по трапу на борт...
... Не добрав одного бала в электротехнический, пошел на завод...
И завертело-закружило меня по параллелям и меридианам: Новосибирск, Якутск, Магадан, Хабаровск, Иркутск, Переславль-Залесский, Ярославль, Варшава, Вашингтон, Нью-Йорк, Тель-Авив, Хайфа, Будапешт, Грозный, Махачкала, Москва...
Студент, наладчик автоматики, инженер, журналист, аналитик, экономист, советник, банкир, помощник депутата ...
Удовлетворил я и интеллектуальный голод: техникум, универси-тет, Академия...
А проснувшись однажды летним, солнечным утром у себя на даче в подмосковной Малаховке, я вдруг четко понял:
- во-первых, - я уже давно пенсионер;
- во-вторых - четырежды дед...
- в третьих – я уже прадед!
Я как бы запнулся о порог ещё одной, "новой жизни". Зацепило...
Теперь-то я окончательно понял, что детство и юность как и сама Жизнь остались далеко-далеко за поворотом... А мой жизненный поезд как сумасшедший мчится мимо станций и полустанков со странными названиями: "Внуки"; "Сын"; "Дочь"; "Друзья"; "Болезни"; "Прошлое".....
И нет в моём скором поезде ни стоп-крана, ни тормоза. А управля-ет составом машинист тоже со странным именем: "Судьба"...
Очень уж захотелось (хотя бы мысленно) снова побывать на этих пристанях, станциях и полустанках, еще раз вернуться туда, где прошли мои босоногое детство и суровая юность, где по-прежнему буйствует Тихий океан, где жизнь бьёт ключом (но часто по голове)... Захотелось хотя бы на мгновение вернуться туда, где жили прекрасные, необыкновенных судеб, горячих сердец и широкой души мои доверчивые и наивные земляки ...
Мои рассказы и повести - это не только моё личное достояние. Ведь по жизненному бездорожью я шагал вместе с такими же, как и я ребятами: выживал, стремился, преодолевал, строил, любил и ненавидел, вместе со всеми рушил и снова создавал...
Сегодняшний день моей страны (каким бы он ни был на самом деле: добрым или злым, хорошим или плохим, светлым или тусклым...) - это результат усилий предыдущих поколений и нашего в том числе.
Хороша ли эта эстафетная палочка, судить не мне. Просто она такая и всё…
Например, для нас "шестидесятников" - поколения ярых атеистов и бесшабашных романтиков - отправной точкой в безбрежном океане жиз-ненных коллизий были несколько иные, чем нынешние, нравственные ориентиры. Жизнь свою мы строили в соответствии со светлыми постулатами-заповедями строителя коммунизма. Не веря ни в черта, ни в бога, мы бесконечно и искренне верили в доброту и добропорядочность, в высокий смысл своего пребывания на этой грешной земле.
И совершенно не правы те, кто с позиций сегодняшнего дня бездумно обвиняет нас в неприятии христианской веры, в неправедности.
Нет. Россия всегда была уникальной, духовно богатой страной!
Но... в силу исторических и социальных причин на этой святой земле высокая степень духовности всегда соседствовала с глубоким душевным вакуумом, геройство и целомудрие - с трусостью и предательством...
В самом начале жизненного пути нам было все ясно. Мы четко ус-воили единые для всех нормы коммунистической морали: чти отца своего и матерь свою; не убий; не прелюбы сотвори; не ук-ради; не лги на друга своего...
"Розовые очки" - главный атрибут нашего поколения в молодости. Да что там в молодости. Этот "инструмент" всегда с нами, все-гда под рукой. Он стал неотъемлемой частью нашего духовного зрения.
Во взрослой же жизни многое оказалось не так.
Пришло тревожное время сомнений, осмысления, поиска истины и истинности. Помню, я - "твердый" атеист, комсомолец искренне удивился когда узнал, что все наши духовные нормы ни что иное, как заповеди Закона Божьего. Теологи утверждают, что, органически дополняющие друг друга божьи заветы были размещены на двух скрижалях, отражавших два вида любви:
первая - к Богу;
вторая - к людям, ближнему.
Будто предвидели наши мудрые пращуры, писавшие эти святые строки, что жить миряне будут по двум обособленным друг от друга укладам: с Богом и без него.
"Главное, - рассуждали они, - оставаться Человеком."
Некоторые же из нас, забыв о Главном, не устояв перед мирскими соблазнами, стали трактовать эти высшие нравственные постулаты "поудобней для себя". Так, отвергнув предписания первой скрижали (любовь к Богу), наше поколение творило себе кумиров, лгало на друзей и близких нам по духу людей (правда, как нам казалось, во имя "вселенской идеи" братства), предавало, оправдывая и оправдываясь...
Все это было, было ... Сегодня мы пожинаем урожай этого поля безнравственности и лицемерия. Будто неведомая рука провела нас по дья-вольским закоулкам, показав, разрушительность наших духовных заблуждений, оставив нас - великовозрастных детей - наедине с прожитым, с нашими ошибками и бедами.
А когда пришло время покаяния, не-ко-то-ры-е из нас мгновенно "перекрасились", впадая в еще более тяжкий грех:
они стали клясть прошлое, слепо отбивая поклоны настоящему, "сливая" на помойки истории не только своих друзей и наставников, но и саму веру в порядочность и духовные ценности...
Большая часть нашего поколения так и не увидит глубин собст-венного греха. Действительно, кто имеет право быть судьёй? Те, кто шагал с нами "плечом к плечу"? Кто убеждал "народ"? Кто бессовестно эксплуатировал светлые идеи?
Господа головлевы были во все времена... Только время способно расставить все по своим местам. Вот только жаль, что жизнь не бесконечна и мы (хотя бы со стороны) не увидим глубин этой ду-ховной пропасти.
Мы, шестидесятники уходим в Лету с твердым убеждением в том, что жили мы, все-таки, честно, без оглядки, не щадя ни себя, ни ближнего своего, искренне веруя в светлое будущее всего рода человеческого.
Следующим за нами поколениям ещё долго придется разбираться в этом нагромождении идей и идолов нашего времени. Понадобится не один десяток лет духовного строительства, чтобы сформулировать новую систему ценностей, выкорчевав из общественного сознания истинную информацию о нас...
Только надо ли уничтожать ПАМЯТЬ?
Говорят: "Умный учится на чужих ошибках, а заблудший на своих .... "
Интересно, конечно, было бы увидеть как изменят Мир идущие нам на смену?... Но ...
По крайней мере, постарайтесь не лицемерить перед ушедшим в прошлое сумбурным двадца-тым веком. Будьте терпимы к поступкам предков своих, их ошибкам, к самой истории своей мно-гострадальной Родины. Воспринимайте блаженных пращуров своих такими, какими они были на самом деле, не подводя под вульгарный исторический кич их жизненные мировоззрения, политические постулаты, разработанные недобросовестными историками.
А восприняв, бережно чтите эту ПАМЯТЬ, нисколько не сомневаясь в искренности незамысловатых, зачастую - не логичных, наивных и сентиментальных поступков предшествующих вам поколений.
Просто, они были немного другими. Но это не их вина... или заслу-га... Время было другое ...
И ещё. Не держите в своих душах зла. Уж очень обременителен этот груз... Да и в добром деле он не помощник... А вам ещё жить и жить!
С искренним уважением: Э. Н. Ермаков
Размышления в канун семидесятилетия - октября 2009 года …